Текст книги "Психология проклятий (СИ)"
Автор книги: Альма Либрем
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц)
– Да мне он и не…
– Не нужен, как же! Не имеет значения, – Элеанор потянула её за собой и как-то совершенно незаметно отобрала сумку. – В любом случае, я уверена, у тебя есть какой-нибудь возлюбленный. Есть? Нет? Как же! – она замерла. – Ну, в таком случае, – она лучезарно улыбнулась, – не посылай Сагрона особенно далеко. Но посылай, – она подмигнула. – Это ж мужчина. Охотник. Особенно такие, как он – для него отказ служит самым прекрасным стимулом на свете…
Она говорила и дальше. Котэсса послушно кивала – от взрыва энергии, которым была на самом деле Элеанор, становилось как-то не по себе.
В эту бесконечную тираду, казалось, нельзя было вставить ни единого слова – она всё повторяла и повторяла какие-то ритуальные фразы, втолковывала ей, как следует на самом деле жить, вела по кругу…
Или, может быть, Котэссе просто так казалось.
В любом случае, она была ей безумно благодарна – ведь если б не Элеанор, то Тэссе просто не было бы где спать! Но сейчас так хотелось тишины, так хотелось покоя…
Меньше, правда, чем крова над головой. Меньше, чем обещанных лекарств от профессора Хелены, меньше, чем свободы от доцента Ойтко – а это-то как раз могла гарантировать госпожа Ольи, ведь она на кафедре имела влияние едва ли не большее, чем сам заведующий…
Мысли окончательно спутались в голове, а перед глазами всё приплясывало изображение Сагрона.
Котэсса улыбнулась сама себе и подумала – а может, оно и к лучшему? По крайней мере, меньше женщин будет по нему вздыхать.
Он будет приносить меньше проблем.
Она сама впервые в жизни почувствует себя чем-то большим, чем просто студенткой.
Кому-то нужной.
Прямо-таки до жжения поцелуев на груди! И это посреди НУМа, под пристальным надзором Ойтко – и как же, а самое главное, с кем он это умудрился?!
Глава 6
…Всю последующую неделю Сагрон так и не появился в университете.
Котэсса приходила. На расспросы Ойтко – разумеется, длившиеся только первые пять минут дня, после они обе увлекались работой, – она лишь равнодушно пожала плечами, показывая, что и вправду понятия не имеет, каковы причины подобной халатности с его стороны. Не то чтобы Литория была очень удивлена – она совершенно не доверяла мужчинам ни в каком проявлении, разумеется, за исключением собственного супруга да декана, казавшегося женщине едва ли не идеалом правопорядка. Потому, покивав, уточнив, не соблазнилась ли Котэсса на глупые заверения со стороны Сагрона, услышав, что нет, она успокоилась окончательно, добавила ещё три папки, на фоне предыдущих казавшиеся уже не такими-то и страшными и куда-то убежала.
Арко сначала казалось, что рука её сейчас попросту отвалится или превратится в ненужный придаток к телу, но со временем она даже как-то привыкла к тому, что вынуждена была постоянно что-то писать, а самое главное – и это было приятнее всего, – никто не мешал глупыми намёками, никто не маячил перед глазами, как живое напоминание о том, что она виновна во всех его горестях, да и вообще, жизнь стала спокойной и какой-то даже приятной.
Котэсса не жалела, что не поехала к родителям. Единственной проблемой города было отсутствие жилья – но теперь, после полученного от матери гневного письма, она справедливо полагала, что даже если б госпожа Хелена её не приютила, всё равно легче было бы спать на скамье, чем страдать от родительского гнёта дома. В письме шла речь о каких-то там привилегиях незамужней барышни, о новоизобретённой ярмарке кавалеров и, что самое главное, о том, как соседский парень, будучи в полтора раза старше, шире и ниже, бросил свою предыдущую супругу и был готов жениться ещё как минимум раз. Разумеется, в округе есть невесты и побогаче, но Тэсси – маг, поэтому, наверное, для него было бы очень удобно и очень…
На этом моменте девушка закрыла письмо, написала в ответ короткую записку о том, что не вернётся в отчий дом – делать ей там нечего, а тут полно работы, – сообщила, что сменила адрес, потому что тётка банально выставила её из дома…
А потом, вдруг решив прислушаться к наставлениям со стороны Элеанор, написала ещё и, что у неё теперь нет совершенно никакой возможности отправлять родителям такую сумму денег. И денежный перевод с этим письмом не отправила, во-первых, потому, что новой стипендии ещё не было, а во-вторых, потому, что не могло быть вечным гостеприимство четы Ольи.
