Текст книги "Психология проклятий (СИ)"
Автор книги: Альма Либрем
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц)
Вернуться теперь она не могла. Но слёзы упорно не приходили – почему-то Тэсса хмыкнула особенно гордо, даже расправила плечи, вынуждая себя отбросить в сторону все лишние мысли, что только могли бы побеспокоить её.
Нет, она расстраиваться не будет. Профессор Хелена дала ей мудрый совет – и, в конце концов, если мужчины ведут себя подобным образом…
Значит, бить их надо их же оружием.
Котэсса уверенно расправила плечи. Нет, она не вернётся в дом к женщине, семью которой могла разрушить одним только присутствием. Но просто так сдаваться она тоже не будет. И ночевать на улице – ни за что.
В конце концов, наверное, Сагрон не просто так не выходил неделю из своего дома!
Глава 7
Вахте в общежитии попросту неоткуда было взяться посреди лета – поэтому Котэсса вошла внутрь совершенно беспрепятственно. В преподавательском крыле было довольно уютно; на доселе бывала только в студенческом, а там стены украшали узоры формул и ругательств, неистовое сплетение невразумительных фраз и мудрых изречений, вызубриваемых на историю магии и историю королевства в целом. Здесь – всё чисто, светло-серый оттенок краски, обновлённой, свежей – наверное, ремонт был сделан не позднее чем полгода назад. Тэсса осматривалась практически с удовольствием – в прошлый раз она так стремительно сбегала из Сагронова дома, что не заметила практически ничего, а сегодня наконец-то посчитала время вполне подходящим для того, чтобы обратить хоть немного внимания на окружающую среду.
Проблема всего этого была только одна – она понятия не имела, в какой именно из квартир стоит искать Сагрона. Бывала здесь прежде только один раз, да и то – в бессознательном состоянии, а теперь силилась вспомнить повороты да лестницы, по которым мчалась, все те лишние подъёмы да спуски. Внутри горел свет – без источника, просто словно его взяли и магией распространили повсюду, – довольно яркий, сильный, и девушка чувствовала себя хоть немного увереннее.
Воспоминания о Жодоре Ольи всё ещё отзывались каким-то уколом стыда, хотя в чём, собственно, была виновна Котэсса? Но если одно только присутствие её в доме уже повлекло подобные последствия, значит, просто не следовало соглашаться и жить в доме у Хелены и Элеанор настолько долго. Она сама виновата – позволила себе поверить в то, что без тёткиной комнаты, без родителей, без общежития как-то перетерпит это лето.
Оставался только Сагрон.
Она остановилось уже на десятом повороте, узнав картину – портрет одного весьма известного мага. Тот подмигивал ей, нанесённый масляными красками на холст, вот уже третий раз. Сначала Тэсса предполагала, что просто картина, изображавшая основателя, первого ректора НУМа могла быть повешена не в одном месте общежития, а едва ли не на каждом повороте, но в прошлый раз подметила один характерный мазок – картина была точно та же, что и тогда.
Заблудилась.
Она устало вздохнула. Да, болезнь отступила, да, ей помогли, но теперь – усталость вновь накатила волной и укрыла её – спрятала от всех остальных насущных проблем. Какая там блокировка, какая там Литория Ойтко – это ведь позор, ночевать в коридорах преподавательского дома… К тому же, что будет, если её застанут? Студентам, кажется, находиться здесь запрещено, по крайней мере, без сопровождения в виде преподавателя, а она – сидит под стеной, смотрит на первого ректора, что так ласково улыбается со стены…
Маг, разумеется, её не видел и не слышал. Он был уже сотни три лет как мёртв, к тому же, вряд ли испытывал интерес к молоденьким студенткам. Говаривали, он вообще ни к чему, кроме магии, интерес и не испытывал, лишь колдовал и колдовал, пока не умер от старости, благой и чинной, оставив университет своему ученику, а немалое наследство – самому НУМу на процветание. Дети у него, впрочем, были; была и жена. Им досталось, кажется, совсем мало, лишь десятая или двадцатая доля – говаривали, что они прогневили чем-то отца да мужа перед самой-самой смертью, и он заявил, что каждый должен сам завоевать себе место под солнцем и заработать состояние.
