Текст книги "В погоне за солнцем (СИ)"

Автор книги: Алиса Элер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц)

   – Хорошо. Я обещаю, что не буду искать смерти ни мыслью, ни делом. Устраивает? – голос звучал ровно и отстраненно; как будто мне действительно было все равно. Браво, Мио! – Ты выпишешь мне пропуск в библиотеку Академии? Хотелось бы приступить уже сегодня.

   – Да, конечно, – подозрительно легко согласился он. Обворожительная улыбка расцвела на его губах. – Сию минуту.

   Корин полез в лежащую перед ним пухлую папку и зашуршал бумагами. Нахмурился. Отложил в сторону. Приподнял папку и сунул любопытный нос под нее. Беспомощно обернулся к окну. Потер подбородок. Заглянул поочередно во все правые ящички. Потом – в левые. Не обнаружив искомого, скорчил горестную гримасу и, с видом естествоиспытателя, столкнувшегося с чрезвычайно интересным явлением, принялся за завал на столе.

   – К чему это представление? – раздраженно спросил я, не выдержав. И только сейчас понял, какой я идиот. Как я мог не потребовать у Корина встречных гарантий?! Он вполне может мне не помогать и... нет, что за бред?! Какой в том ему прок?

   Корин положил подбородок на сцепленные пальцы, хитро сверкнув глазами.

   – Я, конечно, могу выписать тебе пропуск... – протянул он. – Но, видишь ли, почти уверен, что это бесполезно. Ты не найдешь ответа ни в академической, ни в Королевской библиотеке.

   – Почему? – невольно удивился я.

   – Потому что твое бессмертие связано с преобразователем. В открытом доступе этих книг нет. Вернее, не так. Здесь этих книг нет.

   – Здесь – это...

   – В Торлиссе. Новая, республиканская, власть стремилась утвердиться как можно прочнее. Большая часть прежних учреждений закрыта. Академию, Королевскую библиотеку и сам Торлисс не тронули, памятуя о дарованной со дня основания автономии, но, как могли, взяли под контроль. Новый город ученых и магов – полностью подконтрольный аристократам, конечно же – создали на острове близ южной оконечности материка. Высшая школа заменила Академию, тамошняя библиотека – Королевскую. Поэтому если ты действительно хочешь получить ответы, боюсь, тебе придется отправляться туда.

   – Потрясающе. Ты не мог сказать об этом раньше? – ядовито процедил я, уже не считая нужным сдерживаться.

   – А что не так? – невинно хлопая глазами, спросил Корин.

   – Все не так! – рыкнул я. – Ты заставил меня пойти на клятву, чтобы ничем не помочь?! Замечательно!

   – То есть я не зря просил? Мои подозрения верны? – Корин вопросительно изогнул бровь.

   – То есть любое обещание – слишком большой риск, чтобы разбрасываться ими налево и направо!

   – Не нарушай – и не будет риска.

   – Типичное человеческое суждение, – презрительно бросил я. – Ничего не знать и искренне верить в обратное!

   – Причем тут это?

   – Почему невыполнение обещаний влечет за собой такие последствия? – резко переменил тему я.

   – Это непреложный закон бытия, – пожал плечами Корин.

   – Да? И что же это за закон? В чем он заключается? Каков его механизм? Почему не всегда приходит расплата, и почему в схожих ситуациях она так отличается?

   – Исключения лишь подтверждают правило, – стоял на своем Корин. – Мир зиждется на объективных рациональных законах. Собственно, он и есть закон.

   – Мир не обязан быть рациональным только потому, что тебе так этого хочется.

   – Только не говори, что ты из тех, кто верит, что за всем в мире стоит некая Воля. Глупые фейские сказки! – он выразительно поморщился. – Ложь, чепуха, суеверие. Только атомы, энергия – и непреложные, фундаментальные законы.

   – Не собираюсь вступать в бесполезные споры, – и бровью не повел я. – Просто послушай дружеский совет: никогда не делай то, последствия чего не можешь предугадать.

   – Это не тот случай, – уперся Корин.

   – Можешь думать, что хочешь, но факты неумолимы. Обещания принципиально непредсказуемы, механизм их работы – не ясен. Поэтому не надо разбрасываться ими налево и направо.

