Текст книги "В погоне за солнцем (СИ)"

Автор книги: Алиса Элер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц)

   Дверь бесшумно отворилась. Девушка зашла в кабинет, не сбавив шага, а я, не зная, нужно ли мне проходить, в нерешительности замер на пороге. Взгляд пробежал по причудливым цветным квадратикам, испускаемым витражами, прошуршал по пушистому ворсу светло-бежевого ковра и остановился на письменном столе из мореного дуба. Спиной ко мне сидел Нэльвё, а напротив, вероятно, обещанный мне "декан".

   Короткие, отпущенные всего на пару дюймов непослушные волосы смоляного цвета торчали во все стороны, встопорщенные небрежным движением руки. Брови нахмурены, губы поджаты, пальцы неосознанно вертят перо... нервничает? По холодным провалам черных глаз невозможно сказать, о чем он думает. Точеный нос удивительно правильной формы, четкий овал лица с волевым подбородком и восковая бледность кожи придавали ему странное сходство с мраморной статуей.

   Что-то в его облике, в окутывающем шлейфе эмоций – свежем и ясном, чуточку терпком и сладком, как молодое вино – казалось смутно знакомым, хотя я был совершенно уверен, что мы не встречались.

   – Мастер Корин, мастер Нэльвё, мы здесь! – звонко отчиталась девушка.

   Мои глаза резко расширились. Захотелось выругаться – не витиевато и утонченно, а емко и грязно. Проклятье! Ну, конечно же! "Облик и шлейф эмоций знакомы"!

   Корин вздрогнул и поднял по-прежнему отсутствующий взгляд на девушку, не замечая меня.

   Пока – не замечая.

   Если играть, то по моим правилам.

   Я расслабленно оперся о стену, скрестил ноги и с улыбкой сказал:

   – Здравствуй, Корин.

   Маг нахмурился, перевел взгляд на меня – и его лицо поочередно исказили неверие, изумление... и жгучая злость, недостойная почтенного магистра.

***

   Не давая возможности перехватить инициативу в разговоре, я невозмутимо продолжил:

   – Какое дивное у тебя проклятье. Кому обязан?

   – Проклятье? – ресницы Камелии взметнулись вверх. – Но вы же сказали, что...

   – Вон! – взревел Корин, мгновенно утратив самообладание, и грохнул кулаком об стол.

   – Но... – неубедительно начала девушка, побледнев и медленно попятившись к двери.

   – Прочь! – рявкнул маг. Его глаза почернели от гнева, уродливо обозначились и болезненно запульсировали желваки. Корин грохнул кулаком снова, да так сильно, что стол жалобно скрипнул. Люстра качнулась туда-сюда, и грустный перезвон хрустальных подвесок невесомой мелодией вплелся в пронизывающие кабинет цветные лучи, покачнув застывшие в сонном летнем воздухе пылинки.

   Девушка вылетела из кабинета, чуть не сбив меня с ног. Дверь алчно клацнула захлопнувшейся мышеловкой.

   – Вы знакомы? – с показным безразличием спросил Нэльвё, едва повернув голову в мою сторону – так, чтобы лишь продемонстрировать вежливый интерес к диалогу, но не больше.

   – Знако-омы... – тихо и невыразительно, словно обращаясь к самому себе, протянул Корин, медленно поднимаясь из-за стола. Только вот плещущийся в глазах мрак никуда не ушел, а голос подрагивал от едва сдерживаемой ярости.

   – Все-таки, совершенно дивное проклятье, – продолжил я, не давая разговору протекать в неугодном мне направлении: – Сколько силы, неистощимой ярости, злости, трагической любви...

   И закончил безо всякого перехода, уже совершенно серьезно и жёстко:

   – Дивное и совершенно бездарное. Складывается ощущение, что его создатель не имеет никакого представления о векторах приложения силы, шумах и искажениях энергетического поля. О структуре проклятий, в конце концов. Кто вообще его творил? Ведьма-самоучка из глухой северной деревушки?

   Корин внимал молча, дожидаясь, когда я закончу затянувшийся монолог, чтобы разбить его одним едким замечанием. Лицо оставалось непроницаемым, лишь сильнее хмурились брови.

   Но последняя реплика откровенно смутила мага. Неловкая пауза, повисшая в воздухе, затянулась – и была красноречивее любых слов.