Университет выстоял благодаря этому капиталу и в голодные годы, и в Войну, длившуюся больше четырёх лет, направленную на уничтожение Магических Искусств. Мало кто сумел перестоять те злые дни – сейчас о них вспоминали только в общем курсе истории, в школе говорили несколько слов – вот и всё.
Девушка вздохнула. Почему когда-то надо было воевать? Что за глупость – отделять магию от остальных наук, возносить её, словно какую-то веру, полагать, что ею должны заниматься только избранные? Кто-то умеет колдовать, кто-то – отменный хирург, что справится лучше волшебника-целителя, а ещё есть одарённые поэты и учителя, прекрасные математики и физики. Что за глупость – полагать, будто бы магу не нужно общее образование, будто бы в НУМе и подобным ему заведениям учатся только избранные?
После Войны основы магии преподавали ещё в школе. Кто-то проявлял к ней способности, кто-то нет – ещё один способ отделить одних школьников от других, направить их по верной стезе. Так прекратились ссоры; теперь больше некому было возмущённо заявить, что ему просто не позволили заниматься волшебством, даже не потрудились отыскать в нём эту самую волшебную нитку, что могла бы вывести его в люди. Магия была доступна, равно как и прочие науки – и всё же, требовала, как и всё остальное, определённого таланта и львиной доли трудолюбия.
Ректор улыбался всё хитрее и хитрее. Котэсса смотрела на него, не отрывая взгляда – ей почему-то казалось, что мужчина даже с того света подсказывает ей, как надо поступить, подталкивает, пытается придать уверенности. Он словно повторял – совсем тихо, так, что надо было ещё умудриться услышать, – что она не должна останавливаться, не должна позволять себе просто так просидеть здесь, на холодном полу.
Может быть, он и вправду мог колдовать даже с портрета, даже после своей смерти, после всех тех лет, что прошли с того мига. Наверное, сила его была велика – она жила в самих стенах этого здания, она вдохновляла столько поколений студентов на дела, может быть, великие, а может, ничтожные и злые, как того же Жодора Ольи, и…
– Тэсси, – насмешливый голос мигом развеял всю ректорскую магию, – что ты здесь делаешь?
Котэсса буквально подпрыгнула на месте – вскочила, забыв поднять сумку, попыталась отряхнуть своё старое платье, в котором пришла. Сагрон стоял, опёршись о стену, совсем-совсем близко, да ещё и до ужаса нагло улыбался, склонив голову набок. От этой вредной улыбки ей стало отчасти не по себе – ну вот что, спрашивается, он от неё хочет?
– Добрый день, Арко, – протянул он. – Точнее, вечер. Ах да, – он окинул взглядом освещённый магией коридор. – Ночь. Ты к кому-то в гости?
Ей хотелось сказать, что она просто проходила мимо или, может быть, заглянула отдать какие-нибудь бумаги кому-то вроде Литории, но вспомнились слова и Элеанор, и Хелены… И Жодор тоже вспомнился – в этом мире ничего не бывает за просто так. И ректор, кажется, тоже одобрял подобное ведение дел – не этот, совершенно забывший о том, что коллектив следует держать в ежовых рукавицах, но тот, самый первый, самый сильный и самый мудрый, основатель.
– К вам, – отозвалась наконец-то она. – Вас давно не было на работе, и я подумала, что, может быть, что-то случилось. К примеру, проклятье могло взыграть как-нибудь зло… Ведь в прошлый раз у вас были последствия?
Она подошла ближе. С такого расстояния было видно, что Сагрон значительно побледнел – даже слишком, как на молодого мужчину. Да и его как-то будто перекосило – он специально держал голову чуть склонённой набок. Да, конечно, во взгляде от этого не стало меньше хитрости и какой-то особенной вредности, но Котэсса знала, что в подобном положении, должно быть, шея сильно затекала и ныла.
– Были, – кивнул мужчина. – Но ведь ты вроде бы как не собиралась мне помогать, разве нет? Сдаётся мне, даже заявила, что я получил по заслугам… И что тебе есть где жить. У профессора Хелены, её дочь… М?
– Вернулся господин Жодор из командировки, – Котэсса надеялась на то, что голос её звучал довольно уверено. – А вам, очевидно, уже давно надоели ваши ожоги. К слову, кажется, я видела, как у доцента Ольи отрастает хвост.
