Текст книги "Психология проклятий (СИ)"
Автор книги: Альма Либрем
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц)
Глава 9
Литория оставила тот самый знаменательный список – состоящий из множества пунктов, невообразимо длинный, сложный, казалось, заковыристый, а самое главное, такой, что его хватило бы ещё на несколько лет вперёд. Котэсса с недоверием посмотрела сначала на заполненные папки, потом на эту бумажку, а после подняла растерянный, наполовину испуганный взгляд на Сагрона.
– Я была у коменданта, – прошептала она. – И мне позволили пожить… Точнее, выделили комнату, – девушка запнулась. – Но…
– На время? – уточнил Сагрон.
– Нет, – возразила она. – Нормально. Как положено. С лета и до окончания учёбы. Просто там проплатить надо, – она вновь покосилась на список.
– У вас ведь скоро стипендия, – пожал плечами мужчина. – Хочешь – я заплачу? Там много?
– Стипендия… Да, – кивнула Котэсса. – Стипендия. Но мне ведь надо отправить что-то родителям. И вообще, – она вздохнула. – Даже если я отправлю им меньше денег, чем обычно, а я ведь и так не смогла отправить в этой двадцатке. А обещала. Написала, что позже, что жить негде, – девушка задумчиво прищурилась. – Но, в принципе, если сэкономить на еде… Ладно. Что из этого надо сделать сегодня?
– А ты не пробовала экономить на родителях? – не удержался Дэрри. – Сегодня ничего не надо делать. Пойдём.
– Но, если я справлюсь быстрее… – заикнулась Котэсса, но мужчина, приобняв её за талию, подтолкнул к выходу. – Послушайте!
– Послушай, – упрямо поправил её Сагрон. – Никакого "вы" весь этот вечер.
– Сейчас нет и обеда!
– Ничего страшного, – он вполне искренно улыбнулся. – Мы личные дела заполнили? Заполнили. Литория говорила, что, может быть, тебе что-нибудь даже заплатят за твою работу. Будешь летом с подработкой. Но если ты вздумаешь отправлять это непонятно куда и экономить на еде – скажу, чтобы ничего не давала. Сколько можно? Твои родители что, смертельно больны?
– Упаси Небеса!
Её родители – права была Элеанор, – смертельно ленивы. Но Котэсса, полагая, что обязанность любого ребёнка помогать матери и отцу так, как он только может, ни разу не возразила, когда они в своих письмах просили от неё всё больше и больше. Следовало, пожалуй, написать, что она и так отдавала им практически всё, что имела, но всё никак не поднималась рука.
На улице, куда её выволок Сагрон, было совсем-совсем жарко. Котэсса грустно покосилась на студенческую столовую – есть хотелось невероятно, но теперь, узнав, сколько стоила комната в общежитии, точнее, одно только место – кровать, – она понимала, что обеды абы когда теперь не впишутся в её бюджет.
Но Дэрри повернул куда-то с университетской площади на улицу. Людей было мало – почти все спрятались по своим домам от жаркого, невыносимого солнца. Лето, вошедшее только-только в раж, казалось, было готово всех изжарить палящими лучами, превратить в пар и пустить на пользу природе – в удобрение.
Котэсса удобрением становиться не собиралась, но ей, впрочем, и не грозило. Если она и дальше будет продолжать так питаться, то может стать только скелетом в чьём-то шкафу. Возможно, даже в Сагроновом, потому что девушка не сомневалась в том, что вынуждена была оставаться в столице исключительно по его вине.
– А куда мы идём? – полюбопытствовала она.
– Переносим наши планы с вечера на обед, – ответил мужчина. – Ты обещала мне ужин – переименуем его в обед, – и прогулку.
– Я не голодна!
Сагрон обернулся и посмотрел на неё так, словно впервые в жизни вообще увидел нечто столь поразительное и несуразное, как Котэсса. Она аж замерла от тяжести и раздражённости его взгляда, кажется, толком не осознавая, что именно только что сделала или сказала не так.
– Скажи мне, солнце, – наконец-то проговорил он, – почему именно я?