Госпожа Хелена, впрочем, относилась к ней очень хорошо. Приняла радостно – как лучшую подругу своей дочери, что от начала времён, казалось, не приводила в дом ничего, кроме книг, книг и ещё раз книг (некоторые библиотечные экземпляры в самом деле умели отращивать ноги), поселила в гостиной, выставила целый арсенал средств от насморка, от кашля и от простуды, а после, игнорируя то, что можно вызвать и целителя, сама выбрала то, что считала нужным.
Котэсса отказать не могла. Она пыталась – но дежурные фразы вроде "это дорого" прерывались уверенным заявлением, что первый проректор университета получает немалые деньги, уж куда больше, чем студентка даже с повышенной стипендией, а значит, она вполне может помочь, если, конечно, Котэсса перестанет возмущаться и отодвигаться от каждого лекарственного средства, что ей подсунут. И – она перестала, потому что это было по меньшей мере некультурно, да и нагло отвергать столь благодушно предложенную ей помощь.
Вылечилась. По крайней мере, Тэссе так казалось. А самое главное, совершенно позабыла о Сагроне – он не показывался на глаза, не давал о себе знать, а значит, не желал иметь с нею никакого дела. Воспоминания больно обжигали этой странной цепочкой поцелуев-ожогов на груди, но Котэсса была ему не девушкой, не женой, а просто случайной проклявшей, так что и это поспешно выбросила из головы. Ну, или думала, что выбросила, искренне надеялась на это, но окончательно позабыть всё-таки не смогла.
Элеанор о нём больше не напоминала. Она с головой ушла в диссертацию, постоянно бежала куда-то, почти не разговаривала ни с кем, даже с собственной матерью, да и дома появлялась только для того, чтобы поспешно съесть ужин и лечь спать, а утром – глотнуть всё то, что предложили на завтрак, и вновь быстро умчаться в университет. Где она обедала, было тем ещё вопросом, но госпожа Хелена, наверное, привыкла к подобному поведению своей дочери и его уже не задавала. Успокоилась, смирилась, выбросила из головы? Это уже тоже не имело никакого значения.
Но в последние дни профессор Ольи всё мрачнела и мрачнела. Казалось, её что-то тяготило, и Котэсса никак не могла понять – её ли присутствие тому виной? А может, что-то вновь произошло в университете, просто госпожа Хелена предпочитает не делиться подробностями со всеми вокруг? Не осветляет всех проблем, которые встречаются в НУМе?
…Элеанор вновь не было дома – работала, сказала, что будет поздно. Профессор Ольи сидела на столом, подбивала какие-то сметы, что-то определяла для университета и с каждым мгновением всё больше и больше мрачнела.
– Завтра вечером, – нарушила она тишину, воцарившуюся на кухне, – возвращается мой благоверный.
Последнее слово было произнесено с таким оттенком недовольства и презрения, будто б Хелена мысленно была готова пожелать супругу всего, что угодно, только не всех благ. Элеанор говорила, конечно, что родители не ладили, и Сагрон предупреждал о странных предпочтениях господина Ольи, но Котэсса надеялась на то, что сможет разобраться с общежитием как-то до того момента, как он вернётся. Одна беда – в общежитии её банально послали куда подальше, а Хелена сказала, что можно оставаться практически до осени. Может быть, не учла фактор своего мужа, об этом девушке судить было трудно. Или специально? Предпочитала игнорировать его и закрывать глаза на всё, что может? Достаточно доверяла Тэссе?
