Текст книги "Психология проклятий (СИ)"
Автор книги: Альма Либрем
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)
Мужчина остановился у двери – в библиотеке была отвратительная звукоизоляция, даже требование тишины не помогало так, как понимание – в читательском зале каждый шепоток усилится в десятки раз, а значит, библиотекарь обязательно узнает нарушителя и самым наглым образом отберёт у него читательский билет, эдакую для студента драгоценность.
– Здравствуйте, – мягкий, вкрадчивый голос Энниз доносился до Сагрона с невообразимой чёткостью. – Вы, вероятно, меня узнали? Нет? Я преподавательница с кафедры Измерительной Магии. Да-да, маг-метролог, вы совершенно правы. Нет, я у вас не преподавала и не буду, пришла скорее по личному делу, моя дорогая. Ведь вы Котэсса Арко, верно?
Сагрон понимал – надо бы войти, – но что-то его словно приковало к месту. Можно было подумать, что Энниз заколдовала его – но ведь она даже не видела мужчину, не могла и тень его заметить. И таким уж серьёзным да великим магом Фару тоже не была – самая простая волшебница, которая давно уже слишком много о себе возомнила, но некому было разочаровать её.
Нет. Он просто мысленно сам заставил себя стоять, а нынче подсознательно искал виновных в том, что не мог сдвинуться с места. А может, даже не виновных, а некое оправдание собственным действиям, если оно, разумеется, существовало. В этом-то как раз мужчина совсем не был уверен.
Он закрыл глаза, пытаясь прислушаться к разговору между Тэссой и Энниз. Что, в конце концов, могла сказать студентке его несложившаяся любовница, в глазах Сагрона такая же очередная, как и все остальные?
– Я хотела поговорить с вами относительно Сагрона, Сагрона Дэрри, – змея! Змея, а не женщина – ядовитая, скользкая, гадкая, а самое главное, что он мог ей предъявить? Сейчас показываться было бы уже слишком поздно, Энниз однозначно устроила бы скандал и вытянула на какой-то очередной подозрительный разговор.
– Да? А что вы о нём хотите мне сказать? Или, может быть, услышать? – Котэсса отвечала чуть тише, осведомлённая об отвратительной звукоизоляции, но всё равно в её голосе не чувствовалось особого напряжения и неуверенности. Можно сказать, она пыталась расслабиться и говорить ровно и уверенно, но почему-то отвратительное упрямство явившейся Энниз сбивало с толку не только её одну.
Сагрона тоже.
– Проблема в том, что у нас всё так хорошо шло… – прошептала почти что Энниз. – Но, однако, примерно в начале лета его словно подменили. Эти четыре с чем-то двадцатки я буквально сходила с ума. Если вы меня понимаете. Да, Сагрон мужчина, за которого следует бороться…
– Пожалуйста, побыстрее. Мне надо работать.
Голос Котэссы звучал суше.
– Понимаете, – продолжила Энниз, – да, Сагрон в последнее время проводит с вами слишком много времени. Если между вами что-то есть, я бы не хотела влезать, но и тешить себя глупыми надеждами тоже. Это ведь жестоко по отношению ко мне, не находите? – Котэсса молчала, но, очевидно, согласно кивнула, потому как женщина продолжила с новым приплывом вдохновения. – Я была уверена в том, что он любил меня, и его обещания меня в этом убеждали… Но сейчас, хотя я вижу в его взгляде слишком много восторга и любви, он даже не пытается прикоснуться ко мне. Это странно. Для мужчины – взрослого и самодостаточного мужчины, – этого невыносимо мало. Может быть, вы, по своей неопытности, не осознаёте…
– Вы можете не переживать, – Котэсса ответила достаточно холодно и уверенно. – Между нами и господином Сагроном ничего не случилось. А холоден он с вами исключительно благодаря проклятию, которое случайно подхватил на экзамене. Да, небольшие накладки учебного процесса, вам, вероятно, это должно быть известно.
