Текст книги "В погоне за солнцем (СИ)"

Автор книги: Алиса Элер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 26 страниц)

   Нэльвё промолчал, как бы признавая мою правоту.

   – Так я сейчас отправляюсь в Лэйдрин, к отцу? – спросила запутавшаяся в хитросплетении наших планов Камелии.

   – Конечно же, нет! – отмахнулся Нэльвё. – Мы еще в своем уме, чтобы отпускать тебя одну.

   – Со мной ничего не случится, – обиделась она. – Я – леди Высочайшего дома, никто не посмеет меня задержать.

   – Будешь доказывать это каждому встречному стражнику, – фыркнул thas-Elv'inor. – И задержать тебя могут так... на всякий случай. Дня на два. Потом, когда убедятся, что ты действительно Камелия из дома Эльгйер, отпустят, конечно, вежливо извинившись. Вот только времени ты потеряешь – немеряно, и вряд ли будешь рада происходящему.

   – В Ильмере тебе путь заказан, – присоединился я, смягчая резкость слов Нэльвё и пытаясь вразумить ее, а не запугать. – Значит, придется искать другой стационарник. До него, как и до следующего города, почти день пути. Одну мы тебя не отпустим – иначе ведь обязательно найдешь приключение! – а проводить не можем.

   – И что тогда? – поджала губы Камелия.

   – Приедем в Зеленые Холмы, попросим покровительства, разберемся с делами. А там и найдем того, с чьей помощью переместим тебя напрямую в Лэйдрин.

   – Ну... ладно, – буркнула девушка, поняв, что нас не переубедить. Еще бы! Покровительство – это же так скучно! Вот заговоры раскрывать...

   Я отчаянно зевнул, едва успев прикрыть рот рукой. Отступивший сон навалился тяжелым, но невыносимо уютным пуховым одеялом.

   – Если это все... – начал я и не договорил, смазав конец фразы очередным зевком.

   – Все, – решительно сказал Нэльвё, отставив чашку, которую уже давно крутил в руках. – Спать. Остальное – завтра.

   Я невпопад кивнул. Смысл сказанного дошел до меня не сразу: только через несколько секунд, когда оба моих спутника встали из-за стола. Я поднялся следом. Мысли путались, и я, твердо решивший прикинуть маршрут до того, как отправлюсь спать, с сожалением отказался от этой идеи.

   "Нужно найти карту. И место выспросить, а не гадать... но уже завтра. Да, завтра".

   Я уже не очень-то помню, о чем щебетала девчушка-разносчица, разводя нас по комнате. И вовсе не помню лестницы, по которой мы шли – старой ли, узкой ли, тихонько поскрипывающей или молчаливой...

   Из всей комнатки – небольшой, как мне показалось, и почти уютной – усталый, полусонный взгляд выхватил только странную полуторную кровать. Прикрыв дверь, я сонно, нетвердо направился к ней. На ходу сбросил ботинки, даже не пытаясь расшнуровать шнурки усталыми, заплетающимися пальцами.

   ...Рубашку, легшую поверх прикроватной тумбочки подстреленной птицей, я еще помню, а остальное – нет.

Глава 8

   Умытые дождем зеленые холмы и равнины простирались, насколько хватало глаз – вплоть до самых гор. Острые пики терялись в чернильной мгле, изредка пронзаемой ослепительными нитями молний. Там, за горизонтом, за скалистой грядой, тихо, размеренно вздыхало северное море. Старое, как мир; помнящее и первый восход юного, еще по-детски ласкового солнца, и чернопламенное дыхание драконов, оно молчаливо взирало прозрачными, выцветшими от времени глазами, обреченное быть и помнить. Всегда.

   Словно вечность, заключенная в безвременье...

   Эрелайн задернул тяжелые шторы. Бледный свет дождливого дня, едва разгонявший мрак, сузился до тоненького лучика – и исчез совсем. Тьма, таившаяся в густых тенях, ожила, повела плечами, расправляя крылья – и точно ночь спустилась с небес в неурочный час.

   Ночь... он ждет ее благословенного прихода каждый обжигающе-ясный полдень, каждое ослепительное утро, и нет для него воздуха слаще того, что разлит в сгущающихся сумерках. Воздуха, который хочется вдыхать без остановки, пить взахлеб; и что-то давно забытое, невесомое, хрупкое и прекрасное поднимается в груди... что-то, отдаленно напоминающее созвучие шести вдохов-выдохов, шести песнь в одном звуке.

