Текст книги "Психология проклятий (СИ)"
Автор книги: Альма Либрем
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)
Глава 20
Жодор топтался на одном месте с видом оскорблённого медведя и смотрел на Сагрона так, словно тот задолжал ему душу в недавней схватке. Сагрон этот пристальный взгляд упрямо игнорировал, да ещё и с таким видом, словно не понимал, зачем вообще доцент Ольи переступил порог его скромной подсобки. Необходимое зелье, впрочем, не прошедшее клинические испытания, покоилось в его кармане, и мужчина не спешил выдавать Жодору его месторасположение.
– Вы что-нибудь хотели, доцент Ольи? – уточнил он, переставляя бумажки с места на место.
– Я хотел своё зелье. Или как вы собираетесь освобождать меня от хвоста? Может быть, это какое-то заклинание?
Хотя Сагрон и вызывался помогать доценту Ольи, признаться, он испытывал страстное желание заставить его хоть немножечко помучиться, выстрадать эту маленькую бутылочку. Может быть, оттого, что Жодор никому в жизни ничего хорошего не сделал, а может, просто из вредности. Он задержался бы и на дольше, но, увы, время поджимало, и мужчина собирался отправиться сегодня к Котэссе, так что…
Избавиться поскорее от надоевшего коллеги и отправиться по своим делам.
– Вы обещали мне помочь! – голос Жодора зазвучал совсем уж тонко. – Неужели все старания зря?
– Ай, ну вас! – досадливо махнул рукой Дэрри. – у меня что-то получилось, но я на себе эксперименты не ставил, так что не знаю, сработает или нет. Побочные эффекты вроде бы должно снять, но…
Он вынул было из кармана бутылочку и собирался отмерить Жодору в стакан несколько капелек, но не успел. Тот протянул свою пушистую руку, едва не оцарапал новообразовавшимися когтями его плечо и выхватил-таки пузырёк, откупорил его – коготь знатно разрезал бутылочный корок, – и выплеснул себе в рот всё содержимое.
– Вообще-то, – отметил Сагрон, – я предполагал, что это зелье будет для внешнего применения. Но уж если вы его выпили…
Жодор икнул и тут же пугливо схватился за живот.
– Оно ядовитое? – спросил он дрожащим голосом.
– Нет, – отмахнулся Сагрон. – Там нет ничего вредного. Но, если вы не знаете, для зелья такого характера используется интересный список ингредиентов… Наколдуйте себе, будьте добры, тазик, я не хочу, чтобы отходы мышиной жизнедеятельности оставили следы на моём полу.
Жодор зажал рот ладонью – и в тот же момент поражённо уставился на вторую свою руку. Медленно, но верно шерсть начинала расти.
– Мне стало только хуже! – взвыл он. – Что ты наделал, глупец!
– Не стоит так радикально выражаться, – безропотно пожал плечами Сагрон. – Мне кажется, надо подождать.
За спиной замотылялся хвост. Дёрнувшись пару раз в предсмертных конвульсиях, он наконец-то соизволил отпасть, и Сагрон проводил его пристальным, холодным и совершенно равнодушным взглядом.
Второй был более устойчивым. Для начала он вырос в полтора раза, достиг ширины крокодильего, а после стрелой ринулся вперёд, утягивая за собой и Жодора, и отпал только в нескольких сантиметрах от противоположного окна, кончиком коснувшись стекла.
Это действительно был крысиный хвост – надо же, а ведь их на самом деле в последнее время большой дефицит! Сагрон не сомневался, что такое приобретение следует сохранить; мало ли, вдруг ему где-то пригодится. Или сдать это чудо на кафедру Зельеварения, там в последнее время хвосты и крысы были в почёте.
Рог, появившийся на голове у Жодора неделю назад, тоже зашатался, заскрипел и упал наконец-то ему под ноги. На голове осталась только шишка, словно кто-то очень сильно ударил его по голове, но это как раз-таки можно было нивелировать коротеньким заклинанием.
Шерсть тоже выпала. Она осыпалась горкой на пол, благо, не на книги, а после превратилась в пепел под строгим взглядом Сагрона, сама себя подмела и пропала куда-то.