Энниз, наверное, улыбнулась – по крайней мере, Тэссу прервал мягкий, нежный смех змеи. Сагрон был уверен – он не мог пошевелиться не только потому, что не хотел прерывать разговор. Что-то его сдерживало – неужели она и вправду наложила какое-нибудь сдерживающее заклинание на дверь? А ломать его просто смешно – вероятно, это что-то на психологическом уровне.
Психология проклятий, чтоб её!
– А какое проклятие? – уточнила Энниз.
– Увы, – Котэсса вздохнула, – но мне это неизвестно. Скорее всего, что-то из нашего курса по Боевой Магии, по Проклятиям, если точнее. Но я не уверена, что оно было программным. Знаю только, что действует год. Доцент Сагрон просто немного интересовался моими познаниями в этом плане – могу ли я снять это проклятие. Но, к сожалению, это не в моих силах. Но гарантирую, – Сагрон прямо-таки видел, как она прищурилась, – что у меня и в мыслях не было вставать между вами и вашим возлюбленным. Да и зачем? Неужели мне больше нечего делать?
– Ну, знаете, – Энниз теперь говорила уже чуточку громче, – многих греет исключительно чужое счастье. Приятно слушать, что вы не из таких людей, но ни в чём нельзя быть до конца уверенным.
– Вы можете не сомневаться во мне, – сухо ответила Котэсса. – Чужое счастье, а уж тем более господин доцент, меня совершенно не интересуют. Особенно учитывая тот факт, что вы назвали себя его возлюбленной.
– Почти невестой.
– Тем более. Что-нибудь ещё?
Сагрон скривился. Теперь, прищурившись, он видел слабое мерцание на двери – Энниз, очевидно, умудрилась наложить какое-то заклятие столь умело, что он даже не разглядел его с первой попытки. А теперь, когда понял, что оно существовало, поздно уже было что-либо исправлять.
Женщина довольно вышла из библиотеки, покачивая бёдрами, привычно соблазнительная, в одном из лучших своих нарядов. Цвет бордо, под позднюю осень, не слишком шёл к её рыжим волосам, но теперь, когда она сменила оттенок, всё выглядело куда лучше обычного.
И если бы не проклятие, может быть, Сагрон и не удержался бы – слишком привлекательной показалась бы в таком случае ему Энниз. Но сейчас все мысли были о Котэссе. Мужчина лишь заметил, как легко оторвалась та самая полупрозрачная розоватая дымка от двери, скользнув следом за Фару.
– О, милый, – она остановилась напротив него. – Проклятие на год! Какой кошмар. Твоя ученица открыла мне большой секрет – жаль, что эту тайну ты не захотел открыть ещё и мне. А ведь я не такой уж и плохой проклятийник.
– Ты маг-метролог, – покачал головой Сагрон, – а не проклятийник, Энниз. И мне очень интересно, зачем ты вообще наведалась к моим студенткам?
– Я подумала, – улыбнулась она, – что может быть очень полезно воспользоваться тем самым артефактом. Неужели ты не подумал об этом? Мне кажется, как человек профессиональный, должен был бы хоть задуматься. Нет?
Он промолчал. А что было ответить? Сказать, что он и вправду иногда вспоминал об артефакте, или, может быть, солгать, заявить, будто бы это проклятие его отнюдь не смущает, а он готов с гордостью нести эту странную ношу на своих плечах ещё очень долго – и не обращать никакого внимания на то, как его это будет притеснять? Или, может быть, совсем уж высказаться правдиво и заявить, что Котэсса – лучшее, что могло быть причиной его проклятья.
Уж не говоря о том, что она была единственным ключиком к избавлению от него.
– Мне кажется, – протянул Сагрон, – артефакт не для того привозят в НУМ, чтобы такая ерунда переползала на него. К тому же, насколько мне известно, у вас на факультете его как раз собирались внимательно изучить и попытаться сделать промышленные копии. Вот на них и можно было бы сгружать всевозможные проклятья. Почему б и нет?
Фару усмехнулась и покачала головой.
– Ты неисправим, – мягко улыбнулась она. – Мне кажется, надо немного активнее разбираться со своими проклятиями, а не просто ждать того момента, когда наконец-то истечёт год. Целое лето, Сагрон. У тебя что-то с кожей, ты позеленел? Или, может быть, у тебя страшные боли? Что за проклятье, – она сделала шаг ему навстречу, – что ты не позволяешь даже мнимого прикосновения к тебе? Или, может быть…
– Оно заразно, – сообщил Сагрон. – Невероятно заразно.