   – Стесняюсь спросить, что ты ей сделал, – убийственно спокойным тоном, без тени издевки, сказал я.

   Корин покраснел.

   – Скорее чего не сделал! – в сердцах бросил он, желая хоть как-то прояснить ситуацию, оправдаться – и стереть с наших лиц многозначительные ухмылки. Злость никуда не исчезла, просто сменила предмет.

   – Чего же? – уцепился за вопрос Нэльвё, разом отбросив ставшую ненужной маску скучающего лорда, и хищно качнулся в сторону мага.

   – Не ответил взаимностью, что еще!

   – И чем же тебя не устроила очаровательная провинциалочка? – щедро рассыпал шпильки Отрекшийся. – Говорят, они милые, добрые, неизбалованные... и заговоры за спиной не плетут. Ценное качество, между прочим!

   – Спасибо, как-нибудь обойдусь, – с кислой миной процедил Корин.

   – Полагаю, ты так ей и сказал? – улыбнулся я. – Причем не сразу.

   – Да за кого ты меня принимаешь?! – возмутился было Корин, но быстро сник под ироничным взглядом Нэльвё, слишком хорошо его знавшего, чтобы поверить. – Ну ладно, ладно! Может, я и не самых честных правил, но с Нэриссой у нас вообще ничего не было! – и, видя повальное неверие слушателей, торопливо пояснил: – Я оказал ей одну услугу, которую она никак не может забыть.

   – Настолько не может, что только твоя смерть позволит ей освободиться? – не удержался от подколки Нэльвё.

   – Настолько, что никак не оставит меня в покое! – взорвался Корин. – Начиналось-то все хорошо: Нэрисса – очень милая и умная девушка, как раз из тех, с кем действительно получаешь удовольствие от разговоров и походов в театр.

   – И что, в таком случае, тебя не устраивает? – прервал его душеизлияния я, не имея никакого желания выслушивать мелодраматическую историю. Корин мог сколь угодно открещиваться от своих нежных чувств к загадочной Нэриссе, но не увидеть их мог разве что слепой. Таковых среди нас не было. И, в отличие от наслаждающегося ситуацией Нэльвё, я честно пытался свести ее на нет.

   Увы, почти безуспешно.

   – Полагаю, тем, что с такими барышнями не заводят мелкие интрижки. А серьезных отношений, похоже, наш Рыцарь не хочет, – ответил за него Нэльвё, усмехаясь. – Но прояснить ситуацию и не подумал. Вот бедняжка и не понимает: вроде и нравится, и знаки внимания оказывают, а называют другом. Дай угадаю, чем все кончилось: твоя прекрасная ненаглядная Нэрисса случайно застала тебя с, хм, "мелкой интрижкой" – и от души пожелала всего самого наилучшего. Это и есть наше "смертельное, неснимаемое" проклятье, не так ли?

   Корин, до того порывавшийся перебить его, насупился, но отступать не собирался.

   – Да даже если так. Что же, – с вызовом спросил он, уйдя в глухую оборону, – это что-то меняет?

   – Нет, – невозмутимо пожал плечами Нэльвё. – Ничего. Особенно в ключе неснимаемости проклятия.

   – Какой "неснимаемости"?! – взвыл Корин. – Это же просто проклятье! Самое обыкновенное!

   – Мы провозились с ним целый день – целый день, Корин! – и ничего! "Самое обыкновенное", говоришь?

   – Раз это "просто проклятье", – саркастично вмешался я. – То как оно вообще на тебя подействовало?

   – Иначе говоря, почему твой щит настолько слаб, что пропустил огромный заряд неупорядоченной отрицательной энергии? – с вежливой улыбкой перефразировал thas-Elv'inor. С вежливой и настолько безукоризненно доброжелательной, что обвинить его в издевке язык бы не повернулся.

   Корин окончательно стушевался, невнятно буркнув:

   – Стихийные выбросы слишком сильны, вот он и...

   – Что за бред?! – искренне возмутился я. Непрофессионализм – единственная вещь, которая приводила меня в бешенство, не взирая ни на какие обстоятельства. – Что значит "слишком сильны"?! Что значит "не выдержал"?! А многоуровневую сеть создать? А ловушки, замкнутые циклы?! Возвратные алгоритмы, в конце концов, которые позволят потихоньку свести на нет импульс?.. Чему я тебя учил?!