   – До этого момента как-то все обходилось.

   – Знаешь, цыпленок тоже считает, что птичник всегда будет приходить лишь за тем, чтобы вкусно его накормить. А в один день – вот же незадача! – он придет – и свернет цыпленку шею. Аналогия ясна?

   – Она неуместна. Птичник – разумное существо.

   – Зато отлично показано, что, не зная целей, мотивов или механизма чего-либо, не стоит слишком уж истово верить в правильность собственных выводов. А иначе можно оказаться этим самым цыпленком.

   – Детские байки.

   – Дурак ты, – беззлобно, почти с жалостью, сказал я. – Сам не знаешь и советов не слушаешь. Будь по-твоему, если тебе так больше нравится. Просто учти, что, по большому счету, у тебя будет всего одна попытка. И после уже ничего не исправишь.

   – А ты как будто знаешь!

   – Да, знаю, – спокойно осадил его я. – Даже слишком хорошо. Поэтому и предостерегаю.

   – Неужели? Откуда? Сорока на хвосте принесла? – саркастично спросил Корин.

   – Я знаю, – так же спокойно продолжил я, – что потерял самое дорогое из того, что у меня было. Да, я нарушил данное слово. Но оно касалось только меня; моей судьбы, моей свободы, моего выбора. Меня заставили его дать. Считается, что такие обещания не имеют силы. Но жизнь рассудила иначе. И теперь я не "великий волшебник", а безродный бродяга, которому некуда и незачем идти. Забавно, не правда ли? Смысл жизни, талант, путь, сокровище – вот ставка в этой игре. Самое ценное, самое дорогое. Все еще желаешь рискнуть?

   – Но ты же говорил, что... – начал Корин и растеряно замолчал.

   – А что я должен был сказать десятилетнему мальчишке? – вопросом на вопрос ответил я. Он молчал, огорошенный, сбитый с толку. Я великодушно продолжил, обрывая затянувшуюся паузу: – Теперь ясно, отчего я разозлился?

   – Вообще-то, нет, – Корин прочистил горло, выравнивая голос, и деловито продолжил: – Не знаю, с чего ты это решил, но я не собирался отказывать тебе в обещанной помощи.

   Расстегнув ворот рубашки, он царапнул по горлу, пытаясь подцепить что-то. Наконец, это ему удалось. Корин выудил из-за шиворота серебряную мелкозвенную цепочку, стянул ее через голову и теперь держал на вытянутой руке, давая мне как следует ее разглядеть. Вернее, не её, а покачивающуюся подвеску. Она ослепительно сияла в солнечном свете и испускала скачущие по стенам, книжным стеллажам, витражу блики.

   Я сощурился. Сквозь яркий свет совершенно невозможно было разглядеть саму подвеску. Цепочка колебалась, словно натянутая струна; подвеска описывала неправильные круги. Я следил за ней, заинтересованный. И, подгадав момент, качнулся вперед.

   Корин проворно отдернул руку. Пальцы сомкнулись на пустоте.

   – Что это? – спросил я, заинтригованный больше прежнего, и откинулся на спинку кресла. Взгляд был прикован к подвеске, которую Корин теперь неосознанно крутил в руках.

   – Пропуск. На Арлетту вообще и в тамошнюю библиотеку в частности. Конечно, он не самого высокого ранга – таким могут похвастаться, пожалуй, только арлеттские, проверенные Советом, исследователи – но для тебя вполне подойдет.

   – Ты отдашь мне его? – спросил я, смотря на подвеску уже совсем иным, хищным и расчетливым взглядом.

   Идея путешествия мне неожиданно понравилась. И я уже почти не жалел о том, что вынужден был дать обещание.

   Корин скорчил жалостливую гримасу:

   – Я бы с удовольствием, но передавать ключ третьему лицу запрещено. К тому же, это допуск к сети магических учреждений вообще. Без него обходиться мне будет очень сложно... – маг с сожалением развел руками и поджал губы.

   – Хватит кривляться, – раздраженно прервал его я. Меня это начинало злить. – Я же вижу, что ты хочешь что-то взамен. Так называй цену, и закончим с этим.