– Ты прикасаешься к людям.
– О! – он скривился. – Оно заразно исключительно для тех, кто испытывает желание к объекту проклятия. И, разумеется, является существом порочным. Боюсь, Энниз…
– А ты полагаешь, что эта… Как её, Котэсса? Полагаешь, что она не испытывает по отношению к тебе ну совершенно никакого желания? О. Наверное, как для мужчины, это очень болезненно – признавать подобные факты о себе.
– Почему же? Я уверен в том, что на неё подобное проклятие не падет совершенно по другой причине. Скажем так, по второму пункту.
Энниз хмыкнула.
– Задумайся об артефакте. Я могла бы тебе помочь. И весьма неплохо помочь. Знаешь, ведь это мой факультет, в конце концов.
– Зато это совершенно не твоя кафедра, – возразил Сагрон. – Я вообще с трудом понимаю, как Измерительная Магия оказалась на факультете защитной, но Небеса с вами, только ещё с этим мне не приходилось разбираться. Просто не понимаю, почему ты так активно предлагаешь мне свою помощь. В этом есть что-нибудь крайне любопытное, не думаешь?
Энниз пожала плечами. Она попыталась сделать вид, что не расслышала ни единого оттенка оскорбления или заверения в собственной бесполезности в его словах, поэтому только равнодушно, ещё и гордо вскинув голову, прошла мимо, но помогло это мало. Сагрон всё равно перехватил злой, раздражённый взгляд, в её исполнении казавшийся едва ли не личной подписью.
…Вздохнув, он только переступил порог библиотеки, подумав, что с Котэссой поговорить всё-таки надо было бы – и тут же столкнулся с немного обиженным, мрачноватым её взглядом.
– Здравствуй, – промолвил он. – Как работается?
– Замечательно, – пожала плечами девушка. – Минуту назад у меня был очень любопытный разговор с одной прекраснейшей женщиной. Она представилась как Энниз Фару, ваша почти что невеста.
– Ваша?
– Ну, конечно, – согласно кивнула Котэсса. – Не хочу вставать на пути вашей любви, – она подошла к нему, солнечно улыбнулась и похлопала по плечу. – При таких условиях ей вы ведь тоже не сможете изменять, верно?
Он не успел проронить ни единого слова в свою защиту, потому что Арко просто прошла мимо и направилась к очередному стенду с книгами.
– Подожди! – окликнул её Сагрон, наплевав на то, что в библиотеке принято было сохранять хотя бы относительную тишину. – Тебе не следовало бы так серьёзно воспринимать её слова…
– Да? – удивлённо переспросила девушка. – А мне казалось, что она говорила вполне искренне. Но, так или иначе, это ведь не повлияет на моё решение. Господин доцент, – её светло-карие глаза теперь сверкали отчаянной уверенностью, – я могу казаться вам какой угодно, но одно вы должны понимать максимально точно. Я никогда не позволю никому – будь он проклят или нет, – прикоснуться ко мне без любви. А вашу будущую молодую семью, увы, разрушать не посмею. Мне очень жаль. Надеюсь, это никак не повлияет на моё обучение в НУМе.
Сагрон поперхнулся.
С одной стороны, это могла взыграть в ней ревность – и ему, как мужчине, должно быть лестно. Но… А с другой – ведь он не делал ничего такого, да и Энниз выдумала всё без исключения. Котэсса не казалась той, что пойдёт и будет рыдать в подушку, она скорее походила на девушку, что действительно сделает вид, будто бы ничего не произошло, и продолжит дальше уверенно и быстро шагать по жизненному пути. Но вот Сагрон не сомневался, что и в первом, и во втором случае он окажется именно пострадавшей стороной, а не победителем.
