Текст книги "Психология проклятий (СИ)"
Автор книги: Альма Либрем
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)
Глава 14
Котэсса застыла перед дверью сто шестнадцатой аудитории с таким выражением лица, словно её привели сюда на сворке, силком, и приковали к дверной ручке, не позволяя куда-нибудь уйти, но и зайти не давая. По крайней мере, потерянный взгляд выдавал совершенную беспомощность в сложившейся ситуации, и она с некоторой неуверенностью то заносила руку, то опять её опускала, не решаясь постучать и войти. Если б Сагрон не помнил экзамен, то он решил бы, что девушка боялась преподавателей, что могли скрываться внутри аудитории.
Но на сей раз он не сомневался: Котэсса боролась с отчаянным желанием свернуть куда-нибудь и убежать от него подальше, да хоть к профессору Куоки, лишь бы только не к нему.
– Решайся, Тэсси, – Сагрон упёрся плечом в стену и застыл по правую сторону от неё, с усмешкой наблюдая за порывами. – Внутри нет никого. Ты так напряжённо прошла мимо, что даже меня не заметила.
Она подскочила на месте и гневно сверкнула глазами.
– Вы могли бы не говорить это своё "Тэсси" на весь коридор? – отступив от двери, сердито поинтересовалась она.
– Не "вы", а "ты", – нарочито громко поправил Сагрон, почти с удовольствием заметив, как заинтересованно оглянулась какая-то студентка, проходившая как раз мимо. – Но, прошу, – он распахнул перед Котэссой дверь и склонился в шутливом полупоклоне. – Знания жаждут познакомиться с тобою лично. К тому же, я уже почти выбрал тему.
Она ничего не сказала, решив воздержаться от комментариев, только в очередной раз раздражённо сверкнула глазами и тяжело вздохнула. Сагрон отлип от стены и вошёл следом, прикрыв за собой дверь, правда, не на ключ. В конце концов, любые сплетни придутся Котэссе не по вкусу, и она с огромным удовольствием проклянёт его ещё раз или пошлёт куда подальше, если её однокурсники, а то и его сотрудницы начнут слишком много болтать.
– Присаживайся, – Сагрон отодвинул стул, и Котэсса словно нарочно выбрала другую парту, хотя секунду назад стояла возле этой.
Дэрри закатил глаза, но тоже не проронил ни слова в качестве замечания и просто устроился на соседнем стуле. Котэсса дёрнулась, но опять убегать было бы уже неприлично, потому осталась сидеть на месте, лишь раздражённо косила на него взглядом, пока Сагрон открывал папку и вытаскивал оттуда какой-то лист с перечнем тематик. Красным были вычеркнуты уже занятые, очевидно, другими его бакалаврами, и мужчина не без удовольствия отметил, как нахмурилась Арко при виде этого перечня и выделенных фамилий.
Это напоминало обострённую форму ревности на почве науки.
– Я предлагаю тебе вот эту, – Сагрон специально подчеркнул, игнорируя взгляд Котэссы, строчку, которую она явно мечтала прожечь взглядом насквозь.
– "Особенности косвенно наложенных любовных проклятий и магическая направленность на источник энергии", – прочитала Котэсса и, не подав вид, что была крайне возмущена, перешла к следующей строке. – "Влияние вкладываемого источником энергии смысла на определение субъекта проклятия", "Изменение проклятийного влияния в зависимости от концентрации раздражения и крепости связей в случае специфических, узконаправленных заклинаний"… Да вы издеваетесь!
Сагрон посмотрел на неё так, что Котэсса едва ли не поперхнулась.
– Я хочу заниматься боевой магией, а не особенностями проклятий, – уверенно ответила она. – Да лучше бы я делала инновационные часы! – она взглянула на дверь и втянула голову в плечи, словно опасалась, что там мог оказаться профессор Куоки, что тут же вбежит в аудиторию и обязательно вцепится в неё мёртвой хваткой.
И вряд ли это будет лучше, чем работать с Сагроном.
– Есть последняя тема, – Дэрри кивнул на строчку, записанную мелким почерком в самом-самом конце листка. – "Дозирование боевой магии и обращение чистой энергии в перераспределённый смысловой поток". Но эта тема сопряжена с условием.