Ответить она не могла. По крайней мере, не без разговора с профессором Ольи, а этого себе Котэсса не позволяла.
– Мне стоит, – начала неуверенно она, – подыскать себе другое жильё… Я и так задержалась у вас в гостях…
– Не выдумывай, – отмахнулась Хелена. – Все мы – сотрудницы одного университета, а в НУМе принято помогать ближним. Литория – та ещё стерва, запрягла тебя на всё лето, а не озаботилась о жилье. В любом случае, у нас большой дом. Ты ведь живёшь в гостевой комнате, её никто не занимает, даже если мой благоверный находится дома, – она упорно не называла его мужем или хотя бы по имени. В этом слове, в намёке на верность, таилось что-то такое злое, возмущённое, что может быть исключительно в словах оскорблённой женщины, красивой, ещё молодой, умной, но страдающей от беспорядочных измен супруга. – К тому же, в отличие от меня и Элеанор, ты неплохо готовишь.
С этим Тэсса уж точно была не совсем согласна – готовила она плохо. Супы получались безвкусными, салаты – криво нарезанными, мясо готовилось на магическом огне непомерно долго, а самое главное, вместо "томиться в горшке" у неё обычно получалось "томиться во всём доме" – волшебство срывалось с крючка. Конечно, контролировать магию трудно даже опытному колдуну. Котэсса знала, что в плане боевых заклинаний в группе у неё не было равных, но на уровне бытовой – нет. Потому что специальность, в конце концов, у неё ни к целительству, ни к кулинарии не имела никакого отношения. Но народ есть народ, у математика они не потребуют знания медицины, а вот маг, на кого б он ни учился, должен уметь абсолютно всё.
– Я отвратительно готовлю, – отметила она. – И получается съедобно только потому, что у вас хорошие продукты.
– Не принижай себя, – отмахнулась Хелена. – Продукты у нас самые обычные, а если там и начертаны какие-то названия вычурными буквами, то я бы на твоём месте им попросту не верила. В конце концов, этикетки обычно лгут не меньше, чем люди… Не суть. Просто постарайся не приближаться к моему супругу. Не то чтобы я ревновала, – женщина улыбнулась так мягко и нежно, что Котэсса внезапно позавидовала Элеанор, – но мне б не хотелось, чтобы он трепал нервы ещё и тебе. Верности от таких мужчин не жди. Кстати… Сагрон не показывался в университете?
– Нет, госпожа профессор, – по привычке отозвалась Арко. – Но ведь у него отпуск. С чего б ему быть в университете?
Разумеется, Ольи прекрасно знала о проклятии. Знала о том, что изучала её дочь. Но распространяться об этом Котэссе не хотелось – ей подумалось, что всё то, что случилось после произнесения ритуальной фразы, уже исключительно её с Сагроном дело, а значит, посторонние не должны догадываться о том, как и что проходит в его жизни.
Она иногда думала о том, что проклятье на нём, предположительно, разыгралось не на шутку, но старательно отгоняла от себя эти мысли и раз за разом повторяла, что ей нет никакого дела до того, как он себя чувствует. Сам виноват. Сколько девушек рыдало долгими зимними и короткими летними ночами о нём? Сколько у неё однокурсниц вздыхало по "тому преподу", как они привычно выражались? На деле, Котэсса никогда не считала – но одной только просьбы поделиться на денёк статусом старосты, чтобы именно она, избранная в собственных глазах девица, отнесла на подпись Сагрону эти бумажки?
Арко было просто смешно. Делиться статусом она не стала, прогнала всех, как одну, уверенно ответив, что им нечего делать с официальными бумагами в руках. Не то чтобы она получила большое удовольствие от того, что сама ловила Сагрона по университету и всучила ему ручку или перо, трудно вспомнить, что конкретно, но зато была совершенно уверена в том, что никаких ошибок не допустили. А это, надо сказать, радовало невообразимо.
