Текст книги "Психология проклятий (СИ)"
Автор книги: Альма Либрем
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)
Глава 17
Стопка книг заботливо покоилась на преподавательском столе, и Котэсса, разумеется, прекрасно догадывалась об их назначении. То, что Сагрон затянул выдачу литературы больше чем на несколько недель, её явно не радовало, но, к сожалению, ничего поделать с этим он не мог; дел навалилось в последнее время море. Если б, конечно, девушка осталась после лекций и хотя бы раз напомнила ему о том, что надо бы отдать ей литературу…
Подходила уже середина второй осенней двадцатки, и Сагрон вспомнил о собственном обещании, пусть и запоздало. Литературу он искал тоже несколько дней кряду, и теперь, когда всё подготовил, девичий взгляд, искренне серьёзный и немного раздражённый, преследовал его с особенной уверенностью.
Впрочем, Сагрон действительно выглядел странно. Вчера вечером, воюя с зельем, он умудрился обжечь себе руку, а волосы могли быть на тон темнее от копоти. Если о его экспериментах узнает комендант, то это, конечно, будет конец, но ничего поделать Сагрон не мог. Ночью на работе сидеть тоже не разрешали, а ему надо было где-то работать и экспериментировать.
– Студентка Арко, – закрывая свои предлекционные записи, промолвил он, – останьтесь, пожалуйста, минут на пятнадцать. Все остальные могут быть свободны.
Большинство студентов, кажется, вскочило со своих мест почти с облегчением, но Сагрон отчётливо услышал несколько раздражённых голосков и даже одно проклятие. Он и не подозревал, что Котэсса говорила настолько серьёзно о девицах, которые обиделись и устроили ей бойкот; она не казалась такой уж и несчастной, да и с коллективом вроде бы общалась нормально.
Только ему в последнее время предоставлялась возможность только наблюдать. После того разговора Котэсса не разговаривала с ним ровно две недели, и Сагрон уже явно чувствовал себя жертвой чужого наглого заговора.
– Котэсса, – обратилась к девушке одна из однокурсниц, – ты не можешь так поступить с нами. Помни об этом.
– Студентка Шафт, – Сагрон посмотрел на задержавшуюся девицу, пухленькую такую, хотя довольно приятную, и глядевшую на него до того влюблённо, что аж тошно становилось, – я, кажется, просил всех, кроме студентки Арко, покинуть аудиторию.
– Господин доцент! – возмутилась девушка – имя её Сагрон вспомнить не мог, – но попятилась к двери и, кажется, решила больше его не дразнить.
Котэсса стала мрачнее тучи. На фоне серого осеннего неба, красовавшегося за окном, она казалась ещё одним маленьким последствием дурной погоды, тем самым, что северные ветры пригнали откуда-то из соседнего государства.
Но девушка при этом ещё и делала вид, что совершенно не злится.
– Это была моя соседка по комнате, – отметила она наконец-то. – Безумно в вас влюблённая, доцент Дэрри.
Она так и прыгала с "вы" на "ты" и обратно, не определившись с тем, как именно должна к нему обращаться, и Сагрон даже одёргивать её перестал, решив, что рано или поздно Котэсса лишится этой дурной привычки.
– Нас уже никто не слышит, – сообщил он и выглянул из двери в коридор. Там, разумеется, стояло как минимум трое студентов, но он пригрозил им кулаком и закрыл аудиторию прямо перед носом у страждущей толпы, привычно накладывая несколько защитных заклинаний и как минимум одно безмолвствующее. В последнее время это стало уже необходимостью; никогда ещё Сагрон не чувствовал такое пристальное внимание, обращённое к его скромной персоне.
Разве что тогда, на пятом или шестом курсе, когда они поскандалили с Ирвином. И было бы из-за чего – не поделили девчонку, которую он сейчас даже и не помнил. Устроили магическую дуэль. Ну, собирался Ирвин на ней жениться – так она ж сама к Сагрону полезла. А он пьян был и смутно что понимал, зачем за тот невинный поцелуй было бросаться заклинанием…
Как же её, заразу такую, звали? Уничтожила ведь хорошие отношения, а потом и сама куда-то делась, оставила Ирвина у разбитого корыта. Он даже из НУМа тогда убежал, перешёл на индивидуальный график. И до сих пор, наверное, дуется.