Разумеется, Энниз Фару понятия не имела, какого характера его проклятие. Но она вполне ясно осознавала, что Котэсса ему для чего-то нужна, и старательно это уничтожила. А ещё – она не была из тех, кто столь старательно добивался бы внимания со стороны мужчины, а значит, ей было что-то от него нужно. Знать бы только, что именно…
Он повернулся к Котэссе, намереваясь хотя бы с нею помириться для начала, но девушка уже скрылась где-то между стеллажами, растворилась в узких проходах между сотен и тысяч книг, и догонять её казалось бесполезным. Более того, Сагрон был совершенно уверен, что обыкновенного "я не виноват" девушке будет однозначно мало.
А ещё – что ему срочно нужно потребовать, чтобы бакалаврскую работу она защищала именно под его руководством.
Глава 12
Профессор Куоки рано утром уже был у себя в кабинете. Вообще-то он не был особо утренней пташкой, но сегодняшний день почему-то стал редким исключением из правила.
Сагрон осторожно постучал к нему в дверь, отлично зная, что раз уж мужчина на месте, значит, случилось что-то дома, а он совершенно не в духе. Правда, господин Толин редко пребывал в хорошем расположении духа, но вот портить людям жизнь он намеревался только тогда, когда те нагло вставали у него на пути и пытались прервать замечательный предработный или вовремяработный сон.
По крайней мере, намеренно портить – потому что случайно у него получалось очень часто, очень со многими, да и вообще, невообразимо нагло. Сагрон не сомневался, что существовала по меньшей мере сотня бакалавров и две сотни магистров, что искренне проклинали профессора Куоки за все годы его трудов. Но, к сожалению, он был стойким мужчиной и на такие крики совершенно не вёлся – словно не реагировал на них, закалив свою кожу и магический щит заодно.
– Войдите, – сонно промолвил по ту сторону двери Куоки. – Кто там? Войдите!
Он вновь вернулся к своей странной привычке повторять одни и те же фразы по нескольку раз. Сагрон списывал это на глухоту – сам Толин уже давно слышал только половину того, что ему говорили, а понимал и того меньше, вот и всем пытался повторить два-три раза, дабы уж точно информация добралась до адресата.
Дверь широко распахнулась, не успел Дэрри даже прикоснуться к ней ещё раз. На пороге замер какой-то до ужаса возмущённый мужчина.
– Вы могли бы, – повернулся он к Куоки, – и уделить мне немного больше времени, а не просить войти какого-нибудь… сопляка!
По рокочущим интонациям и поддельной властности жестов Сагрон наконец-то узнал его – Жодор Ольи собственной персоной.
– Идите-идите, – замахал на него руками Куоки. – Я понятия не имею, что с вами делать. У вас жена – высшего класса боевой маг, вот пусть она вам и помогает избавиться от этого предмета. Идите-идите!
– Моя жена тут не поможет, а только усугубит ситуацию! – возмутился Жодор. – Говорю же вам, я…
– Простите, – раздражённо обратился к нему Сагрон, – но вас вполне внятно попросили уйти. Будьте добры, не мешайте господину профессору. У него и без вас полно работы!
Жодор повернулся к Сагрону. Он, казалось, был готов буквально лопнуть от гнева. Обычно мужчина находился в неплохом расположении духа, ну, по крайней мере, сравнительно с остальными представителями такого сложения и характера людей. Но сейчас будто бы пылал гневом и отчаянным раздражением, а от одного только вида Дэрри ему словно хотелось растерзать весь мир на мелкие кусочки и потоптаться по ним, попрыгать, чтобы закрепить свой отвратительнейший эффект.
Он вскинул руку, собираясь что-то пробормотать, а то и проклясть необыкновенно властным тоном, но отчего-то не вышло. От такого наглого жеста немного задрался его камзол, и хвост – точнее, два хвоста, – показались всему честному миру.
Куоки захихикал, потирая свои сухонькие ручонки. Он завертелся на своём кресле, с таким довольным выражением лица изучая следы жодоровых мучений, что Сагрону даже на миг стало того жаль.
Пока он не узнал проклятие.
– М-м-м-м, – протянул довольно он, – как это мило выглядит! Скажите, это крысиные? Или какие?