   Что-то, отдаленно напоминающее счастье.

   Он любил, он ждал ее – темноокую красавицу-невесту, всепонимающего друга, молчаливую спутницу. Каждый вечер встречал у окна и провожал с рассветом. Она дарила ему то, что не в силах был дать больше никто, то единственное, чего он желал.

   Покой, забытье. Одиночество.

   Он любил её, единственную; жил встречами и мечтами о ней. О ней, чернокосой, приносящей покой на узорчатых краях расшитого звездами паланкина. Лишь с ней он может сбросить тяжелое бремя долга, что сильнее, чем смерть; его – и оковы обязательства перед домом, родом, собой... и немного не-быть. Совсем чуточку. Чтобы завтра вновь раздавать приказы, улыбаться, вершить судьбы...

   Нет, Эрелайн вьер Шаньер, лорд дома Пляшущих теней. Нет, владыка севера и Драконьих Когтей, лорд-хранитель сумеречных дорог. Ночь не спустилась на землю, бремя долга по-прежнему давит на плечи, сковывает грудь.

   Нет, Эрелайн, ночь не спустится на землю лишь оттого, что ты до боли, до слез мечтаешь о глотке ее сладкого пьянящего воздуха. Ты бессилен позвать ее; она не услышит, сколь ни задергивай штор.

   ...сколь ни гаси окон в старом замке – за ними все тот же обжигающе-ясный полдень.

   Ночь не спасет тебя, бессмертный.

   Грустная улыбка рассекла лицо уродливым шрамом.

   – Сколь ни гаси окон в старом замке – за ними все тот же полдень... – тихо повторил Эрелайн. И вздрогнул: в дверь постучали.

   – Войдите, – бросил он, стирая с лица усталость, и мельком взглянул на гостя.

   Вернее сказать, гостью: дверь отворилась, и в кабинет вошла Висения, непривычная в платье цвета пепла розы и собранными в нарочито небрежный пучок волосами.

   Шаги затихли. Она остановилась и негромко сказала:

   – Пора, мой лорд. Экипаж уже подан. Мы ждем только вас.

   – Я задержался. Прошу прощения, – Эрелайн отвернулся от окна и неторопливо направился к ней, подав руку. – Для меня будет честью сопровождать вас.

   Благодарно кивнув, Висения приняла его руку и сразу же заговорила о планах, о списке тех, с кем непременно следует переговорить, а с кем – встретиться, о чем сложить представление... Эрелайн слушал ее рассеянно, слишком часто отвлекаясь на посторонние, лишние сейчас мысли. Из узкого перехода, лишенного окон, они перешли в галерею, расчерченную дробящимся через витражные стекла косыми полосами света. Неслышно за спину скользнули Сэйна и Адрин, ступая с ним шаг в шаг, став его тенью.

   ...– Не забудьте: вьер Тьерри, вьер Ниес и вьер Диэр, – напомнила Висения, наклонившись вперед и выглянув из кареты. Рукой она держалась за открытую дверцу. Браслет на узком запястье сверкнул дымчатыми топазами.

   Адрин терпеливо дожидался ее, не выказывая и тени недовольства.

   – Не забуду, – улыбнулся Эрелайн и обернулся к стоящей рядом Сэйне. – Прошу вас, леди.

   – Только после вас, мой лорд, – сухо сказала она, склонив голову.

   – Сэйна, прекратите. Нет такой силы, которая заставит меня не пропустить леди вперед.

   – Я – ваш страж.

   – От этого вы перестаете быть леди? – Эрелайн иронично вскинул бровь. И нетерпеливо, с некоторым раздражением продолжил: – Вы мой страж, и за это я вам благодарен. Но я не беззащитен и не нуждаюсь в излишней опеке. Поэтому, Сэйна, будьте любезны, присаживайтесь. Если вы настаиваете, то это приказ.

   И, не намереваясь тратить времени на спор, Эрелайн распахнул дверцу. Сэйна подняла на него серо-стальной укоризненный взгляд и, поколебавшись, первой ступила на подножку кареты. Дождавшись, когда леди опустится на сидение и устроится, расправив скупым движением складки скроенного по-мужски сюртука, Эрелайн поднялся за ней.