   Он недоуменно нахмурился:

   – Мио, за кого ты меня принимаешь?

   – За шантажиста, – честно ответил я.

   – Я не отказываюсь помочь, – раздраженно проговорил Корин. – Просто прошу оказать небольшую услугу, которую никому больше доверить не могу. К тому же, тебе все равно по пути. Впрочем, если не хочешь...

   – Ты откажешься от шантажа? – искренне удивился я.

   – Нет, – также искренне ответил он. – Потому что мне действительно некого больше просить.

   – Прости, но я не собираюсь соглашаться на кота в мешке. Поэтому смогу дать ответ только после того, как узнаю, в чем заключается просьба, – пожал плечами я.

   Это был чистейшей воды блеф. Сейчас я, не раздумывая, дал бы еще сотню обещаний, лишь бы получить заветный ключ, потому что вновь видел перед собой цель, впервые за долгое время. Да, пустяковую, да временную, надуманную и ненужную, – но все-таки цель. И одно это стоило всех неудобств и неурядиц, которые могли повлечь за собой обещания.

   ...А еще у меня вновь появилась надежда. Та самая, что вела меня все эти годы призрачной тенью, голубым цветком из сна, наваждением. Та самая, что теперь не отпускала, отравляя ядом сомнения и нерешительности; не давала найти новый, настоящий путь. Я не могу отказаться от нее, даже если шансы стремятся к нулю. И остается только следовать за ней, искать – и найти.

   Или развеять.

   – Я и не собирался что-то скрывать, – улыбнулся Корин. – Тебе всего лишь нужно передать... письмо. Одному человеку.

   – Так просто? – не поверил я. – В таком случае, почему ты не можешь отправить ее почтой? Телепортировать, в конце концов? – я нахмурился: – Или там что-то противозаконное?

   – Нет, конечно! – отмахнулся Корин. – Просто... это слишком важно для меня. Я не могу рисковать, отправляя его с вестником или птицей. Телепортировать разом не получится – слишком велико расстояние, а пересылка обычной почтой чревата досмотрами, бюрократической волокитой... и оседанием в карманах проверяющих.

   – "Я не могу рисковать"... – со странной смесью горечи и усмешки повторил я. – Корин, я, если честно, даже представить не могу, кто справится с твоей просьбой хуже меня. Только подумай, что будет, если я угожу в...

   – Это все неважно, – перебил он. – Главное, что я тебе доверяю.

   – Послушай! Я не возьму на себя такую ответственность просто потому, что не могу гарантировать...

   – Это просто письмо, Мио! Обычное письмо. Не секретный протокол, не тайная переписка, не документ. Здесь нет никакого подвоха, второго дна.

   – Тогда что в нем такого важного?! И кому оно адресовано? – не выдержал я.

   – Верховному правителю Зеленых Холмов, – поколебавшись, все же сказал Корин, болезненно сжав пальцы и отведя взгляд.

   – Правителю Холмов?.. – я ожидал чего угодно, только не этого. И растерялся, не зная, что сказать. – Но зачем?

   – Я... хотел попросить... – Корин говорил отрывисто, словно каждое слово давалось ему с трудом. Он замолчал, помедлив, и быстро, разом, на одном вдохе, договорил: – Я хотел попросить о помощи в поиске родителей.

   – Почему Холмы?

   – Что? – растерялся Корин.

   – Почему именно Холмы? Ты узнал что-то о родителях?

   – А где еще я должны искать Действующих? – язвительно спросил маг.

   – Ты узнал, что они из Alle-vierry? – уточнил я вопрос.

   – Дай-ка подумать: кем же, интересно, могут быть родители, если во мне течет чистейшая кровь Действующих? – саркастично ответил Корин, нарочно назвав aelvis Зеленых Холмов на языке смертных.

   Я проигнорировал его выходку и смерил внимательным взглядом.

   – Что-то не так? Я не похож? – скрывая за бравадой страх услышать не то, что хочется, откровенно грубо спросил он.

   – Ты не бессмертный. И не похож на бессмертного. А уж на кого из бессмертных ты не похож, я сказать не могу, – пожалуй, излишне резко сказал я. И почти сразу об этом пожалел, но менять что-то было уже поздно.