Вот пусть бы ту невесту и проклинал верностью, между прочим.
– Я подобрал тебе литературу, – он указал на стопку книг. – Можешь забирать.
Котэсса покосилась на дорогие магические издания, кажется, представляя себе, сколько они все могут весить.
– Не могу, – наконец-то ответила она.
– Не донесёшь? – почти заботливо уточнил Сагрон. – Не переживай, я тебе помогу. Только зайду на кафедру, там Литория просила какую-то подпись поставить, и сразу…
– Донесу, я ж магичка, – оборвала его Котэсса. – Просто у меня в комнате не слишком опасно, а я не уверена, что мои магические замки на них сработают. Они ж тоже колдовские, – она расстроено вздохнула. – Меня мои соседки уже достали.
Она говорила до того грустно, что Сагрон мгновенно осознал: проблема была серьёзнее, чем Котэссе хотелось то демонстрировать.
Впрочем, у студенток всегда обострялись любовные чувства в преддверии великого дня всех влюблённых, происходившего в прелестный двести девяносто девятый день годового цикла. И ничего, что до него ещё полторы двадцатки, когда б то молодёжь останавливало?
– Если хочешь, я могу оставить пока что, – предложил он. – Возьми только вон ту, верхнюю, почитаешь на досуге. Или, может быть, ты хочешь переселиться?
Котэсса подошла к окну и устало упёрлась ладонями в твёрдую гранитную поверхность. Казалось, соприкосновение с холодным её успокаивало, равно как и вид дождя, на который она сейчас смотрела, но всё равно не окончательно.
Сагрон подошёл к девушке поближе, обнял её за плечи и тихо, куда-то в волосы пробормотал:
– Совсем достали? Может быть, ты переедешь ко мне?
– И как это будет выглядеть? Студентка отправляется в комнату к преподавателю? – прошипела она. – И будет объяснять всем вокруг, что их связывает проклятие? Не надо со мной играть, пожалуйста. К тому же, прошла уже достаточно серьёзная часть года, разве это так трудно – дождаться до конца проклятия?
– Дело не только в нём, – Сагрон опустил руки ей на талию, не отступая, и Котэсса всё-таки не вырывалась, хотя и не сменила доселе гнев на милость. Он мог предположить, что в её дурном расположении духа виноваты в первую очередь надоедливые сокурсницы, достававшие вопросами и даже попытками объявить бойкот, но не хотел бы оказаться причиной её проблем.
– А в чём ещё? – Котэсса тяжело вздохнула. – Сагрон, может быть, ты и не виноват в том, что профессор Куоки слишком громко упоминает определённые детали личных разговоров, в том, что это проклятие случилось, и… Во всём, что происходит сейчас, но от этого легче не станет.
– Я понимаю, – кивнул он. – Но стало бы, если б ты перестала от меня сбегать. Хуже, между прочим, всё равно не будет.
– Будет, – безапелляционно ответила Котэсса. – Меня уже как минимум три преподавательницы, и Литория два раза, предупредили о том, что я должна быть с тобой поосторожнее. И ни в коем случае, цитирую, "не поддаваться соблазну".
Сагрон мысленно пожелал Ойтко всего хорошего и провалиться где-нибудь на лестнице.
– Ты ходишь, как осеннее небо, – протянул он. – Слушай, когда наказывают за какое-то нарушение, всегда приятнее всё-таки его совершить, чем ходить невинной жертвой людской молвы.
– Я не буду с тобой…
– Я не говорю о… назовём это процедурой снятия проклятия, – рассмеялся Сагрон. – Я говорю о том, чтобы немного оттаять, снежная принцесса, и перестать сбегать от меня в коридорах. Может быть, иногда заходить на огонёк.
– Я просто студентка.
– И что с того? Профессор Куоки женился на первокурснице, а ему было тридцать три! – об этом, между прочим, весь университет гудел, но об этом Сагрон предпочитал не упоминать. – И она ещё не достигла совершеннолетия, когда между ними, скажем так, завязались отношения. И что с того?