– Вы мой спаситель! – Жодор благодарно посмотрел на бутылочку. – Я свободен! На мне больше нет этого отвратительного проклятия!
– Я бы не ручался… – начал было Сагрон, но его явно не слушали. Едва ли не подпрыгивая, Жодор бросился прочь. Он проигнорировал и собственную дочь, вошедшую в подсобку, едва не сбил с ног несчастного Ролана, задержавшегося в дверном проёме, да и вообще, напевал песни не слишком цензурного содержания. Сагрон поражался, как обыкновенный человек мог так сильно радоваться новообретённой свободе.
– У него пропал хвост, – отметила Элеанор. – Странно, мама вряд ли позволила бы ему так легко отделаться.
– Это ваши семейные дела, – Сагрон не стал рассказывать ей о зелье. – Когда свадьба, влюблённые?
Ролан и Элеанор, как по команде, отступили друг от друга в разные стороны и сделали вид, что не услышали вопрос. Лантон, между прочим, ещё и шагнул так, чтобы оказаться подальше от своего друга.
Дэрри перестал удивляться его поведению уже давно. С той самой поры, когда он застал их – пусть и не подал виду, что что-то заметил, – на кафедре, Лантон стал сам не свой. Отношения Элеанор и Ролан, несомненно, скрывали, как и всякие научный руководитель и его подчинённая, Сагрон и сам так делал, но вот зачем было разрывать все контакты с внешним миром…
Так или иначе, Лантон, прежде довольно общительный, теперь разговаривал с кем угодно, но только не со своим другом. Он боялся его, словно огня, всякий раз сбегал на противоположный конец не слишком широкого НУМовского коридора, делал вид, будто бы не слышит, когда к нему обращается, и степенно отворачивался, стоило только Сагрону пройти мимо.
Дэрри не обижался. Ну, не хочет общаться человек – пусть и не общается.
– Да ну вас, – совершенно равнодушно пожал плечами он и покинул подсобку, оставив на столе все свои рабочие книги, которые при Жодоре столь уверенно и упорно искал. Сагрон подозревал, что сегодня наука ему точно не понадобится; например, по той причине, что был последний рабочий день недели, и он не сомневался в хорошем его завершении.
Главное задание – не попасться на глаза профессору Куоки. Но тот, впрочем, до того увлёкся Окором и своими инновационными часами, что не обращал ни на кого больше внимания. Порой Сагрону казалось, что на заседаниях господин профессор смотрел сквозь них и считал баранов в воздухе. Но это было, впрочем, тоже не его дело.
…Он успешно миновал кабинет заведующего, хотя пришлось промчаться мимо него, ещё и бесшумно – он не хотел быть приглашённым на очередной эксперимент с часами. В любом случае, в последнее время механизмов в жизни их кафедры стало слишком много. Сагрон уже почти поверил в собственную свободу, но после узрел то, что испугало его даже больше профессора Куоки: доцент Ойтко, держа Котэссу за руку, упорно втолковывала ей какие-то прописные истины.
– Литория! – Сагрон заставил свой голос звучать бодро, хотя видеть её хотелось меньше всего на свете. – Что-то случилось? О чём идёт речь?
– Собираю студенческую делегацию, что повстречает наших гостей с артефактом, – сообщила гордо Ойтко. – Мне надо, чтобы все туда пошли!
– Это аж через двадцатку, – удивился Сагрон. – Зачем же так рано искать добровольцев?
– Чтобы они не сказали, что заняты, и не успели как-нибудь открутиться, – пожала плечами Литория. – Я уже стрелянный воробей, прекрасно знаю, чем это обычно заканчивается. Ходят, крутят носом, рассказывают, что их слишком поздно предупредили. В этот раз так не будет! Так что, Котэсса…
– Простите, Литория, но студентка Арко мне нужна. Срочно, – Сагрон сделал такое серьёзное лицо, что Литория даже испугалась его строгого внешнего вида. – Я обязан переговорить с нею наедине.