   – Но я же альв! – с какой-то детской обидой воскликнул он.

   – Но не бессмертный, – жестко сказал я. – Одна аэльвская кровь не подарит бессмертия. В тебе слишком много человеческого, Корин. Слишком. Ты жил среди людей – и вырос человеком. С типично человеческими достоинствами и недостатками... и типично человеческими суждениями.

   – Ты все еще злишься на меня за слова о Воле? – "догадался" Корин, отказываясь слушать то, что я говорю, и ища словам какое-то оправдание.

   – "Все еще"? Я не злился тогда и не злюсь сейчас. Ты спросил – я ответил. Не более того, – отрезал я, раздраженный его глупым предположением. И, не давая ему сказать, продолжил: – Я передам письмо и твою просьбу правителю. Если будет нужно, сделаю все, чтобы добиться аудиенции. И хватит с этим. Давай сюда ключ.

   Корин молча перебросил подвеску.

   – Письмо передам завтра, – ровным, ничего не выражающим голосом сказал маг, но почти сразу спохватился, растеряв спесь: – Ты ведь не торопишься, верно?

   – Нет, – покачал головой я, с любопытством разглядывая переброшенную мне подвеску. Увы, моих надежд она не оправдала, оказавшись обыкновенным металлическим кругляшком размером с монету. Отшлифованную до зеркального блеска поверхность грубо рассекали выгравированные буквы и цифры, понять смысл которых мне не удавалось, сколько я не выглядывался.

   Я подбросил ее на ладони и сунул в карман.

   – Выпиши, все-таки, допуск в библиотеку, – попросил я миролюбиво. Недавнее раздражение улетучивалось, истаивало в лучах льющегося из окон света. Я вообще не умел долго дуться и пребывать в плохом настроении: почти сразу чем-нибудь увлекался и забывал, что должен сидеть мрачнее тучи и выражать вселенскую скорбь. – Сколько сейчас времени? Часов пять? Как раз успею осмотреть за вечер. Все равно нечем заняться.

   Корин безошибочно выудил из стопки бумаг лист с личной печатью, черканул пару слов и протянул мне:

   – Держи. Сам найдешь?

   – Спрашиваешь! – фыркнул я, поднимаясь и протягивая руку за документом.

   Разговор казался оконченным. Я бережно сложил бумагу пополам и убрал в карман, здраво опасаясь, что иначе только еще больше помну или вообще потеряю. Задвинул кресло, кивнул молчаливому Корину на прощание и повернулся, чтобы уйти.

   ...Его оклик настиг меня в дверях. Я, совершенно не представляя, что еще он может сказать, обернулся.

   – Кхм... – замялся он, стушевавшись, а я удивился еще больше. – В общем, я хотел сказать, что... М-м-м... если ты... проклятье! – он коротко выругался и раздраженно замолчал, не собираясь продолжать.

   – Корин, – мягко сказал я. – Ты меня пугаешь. Что случилось?!

   – В общем... если захочешь, я всегда могу устроить тебя преподавателем теоретической магии в Академию, – выпалил Корин и отчего-то смутился. Совсем по-детски. Я невольно улыбнулся.

   – Да какой из меня преподаватель! Академию и ту не закончил, позор, – пошутил я.

   – Но ты же говорил...

   – Я учился. Но не закончил. Война грянула в последние дни весны – и нам, честно сказать, стало совсем не до защиты дипломов, – пояснил я. И усмехнулся: – Впрочем, звание магистра у меня было задолго до этого.

   – Ты стал магистром, еще учась в Академии?

   – Ну да.

   – Так не бывает!

   – В моем случае было, – пожал плечами я, и пояснил, видя его недоверие: – Корин, серьезно! Я родился в семье талантливейших волшебников, магистров изящных искусств. Темные годы, да я летать научился раньше, чем ходить! Ты все еще сомневаешься? Может, теперь тебе, наконец, станет понятно, насколько мне тяжко без колдовства. Словно руки отрезали, честное слово. Причем обе.

   – Ты ничего не ответил на мое предложение, – настороженно напомнил Корин.

   – Не ответил, – согласился я. – Спасибо, Корин, это правда очень здорово. Несмотря даже на то, что любой ученик утрет мне нос.

