Текст книги "В погоне за солнцем (СИ)"

Автор книги: Алиса Элер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 26 страниц)

Элер Алиса

В погоне за солнцем

В погоне за солнцем

   "...Все бессмертные – авантюристы; кто-то больше, кто-то меньше. «Наша маленькая вечность» – в шутку зовем мы свою жизнь, и отчасти правы: то, сколько она длится, зависит только от нас.

   Люди ограничены жесткими рамками, заданными природой. Их краткая жизнь – вспышка новорожденной звезды. Редкий человек без примеси крови aelvis проживет больше полувека, и виной тому не слабость тела и духа, а жесткая борьба, которая не затихает ни на мгновенье. Страстная, яркая, насыщенная, но жестокая, кровопролитная, беспощадная – вот она, человеческая жизнь.

   Мы же редко болеем, почти не стареем. Размеренный ход долгой, бесконечно долгой жизни усыпляет, убаюкивает, и зимняя стужа поселяется в сердце, пустота – в усталых, слишком старых для юных лиц глазах. Скука становится извечным спутником, заклятым другом, идущим под руку и толкающим на безрассудство, погибель. Мы могли бы жить вечно: легенды гласят, что некоторым из aelvis – тех самых, n'orre Llinadi, «первопришедших» – было более тысячи лет.

   Могли, если бы захотели.

   Ныне редкий aelvis разменивает пятое столетие. Участившиеся войны, виной которым – человек, уносят наши не столь многочисленные жизни. Мы так же смертны, как бы не хотели доказать обратное; так же погибаем от яда и холодной стали. Мы все более, век за веком, очеловечиваемся. Песок времени утекает сквозь пальцы, унося с собой былое могущество, и на смену таинству волшебства приходит наука магии. Чудо сменяется феноменом и тщательно изучается, анализируется, препарируется. Абсурд, нелепица, бессмыслица: вольная птица сладкоголоса потому, что воспевает свободу. Весь мир принадлежит ей, и она – ему. Запри ее в клетке, спрячь за семью замками, заставь повторять заученные слова – и ее голос пропадет, лишится силы и красоты. Волшебством мы воздвигали горы, волновали моря, вздыбливали океаны, волшебством раскололи некогда единые земли на островки, острова, континенты... Волшебством изгнали за край севера драконов, проклятых порождений нижних Граней, чей пламень дыхания обращал мир в ничто, порядок – в хаос.

   Но тысячи лет прошли, и волшебство исчезло. Осталась лишь магия – отголосок себя прежнего. И ветер, идущий с моря, шепчет на разные голоса: «Закат близится». Отпущенному времени выходит срок.

   Сто, двести, триста лет – и мы уйдем вслед за ним, растаем в златоглавой заре нового дня, станем безымянными тенями прошлого. Последние крупицы волшебства развеются по ветру, погаснув, как искры, вырвавшиеся из костра – и вернутся драконы, сжигая в черном пламени горизонт".

Часть первая

Глава 1

   Солнце ослепительной волной пробежало по утреннему городу, и черепичные крыши загорелись червонным и охряным, золоченые шпили окутались сияющей дымкой, а лужи, брызгами ртути разбежавшиеся по мостовым после недавнего дождя, вспыхнули серебром.

   Я заслонил глаза, щурясь от света, и остановился, не решаясь идти дальше. Меня переполняли противоречивые чувства, и сердце жалобно замирало, ища и боясь найти в переплетении улиц, в грубой мозаике мостовых, в угловатых и нестройных фигурах домов отголоски воспоминаний. В гомоне бесконечно чужих голосов – голоса прежние, среди спин прохожих – вьющуюся по ветру ленту в золоте волос и черный край плаща; в этой весне – ту весну...

   Боясь – и надеясь найти.

   Город моих снов, город воспоминаний... я не был здесь столько лет и почти не помню его. Город-волнение, город-печаль... город прошлого. Моего прошлого. Я боюсь столкнуться с ним – и с прежним собой. И замираю, не решаясь сделать шаг.

   Тогда, прощаясь, я обещал, что больше никогда не вернусь сюда. Не вернусь, пока у меня будет хоть какая-то возможность не-возвращения, хоть один шанс избежать встречи. И вот я здесь.