– Мне никто не предлагает замуж, – отметила Котэсса.
– Это ты плохо меня слушаешь.
Она промолчала.
Сагрон предпочёл не уточнять, что юная супруга профессора Куоки стала его женой только по причине одной неосторожности. Толин в молодости был крайне неограничен в собственных запросах к женщинам, и, между прочим, не думал головой, приставая к молоденьким и легко сдающимся девушкам.
И ничего. Вон, уже больше тридцати лет вместе, двое детей – чем они плохо живут? Да, с детьми немного не ладится, но у профессора Куоки и характер паршивый, так что тут дело не в скоропалительном браке.
– Котэсса? – тихо обратился к ней Сагрон. – Мы уже больше сезона друг от друга бегаем с этим дурацким проклятием. Давай попробуем о нём просто забыть?
– Не получается, – ответила она. – Особенно учитывая тот факт, что ты ведёшь у нас два предмета.
– Я могу отдать их Лантону.
– Не надо! – она содрогнулась. – Ты хочешь, чтобы повторилась прошлая ситуация, но на этот раз тебя проклял кто-нибудь другой и чисто из вредности?
– Я хочу, чтобы ты от меня не сбегала, – уверенно ответил он. – Не вела себя так, словно я просто твой научный руководитель.
– Не могу.
Он покачал головой.
– И то, и другое не можешь?
– Не сбегать – могу, – наконец-то сменила гнев на милость девушка, между прочим, так и не сбросившая его руки с талии. – Поверить тебе, а уж тем более позволять себе… некоторые вольности – нет, не могу. И мне пора идти на следующее занятие, отпусти, пожалуйста.
Сагрон разжал наконец-то руки. Котэсса подхватила верхнюю книгу со стопки и оглянулась на него.
– Господин доцент, оставьте книги, пожалуйста, на кафедре, мне действительно в комнате некуда их девать. Я буду приходить туда заниматься, если вы не против, в установленное время.
– Завтра вечером подойдёт? – почти без надежды в голосе спросил он.
– Да, конечно, – Котэсса кивнула. – И, господин доцент… – она сделала шаг ему навстречу, подошла почти вплотную, опустила ладонь ему на плечо и, несмело улыбнувшись, привстала на цыпочки и поцеловала в уголок губ. – Не злитесь, пожалуйста.
– Не буду, – искренне улыбнулся Сагрон. – Только, пожалуйста, не опаздывайте завтра, студентка Арко.
***
В преподавательской кто-то кричал. Полог безмолвия, между прочим, довольно прочный, призванный сдерживать все посторонние звуки, кажется, совершенно не оказывал необходимую помощь. По крайней мере, чужие возмущённые крики и взаимные обвинения было отлично слышно.
– Брысь отсюда, – отогнал прочь любопытных студентов Сагрон. – И чтобы глаза мои вас не видели. Нашли цирк!
– Но господин доцент! Вы ведь тоже будете слушать! – возмутился один из второкурсников. – Это нечестно! Вы перекрываете доступ к информации.
– Ещё одно слово, и я перекрою вам доступ к сдаче зачёта, – отрезал Сагрон. – Кому сказал, вон!
Студенты, возмущённо ворча, подчинились и потихоньку разбрелись по аудиториям. Но крик за это время и без того уже притих; Сагрон осторожно вскрыл полог, но за тем тоже красовалась относительная тишина.
Он и не шёл бы в преподавательскую, если честно, но надо было поставить книги. Те смирно летели у него за спиной, и Сагрон уже устал держать их магией на весу; следовало бы отправить к себе в комнату, но Котэссу почему-то обманывать не хотелось.
С той поры, как она отдалилась от него, с невероятным старанием скрываясь по углам коридоров, Сагрон чувствовал себя, признаться, совсем не в своей тарелке. Да и опыт Ролана и его слова о проклятии давали о себе знать; он подозревал, что отдаление объекта проклятия действительно влияло как-то на взаимное влечение.
По крайней мере, теперь, когда менять девушек как перчатки было как минимум опасно для здоровья, мысли возвращались к Котэссе слишком часто. Сагрон подозревал, что верность войдёт в привычку, и через год, когда проклятие падет – или раньше, если девушка сменит гнев на милость, – у него не будет уже ни малейшего желания искать себе кого-нибудь другого.
