Текст книги "Психология проклятий (СИ)"

Автор книги: Альма Либрем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)

Глава 24

Весь НУМ шумел – точнее, даже гудел на одной низкой ноте. Звук исходил откуда-то из подвалов; Сагрон услышал его ещё в тот момент, когда зашёл в университет.

И принесла же его неладная, в выходной-то день!

Но это поражало. Гул, стойкий, сильный, напоминающий толпу ругающихся людей, притягивал к себе, словно магнитом. Сагрон никогда прежде особо не доверял плохому предчувствию, но сегодня буквально ринулся вниз по ступенькам, чувствуя, что случилось что-то плохое. Очень плохое.

Ступеньки под ногами едва ли не летели. После вчерашнего новогоднего счастья остался только странный осадок, благо, не алкогольный, не то он списал бы на него странные звуки, но чувства всё ещё были обострены от переизбытка магии в воздухе, и Сагрон буквально чувствовал, как мощное постороннее волшебство пыталось вырваться из наброшенной на него клетки.

В подвалах оказалось не так уж и много народу. Прежде здесь было множество артефактов, по крайней мере, так вещала история магии и её преподаватели, забивавшие никому не нужной ерундой головы студентов, но сейчас нельзя было найти ничего толкового. Только пустые застеклённые камеры, совершенно беззащитные и не заколдованные.

Совершенно недавно в одну из таких поместили артефакт, втягивающий в себя чужие проклятия. Музыкальная шкатулка, перестающая играть, когда её никто не дёргал, красовалась на своём постаменте, и стекло вокруг неё пылало с такой силой, что даже прикоснуться было страшно.

Сагрон отлично знал, как такое снимается, но не сомневался, что морочиться пришлось бы долго. Да и внутри, вероятно, присутствовало немало дополнительных заклинаний, которые обязаны были защитить шкатулку, вот только разве хоть одно из них активировали? Должны были сделать это сегодня утром, когда артефакт наконец-то освободится от уже использованного проклятия, изжившего своё.

Он, говорили, отлично работал с теми заклинаниями, что имели специфическое условие. Артефакт не был живым, потому всевозможное "пока один из вас не полюбит" или "через несколько поколений один из вас умрёт" он уничтожал на раз. Только чёткие "на год" и "на тридцать лет" занимали его на отведённый срок, и потому с такими проклятиями к магическому чуду не подпускали.

Много лет назад кто-то один прорвался. Ещё во время магической войны слил сюда проклятие на несколько поколений, вот оно и крутилось до новогодней ночи, а несколько часов назад должно было угаснуть и освободить артефакт. Тот бы исследовали, может, и размножили бы…

Но не успели.

Один из стражников-магов, призванный охранять артефакт и справляющийся с этим делом вот уж довольно долгое время, лежал с разбитой головой. Над ним крутилось два или три целителя; судя по спешке, мужчину пришлось вытаскивать с того света. Он потерял много крови, но дышал, и это внушало надежду.

Второй был просто мертвенно бледен, то, впрочем, тоже жив. Он сидел, пошатываясь взад-вперёд, и бормотал что-то, смотрел на свои руки, на пальцы, чесался, будто бы пытался избавиться от чего-то, стряхивал с себя невидимых насекомых…

Проклятие иллюзии, одно из самых противных, окутало его сплошной пеленой, и опытный маг, склонившийся над ним, пытался вытянуть в маленький камень последствия чар.

Но самое страшное было дальше. Стекло лежало под ногами – осколками и мелкой крупицей. Осталось несколько кусков и внутри камеры-клети, и те всё ещё пылали огнём, только уже совсем слабым. Черта вспыхивала, только когда через неё кто-то переступал, потому женщины деловито поднимали юбки.

Колдуньи-боевики, две, впрочем, были в брюках, заправленных в высокие сапоги; они переступали через пламя, не боясь обжечься, командовали друг другом и то и дело обращались к человеку, застывшему у самого артефакта.

Это был мужчина, высокий, весь в тёмном, как и все королевские боевые маги. На его рукаве красовалась эмблема королевской защиты, яркая, словно то знамя. Он склонился над музыкальной шкатулкой и изучал её, словно было непонятно: кто-то занял артефакт своим проклятием.