   Здесь, чтобы поставить, наконец, последнюю точку. И избавиться от иллюзий... и кошмаров.

   Меня бесцеремонно толкнули – кажется, уже не впервой, но обратил на это внимание я только сейчас. И, смутившись, посторонился, пропустив бойкую торговку с плетеной корзинкой. Я остановился прямо посреди дороги в нескольких шагах от городских ворот, изрядно затруднив движение. Стражники уже бросали на меня недобрые взгляды. Немного нервно улыбнувшись, я поспешил убраться, пока их слабый интерес не перерос в назойливое внимание.

   Людской поток захлестнул меня, закружил и вынес на тротуар по левую сторону мощеной дороги. Здесь было еще теснее, но, во всяком случае, сбивать и затаптывать меня никто не собирался. Я завертел головой, пытаясь хоть немного сориентироваться в таком родном и таком чужом городе.

   Война коснулась Торлисса сильнее, чем я думал. В ее огненном дыхании сгинули запутанные улочки окраин, серым пеплом развеялись по ветру библиотеки и школы, музыкальные классы и консерватории, маленькие, но с любовью вытканные, а не высеченные из гранита театры.

   Сгинули, как и мои воспоминания. Сейчас, спустя столько лет, я мало что помню. Черты поблекли, утратили четкость и ясность, как чернильные строки под поцелуем воды. Остались лишь образы, смутные и противоречивые, где ложь и вымысел сплелись в одно.

   Забавно, но единственное, что я помню об улочке Старых Монеток, которой ходил каждый день – запах корицы и свежей выпечки. В пекарню, притулившуюся на углу, я забегал пару раз на неделе за сладостями-извинениями: так уж вышло, что удавались мне они лучше обычных словесных. Пекарни, конечно же, уже не было, и запах, прежде щекочущий нос, давно не пробегал по улицам, а мое глупое сердце не могло поверить, что это город моей юности.

   Я шел и гадал, в подвале какого дома в Тихом переулке расположился маленький трактирчик, где проходили наши совсем не тихие студенческие посиделки и пирушки. Обшарпанная дверь на входе, запах кислого, многажды пролитого вина, въевшегося в стены и рассохшиеся столы, ругань и смех, шумные споры и драки так и стояли перед глазами, но фасад дома я не вспомнил бы ни за что на свете.

   А здесь, на Скрипичной – или Струнной? Память, память... – улице каждый день в три часа по полудню из-под тяжелой крышки фортепиано вырывались прозрачные и хрустальные мелодии. То робкие и нежные, то сильные и страстные, они одинаково волновали сердце. Порою в них вплетался серебряным перезвоном голос – высокий и тонкий, ясный и чистый. Мы не раз останавливались под окнами, увитыми дикой розой, чтобы его послушать.

   Или не розой?

   ...Я не узнавал улиц, которыми шел, и если бы меня заставили сказать, как и куда идти, я бы непременно заплутал. Но, по счастью, ноги были гораздо умнее меня, и, не размениваясь на сомнения, направлялись к цели.

***

   – Молодой человек, я повторяю: книги с грифом "магия" не-магам не выдаются!

   – Это замечательно, потому что я как раз маг, – попробовал отшутиться я, но безуспешно: библиотекарь зло сверкнула глазами из-под скособочившихся круглых очков и, поправив их нервным жестом, отчеканила:

   – "Магом считается человек или альв, чей магический потенциал превышает двадцать пять процентов". А у вас едва ли не абсолютный ноль!

   И, предвосхищая мои возражения, отрезала:

   – Прибор не ошибается!

   – Значит, это будет единственный случай, когда он ошибется, – пытаясь свести все к шутке и разрешить дело миром, улыбнулся я. От слова "альв" меня покоробило, но спорить с библиотекарем мне было ни к чему, и я не стал заострять на этом внимание.

   – Исключено!

   – ...госпожа, – после паузы рискнул обратиться к ней я, лихорадочно вспоминая, как же пристало называть женщину ее сословия. Библиотекарю, на чьем лице отчетливо проступало происхождение отнюдь не благородное, я бессовестно польстил. – Я принадлежу к роду aelvis, и в принципе не могу быть не-магом.