– Это не может подождать? – грустно уточнила Ойтко. – У нас, между прочим, тоже деловой разговор.
– Это дело государственной важности! – возопил Сагрон. – Если мы не разберёмся с нашей проблемой, то на сессии будут проблемы у всей группы. Так что вы не имеете никакого права сдерживать Котэссу. Мне необходимо обсудить с нею определённые вопросы.
– Но…
– Доцент Ойтко, – он скрестил руки на груди. – Это не обсуждается. Студентка Арко, пойдёмте.
Котэсса сделала вид, что очень расстроилась, низко склонила голову и поплелась за ним с таким лицом, словно её отправляли на казнь. Платье – девушка редко их носила, а вот сегодня предпочла женственный наряд уже привычным брюкам, – кажется, очень хорошо содействовало образу невинной жертвы.
Сагрон открыл перед нею дверь другой подсобки, пропустил вперёд, вошёл следом – и закрылся изнутри на ключ. Доцент Литория, несомненно, уже устроилась под дверью. Она не то чтобы очень любила подслушивать, но, казалось, испытывала определённую страсть к преподавателям, что освобождали своих студентов от лишней работы в деканате. По крайней мере, она была готова стоять часами, сгорбившись, у двери и прислушиваться к чужим разговорам, если они были сопряжены с подрывной деятельностью, способной навредить студенческой дисциплине.
– Студентка Арко, – не громко, но и не шёпотом начал Сагрон, – во-первых, у меня серьёзные вопросы относительно посещаемости вашей группы… Студенты ходят хуже, чем пятый курс, а это, извольте, показатель.
– Из пятого курса, доцент Дэрри, занятие посещают практически все, за исключением больных, – пожала плечами Котэсса. – Разве вы не считаете, что наши четверо отсутствующих не могут быть последствием болезни?
– И почему же эта болезнь растянулась уже как минимум на несколько двадцаток? Я не выношу прогульщиков, Котэсса, и вы обязаны передать им, что ни о каком зачёте не стоит и думать. Они будут сдавать на одном уровне со всеми остальными, и, позвольте, вряд ли действительно сдадут.
Он склонился к девушке и тихо, так, чтобы этого Литория точно не услышала, прошептал:
– Почему ты в этом платье?
– Простите, но я никак не могу повлиять на состояние здоровья своих сокурсников! – возмутилась Котэсса. – А что, – это было сказано в разы тише, – разве мне оно не идёт?
– Брюки мне нравятся больше… – они просто прелестно ложились по фигуре, а платье – старательно эту фигуру прятало, и Котэсса об этом прекрасно знала. – Разве вы не проходили курс целительства? И, если они так больны, то почему я не вижу никаких документальных подтверждений! Позор, позор! Они могли бы придумать ложь поинтереснее.
Котэсса отступила к столу и покосилась на дверь. По её взгляду было видно, что она отлично знает о пагубной привычке доцента Ойтко и тоже не собирается попасть в её загребущие руки.
– Я не готова брать на себя ответственность за здоровье этих людей, – повела плечами Котэсса. – Но гарантирую, что делаю всё возможное, чтобы остальные в полном составе присутствовали на занятии.
– Этот вопрос придётся обсудить с господином деканом. Или с господином ректором, если уже встанет вопрос об отчислении! – он воскликнул последнее особенно громко. – Что она от тебя хотела?
– Переписать индивидуальные дела, – беззвучно, одними губами ответила Котэсса и криво усмехнулась. – За зиму. Если вы желаете, то имеете полное право навестить этих студентов. Я отведу вас к каждому лично, сию же секунду.
– Молодец, – тихо усмехнулся Сагрон, притягивая девушку к себе, но она уверенно вывернулась из его рук и кивнула на дверь.
Дэрри не сомневался, что в поцелуях, когда под дверью стоит доцент Ойтко, есть что-то особенное, по крайней мере, кровь кипит, но Котэсса была куда более строгих правил, и он не собирался портить ей репутацию.