– В смысле? – опешила Арко. – Вы о проклятии? Ведь я говорила, что вообще никого не планировала проклинать…
– Нет, – отмахнулся Сагрон. – Забудем на несколько часов о проклятии. Небеса с ним! Но – ты огрызаешься, сопротивляешься, язвишь, когда общаешься со мной. Допустим, – он вздохнул, – я далеко не ангел, подобное желание у тебя и вправду может возникать – немного воспротивиться и… Не важно. Но сам факт, что ты собираешься отдать своим родителям все деньги! Тебе нечего есть – я в курсе о ценах в общежитии и в наших столовых. Тебе не на что жить. Тем не менее, я слышу это возмущённое "я не голодна". Ведь я не предлагаю лечь со мной в постель, – он обернулся и заговорил немного тише, чтобы не привлекать постороннее внимание, – за кусок хлеба. Просто пообедать. Почему нет?
Котэсса покраснела, причём явно не от жары, и сердито скрестила руки на груди. Казалось, она уже порывалась высказать ему абсолютно всё, что думала, но в последнее мгновение прикусила язык.
– Я просто не привыкла, – наконец-то ответила она, – чтобы за меня кто-то платил или чтобы мне кто-то помогал. Мне как-то проще, когда я всё сама. А родители – ну, мне всегда казалось, что любая порядочная дочь обязана помогать своей родне.
– За счёт собственного благополучия?
– Если вам… – она поймала сердитый взгляд. – Ладно. Если тебе хочется меня накормить, но я не против. Я буду даже не против, если подобное желание будет возникать довольно регулярно. Но это всё равно ничего не значит. И, к тому же, я вправе сама распоряжаться тем, что зарабатываю, сама решить, кому эти деньги будут предназначаться, а самое главное, сама определить, насколько глупо поступаю.
Мужчина только покачал головой. С родителями Котэссы он не был знаком, но что-то Сагрону подсказывало, что ничего хорошего он бы не увидел. Они позволяли своей дочери жить на те гроши, которые получали студенты, ещё и спокойно принимали деньги и просили ещё. Если б его дочь – несуществующая на данный момент, – отправляла ему остатки своей стипендии, наверное, он бы отсылал их обратно, даже если б умирал от голода.
…На центральной улице было всё так же тихо. Котэсса больше не возражала – только замерла, когда поняла, что они миновали и столовую, и все дешёвые места общественного питания.
Сагрон на зарплату не жаловался и вполне мог себе позволить отобедать где-нибудь там, где точно не отравят и приготовят из продуктов высокого качества. Но девушка, кажется, этого не осознавала, а может, как раз планировала гордую выходку с бросанием денег за собственную еду на стол.
Он покачал головой. Котэсса, казалось, была неисправима – он уже запутался во всех вывертах исключительно женской логики, а сейчас, казалось, предпочитал просто плыть по течению, не обращая внимания на все её странности.
– Заходи, – вздохнул он, открывая перед Арко дверь. Она, кажется, заметила не только вывеску, а и прейскурант, вывешенный отчего-то сегодня на центральной витрине, но спорить всё же не стала.
Казалось, Котэсса чувствовала себя неуверенно даже от того, что в принципе пребывала с мужчиной в чём-то вроде ресторана. По крайней мере, такое впечатление возникало – она столь неуверенно оборачивалась, так странно косила взгляд, что можно было заподозрить девушку даже в самом обыкновенном испуге.
– Может быть, – прошептала она, сделав шаг назад и натолкнувшись на Сагрона, – мы всё-таки пойдём в студенческую столовую?
– А если там будут твои однокурсники?
– Ну, обедать с преподавателем…
– К примеру, если этот преподаватель возжелает тебя поцеловать? – подавшись вперёд, хрипловато хохотнул Сагрон.
– Я буду против!
– Ну, это скажешь своим однокурсникам, так что…
Девушка больше не стала спорить. Она даже относительно спокойно, казалось, зашла внутрь, заняла предложенное ей место, но предпочитала не особо оглядываться. Не то чтобы слишком дикая – нет, казалось, Котэссу не поражало н внутреннее убранство, ни даже то, как подобострастно на клиентов смотрели местные официанты. Но вот цены – перед нею по глупости тоже положили меню, – поражали.