– С каким? – Котэсса опять едва заметно покраснела, и Дэрри не сдерживал уже довольную, весёлую улыбку.
Её опасения, пожалуй, были бы потрясающе забавны, если б не проклятие. Да и вообще, если б не проклятие…
– Я не хочу слышать ни одного "вы".
– Я не буду обращаться к преподавателю на "ты".
– Преподаватель я для тебя только на уроке или в присутствии моих или твоих коллег. Во всё же остальное время я – ну, максимум научный руководитель, – он подался вперёд и поймал её за руку. – И это не настолько страшное условие за столь прекрасную научную тему. Не сомневаюсь, что ты хотела бы ею заниматься.
– Совсем нет.
– В таком случае, вернёмся к любовным проклятиям? Могу даже предложить себя в качестве экспериментального образца. Но Элеанор обидится, если ты украдёшь её научную новизну.
– Доцент Дэрри! – она вспыхнула, как сухая трава от огня, и отпрянула, но руку, между прочим, так и не убрала. – У вас…
– Нет совести? – уточнил Сагрон. – Так мне об этом прекрасно известно.
– Нет, – Котэсса вздохнула. – Хотя совести тоже нет. У вас плечо грязное. У нас два часа назад побелили стены.
Сагрон скосил взгляд на рубашку, как обычно, чёрную – только на сей раз с занимательным белым пятном справа. Котэсса, кажется, успокоившись и уже не кипя от гнева, как это было всего несколько минут назад, протянула руку, хоть и с опаской, но достаточно уверенно, и провела ладонью по его плечу, стряхивая белое. Сагрон не сомневался, что можно было воспользоваться очищающим заклинанием, но, впрочем, упоминать об этом не стал. Котэсса редко вела себя, как обыкновенная девушка, а не ведьма, и эти мгновения следовало ловить и использовать по максимуму.
– Так что с последней темой? – почти ласково уточнил Сагрон, пока Арко увлечённо отряхивала его плечо. – Может быть, это будет не таким уж страшным условием? Ведь великолепная площадка для развития. Неужели тебе не хочется этим заниматься?
– Хочется, – буркнула Котэсса. – Но твоя невеста будет против. Она, помнится мне, довольно радикально настроенная женщина.
– Даже не сомневаюсь в этом. Но, будь она моей невестой, не кажется ли тебе, что я реагировал бы на проклятие немного иначе?
Судя по выражению лица, это показалось Котэссе только спустя долгие часы раздумий. Она больше не отворачивалась, так и застыла, и Сагрон коснулся руки, всё ещё покоившейся у него на плече.
– Значит, мир? – уточнил он.
– Эту рубашку придётся выбросить.
– Котэсса?
Она тяжело вздохнула и опустила голову в согласном кивке.
– Это исключительно ради тематики, – выдохнула она. – И мне пора.
Сагрон склонил голову набок, и Котэсса улыбнулась, кажется, вспомнив, что он так её и не отпустил. И не сдвинулась, между прочим, с места, так что Дэрри сильно сомневался относительно её спешки.
– И, я надеюсь, ты не станешь верить каждой ерунде, которую рассказывают о твоём научном руководителе?
– Не стану, если научный руководитель не будет подталкивать меня к соответствующим выводам своими действиями и их последствиями. Я не собираюсь помогать в избавлении от последствий на протяжении невероятного количества времени.
Сагрон рассмеялся, и Котэсса тоже явно расслабилась. Но, тем не менее, стоило ему только немного придвинуться ближе, девушка тут же отпрянула: его заверения относительно Энниз, кажется, прошли даром. Она поднялась, взяла лист с темами и, кажется, собиралась переписать собственную, но передумала и вернула ему список.
– Я запомнила, – промолвила она. – Я могу быть свободна?
– Да, – вздохнул Сагрон. – Через неделю или две я буду готов дать тебе список литературы.
– Хорошо, тогда я и зайду, – согласилась она, и его "можно и пораньше", кажется, было услышано исключительно закрытой дверью. Мужчина только разочарованно вздохнул; Котэсса могла притвориться, что всё в полном порядке, но всё равно была напряжена.