Хвосты на самом деле были длинными, чешуйчатыми, но совершенно безвредными и довольно гибкими. По крайней мере, так казалось со стороны. Сагрона не устраивали ни хвосты, ни ожоги – он бы с удовольствием обошёлся без всякого рода увечий со стороны проклятия. Но, очевидно, Ольи полагал иначе.
– Не ваше дело! – прошипел он.
– Почему же? – удивился Сагрон, справедливо полагая, что хотя бы один из хвостов был получен именно тогда, когда Хелена застала своего супруга рядом с подругой её дочери, причём винила она в случившемся уж явно не Котэссу. – Как раз очень даже моё. Вы довольно любопытно выглядите, господин Ольи. Мне кажется, всё это следует самым тщательным образом изучить…
– От этого, – прошипел мужчина, – надо просто элементарно избавиться. Изучать ничего не нужно!
– Избавиться? Нет проблем! Скажите, они очень чувствительные? – один из хвостов хлестнул по воздуху, будто бы кнут, но Сагрон, достав платок, чтобы прикрыть пальцы, поймал его за самый кончик и потянул. Жодор вскрикнул. – Как прелестно! Наверное, самым лучшим методом будет рубка. Господин Куоки, – он повернулся к заведующему, – у вас есть ножик? Можно самый обыкновенный. Для резки бумаги, да. Вон тот подойдёт. Справа, на столе… вот этот, да, да, господин Куоки, именно он. Подадите его мне? А, я сам подойду! – Дэрри протиснулся мимо Жодора, ни на миг не отпуская его хвост, взял в руки нож и примерился, собираясь уже прямо сейчас, по живому, резать. – Вот тут вот сделать тоненькую полоску. Или, может быть, чуть повыше? Скажите, господин Ольи, а он сильно кровоточит?
Жодор взвыл.
– Изверги! – возмутился он. – Я отправлюсь на другой факультет и буду искать там нормальных, настоящих волшебников, а не тех, кто будет предлагать мне избавиться от проклятия путём отрезания!
– Простите, – вздохнул Сагрон, – но с проклятиями всё работает иначе. Для начала надо определить причину. А так же обстоятельства – уж поверьте, это отнюдь не помешает. Если отросток не физического происхождения, а магического, вы просто обязаны лечь в нашу лечебницу и позволить нам это отпилить. Мы должны увидеть, насколько проклятие реально изменяет ваше тело, провести дополнительные испытания… Реакция на ожоги, на воду…
На этой фразе Жодор взвыл повторно и вылетел из кабинета, едва не прищемив себе же хвост дверью. Сагрон только равнодушно пожал плечами, всем своим видом показывая, что ему абсолютно наплевать на судьбу этого самого хвоста, и повернулся к Куоки.
– Господин профессор, – промолвил он, – я к вам по очень важному делу. Разумеется, господин Жодор тоже был по важному, – мужчина ухмыльнулся, – но у меня оно не касается хвостов.
– Да? – Куоки указал своей сухой рукой на кресло. – Прошу. Присаживайтесь. Рад, рад видеть одного из своих преподавателей, а не этого шарлатана из соседней кафедры. Уверен, он просто пытался выведать у меня, как именно сотворены мои невероятные часы!
Сагрон вздохнул. Невероятные часы были сотворены точно так же, как и все остальные, самые обыкновенные, но, увы, профессор этого принимать не желал, навязывая своё мнение каждому, кто только переступал черту его кабинета.
А ещё, увы, он пришёл как раз же по подобному хвостатому делу, только, может быть, симптомы у него находились не на столь запущенном этапе. Но – всё может быть. Проклятье Элеанор проявляло себя совершенно по-разному.
Сагрону получить хвост не хотелось. Ему куда больше нравилась мысль о Котэссе – по крайней мере, проклятье не привязало его к какой-нибудь отвратительной девице, страшненькой, толстенькой, всей с ног до головы покрытой прыщами…
А могло ведь. Если это проклятье так просто срабатывает, а требует небольшого энергетического разлёта, то так можно проклясть кому угодно кого угодно. И если на проклятуемого накладываются такие страшные ограничения, то почему проклинающий не несёт никакой ответственности? Что должно останавливать людей от использования этого проклятия в качестве обыкновенной глупой мести? О какой верности могла идти речь, если они с Котэссой первый день знакомы?