Сагрон, конечно, поспешил исправить эту досадную ошибку, но было уже слишком поздно. Девушка ошеломлённо моргала, переводя взгляд с него на официанта.
– Я правда не голодна, – наконец-то промолвила она. – Мне ничего не нужно. Разве что воды.
– Не выдумывай, – Сагрон вздохнул. – Официант! – он открыл перед ним меню. – Вот, мы…
– У меня не хватит денег! – прошептала девушка. – Послушай, неужели нельзя выбрать место менее статусное?
– Это средненькое заведение, – отмахнулся от неё Сагрон. – Я не собираюсь позволять тебе, тем более, платить здесь за что-либо.
Она умолкла и перевела взгляд на странный барельеф на потолке. Само расположение его казалось глупым – столько работы и мастерства, вложенного кем-то, было банально загублено чужой глупостью. Зачем творения чужих рук размещать там, где их никто и никогда не увидит?
Официант, к слову, не слишком обрадовался, когда его заведение назвали средненьким, но простил. Сагрон держался воистину по-королевски, хотя в их стране, вообще-то, не было никаких королей и царей. Но со стороны можно было предположить, что перед несчастными официантами, заметно побледневшими, к слову, восседает едва ли не представитель Совета или Управления.
Ну уж ректор НУМа, не меньше.
Мужчина не спешил разбивать колкими словами их первое впечатление, лучезарно улыбнулся несчастным официантам, а после перевёл взгляд на Котэссу.
– Ну что, любовь моя, – деланно важным голосом протянул он, – довольна ли ты местным обслуживанием? Мне кажется, как на могущество страны, эта столица достаточно бедновата!
– Однако, – Котэсса скосила взгляд на обслуживающий персонал. Они стали центром внимания, кажется, всего ресторанчика – потому что больше в зале не было ни одного посетителя, – я не понимаю, почему здесь столь малолюдно…
– Хм, – мужчина усмехнулся, перехватывая её ладонь. Тэсса дёрнулась, но, вновь почувствовав пристальные, уже принадлежащие остальным девушкам взгляды, выпрямилась и сжала в ответ его пальцы. – Предположительно, это потому, что нас никто не пожелает беспокоить. Разве тебя смущает столь приятное уединение?
– Немного, – отозвалась Котэсса. – Мне кажется, для развлекательной прогулки оно не слишком подходит.
– Мы можем поговорить о серьёзных вещах. Например, о твоих достопочтённых родителях. Скажи, со своими подчинёнными, – разумеется, в виду имелась группа, – ты ведёшь себя всё так же мягко, как и с ними?
– Нет, – Котэсса улыбнулась. – Когда подчинённые проявляют непослушание, я вынуждена поднимать на них голос и даже вводить штрафные санкции.
– О, и какие же?
– Ну, к примеру, – девушке показалось, что она даже вошла в роль, – мне изредка приходится прекращать экспорт определённых материалов. Особенно что касается важных отраслей волшебства.
– Да, – согласился он. – Уверен, зелья относятся к этим товарам. Как же они, бедные, вынуждены выживать? Международные отношения могли бы пострадать от этого столь радикального шага…
– Но ведь они зависимы от меня, – пожала плечами Котэсса, улыбаясь в ответ. – В конце концов, я устанавливаю правила. Они редко когда действительно могут предложить мне что-то нужное, а если уж говорить о каких-то банальностях вроде благотворительности с моей стороны, то она не должна быть бесконечной. Поэтому, мне кажется, что им придётся принимать условия.
– О, ты слишком строга к этим несчастным людям. Но вашему союзу придётся подписать со мной договор, – прищурился Сагрон. – Я предпочитаю получать каждый раз разнообразные товары. Особенно если дело касается регулярных выплат…
Котэсса закашлялась. Называть регулярными выплатами сдачу лабораторных и практических работ, конечно, мог не каждый.