Отмахнувшись от назойливых мыслей, он открыл было дверь, но осторожно – потому что книжки приземлились на свободную ладонь, – и застыл на пороге.
В преподавательской стояли Ролан и Элеанор – и они вряд ли были готовы заметить кого-нибудь вокруг.
…Тихоня Лантон, боявшийся обнять девушку! Хоть постыдился бы, прежде чем так обнимать свою аспирантку… И подумал головой. Закрыл бы преподавательскую, например, пока у них не зашло дальше. И, пожалуйста, хотя бы не на том столе, за которым они обычно празднуют какие-то даты на кафедре!
Конечно, было желание окликнуть их и напомнить о правилах приличия, но Сагрон просто чуть шире приоткрыл дверь, пропуская книги в преподавательскую, отправил их на стол и осторожно отступил на шаг назад, перекрывая вход в комнату всем, а не только особо обнаглевшим студентам.
Им, несомненно, понравится такой вид преподавателей, но хватит с их кафедры слухов о Сагроне и Котэссе, ещё и этим будут морочить голову.
По правде, он намеревался сейчас тихонечко уйти прочь, но был самым наглым образом прерван за какое-то короткое мгновение до успешного осуществления побега.
– Доцент Дэрри! – закричали за спиной. – Подождите, пожалуйста! Мне необходимо немедленно с вами поговорить!
К нему, весь из себя такой громадный – как, впрочем, и обычно, – приближался доцент Ольи.
Насколько было известно Сагрону, профессор Хелена выставила мужа за дверь и отказала ему в праве жить в её доме. В том, что жилище принадлежало именно ей, Дэрри даже не сомневался. Это было так типично для Жодора: не иметь ничего своего и упрямо лезть к чужому.
Впрочем, если б не он, то Котэсса до сих пор бы мучилась под крышей мадам Ольи и сбегала от него. Можно подумать, она сейчас не сбегает…
– Я вас внимательно слушаю, – Сагрон оглянулся на коллегу и попытался выглядеть спокойным. Даже в полумраке коридора выглядел Жодор по меньшей мере странно; два его хвоста вились за спиной, рог, выросший на голове где-то справа, мешал спокойно пройти в дверь, а пушистые ладони теперь дополнились на менее пушистыми плечами, хотя об этом можно было только догадываться по топорщившейся мантии.
Неужели существовала женщина, подпустившая к себе нечто такое? С кем он умудрился ещё разочек изменить своей супруге, точнее, совершить попытку, чтобы появилось ещё несколько атрибутов проклятия?
– Вы обещали мне помочь, – не тратя время на долгие разговоры, промолвил Жодор. – Обещали сделать что-то, чтобы я избавился от этого!
– Я обещал попробовать, – устало отметил Сагрон. – Но то, что это избавит вас от хвоста… К сожалению, нет никаких гарантий.
– Давайте поговорим об этом более детально, – Ольи дёрнулся было к дверям кафедры, но Сагрон успел в самое последнее мгновение встать на его пути. – Что такое? Почему вы не пускаете меня в кабинет?
– Там… – там его дочь целовалась с каким-то непонятным, по крайней мере, для Жодора непонятным мужчиной, и довольно страстно. – Профессор Хелена. Ведь вы не пожелаете при ней обсуждать такие дела?
Жодор кивнул. В конце концов, Хелена была виновата – косвенно и в глазах супруга, – во всём том, что с ним случилось, и мужчина пытался избегать её настолько, насколько мог.
Где-то вдалеке послышались голоса. Кто-то спускался по ступенькам; один голос точно принадлежал доценту Ойтко, а второй…
– Пойдёмте, – Сагрон дёрнул Жодора за рукав и утянул его в соседний кабинет. Студентов там, благо, не было, только Ольи устало оглянулся. – Послушайте, вы и так уже непонятно насколько продлили себе это наказание. Я пытался сварить соответствующее зелье, но пока что не могу сойтись на чём-то едином.
– Придумайте заклинание!