   Маг выглядел донельзя смущенным и теперь виновато помалкивал.

   – "Учил"? – заинтриговано спросил Нэльвё, соизволив, наконец, сесть в пол-оборота, и переводя взгляд с меня на горе-ученика. – То есть вы его учитель?

   Мне захотелось голыми руками придушить мерзавца (а заодно и себя – за возмутительную, вопиющую несдержанность), который разом свел все мои старания на нет. Тема безнадежно возвращалась в первоначальное русло, и сбить мага с толку повторно мне вряд ли удастся.

   – "Учил", – с мрачным удовольствием просмаковал Корин. – Учил. А потом – перестал.

   – Спокойно! Иначе не сниму проклятье, – предупредил я, резко меняя тактику. Излишняя спесь мигом слетела с мага.

   Что ж, играем в открытую.

   – Простите, но почему вы решили, что можете его снять? – вмешался thas-Elv'inor, кажется, порядком уязвленный моей уверенностью.

   Я, проигнорировав вопрос, подошел к Корину и слегка повел рукой перед ним, взглядом привычно скользнув за Грань.

   Мир преобразился. Реальность посерела, поскучнела и ушла с авансцены, уступив место ярким всполохам аур, колыханиям энергетических полей и тончайшим плетениям волшебства. Изодранное кружево-паутинка заклинания затрепетала на ветру, доверчиво потянулась к протянутой руке.

   Что-то неуловимо очаровательное крылось в переплетениях неосторожного колдовства. Нелепое, наивное, спонтанное и неустойчивое, оно напоминало новорожденного ягненка на тонких и ломких ножках. Проклятье с беспощадной точностью и правдивостью рассказывало о создательнице и чувствах, обуревавших ее в момент заклинания – так что мне сложно бы было удержаться от смущения, встреться с ней взглядом. Не люблю чужих тайн.

   Проклятье не было доплетено, а Корина и Нэльвё совместными усилиями его еще и изрядно подпортили: местами кружево свисало неопрятными лохмотьями. Но это не давало ровным счетом ничего. Мне нужна одна-единственная нить. Та, на которой она завершила плетение, не закрепив, как следует.

   Или там, где сбилась с ритма – и поставила неловкую затяжку. Но первое лучше.

   Ага!

   Я ухватился за нить и потянул на себя. Волна тепла прокатилась по тончайшему кружеву. Оно затрепетало – и беззвучно распустилось, распавшись и растворившись в потоках энергии.

   – Вуаля!

   – Все? – недоверчиво спросил Корин, приоткрыв один глаз. – Что-то я не чувствую изменений. Кстати... – вдруг насторожился он. – А ты что тут делаешь? Или ты и есть та самая маленькая просьба, о которой упоминал Нэльвё?

   Его голос по мере произнесения становился все более и более медовым.

   – Мне следовало бы догадаться, – продолжил он вкрадчиво. – "Талантливейший, но не очень сильный маг, занятый изысканиями и не имеющий допуска в Закрытый отдел!" Не правда ли, удивительно знакомо?

   – Ты ведь выполнишь его просьбу, не так ли? – с нажимом спросил я.

   – Выполню, – покладисто согласился Корин. И жестко добавил: – В обмен на ответную услугу.

   – Какую еще услугу? – нахмурился Нэльвё. – Не забывайся! Ты мой должник.

   – О, сущий пустяк! – мгновенно сменив тактику, заулыбался Корин: – Это и услугой-то называть стыдно. Столько лет столько зим, Мио... ты ведь не откажешься от беседы?

   Проклятье! Лицо свела болезненная судорога... чего? Страха? Стыда? Нежелания оправдываться за то, в чем нет моей вины?

   Давно мне не было так сложно выдавить хотя бы подобие улыбки – мышцы словно окаменели.

   – Конечно, – из горла вырвалось хриплое карканье, противно резанувшее слух. Сказать что-нибудь вроде "с удовольствием" я не смог бы даже под угрозой смерти.

   – Вот и замечательно! – хлопнул в ладони маг и улыбнулся. В отличие от меня – вполне дружелюбно и радостно, но одними губами. Глаза по-прежнему источали могильный холод.