   – У вас это на лбу не написано, – язвительно сказала она, заслужив мое невольное восхищение: нести откровенную чушь с такой уверенностью нужно уметь.

   Я кашлянул, понимая, что несколько переоценил умственные способности собеседницы. И не знал, смеяться или плакать. Ситуация сама по себе меня забавляла, но вносила в мои планы непредвиденные коррективы... да что там: губила их на корню!

   ...нет, все-таки кем нужно быть, чтобы в городе магии и науки не научиться с первого взгляда отличать бессмертных?!

   Спокойнее.

   Я глубоко вздохнул, беря себя в руки, и вновь улыбнулся, на этот раз вымучено:

   – Даже если, как вы утверждаете, способностей к колдовству я не имею, что мешает мне работать в теории магии?

   Она смерила меня уничижительным взглядом и поразила повторно:

   – Магия – прикладная наука. Что вы можете наизучать там, если ничего в ней не смыслите и не понимаете?

   "Прикладная", говорит! "Наука"!

   Изумительно! Я едва удержался от аплодисментов. Ругаться разом перехотелось, зато язык так и зачесался ей подыграть.

   Увы, я по-прежнему нуждался в помощи, и приходилось сдерживаться.

   Теперь я не вымучивал улыбку, а боролся с ней. Кое-как натянув маску безразличия, я предпринял последнюю попытку вразумить библиотечную фурию:

   – Я утратил дар, а не никогда его не имел.

   – Магический дар не утрачивают! – с непоколебимой уверенностью брякнула она.

   Она, смертная из смертных, в глаза волшебство не видевшая!

   – Утрачивают! – оскорбился я уже вопиющей безграмотностью, даже позабыв, зачем затеял разговор. – Имя Тералина Вольного вам ничего не говорит? Или, например...

   – Мне неинтересны байки!

   – Это факты и ваша история! – возмутился я и не выдержал, обрывая бесполезные пререкания. – К чему этот спор? Спросите меня о чем-нибудь, что, в вашем понимании, должен знать "маг" – и убедитесь, что я не лгу.

   – Я не маг!

   – Ну, так позовите мага!

   – Хватит! – окончательно взбесилась библиотекарь, грохнув об стол пачку бумаг. – Радуйтесь, что вас вообще пускают в Королевскую библиотеку! В других вы и этого не получите! Ничего не желаю слышать, убирайтесь, немедленно! – взвизгнула она. – Или я вызову охрану!

   Я заскрипел зубами, но вынужден был уйти.

   Драконов ей в печенки!

   Пылая праведным гневом, я зашагал в направлении центрального фонда Королевской библиотеки. Новый Торлисс все больше злил своими нелепыми насквозь бюрократическими правилами. "Только магам", раздери ее дракон!

   Самое печальное, что "фонд литературы по магии, чародейству, колдовству и иным манипуляциям" – один на весь город, а значит...

   Значит, я зря приехал в Торлисс.

   – О, господин Мио! – весело поприветствовала меня светловолосая девчушка на приставной лестнице, заведовавшая главным залом. Она же и отправила меня к строптивой коллеге. – Вы уже все?

   – Да если бы! – в сердцах воскликнул я и поведал о своих злоключениях.

   – Ну-у... Эби права: формально решение о том, кого пропускать в отдел, а кого нет, действительно принимают только исходя из показаний магометра... да вы не переживайте так! – участливо всплеснула руками она. Лестница едва заметно покачнулась, но устояла, а девушка, усвоив урок, накрепко вцепилась в прибитый к стене стеллаж.

   – Вы сможете ее переубедить? – усомнился я, вспоминая горящий взгляд "Эби".

   Библиотекарь, имя которой узнать я так и не удосужился, смутилась, но помогать не передумала.

   – Придержите, пожалуйста, лестницу! Неудобно же говорить, право слово! На всю библиотеку кричать приходится.

   Несколько секунд поколебавшись, стоит ли тратить на это время, я решил, что ничего не теряю, и поспешил на подмогу.