И обижена.
А ещё, к слову, совершенно не верила его словам относительно Энниз и была готова обвинить во всех грехах сию же секунду, стоило только Сагрону допустить маленький промах. И если у него совершенно случайно появится ещё один побочный эффект проклятия, то она точно не поверит в безвинность его происхождения.
Только зачем Энниз говорила с Котэссой об этом? Сагрон не верил в заявление о её искреннем интересе и даже влюблённости; Фору всегда казалась ему не в меру хитрой женщиной, когда дело доходило до её проблем и потребностей. И дёрнуло же его связаться с нею в тот вечер и не суметь прийти! Неужели проклятие не могло случиться на день раньше? Или хотя бы до того момента, как он вздумал заподозрить Котэссу в списывании и настроить против себя настолько, насколько это вообще возможно.
Дверь опять хлопнула, и Сагрон почти с надеждой вскинул голову – ему показалось, что вернулась Котэсса. Но нет. На пороге, помахивая своими двумя хвостами, стоял Жодор.
– Вы промахнулись кафедрой, доцент Ольи? – полюбопытствовал Сагрон, поднимаясь со своего места и бормоча очищающее заклинание. Рубашка на плече зашипела и вернула свойственный ей чёрный цвет. – Или, может быть, у вас какое-нибудь дело к вашей дочери? Она предпочитает находиться в сто восемнадцатой, можете отправляться туда. Или в сто девятнадцатой, если зашла к своему научному руководителю.
– Я пришёл к вам, – без особенной гордости заявил Жодор. – И я хочу, чтобы вы мне помогли.
– Я тоже много чего хочу, – пожал плечами Сагрон. – И наши желания, возможно, не совпадают. Помиритесь с женой, пусть она минимизирует вред, который вам нанесло её проклятие.
– Она меня прогнала.
– Обратитесь к своей дочери, – хмыкнул Дэрри. – У неё вроде бы меньше поводов вас прогонять. Она – автор этого проклятия…
– Вы тоже прокляты, – ответил Жодор. – Но у вас нет хвоста! Двух хвостов! И этого! – он раскрыл ладонь, и Сагрон едва сдержал смех – сквозь кожу проросла напоминающая кошачью шерсть. – Я совершенно уверен в том, что вы нашли способ избавиться от него как-нибудь…
– Способ есть, но вам он не подойдёт. К тому же, вы ошибаетесь, Жодор, проклятие всё ещё на мне. Но оно, вероятно, милостивее, учитывая, что за дело его получили вы, а не я, – Сагрон поднялся и подошёл к доске. Он взял кусочек мела и провернул его между пальцами, словно пытался определить структуру, а после подбросил в воздух – и мел превратился в иллюзию.
Жодор, наблюдая за лучом, сорвавшемся с рук Котэссы и ударившим Сагрона в грудь, деловито почесал затылок той самой пушистой рукой.
– Вы видите, кто меня совершенно случайно проклял? – с притворной мягкостью в голосе уточнил Сагрон… – Несомненно, вы заметили, что это было по вине вашей любимой дочери. Да ещё и в исполнении бедной девушки, к которой вы, Жодор, не сомневаюсь, приставали, за что и схлопотали своё наказание. Итак, вы хотели навредить моему единственному шансу избавиться от проклятия, а я обязан сейчас броситься вам на помощь?
Жодор сглотнул. Он попытался устроиться на стуле, но хвосты вели себя, как два совершенно автономных существа, к слову, спорящих между собою. Сагрон с удовольствием наблюдал, как медленно утончается и обвязывается вокруг стула первый хвост – очевидно, проклятие сопротивлялось всем попыткам избавиться от него.
– К тому же, насколько мне известно, этот отросток изначально был один. Проклятие прогрессирует? Или, может быть, вы в который раз нарушили ограничивающее условие? С кем же? Очень интересно знать, какая именно несчастная женщина соблазнилась на ваш гадский хвост.