   – Нэльвё, сердечное спасибо за помощь! – продолжил он, по-прежнему улыбаясь.– И за то, что поспособствовал встрече старых друзей! Подумать только – если бы не ты, мы, быть может, так и не встретились бы!

   Нэльвё бросил что-то саркастичное в ответ, вставая из-за стола, но я уже не слушал. Несмотря на свойственную thas-Elv'inor бестактность, в умении понимать тонкие намеки ему нельзя было отказать: стоило Корину начать рассыпаться в благодарностях, как он засобирался и поспешил откланяться. Маг, продолжая заливаться соловьем, проводил его до двери – да так там и застрял, что-то шепотом обсуждая с Нэльвё. Я постоял немного в нерешительности, отбивая пальцем тревожную дробь по столешнице, и все же занял опустевшее с уходом Нэльвё кресло. Задумчиво посмотрел в окно: закатное солнце ласково обнимало раскинувшийся внизу золотисто-алый город, прекрасный, как никогда.

   Тогда была зима...

   Зима выдалась снежная и холодная. Трескучий мороз кусал за опрометчиво подставленные щеки, пальцы медленно коченели. Мир – светлый и радостный, умопомрачительно звонкий и яростный, свежий, юный и оттого прекрасный – вызывал не восторг, а тихую вялотекущую ненависть. Тянущиеся по обеим сторонам дороги полузасыпанные снегом домишки крошечной деревушки, в которой даже захудалого трактира не было, а люди проявляли совершенно изумительное равнодушие, не проходящее даже после посулов в пару медяков за обогрев и чай, – тоже. Как и то, что до ближайшего крупного поселка три километра по рыхлому свежевыпавшему снегу, белой пуховой шалью окутавшей тракт.

   Внезапно раздавшееся чуть справа и позади звонкое «Пчхи!» заставило насторожиться. Оно и понятно: кроме меня на единственной улочке деревеньки совершенно никого не было!

   Пройдя еще несколько шагов, я «подвернул» ногу, да так старательно, что чуть не вышло взаправду. Присел, заохал, запричитал – а сам стал осторожно косить глазами в нужную сторону.

   Ко мне потянулась цепочка маленьких, будто детских, следов. Это еще что? Fae расшалились? Да нет, чепуха! Едва заметно сощурившись, я позволил глазам заглянуть за Грань. Хм... аура типично аэльвская.

   Я едва удержался от того, чтобы не стукнуть себя по лбу. «Следы, будто детские!», тьфу! Не будто, а детские – от маленьких башмачков!

   Мой любопытный гость в нерешительности замер, не дойдя пары шагов. Помялся минутку и деловито зашуршал свежим снегом.

   Наугад выкинув руку, я ловко перехватил протянутую ко мне лапку. Раздался тоненький вскрик. Невидимость схлынула рокотливой волной, ударилась о снег и разлетелась во все стороны мириадами солнечных зайчиков-брызг, обнажив маленькое испуганное черноглазое создание, по бледности лица способное соперничать с запорошившим все снегом.

   – А ну цыц! – грозно шикнул я, нахмурив брови. Мальчишка перестал голосить и замер, боясь даже лишний раз моргнуть. Редко сыплющийся с неба снежок смешно посеребрил его смоляные кудряшки: казалось, будто бы в них прокралась седина. – Ну и что это мы тут делаем?

   Мальчишка зажмурился, побледнев еще больше – хотя, казалось, сильней уже некуда – но бесстрашно молчал.

   – Кто научил тебя невидимости и неосязаемости? – сурово продолжил я.

   – Сам, – тихонько буркнул он, но я жестко оборвал его, хорошенько тряхнув сжимаемую руку:

   – Врешь!

   – Дяденька, не вру! – заголосила малявка, вырываясь. – В книжках прочитал!

   – В каких книжках? – мой голос угрожающе повысился.

   – Я сирота! У ведуньи нашей жил, у нее и книжки были!

   – Воровать надоумила тоже она?

   – Я не... – отчаянно краснея, стал оправдываться он, боясь смотреть мне в глаза.

   – Просил же – не врать, – строго напомнил я.