   По лестнице она спустилась чуть ли не кубарем. И, поманив пальчиком, зашептала интригующе-кокетливым тоном:

   – Я, вообще-то, не должна вам об этом говорить, но не все книги хранятся в отдельной секции. Сами посудите: со всех библиотек города свезли-то их ого-го сколько, а места почти не выделили! Многие тома очень старые, и не рассыпаются в пыль только благодаря постоянному уходу и наложенным на них заклинаниям, поэтому их следует держать в спецхране...

   – Ближе к теме!

   – Часть книг из фонда маглита находится в моей секции, – быстро закончила она.

   – И какие книги хранятся в общем зале? – рискнул спросить я, не веря своему счастью.

   – Те, которые реже всего спрашивают, – пожала она плечами, словно говоря нечто очевидное. – Как правило, пяти нелестных отзывов достаточно, чтобы книгу отправили "на задворки". А между тем, часто именно эти "непонятые" аудиторией книги имеют наибольшую ценность. Вот я как-то директору Академии искала один томик именно в...

   – И что чаще всего "не спрашивают"? – перебил ее я.

   – Большинству нужны уже готовые решения, – пренебрежительно, точно копируя чью-то интонацию, фыркнула девчонка. – Мало кого интересуют сугубо теоретические выкладки и выведение формул.

   Я возвел глаза к небу, поблагодарив всех богов, выдуманных и существующих, за то, что нынешнее поколение торлисских чародеев отличалось непроходимой глупостью.

   – Вам подходит? – уже не понижая голос, спросила она.

   Я яростно закивал.

   – Тогда пойдемте: покажу все, что есть.

   Чуть ли не пять минут я плелся за плутающей среди стеллажей девицей... чтобы оказаться в кулинарном отделе.

   – Гм... а мы точно пришли, куда надо? – подозревая какую-то ошибку или еще чего похуже, засомневался я.

   – А вы что, ожидали табличку с надписью: "здесь находятся книги из закрытого фонда"? – возмущенно спросила девушка.

   Выражение моего лица выказало крайний скепсис, но библиотекаря это не смутило. Кстати...

   Я не выдержал и все-таки полюбопытствовал:

   – Позвольте задать вам несколько странный вопрос, но... почему вы мне помогаете? Ведь сами признались в незаконности ваших действий.

   – Я вам верю, – пожала она плечами и улыбнулась, как будто это было в порядке вещей. – Тем более, запрет действительно глупый – зачем человеку, незнакомому с магией, книги по ней? А ущерба в читальном зале книгам не причинить, – и добавила, хитро сверкнув глазами: – А еще вы кажетесь очень добрым и милым!

   – Э-э-э...

   "Милый и добрый"! Смешно, право!

   Но приставать с дальнейшими расспросами было неприлично, и я вынужден был удовольствоваться ее ответом.

   – В каких стеллажах, говорите, я могу найти нужные книги?

   – Начиная во-он с того...

***

   – Господин Мио! – воскликнула мне прямо в ухо. Я подскочил от неожиданности, да так, что чуть не сшиб стоящую передо мной стопку толстенных талмудов.

   Талмудов?

   Я осоловело замотал головой, спешно пытаясь сообразить, что происходит.

   Так. Книги. Много книг...

   Ах, да! Торлисс, библиотека...

   – Господин Мио! – повторил голос уже с оттенком укоризны. – Вы уснули?

   Гудящая голова и затекшие суставы говорили именно об этом, но признаваться в оплошности не хотелось, и я только смущенно кашлянул, промолчав.

   – Мы закрываемся, – не дожидаясь моих слов, продолжила девушка. – Я должна расставить книги.

   – Да-да, конечно, – поспешил ответить я, вставая из-за стола. – Я уже закончил.

   – Нашли, что искали? – полюбопытствовала моя спасительница.

   – Нет. Увы.

   – Зайдете завтра?

   – Боюсь, я просмотрел все, что могло меня заинтересовать.

   – Жаль, – искренне огорчилась библиотекарь.

   – В любом случае, спасибо за помощь, – вымученно улыбнулся я, отбрасывая косу за спину. – Отрицательный результат – тоже результат. Еще раз спасибо – и всего доброго!

   – Вам показать выход? – запоздало окликнула она, когда нас разделяло уже шагов двадцать.