– Профессор Хелена мудро воспользовалась проклятием своей дочери?
– Разумеется. Я бы тоже в таком случае им воспользовалась, – Котэсса скрестила руки на груди. – Но сейчас у меня есть и другие проблемы.
– Первая из них – это то, что тебе определённо негде жить.
– Именно.
Сагрон хмыкнул. Улыбка на его губах стала чуть шире и искреннее, но голову держать прямо он всё-таки не мог.
– Ну что ж, – протянул он, – я ведь обещал тебе помочь. Но только в случай ответной благодарности, разумеется.
– Вам не стоит надеяться на избавление от проклятия окончательно, – отметила Котэсса.
– После вмешательства Жодора это стало невозможным?
Она почувствовала, как краснеет – но уверенно мотнула головой.
– Нет, господин доцент, это всё ещё возможно, – ответила она. – Но в силу определённых обстоятельств я не вижу никаких – совершенно никаких! – причин вам помогать. Порядочная девушка позволит себе подобное только с возлюбленным.
– Я разрешаю в себя влюбиться.
Котэсса фыркнула и вручила ему тяжёлую сумку, а после расправила плечи, будто бы показывая, что так просто в этом сражении ему уж точно не победить.
– Благодарю вас за разрешение, – проронила наконец-то она, – но в данный момент условия ставлю я.
– Разве не тебе негде жить?
– Разве не вы страдаете от невыносимого жжения с правой стороны вдоль шеи и примерно до сердца? Мне кажется, найти крышу над головой проще, по крайней мере, я могу обратиться к разным источникам. А вот у вас, кроме меня, вряд ли отыщется кто-нибудь, кто действительно способен помочь.
Сагрон вздохнул. Котэсса была права – отыскать дом куда проще, чем уговорить несносную девчонку помочь с проклятием.
– Мне не с кем договариваться относительно общежития на данный момент, – вздохнул он.
– В таком случае, вот когда…
– Стой, – мужчина поймал её за руку. – Элеанор сказала, что даже если ты снимешь симптомы, всё равно будут проблемы, если тебя не будет рядом. И без нарушений тоже. Проклятие словно притягивает. И я в это верю. Теперь уж точно да.
– Я ведь вам говорила, – пожала плечами Котэсса, – что вам следует быть осторожнее, выбирая женщин. А вы, если верить всему женскому преподавательскому составу нашей кафедры, совершенно не переборчивы в связях. Но мне ещё надо искать себе дом на сегодня. Подумайте насчёт общежития.
– Да стой! – Сагрон потянул Котэссу к себе, всё ещё держа во второй руке её сумку. – Подожди. У меня две комнаты. Ты вполне можешь пожить в моей квартире, пока не будет возможности поговорить с управляющей общежитием.
Котэсса вздохнула. Она всё же надеялась на кровать где-нибудь в студенческих комнатах, но только не у Сагрона в доме. Но…
В доме профессора Хелены, конечно, было замечательно. Вот только в данный момент девушка была абсолютно уверена в том, что кто угодно, и доцент Дэрри в том числе, в сотню раз лучше, чем ненавистная компания Жодора. Даже само его присутствие! Ей всё ещё было до ужаса стыдно перед Элеанор и перед её матерью, ведь она, в конце концов, не оправдала ожиданий, а что уж говорить о том, чтобы продолжать сидеть у них на шее!
– Хорошо, – наконец-то согласилась она. – Но никаких попыток… Вы поняли, в общем. Никаких.
– А проклятие? По крайней мере, шея, – Сагрон попытался улыбнуться, но на сей раз вышло как-то совсем плохо. – Честное слово, мне как-то не до шуток. Очень уж хочется избавиться от этого назойливого перекоса, и…
– Хорошо, мы разберёмся с шеей, – вновь кивнула Котэсса. – Но ничего больше. И вы не будете настаивать. Согласны?
– Одно условие.
– Какое?
– Никаких "вы", – уверенно ответил ей Сагрон. – Я старше тебя на… лет девять? Не так уж и много. Разница велика для селянина, но не в нашем НУМе. И мне так будет проще. Ладно?
– Ладно, – милостиво улыбнулась Котэсса. – Пойдёмте, разберёмся с вашей шеей. Но обещайте, что как только появится управляющая общежития, вы тут же просто поможете найти мне комнату!