Сагрону это всё совершенно не нравилось. Ему казалось, что кто-нибудь не особо глубокомысленный мог сотворить подобное проклятье, но не Элеанор. Идеальная девушка у идеальных родителей – хорошо, идеальной матери, – не могла бы сделать ничего, чем можно было так легко воспользоваться во вред.
Идеи упорно цеплялись одна за другую, но мужчина только мотнул головой, отгоняя от себя подальше все дурные мысли.
Нет, определённо, это было просто смешно – такое простое проклятие, так легко выполняется, что Котэсса без понимания особенностей, не будучи магом высочайшей категории, так просто влила в него свою силу…
– Господин Сагрон, – кашлянул профессор Куоки, – дорогуша, вы так и будете молчать? Простите, но мне показалось, что вы пришли с каким-то делом, а сейчас просто сели и смотрите в одну точку. Милый, я понимаю, все мы очень устаём, но это со стороны показалось мне довольно подозрительным. Вы заболели? Вы пришли просить внеплановый отпуск?
– Нет, – покачал головой Дэрри. – Я пришёл попросить вас отдать мне одну девушку в бакалавры. Вы выбрали её для себя, но…
– Ну, вы ведь знаете, что я провожу тщательный отбор студентов.
Да ничего он не проводит! Сагрону до жути хотелось выкрикнуть это прямо в лицо заведующему, но он прикусил язык, понимая умом, чем это ему грозило. Ему ведь сейчас нужен не враг, а положительно настроенный профессор, который легко и просто отдаст Котэссу.
– Позвольте, – вздохнул он, – всё-таки поменяться с вами. Один раз. Я понимаю, что буду перед вами в величайшем долгу, поэтому обещаю отдать своего лучшего студента – из тех, что сам подобрал. Но эта студентка…
– Сагрон, милый, зачем она вам настолько, чтобы вы отдавали за неё своего лучшего студента?
– Понимаете…
– Вы влюбились? – полюбопытствовал Куоки.
Сагрон вздохнул. И как на это реагировать? Что говорить? Как бы он ни ответил, это всё равно не порадует профессора Куоки, в этом мужчина был совершенно уверен. Он точно знал, что не имел никакого права сказать чистую правду. Это бы подставило Котэссу в первую очередь, потому как оскорблять преподавателей, а уж тем более проклинать их категорически запрещено. Разумеется, она бы пострадала, а от этого ни ему, ни самой девушке не стало бы лучше.
Нет – но работать вместе над бакалаврской означало проводить много времени вместе. А вот на это Сагрон, вопреки всему, надеялся. Ему казалось, что это может оказаться однозначно полезным, с любого ракурса, с любой точки зрения. Котэсса была нужна ему, хотя мужчина конкретно и не мог обосновать, что же вызывало такое удивительное притяжение. Неужели всё дело было только в проклятии? Но ведь это совершенно банально.
Нет, он был уверен, что Тэсса – это больше, чем сочетание каких-то слов и волшебной энергии. Жаль только, она сама вряд ли в это поверит. Поэтому фактический повод для пребывания вместе был ему необходим. Необходим просто-таки до безумия.
– Я прошу вас, – выдохнул он, глядя на мужчину, – прошу вас мне помочь. Вы не понимаете, профессор Куоки?
– Послушайте, для того, чтобы я отдал вам студентку, я должен иметь веские причины…
Да что за надоедливый дедок!
Сагрон посмотрел ему в глаза. Сделать это было довольно трудно – на лбу красовался всё тот же присохший осенний листок, и теперь Дэрри отлично понимал, что жена от студентов профессора Куоки не спасла.