   – Нет, не стоит.

   Тяжелая дверная створка поддалась с трудом, а вот захлопнулась с превеликим удовольствием, чуть не наподдав мне напоследок. Я погрозил ей кулаком и быстро зашагал... хм. А, собственно, куда?

   На город тихо опускались сумерки. Тени сгущались там, куда не могло дотянуться солнце. В южных городах темнеет рано и стремительно: не успеешь оглянуться, а кругом уже черным-черно. До непроглядной темноты, конечно, оставалось чуть больше часа (середина весны на дворе), но рыскать в поисках временного пристанища глубокой ночью мне не хотелось.

   Я ускорил шаг, стремясь как можно скорее добраться до городских окраин: снять сколько-нибудь приличную комнатушку в городе не позволяло плачевное состояние кошелька. Я утешал себя тем, что на каморку с кроватью денег точно хватит, и не придется ютиться в общей комнате на кишащем клопами тюфяке, а значит все не так уж плохо.

   Выплутать из кварталов знати удалость за каких-то пятнадцать минут, а вот с купеческими вышла заминка. В голову закралось подозрение, что я хожу по кругу. Вся нелепость ситуации заключалась в том, что до окраин, по моим ощущениям, оставалось едва ли полмили – вот только я совершенно не представлял, в какую сторону.

   Да что за чушь! Этот дурацкий столб с полусодранными афишами я точно вижу уже раз в третий... минимум – в третий! Еще и пусто кругом, как назло.

   Словно откликаясь на мой отчаянный призыв, с противоположного конца улицы послышались тихие голоса и смех, заслышав который я не обрадовался, а, не раздумывая, бросился в ближайший переулок.

   За свою долгую жизнь я научился неплохо разбираться в окружающих и вполне мог определить по голосу человека его статус и род занятий.

   Крестьяне смеются грубо, раскатисто, с отчётливой хрипотцой. Купцы и важные мещане – спокойно, степенно, с легкой снисходительностью. Разбойники и худшие из наемников – грубо и хрипло, словно каркая, или глумливо, когда выгорает очередное дельце. Знать или сдержана и холодна, или излучает презрение, насмешку.

   ...так, как сейчас, при мне смеялись всего один раз. Всего один, но я до сих пор помню каждый перелив этого смеха, каждый вплетенный в него тревожный обертон.

   Так смеялся наемный убийца. Тот, для кого ты всего лишь вещь, короткий чернильный росчерк в контракте, оттиск печати или помеха-случайный свидетель, не вызывающий жалости.

   Голоса приближались, и мне захотелось ругнуться. Они разговаривают! Разговаривают, и умолкать не собираются!

   ...то есть если наткнутся на меня – прирежут.

   – ...удачно сложилось... так просто поймать... это отродье... сегодня... доказательство, – доносились бессвязные обрывки фраз, подтверждая худшие из моих опасений.

   Из услышанного меня смутило только "отродье". Обычно убийцы равнодушны к своим жертвам, а в их словах звенела явственная, почти кожей ощутимая неприязнь.

   Шаги раздавались все ближе.

   – Долго же ты от нас бегала, хвостатая дрянь, – почти дружелюбно, пожурил один из убийц – и это прозвучало особенно жутко.

   – Где бы с ней разделаться? – скучающе, не столько спрашивая, сколько рассуждая вслух, проговорил другой.

   Шаги стихли, а голос зазвучал совсем рядом.

   – Как насчет этого? На него как раз не выходят окна.

   Да, окна в мой переулок действительно не выходили. По всей видимости, это и натолкнуло жителей на мысль устроить здесь самую настоящую помойку.

   Что-то подсказывало мне, что к волшебству лучше не прибегать. Времени на размышления почти не осталось, и я в панике нырнул за гору мусора, доходившую мне едва ли не до пояса, затаившись и стараясь не вдыхать лишний раз.

   И вообще – не дышать.

   Еще не совсем стемнело, и можно было разглядеть четыре силуэта: троих высоких мужчин крепкого телосложения, типичного для людей, и... кошку в пол их роста, которую волоком тащили следом.

   "Nieris"! – ахнул я.