– Ну, – промолвила она, – конечно, я не могу гарантировать уникальность, но мы постараемся, чтобы по крайней мере половина…
– О, – отмахнулся мужчина, – мне бы хотелось, чтобы твои ответы, Тэсси, были уникальными. Но, в любом случае, мы после вполне можем внести в них определённое разнообразие. Мои коллеги по Совету, – интересно, это что он имел в виду, заседание кафедры или всё-таки учёный совет? – полагают, что в этом есть что-то коррупционное, но ведь я ни за что не стал бы требовать от тебя что-то столь банальное, как денежное средство. Мне кажется, вкладывать активы следует в другое.
– Мой дорогой, – подхватила нить разговора Котэсса, – увы, но вам с вашими активами придётся всё-таки повременить. Я предпочитаю придерживаться политики честности, поэтому… мне кажется, срок нашего договора истекает как раз примерно через год? В таком случае, к тому времени я успею получить от этого сотрудничества всё, что мне нужно.
– Неужели какая-то бумажка, – бумажкой обозвать диплом бакалавра! – может так радикально повлиять на наши отношения? Мне кажется, их можно было бы продолжать и после…
– Хм. Мне кажется, этот договор вы перезаключать вряд ли пожелаете…
– Не этот, Котэсса, но существует великое множество остальных… – он поднял взгляд на официанта, что как раз вернулся с готовыми блюдами. – О, вы сегодня довольно долго. Не затягивайте, будьте добры, мы с партнёром торопимся.
Официант побледнел. В Сагроне он явно не узнавал преподавателя НУМа, да и не мог – в конце концов, мужчина был ему совершенно незнаком.
Для того, чтобы знать сотрудников университета, следовало там хотя бы учиться.
Котэсса прищурилась. Черты лица парня показались ей отчасти знакомыми, словно она его видела…
На первом курсе! Контрактник!
Сагрон хмыкнул.
– Что-нибудь не так, Тэсси? – полюбопытствовал он, провожая парня взглядом. – Тебя не устраивает мой выбор?
Она посмотрела на поставленное перед нею запечённое мясо, такое соблазнительное на вид, и покачала головой.
– Да нет же! – ответила она. – Причём здесь еда? Я знаю этого официанта. Абсолютно точно знаю.
– Ты разве ходишь по подобного рода ресторанам?
– Очень смешно! – возмутилась она. – Причём тут рестораны? Это парень из моей группы. Контрактник. Он практически не ходит, мне на глаза не попадается, только однажды, где-то на первом курсе, пытался являться на занятия. Просто даёт взятку – и всё. Ему прощают.
– Да? – Сагрон удивлённо покосился на замершего где-то на выходе из зала парня. – Эй! Уважаемый! Идите-ка сюда…
Котэсса запротестовала было, но, заметив в тёмных мужских глазах нотки веселья, решила просто наблюдать со стороны. В конце концов, многие её однокурсники давно уже заслужили неплохого наказания. Если с бюджетниками она как-то могла справиться, то с теми, кто поступил на контрактную форму обучения, происходил самый настоящий кошмар. Занятия они не посещали, полагали, будто бы преподаватели им что-то должны, ведь они-то вкладывают в НУМ собственные деньги.
От этого заявления периодами хотелось попросту расхохотаться им в лицо. И почему несчастный университет всегда оказывается должен подобным особям?
И на их факультете, совсем уж не нуждающемся в наборах – и так великое множество! – всё равно продолжали тянуть этого же официанта, имя которого девушка с трудом вытащила из закромов собственной памяти.
– Шанук, – прошептала она, обращаясь к Сагрону. – Его фамилия – Шанук.
На небольшой золотой карточке, прицепленной на грудь, красовалось имя – фамилии не было. Вероятно, официантам позволялось скрывать личность, а эти серебристые плохочитаемые буквы были то ли его настоящим именованием, то ли и вовсе чем-то выдуманным – самым наглым образом сворованным у кого-то, может быть, даже у собственной фантазии.
Дэрри вытянул ноги, вальяжно откинулся на спинку своего стула, сложил руки на груди и умиротворённо посмотрел на парня, подбежавшего к ним.