– Да зачем мне это?! – возмутился Сагрон. – Я привык к своему проклятию и прекрасно с ним сосуществую. Стараться ради вас и выворачиваться наизнанку не входит в мои планы.
Жодор обиженно поджал губы.
– Вы много себе позволяете, доцент Сагрон.
– Ваша дочь не дала мне прочесть формулу заклинания, – ответил он. – Я могу судить только по симптоматике. Мне не хватает компонентов, и всё это – довольно скрытое дело. Мне приходится притворяться, словно я ничего не делал, а из моей квартиры откровенно тянет дымом.
– Но помогите мне!
– Как?! – Сагрон попытался подавить отчаянное возмущение. – Вам некуда спешить, Жодор. Если вы дадите мне… Скажем, немного шерсти, то я попытаюсь усовершенствовать то, что получилось, и тогда мы попробуем зелье.
– Сколько времени? – обречённо поинтересовался Жодор. – Я устал от этого. Надо мною издеваются все студенты. Они наступают на мои хвосты! Они дёргают меня за этот хвост! Редко какая женщина смотрит в мою сторону…
– Скажите им за это спасибо.
– Я не могу так! Сколько, Сагрон? Я заплачу вам! Я отдам всё, что смогу… – да, но не всё, что у него есть, как же.
– Полторы двадцатки, – отрубил он. – Может быть, к тому времени я сумею что-нибудь придумать. Если не выйдет, то, уж простите, это была исключительно добровольная исследовательская работа.
В тот момент, когда Котэсса, казалось, сменила гнев на милость, а он сошёлся на том, что не слишком-то и ущемлённым чувствует себя от проклятия, желание помогать Жодору значительно уменьшилось.
– Вы уже промучили меня полторы двадцатки! – возопил Жодор. – Вы изводите меня! Я мог бы обратиться к другому специалисту!
– Но боитесь рассказать миру о том, что эти хвосты – не последствия коварного нападения, а ваше наказание за измену. Да-да, я знаю, – кивнул Сагрон. – Потому, будьте добры, прекратите свой бессмысленный шантаж. У меня совершенно нет на вас времени.
Жодор опять притих. Сейчас он походил на загнанного в угол зверька, потерянного и не знающего, что же ему всё-таки делать с его тяжкой судьбой.
– Я пойду, – наконец-то сказал он. – Спасибо за то, что хотя бы взялись за эту проблему. Никто больше не хочет…
Сагрон в этом даже не сомневался. Он и сам не знал, зачем решился готовить зелье и пытаться разбирать проклятие, формулу которого никто выдавать ему не хотел. Но, однако, в последнее время он думал уже не так о собственных неудобствах, как о проклявшей его девушке.
И нельзя сказать, что ему эти мысли не нравились.
Глава 18
Котэсса открыла книгу, которую дал ей Сагрон – это была уже вторая, первую она преодолела достаточно быстро, – и попыталась вникнуть в смысл представленного текста. Казалось, мысли вот-вот должны были зацепиться за какую-то смысловую конструкцию и броситься поглощать следующие строки, но в тот момент над ухом что-то совершенно невыносимо хлопнуло, и она подскочила на месте.
Сорма налаживала магический приёмник.
– Прекрати! – возмутилась Котэсса. – Ты мешаешь учиться!
– Она не послушается, – ответила с третьей кровати Рейна. – Потому что она не желает тебя прощать.
Рейна в последнее время успокоилась. Она нашла себе, кажется, молодого человека, забыла о Сагроне и признала в Котэссе не только соперницу в борьбе за мужчин, а ещё и хороший источник конспектов и знаний. Но Сорма не сдавалась. Она не говорила с Тэссой с самого начала семестра, да и исправляться, кажется, совершенно не собиралась.
С её приёмника доносились какие-то отвратительные звуки и хрипы. Рейна сама не испытывала особого удовольствия от того, что творилось совсем рядом с нею, но с подругой, даже если не такой близкой, как прежде, спорить не желала. Дружить против Котэссы им вообще было прежде очень удобно.
– Знаешь, – сказала она, обращаясь к девушке, – когда тебя тут не было, она, – это уже относилось к Сорме, – вела себя намного спокойнее. Её светлые мечты о Сагроне ограничивались какими-то ласковыми улыбками и попытками написать ему любовное письмо. А она влюблена в него с самого первого курса!