Жодор вскочил, и стул с грохотом дёрнулся за ним. Хвост гордо поднял предмет мебели, помахивая им, словно флагом, и Сагрон уже не смог сдержать даже не смешок, а громкий хохот.
– Вы должны мне помочь! Это невыносимо! – возопил Ольи. – Это издевательство над мужчиной! Она должна терпеть всё тот же дискомфорт! Я читал эту диссертацию, будь она неладна, и проклятие – двустороннее!
– Это означает лишь одно: ваша супруга вам верна, – Сагрон указал Жодору на дверной проём.
Тот, гордо вскинув голову, прошествовал к выходу – но хвост в последнее мгновение вывернул стул так, что он встал поперёк и не позволял выйти. Жодор почти что бежал на месте; его второй хвост отрастил себе зубы и, кажется, собирался укусить собственного владельца.
Ольи взвыл, но Сагрон без капли жалости лишь ударил легонько стул, превращая его в пепел – и несчастный доцент пролетел аж до следующей стены, впечатавшись в неё носом.
Где-то на коридоре громко загоготали студенты, а Дэрри, потеряв бдительность, не успел закрыть дверь. Энниз – ждала она его, что ли, – проскользнула внутрь, как самая настоящая змея, и уселась на краешек стола, закинув ногу на ногу. Длинный разрез её платья обнажал ноги, кажется, сверх меры приличия, и женщина кокетливо улыбнулась ему, покачивая соскальзывающей туфлей, такой же алой, как и её наряд или волосы.
– Ваш заведующий не накладывает ограничений на внешний вид преподавателя? – уточнил Сагрон. – Старший преподаватель Фору, пожалуйста, покиньте аудиторию.
– Господин доцент, – она протянула руку, но Дэрри опасливо отступил к стене. Если он опять придёт к Котэссе с должной дозой ожогов, то она пошлёт его куда подальше, и будет права. Даже чисто физически повторять опыт той недели среди лета ему не хотелось; боль постоянно нарастала, пока не превратилась если не в невыносимую, то по меньшей мере достаточно сильную, чтобы не давать о ней забыть.
– Энниз, – он заставил себя говорить даже без издёвки, – я серьёзно. Тебе лучше уйти, а самое главное, не возвращаться. Нас совершенно ничего не связывает, так что я не вижу повода подходить к моей студентке и забивать её голову лишними ведомостями. Ты – не моя невеста, и вряд ли когда-нибудь ею будешь.
– Я пришла за другим, – пожала плечами Энниз. – Я хотела опять предложить свою помощь. Ты столь нагло отказываешься от неё практически каждый раз, но, может быть, в этом случае условия будут более любопытны?
– Это проклятие не снимается. Помоги лучше Жодору, он будет в восторге от всего, что ты сможешь ему предложить.
– Жодор – это неинтересно, – Энниз вздохнула и вновь потянулась к нему, но Сагрон отступил ещё дальше, чувствуя себя по меньшей мере трусом. Надо было выставить её за дверь немедленно, но, к сожалению, любые прикосновения могли закончиться плачевно.
Дэрри понятия не имел, почему именно Фору казалась ему такой опасной, эдаким источником распространения проклятия, но отчего-то желание свести все риски к минимуму значительно превышало экспериментаторские порывы, сегодня совершенно не пылающие у него в душе.
– Какие у тебя есть предложения? – наконец-то спросил он.
– Я уже говорила об артефакте, который совсем-совсем скоро отправят к нам. Остались какие-то несколько недель. Ты мог бы воспользоваться им.
– Это незаконно, – отрезал Сагрон. – И мне нравится то, как работает моё проклятие. Это лучше тюрьмы, Энниз.
– Никто и не узнает. У тебя ведь нет никаких внешних признаков проклятия.
– Об этом артефакте не может идти и речи. Я не собираюсь пробираться сквозь толпу охраны и хвататься за тот бедный кристалл.
– Сагрон, я тебе помогу, – пообещала она. – Это, в конце концов, наш факультет. Я знаю, как сделать всё довольно просто. Решайся. Это наш шанс!
– Он не "наш", – возразил Дэрри. – И никогда "нашим" не станет. Потому твои предложения не составляют для меня интереса. И, более того, я понятия не имею, зачем тебе понадобилось тратить такой величайший артефакт на какую-нибудь ерунду.