   О кошках с полуострова Семи Бурь я только слышал, но, увидев, сразу же узнал.

   Грациозные и свободолюбивые, гордые и на редкость смышленые – эдакий венец хвостатой эволюции. Сложно представить себе того, кто не был бы очарован ими.

   Сложно, но можно. Например, карающих.

   Я не верил глазам. Гончие псы Ордена в Торлиссе, городе магии и магов! Немыслимо! Оставалось только порадоваться тому, что от самоубийственного чародейства у них под носом меня спасли сначала рефлексы, а позже – катастрофическая нехватка времени.

   Ненависть Ордена Пылающей Истины к волшебству, aelvis и всему с ними связанному была безграничной. Впервые на Севере карающие объявились, кажется, столетия три назад, и с тех пор Орден только креп, ветвился и разрастался. Безумцев искали с небывалой тщательностью – еще бы! Высшая аристократия Северы сплошь маги – но безуспешно: стоило разворошить одно змеиное гнездо, как тут же появлялось новое.

   Для самих aelvis Орден едва ли представлял угрозу – чаще всего столкновение заканчивалось не в пользу карающих – но нет-нет, а пару-тройку жизней в год уносил. Еще пяток-десяток лет, и терпение владык бессмертных окончательно иссякнет, и тогда я не поставлю на безумцев и ломаного гроша. А пока больше всего от Ордена страдала знать, вынужденная тратиться на охрану, fae – духи воды и лесов, гор и полей, цветущих лугов и домашнего очага ... и nieris.

   Давным-давно, когда первые из них ступили на большую землю, Северу всколыхнула волна слухов. "Слишком умны! Почти как люди!" – гудели растревоженным роем города, и одна за другой расцветали красивые легенды. Тогда же кто-то впервые сказал о том, что nieris и не кошки вовсе, а души бессмертных, не нашедшие покоя. Эта мысль, как ни странно, завоевала симпатии нескольких чародеев, вызвав тем самым шквал обсуждений в торлисском магическом сообществе. Сколько диссертаций и кандидатских было защищено сторонниками и противниками теории – не перечесть. В свое время даже я не преминул черкануть статейку, в которой обосновал "ум" nieris, вслед за предшественниками, исключительными способностями к эмпатии. Но сколько бы волшебники не опровергали красивую легенду, ничего не менялось. Столь прозаическое объяснение не пришлось по нраву широкой общественности, и nieris, вопреки здравому смыслу, прочно утвердились в сознании людей как посмертное воплощение душ бессмертных. За что и расплачивались теперь.

   ...Кошка, даже будучи связанной, вертелась и глухо рычала. Карающие почему-то медлили – видимо, хотели разделаться с "отродьем" одним ударом, нанести который пока не представлялось возможным – но было бы глупо надеяться, что эта заминка продлится вечность.

   План, созревший у меня, был прост, как разменная монетка: отвлечь карающих, разорвать путы и бежать сломя голову вместе с nieris. Все это нужно каким-то чудом провернуть за пять-десять секунд, пока не прошел эффект неожиданности. Вот только как их выиграть? И чем перерезать веревку?

   "Если бы я был прежним..." – тоскливо подумалось мне. Но я почти сразу отмахнулся от этой невеселой мысли: предаваться унынию было решительно некогда.

   Так-так-так...

   Волшебство я отмел сразу: на плетение чар мне нынешнему нужно непозволительно много времени, которого сейчас нет. Чуть промедли – и спасать будет некого. И некому: нюх на колдовство у карающих – обзавидуешься! Вмиг засекут и пресекут.

   Хотя... но тогда шансы убежать значительно уменьшаются...

   А так их нет совсем.

   Промявшись с полминуты, я все-таки смирился с неизбежным. Пан или пропал. Главное все верно рассчитать.

   Я нащупал в кармане тоненький стебелек, перевязанный ленточкой – амулет с небольшим количеством энергии, припасенный на черный день, и сжал его в ладони. Осторожно, чтобы не привлечь к себе внимание шумом, приподнялся – и, сжав тростинку, переломил ее пополам. Еще до того, как услышал сухой треск, я зажмурился и вскинул руки. Ослепительно-яркий луч вырвался из раскрытых ладоней, обоюдоострым клинком вспоров сгустившиеся сумерки – и крошечный переулок потонул в жгущем глаза свете.