Удивительно, как это за последние дней десять никто не стал распускать о них слухи с удвоенной активностью, обычно в НУМе это происходит радикально быстро. Но, очевидно, интерес вокруг Сагрона и Котэссы утих с начала осеннего сезона, а теперь, ближе к зиме, все переключились на обсуждение новых пар, образовавшихся после дня влюблённых. И если Ролан и Элеанор полагали, что об их отношениях никто не догадывается, то они очень сильно ошибались.
Сагрон махнул рукой в направлении выхода, жестом поманил Котэссу за собой, а после открыл дверь так резко, что Литория вжалась в стену, делая вид, что её там нет.
– Кстати, студентка Арко, – нарочито громко, косясь на хихикающую толпу третьекурсников, протянул Сагрон, – у вас случайно нет собаки? У меня с детства аллергия на пуделей, а сейчас так и хочется чихнуть. Это не на вас случайно шерсть?
Доцент Ойтко, стоявшая под стенкой, возмущённо зашипела, но своё присутствие никак не выдала. Она понимала, что о её грешке, вероятно, догадываются едва ли не все, но всё равно не собиралась так легко сдаваться. Ведь сколько интересной информации можно было узнать, скрываясь за дверьми!
Сагрон только усмехнулся и бодрым, быстрым шагом направился к выходу. Их кафедра располагалась на первом этаже, у самого выхода, в отличие от спрятанного в глубинах корпуса деканата, и путь на свободу был достаточно коротким.
Стоило только оказаться на улице, как Сагрон вздохнул с облегчением. Литория вряд ли пошла за ними сюда – она, конечно, обидится на пуделя, но да какая разница? Это ведь сказал он, а не Котэсса.
Она выскользнула в холодную осень следом за ним, всё ещё тихонько посмеиваясь.
– Ты что, в одном платье? – он оглянулся на девушку, а после неодобрительно посмотрел на жёлтые листья, лежавшие у него под ногами.
– Да, – вздохнула она. – Утром было теплее.
– Теплее, но не настолько, – он снял собственное пальто и набросил его Котэссе на плечи. – Пойдём.
– Я не замёрзну. До общежития не так и далеко, – повела плечами она. – Не стоит.
– Стоит-стоит, – вздохнул Сагрон. – Ещё простудишься, а я в целительстве полный ноль. Так что там с отсутствующими студентами?
– Да что с ними станется? – Котэсса закатила глаза. – Прогуливают, естественно. Ты ведь не веришь в то, что они действительно болеют третью двадцатку кряду?
– Нет, я не настолько наивен, – рассмеялся Дэрри и, оглянувшись в последний раз на университет, отобрал у Котэссы её сумку, довольно тяжёлую и, как обычно, набитую учебниками.
До общежития, на самом деле, было не так уж и близко, около двадцати минут, если идти достаточно медленно. Котэсса, конечно, порывалась ускорить шаг, но Сагрон знал: их, как обычно, не заметят. То ли старые отталкивающие чары так действовали, то ли на самом деле все давно уже растеряли свой интерес, но их отношения перестали быть такой себе заслуживающей повышенного внимания диковинкой.
Он даже радовался тому спокойствию, к которому пришлось привыкнуть в последние дни. Поразительно, как легко было жить в отсутствие наглых, мешающих людей, стремящихся всунуть свой длинный нос в чужие отношения.
– Как там Куоки? – поинтересовался Сагрон у Котэссы. – Ведь у вас сегодня была лекция?
– Окор продолжает совершенствовать инновационные часы. Из-за этого ему пришлось бросить работу, и теперь профессор Куоки доплачивает ему за то, что тот прилагает такие усилия, трудясь над часами. Он сумасшедший! – последнее относилось явно не к Шануку. – Мне кажется, он душу из-за этих часов готов продать.
– Увы, но почти так и есть, – кивнул Сагрон. – Он очень сильно поругался со своим сыном из-за этой разработки.
– Ты знаешь его сына?
– Да, было дело, – вспоминать о том не хотелось. – Только он сейчас отказывается признавать профессора Толина своим отцом, носит другую фамилию и не желает в глаза видеть ни отца, ни мать. Довольно радикальное отношение. Не скажу, что причиной всему были именно часы, но и они отыграли свою роль в этом деле. Да давно уже было, нечего и вспоминать…
Котэсса не стала уточнять, что именно тогда случилось. Взгляд её на мгновение стал мечтательным, а после вновь приобрёл привычный оттенок реалистичности.