– Итак, – протянул он, – официант Шанук.
– Простите, но откуда…
– Я знаю всё! – важно сообщил ему Сагрон. – И ничто не может от меня скрыться. В конце концов, обычно я изучаю досье каждого сотрудника, который будет мне прислуживать, но сегодня, вижу, вы кого-то подменяете. Тут должен был находиться культурный юноша с двумя образованиями в свои неполные двадцать лет.
Шанук, очевидно, планировал было возразить, сказать, что у них не работает никто с двумя образованиями в неполные двадцать или даже в полные тридцать, но предпочёл промолчать, почувствовав опасность, грозившую ему со стороны дирекции. Вместо этого он вытянулся, словно струна, и воззрился на Сагрона со столь подобострастным выражением лица, что хотелось прямо-таки немедленно рассмеяться.
Котэсса закусила губу, заставляя себя сдерживаться. Теперь в Шануке ей всё казалось комичным – и его золотая карточка, и зачесанные назад, словно у петуха гребень, красные волосы – выкрашенные каким-то очередным искусственным красителем или, может быть, даже самым обыкновенным луком, белые штаны да белая рубашка официанта, сидевшие на нём не слишком-то хорошо. Он сам был худым, пронырливым, казалось, способным пробраться куда угодно и зачем угодно – просто ради развлечения, доступного отменному взломщику.
Но талантами взлома Окор – так его именовала золотистая карточка, – не обладал, иначе сейчас не тратил бы время на такие глупости, как подачу еды, а старательно обворовывал бы всех, до кого смог бы дотянуть шаловливые вредные руки.
– Ну что ж, – протянул Сагрон, улыбаясь так довольно, словно он был котом, своровавшим громадный кусок мяса, – это всё довольно мило, но я не хочу, чтобы мою еду подавал кто-нибудь необразованный. Признаться, я уверен в том, что еда влияет на ауру самым прямым образом. В таком случае, если я желаю, чтобы вокруг меня витали знания, я не должен позволять никому глупому находиться рядом. А вы, однако, кажетесь мне самым настоящим идиотом.
Шанук покраснел и отрицательно замотал головой.
– Позвольте, – заикаясь, начал он, – я совершенно не глуп. Я…
– Вот как у вас обстоит дело с высшим образованием?
Официант выпятил грудь колесом и бросил взгляд на Котэссу, очевидно, пытаясь оказать на неё определённое впечатление. Девушка, поддерживая образ, только презрительно фыркнула, всем своим видом показывая, что подобные официанты у неё на пути встречаются по сотне в час, а самое главное, собой не представляют ну совершенно никакого важного дела – и интереса у неё не вызывают. Шанука это откровенно задело. Как и все амбициозные мужчины, он полагал себя до жути привлекательным – хотя, может быть, тут дело было и не в амбициях, а в его предельной глупости.
– Я, – сообщил Окор, – между прочим, в следующем году заканчиваю бакалаврат в Национальном Университете Магии, учусь на одной из самых престижных специальностей, поэтому…
– Позвольте, это ж вы где-то между третьим и четвёртым курсом? – полюбопытствовал елейным голосом Сагрон. – О, как это мило! А на какой вы специальности?
– Боевая магия, Заклинания! – отчеканил Шанук. – Между прочим, весьма уважаемый факультет, очень высокий конкурс…
– Прелестно, прелестно, – согласно закивал Дэрри. – Вот только, знаете, я сомневаюсь, что вы с третьего курса переберётесь на четвёртый. Понимаете, в чём дело – на той кафедре у меня есть множество знакомых. Насколько я знаю, вы не сдали сессию, верно ведь? И не возражайте! – он махнул рукой. – Я знаю о вас куда больше, чем вы можете себе предположить. Сейчас вы скажете мне, что у вас были срочные дела, у вас дома стряслись страшные проблемы, да и вообще, что я даже представить себе не могу, с какими неприятностями приходится сражаться обыкновенному студенту в наше время. Полно, полно – ведь разве я спорю? Студент – это очень хрупкое и несчастное существо, которому, вне всяких сомнений, нужно постоянно помогать! Нет-нет, не смотрите на меня так, я, между прочим, нынче абсолютно серьёзен! Да что вы говорите? – Шанук молчал. – Так вот, о вашем бакалаврате. Есть на факультете одна сволочь, зовут Сагрон Дэрри, доцент. Выскочка ещё тот. Так вот, увы, полагаю, он всё-таки не согласится поставить вам, Шанук, даже тройку, если вы не пройдёте повторный курс у него, а самое главное, не сдадите все лабораторные работы. Уникальные лабораторные работы, а не одолженные у ваших, несомненно, глупых на фоне великолепного Окора студентов. Ведь я прав?