И самое отвратительное, что не было даже шансов узнать, каким именно. Сколько лет подряд бились над предыдущим! Артефакт, защищая человечество от собственного влияния, закрывался так прочно, что до истечения срока его невозможно было вскрыть. В прошлый раз слили что-то пустяковое, чисто вредительства ради, а теперь…

Сагрон мог только предполагать.

Он почувствовал, как за него зацепились чужие взгляды, пристальные, внимательные. Как окликнули мужчину, стоявшего у артефакта. На фоне говорил что-то громко профессор Куоки, призывая к спокойствию, Хелена Ольи тоже что-то требовала, то ли воды, то ли объяснений…

Сагрон смотрел на мага.

Он действительно напоминал тёмного колдуна, как ложно свидетельствовала его мрачная одежда. Статный маг, темноволосый, загоревший от постоянного пребывания на солнце и на ветру во время выездных заданий, с чёрными глазами – и непроницаемым выражением лица. С одной узкой, в несколько волосков, светлой прядью, откатом от того самого заклинания – надо же, даже не прячет за иллюзией.

Ирвин Сияющий, работник Следственного Бюро, глава отдела Борьбы с Магической Преступностью собственной персоной. Человек известный в широких и в узких кругах. Принципиальный до жестокости, самоуверенный, могущественный маг, способный остановить кого угодно в схватке.

Боевой маг, в котором от природы не было ни капли этой магии. Целитель, забывший о собственном призвании.

И его бывший друг.

Сагрон сглотнул, но сделал несколько шагов вперёд. Ирвин почему-то пугал его одним своим видом, да и тем, как смотрел на всех вокруг, с какой гордостью и злостью. Особенно на профессора Куоки.

– Доцент Дэрри, – он переступил через огненную преграду и подошёл поближе к Сагрону. – Не ожидал, что вы спуститесь сюда. Что ж вас привело в подвалы к артефактологам и боевому отряду?

– Исключительно подозрительный гул, – покачал головой Сагрон, понимая, что, если у Ирвина будет возможность, он зацепится за любую мелочь. – Что случилось?

– Кто-то воспользовался артефактом, – пожал плечами Ирвин. – Вырубил двоих высококлассных боевых магов, что под силу только крайне опытному специалисту, прорвал это стекло, переступил через неактивированную сеть боевых заклинаний, а потом влил своё проклятие в неокрепший артефакт. Теперь мы даже не можем вскрыть его и узнать, что там.

Сагрон присвистнул. Если б кто-то просто воспользовался артефактом, это уже было преступлением. Но с таким прорывом…

– Есть подозрения? – спросил он, но Ирвин только таинственно усмехнулся, всем своим видом показывая, что не только имеет право, но и будет игнорировать этот вопрос.

Вокруг носились сотрудники факультета Защитной Магии. Сагрон понимал, какова это была для них потеря, да и удар по репутации. Ведь они должны были следить за тем, что тут происходило, никого не допускать, ограничивать круг тех, кто знал о существовании артефакта…

А потом доцент Ойтко взяла и подала ректору идею встретить новоприбывших так пышно, чтобы это точно никто не пропустил.

– Я полагаю, – Ирвин обернулся на профессора Хелену, – что это совершил кто-то из своих. Вряд ли посторонние так легко бы вошли в НУМ. Или у вас тут защита ухудшилась в разы с того времени, как я учился?

– Нет, – Ольи сжала зубы, глядя на своего бывшего ученика. – Прежде, впрочем, студенты были не столь дерзки со своими преподавателями.

– Они того заслужили, – Ирвин смерил взглядом Сагрона. – А что же вы, доцент Дэрри, так ошеломлённо смотрите на побоище? Неужели вы никогда не видели последствия серьёзных магических атак, сидя здесь, в университете? А ведь вы тоже мечтали стать боевым магом…

– Я им и стал, – сжав зубы, ответил Дэрри. – И не моя вина в том, что с меня не вышло такого хорошего следователя, как с вас.

Не его вина в том, что он ещё два года не мог избавиться от отката. Не мог колдовать так, как хотелось. Защищал теоретизированную магистерскую. Так и не вернул былой уверенности в чарах нападения.

Не его вина в том, что он тогда сдержал собственный порыв и взрывом силы едва сам себя не выжег.

Но его – что эта дуэль вообще случилась.

– Да, жаль, – щёлкнул языком Ирвин. На какое-то мгновение Сагрону показалось, что он хотел было уже и смягчить тон, но чужие шаги заставили его вновь выпрямиться и вспыхнуть непреодолимой злостью.