– Было бы во что влюбляться, – проворчала Котэсса, за что была одарена ещё одним возмущённым, полным негодования заклинанием и уже привычно отбила его в произвольном направлении. За стеною взвыли и громко заматерились – их комната была граничащей с мужской половиной, и, кажется, попало в кого-то из старшекурсников. Сорма взвыла ещё громче, а её приёмник выдал какую-то совершенно невразумительную, дикую ноту, и ребята за стеной решили не рисковать собственным здоровьем и не приходить сюда на разборки.
Котэсса их нежелание вполне понимала. Чужие боевые заклинания и даже проклятия были не так неприятны, как постоянное нытьё её соседки.
В комнате было грязно. Точнее, не так: в Сорминой трети комнаты было грязно.
Рейна прекратила этот гадкий бойкот, вредивший чистоте общежития, уже давно. Ещё когда комендант в первый раз навестила их комнату, она отметила, что Котэсса – единственная, кто следит за порядком, а ведь остальных неплохо было бы и выгнать за столь откровенно плохое поведение.
Сорма не одумалась. Когда Рейна, ворча, выгребала грязь из-под кровати и проклинала почему-то Сагрона на чём свет стоит, та лишь молча наблюдала за нею и всем своим видом показывала, что не одобряет такую пассивную, такую правильную реакцию.
Котэсса, решившая тогда помочь сокурснице, внезапно обрела в её лице неожиданную поддержку. Наверное, ополчение коменданта против Сормы в этом помогало: когда та приходила к ним и вновь повторяла угрозы выселить студентку Шафт из общежития, две её соседки только равнодушно пожимали плечами и соглашались принять новую девочку в комнату, если будет нужно.
Но комендант была доброй женщиной. Она отказывалась так легко разрушать чужую судьбу из-за одной только грязи. Наверное, именно по этой причине Сорма до сих пор жила в их комнате, до сих пор сорила где могла, а кровать её превратилась в нечто совершенно невразумительное, дикое и неопрятное.
– И она собирается приводить сюда мужчин, – подытожила с грустью Рейна, прислушиваясь к тому вою, что доносился из приёмника. – Сорма, имей совесть!
– Это она не имеет совести! – ткнула девушка пальцем в Котэссу. – Она увела у меня любовь всей моей жизни!
Она сжала серое – в прошлом белое, – покрывало и сердито отвернулась. Магическая техника, невероятно глючившая и до этого, выключилась окончательно, издав тихий писк, и Сорма швырнула её на пол.
Котэсса с благодарностью подобрала бедный приёмник и спрятала его в тумбочке, надеясь, что тот не выдаст протяжный писк, как инновационные часы.
Теперь можно было опять сосредоточиться на смысле книги, раскрытой прямо у неё перед носом. Она склонилась чуть ниже, вчитываясь в замысловатые руны, описывающие что-то довольно заковыристое, но в тот же момент довольно интересное, но Сорма внезапно выдала ещё один громкий, слишком громкий звук, напоминающий протяжный вой.
– Да сколько можно! – девушка захлопнула книгу. – Прекрати, и уберись здесь немедленно!
Сорма меланхолично пожала плечами. Её серое от грязи покрывало, пыль, лежавшая на всём вокруг, участок ковра, загрязнённый до невозможности, тарелка, немытая и покрытая слоем пыли, благо, хотя бы без объедков – всё это превратилось в одну сплошную и неистребляемую картину.
– Если тебе что-то не нравится, – провозгласила Сорма, – ты всегда можешь переселиться. А ещё лучше – убраться прочь из НУМа!
Котэсса с грустью вспомнила о том дне, когда впервые увидела соседок и подумала, что они нормальные. Тогда Рейна показалась ей более глупой и заносчивой, Сорма же проявляла чудеса понимания, рассказала, что да как, как следует себя вести и чего надо бояться. Но с того заявления профессора Куоки она превратилась непонятно во что – в злую, но не слишком умную ведьму.
Котэсса не понимала, почему её так задевало чужое отношение. Наверное, она просто не чувствовала за собою никакой вины, вот и не желала нести наказание за то, чего не совершала. Но Сорма полагала иначе, вот и преследовала её своим гневным взглядом каждый день.