Парень отступил.
– Вы не можете поручиться за чужого человека…
– За чужого? Разумеется! – кивнул Сагрон. – Но вот есть одна беда. Эта самая сволочь, этот доцент мне безумно хорошо знаком. Вот, староста группы – вашей, Шанук, группы, подтвердит. Скажите-ка мне, милая Котэсса, я сволочь?
– Ещё какая, – уверенно кивнула девушка. – Но есть ещё одна беда. Увы, но Шанук слишком недостижим для нас, глупых студентов группы, что недооценивают его в своей ограниченности. Потому мы даже не сможем помочь ему делом – разве что только добрым словом. Не сможем, к моему огромному сожалению, – она скрестила руки на груди, – одолжить ни единой строчки из практических занятий. Ведь, несомненно, он может сделать всё это в разы лучше!
Казалось, до Окора только сейчас дошло, что над ним издеваются. Он помрачнел, гордо вскинул голову и отступил на несколько шагов назад.
– Это жестоко и по меньшей мере бесчеловечно! – воскликнул он.
Но Сагрон только отмахнулся от него и наконец-то обратил внимание на поданные им блюда.
– Угощайся, – обратился он к Котэссе. – Ах да! – он повернулся к уходившему Шануку. – Молодой человек, если вы желаете иметь возможность хотя бы с повторным курсом получить свою тройку, советую рассчитать всё это как маленькое изъятие из зарплаты.
– Коррупция! – прошипел Орок, но, кажется, на него даже никто не обратил внимания. Половина официантов едва-едва сдерживала смех, вторая половина, узрев преподавателя, осознав наконец-то, чем опознание могло им грозить, скрылась где-то на кухне – и уже оттуда донёсся громкий хохот, показывающий, насколько сильно пострадал несчастный Шанук и как низко пал он в глазах своих коллег и собратьев.
…Еда оказалась вкусной – и развеселившаяся к концу обеда Котэсса даже не говорила уже о том, что хотела бы оплатить всё сама. Шанук, правда, так и не рискнул принести счёт. Сагрон не настаивал. В конце концов, если кто-то жаждет заняться благотворительностью, то почему бы не позволить сделать ему это? Мужчина, к примеру, не имел совершенно ничего против, справедливо полагая, что желание человека – закон нерушимый.
Когда наконец-то с обедом было покончено, Котэссе искренне хотелось ускользнуть куда подальше от Сагрона, но – она всё же не стала спорить и согласилась на прогулку. Да, ей ещё надо было перебраться в новую комнату, но там, по словам коменданта, ещё несколько дней шёл ремонт. Она уже записала имя-фамилию студентки Арко в соответствующую колонку напротив освободившегося места, ключи даже дала, но дышать краской – зачем?
Поэтому девушка и не спорила, когда мужчина предложил эти несколько дней провести у него в свободной комнате. А почему нет? Зачем девушка, молодая, работающая практически на износ, должна страдать.
Не возражала она и тогда, когда Сагрон, подав ей руку, предложил отправиться в парк.
Погода была просто замечательной. Первые летние двадцатки отличались особенно жаркими днями, но сейчас, когда уже вечерело, становилось легче дышать. В парку было очень зелено – и в этих вспышках яркости и в тот же миг невообразимого спокойствия можно было наконец-то надышаться кислородом.
Котэсса не отпихивала и руку Сагрона – он взял её под локоть и повёл по своим любимым уголкам парка.