– Ты на празднование нового года отправляешься домой? – уточнил Сагрон. – Пять дней всё-таки…
– Два туда, два назад, один там? Тут останусь, – улыбнулась она. – Мне всё равно нечего у родителей делать. Они до сих пор уверены в том, что я просто обязана их простить. Да и в НУМе в это время интереснее, можно наконец-то за бакалаврскую сесть. А ты едешь домой?
Сагрон был родом из довольно большого города, не такого уж и далёкого от столицы – два часа езды на дилижансе, – и частенько навещал родителей по праздникам. Но в этот раз не собирался: он только отрицательно покачал головой.
– Нет, просто отправлю поздравительную телеграмму. Что я там не видел? – на самом деле, ехать он не собирался в первую очередь из-за Котэссы, но говорить ей об этом нельзя. В любом случае откажется, заставит отправиться к родне, разрушит ещё всё то, что у них получилось выстроить. Куда безопаснее было перевести разговор в другое русло. – А что там хотела Ойтко? Какое это у вас собрание?
Котэсса мечтательно возвела глаза к синеющим над головой небесам, кажется, поздоровалась с тучей над головой и хрипло рассмеялась – вот они, прогулки в одном тоненьком платье.
– Да так, – протянула она. – Ведь скоро к нам в университет, на соседний факультет, привезут какой-то потрясающий артефакт. Говорит, что мы все должны присутствовать при его прибытии. Великое событие ведь!
– А, этот артефакт, – порой Сагрон даже забывал о его существовании. – Да, я помню. Сколько шума из-за него, прямо дурно…
– А потом зимние защиты, – Котэсса вздохнула. – Столько всего сделать надо.
– Да, Элеанор защищается. Придёшь послушать?
– У неё закрытое заседание, она сама сказала. Мол, жаль, что я не смогу присутствовать.
– Хочешь, я попрошу для тебя именное пригласительное?
– Не надо, – отмахнулась Котэсса. – Я всё равно мало что пойму. Да и, наверное, в это время я буду как раз сдавать экзамен. Конец последней двадцатки, как ни крути.
Сагрон кивнул. Действительно, Элеанор выбрала время не слишком удачное. Правда, в тот период защищались практически все – подходил конец первой ветви аспиранстких наборов, зимней, и надо было либо предоставить работу, либо выплатить неустойку.
Редко кто выбирал второй вариант. Даже самые безнадёжные умудрялись найти способ что-нибудь продемонстрировать. Ведь неудачная защита означала просто доработку, а не уплату немаленькой суммы денег. У Сагрона самого однокурсник трижды на доработку ходил, а потом всё-таки защитился, хоть и со скрипом и, кажется, довольно большой суммой взятки.
– У тебя руки ледяные, – отметила Котэсса, вырывая Сагрона из его раздумий. – Слушай, не надо было мне…
– Мы уже у общежития, – Сагрон ускорил шаг, увлекая её за собой.
Вахтёрша даже не подняла на них взгляд, только поплотнее завернулась в свою шаль.
– Холодает, – промолвила она, как заправский синоптик.
– Да, – согласился Сагрон, подталкивая Котэссу вперёд. – Очень.
Он не сомневался, что если б она оторвала свой взгляд от книги, которую читала, то обязательно обогатилась бы как минимум на одну хорошую сплетню о неформальных отношениях студентов и преподавателей. Но, так как женщина посчитала это лишним, он не стал напоминать ей о возможности интересных ситуаций прямо на проходной и увлёк Котэссу за собою.
Та не особенно и сопротивлялась. В последнее время, по крайней мере, после дня влюблённых, она перестала подпрыгивать от каждого его прикосновения, сбегать и краснеть от каждого внимательного взгляда, да и вообще, проявляла просто-таки чудеса терпимости. Сагрону это нравилось, как нравилось и то, что он сам рядом с Котэссой почти – а иногда и не почти, – забывал о проклятии.