   Приглушенное ржание, щелчок поводьев – и экипаж, покачнувшись, тронулся в путь.

   Эрелайн отвернулся к окну. Пейзаж – такой привычный, знакомый каждым штрихом, обрисовывающим мягкие перекаты холмов, каждым акварельным мазком в минорной гамме низких туч – тянулся следом за ними.

   Дождь, весь прошедший день и прошедшую ночь барабанивший в окна, перестал, но солнце так и не озарило мир своим светом. Порой его лучи пробивались сквозь тучи, пронзая сумрак дождливого дня и почти сразу исчезали.

   Казалось, на Холмы сошла осень. Сердце начинало биться медленнее, пальцы – леденеть. Эрелайн отнял их от стекла.

   Нет ничего хуже непрошеных воспоминаний и пустых сожалений. Но как же тяжело укрыться от них.

   – Рейген сказал вам имя того, кто видел Зарерожденного на Берегах? – негромко спросил он.

   – Сказал, – коротко ответила Сэйна. И, предвосхищая вопрос, продолжила: – Мы с Дэином посетили крепость и допросили его.

   – Можно что-нибудь предполагать? – голос Эрелайна звучал слабо, едва слышно, но не мягко.

   – Сложный вопрос. Одно могу сказать точно: это не ошибка. Не уверена, что мы можем говорить о Кэррое. Слишком неточное описание.

   – Вот как... – проговорил Эрелайн, больше сам себе, и нервно побарабанил по сидению, обитому темно-вишневым бархатом. Потом вздрогнул, вспомнив, что он не один, и спросил: – Что-нибудь еще, Сэйна?

   – Я подготовила подробный отчет, но не успела его предоставить. В нем – результаты допросов, осмотр нами крепости, выход в рейд. Если позволите, я бы предпочла отложить доклад до вечера.

   – Не вижу смысла вас торопить. Так будет лучше.

   "Так будет лучше"... губы беззвучно шевельнулись, повторяя.

   Так. Будет. Лучше. Три простых слова. Простых – и всегда лживых.

   Эрелайн резко задернул штору.

***

   – Лорд Эрелайн, леди Висения, добро пожаловать!

   Лорд-правитель склонился в неглубоком поклоне, когда они поравнялись с ним, поднявшись по ступеням. Бело-розовый мрамор не сверкал, не искрился – мягко светился, окутывая все лиловой мерцающей взвесью. Парк, разбитый перед дворцом, ослеплял умытой дождем зеленью. Пелена облаков, обнявшая солнце, расступилась, и пасмурная мгла, скрадывающая цвета, уступил место золоту дня.

   – Мое почтение, лорд. Мое почтение, леди, – Эрелайн склонился в ответ. Зашелестели юбки, когда Висения присела в реверансе. Ему не нужно было оборачиваться, чтобы убедиться в том, что он безупречен.

   – Мое почтение.

   Леди-правительница с царственным величием склонила голову, едва обозначив поклон. Если бы кто-нибудь, отбросив улыбчивую маску льстивого света, спросил ее о столь скупом приветствии, она непременно извинилась бы сложностью высокой прически, в которую придворные дамы собрали пламя ее волос. Однако безупречно прямая осанка, вскинутый подбородок и высокомерие, прячущееся в золоте глаз и алом изгибе губ, выдали бы ее ложь.

   – Проходите, – в улыбке лорда Этвора всегда было что-то мальчишеское. Он невольно вызывал симпатию, стоило только улыбнуться этой открытой и обезоруживающей улыбкой. – Вы нечастый наш гость, лорд Эрелайн, поэтому я особенно рады, что вы смогли выкроить время на наш скромный прием.

   – К сожалению, вы правы. Но я постараюсь исправиться, – улыбнулся Эрелайн в ответ. – В Тисовую залу?

   – Духота дворцовых залов успела надоесть нам за зиму. Она в этом году была как никогда долгой, – уклончиво начал Этвор. И быстро продолжил: – Мы хотели порадовать гостей званым обедом в старом парке, но дождь переменил наши планы. Теперь, конечно, поздно все менять, и обед будет в зале, но мы подумали, что предобеденная прогулка будет приятна всем гостям.

   – Что может быть слаще, чем воздух после дождя?

   – Только изящество дворцовых приемов, – улыбка леди Айори вышла на редкость неискренней.