   – Она умерла по зиме. Теперь ученица ее заправляет, Маська. Она чародейничать не умеет и грамоте не обучена. И меня выгнать хочет. Говорит, или путников обирай, или с голоду помрёшь! – захлёбываясь от возмущения и обиды, протараторил мальчишка срывающимся голосом. Нос покраснел уже вовсе не от стыда и подозрительно захлюпал.

   – Вот уж точно ведьма, – проворчал я. – И сколько несчастных по твоей воле распрощалось с кошельком?

   – Нисколько, – шмыгнул носом он. – В прошлый раз меня злой господин поймал. И старосте отвел, а тот розог всыпал, – и он поднял на меня наивные детские глаза, в которых забрезжила надежда, будто я могу оказаться Добрым господином и спустить оболтусу шалость. Но, не увидев в моем строгом взгляде ни тени снисхождения, он потупился и грустно закончил: – А больше и не пытался. Только сегодня...

   – Про то, кто науськал, говорил?

   – Она сказала, что голову мне оторвет, а из сердца декокт сварит, если проболтаюсь! – смешно коверкая взрослое малопонятное слово, наябедничал мальчишка.

   – Врет, – спокойно сказал я. – Не рискнет с магом связываться, пусть даже маленьким. Тем более не зная, что именно было в книгах.

   – Вы меня к старосте не поведете? – осмелился-таки пискнуть он, смотря на меня щенячьими глазами.

   – Не поведу. Но заколдую так, что если украдешь что – тут же умрешь! – припугнул я. Радость, озарившая было черные бездны глаз, тут же сменилась суеверным ужасом. – А Маське своей скажи, что если еще тебе угрожать будет – в лягушку трансмутируешь.

   – Транс... что? – жалобно переспросил он, нахмурившись от нового сложного слова.

   – Транс-му-ти-ру-ешь.

   Он попробовал повторить, но сбился на втором слоге. Мы поразучивали коварное слово пару минут, и совместными усилиями враг был повержен (то есть, наконец, выучен). Но любопытный мальчишка все-таки не удержался:

   – А зачем слово такое мудреное? И что это вообще такое?

   – «Трансмутирую» – «превращу». А мудреное, чтобы не усомнилась, что можешь.

   – Но я не могу, – шепотом, будто по секрету, поделился мальчик.

   – А это неважно. Главное, чтобы она поверила. А науки и «мудреных слов» безграмотные больше заклинаний боятся, – так же заговорщицки поведал я и подмигнул.

   – А я правда-правда умру, если украсть попробую?

   Шепот приобрел взволнованно-испуганные тона.

   – Правда, – я сурово кивнул и прибавил. – Как в Торлиссе: за кражу с применением магии – голову с плеч! – и выразительно стукнул кулаком по раскрытой ладони.

   Мальчишка нервно сглотнул, но убираться по своим делам отчего-то не торопился, топчась на месте. И вновь зашептал, требовательно дернув меня за рукав:

   – А Торлисс – это что?

   – Торлисс – это город, где много-много волшебников. Они там учатся, работают... и живут, – с улыбкой ответил я, позабавленный его неосведомленностью.

   У мальчонки аж глаза заблестели, и он, захлебываясь от восторга, спросил:

   – Настоящие волшебники? Как в сказках: в синих мантиях, расшитых звездами, и с бородой?

   Мне захотелось рассмеяться самым гнусным образом: «Торлисс» и «настоящие волшебники» вызвали в голове образ самой влиятельной из моих знакомых – магистра Анарилл, директора Академии. Уж кто-кто, а утонченная и безупречная aelvis в расшитой звездами мантии, колпаке и с нацепленной ватной бородой смотрелась бы крайне забавно.

   С трудом подавив недостойное хихиканье, я лукаво сверкнул глазами и задал встречный вопрос:

   – Ты ведь сам волшебник. Где же твоя мантия и борода?

   Он посмотрел на меня укоризненно и возмущенно, словно я только что сказал очевидную глупость.

   – Так я же маленький еще! – таким тоном, будто это все объясняет, заявила малявка. – И разве я волшебник? Всего два заклинания знаю – и все! Но вы... – он внимательно заглянул мне в глаза и уверенно заявил. – Но вы – точно волшебник!

   – Но я же тоже без мантии и бороды! – вновь прибег я к железному аргументу, честно пытаясь скрыть ехидство, так и сквозящее в голосе.

   Мальчишка возмущенно притопнул ножкой.