– Удивительно, – промолвила она, – я уже три года учусь в столице, но никогда не бывала на этих дорожках. Даже не заходила в сторону от центральной аллеи дальше, чем на несколько метров. Мне всё некогда было, летом я уезжала…
– Жаль, – улыбнулся Дэрри, – ты многое потеряла. Но если остаться в столице, то можно ещё вполне успеть обрести всё это вновь. Или ты хочешь к своим родителям, откуда вы там?
– Из маленького городка, там, ближе к югу, – вздохнула Котэсса. – Они живут сейчас очень бедно. И я должна была помогать им, находясь рядом, но, поскольку не могу, хотя бы на расстоянии…
Сагрон вздохнул.
– Мои родители тоже далеко, тоже не самые богатые, но я зарабатываю немало, дом мне выделяет университет совершенно бесплатно – потому и посылаю им, сколько могу. Но не всё же. А я ведь мужчина, а не хрупкая слабая девушка, которой надо обеспечивать себя саму.
– Я не хрупкая и не слабая!
Мужчина только вздохнул в ответ на упрямое заявление, но спорить не стал. Он даже не ответил – некоторое время тишину заполнял исключительно хруст гравия под ногами и пение птиц где-то там, высоко-высоко.
Казалось, деревья специально переплетали ветви кроны, пытаясь создать купол над головами, не пропустить ни единого лишнего звука. Концентрированная, наполненная смыслом тишина позволяла дышать всё свободнее и свободнее.
В воздухе было слишком много кислорода – особенно много, как для столицы. Разумеется, мир шёл вперёд, технологии развивались – не одной только магией будешь сыт! Столицу давно уже наполнили пары, странные предприятия постепенно превращались в нечто само собой разумеющееся. Но ведь должен был оставаться кусочек незадействованной природы!
Здесь, вдали от паровых двигателей, от шума фабрик и криков людей, вдали от цивилизации и так близко к ней, наконец-то можно было насладиться реальной жизнью.
Котэсса вдруг пожалела, что столько лет попросту игнорировала парк. Её, жительницу крохотного городка, сначала поражали огромные базары и прекрасные здания, бесконечный перечень человеческих благ, таких далёких для родного дома. Водопровод, сияние ламп – магия, магия, магия!
Теперь, когда и к столице она уже давно привыкла, и мир перестал казаться до такой степени удивительным, она почувствовала всю красоту природы. Поразительную, наполнявшую её сердце каким-то странным, запредельным удовольствием.
Она уже и думать забыла о том, чтобы оказаться в лесу – а, оказывается, не следовало далеко уходить!
Ведь покой был так близко…
– Мне кажется, я будто бы попала домой, – прошептала она наконец-то, совсем тихо. Боясь разрушить эту чарующую атмосферу, девушка застыла на месте, не оборачиваясь, смотрела прямо вперёд.
Дорожка становилась всё уже и уже, вела куда-то в глубины леса, сворачивалась удивительными петлями и словно мечтала наконец-то провести её к свободе. К свободе от оков и обязательств.
Теперь проклятие Сагрона не казалось камнем на её душе, оно обратилось в самый настоящий дар, лучшее, что только мог НУМ подарить своей прилежной ученицей. Она и не думала о том, что сможет в лице преподавателя обрести неожиданную поддержку, чужое крепкое плечо, о которое можно опереться, а тут внезапно осознала и силу, и то, что он не оставит её просто так, потому что пожелает внезапно умчаться в даль, как порой это делали временные друзья и подруги.
В этом проклятье было что-то стойкое и стабильное. В том, как он обнимал её, положив руки на талию, в этом странном цветочном аромате сада, смешавшимся с удивительным запахом пряностей, доносившимся из города. Странно было, что из всего пара, из всего дыма и шума сюда, в парк, проскользнул именно запах кофейни, чуть терпковатый, такой загадочный и нежный.
Когда она повернулась к Сагрону, в его глазах тоже было что-то такое мечтательное… Мысли раз за разом уплывали в даль – нет, леса вокруг её родного городка не обладали такой магией, как этот парк.