   – Это лучше, чем подрабатывать писцом в провинциальных городках. Или гувернером высокородных бездарных детишек. О неудачных попытках варить снадобья и эликсиры и выступлениях в трактирах я даже не говорю, – за его злыми словами вновь прорезалась детская обида. Ну да, как же так: он искренне хочет и готов помочь – а неблагодарный я отказываюсь!

   – Забыл еще помощника в лавке торговца артефактами, – напомнила с улыбкой. – Корин, твое предложение действительно замечательно: я смогу обрести свое дело и какое-то подобие дома – как раз то, в чем нуждаюсь больше всего. Но сейчас я, честно говоря, даже не вижу смысла этого обсуждать. Поговорим позже, хорошо? Когда я вернусь.

   Он кивнул, приняв мои слова. Приняв – и поверив.

   Зря. Потому что я беззастенчиво лгал.

   – Жду завтра, после полудня. Тебе, кстати, есть, где жить?

   Я кивнул и гордо заявил:

   – У Нэльвё!

   – Неужели вы и впрямь закадычные друзья? – маг только покачал головой. – А я не верил!

   Я расхохотался в полный голос, вызвав еще большее недоумение бывшего ученика.

   – Да-а... закадычные... – многозначительно протянул я. И сквозь смех закончил: – Со вчера!

   – И ты остановился у него? – уточнил Корин, медленно проговаривая каждое слово. Кажется, он хотел спросить что-то еще, но погряз в паутине формулировок и двусмысленностей и промолчал.

   – Я спас его кошку от клинков карающих! – торопливо пояснил я, пока он не начал озвучить интригующие догадки. – Долг и все такое!

   – Дай-ка угадаю, – прищурился Корин. – Он пообещался достать тебе пропуск в нашу библиотеку в счет обязательства?

   Я скромно промолчал, потупив глаза.

   – Вот же сволочь! – восхищенно прицокнул маг. – Враль расчетливый! А заливался-то соловьем как! "Мой лучший друг", "могу поручиться, чем хочешь"! Тьфу!

   Улыбнувшись и весело помахав рукой на прощанье, я вышел из кабинета, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Глава 3

   Я покинул стены Академии глубокой ночью, когда солнце с головой нырнуло под теплое покрывало-небо, а тонкий ободок месяца затерялся среди темных перистых туч -его неряшливых складок. Дикий парк, тонущий в иссиня-черной, непроглядной мгле, безмолвствовал.

   Улыбаясь своим мыслям, я толкнул створку ворот.

   Тьма – густая, вязкая горькая патока, почти ощутимая на вкус – навалилась на плечи, облепила стены домов, просочилась в щели мостовой. Я, точно муха, влетел в нее со всего размаху – и увяз, отчаянно трепыхаясь.

   Ничто не могло нарушить ее господства: ни робкий фонарь, ни оконце, ни потеряшка-луна – тьма затопила маленькую улочку до краев, погасив все, до чего смогла дотянуться.

   Лишь в самом конце брезжило маленькое пятнышко света, такое робкое, блекло и трусливо жмущееся к камням, что его можно было принять за наваждение. Но я уцепился за него, как за соломинку; рванул изо всех сил сквозь осязаемую липкую тьму, в три длинных, размашистых шага преодолел разделяющее нас расстояние – и вылетел на соседнюю улочку.

   "Улица Ста Солнц", – припомнил я мелькнувшее днем название. Тогда оно лишь позабавило. Но сейчас, стоя посреди широкой, утопающей в свете мостовой, я не мог сдержать рвущуюся наружу улыбку – и почти детский, давным-давно позабытый восторг.

   По обеим сторонам улицы тянулись фонари. Лиловые, фиолетовые, оранжево-алые, молочно-белые, золотые, цвета весенней зелени и искристого меда – они беспорядочно, не подчиняясь никакой логике, сменяли друг друга в сумасшедшем калейдоскопе Ста Солнц. Мостовая, частично тонущая в чернильном мраке, частично расцвеченная островками света, казалась нереальной, эфемерной, зыбкой – как сон или видение.