– Не вы, а ты, – сердито поправил её Сагрон.
– Ты. Поможешь, – исправилась Котэсса. Мужчина тяжело вздохнул. На один миг показалось, что вот-вот станет во много раз легче, сейчас пропадёт эта назойливая, бесконечная проблема со снятием проклятия, а он сможет жить, как прежде, и всем своим бывшим не придётся пояснять, почему он не желает больше выходить на связь, видеть их, а самое главное, отвечать взаимностью, но нет. Котэсса была не так уж и проста, как ему изначально казалось. Или просто хотелось – потому что мужчина не мог вспомнить, чтобы она давала повод для крамольных мыслей.
Но на сей раз, по крайней мере, она не отправилась в логово двух представительниц змеиного рода и одного – козлиного. Сагрон убеждал себя в том, что беспокоится о Котэссе только по той причине, что её девичья честь – единственный шанс раньше срока распрощаться с проклятьем. Он был уверен в том, что по доброй воле ни с кем, не женившемся на ней и не завоевавшем сердце, девушка в одной постели не окажется, но, при всех достоинствах профессора Хелены, мужа она себе выбрала просто отвратительного. Да, маг сильный, да, умный мужчина, но не просто обожающий липнуть ко всем молодым девушкам подряд, если бы, ещё и из тех, кто полагает каждую из них своей собственностью, кем-то, кто должен отдать ему всё за одну только улыбку или беглый, плотоядный взгляд.
Его квартира оказалась совсем рядом, даже смешно, что Котэсса так просто, так легко прошла мимо неё вот уже три раза, но не обратила внимания на неприметную дверь. И на портрет ректора, что висел прямо в метре от неё, справа – точнее, его-то она как раз увидела, аж три раза, но проассоциировать с квартиркой Сагрона всё-таки до конца не смогла.
Теперь, прислушиваясь к дыханию – тишину больше ничего не нарушало, – Тэсса заметила, как тяжело ему было выдыхать воздух, подметила, что он жмурился, совершая особо резкие движения. Проклятье жгло, жгло сильно.
– Говоришь, – улыбаясь, протянул Сагрон, – у Жодора вырос хвост? Великолепно! Всегда хотел посмотреть на него с хвостом. Не уверен, что Хелена поможет от него избавиться.
– Разумеется. У него уж точно нет способов её уговорить, – пожала плечами девушка. – В их семье у неё даже статус выше, чем у него.
Она перевела быстрый, беглый взгляд на Сагрона и тяжело вздохнула. Снимать проклятие казалось чем-то невообразимо смешным; она даже представить не могла, чтобы волшебство реагировало на что-то в этом роде. Но, так или иначе, смотреть на муки человека, который, в принципе, перед нею ни в чём виновен не был, казалось странным.
Сагрон сел на край дивана, того самого, на который её уложили в прошлый раз, и протянул руки.
– А как так получилось? – вместо того, чтобы отреагировать на приглашение мужчины, полюбопытствовала Котэсса. Она пристроила свою сумку в самом углу, у невысокого пуфика, откровенно женского и не вписывающегося в общую картину комнаты. – Господин доцент?
– Можно сначала избавиться от последствий, а после общаться со мной на тему того, как же я всё это сумел заработать? – немного сердито полюбопытствовал он. – В конце концов, это разве тебе важно?
– Мне просто интересно, – возразила она. – Потому что я абсолютно уверена, что доцент Ойтко не позволила бы вам… тебе соблазнять какую-нибудь студентку прямо у неё на глазах.
– Литория вышла.
– А проклятие не остановило? – хмыкнула Котэсса. – Разве не было осознания того, что после возникнут проблемы…
– Тэсси! – возмутился он. – У меня осознание было, а у ваших двоечниц, которые сначала прыгнут преподавателю на колени, потом поцелуют, а потом только заметят, что их пытаются спихнуть, его нет! Причём не только относительно проклятий, сдаётся мне…
– Не стоит называть меня Тэсси.
Сагрон скривился и потёр шею, а после зашипел – только сейчас Котэсса заметила, что действие проклятия было не таким уж и невидимым. По его плечу стекала тоненькая струйка какой-то странной розоватой жидкости, похожей на кровь, разведённую в большом количестве воды. Может быть, он как раз принимал душ? Волосы вот тоже влажные. Но кровь всё равно не сулила ничего хорошего.