В них не было такого ощущения контраста. Не было за что говорить спасибо – лес, наполненный скрипом падающих деревьев, криком дроворубов, не задумывающихся о том, что столь ценное сырьё следовало бы экономить… Тот лес шумел, он кричал от боли, а не наполнялся счастьем редкого гостья.
…И в поцелуе – сокровенном, тайном, спрятавшемся где-то в уголке миров этого парка, было что-то невообразимое и необыкновенное. Котэсса не снимала чужое проклятье, не рассчитывалась за какой-то псевдогрех со стороны свободного мужчины. Она даже не могла почитать его нынче за своего преподавателя – Сагрон внезапно пересёк, в один миг, в один шаг, все пределы и границы, которые так долго и старательно выстраивались против любого представителя мужского пола.
Арко казалось, она больше не могла дышать. Осталось только удивительное пение птиц там, за границами сознания, и теплота его рук и губ в странных сумерках, окутывавших её маленький, персональный мирок…
И всё растаяло. Всё превратилось в какую-то вспышку пыли и пепла – она замерла, застыла на месте, чувствуя, как медленно осыпается то странное, загадочное чувство.
Сагрон стоял совсем рядом – так и не разжал руки, не выпустил её из тёплого плена объятий. На губах его застыла едва заметная улыбка, мягкая и нежная, и девушка не стала даже выворачиваться из привычно-приятного плена, ставшего почти обыкновением за последние дни.
Она не думала, что будет благодарить проклятие уже за то, что оно просто существует – сейчас не хотелось ни отталкивать его, ни говорить колкости. Она словно не задумывалась о том, что, может быть, мог потребовать мужчина. Зачем? Какой смысл был в требовании очередной ерунды, если он и сам, словно заколдованный, смотрел ей в глаза…
– Почему ты отправляешь своим родителям деньги? – внезапно спросил он, возвращаясь к той старой и неприятной теме. – Мне казалось, что ты уже на какой-то миг вознамерилась этого не делать. Ещё вчера речь не шла о подаяниях родителям, когда ты говорила со мной об общежитии.
Допустить мысли, что Котэсса надеялась на его деньги, Сагрон не мог. Не такой она была, чтобы выпрашивать лишнюю копейку, выгрызать зубами то, что ей не принадлежало. И на шантаж казалась неспособной.
По крайней мере, в общем понимании этого слова.
Нет, разумеется, она могла поставить какие-то условия – но мужчина и сам чувствовал себя виноватым за ту цепочку ожогов от Энниз. Там он заслужил и отказа, и даже требования платы, а Котэсса всё равно казалась слишком скромной в собственных запросах.
Может быть, просто была слишком неопытна.
Но всё равно – такое кошмарное рвение помочь своим родным, что явно не поддерживали её на протяжении обучения, казалось Дэрри диким. Он знал, что его родители ещё могли работать – они получали мало, но, проведя всю жизнь на собственных должностях в среднего размера городе, не столице, но и не глухой глубинке, не собирались просто так отказываться от трудов лишь из-за того, что их сын вполне мог обеспечить им пропитание и оплату дома.
Котэсса была совсем ещё юной – двадцать, может быть, двадцать один год? Её родители, она сама сказала, почти что из деревни, и вряд ли они сейчас пожилые люди. Сколько им, что они не могут работать?
– Моя мама, – промолвила Тэсса, – сейчас приболела. Она написала письмо, что без моих денег у неё просто не хватит на лечение. Я и так попыталась переслать всё то, что у меня осталось, но она назвала сумму, а этого мало…
Сагрон понимал, что мог предложить ей свои деньги, но знал, что Котэсса откажется. Да и эти болезни…
– Странно, – продолжила девушка, казалось, доверившись ему хоть немного, – что она заболела летом. Обычно у мамы обострение именно зимой, а в тёплую пору, когда я возвращаюсь, она чувствует себя неплохо. Это я, наверное, виновата. Не приехала к ним, подумала, что им не понадоблюсь, не рассказала Литории о том, что должна быть дома. Мне Элеанор посоветовала проявить твёрдость – я ещё и написала маме, что не смогу отправлять им с отцом деньги!..