   – Чудно! Чудно, друг мой! – не заметив колкости супруги, воскликнул лорд Этвор и в порыве приподнятого настроения и радости дружески ударил Эрелайна по плечу. – Проходите, располагайтесь! Я присоединюсь к вам чуть позже: сами понимаете, встреча гостей! Если вам что-то потребуется, обращайтесь к лорду-распорядителю двора.

   – Полагаю, в этом не будет необходимости, но спасибо, – Эрелайн кивнул, обозначив легкий поклон. И шагнул с Висенией в распахнутые настежь светлые двери с вставками из хрусталя.

   – Да, лорд! Мне нужно будет с вами переговорить.

   Окрик лорда-правителя застал его на пороге. Эрелайн обернулся, придержав уже вошедшую во дворец леди за локоток, и, коротко бросив:

   – Мне с вами тоже, – шагнул следом за Висенией.

   На середине залы, высокой и светлой, к ним подступился лорд-распорядитель. Высокий, в строгом и безупречно отглаженном сюртуке, отделанном золотыми позументами, он склонился в поклоне – тяжеловесном, исполненном гордости и собственной значимости – и сухо обратился:

   – Позвольте вас проводить, лорд.

   – Спасибо, но это излишне, – не задержавшись ни на мгновение и даже не обернувшись, безразлично заметил Эрелайн. Распорядитель нахмурилась, поджав губы, но настаивать после прямого отказа не посмел.

   Анфилада залов, таких похожих и не похожих друг на друга, вела их вперед – к свету, льющемуся из окон, к тонущему в свежести саду. Перестук каблуков звучал, кажется, не здесь, а где-то дальше, в следующей зале – или в той, что отражается в зеркалах, идя с ними шаг в шаг.

   Эрелайн молчал, напряженно думая, как лучше начать разговор с лордом Этвором о Верховной. Только когда впереди показались двери, за которыми в дневном золоте раскинулся парк, он очнулся от мыслей, отвлеченный вопросом Висении:

   – Вы помните о списке, лорд?

   – Спасибо, Висения. Я помню. Не стоит мне так часто напоминать.

   – Прошу прощения, – Висения прикрыла глаза, склонив голову. И ровно добавила: – Вы правы.

   Еще не все гости прибыли, но прием, несомненно, начался. Немногие наслаждались одиночеством под сенью лип и дубов старого парка или гуляли по его узким тропкам, тогда как большинство разбились на маленькие кружки, в которых текли оживленные беседы. От одних доносились взрывы смеха и звонкие колокольчики девичьих голосов. От других – отголоски негромкой, сдержанной речи.

   – Я оставлю вас, мой лорд? – осведомилась Висения, и так знавшая ответ, но не имевшая права не спросить.

   Взгляд Эрелайна скользил, ни на ком не останавливаясь. И замер, заприметив непослушные насыщенно-каштановые вихры. Губ сама собой коснулась непрошенная улыбка.

   И, бросив, не оборачиваясь:

   – Разумеется, Висения! – Эрелайн легко сбежал по ступеням. Чтобы направиться туда, где он видел Лоира и откуда доносился звонкий голос Элени.

***

   ...– Ну, Лоир, не упрямьтесь! Почему вы отказываетесь от выставки?

   – Элени, прошу! Перестаньте! Вы меня смущаете!

   – Но мне совершенно непонятно, по какой причине вы отказываетесь подарить нам удовольствие лицезреть ваши работы.

   – Мои работы весьма посредственны.

   – Ваши работы достойны выставляться в лучших галереях Арьеннеса и Лазурной Гавани! Поверьте: если бы ваши картины были известны за пределами узкого круга друзей, лучшие коллекционеры бы поспорили за право обладать ими!

   – Вы мне льстите.

   – Каков упрямец! Лоир!.. Вы...

   – Элени, дорогая, – лорд вьер Ниес мягко коснулся локтя супруги, – мне кажется, тебе не стоит так упорствовать. Это не очень любезно. К тому же не думаю, что лорд Эрелайн, почтивший нас своим присутствием, рад этой сцене.

   – Эрелайн! Как я рада Вас видеть! – воскликнула Элени, и на лице ее, когда она обернулась к нему, расцвела улыбка. – Вы-то мне и нужны!