– О, Сагрон, – тоненьким голосом, полным испуга и ужаса, прошептала Энниз. – Какой кошмар. Ты уже знаешь? Видишь, если не ты, то кто-то другой…

Воспоминания вернулись сплошным потоком.

Энниз. Это ведь она была тогда, много лет назад, камнем преткновения. Она собиралась стать супругой Ирвина. Она смеялась, улыбалась ему, пьяному, она даже не подумала тогда оттолкнуть…

Он забыл её, потому что Ирвин ото всех прятал свою невесту и даже имени её никому не называл. Энниз пришла тогда безымянной и осталась такой же на долгие годы памяти, пока не вернулась опять в его жизнь в качестве… Кого? Просто коллеги, благо, любовницей так и не стала.

– В каком смысле "если не ты"? – зацепился за фразу Ирвин. – Что вы хотите этим сказать, госпожа Фору?

По его взгляду, по прищуренным тёмным глазам и плотно сжатым зубам было видно, что он всё прекрасно помнил и до сих пор ненавидел её за ту измену. Или, может быть, до сих пор любил и хотел вернуть. Так или иначе, пророненные этой женщиной слова имели значение куда большее, чем сказанное кем-нибудь другим.

– Ведь доцент Дэрри был проклят, – протянула Энниз. – И довольно серьёзно. Да, это любовное проклятие и всего на год, или сколько там ему осталось, но крайне неприятное, и, я полагаю, он очень хотел бы избавиться от своего клейма раньше, чем то велит срок. Вероятно, девушка, проклявшая его, отказалась лечь с ним в постель, – это прозвучало так громко, что, казалось, даже содрогнулись потолки. – Что ему ещё оставалось?

Сагрон не успел даже возразить, сказать, что всё это ложь: Ирвин успел принять решение раньше. Он протянул руку, опустил её Сагрону на плечо, зажмурился на какое-то мгновение, а после отпрянул и презрительно скривился.

– Он не проклят, – проронил мужчина. – Тут нет ни единого магического следа.

– Доцент Дэрри! – возмутилась Энниз. – Так значит, вы… – Сагрон дожидался слов о том, что он обманул её, но Фору превзошла все его ожидания. – Так значит, это вы воспользовались артефактом! Вот почему вы теперь не прокляты, потому что он впитал в себя силу вашего проклятия. Как вы посмели лишить множество людей спасения на долгий год или полгода. Как вы… Как вы посмели напасть на стражу?!

Колдуньи, что крутились вокруг артефакта, поспешно пересекли черту. Одна из них носком отбросила в сторону кусок стекла, и Сагрон как-то отстранённо услышал громкий звон.

Профессор Хелена застыла рядом с Ирвином, не проронив ни слова: она была шокирована. Неужели тоже не знает?..

– Я не пользовался этим артефактом, – выдавил из себя Сагрон, чувствуя, как от шока перепутались все слова. – Я не…

– До выяснения обстоятельств вы задержаны, доцент Дэрри, – прервал его Ирвин. – Оллада, Ребекка, прошу вас…

– Это бред! – возмутился Сагрон. – Я даже не прикасался к вашему артефакту, и, тем более, я не был…

– Послушайте, – Ирвин, казалось, с трудом сдерживал гнев. – Я не хочу бросать вас в камеры. Но в ваших же интересах подчиниться.

– Я не виновен, – прошипел Сагрон. – И у меня есть неопровержимые доказательства.

– Вы можете предъявить их потом. Если в этом нет вашей вины, вы будете свободы, – пожал плечами Ирвин. – Вперёд.

Сагрон не успел проронить ни единого слова – полог молчания обрушился на него, словно гроза среди ясного неба. Он пытался сказать, что на самом деле никакого проклятия не было, что это всё ошибка и чужой эксперимент, что об этом просто никто не знает, но не мог. Слова просто растворялись в воздухе, а губы отказывались шевелиться – челюсти свело судорогой, словно он очень крепко сжал зубы.

Ирвин, казалось, смотрел на него с сожалением. Что ж, радости в его взгляде точно не было; он только покачал головой, оглянувшись на профессора Хелену.

– Сагрон, мне жаль, – совсем тихо промолвил он. – Я бы не хотел подтверждать твою вину. Но я вынужден задержать всех подозреваемых. Других тут больше нет.

Дэрри даже не мог возразить. Он был нем, он мог стать и недвижимым, если б оказал сопротивление колдуньям.