   Почти тысяча медленных, заплетающихся от пьянящего счастья шагов слились в один миг, упоительно прекрасный. И когда я, наконец, вышел на соседнюю улицу, то чуть не умер от разочарования – такой отвратительно-скучной и чудовищно невыразительной казалось она после великолепия Ста Солнц. Почти физическая брезгливость свела челюсти, искривила лицо уродливой маской.

   Я вздрогнул, точно очнувшись ото сна – и насторожился. Даже для меня подобная одурь была странной.

   Вернее, странной была именно одурь, так разительно отличающаяся от периодически накатывающих, накрывающих с головой приступов восхищения и миром вокруг и каждым, даже мельчайшим его проявлением. Неконтролируемое счастье, восторг, легкость и щемящее, трепетно замирающее сердце мне знакомы. Но брезгливость, злость, ненависть?.. Никогда.

   Оборачиваться и провожать взглядом великолепие Ста Солнц я не рискнул – от одной мысли о повторном "очаровании" меня передернуло. И вообще на душе стало как-то мерзко: словно что-то жуткое непонятное только что, пусть и на краткий миг, овладело мной, подчинило собственной воле – и, наигравшись, отпустило.

   А могло и не отпустить.

   "Да что за чушь?! – взорвался я, стряхивая оцепенение. – Что я несу?! Ауру блокировать надо, а не впитывать все эманации мира! И не приписывать собственные низкие мысли и чувства внешнему злу".

   Но ощущение липкого ужаса, сжимавшего сердце маленькой потной ладошкой, не проходило.

   Я прибавил шаг. Страх гнал меня вперед, по полузнакомым улицам, укутанным полуночным кружевом светотени. Мелькали размашистые кляксы фонарей, дома слились в размытую полосу – а я все ускорял и ускорял шаг, почти срываясь на бег.

   ...Он нагнал меня, когда до дома Нэльвё оставался всего квартал. Сорвался в длинном смазанном прыжке, настигая, разом преодолевая разделяющие нас шаги, и пригвоздил к мостовой.

   Только сейчас, столкнувшись с овладевшим мной страхом, я, наконец, понял, что вызван он был не улицей Ста Солнц, а домом Нэльвё.

   Из горла вырвался нервный смешок: это же надо так себя накрутить и загнать! Идиот!

   Страх – наконец, опознанный, проанализированный и убранный в дальний ящик, как надоевшая игрушка – потерял власть надо мной. Тревога никуда не ушла, но, лишенная мистического ореола, который я ей придал, теперь маячила на самом краешке сознания белокосой баньши, не угрожая, но бередя душу своими жалобными песнями.

   Я нетерпеливо переступил с ноги на ногу. Тревога... Нэльвё... неужели действительно что-то произошло? Проклятье! Даже вероятности не просмотреть, чтобы подтвердить или опровергнуть подозрения! И ветер молчит.

   Поиграем в угадайку?

   "Неприятности связаны именно с домом?" – задал себе вопрос я и нахмурился.

   Выходило, что да.

   Погодите-ка. Меня ведь никто туда силком не тащит, так что я вполне могу развернуться и...

   А что – "и"? Мне ведь совершенно некуда идти. Не возвращаться же обратно в пустующую Академию! Главный корпус давно закрыт, в студенческое общежитие ломиться бесполезно, а искать преподавателей – чревато. Где живет Корин, я как-то позабыл спросить, а с теми жалкими грошами, что тоскливо позвякивают в карманах, я могу рассчитывать на ночлег лишь в портовом клоповнике.

   Трущобы вызывали у меня гораздо большие (и, в отличие от мифической угрозы, исходящей от дома – вполне обоснованные) опасения, так что из двух зол я малодушно выбрал меньшее.

   "Осмотрю дом, поброжу за Гранью – и уйду, если что-то пойдет не так", – решился я.

   С каждым шагом походка становилась все более напряженной и жесткой, скованной, словно у диковинных шарнирных кукол с далекого Востока.

   Как оказалось – не зря.

   Дом не понравился мне сразу, с первого взгляда. Хотя бы потому, что в нем не горели окна. Вообще. Ни одно. И дверь при моем приближении тихонько заскрипела, покачиваясь на петлях.