Девушка поднялась с избранного ею пуфика в бордовой обивке и подошла поближе, сама, впрочем, толком не осознавая, что именно она должна сделать. Сагрон, казалось, терпеливо ждал того момента, когда она окажется на достаточном расстоянии, сам не вскакивал, сознавая важность добровольного фактора вмешательства.
Но стоило только Котэссе оказаться в полуметре от него – и отвлечься на любопытные, откровенно магического происхождения узоры на обивке в общем-то самого обычного, серого дивана, – как мужчина сгрёб её в охапку, усаживая к себе на колени.
Она склонилась к нему, поспешно прикоснулась к губам – и отпрянула, будто бы надеялась, что так сможет нейтрализовать всё, что он успел себе заработать.
Мужчина что-то прошипел сквозь зубы. Да, и губы, и щёку тоже жгло, но основные поражения – на шее, там, с правой стороны тонкой линией поцелуев и даже куда-то к сердцу…
Котэсса вздохнула.
– Я этого не делала, – предупредила она, расстёгивая пуговицы его рубашки. – И как можно было умудриться получить подобные… повреждения посреди университета? Это ж как надо было неохотно отталкивать от себя студентку!
– Потом поговорим.
– А если я хочу сейчас?
Мужчина поднял на неё страждущий взгляд, словно пытался передать все проблемы собственного положения, и девушка тяжело вздохнула. На самом деле, не хотелось причинять ему вред, не хотелось заставлять испытывать боль, но всё-таки – надо же иметь хоть какую-то совесть, хотя бы намёк на неё!
Даже если он и не её возлюбленный, и вообще, ей на него наплевать. Если наплевать, конечно – потому что в последнем девушка уже начинала радикально сомневаться. Иначе б она здесь не сидела, и в дом не пустила, и к Ойтко бы тогда не пошла, а поехала бы себе к родителям, смотрела бы с обожанием на жениха – того самого соседского парня, что в полтора раза шире, в полтора раза ниже, в полтора раза старше… Ой!
Лучше уж Сагрон.
– Хорошо. Это была очень настойчивая студентка, – покачал головой он. – Невероятно настойчивая студентка с невероятным количеством двоек…
– С невероятного моего курса или всё-таки четвёртого, который уже почти пятый?
– Второй вариант.
– Слава Небесам, – облегчённо выдохнула девушка. – А то иначе я бы этого не перенесла. Не хватало ещё возмущений в группе.
Она пробежалась пальцами по едва заметным ранам – вероятно, проклятие действовало скорее на болевые рецепторы, максимум прикрывало иллюзией ранения. В том, что Сагрон сам ничем их не скрывал, девушка даже не сомневалась, это было заметно по его поведению.
Он лишь крепче сжал её в своих объятиях, хотя Котэсса с куда большим удовольствием просто села бы рядышком на диване и приложила бы к бесконечным невидимым ожогам ладонь, чем вынуждена была коротать часы у совершенно постороннего и чужого для неё мужчины на коленях, застыв у него в руках, как фарфоровая кукла.
Девушка подалась вперёд, напоминая себе, что это всё для дела.
– Твои руки, – просипел Сагрон, – не помогут. Элеанор сказала, что последствия проклятия снимаются исключительно тем же, что и было сделано.
– И когда ж она успела? – вздохнула Котэсса. – Вы, господин доцент, – на фамильярное "ты" она почему-то никак не могла перейти, – ну уж очень плохо сопротивлялись.
Она всё-таки смилостивилась и, подавшись вперёд, мазнула губами по его шее, где-то около скулы, где, судя по напряжённым мышцам, как раз и начиналась зона поражения. Мужчина, казалось, даже расслабился – теперь, чувствуя её прикосновения, он мысленно прощался с болью.
Губы скользнули чуть ниже. Как Котэссе хотелось бы не краснеть от одних только этих дурацких поцелуев, от того, как его руки застыли у неё на спине, как у неё самой аж ладони похолодели – а его кожа буквально пылала, причём не только там, где ожоги.