Мясо на сей раз сжалилось – и сжарилось. Вкусное, по крайней мере, на вид, оно источало великолепные ароматы, и Хелена, не особый фанатик хорошо покушать, если честно, подалась даже вперёд и мягко улыбнулась.
– Ты большая молодец, – промолвила она. – Конечно, жить в общежитии для студента, наверное, удобнее, но если была б такая возможность – я б оставила тебя у нас дома насовсем!
– Ну, это неудобно… – улыбнулась Котэсса. – Я ведь вам, в конце концов, могу мешать, и…
– И что? Отобьёшь у Элеанор несуществующих женихов? – хмыкнула Хелена. – Не морочь мне голову лишним смущением. Тут нет ничего такого, что ты могла бы испортить. А умную волшебницу приятно иметь в любом доме.
Тётушка к Котэссе так не относилась. В профессоре Ольи было что-то определённо тёплое, мягкое, но в тот же момент строгое. О такой матери, если честно, кто угодно мог только мечтать, и Элеанор невообразимо повезло. У самой Тэссы мама была забитой деревенской женщиной, и хотя плохо выражаться о той, кто тебя родил, не было принято, на самом деле она многое бы отдала, если б могла хоть немного изменить собственную родню. Например, отобрать у них это жуткое потребительское отношение к ней самой, заставить смотреть на дочь как на что-то живое, чувствующее, а не как на отменное средство дохода.
Она мотнула головой и вновь принялась за салат. Сначала приходилось ещё и очень заботиться о том, чтобы не испортить прекрасные чистые поверхности, не запачкать ничего – ведь белые, выложенные дорогостоящим кафелем стены аж сверкали.
Потом Элеанор сказала, что сверкали они только потому, что никто здесь ничего не готовил. Мама предпочитала заказывать еду в каком-нибудь ресторане, правда, с доставкой на дом, ну, или уж сама куда-то уходила. Элеанор питалась в студенческой столовой, как и профессор Хелена, когда у неё не хватало времени или денег на что-то подороже и постатуснее.
Котэсса, по крайней мере, обеспечивала их регулярным ужином и завтраком – это не могло не радовать. Ольи даже сообщали в один голос, что наконец-то перестали голодать.
…Пару раз заглядывали студенты. Однажды – правда, с Элеанор, – пришёл доцент Ролан. Котэссе невероятно хотелось извиниться перед ним за это глупое проклятие, но она, признаться, не решилась – он совершенно не казался обделённым.
Элеанор сказала, что большую часть свободного времени он тратит на то, чтобы помочь ей с исследованиями, а значит, не думает о женщинах и вовсе. Но Арко всё казалось, что если и есть женщина, о которой Лантон и вовсе мог подумать, то это была именно Элеанор, такая красивая, такая умная…
Вся в мать.
Удивительно, как вообще в голову могла прийти дурная мысль об измене профессору Хелене! Конечно, Котэсса никогда не видела её супруга, но представляла себе мужчину далеко не столь привлекательного, как его драгоценная жена. Умна, сама зарабатывает себе на жизнь, не терпит зависимости – может быть, госпожа Ольи была просто слишком идеальной для того, чтобы обыкновенный мужчина мог находиться рядом с нею?
Потому что замечательным её муж быть ну просто не мог. Замечательные не изменяют, даже если не любят – в таком случае они честно подают на развод, а не морочат голову всему свету и супруге в первую очередь.
– Я очень надеюсь, – принимаясь за мясо, протянула Хелена, – что мой супруг только проездом на один день. Потому что он отвратительно ведёт себя, когда пребывает в доме. Правда, на сей раз он уж точно не явится с друзьями… Котэсса, девочка моя, – она коснулась её руки. – Я тебя прошу, просто будь осторожна. Однозначно, если моему ненормальному мужу вдруг что-то стукнет в голову…
– Я бы никогда не…
– Я знаю, – прервала её женщина. – И проблема не в тебе. Просто мне бы не хотелось, чтобы в моём доме были скандалы. Ты не будешь в них виновата, в этом у меня нет совершенно никаких сомнений. Но мой муж, увы, крайне непонятливое существо…
Котэсса покраснела. Она даже не понимала толком, к чему могли привести подобные разговоры – ей казалось с одной стороны, что женщина ни в чём её совершенно не подозревала, но в тот же миг, возможно, предупреждала о некой опасности.