   – Значит, необязательно мантия и борода должна быть!

   – А почему ты решил, что я волшебник? – отсмеявшись, зашел я с другой стороны. Мальчишка просиял и стал с важным видом загибать пальцы, перечисляя доводы:

   – Меня сквозь невидимость увидели – раз!

   – Тебя же и в первый раз поймали. Или тоже чародей был? – иронично заметил я.

   – Там меня поймали, когда я уже в карман полез, – залившись пунцовым румянцем, но не теряя решимости, ответил он. – А вы – заранее! А еще названия заклинаний знаете, много-много всего о волшебниках и... – и торжествующе закончил, загибая третий палец: – И заколдовать меня обещали!

   – Ну, если заколдовать обещал, то уж точно чародей, – продолжал бессовестно веселиться я, дивясь детскому простодушию.

   – Возьмите меня к себе в ученики! – внезапно тоскливо и не очень-то рассчитывая на успех, попросился он, вновь дергая меня за рукав.

   Улыбка криво сползла с моего лица. Проклятье! Ну и что мне теперь отвечать?

   Для разнообразия, правду?

   – Когда-то, – вздохнув, начал я, – я действительно был волшебником. Но меня заколдовали.

   – Как? – поразился мальчишка. – Разве волшебника можно заколдовать?

   – Увы. И теперь я никакой не волшебник. И колдовать не могу, – грустно улыбнулся я.

   – Совсем-совсем? – разочарованно протянул мальчишка.

   – Совсем-совсем.

   – Но учить ведь вы все равно можете? – неуверенно спросил он. И неожиданно твердо продолжил: – Возьмите в ученики, мастер!

   – Могу, но... у меня нет дома, вся жизнь – одно сплошное странствие. И ищу я не героические подвиги, а мелкую работу. Ничегошеньки интересного и захватывающего. Еще и голодать порой приходится... Какие уж тут ученики?

   – Мне тут не лучше, – упрямо заявил он, глядя исподлобья. – Возьмите в ученики, мастер! Я помогать вам буду, правда-правда, чем смогу! Пожалуйста!

   – Ну, смотри, – неубедительно пригрозил я, надеясь, что хоть это возымеет результат. – Я предупреждал! Обратно сюда не верну!

   – И не надо! – обрадовано запищал мальчишка и радостно вцепился в меня, словно боясь, что я могу передумать. Теперь отказываться от опрометчивых слов было поздно.

   – Как тебя зовут, мелочь? – проворчал я, впрочем, больше делая вид, чем сердясь на самом деле.

   – Корин, мастер! Меня зовут Корин!

   – ...Куда ты пропал?

   Я вздрогнул и очнулся. Воспоминание растаяло сизой дымкой, мимолетным видением.

   Корин сидел напротив, мрачный и полный решимости. А еще – смешно всклокоченный и по-детски растерянный. Он побарабанил по столу, сцепил руки в замок, хлопнул по столешнице, вскочил, прошелся туда-сюда перед окном – и остановился, разразившись новой репликой:

   – Нет, не так! Почему ты бросил меня?

   – Корин, послушай...

   – Как ты мог?! – совершенно не слушая, что я говорю, продолжил он. – Как мог бросить меня – ребенка! – одного, без гроша в кармане? А я ждал, ждал – слышишь?!

   – Корин!

   – Ждал, волновался, боялся, как бы с мастером не случилось чего плохого! И все эти годы считал погибшим. А ты... ты...

   – Хватит! – не выдержав, рявкнул я. Корин вздрогнул и остановился, смотря на меня с непередаваемым удивлением. Похоже, такой отповеди он не ожидал. – Что за детские обиды?! Кого я вижу перед собой: взрослого или ребенка? Не перебивай! Да, со мной действительно "что-то" случилось! И я никак не мог ни прийти к тебе поначалу, ни разыскать – потом!

   – Да? И что же это за причина? – саркастично спросил он, побледнев, но взяв себя в руки.

   – Смерть.

   – Что за бред?! Не мог придумать что-нибудь правдоподобное?! – вновь разозлился Корин, сейчас как никогда похожий на прежнего мальчишку. – Не помню, чтобы ты питал особую любовь к театру – а сюжетец-то банальный! "Ах, меня хотели убить, но я чудом спасся! Добрая сестра милосердия выходила меня, но пока я оклемался, прошел целый месяц, и..."