Другие однокурсницы давно уже успокоились, прекратили эти ненормальные издевательства и расспросы о Сагроне. Слухи в университете тоже утихли, не одержав никакого подспорья. Котэсса приходила на кафедру, когда им надо было заниматься бакалаврской, но, хотя и не переходила на формальное "вы", не позволяла ничего лишнего. Сагрон тоже вроде бы успокоился, не допускал никаких грязных намёков, пресёк всю болтовню профессора Куоки.
Вероятно, только Сорма помнила высказывания их заведующего.
– Так же нельзя, – попыталась она обратиться к соседке. – Ты превращаешь в кошмар в первую очередь свою жизнь. И из-за чего?
– Пусть тебе всё-таки будет стыдно! – Сорма скрестила руки на груди и воззрилась на девушку. – Пусть ты страдаешь из-за того, что причинила мне боль – и продолжаешь её причинять одним своим существованием!
– И что мне сделать, чтобы тебе стало легче?
Котэсса подозревала, что услышит что-то вроде "умереть", но Сорма не была столь радикальна. Она задумалась на мгновение, а после выдала:
– Уговори доцента Дэрри взять меня в бакалавры вместо тебя. Он обязательно послушается, если что-то к тебе чувствует. А потом я его завоюю. Если он тебе не нужен, то почему бы не отдать его мне?
Рейна рассмеялась, а приёмник внезапно запел – мягкий мужской голос, доносившийся откуда-то из глубин тумбочки, заставил Котэссу окончательно отложить учёбу.
Она не сомневалась, что, даже если магией заставит его умолкнуть, ничего уже не поможет. Тем более, Сорма, услышав знакомую мелодию, принялась подпевать, и Рейна, не скрывая довольства, тоже взяла высокую ноту, довольно неприятную на слух.
В стену заколотили кулаками, но когда её соседки прислушивались к постороннему негодованию? Их соседям по этажу доведётся страдать от громких звуков точно так же, как страдала от них Котэсса.
***
Очередная встреча с Сагроном состоялась на сей раз не в одиночестве. Котэсса привыкла к тому, что на кафедру частенько кто-то забегал, но никогда не было постоянно присутствующих людей. На сей же раз профессор Куоки усадил Окора за соседний стол и что-то упрямо ему рассказывал.
Кажется, это вызывало улыбку у Сагрона. По крайней мере, он, периодически оглядываясь на размахивающего руками заведующего, тихонько хмыкал и опять оборачивался к Котэссе.
– И тут нет ни намёка на тишину, – покачала головой она. – Мне кажется, я скоро сойду с ума от окружающих меня громких звуков.
– Такова уж судьба людей в коллективе – постоянно терпеть присутствие посторонних, – согласился с нею Сагрон. – Если хочешь, мы можем выбрать другую аудиторию.
– Не стоит, – ответила Котэсса. – Мне и здесь удобно. Окор и профессор Куоки куда тише моих соседок по комнате.
Сагрон, наверное, расстроился из-за этого ответа, но, по крайней мере, виду не подал. Он только открыл книгу на какой-то формуле и тихо, стараясь не отвлекать заведующего и его студента от работы, принялся её объяснять.
Котэсса тоже склонилась поближе к книге; ей казалось, что таинственные символы, когда оказаться на минимальном расстоянии от них, сами по себе начинали перемещаться и переплетаться между собою. В полумраке кафедры это было особенно заметно.
За соседним столом что-то грохотало. Обычно они с Сагроном сидели там, ближе к окну, да и на более почтительном расстоянии. Тот стол был большим, стулья – удобными, да и простора хватало.
Этот же, крохотный, предназначался исключительно для одного человека. Узенький диванчик, приставленный к нему, перекрывал доступ любой другой мебели, потому сесть на что-нибудь иное не предоставлялось возможности.
Да это было практически кресло!
Котэссу не покидало ощущение, что она почти что сидела у преподавателя на коленях. Сагрон, кажется, тоже это чувствовал, но отодвинуться было некуда – их окружали громадные, напоминающие стены подлокотники дивана.