   "Открыто", – мрачно подумал я. Поверить в то, что дотошный и заботившийся о сохранности собственной шкуры thas-Elv'inor так пренебрежёт безопасностью, мог только полный дурак.

   Окинув дом внимательным взглядом, я понял, что ошибся. Тоненький луч света пробивался сквозь тяжёлые, но неплотно задернутые шторы. Кажется, здесь должна быть гостиная.

   Какое-то время внутри меня боролись пытливый ум (или, попросту говоря, любопытство) и рациональное логическое мышление (зачем лезть в мышеловку, если знаешь, что это мышеловка, и сыра в ней нет?). Впрочем, недолго: последний капитулировал, и я тихонько, на полусогнутых, прокрался к окну. И привалился к стене, переводя дух и успокаивая бешено колотящееся сердце.

   Отдышавшись, я развернулся, ухватился за ящик с цветами и подтянулся, моля Ее об удаче. Шутки-шутками, а риск был вполне себе: моя русая, вызолоченная солнцем макушка, мягко говоря, не способствовала маскировке, и даже напротив – служила отличной мишенью. По счастью, под облюбованным мной окном пламенели бархатцы, и затеряться среди них было плевым делом.

   Глаза удивленно расширились. Мне хватило нескольких секунд, чтобы, заглянув в просвет между шторами, оценить обстановку в комнате. И понадобился целый десяток, чтобы, наконец, оторвать взгляд. Сначала – шокированный, потом – откровенно недоумевающий.

***

   Я увидел Нэльвё сразу: на стуле посреди гостиной с неестественно прямой спиной, безвольно обвисшими, как у тряпичной куклы, руками и гордо вскинутой головой. В невыразительной, казавшейся расслабленной позе thas-Elv'inor читалось напряжение сжатой пружины, натянутой, вибрирующей от звонкого нетерпения тетивы. А в потухших глазах, неотрывно смотрящих в лицо сидящей напротив бессмертной – затаенная, глухая ненависть.

   Вернее, это она него смотрела. И ее лукаво-сощуренного, дивно-фиалкового взгляда было достаточно, чтобы играючи сломить волю Нэльвё, пригвоздить его к стулу и контролировать каждый вздох.

   Жрица Льор. Собственной полулегендарной персоной. "Непревзойденные мастера ментальной магии", драконье пламя им под лопатки! При нынешней правительнице – почти личная гвардия, элитные воины для особых поручений. Что же Нэльвё натворил на своей жестокой родине, что по его следу отправили душу двоих жриц, наплевав на негласный запрет выезда за территорию Orfen di-erre?

   Нет, не двоих. Троих. Я вжался в стену и до побелевших костяшек вцепился в ящик с цветами, когда третья из жриц прошла прямо перед окном, рассеянно мазнув по нему взглядом – пронзительным, томно-вишневым и удивительно цепким. Она бы непременно заметила меня, если бы не была поглощена собственными мыслями: жрица нервничала. Что-то неуловимое выдавало это в каждом ее движении. Резкость на поворотах, напряженный, исполненный трагизма излом рук, наклон головы... или плетка, которую она постоянно крутила в руках, и которой то и дело рассекала воздух злым хлестким ударом.

   Трое, значит? Одна не сводит с Нэльвё взгляда, не давая ни малейшего шанса вырваться из под гнета ее воли. Вторая стоит на страже, а третья в это время методично обыскивает комнату. Умно.

   Жрицы... а внешне ничего особенного. Такую увидишь в толпе – и в жизни не догадаешься о таящемся за обманчивой юностью могуществе. Они казались сестрами: что-то общее проглядывалось в их чертах лица, хоть характер и наложил на каждую неизгладимый след. Возраст я сходу определить не смог (хотя это, как ни смешно звучит, было самым важным сейчас: именно от него зависел уровень мастерства), но по импульсивности и неумению прятать эмоции предположил, что девушки вряд ли достигли совершеннолетия. Нет, то, что посторонних в комнате нет, их не оправдывает: мы вообще не приветствуем бурное проявление чувств, а у thas-Elv'inor это едва ли не культ.

   Все интереснее и интереснее.