Они схватили его за руки с двух сторон, но Сагрон и не думал сопротивляться: только глупец попытался бы вырваться, онемев, из цепкой хватки двух могущественных колдуний с опытом боевых действий. Вероятно, они остановили бы его при попытке бегства, а если б сопротивлялся – обездвижили и потащили бы по полу, словно мешок с какими-то овощами. Потому Дэрри предпочитал идти сам, расправив плечи и ступая так, словно ничего и не произошло.

За спиной тихо охнула Энниз. Краем глаза Сагрон заметил, как она попыталась схватить за руку Ирвина, объяснить ему что-то, но тот только раздражённо отряхнул рукав, там, где к нему прикоснулась Фору, и двинулся следом за колдуньями.

Если б тут был любой другой боевой маг, может быть, всё и обошлось. Но Ирвин вряд ли вообще захочет его слушать; обвинят, а потом никто и не заподозрит, что это было ложно. Лишат дара речи или отсекут магию.

Ну и что с того?

Его выбросят без суда и следствия на свалку, превратят в непригодного, и спасибо ещё, если не закроют в какой-нибудь тюрьме. После того, как они с Ирвином расстались когда-то, больше шести лет назад, трудно ждать другого подхода, не говоря уж о справедливом суде.

Они поднялись из подвала в молчании; колдуньи вообще, казалось, не смотрели друг на друга и не интересовались личностью пленника, Сагрон не мог проронить ни слова, а Ирвин за спиной хранил трагическое молчание. Впрочем, Дэрри чувствовал на себе его тяжёлый взгляд, ещё в юности совершенно не сочетающийся с врождённой магией.

А ведь они когда-то были друзьями!

…Сагрону хотелось, чтобы никто его больше в таком состоянии не увидел. Даже если и осудят, может быть, удастся избежать хотя бы публичного осуждения. Тех, кого лишали магии, обычно после не преследовали, но они редко после этого проживали долгую и счастливую жизнь.

Но ему не повезло. В коридоре оказалась целая группа студентов-двоечников, ожидавших преподавателя – Куоки, наверное, – для пересдачи. Он как-то отстранённо вспомнил о том, что это был четвёртый курс, а после увидел в толпе и Котэссу, явившуюся, впрочем, для того, чтобы заверить какие-то документы.

Она ему об этом говорила. Он даже предлагал сходить потом куда-то, после того, как она получит желанную подпись. И она согласилась.

Тэсси застыла от шока, глядя на него, скованного магией, с таким ужасом, словно это её саму сейчас вели по коридорам НУМа, будто последнюю пленницу.

Сагрону хотелось, чтобы она осталась там, среди своих, но девушка растолкала двоечников и бросилась к нему.

– Что произошло? – требовательным, хорошо поставленным тоном спросила она у Ирвина. – За что его задержали?

– Девушка, пожалуйста, не мешайте выполнять работу, – вздохнул боевой маг. – Нам надо доставить подозреваемого в отделение.

– В чём его подозревают? – Котэсса вновь встала на пути у Ирвина, глядя ему в глаза с такой уверенностью, словно была готова превратить его в пепел. Весь её магический потенциал против его опыта ничего бы, разумеется, не значил, но отступать девушка не собиралась. – Это государственная тайна, или вы просто не желаете ответить?

Ирвин вздохнул. Он застыл напротив Котэссы, казалось, пытаясь подобрать правильные слова, покосился на Сагрона – но тот, при всём желании, не мог проронить ни единого слова.

– Сегодня ночью была разрушена защита вокруг артефакта, – сообщил Ирвин таким тоном, словно просил у Сагрона извинения за правду. – Доцент Дэрри подозревается в том, что воспользовался им в своих корыстных целях. На нём не замечено ни следа проклятия, хотя оно, по утверждению свидетеля, должно быть.

Словно они спрашивали кого-то другого!

Но Элеанор и Ролан, что могли подтвердить его невиновность, сейчас уехали куда-то на научную конференцию, а когда вернутся, может быть уже поздно.

Впрочем, что же он. Уже и так поздно.

– Нет, – выдохнула Котэсса. – Он не мог этого сделать.

– Это та самая девушка, которая прокляла вас, доцент Дэрри? – Ирвин с сочувствием посмотрел на неё. – Простите, как вас зовут?