Энниз нахмурилась. Она долго смотрела на него, соблазнительно улыбаясь, но, не услышав ни ответа, ни какого-нибудь элементарного возражения, соскользнула со стола – стекла с него, как самая настоящая змея, – и то ли пошла, то ли практически поплыла к двери, всё ещё коварно соблазнительная, просто до невозможности.
Сагрон тоже вышел из аудитории, закрыл её за собою на замок и увидел Жодора, сидевшего под дверью и поглаживающего обожжённый хвост.
– Если вы хотите поэкспериментировать с научной точки зрения, – вздохнул Сагрон, – то мы можем заняться вашим проклятием. Но я не могу гарантировать результат и скорость действия.
– Спасибо, – доцент Ольи посмотрел на него с такой надеждой, словно Сагрон только что пообещал ему универсальное средство от всех несчастий. – Я буду очень, очень сильно вам благодарен!
– Просто не приставайте к моим студентам, а? Это будет отличнейший компромисс.
Глава 15
На занятиях перья да ручки скрипели не так уверенно, как на экзаменах, и бойкости в том, как студенты записывали диктуемое преподавателем, тоже не наблюдалось.
Но, что самое любопытное, в аудитории сидел студент, которого прежде не видел ни один преподаватель, да и студенты тоже.
Окор Шанук, устроившийся на первой парте, присутствовал тут явно не по собственному желанию. Но, судя по тому, как профессор Куоки ласково похлопывал его по плечу, каждый раз минуя, когда ходил по аудитории, несчастный уже узнал всё о собственной страсти к инновационным часам и был готов приняться за изготовление нового образца сию секунду. По крайней мере, проспонсировать это, лишь бы только не пострадать от действий заведующего.
– Котэсса, – Куоки застыл рядом с нею, – надеюсь, вы не слишком обиделись на меня за то, что я взял этого мальчика на ваше место? – он говорил довольно громко, и в аудитории моментально зашумели, удивляясь тому, что Толин вообще захотел перед кем-то извиниться. – Вы не переживайте, Сагрон – талантливый мальчик, и вы с ним напишите отличную бакалаврскую работу. Просто… Я не мог отказать Окору в работе над инновационными часами! В тот миг, когда столько моих учеников отвернулось от меня, не желая трудиться над столь великолепным проектом, он оказался единственным, столь искренне заинтересовавшимся!
Шанук на первой парте, несомненно, услышав каждое произнесённое слово, довольно расправил плечи и вскинул голову. Котэсса сдержала смешок; вероятно, студент не подозревал даже, какие именно неприятности ждут на него в последующем.
– Всё в порядке, господин профессор, – она послушно склонила голову, почти расстроившись – ну, или сделав вид, что расстроилась. – Мы с доцентом Дэрри выбрали тематику, над которой будем трудиться.
– Это очень мило, – заулыбался мужчина. – Очень мило! Я надеюсь, у вас всё в порядке с Сагроном? Такой прекрасный студент был, такой прекрасный студент!
Котэсса помрачнела, когда на неё стали оглядываться однокурсницы, и сделала вид, словно произнесённое не относилось к ней никоим образом.
– Всё замечательно, спасибо, – промолвила она.
Куоки тяжело вздохнул.
– Помнится, когда я давал ему тему по инновационным часам, профессор Ольи в самое последнее мгновение выдрала его из моих рук. О, она не церемонилась!.. За талантливыми студентами всегда стоит настоящая очередь, а они, увы, не всегда готовы посвящать университету достаточное количество времени… Ах! – он повернулся к Окору и бодренько подошёл к нему, с интересом заглядывая в тетрадь. Та, несомненно, была пустая, и Котэсса про себя улыбнулась успехам нового подопечного Куоки.
Но заведующий, кажется, проигнорировал всю абсурдность сложившейся ситуации. Он вскинул тетрадь, сжимая её так крепко, словно это было великое достояние, и замахнулся ею на Шанука. Тот лишь втянул голову в плечи, и Котэсса заметила, насколько жалко он стал выглядеть: откровенно петушиный гребень куда-то пропал, а взгляд, при всех его попытках сыграть довольного студента, выдавал затравленного инновационными часами человека.