– Однажды, – мечтательно прищурившись, вдруг протянул Толин, – я встретил свою супругу среди студентов. Вот то были прекрасные времена и достойные нравы, то была причина, что могла бы заставить кого угодно…
– Профессор Куоки! – моментально сориентировался Сагрон. – Профессор Куоки! – он попытался состроить самое страдающее выражение лица, на которое только был способен. – Значит, вы обязательно должны меня понять. Я… Я не могу без неё дышать. Мне кажется, что когда её нет рядом, останавливается солнце, оно больше не светит, оно перестало своими благодатными лучами касаться нашего мира. Когда она не рядом, я чувствую, как перехватывает моё дыхание, как мне с каждым мгновением становится всё хуже и хуже…
– Полно вам, дорогуша…
– Нет же! – прервал его воистину театральным жестом Сагрон, поймав себя на мысли, что надо было идти в университет каких-нибудь художеств или даже на актёра. По крайней мере, проклятье бы он точно там не схлопотал – публика ещё та, но зато она совершенно не умеет волшебствовать. – Без неё мой мир становится блеклым и серым, без неё мне не хочется дышать, не хочется ходить. Я готов умереть. И тут я узнаю, что девушка, девушка, которой я могу помочь совершенно бескорыстно, девушка, о которой я мечтаю каждую ночь и каждый день, девушка, что совершенно меня не замечает… ах! Вы не представляете, какая это беда – когда вокруг вашей возлюбленной постоянно крутятся какие-то посторонние мужчины, – он позволил в голосе мелькнуть совсем уж надрывной нотке. – Когда всё это превращается в вечный круговорот ревности, которую я даже не могу ей высказать. Потому что боюсь. И тут – и тут её, мою прелесть, бриллиант души моей, свет очей моих, выбираете вы!
Профессор Куоки опешил. Он закашлялся – хотя до этого не проронил ни слова, а болтал без конца именно Сагрон. Потом моргнул – так, словно в последний раз в своей жизни, – и только тогда наконец-то посмотрел на Дэрри.
– Позвольте, – начал он, – вы хотите сказать, что для вашей возлюбленной я буду плохим научным руководителем? Что мои инновационные часы…
– Да что вы! – замахал руками Сагрон, едва ли не попав Куоки в глаз. – Что вы! Вы не понимаете, вы не слышите меня, вы не желаете понять. Вы не желаете почувствовать весь бесконечный масштаб моей невероятной беды. Она прекрасна, моя милая возлюбленная, и она не может не оценить вашу инновационную разработку, – да, конечно, только идиот не оценит то, что никому не нужно и что инновационным на кафедре именуется ещё с той поры, когда самого Дэрри не было и в планах на рождение, – она, несомненно, загорится избранной вами темой, она бросится в неё с головой, она с ума сойдёт от того, сколько необъятной информации её окружит… и совершенно обо мне забудет. Забудет навеки. Забудет – или даже не пожелает узнать. Я думал, что буду помогать ей, что возьму тему, над которой мы будем трудиться вместе, что совсем-совсем скоро она посмеет меня заметит – и тогда всё будет хорошо. Но теперь… Теперь у меня, увы, нет ни единого шанса.
Куоки смахнул слезу. Лист теперь сполз ему на переносицу, но всё ещё не попался на глаза. Он потёр лоб, но так и не почувствовал ничего, что могло бы вызывать посторонние взгляды, а после даже позволил себе громко и довольно чутко всхлипнуть.
– Дорогуша! Что ж вы не сказали, – охнул он. – Что ж вы не сказали. Что ж вы не сказали… Что ж вы не…
– Я боялся, – прервал его Сагрон, – что вы можете меня не понять. Что вы обвините меня в эгоизме. Я готов отдать вам своего лучшего бакалавра – только позвольте мне вести её. Умоляю вас, господин Куоки. Прошу! Вы понимаете, я готов на всё, что угодно, лишь бы только…
– Ладно, ладно! – махнул рукой Куоки. – Я вас понимаю. Вы влюблённый мужчина, а ради любви я и сам готов отдать своего бакалавра. Кого вы желаете, мой дорогой?
– Котэссу Арко.
Куоки остановился. Будь он хоть немного осведомлён, может быть, и не решился б отдать лучшее из того, что выбрал, но, позабыв совершенно все имена, он только пожал плечами.
– Пускай, – вздохнул он. – Если вы её до такой степени любите, я готов отдать вам её. Но, скажите же, кого вы хотите дать мне взамен? Ведь я отдаю, как вы выражаетесь, лучшую из лучших…
– В моих глазах.