   – Прекрати паясничать!

   – А ты прекрати лгать! Я хочу услышать нормальный ответ, а не какую-то чепуху! Я не идиот!

   – А по-моему – очень даже! – вызверился я. – Во всяком случае, ведешь себя именно так, отказываясь меня слушать и требуя не правды, а правдоподобия!

   – То есть, по-твоему, я должен съесть любую твою байку, даже если она не имеет ничего общего с действительностью?! – фыркнул Корин, непробиваемый в своем упрямстве.

   – "По-моему", ты должен меня хотя бы выслушать. Так, знаешь, для разнообразия. И только потом уже думать, что правдиво, а что нет. Правдиво, а не "правдоподобно"! На "правдоподобии" зиждется только ложь.

   Короткий поединок злых колючих взглядов окончился ничьей.

   – Мы друзья? – полуутвердительно спросил я, решившись, наконец, на откровенность, и желая убедиться в том, что моя тайна останется тайной и не выйдет за пределы этой комнаты.

   – Когда-то были! – огрызнулся Корин.

   – Ты знаешь, зачем я это спрашиваю!

   – Да, друзья, – сквозь зубы процедил он. – Поэтому будь любезен не лгать.

   – Я и не лгал.

   Корин красноречиво молчал, не глядя на меня.

   – Я действительно умер, – с нажимом сказал я.

   – Как бы тебе объяснить, Мио... Смерть – она, знаешь, обычно случается раз и навсегда.

   – В моем случае – нет, – жестко оборвал я. – Поэтому будь любезен заткнуться и выслушать меня.

   Корин, наконец, посмотрел на меня – впервые за всю беседу. Посмотрел с непонятным выражением, словно пытаясь заглянуть за край, за волнующееся, тихонько перешептывающееся море диких трав, за тонкий лед сдержанности и холодок спокойствия, за зелень глаз; разглядеть что-то неуловимое, невыразимое, но очень важное.

   Бесконечно долгое мгновение взгляда – и время вновь набирает ход.

   Внешне ничего не изменилось. Корин отвернулся и нарочито грубо спросил:

   – Дальнейшие объяснения будут?

   Но отчего-то я был уверен, что теперь, несмотря на показную браваду, он готов меня выслушать.

   – Думаю, с чего начать.

   – Например, с правды. "Для разнообразия", – беззлобно поддразнил меня Корин. – Итак, ты, якобы, умер. Но сидишь сейчас здесь, напротив меня, вполне живой. Как такое возможно?

   – Я не могу умереть. Вообще. Считай, что это проклятье.

   – Любое проклятье бессильно перед смертью, – спокойно напомнил Корин: – Между прочим, ты сам мне это говорил. И что значит "считай"? Я просил правду.

   – Это... не совсем проклятье, – поморщившись, уклончиво исправился я.

   – Любая магия бессильна перед смертью, – пожав плечами, переиначил Корин. И рассмеялся: – О, нет! Только не говори мне, что это была необычная магия! – и прибавил, уже раздражённо и потеряв терпение: – Мио, прекращай ломать комедию! Это не смешно.

   – Ты слышал об универсальном преобразователе материи?

   – Я же просил не...

   – Да чего ты хочешь?! – взорвался я. – Чтобы я умер прямо здесь и воскрес?! Только тогда поверишь?!

   – Нет, но... – смутился Корин, не зная, что сказать.

   – Ты мне веришь? – в лоб спросил я.

   Он ответил не сразу. Но, поколебавшись, все же решился:

   – Да.

   – Тогда к чему этот сарказм и проверки?! Не надо пытаться подлавливать меня на несостыковках и заставлять решать здесь и сейчас проблемы, над которыми уже тысячи лет бьется наука магии! Причина моего "бессмертия" действительно преобразователь. В этом я могу поклясться, если мое слово для тебя недостаточно веско.

   – Не надо, – Корин покачал головой, откинулся на спинку кресла и нервно закусил губу, о чем-то напряженно думая и буравя взглядом потолок.

   Поверил или нет?