И зачем было хамить ей тогда, на сессии? Может быть, если б он вёл себя более культурно, она сейчас не вела б себя, словно заправский кактус?
– Как там у тебя с бакалаврской? – Сагрон свернул в сторону своей комнаты. Котэсса проводила у него почти всё своё время после занятий, по крайней мере, когда Дэрри был не на работе.
Отличный повод для сплетен, если б кто узнал, но на самом деле девушка просто сбегала от собственных соседок. Эти отвратительные барышни, которых Сагрон едва-едва терпел на занятиях, нарушали все мыслимые и немыслимые правила, которые только существовали в общежитии, а их добрейшая комендант до сих пор не подала бумаги на выселение.
Очень зря.
Котэсса предпочитала в том балагане не участвовать. Сагрон знал, как она ненавидела бардак, крики, как мешали громкие звуки работать. Может быть, если б не соседки, то в их отношениях никогда и не было бы потепления, так что, в принципе, ему следовало испытывать по отношению к ним чувство благодарности.
– Вроде бы всё получается, – ответила Котэсса, словно не показывала ему вчера свои результаты. – У меня получилось что-то странное со вступлением, ты почитаешь?
– Почитаю, – согласился Сагрон. – Давай. Ты голодна?
– Нет, спасибо.
Вот уж это "нет, спасибо", словно он собирался накормить её любовным зельем! А следовало бы, может, тогда перестала бы бегать от него со скоростью гепарда, узревшего лань.
– Я тебя не отравлю, – с усмешкой пообещал Сагрон. – Клянусь, Тэсси.
– Я верю, – улыбнулась она. – Но я правда не хочу есть. Так почитаешь вступление?
– Хорошо, – согласился Дэрри. – Давай сюда своё вступление и иди хоть тёплой водой руки помой, ты вся дрожишь.
Она поспешно вытащила из сумки, брошенной им у порога, вступление и всучила ему. Сагрон покорно уткнулся носом в убористые строчки – почерк у Котэссы был неплохой, хотя и довольно мелкий. Что ж, по крайней мере, он был в силах разобрать каждое слово.
Вступление оказалось хорошим. Он даже вспомнил грешным делом о собственной кандидатской, о том, как мучился над нею – у Котэссы таких радикальных проблем со словами, как у него, не наблюдалось. Повезло: сочинительство у Сагрона было на самом низшем уровне из всех возможных.
– Ну, как? – спросила она, выскользнув из ванной. – Не всё так плохо, как я предполагала?
– Всё прекрасно, – улыбнулся Сагрон. – Мне нравится твой стиль. Надо будет написать статью. У меня есть материал, оформишь?
– Конечно. Надо было раньше сказать, я бы давно сделала, – она присела на краешек дивана, на котором сидел мужчина. – Точно всё нормально?
– Я тебе это как научный руководитель заявляю. Или ты мне не веришь? – он оглянулся на девушку и подвинулся к ней поближе. Котэсса вновь порывалась вскочить, но не стала, может быть, вспомнила о том, что этап её побегов они давно уже прошли.
По крайней мере, попытались пройти, хотя Сагрону до сих пор казалось, что она могла сбежать в любой момент. Вот так просто раствориться в воздухе, и поминай, как звали.
– Верю, – выдохнула Котэсса. – Но не…
Договорить Сагрон ей не дал. По крайней мере, поцелуи отлично действовали от любых женских возмущений, если это, разумеется, не был форменный скандал. Но скандалов ему Котэсса никогда не закатывала, а невинных – и не очень невинных, – поцелуев вроде бы перестала пугаться, хотя он всё ещё удивлялся, как можно в двадцать один год ещё никого себе не найти.
Она обвила руками его шею – впервые, между прочим, за последние десять дней, что вообще к себе подпускала, и Сагрон уже почти поверил в какую-то взаимность, но дверь самым наглым образом хлопнула, между прочим, в совершенно неподходящий момент.
На пороге стоял Жодор.