Но она обещала помочь. И, стараясь отбросить в сторону все мысли о том, что не следовало ни соглашаться, ни приходить, ни вообще связываться с Сагроном, девушка зажмурилась и вновь коснулась губами к пылающим ожогам, которые и без магического взгляда чувствовались проклятыми пропалинами на коже.
К четвёртому или пятому поцелую Дэрри, казалось, и вовсе забыл об ожогах. Кожа успокоилась – она коснулась ладонью последнего витка повреждений, словно проверяя, не надо ли продолжать исцеление, но Сагрон будто бы и позабыл о том, с какой целью Котэсса вообще сюда пришла. Перехватив её поудобнее за талию, обняв ещё крепче, заключив в плен, словно заковав цепями, он впился в её губы с неожиданной, откровенно проклятой страстью.
Тэссе казалось, что она будто бы оказалась в плену – плену чужих обнаглевших рук, – потом как-то краем мысли уцепилась за то, что диван, оказывается, достаточно удобный…
– Ай! – воскликнул возмущённо Сагрон, нависая над нею на вытянутых руках. – Послушай, милая…
Она возмущённо фыркнула.
– Мы договаривались снять проклятие! – девушка ткнула пальцем ему в грудь, игнорируя факт расстёгнутой уже до конца рубашки – нет, ну она точно не могла этого сделать, да и зачем? Даже в мыслях не было. – Снять проклятие, а не укладывать меня на вот этот диван, – она ударила свободной ладонью о серую обивку. – Разумеется, я воспользовалась заклинанием! Потому что не приемлю насилие!
– Разве с моей стороны было насилие? – удивился Сагрон. – Мне кажется, всё добровольно. Я вообще никого ни к чему не принуждаю, – он вновь наклонился к ней. – В конце концов, Котэсса, ты уже взрослая девушка, и…
– И потому взрослая девушка самостоятельно, а не по чужому требованию, решит, когда ей превращаться в молодую женщину, – строго отозвалась Котэсса. – Так что, будьте добры, доцент Сагрон, переместитесь на пол, пока я не столкнула вас отсюда сама!
Выглядел он исключительно возмущённо. Но – проклятье не срабатывало, не отращивало ни хвост, ни рога, не лишало некоторых важных частей тела, так что, очевидно, следовало благодарить Небеса, что привязало его именно к Котэссе, а не к Элеанор. А то там бы первым фронтом выступила бы мать, и…
И конец. Мужчина даже не представлял себе, с каким весельем несносная аспирантка бы наблюдала за его мучениями.
Котэсса не стала ждать, пока он наконец-то соизволит перебраться на пол. Не увидев никаких активных действий с его стороны – лишь просто столкнула, причём самым возмутительным образом – просто толкнула ногой.
После этого, правда, сама спрыгнула с дивана и встала над мужчиной. Он довольно растянулся на полу, заложив руки за голову – приятно было не испытывать привычного уже за такое длительное время жжения в области шеи – да и вообще всюду, куда только успела дотянуться одна особо рьяная особа.
Ему б очень хотелось, чтобы слова о студентке четвёртого курса были правдой. Так было бы легче – обвинить какую-то там незнакомку, имя которой никогда не будет оглашено, во всех собственных бедах да неудача, а после позабыть о ней навсегда. Но та женщина, что оставила отметины, подобные клеймам, вернётся. И Сагрон полагал, что, может быть, зря пообещал ей чуть больше, чем на самом деле мог дать.
Впрочем, особа, которой было обещано то самое свидание, что не сложилось из-за проклятия – это дело не самое страшное. Уж точно не страшнее, чем бесконечная цепь ожогов, чем само проклятие…
И чем возмущённая Котэсса, нависающая у него над головой, показавшаяся вдруг такой любопытной, такой взъерошено-привлекательной…
Элеанор, заглянувшая вчера на огонёк, предупреждала – будет тянуть, как магнитом. Когда девушка сопротивляется, проклятье активизируется само по себе, начинает действовать назло тому, кто его получил, пытаться вернуть его в семью, причём чем скорее, тем лучше. Проклятье уцепится в него словно когтями и будет ежесекундно подталкивать к Котэссе, запихивать буквально в её объятия.