– Студентка Котэсса Арко, – она расправила плечи и, кажется, даже стала выше, а её смешное каре, напоминавшее Сагрону прежде о вредном котёнке, теперь легло так, что Тэсси напоминала профессионального боевого мага.

– Котэсса, если я верно понимаю, у этого проклятия нет отменяющего заклинания. Вариант только один: артефакт, – пожал плечами он. – Доцент Дэрри свободен от магического влияния сейчас, и ни о каких отголосках даже проклятия не идёт и речи.

– Всё правильно, – кивнула она. – У этого проклятия нет заклинания-отмены, но, в соответствии с правилами, есть долженствующий набор действий. Доцент Дэрри не может быть проклят не потому, что воспользовался вашим артефактом, а потому, что избавился от него… легально.

Преподаватели, вышедшие следом за боевыми магами и Сагроном, застыли. Признание, произнесённое постороннему мужчине в лицо, даже в их не слишком консервативном обществе могло разрушить репутацию любой девушки.

К тому же, судя по восклицанию, её соседки присутствовали в толпе двоечников.

– Это правда? – спросил Ирвин. – Вы позволите мне проверить ваши воспоминания?

– Да, – кивнула Котэсса.

Сагрон зажмурился. Зачем она солгала? Чтобы сейчас оказаться соучастницей преступления?

Она протянула руку, и Ирвин сжал хрупкую девичью ладонь, несильно, но любого контакта хватило бы для того, чтобы добраться до её мыслей. Она, наверное, сняла барьеры или пыталась его обмануть, Сагрон не знал, но всё закончилось слишком быстро. Быстрее, чем должно было длиться сканирование периода большего, чем несколько дней.

– Что ж… – Ирвин нахмурился и взглянул на неё. – Вы довольно смелая девушка, – он оглянулся на остальных и громко огласил: – Госпожа Котэсса не лжёт. Оллада, Ребекка, снимите полог молчания и освободите доцента Сагрона. Он невиновен. Он не мог воспользоваться этим артефактом.

Сагрон потрясённо смотрел на него. Ирвин знал, что Котэсса солгала. Он понял это, только-только заглянув в её мысли.

Но предпочёл солгать и сам.

Это было…

Попыткой его спасти? От чего, от совершённого преступления, от того, в чём Сагрон на самом деле был невиновен? Но Ирвин так старательно порывался арестовать его минуту назад, и так легко при этом сдался сегодня.

Он жестом увлёк за собою боевых колдуний и вновь вернулся к преподавательскому составу. Те, собиравшиеся было разбежаться, вынуждены были возвращаться обратно, в подвалы, и, переговариваясь между собой, направились вниз по широким, высоким ступенькам, углубляясь в холодные переплетения ходов НУМа.

Студенты никуда не делись. Напротив, их шёпот становился всё сильнее; даже когда от толпы отделился профессор Куоки и погнал их в направлении аудитории, те, казалось, всё ещё пытались обсудить новость.

Поняли ли они, что сказала Котэсса? Судя по взглядам, более чем. Сагрон вдруг вспомнил, что о проклятии Элеанор ходили в последнее время слухи, и, вероятно, о том, что именно оно упало ему на голову, четвёртый курс догадался самостоятельно.

Или Энниз слишком громко возмутилась, стоя рядом с толпой. От неё можно было того ожидать.

Они остались в коридоре вдвоём. Котэсса смотрела на Сагрона широко распахнутыми глазами, словно пыталась найти слова. Он – тоже молчал, не зная, как и реагировать.

– Тэсси, я… – начал было мужчина, сделал даже шаг в её направлении, но Котэсса испуганно отшатнулась от него и взглянула так, словно увидела перед собой самое настоящее чудовище.

– Как ты мог? – прошептала она и громко шмыгнула носом – в глазах уже блестели слёзы. Сагрон хотел было сказать что-то, спросить, отчего столько обвинения в её взгляде, но не успел. Котэсса утёрла рукой глаза и, повернувшись к нему спиной, бросилась прочь.

Дэрри даже не успел её окликнуть: неожиданное осознание ударило его, словно обухом по голове.

Котэсса спасла его, да. Растоптала собственную честь, если такое понятие ещё есть в современном обществе, призналась в том, что была его любовницей – хотя на самом деле это оказалось ложью, – пережила вторжение в собственные воспоминания.

И при этом она была уверена в том, что он был проклят.

И воспользовался артефактом, чтобы избавиться от этого проклятия.