В любом случае, девушка давно уже уяснила, что следует соблюдать осторожность и не позволять никому переступить через определённую давно уже черту. Даже если этот кто-то будет не пожилым супругом покровительницы, а её собственным, скажем, женихом.
– Вы можете быть уверены, что я никогда не позволю себе ничего, что спровоцировало бы вашего мужа.
– Определённую породу мужчин, – хмыкнула Хелена, – может спровоцировать одно лишь присутствие рядом с ним привлекательной девушки. И мне не хотелось бы, чтобы он тебя обидел. Сомневаюсь, что это и вправду будет удачной попыткой, но всё же, бережённого берегут Небеса.
Котэсса благодарно кивнула. В голосе Хелены никогда не звучало ни обвинения, ни подозрений, даже когда речь шла о Сагроне, о запретной, в принципе, в этом доме темы. Девушка не представляла, если честно, почему доцент Дэрри вызывал у Хелены и её дочери подобное к себе отношение, но для себя она однозначно определила, что он, вероятно, это отношение успел заслужить.
Подобные женщины не бросают слов на ветер.
…Салат наконец-то был готов, но почему-то еда упорно не лезла в горло. Котэссу вновь мучило странное предчувствие, может быть, вызванное необычным, как для неё, разговором, спровоцированным Хеленой.
– Знаешь, – промолвила вдруг госпожа профессор, – я бы всё-таки на своём месте задумалась бы о нашем доценте.
– О чём вы? – попыталась удивиться Котэсса. От пророненной фразы аппетит пропал и вовсе, теперь казалось, что она не сможет даже воды выпить, пусть её и мучила сильная жажда, нахлынувшая как-то внезапно. Горло сжалось практически до боли – и хотя Сагрона Тэсса не боялась, беседы о нём вызывали какое-то странное смущение с её стороны, а ещё, почти всегда, вот это удивительное ощущение пустоты вокруг.
– Я о том, – неуверенно как-то вздохнула Ольи, – что преподавала у него с самого первого курса, а значит, знаю немного получше, чем вся эта череда женщин, которая увивается на ним нынче, – профессор улыбнулась, будто бы вспоминала о ком-то вроде непутёвого сына, изгнанного из своего дома. – Разумеется, я всегда была к нему строга – потому что Сагрон обладал поразительной способностью губить свой потенциал в каких-то глупостях. Вот и сейчас, ему очень бы надо сесть за докторскую, этот год – прекрасный шанс заполучить свободу от бесконечных барышень. Но, – она склонила голову набок и поправила свои тёмные волосы, короче, чем у Элеанор, – он однозначно не оставит тебя в покое. Будь мудрее, дорогая. Не отталкивай, но и не поощряй. Мы, женщины, должны уметь играть, если хотим в итоге получить своё счастье.
– Моё счастье никак не связано с Сагроном, – покачала головой Котэсса. – И вообще, я не собиралась его проклинать, это вышло совершенно случайно, и если бы был какой-то способ, кроме того, что предлагается нынче Элеанор, избавиться от проклятия, я бы им воспользовалась. Но таким образом… нет. В конце концов, не хочу ломать себе жизнь из-за того, что он вздумал придраться ко мне на экзамене!
Хелена вдруг рассмеялась – неожиданно мягко и весело, как для подобного разговора. Они с дочерью повторяли одно и то же, и Котэссе порой казалось, что женщины будто бы подталкивали её к Сагрону – вот только зачем?
– Ну, что же, в этом ты совершенно права, – вздохнула она. – Но у меня уже есть бакалавр, милая, из вашего курса, мой племянник – я просто ну никак не могла отказать его матери, хотя мне очень хотелось! А ты девочка сильная, и…
– Я сама способна сделать бакалаврскую работу, – поёжилась Котэсса.