   – Боюсь даже предположить, зачем, – Эрелайн поравнялся с ними и поклонился в ответ на ее реверанс. С лордом Алердом они обменялись крепкими рукопожатиями.

   – Напрасно! – нетерпеливо сказала леди Элени. – Давно ли вы здесь? Слышали наш разговор?

   – Достаточно, чтобы стать свидетелем ваших бесплодных попыток сделать Лоира известным художником, – Эрелайн не смог удержаться от смешка.

   – Уговорите его! – прямо, без обиняков, потребовала она. И быстро продолжила, опережая его возражения: – Он послушает только вас!

   – Сожалею, но есть вещи, которые даже я изменить бессилен, – лорд-хранитель виновато развел руками, пряча улыбку в уголках губ. – Вы же знаете, какого невысокого мнения наш друг о своих работах. Я пытаюсь убедите его в обратным уже второй десяток лет, но упрямства Лоиру не занимать. Впрочем, – с усмешкой продолжил Эрелайн, – в этом вы уже имели несчастье убедиться.

   – Но ведь это нелепица! – леди вьер Ниес наморщила носик. Пальчики ее раздраженно прокрутили изящный кружевной зонтик, который она держала, прислонив к плечу. Порыв ветра всколыхнул золотистые локоны, обрамляющие ее лицо. Они качнулись, и в этом непокорном движении проскользнуло недовольство Элени. – Вы видели, какой портрет наш друг нарисовал с меня? Он изумителен! Какое внимание к свету, какая изумительная проработка деталей! Образ читается в каждом штрихе, в каждом изгибе линий. И какой образ! Даже Алерд, обыкновенно безразличный к живописи, выразил Лоиру свое восхищение! Ведь верно, дорогой?

   – Все так и было, – Алерд оставался таким же сдержанно строгим, как и всегда – только в глазах цвета палой листвы затеплилась улыбка. – Я пожал лорду Лоиру руку и поблагодарил. Лучшего портрет Элени я не видел.

   – Положительно, эту работу должен увидеть весь свет! – настойчиво продолжила Элени, ободренная согласием мужа, мнение которого в Холмах значило многое. Даже в совершенно отличных от его работы вопросах. – Лоир, не упрямьтесь! Я сама возьмусь за проведение выставки, только согласитесь!

   – Не вижу причины тебе и дальше возражать, – заметил Эрелайн, переводя взгляд на досадливо поджавшего губы и отвернувшегося друга. – Уверен, леди решит все со свойственным ей изяществом.

   – Решит! – воскликнул, не выдержав, Лоир. Зелень его взгляда полыхнула раздражением. – "Решит"! Конечно же! И не пытайтесь! Я мог бы согласиться, если бы речь шла о камерной выставке, но ведь Элени непременно нужно созвать весь свет! Нет! Ни за что! Я не соглашусь на это, и точка. И прекратите меня уговаривать!

   – Хорошо.

   – Что? – от спокойного тона Эрелайна художник вздрогнул.

   – Хорошо, – повторил Эрелайн, пряча улыбку в уголках губ. – Если ты настаиваешь на камерной выставке и узком круге гостей, думаю, Элени не будет возражать.

   – Конечно, не буду! – зонтик крутанулся, всколыхнув безветрие и беззвучие. На этот раз – радостно. – Камерная выставка – это даже лучше. Чудесная идея! Закрытый прием, узкий круг гостей... Лоир, это прекрасная идея! Спасибо! Сколько желающих будет!

   – Я еще не дал согласие! – спохватился Лоир, пойманные на слове, и теперь отчаянно жалеющий о сказанном. – Погодите!

   – Я даже знаю, кого пригласить! – не слушая, продолжала радостно щебетать Элени, очаровательная в своей увлеченности. – Спасибо вам, лорд! Если бы не вы, я бы еще долго уговаривала его.

   – Думаю, вы бы справились быстрее, – серьезно сказал Эрелайн. Только смешинки в глазах, сейчас сине-свинцовых, выдавали его настроение – и намерение. – Вряд ли Лоир смог бы долго выдерживать ваш напор.

   – Мне бы стоило на вас обидеться, – с достоинством начала она – и звонко закончила: – но шутка слишком хороша! – И, уже рассмеявшись, продолжила: – Все-таки как преувеличены слухи о вас! Каждый раз убеждаюсь. Поговори с вами те, кто им верит – хоть бы пять минут! – непременно поняли бы, какая это чепуха!