Девушка вздохнула и искренне попыталась сосредоточиться на том, что было написано в книге. Получалось не настолько плохо, как в комнате, и даже покоившаяся на талии рука Сагрона – она списывала это на всё ту же пресловутую тесноту, – практически не мешала.
– Не отодвигайся на самый край, – прошептал он ей на ухо, – не то свернёшь шею. Я не кусаюсь, моя дорогая.
– Я тебе не дорогая, – отозвалась Котэсса, но ближе всё-таки придвинулась. Тут и вправду было удобнее, но только хватка его стала ещё крепче, а рука сползла чуточку ниже. Котэсса сделала вид, что ничего не заметила; примерно так же притворился и Сагрон, когда увидел её не в привычных брюках, а в платье, за которым было куда легче спрятать фигуру.
Его, кажется, увеличила заклинанием Сорма, но Котэсса не обращала на это внимания. Она понимала, что на встречах с доцентом Дэрри уж точно не должна выглядеть красиво; маниакальное желание избавиться от его внимания преследовало её в последнее время с удвоенной силой.
– Итак, инновационные часы, как ты уже понял, одно из высочайших достижений человечества, – раздалось нудное за спиной. – А теперь, мой дорогой, попытайся определить, какие из представленных перед тобою деталей лишние для часов?
Окор как-то неопределённо замычал, и Котэсса едва сумела сдержать хихиканье. Шанук не понимал в часах ровным счётом ничего, тем более в инновационных, но профессор Куоки отказывался принимать эту простую истину. Он всё ещё надеялся на то, что гениальность Окора прорвётся на свободу совсем-совсем скоро.
Как жаль, что этого всё не случалось.
– Дети мои, – раздалось вдруг над самым ухом, и Котэсса почувствовала, как чужая тяжёлая ладонь легла ей на плечо. – Я так рад, что вы больше не ругаетесь. Как приятно видеть, что мои действия позволили создаться такой великолепной паре!
Сагрон сглотнул. Он явно чувствовал себя неловко; что уж говорить о покрасневшей, не знающей куда себя деть Котэссе.
– Очень жаль, что, хотя это дало толчок вашим отношениям, оно совершенно не помогает бедному Окору, – покачал головой профессор Куоки. – Сагрон, может быть, ты сумеешь повлиять на этого мальчика? Он кажется совершенно растерянным.
– Шанук! – послушно окликнул напоминающего уже не петуха, а мокрого воробья Окора Сагрон. – Тебе не кажется, что ты должен больше сил вкладывать в инновационные часы? Я надеюсь, ты избавился от своего лишнего увлечения?
– Какого увлечения? – уточнил Куоки.
– Он прежде трудился в одном заведении, – пояснил Сагрон. – Магическом. Именно потому и забросил учёбу. Но теперь отчаянно пытается наверстать! И если у него не будет получаться, мне придётся посетить то самое место…
Окор с удвоенной внимательностью уставился на детали часов и принялся даже что-то складывать. Котэсса тихонько хихикнула; профессор Куоки списал это, впрочем, на восторг влюблённой барышни.
Заведующий отступил к своему подопечному и внезапно вскрикнул от ужаса.
– Окор, мой мальчик! – воскликнул он. – Что ты собрал! Это ведь обыкновенные часы, и они не имеют никакого отношения к инновационным!
– Я использовал лишние детали, – нашёлся Шанук. – Ведь разве вы не предоставили два комплекта, для инновационных и для обычных часов, чтобы продемонстрировать между ними мне радикальную разницу?
– О, ты понял это, мой дорогой! – Куоки от переизбытка чувств даже погладил студента по голове.
Тот скривился. Политые доброй дозой магического закрепляющего зелья волосы, кажется, после действия профессора Толина потеряли свой товарный вид. Котэсса не сомневалась в том, что Шануку вечером было ещё выходить на смену в своём ресторанчике, и он сидел тут, проклиная на все лады ненавистного профессора за задержку, но выдать недовольство не мог. Всем нужен диплом – не то обязательно утащат в войска, без промедления, ну, или хотя бы просто выгонят с работы. Даже в ресторане подавать еду должен дипломированный боевой маг, ну что за порядки?!