   Нескольких выигранных секунд мне хватило, чтобы подскочить к несостоявшейся жертве, магией разорвать путы и броситься прочь, ухватив упирающуюся кошку за цепочку-ошейник. Впрочем, недолго упирающуюся: почти сразу она сообразила, что вот оно, спасение, и припустила со всех лап – да так, что стало непонятно, кто кого тащит.

   Запоздалая ругань настигла нас секунд через десять, подхлестнув получше иной хворостины, а я и думать забыл о накатывающей слабости.

   Как же все-таки паршиво создавать заклинания за счет собственных жизненных сил!

   Каким-то совершенно невероятным образом мне все же удалось выбраться на окраины. Но радовался недолго: следующий же поворот окончился тупиком. Я резко затормозил и остановился, тупо уставившись на кривоватый, но крепкий двухметровый забор, с приколоченной полуоблезшей надписью "здние а ремнте", и отказываясь верить, что это конец.

   Кошка, не будь дурой, останавливаться и не подумала, сходу взяв высоту. Несколько мгновений я просто стоял и смотрел вслед удирающей предательнице, продолжая зачем-то сжимать лопнувшую цепочку. Потом опомнился, затравленно огляделся и дернулся было шагнуть за Грань, но не успел: меня рывком притянули к себе, выбив воздух из легких, и отработанным движением прикрыли рот.

   – Где кошка? – спокойным, ничего не выражающим голосом спросил тот, кто меня схватил. – Не скажешь – хуже будет.

   – Как он тебе ответит? – развил мою мысль его напарник, недвусмысленно намекая на мой зажатый рот. – К тому же, в этом нет необходимости. Отродье сбежало, бросив своего спасителя на произвол судьбы.

   Мне оставалось только грустно вздохнуть.

   – Точно, отродье, – фыркнул третий. Лиц карающих – а это, несомненно, были именно они – я по-прежнему не видел, стоя спиной. – Достойная благодарность за геройство.

   – Отблагодарим сейчас мы, – все также безэмоционально пообещал держащий меня.

   – Но мы не можем убивать люде...

   – А это и не человек, – с улыбкой проговорил третий из услышанных мной голосов. – Так что считайте, нам повезло. Пожертвовать кошкой, чтобы схватить бессмертного, стоило.

   – Что-то не похож он на мага, – недоверчиво заметил первый, рывком разворачивая меня и стальной хваткой впиваясь в предплечья.

   – Почему же? Похож. Чистая аэльвская кровь... Не правда ли? – нож из черненой стали промелькнул в опасной близости от моего лица. Крутанулся – и плашмя прижался к щеке.

   Я закусил губу, чтобы не взвыть от боли: клинок жег, точно раскалённый добела. Во рту стало солоно.

   Убийца прижал нож сильнее, продлевая пытку и наслаждаясь моей болью. И, с улыбкой сказав:

   – Что и требовалось доказать, – милостиво отнял нож.

   Я безвольно обвис на держащих меня руках.

   – Магия – грех, уподобление Создателю. От нее все несчастья. Вы, проклятый род, посмели восстать против Творцов и низвергнуть Их. Вы чудовища, и стремитесь заполонить такими же чудовищами весь мир. Нечисть, нежить – все это ваших рук дело, – с ненавистью вещал первый, с каждым словом сжимая все сильнее.

   Свергли? Творцов?.. Видит Воля, давно я не слышал такой откровенной чуши и такой жалкой попытки оправдать первый грех.

   – Даже эта кошка не была такой всегда. Вы извратили ее природу. Теперь она чудовище, противная воле Всевышних. Ей суждено страдать, пока смерть не подарит освобождение.

   – Если это освобождение, – негромко спросил я, поднимая голову, чтобы заглянуть ему в глаза. Похожие на два черных провала, они фанатично горели, – то отчего же она не желала его принять?

   – Вы оскверняете своим присутствием землю, – продолжил он, проигнорировав мои слова. – Наш священный долг – уничтожить вас. Рано или поздно, но мы очистим землю от скверны.