   – Слухи? – улыбка, прячущаяся в уголках губ, сменилась напряжением. – Кажется, я не совсем понимаю, о чем вы.

   – А, – Элени замолчала, нахмурившись, точно сожалея о сказанном и теперь подбирая слова, чтобы объясниться. И, помедлив, продолжила уже без прежней легкости: – Я не уверена, что стоит об этом говорить, но в последнее время до меня доходят... не очень приятные слухи. О вас. В них нет ничего откровенно едкого или обличительного, унижающего, но я знаю, когда в словах звучит злость.

   Она сделала небольшую паузу, остановившись – и вновь заговорила:

   – А она – эта злость – звучит. Вы, наверное, хотите спросить, что говорят о вас? Боюсь, я вас разочарую. Ничего конкретного, ничего – в открытую, и всегда не в присутствии тех, кто мог бы считать иначе. Полунамеки, обрывки фраз – этого так мало, чтобы убедиться, и так много, чтобы понять. Прежде вас называли Безупречным, теперь – Бесстрастным. Чувствуете? Всего полшага до "жесткосердечного", безучастного к чужой боли, не знающего жалости – только холод и злость.

   – И только? – Эрелайн на мгновение прикрыл глаза, чтобы скрыть волнение. Голос не дрогнул. – Так же, как и раньше.

   – Нет. Не так же, – леди вьер Ниес улыбнулась, но тон ее оставался по-прежнему серьезным. – Я знаю, что не так же. К тому же... лорд вы знаете, как появляются слухи?

   – Кто-то кому-то что-то сказал. К чему вы это спрашиваете? – Эрелайн нахмурился, не видя, куда и к чему она клонит – а это ему не нравилось.

   В голосе отчетливо прозвучали первые нотки раздражения.

   – Все верно, – Элени улыбнулась той загадочной женской улыбкой, которая всегда говорит о том, что ваша прелестная собеседница водит вас за нос, зная, но отказываясь говорить. – Но перед тем как слух появится, непременно должно что-то случиться. Какое-то событие, которое послужит толчком.

   – А если никакого события не случалось?

   – Вот именно. "Если никакого события не случалось", – довольная, точно кошка, проговорила Элени. – Обыкновенно слухам мы обязаны отвернувшимся от нас друзьям и поклонникам. Но среди тех, кто сплетничает о вас, едва ли есть таковые. Слухи же, лорд, всегда кому-то нужны. Это – инструмент, у кого-то отточенный и смертоносный, как отравленный ядом кинжал, а у кого-то – грубый и бьющий мимо.

   – Вы ведете к тому, – начал Эрелайн, не сводя с нее тяжелого, потемневшего взгляда, – что кто-то намеренно пустил слух, начав против меня игру?

   Элени не успела ответить. Из распахнутых в весну дверей вышла, медленно спускаясь по ступеням и придерживая подол жемчужно-серебряного платья, Ириенн. Оно казалось бы слишком строгим, если бы не вышитый узор, вьющийся по юбке, и не отделанный жемчугом лиф. Волосы, поднятые наверх, но не собранные в прическу, струились по плечам мягкой волной. Сегодня она казалась особенно утонченной, хрупкой, ломкой – как будто сделанная из тончайшего фарфора.

   Извинившись, Эрелайн отвернулся от своих собеседников, чтобы первым встретить спускающуюся по ступеням невесту.

   – Мое почтение, леди. Вы сегодня как никогда прекрасны.

   Ириенн присела в реверансе, не поднимая на него глаз. Голос ее звучал мелодично, но тихо:

   – Мое почтение, лорд. Вы очень любезны.

   – Едва ли это можно назвать "любезностью", – Эрелайн улыбнулся. – Потому что это правда.

   Ириенн улыбнулась в ответ, но улыбка вышла натянутой, вымученной. И когда их взгляды на мгновение встретились, она опустила глаза.

   – Если вы не возражаете, я ненадолго вас оставлю. Но мы еще непременно поговорим сегодня.

   – Разумеется! – эта улыбка Ириенн была настоящей. Как и его.

   Они оба знали, что к разговору сегодня не вернутся, и не собирались возвращаться. Но светские условности требовали сказать другое, даже если это будет ложь. Зачем нужна правда, если она может нанести оскорбление? Зачем нужна правда, когда она – неприлична?