Его хвост, на сей раз уже павлиний, не позволял ему пройти в дверь. Мужчине пришлось повернуться боком, как-нибудь смять перья, чтобы пролезть всё-таки в квартиру Сагрона.
Взгляд у него был откровенно потерянный.
– У тебя есть ещё зелье? – спросил он срывающимся голосом.
– Вы же выпили его несколько часов назад! – возмутился Сагрон. – Какое ещё зелье?
– Я попытался поцеловать женщину! – вспыхнул Жодор. – Я наконец-то перестал их отпугивать своим внешним видом, у меня пропали эти гадские хвосты, и вот оно – опять…
– Потому что моё зелье не сняло проклятье. Оно просто помогло избавиться от последствий. И если продолжать действовать в том же духе, то может вылезти целых двадцать новых хвостов. За каждую женщину. Хотя хвостик симпатичный.
– Дай зелье! – взвыл доцент Ольи. – Не то я… Не то я…
Котэссу он не замечал. Девушка сидела на месте, как будто приклеилась к тому дивану, и, кажется, боялась сдвинуться с места, чтобы не привлечь к себе внимание. Жодора она явно боялась, или, может быть, просто испытывала к нему отвращение. В любом случае, чувства Котэссы Сагрон понимал.
Если б не она, то, конечно, грех было бы не поиздеваться над надоевшим Жодором. Но всё же мучить девушку Сагрону не хотелось.
– Есть у меня ещё зелье, есть, – вздохнул он. – Будем мазать хвост или принимать внутрь?
– Внутрь, – уверенно ответил Жодор. – В прошлый раз помогло.
– И мышиные отходы вас не смущают?
На самом деле, насчёт мышиных отходов Сагрон шутил. Ну, было там два или три хвоста или пучок шерсти, но это ведь ерунда.
– Хвост меня смущает больше! – уверенно ответил Жодор.
– Как знаете, – мужчина едва сдержался, чтобы не рассмеяться, но в бутылочку, найденную на полке, всё-таки зелья набрал. Котёл, прикрытый громадной крышкой, уже давно стоял в углу его комнаты, и Сагрон предпочитал не выливать его содержимое. – Но это всё равно не позволяет изменять супруге. Терпите. Просто будете без хвоста.
– Да-да, спасибо. Я как-нибудь потерплю, – послушно выдохнул Жодор. Он опять отобрал у Сагрона бутылочку и выпил её залпом, не думая о дозировке, и застыл, считая секунды.
На сей раз действовало хуже, но хвост тоже отпал. Красивые, громадные перья приземлились на землю такой славной кучкой и в пепел не превращались – Сагрон посчитал их красивыми и пожалел. В отличие от крысиных хвостов, это можно было даже никому не отдавать, а подарить… Литории, например, вместо цветочков, если Жодора с его новым хвостом ещё никто не видел.
Не благодаря, Жодор добыл флягу. Оглянувшись, он заприметил окно, открыл его и выплеснул наружу всё содержимое, проигнорировав возмущённое восклицание Сагрона, а после, дорвавшись до котла, самовольно наполнил фляжку зельем.
– Если вдруг что, – пояснил он, – то я чтобы тебя не отвлекать…
– Хорошо-хорошо, – кивнул устало Сагрон. – Берите хоть половину, только уходите отсюда поскорее.
– Понял! – Жодор лучезарно улыбнулся и бросился прочь. – А по сколько надо пить? А! сам разберусь!
Сагрон закатил глаза.
На сей раз за надоедливым гостем он закрыл дверь на ключ: меньше всего хотелось, чтобы к ним опять кто-то заглянул.
Но когда мужчина оглянулся к Котэссе, она уже добыла из сумки ещё какие-то бумажки и уверенно протянула ему.
– Почитай ещё первый раздел, – безапелляционно заявила девушка. – Мне кажется, тут надо многое редактировать.
– Нас прервали не на курсовой, – раздражённо отметил Сагрон, но она, кажется, проигнорировала его слова и, добыв из воздуха наколдованную уже давно чернильную ручку, принялась спешно писать что-то на чистом листе.
От красивой надписи "Раздел Четыре" Сагрону почему-то стало не по себе.