– Да, вне всяких сомнений, и профессор Куоки с удовольствием воспользуется этим. Ты хочешь заниматься его инновационными часами, что уже много лет никому даже даром не нужны? – она улыбнулась. – Нет, я же вижу, что нет. А он хочет взять тебя к себе. Потому, если хочешь, выбирай уж лучше Сагрона.
– Даже не подумаю!
– Хотя бы не сопротивляйся моим советом, – хмыкнула женщина. – Я знаю, о чём я говорю. Не натвори глупостей, милая, в конце концов, эти инновационные часы устарели уже лет на двадцать!
Котэсса вздохнула. Разговор получался странным, ломанным, а она уже минут пять ловила себя на том, что старательно отводит взгляд и делает вид, будто бы ей интересны какие-то узоры на белой плитке, которой были выложены стены. Хелена тоже не могла не чувствовать этого, о чём явственно свидетельствовала застывшая на губах весёлая улыбка.
Удивительно, но факт – глаза её сверкали, словно у игрока за карточным столом, и она, кажется, уже мысленно плела про себя какие-то планы.
– Знаешь, – протянула она, – там рядом с тобой грифель… Да-да, этот. Дай его мне.
Котэсса, удивлённая переменой в поведении и в настроении, протянула желанный предмет, и Хелена схватила его с такой охотой, что даже стало как-то не по себе. Удивительнее же могло быть только то, что она повернулась к стене и теперь поспешно вычерчивала на ней какие-то умопомрачительные знаки.
Девушка улыбнулась. Да, она прежде не видела, чтобы на профессора Хелену накатывало что-то подобное – такая бесконечная жажда науки, – но от Элеанор знала, что подобное случалось.
– Я пойду?
– Да, иди, иди, – кивнула женщина. – Иди…
Она замерла у какого-то знака, потом зачеркнула его, даже зарисовала – и белая поверхность стены поспешно пополнялась всё новыми и новыми заклинательными рунами. Трудно было разобрать – почерк у женщины был просто отвратительный, – что именно она имела в виду, что пыталась сотворить, но само пламя идеи даровало чары начертанным знакам.
Котэссе всегда хотелось самой так дышать тем, чем она занималась. Но это уж точно должны быть не инновационные часы, которые ей прочил профессор Толин. Заведующий кафедрой – что может быть хуже в качестве научного руководителя, если речь шла именно об их господине Куоки, страшном параноике, что всегда заваливал в первую очередь собственных студентов?
…Об этом она прежде даже как-то не задумывалась. Полагала, что, может быть, не так уж и радикально – выберет после. Она знала, разумеется, что профессор Хелена уже никого почти не может взять, но ведь был ещё доцент Ролан, был…
Сагрон.
Конечно, с ним можно было работать. Можно – если только вы не связаны страшным, неадекватным проклятием, если не придётся параллельно с изучением научной тематики и отбиваться от всех его странных, неприятных для неё намёков.
И эта пламенная цепочка! Как? Как он умудрился, при доценте-то Ойтко, отыскать какую-то очередную барышню? Испытывал проклятие на крепость? Да Котэсса была бы просто счастлива, окажись оно фикцией, не сработай, но всё равно, увы, убедилась в том, что всё работало более чем реально.
А Сагрон, может быть, не поверил до конца, вот и поплатился. Но снимать с него следы глупости не хотелось – сколько б мужчина не рассказывал ей о том, что желает добра, что может помочь, в подобного рода помощи Котэсса не нуждалась. По крайней мере, не такой ценой.
…Увы, но мысли о Сагроне упрямо лезли в голову. Ей хотелось прежде спать, она даже легла раньше, потому что завтра собиралась явиться в университет ещё до Ойтко, снять несколько блокировок и магией заполнить последующие личные дела. Не так уж и трудно, она уже поймала ниточку формулы, так что оставалось лишь разобраться с тем, как она причудливо, странными вывертами крючков и заковырок, цеплялась за бумагу.