   Ириенн легким шагом направилась к одному из кружков звонко щебечущих леди. Зонт, который она прежде держала, опустив руки, поднялся вверх и с тихим шелестом раскрылся над ее головой. Эрелайн бросил ей вслед долгий взгляд, и на мгновение ему показалось, что среди выбранного ей кружка он увидел край золотистого платья Элени. Впрочем, почти сразу он забыл об этом как о несущественном: пора было заняться делами, которые привели его сюда.

   Чета вьер Лиин еще встречала последних, запоздалых, гостей, но все, кто интересовал Эрелайна, уже собрались и негромко разговаривали, отойдя в тихий угол парка, под сень старого дуба.

   Он обогнул разбитый перед дворцом пруд, на котором распускались, открывая чаши ладоней, белоснежные лилии, раскланялся со встреченными по пути знакомыми. И – еще прежде, чем поравнялся с лордами – услышал сухое:

   – Республика полагает, что ей есть, что нам предложить, и настаивает на открытии торговых путей. Я считаю это излишним.

   Леди Эйлин.

   – Вы всегда так говорите, дорогая. И всегда ошибаетесь.

   – В этот раз – тоже? – ни одна черта ее красивого, но излишне строгого лица не дрогнула в негодовании, хотя Эрелайн готов был поклясться, что слова лорд Эштенбри ее задели.

   – Вы даже не знаете, что они предлагают, – насмешливо продолжил лорд. Больше всего манерами и речью он походил на светского щеголя и повесу. Но ошибкой было бы отказать ему в остром уме, который с равным успехом мог как безошибочно находить выходы из невыгодных положений, так и ударять уколом шпаги – точно, больно и всегда попадая в цель. Подчеркнутая сдержанность леди Эйлин часто становила предметом его насмешек.

   – Боюсь, но этот раз ошибаетесь вы. Я не полагаю в своем праве говорить о том, чего не знаю. С торговым предложением я ознакомлена.

   – И каково предложение Северы? – спокойно спросил, обрывая нарождающийся спор, лорд Ниес. Встретившись взглядами, они кивком приветствовали друг друга. С остальными лордами Эрелайн обменялся рукопожатиями, склонившись только перед леди Эйлин.

   – Налаживание регулярных торговых путей. В перспективе – открытые торговых границы, – помедлив, ответила леди, на мгновение скрестив взгляды с Эштенбри. И ровно добавила: – Также Совет дает нам право прийти к торговым соглашениям с Лесом Тысячи Шепотов и Лазурной Гаванью от их имени.

   – Как это любезно с их стороны! – насмешливо протянул Эштенбри, убрав руку в карман. Полы недлинного сюртука разошлись, и стала видна серебряная цепочка часов, тянущаяся от жилета к карману. – Обязать нас по договору наладить торговые отношения с третьей стороной – и представить это наградой.

   – По договору часть прибыли отходит нам, как посредникам, – Эйлин повела плечами, и по ее лицу пробежала тень неудовольствия. – Полагаю, они считают это предложение щедрым.

   – Возможно, оно действительно вправе называться щедрым. Но не для нас, – невыразительно заметил лорд Алерд. Было видно, что для него интерес не представляет ни сам разговор, ни торговое соглашение. Впрочем, как и для всех здесь присутствующих. У договора не было ни единого шанса, и если бы не необходимость соблюсти формальность и составить предлагающей стороне вежливый отказ, о нем бы даже не заговорили.

   – ...а что думаете вы, Эрелайн?

   Эрелайн вздрогнул, не ожидавший вопроса, и отвел рассеянный взгляд от дальнего тенистого уголка парка, где нежный весенний ветер мягко касался цветов дикой розы.

   – Если ни один из товаров, которые Севера может предложить, нам не нужен, – начал он, не сразу включившись в разговор, – а договор влечет за собой лишние обязательства, я не вижу причин, по которым мы должны согласиться. Я поддерживаю леди Эйлин. Торговли с Шектаром и Фламандрией достаточно.

   – Лорд Эштенбри?

   – Не возражаю, – сухо сказал он.