   ...Та из жриц, что обыскивала комнату, обернулась и медленно покачала головой. В то же мгновение плеть взвилась в воздух – и впилась в спину Нэльвё. Ни единый мускул не дрогнул на его лице; лишь осанка стала еще прямее, еще жестче, и тень на секунду затмила непроницаемый взгляд.

   Взмах, другой, третий... люстра, задетая в один из ударов, раскачивалась из стороны в сторону, точно укоризненно качая головой.

   Я брезгливо отпрянул, не желая наблюдать пытку. Но почти сразу, скрипнув зубами, вынужден был вернуться, чтобы убедиться, что обыск не перейдет в другую комнату (а если перейдет – то в какую именно). Столкновение со жрицей Льор не входило в мои планы: подозреваю, одного ее взгляда будет достаточно, чтобы моя ментальная защита, вот уже столетие толком не возобновляемая и держащаяся на честном слове, рассыпалась, как карточный домик.

   Thas-Elv'inor опустила плеть и что-то отрывисто выкрикнула-спросила. Не получив ответа, повернулась к заклинательнице, удерживающей Нэльвё. Та едва заметно кивнула и ослабила путы. Ровно настолько, чтобы он мог чуть повернуть голову и, слабо улыбнувшись, с чувством что-то сказать.

   Судя по злости, исказившей лицо "палача", и немедленно последовавшей пощечине – не очень лестное. И вряд ли цензурное.

   Голова Нэльвё дернулась и безвольно обвисла.

   Люстра качнулась как будто бы еще укоризненнее, еще сильнее, и ускорила темп. И этим, наконец, привлекла мое внимание.

   Действительно: с чего бы ей раскачиваться? Второй этаж пуст, землетрясения нет... И я заподозрил, что дело вовсе не в плетке. Да и как бы она задела? Тяжелая, витая, с пятью лапками-веточками и шарами со светящимся газом люстра нависала аккурат над впившейся взглядом в Нэльвё aelvis.

   Вот уже пятнадцать лет, как торлисские чародеи изобрели шары со светящимся газом – простой и дешевый способ освещения. У него был только один недостаток: в случае утечки светящийся газ вызывал затруднение дыхания, обмороки, в редких случаях – полный паралич, и так до полного выветривания. Горожане прикинули, как часто приходиться тратиться на свечи, сравнили с риском разбить новоявленное изобретение... и теперь почти в каждом доме красовались новенькие, рассчитанные под шары со светящимся газом люстры.

   Я отвлекся от мыслей, увидев, как девушка с плетью прикрикнула на обеих спутниц, и одна из них безропотно скрылась в коридоре. Лестница была в другой стороне, поэтому я небезосновательно решил, что направилась она в библиотеку.

   ...Нет, вы только посмотрите, какая возмутительно шаловливая люстра! Качается и качается себе, не думая останавливаться! С какой такой радости?!

   "Кстати... а где кошка?" – вдруг спохватился я. Взгляд, как магнитом, притянуло к потолку. Я сощурился, заглядывая за Грань.

   Стены расплылись сизой дымкой. В пустоте зазмеились причудливые узоры защитного заклинания, опутывающего дом.

   Что тут у нас интересного? Три пульсирующих ауры в гостиной, еще одна – в соседней комнате...

   Взгляд скользнул выше. Ага! Что и требовалось доказать!

   Клочок живой тьмы сосредоточенно прыгал по полу аккурат над тем местом, где тоскливо раскачивалась люстра. Все-таки не врут про ум и сообразительность nieris! Или Нэльвё воспользовался телепатией прямо под носом у жриц и отдал соответствующий приказ?

   Да неважно! Вот он, шанс: пробраться наверх и обрушить люстру! Остальное сделает светящийся газ.

   В плане была только одна загвоздка: я не представлял, как буду вытаскивать Нэльвё. Задержать дыхание я смогу от силы на минуту-полторы, а этого точно не хватит, чтобы волоком оттащить к входной двери.

   "На месте разберусь", – храбро решил я, и, воровато оглядевшись, исчез. Просто вот я здесь – и вот меня нет. Безо всяких надрывов реальности.

   К этому фокусу я прибегал редко, бережно распоряжаясь крупицами силы. Но сейчас время играло против меня.