Профессор Куоки наконец-то принялся читать лекцию. Не то чтобы его рассказ был интересен хоть немножечко, но Котэсса заставила себя сосредоточиться на тетради и записывать диктуемое. Да, не хотелось, но ловить на себе подозрительные взгляды она желала ещё меньше.
– Ты – и Сагрон? – прошипели у неё за спиной, но девушка даже не оглянулась, притворившись, что ничего не слышит. – Арко. Арко!
Она стала писать ещё быстрее. Профессор Куоки неодобрительно кашлянул, прерывая собственную диктовку, и посмотрел на студентов у неё за спиной, кажется, приказывая вести себя тише. Но не прошло и нескольких минут, как девушку кто-то нагло дёрнул за плечо.
Куоки больше не диктовал. Котэсса дотянулась до своего журнала, открыла его и принялась спешно заполнять пустующую колонку, но это не могло обмануть бдительных сокурсниц. Да и профессор Толин, как назло, сам взял перо и подошёл к ней оставить свою пометку в соответствующем поле.
– Знаете, Котэсса, – совершенно заговорщицки промолвил он, – вам следует быть с ним помягче.
– О чём вы, господин профессор? – Котэсса оглянулась. Было бы неплохо, если б её группа уже вышла, но ведь лекция-то продолжалась.
– Милый мальчик, – почти прошептал профессор Куоки, – сходит с ума. Он влюблён до безумия! Я понимаю, женское сердце равнодушно к мужским страданиям, но разве нельзя быть чуточку благосклоннее? Возможно, ты сама не позволяешь своим чувствам открыться?
Котэсса промолчала. Она надеялась на то, что мужчина сейчас замолчит, но нет, профессор вошёл в раж. Шепот его стал более зычным и, кажется, слышимым как минимум для половины аудитории.
– Я не хотел отдавать тебя, моя дорогая, потому что чувствовал твой потенциал, и на Окора мог променять кого-нибудь другого. Но Сагрон так умолял меня… Мальчишка страдает!
– От чего страдает? – в горле Котэссы пересохло. Выслушивать рассказ профессора Куоки о том, что она обязана избавить Сагрона от проклятия, хотелось в самую последнюю очередь. Она искренне надеялась на то, что их история не станет достоянием всего университета, но это, очевидно, было невозможно.
– От неразделённой любви, дорогая! – шепот был забыт. Профессор воскликнул это так громко, что постороннего внимания было уже не избежать. – О, вы ещё здесь? – он оглянулся на студентов. – Ещё не было звонка? Мои инновационные часы вновь отстают… Идите, идите…
Но идти они не собирались. Кто-то поднялся со своего места и делал вид, что собирает вещи, кто-то откровенно глазел на Котэссу. Игнорировать посторонние пристальные взгляды становилось невыносимо; она и так прекрасно понимала, чем всё это закончится потом.
– Только не рассказывай мальчику, что я говорил тебе об этом, дорогая. Он будет оскорблён до глубины души, – профессор Куоки вздохнул, – потому что я взываю не к женским чувствам, а к женской жалости. Но разве ж это так плохо? Ведь от теплоты и симпатии до любви…
– Спасибо, господин профессор, – выдохнула она и, вскочив со своего места, умчалась. Едва не забыла журнал – прижала его к груди, словно пыталась остановить колотившееся не в меру быстро сердце.
Но, к сожалению, в коридор следом высыпали и её однокурсницы. Парням, естественно, было не до Сагрона, а вот женской половине группы…
– Котэсса? – дёрнула её за руку Эльма, глядя так, словно увидела впервые в жизни. – Мы о тебе чего-нибудь не знаем?
Толпа начинала сгущаться, и заинтересованные женские взгляды, что, как всегда, не к добру, с каждой секундой становились всё более пристальными. По правде говоря, сейчас Котэсса мечтала провалиться под землю, только бы не видеть их всех и не слышать этих дурацких вопросов.