   Я поерзал на стуле. Прошло уже несколько минут, а Корин по-прежнему молчал. Было отчаянно скучно. Взгляд безнадежно скользил по уже успевшей набить оскомину комнате, не зная, за что зацепиться. Не вышивку же на шторах рассматривать, право слово! Квадратики витражей и то считать интереснее.

   Один, два, три...

   Взгляд остановился.

   За стеклом, в неге воздушных потоков, в ласковых объятиях солнечных лучей вилась муха. Она могла бы купаться в прозрачной закатной выси, нежиться в потоках теплого ветра, кружиться в умопомрачительном счастье...

   Но вместо этого она, глупая, билась в стекло.

   – Нэльвё обрисовал мне ситуацию. Те исследования, о которых он говорил... они ведь связаны с твоим бессмертием, верно? – спросил Корин, не глядя на меня:

   – Это было очевидно, – рассеянно бросил я.

   Муха заломила крутой вираж и со всего размаху врезалась в зеленое стеклышко.

   Она на какую-то долю секунды замерла в воздухе, покачнулась – и стремительно ухнула вниз. Я завороженно следил за ее свободным падением.

   – И, вероятно, ты пытаешься от него избавиться...

   Синее, фиолетовое, лиловое, бордовое, красное, оранжевое, желтое... вереница витражных стекол оборвалась – и темная точка исчезла совсем, растворившись в пронзительной нежности летнего вечера.

   Корин резко выпрямился и, опершись о стол, впился в меня взглядом.

   – Вот только зачем?

   Сердце предательски екнуло и пропустило удар. Я натянуто улыбнулся и, мысленно проклиная проницательность "воспитанничка", стал лихорадочно подыскивать адекватный ответ.

   – Только честно, Мио. Мы же "друзья".

   Да, друзья.

   Друзья... как непривычно, неправильно, почти позабыто.

   Друзья, которым можно доверять – и довериться. Все осталось там, в прошлом, среди дымных пожарищ, всполохов взрывов и алчного лязга стали.

   Нет, не могу. Не сейчас.

   Не могу рассказать всю правду.

   – Память, – помедлив, сказал я. – Это напоминание. О том, что было и чего уже никогда не будет. О невыносимой боли. Живя прошлым, сталкиваясь с ним каждый день, нельзя найти силы двигаться дальше.

   – Все это замечательно, Мио, – вкрадчиво сказал он, меняясь на глазах. Легкая ленца, тень превосходства в голосе – едва заметная, на грани вежливости. Словно ведет переговоры, находясь в заведомо выигрышном положении. – Но слишком... неконкретно. И уклончиво. Твои слова можно трактовать как угодно. К тому же, – его голос приобрёл откровенно ироничный оттенок: – Прости, но я привык, что люди редко говорят правду сами по себе, без принуждения.

   – Ближе к теме, – нахмурился я.

   – Мне нужны гарантии, – коротко бросил он и улыбнулся. – Пока ты не пообещаешь, что не будешь искать смерти, я даже пальцем не пошевелю.

   Шах!

   Ожидаемый. Я задумчиво облизнул пересохшие губы.

   В принципе, я ничего не теряю. Хотя бы потому, что избавление от бессмертия остается лишь мечтой. И он ошибается: я не собирался, едва вновь обретя жизнь, отказывать от нее. Но само обещание... обстоятельства могут измениться каждый миг, и любое обещание, ограничение, любой долг может поставить в тупик.

   Обязательство, не выполнить которое – невозможно...

   Или почти невозможно.

   – Именно в этой формулировке, – прибавил маг.

   Взгляд заполошно заметался. Контролировать каждое действие, не-действие, мимику и речь, лихорадочно при этом соображая, стало чудовищно сложно. Я закрыл глаза.

   Спокойствие!

   – Это глупо, Корин, – терпеливо, словно объясняя неразумному мальчишке, начал я. – Если я вдруг захочу, хм, покончить жизнь самоубийством, обещание меня не удержит. Наказание страшно живым, но не мертвым. Полумифическое "возмездие в следующей жизни" звучит неубедительно, прости.

   – Как ты мог заметить, "искать смерти" – отнюдь не то же самое, что "покончить с жизнью", – спокойно парировал Корин. И холодно добавил: – И ты об этом прекрасно знаешь. Обещание, Мио, обещание. Если, конечно, ты хочешь получить мою помощь.

   Хороший вопрос. А хочу ли я?..