После каждого нарушения, после каждого случайного поцелуя будет становиться всё хуже. После каждого исцеления со стороны Котэссы – он всё труднее станет забывать о ней, о холоде её узких ладоней, о том, как сверкают эти светло-карие глаза…
Сагрон мотнул головой. Что за отвратительнейшее проклятие? Оно точно, сто процентов должно как-нибудь сниматься. И не только путём соблазнения строптивой девчонки!
Но что-то подсказывало нынче мужчине, что о справедливости не шло и речи. Проклятие придумывалось в наказание несносным, как выражалась дражайшая Элеанор, мужчинам – и женщинам, впрочем, тоже, смотря кто и против кого будет применять подобную формулу. И всё ради чего? Он повторил этот вопрос не один раз, прежде чем получил вразумительный ответ.
Всё ради того, чтобы можно было наконец-то продемонстрировать супругу, неверному до отвратительности, что самое главное в семье – это оставаться всё-таки для своей второй половины чем-то вроде надёжного укрытия. Хочешь изменять – разводись, вот что сказала Элеанор.
То, что они с Котэссой не были мужем и женой, девушку совершенно не смущало. Хотите – женитесь.
Замечательный ответ.
Да он может захотеть хоть десять раз, но это ж не значит, что Тэсса согласится!
– Вставайте! – сердитым тоном напомнила она о себе.
– Мы перешли на ты, – лениво сообщил Сагрон, рассматривая её с ног до головы. – Что это за отвратительное платье? Сколько ему лет? На столетний винтаж от бабушки не тянет совершенно, потому что вышивка достаточно новая по ободу. Значит, лет десять, матери не подошло – сплавила дочери? Либо за старшей сестрой донашиваешь.
– У меня нет сестры! – мрачно отозвалась Котэсса. – Вставайте!
Платье и вправду отдала ей мать. Купила "на вырост", платье для десятилетней – как на неё нынешнюю. Оно пролежало года четыре в шкафу, но к пятнадцати девушка уже вполне смогла его носить, по крайней мере, утопала не до конца. К восемнадцати – привыкла, да и подросла уже наконец-то, появились кое-какие формы – не всё ж ходить доской, – и платье село уже нормально.
Но за долгие дни и месяцы использования оно превратилось уже в какую-то наполовину протёртую тряпку.
Тэсса на самом деле предпочитала рубашки на блузы. Но летом было очень жарко, по крайней мере, днём, вот она и надела самое лёгкое, что отыскала в своей сумке. Когда ж она в последний раз обновляла гардероб, сколько лет тому назад? Ой, давно!
– Вставайте! – повторила девушка уже в третий раз. – Хорошо. Вставай?
Сагрон приподнялся на локтях – кажется, теперь демонстрировал, что она правильно исправила вопрос.
– Допустим, встану. И что мне за это будет?
– Предположим, – протянула Котэсса, – останете… останешься лежать. Рассказать, что будет за это?
Мужчина фыркнул, но сё-таки поднялся, правда, очень неохотно, так, словно на него только что навесили как минимум десяток тяжеленных мешков. Вот только под неумолимым взглядом собственной студентки он даже как-то приободрился, попытался её обнять, но девушка вывернулась из его рук.
– Мне занимать диван? – спросила она, глядя на него.
– Нет. Кровать твоя.
– Моя? Или общая?
Сагрон скривился. На второй вариант он вряд ли мог действительно рассчитывать, так что, пожалуй, лучше не будить в девице зверя и не портить окончательно себе – и ей, – остаток ночи.
– Твоя, – махнул рукой он. – Занимай. Но завтра я тебя просто так в покое не оставлю, даже и не надейся!
– Я подыщу себе другое место, как только у меня появится таковая возможность, – повела плечами Котэсса. – И завтра я проведу целый день у госпожи Ойтко. Буду заниматься переписыванием бесконечных документов.
Сагрон прищурился. На языке у него крутилось одно крайне незаконное предложение, но сделать его прямо сейчас означало отдать в руки Котэссе незабываемую козырную карту.
– Тебе нравится заниматься переписыванием? – полюбопытствовал наконец-то с хитрецой он, но девушка только фыркнула, повела весело плечами и ускользнула в спальню, нагло закрыв за собой дверь. – Эй! Я могу помочь!
Но Котэсса не ответила – словно забыла о том, что в доме был ещё кто-то, кроме неё самой.