– Это мы что-то не знаем о профессоре Куоки, – уверенно оборвала сокурсницу девушка. – Потому что его слова смутно соотносятся со словами адекватного человека.
Кажется, ей не поверили. Хитрый прищуренный взгляд стал ещё более внимательным, и Котэсса с трудом подавила отчаянное желание сбежать. Она не сомневалась, что Эльма – судя по тому, что решилась спросить, – была совершенно не заинтересована в свободе Сагрона. Те же, кто задавал вопросы не исключительно из женского любопытства, сначала предпочитал молчать.
Да и Арко была готова поклясться, что где-то за спиной прозвучало какое-то нехитрое проклятие; оно разбилось о возведённый на скорую руку щит, конечно же, но особых надежд сие не внушало. Котэсса давно уже перестала быть наивной относительно женской ревности; мало ей косящейся гневно преподавательницы с соседней кафедры, так ещё и из-за чужих экспериментов стать жертвой влюблённых в Сагрона одногруппниц!
– Мы опоздаем, – тоном, не терпящим возражений, заявила она. – И, между прочим, из-за вас. А вы знаете, как доцент Лантон негативно относится к неответственным группам.
Доцент Лантон таким группам не мог сказать и слова, но Котэсса не позволила окружившим её девушкам об этом вспомнить. Она с такой скоростью рванулась вперёд, громко стуча каблуками по каменному полу НУМа, что остальные были вынуждены только поспевать, стараясь не отстать ни на шаг.
Этот способ был давно испытан Котэссой; как бы группа ни знала университет, как бы ни изучила его коридоры, они всё равно мчались за старостой, словно привязанные каким-то древним магическим заклинанием, и думали головой только в том случае, когда она сбивалась с определённого пути, да и то не всегда. Если же не демонстрировать им сомнений и бежать вперёд, то дух спешки просыпался буквально в каждом, и они бросались вперёд чуть ли не наперегонки.
Котэссе это даже чем-то нравилось; она предпочитала таким образом уходить от каждого неудобного разговора. Обычно, добегая к цели, её преследовали уже забывали о собственных вопросах. Но сегодня что-то явно пошло не так; когда она влетела в аудиторию ещё за пять минут до конца перемены, пристальные заинтересованные взгляды сокурсниц никуда не делись, напротив, стали ещё более внимательными.
Благо, доцент Ролан явился вовремя – а он был знатным любителем и самому опаздывать на пары, хотя обычно не пускал никого в аудиторию после собственного прихода. Это всё сочеталось с абсолютной мягкостью во всех остальных вопросах, за исключением сдачи лабораторных работ, и студенты давно уже привыкли к тому, что их преподаватель – совершенно парадоксальная личность.
Четвёртый – нынче уже пятый, – курс он боялся и вовсе. Поговаривали, что именно он у них должен был читать какую-то сверхсложную дисциплину, да и в этом году обязан был приступить к преподаванию, но всегда менялся с кем-нибудь другим. Отвратительная группа – только так выражался о своих нежелательных подопечных Лантон, предпочитая всех, кого угодно, лишь бы только не надоедливых студентов с избранного в его глазах потока.
Но на этот раз он ступал неожиданно прямо. Котэсса даже удивилась тому, с какими усилиями он переставлял ноги и как с трудом кивнул, словно был сконцентрирован лишь на том, чтобы не свалиться с ног. Или на том, чтобы не выдать собственный дискомфорт как-нибудь иначе.
Когда он взялся за чтение лекции, то, кажется, расслабился. По крайней мере, голос с напряжённого стал вполне нормальным, взгляд – более рассеянным, как и прежде, и студенты тоже успокоились, узрев уже привычного преподавателя.
Но Котэссе всё равно не давал покоя его внешний вид. Что-то с Роланом случилось, вот только что именно?
Он словно не желал, чтобы эта лекция заканчивалась. За, доцент был человеком увлекающимся, но обычно очень сильно уважал перемены, потому отпускал группу ровно со звонком, а то и на несколько минут раньше. На сей раз он просидел почти аж до звонка на следующий урок, потом вышел на мгновение, вернулся, начал вторую лекцию раньше, чем следовало – пара без перемены, затянувшаяся до невозможности, напоминала большинству сущий ад.