   – Так уничтожайте уже! – зло бросил я, отчаянно рванув из сцепленных рук. Затянувшееся представление, конец которого был очевиден для всех, начало меня раздражать. Смерть меня не страшила, но ожидание ее было невыносимым.

   Удар сердца – и весь мир сузился до одного-единственного чувства, до одной-единственной мысли.

   Боль – короткая, ослепительная вспышка, от которой померкло перед глазами и перехватило дыхание. Кинжал вонзился в бок, между ребер.

   Я не падал только потому, что фанатик по-прежнему сжимал меня в стальном захвате, продолжая вдохновенно вещать. Слов я не слышал: только отдельные звуки, которые никак не мог собрать. Черные омуты глаз орденовца затягивали, сознание мутилось, и мрачное, уже по-своему уютное для меня небытие готово было распахнуть свои объятья.

   Но что-то было не так, неправильно; я никак не мог понять, что. Только этот вопрос, на который я отчаянно искал, но не находил ответ, удерживал меня в сознании.

   Думать было тяжело. То и дело, отвлекая, всплывали какие-то обрывки воспоминаний. Взгляд выхватывал из темноты одиозные образы: качающийся и лукаво подмигивающий фонарь, карающий, осклабившийся в хищной нечеловеческой улыбке, скачущие вприпрыжку тени...

   Нож! Ну, конечно же! Он зачарован! Поэтому всего один удар!

   Один удар – и ни единого шанса выжить.

   Это привело меня в такой неописуемый восторг, что хотелось пуститься в пляс с тенями и кокетливым фонарем, расцеловать моих убийц-спасителей, простив им глупость, и смеяться, смеяться, смеяться...

   У меня появилась надежда, самая настоящая надежда. Впервые за целый век! Больше никаких поисков, никакого опостылевшего, бессмысленного, проклятого существования! Только свобода! Настоящая и недостижимая прежде свобода!

   Я обезумел от счастья.

   – Спасибо... – совершенно дурным голосом и по-идиотски улыбаясь, выдохнул я.

   – Что?! – и меня жестко встряхнули, не дождавшись ответа.

   – Спасибо! – воскликнул я и зашелся в захлебывающемся кашле. Руки моего мучителя разжались, и я рухнул на землю, неудачно подмяв под себя руку.

   "Будет растяжение", – как-то промежду прочим, буднично подумалось мне.

   Но это все ерунда.

   – Я умру... наконец-то... насовсем... – прошептал я и чуть не заплакал от счастья и неописуемого облегчения.

   Мир, кружащийся в вальсе, утомлял. У меня больше не было сил удерживать потяжелевшие веки. Глаза закрылись... и все исчезло.

***

   Скрестив ноги, заложив руки за голову, я бездумно смотрел в потолок. Взгляд, изредка отрываемый от него, свободно скользил по комнате, ни на чем не задерживаясь.

   ...по совершенно незнакомой мне комнате.

   Я очнулся несколько минут назад, не помня, кто я и где нахожусь. И если первый вопрос разрешился довольно-таки быстро, то второй все еще меня тяготил.

   Ладная деревянная кровать, на столике рядом – свежий букет фиалок, напротив – обыкновенный скупой комод с тремя выдвижными ящичками и зеркало в витой бронзовой оправе. Окно – огромное, в полстены – распахнуто настежь. Занавески из плотной ткани словно бы укоризненно покачиваются на широких петлях в такт ветру, а лунный свет сбегает по спинке старого кресла и падает на ковер косыми лучами.

   Я мог поклясться, что не был здесь прежде, и совершенно не представлял, как оказался теперь. Это не давало мне покоя: пытливый ум тщетно старался осмыслить происходящее. Мысль прокручивалась в голове с сухим шестереночным шелестом – и каждый раз останавливалась, упираясь в тупик.

   Комната, небольшая. Обставленная скупо, но со вкусом и непозволительной для гостиниц расточительностью. Милых сердцу хозяина комнаты вещиц – красивых, но бесполезных – нет совсем; поверхность комода пуста. На съемную непохожа, на жилую – тоже. Я бы сказал, что это гостевая комнатка в доме купца или богатого ремесленника.