   – В таком случае я озвучу наше решение лорду-правителю. И, если он согласится, составлю отказное письмо, – договорив и не услышав возражений, леди опустила взгляд, педантично поправив кружево на рукаве: ей показалось что оно лежит недостаточно ровно. И вздрогнула, когда за спиной раздалось улыбчивое:

   – С чем я должен согласиться?

   Сам лорд-правитель предстал перед ними мгновением позже, шагнув в круг беседующих. Эрелайн чуть повернул голову и еле удержался от того, чтобы выказать неудовольствие: это ало-золотое, пышное и роскошное платье, расшитое капельками рубинов, он не смог бы не узнать, даже если бы захотел. Леди-правительница.

   Зачем она здесь? Дела никогда не интересовали ее, как не интересовало все несвязанное с ней.

   Лорд-правитель жестом оборвал их, заговорив сам:

   – Лорд Эрелайн, я украду вас ненадолго? Нам необходимо переговорить.

   – Разумеется. Я хотел просить вас о том же.

   Лицо лорда Этвора озарилось теплой и понимающей улыбкой, как будто их связывала какая-то общая тайна. И это странной, прежде ни разу не виденное выражение заставило Эрелайна насторожиться.

   – Не удивлен. До церемонии осталось чуть меньше недели.

   "Какая церемония?" – чуть не сорвалось с его губ, но он вовремя замолчал.

   Темные годы! Свадьба! Висения ведь напоминала совсем недавно, а он забыл!

   – Нет, – сказал Эрелайн. И, прежде чем лорд-правитель успел выказать удивление, уточнил, смягчив возражение: – Не только о ней.

   – Позже! Все позже, – отмахнулся Этвор.

   В его голосе не звучало ни твердости, ни упрямства, но это впечатление было обманчиво. Заставить лорда-правителя переменить решение не удавалось еще никому.

   – Думаю, не стоит отвлекать гостей скучными семейными разговорами, – продолжил он, улыбнувшись присутствующим. – Моя дорогая супруга, боюсь, совсем нас заждалась. Пойдемте!

   И, не нуждаясь в согласии, лорд-правитель развернулся, неспешно направившись к не пожелавшей подходить ближе супруге. Леди Айори не любила тех, кто был сильнее и влиятельнее ее, а тех, кто мог чем-то затмить – не прощала.

   Эрелайн помедлил, не сходя с места и не решаясь идти – а потом нагнал Этвора быстрым шагом.

   Общество леди-правительницы он не выносил, предпочитая обмениваться с ней любезными и ничего не значащими словами, но не поддерживать с ней разговор. Чужие мнения леди-правительницу не интересовали. Ей нужны были благодарные слушатели, готовые восторгаться ей, воспевать ее – возносить ее.

   "Пусть говорит, – сказал себе он. – Пусть делает, что хочет, там, где от нее нет вреда. Пусть говорит – только бы быстрее закончила".

***

   Иришь провела ладонью по скамье. Капли дождя искристыми брызгами сверкнули в лучах солнца – и рассыпались по траве, такой невозможно-зеленой, что слепило глаза. Пахло мокрой землей. От диких роз, зацветших позже, чем обычно, и в дождь особенно сладких, хотелось сбросить неудобные туфли, расшнуровать туго затянутый корсет и кружиться, едва касаясь ногами земли.

   Хотелось, но нельзя.

   ...Прием, длившийся не больше получаса, уже смертельно утомил ее. Вернуться во дворец, оставив гостей, Иришь не могла, скучать в одиночестве – не должна была. И потому, обменявшись улыбками и ничего не значащими словами с каждым из гостей, она отошла вглубь парка к старой, затерянной среди стволов и низко опущенных ветвей беседке. Дикая роза, оплетающая перголу, прятала Иришь от чужих глаз, тогда когда она могла видеть прием – стоило только чуть-чуть отвести колкую до алой крови ветвь.

   Стайка девушек в легких платьях щебетала у разбитого перед дворцом пруда. Белоснежные лилии и ряска качались на волнах, когда ветер робко касался его темной глади. Иришь резко отвела взгляд. Она любила сидеть здесь, у пруда, с книгой в руках – читая, слушая беззвучие, наслаждаясь таким горьким и таким желанным одиночеством... Незваные гостьи, беспокоящие дремотную тишину старого парка, ее раздражали. Хорошо, что когда она подходила к ним, девушки стояли в другом месте, иначе бы Иришь вряд ли смогла бы оставаться с ними такой же приветливой.