Текст книги "О кошках и мышках или Моё пушистое Величество 3 (СИ)"

Автор книги: Алиса Чернышова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)

– Спасибо, я учту. Без тебя я бы в жизни не догадался!

Ладно, так мы придём ровным счётом никуда.

– В общем, карты на стол. Я – твоя единственная кандидатура на роль героя? Сам не хочешь податься?

Кошаку явно очень не хотелось подтверждать это вслух. Но бывают ситуации, когда надо просто признать своё поражение, и это как раз тот случай.

– Да, – ответил он сухо. – Можешь плясать по этому поводу: ты – действительно мой самый лучший кандидат на роль героя в данный момент. Я не могу публично признать существование Владыки Моррида. О нём не должны знать хотя бы до момента, когда он восстановит силы, и его подопечный в эту самую силу войдёт. Я… Я не герой, я – комический персонаж. Так оно и должно оставаться. Ты, с другой стороны…

– Я в игре.

Бонифаций приподнял брови.

– И что, никаких сомнений и уточнений?

– Никаких. Я уже сказал тебе, я с самого начала был в этой игре. Просто сейчас, если хочешь, перестал обманывать себя на этот счёт. Если уж играть, то с открытыми глазами.

И по своим правилам, но это не обязательно озвучивать.

Бонифаций оценивающе прищурился.

– Это не шутки, ты понимаешь? Знаю, ты не в восторге от меня. Эти чувства вполне взаимны, если уж так повернуть. Но это не о тебе и не обо мне. Если ты всё испортишь…

– Жизни, судьбы, магическое равновесие. Ты можешь много чего обо мне думать, но я не совсем глуп.

– Ты хочешь откровенный ответ?

– О, просвети меня, – тоже мне, можно подумать, его слова могут меня задеть.

– Что же, ты сам попросил… Я не считаю тебя глупым, ни в коей мере, собственно. Ненавижу это признавать, но для своего статуса и возраста ты можешь считаться весьма умным существом. Скорее я подразумеваю, что, имея с этим дело на постоянной основе, ты создал нечто вроде защитной реакции, искажающей твоё восприятие серьёзности многих вещей и ситуаций… Помимо всего прочего. Твоя игра в весёлого раздолбая и непревзойдённое величество, в которую ты играешь в том числе с самим собой, весьма забавна, если смотреть со стороны, но не настолько весела для непосредственных участников.

…

Ладно, это было как сапогом по пузу.

Иногда я забываю, насколько он сам умён за всеми этими масками. И насколько, дар или не дар, хорошо надо уметь разбираться в человеческой натуре, чтобы зайти на этой дороге настолько далеко.

– Слушай, Бон-Бон… Я не могу тебе гарантировать успеха. Но могу пообещать, что, зная ставки, зная все принесённые ради этого жертвы, я сделаю всё, что смогу. И в целом… у тебя не так уж и много альтернатив, не так ли?

– Да, – скривился он. – Это верно.

– Ну вот. Так что, тебе придётся в меня поверить, даже если очень не хочется… И я всё ещё жду брифинг. Что конкретно ты хочешь, чтобы я сделал?..

И он рассказал.

Я не то чтобы удивился, но в нескольких местах всё же восхищенно покачал головой, потому что – ух и ивращённый же у этого милого котика мозг. Думаю, Тир-и с удовольствием взял бы его на работу…

Хотя нет, Тир-и его бы прикончил, потому что слишком опасен.

И это, если что, комплимент.

– Ладно, – сказал я, – принято. Когда там прибывает посланник вашего Императора?

– Ориентировочно завтра. И это точно будет дракон, как минимум одобренный Рилом для расследования.

Ну-ну.

– Это дело понятное… Всё, мне надо встретиться с ученицей, у меня, в связи с новостями, есть к ней вопросы. Пару сотен, но придётся слегка сократить. Так что бывай.

Кошак небрежно махнул, намекая, что мне пора на выход, и снова наполнил свой бокал.

Слишком часто, если вы спросите моё мнение на эту тему.

И, возможно, это не моё дело, вполне вероятно не моё, но…

Шийни любила его.

Думаю, даже “любит”, в настоящем времени.

В своей манере, может быть, недостаточно романтической любовью, но она прикрывала его до последнего, верила в него и его цели… И, если честно, ей нравятся мужчины определённого типа, это тоже надо признать.

Потому…

– Слушай, Бон-Бон, потому что второй раз я повторять не буду. А ещё потому что я через это уже проходил. Так вот… Ты сделал то, что мог и должен был. Не было альтернатив.

Он отвернулся.

– Возможно, я недостаточно хорошо смотрел…

– Чушь, и мы оба это знаем. Ты Мастер Нитей, ты просмотрел каждую возможную вероятность, что была перед тобой открыта, и выбрал те, которые выглядели самыми оптимальными. Потому что, как ты справедливо сказал, на кону жизни, и судьбы, и решения. Но ты всё ещё не можешь предсказать всего, потому что ты не великое божество или высшая сущность. Так, невозможно найти решение, которого не существует. Ты здесь, и делаешь, что можешь. Поверь, я лучше прочих знаю, как это бывает. И ты должен услышать: ты не совершил ошибку. Просто правильные решения крайне редко встречаются в такой работе. Да и в жизни. Чаще всего нет правильных, но есть оптимальные. Тебе их стараться принимать, и тебе нести их груз.