Да и у Котэссы, признаться, болела рука. Привычно интересный урок превратился в сплошную диктовку, словно Ролана подменили, и он крутился на своём месте, то и дело убыстряя и без того не особенно медленный поток слов.
– Таким образом, содержание энергии в предмете равносоотносимо с концентрацией мага. Из третьего закона магического равновесия так же следует, что энергия, почерпнутая из постороннего источника, приводит к менее значительному откату при её трате, чем энергия, используемая лично, но при этом редко годится для серьёзных личностных заклинаний. Любая магия направленности человек-человек обязана производиться исключительно из внутренних резервов ради отсутствия привязки к посторонним нежелательным объектам, – выпалил он, заканчивая лекцию, и посмотрел на висевшие на стене часы.
До конца лекции было ещё целых три минуты, но студенты уже поспешили свернуть свои записи и погрузить всё в сумки.
– Господа студенты! – Ролан впервые за два часа немного оживился и, кажется, соизволил заметить их порывы умчаться прочь из аудитории. – Куда же вы? У нас ещё есть время начать следующую тему.
– Какое время?! – возмутился кто-то из толпы. – Вы нас без перемены продержали два часа подряд!
– Разве вы не желаете познать больше, чем успели за этот короткий отрезок времени?
Но студенты не желали. Котэсса обречённо подошла к Лантону с журналом, оглядываясь на поспешившую к двери группу. Ей казалось хорошим в этом всём лишь то, что можно было позволить им уйти, подписывая журнал, а после обойтись без лишних свидетелей и спокойно направиться домой.
Доцент покрутил протянутую ему наколдованную ручку, а потом поплотнее запахнулся в свою тёмную мантию. Прежде они считались обязательным атрибутом каждого мага, но в последние лет пятнадцать в университете редко кто придерживался подобных форм. Ролан не мог застать даже студентом ту бытность, когда преподаватели блуждали в развевающихся за спиною чёрных плащах или носили на себе что-то смутно напоминающее балахон.
Какова была причина натягивать на себя это сейчас, ещё и пока на улице всё ещё было тепло – подходила к концу только первая, неполная осенняя двадцатка, задевавшая ещё и часть лета, – Котэсса не знала. Но ей что-то подсказывало, что Ролан не просто так натянул на себя этот чёрный наряд.
– О, студентка Арко! – почти обрадованно воскликнул он, поставив роспись в журнале. – Котэсса, не найдётся ли у тебя нескольких минут для разговора? Я не хотел бы тебя отвлекать…
И это говорит преподаватель, что минуту назад пытался задержать их ещё на целую новую тему!
– Да, конечно, говорите, – пожала плечами она, искренне надеясь на то, что разговор не сведётся к тому, что совсем недавно вещал профессор Куоки.
Ролан оглянулся на дверь и пробормотал себе под нос знакомое заклинание, защищавшее обычно против подслушивания.
– Котэсса, – он почесал затылок, – вы с Сагроном… Не снимали проклятие? Я имею в виду, может быть, нашёлся какой-то магический способ или… Он довольно упорен в своих действиях, мог и отыскать ключ, а потом просто забыть со мною поделиться.
– Ведь вы же с ним друзья! – воскликнула Котэсса. – Он сказал бы вам, если бы что-то нашёл. И, нет, мы не снимали с ним проклятье, что бы вы не подразумевали под этой фразой.
Ролан вздохнул. Вблизи он казался достаточно бледным и уставшим, да ещё и исхудавшим пуще прежнего.
– Просто не видно, чтобы на Сагроне отображалась симптоматика проклятия, – наконец-то промолвил он. – Элеанор должна была бы и сама задать этот вопрос, но я, как её научный руководитель, тоже имею полное право знать…
Котэсса заподозрила, что научный руководитель не сообщил своей собственной аспирантке о том, что собирается задать этот вопрос, а самое главное, что аспирантка и её диссертация в подобных сведениях совершенно не нуждалась, а Лантон и сам ту диссертацию в глаза не видел и не читал, а знал о ней только со слов Ольи.