– В чьих бы то ни было, – возразил Куоки, – а всё-таки лучшую из лучших.
– Вы не представляете, кого я вам дам взамен! – Сагрон вздохнул и потянулся к списку бакалавров, что как раз лежал на столе перед Куоки – тот должен был подписаться под ним. – Вот. Только послушайте. Окор Шанук. Великолепнейший студент. Невообразимо острый ум!
– Но, – хмыкнул неуверенно Толин, – у него очень низкий средний балл за прошлую сессию. Я б не сказал, что это признак такого уж идеального студента.
– Да что же вы! Давайте мыслить вне рамок! – выдохнул Сагрон. – Вы не представляете, насколько это талантливый молодой человек! Да, он провалил сессию, и я сам полагал, будто бы он отвратительный студент, но когда узнал о том, чем именно он занимается, когда осознал всю невообразимую важность его проекта… Вы не поверите! Его интересуют именно новые системы исчисления. Вдохновившись вашими инновационными часами, он решил копать дальше и глубже в этом направлении. Он решил изучить всё, что не позволяет стрелкам двигаться в правильном ритме, что сбивает их. Силовое поле, проклятийные волны… Вы даже себе не представляете, как далеко он зашёл. Скажу вам по секрету, этот молодой человек, – Сагрон понизил голос до шёпота, подался вперёд, и Куоки тоже подвинулся к нему, прислушиваясь невероятно внимательно, – умудрился создать первый работающий экземпляр. Конечно, его часы всё ещё не точны, но они всё же позволяют…
– Ох! – кажется, Куоки был совершенно покорён. – Вы правы. Это более чем равноценный обмен. Забирайте свою Котэссу, пусть, пусть. Только отдайте мне этого Окора. Я понимаю, вы идёте на невероятные жертвы, дорогуша, но оно того стоит. Ради любви, ради…
– Ради часов!
– Именно! – закивал профессор. – Ради часов!
Сейчас он, невообразимо довольный, сияющий от счастья, буквально сливался с атмосферой кабинета. Такой же седой, как и белая мебель, такой же раскрасневшийся, как странная розовая скатерть, наброшенная на рабочую поверхность его стола, скорее всего, связанная вручную его супругой. Профессор Куоки теперь сиял от счастья – он то и дело тянулся к проплешине по голове и хлопал себя по ней, словно радовался тому, что сумел отхватить такого великолепного студента.
Сагрон заулыбался ещё ярче.
– Спасибо вам огромное, – промолвил он, поспешно внося коррективы в лист с бакалаврами. – Огромное спасибо. Я очень рад, что вы полни мне навстречу – это самый большой дар, который только кто-то когда-либо мне делал. Спасибо! Спасибо, профессор Куоки! – и он прижал лист к груди. – Вы позволите мне его вывесить? Этот лист? Чтобы студенты уже знали, к кому они попали, и ничего нельзя было исправить?
– Так он висел вчера до полудня…
– Но Окор и Котэсса могли его не увидеть! А теперь они посмотрят – и представляете, как Шанук обрадуется, когда осознает, что вынужден будет работать со своим кумиром? Вынужден – да, это вышло случайно, но зато теперь ему не придётся пояснять мне, почему так произошло, почему он с вами. Он не будет бояться меня обидеть…
– Вы правы, – согласился Куоки. – Идите, мой дорогой, вы совершенно, абсолютно верно всё мне сказали. Это единственное правильное решение. Ваша возлюбленная будет рядом с вами и вскоре осознает, на что вы готовы ради неё. А я буду работать с Окором, мы наконец-то с ним сможем понять, что именно пошло не так в часах. Нет, я уже знаю, конечно…
Но он вновь, казалось, потерялся в пространстве и говорил уже сам с собой. Сагрон тихо поднялся и направился к двери, кивая каждую секунду и держа в руках лист с распределением бакалавров. Разумеется, всё это было нечестно, а Котэсса, может быть, и хотела работать над инновационными часами, но на самом деле мужчина в этом очень сомневался.