Но уснуть не получалось. Котэсса перебирала в голове и ту, и другую, и третью вариации формулы, подбирала их, словно ключик к двери, казалось, уже практически подобрала нужную, но что-то постоянно ускользало прочь…
Дверь где-то снаружи громко стукнула, но девушка словно не обратила на неё никакого внимания. Она попыталась сосредоточиться на странном гуле, что раздавался у неё в голове, пыталась вытащить на свободу эту тонкую нить повествования проклятий и заклинаний – что-то же должно быть…
Почему-то со снятия блокировки она то и дело перескакивала на то, как её потом придётся восстанавливать. А придётся точно – она ведь не настолько глупа, чтобы оставить открытые документы для магического заполнения! Магистры точно что-то подделают, у них для этого уже есть соответствующие знания, а вот первые-вторые курсы попросту попадутся на такой глупости, да и проблемы будут что у неё, как той, что снимала, что у них, подделывающих бумаги.
Конечно, прежде над снятием блока никто не задумывался, но…
Мысль вновь ускользнула. Сагрон должен был бы знать, как это делается – и теперь она вновь думала о несносном преподавателе.
Девушка щелчком пальцев зажгла огонёк. Тот завис в воздухе рядом с нею, и она как-то невольно потянулась к собственной сумке, словно искренне надеялась в ней отыскать ответы на все свои бессмысленные, бесконечные вопросы. Вряд ли в учебниках они есть, конечно.
Становилось прохладнее. Лето было жарким, как и обычно, но она и не знала, насколько холодные в столице ночи.
Что-то скреблось под дверью. Девушка содрогнулась, но попыталась не обращать никакого внимания, будто бы искренне надеясь на то, что не случится ничего, что могло бы отвлечь её от собственной работы.
Надо сосредоточиться. Просто сосредоточиться на работе, и точка. И ей никто не посмеет помешать – здесь и некому…
Она завернулась в клетчатое одеяло, которое лежало совсем-совсем рядом на кровати, а после тяжело вздохнула. Не помогало. Одеяло оказалось кусючим, обжигало руки, и только сейчас Котэсса обнаружила, что даже платье своё не сняла, так и легла в постель, не озаботившись о том, чтобы привести себя в порядок. Зато волосы теперь торчали в разные стороны – и без того не особо ровные, теперь они вообще вились поразительными кудрями, так, что, наверное, завтра утром она будет снимать не блокировки, а скальп с себя, пытаясь как-нибудь расчесать сей кошмар.
Дверь громко стукнула. Теперь в комнату ворвался поток света – стол, на котором лежала её сумка, узкая гостевая кровать, шторы на окне, – и тут же словно моргнул и погас, потому что в проёме застыла массивная мужская фигура.
Котэсса поднялась. Мужчину этого она видела только несколько раз издалека, но не узнать было трудно. Супруг Хелены Ольи действительно был ей не к лицу. Она – равно как и её дочь, – стройная, высокая, с длинными тёмными волосами, подошла бы кому-то поутончённее, к какому-нибудь аристократу-магу. Этот же мужчина даже на волшебника, а уж тем более на преподавателя походил мало. Широкоплечий, как тот из магов, что на войне предал волшебство в пользу меча…
Она помнила, что преподавал он где-то там в подразделении бытового волшебства. Может быть, был кулинаром, может, ещё кем, Котэсса никогда не вникала в это – незачем было. Она не интересовалась жизнью четы Ольи, знала лишь то, что они практически всё, что имели, вкладывали в родной университет, а самое главное, об этом почти не жалели. Почти.
Даже дочь – и ту отдали на растерзание науки.
Ольи не был толстым или даже полным, но – громадным, и Котэсса почему-то подумала, что, если на нём висят хорошие щиты от боевой магии, будет не так уж и просто отказать этому человеку. Отвращение подкатило к горлу – даже в полумраке она видела довольно наглый, плотоядный, как у дикого зверя, взгляд.
Бытовые маги считались мирными и милыми. Этот – когда-то служил в Правительстве, потом почему-то покинул его, перешёл на факультет Прикладного Волшебства, вот только совершенно не походил на тех толстеньких профессоров, мужчин и женщин, что приходили к ним читать потоковые лекции по основам бытового колдовства.
– Добрый вечер, – стараясь заставить голос звучать уверенно, промолвила Котэсса.
– Добрый, – осклабился мужчина, опираясь плечом о дверной косяк. – Ты у нас кто?
– Гостья Элеанор, – ответила она как можно спокойнее. Увы, получалось не слишком хорошо; Котэсса не была трусихой, но от одной мысли, что она подвела профессора Хелену, становилось не по себе. Девушка даже как-то непроизвольно схватилась за шлейку своей сумки, будто бы готовясь к ничтожному побегу.
– Как мило, – протянул мужчина. – Как мило… – он повторил эту фразу, казалось, для пущего закрепления эффекта, но получилось наоборот. Котэсса сделала уверенный шаг вперёд, взгляд – вспыхнул, словно у той кошки, что была готова защищать своё место и сию секунду изодрать в клочья всех, кто только посмеет её погладить.
В голове скользнула дурацкая мысль, что Сагрону бы подобная строптивость показалась забавной.
– Вы что-то хотели? – наконец-то сухо спросила она. – Профессор Хелена была на кухне, насколько я знаю.
– Замечательно, – пожал плечами мужчина. – В таком случае, нас не услышат.
Бытовая магия, Небеса! Он казался в темноте просто громадным – подступил на несколько шагов ближе, протягивая руки. Котэсса отступила – почему-то пользоваться боевыми заклинаниями было совестно, по крайней мере, против супруга профессора Хелены. Она ведь не желала увидеть его побитым магией, верно? Или желала? Лучше так бы и сказала – но ведь предупреждала же не показываться ему на глаза…
Котэсса корила себя за глупость. Что ей стоило просто закрыть дверь и не волноваться о том, что кто-то может наведаться в гости? А теперь она словно в плену, как та дурочка, отступает к столу.
Отходить было уже некуда. Она упёрлась в столешницу, пальцы как-то безвольно скользнули по деревянной поверхности, чуть шероховатой. Ладонь правой руки непроизвольно покрепче сжала сумку.
– Как приятно, – протянул мужчина, – что у моей дочери появились привлекательные подружки…
Котэсса лихорадочно перебирала в голове боевые заклинания, что не причинили бы ему особого вреда, но заставили отойти раз и навсегда. Увы, но ничего толкового в голову не приходило, всё какая-то ерунда.
– Я вам настоятельно советую не заглядываться на подруг вашей дочери, – наконец-то выдавила она, – какими бы они вам привлекательными не казались.
– Очень зря, – покачал головой господин Ольи. – Ведь это и мой дом тоже.
Ну почему в голову не приходит ничего менее смертельного, чем "светлячок"?!
– Я – боевой маг, – предупредила Котэсса.
– Ой, моя жена – тоже, – покачал головой он. – Но разве она нам помешает?
Он уже подался вперёд, а Котэсса приготовилась атаковать волшебством посерьёзнее, тем, что первым придёт в голову, лишь бы только вырваться на свободу, как за спиной напевно прозвучали какие-то подозрительно знакомые фразы.
– Жодор, милый, – сладкий, нежный голос профессора Хелены казался обманчиво добрым. – Как я рада тебя видеть.
Что-то треснуло. Сквозь ткань штанов на свободу вырвался замечательный, с шипами, зелёный хвост.
Проклятье!
Котэсса вывернулась наконец-то из рук мужчины – уже не приходилось применять ничего запрещённого или смертельного, профессор Хелена сделала всё вместо неё.
– Простите, – выдохнула она, но женщине, вероятно, сейчас было не до студентки.
Котэсса вылетела из дома – и только тогда осознала, что прихватила сумку с собой. И правильно, как ещё ей спасаться, если не бегством? Её пустили в дом, а она посмела подвести его хозяйку, не смогла придумать ничего, что охладило бы пыль доцента Ольи прежде, чем он наконец-то позволит себе что-то лишнее, даже банальный шаг в её сторону.