– Ты…

– ..Ты сделал всё правильно. Ты иначе не мог. Тебе теперь с этим жить.

– Я понимаю это умом. Но.

– Но. Ха! А это “но” – уже другая история, где каждый сам за себя. В мире оптимальных решений, мы неизбежно теряем себя раз за разом. Трюк в том, чтобы найти потерянное. Снова. Но это потом, а пока просто не забывай: ты всё сделал правильно, – с этими словами я закрыл за собой дверь.

20

– ..Тезис одиннадцать, – сказала Ван-Ван, – к любви невозможно подходить с рациональной точки зрения. Её невозможно объяснить. Она просто или есть, или нет.

– Это твоя позиция на этот счёт, или ты сейчас повторяешь за книжными источниками? – спросил Орди лениво. – Потому что, если последнее, то я бы им не доверял.

– Нет, это моя позиция! Это я так считаю!

– Хм. Знаешь, как легко людям внушить, что они своим умом дошли до чего-то? Свободу разума принято переоценивать. Мы собираем информацию, распространяем её, и в этом процессе очень мало гигиены и очень, очень много лжи. Это настолько простая игра, что даже неинтересно… Что такое эта твоя любовь? Психологическое (или психопатологическое, если уж на то пошло) состояние, философский концепт, инстинкт размножения, игра гормонов, самообман… Подчеркни нужное, и ты получишь ответ на свой вопрос. Ничего, что нельзя объяснить.

– Это не настолько просто.

– Боюсь, что именно настолько. Другой вопрос в том, какими именно украшениями конкретный человек хочет обвешать это праздничное дерево.

– Ты говоришь, как циник, который боится любви!

– Я говорю, как человек, который немного представляет себе, как работают человеческие мозги. Любовь можно объяснить. По-разному в рамках разных систем координат, признаю, но нет в ней ничего неназываемого, сакрального и вечного. Она порождает чудовищ так же часто, как ненависть, а может и чаще. Её так называемые “чистота и свет” – просто социальный конструкт, очередная ложь для маленьких девочек, которые…

– Ты просто не испытывал этого сам!

– Мне не нужно что-то испытывать, чтобы со стороны оценивать воздействие этого чего-то на мозг… Хочешь ещё шоколада?

– Да, пожалуйста… И всё же, Адан, ты не понимаешь.

– Я понимаю, что нам стоит пока что оставить пункт одиннадцать среди спорных.

– У нас все пункты получаются спорными!

– И это о чём-то говорит, да?.. Так что там в пункте двенадцать?

– Ты просто зануда!

– Я сочту это комплиментом. Так что, пункт двенадцать…

– Любовь побеждает всё!

– Хм. Считай меня побеждённым.

– Да?

– ..Ну, это самый идиотский аргумент, который можно придумать, так что я некоторым образом побеждён…

– Эй!

– Что – эй? Я всего лишь говорю тебе правду!

– Все знают, что любовь побеждает даже смерть!

– Неужто сама не знаешь: то, о чём все говорят, в большинстве случаев полная чушь? Потому что пока что я не слышал о многих подтверждениях такой идеи, если не считать парочки старинных ритуалов один другого сомнительней, конечно. А так все умирают. Каков градус любви достаточен, чтобы не умереть? Даже странно, что учёные умы до сих пор не озаботились этим вопросом!

– Это не так…

– Конечно, не так. Хочешь знать, откуда это всё пошло? Мы не будем касаться любви высшей как философской концепции, потому что в любом случае разговор явно не об этом. Но остальное-то? Любовь противопоставляют смерти, потому что она является проявлением инстинкта размножения. Таким образом, любовь (или то, что под ней подразумевают) фактически не даёт человеческой популяции перестать быть. Любовь заставляет нас продолжаться. Умирают одни, появляются другие, колесо крутится, всё работает исправно.

– Вот видишь, разве это не доказывает, что любовь побеждает?

– Жизнь побеждает, в конце концов. Вот чью победу я склонен праздновать в данном случае. Но это никогда не окончательная победа. Колесо – оно про вечное сражение жизни и смерти, где победа идёт за поражением и дальше по кругу, где никто не может победить, да и не стремится, потому что окончательная победа не будет иметь ни малейшего смысла. И обе стороны порой пользуются разными орудиями, будь то любовь или ненависть, или ещё что. Любовь убивает нас так же часто, как спасает, это игра случайностей, в которой никогда не угадаешь. Так что нет, прости.

– Есть ещё и другое понимание этого. Любовь меняет людей!

– Есть, признаю. Любовь (или скорее наличие тех, кого можно любить) может, конечно, вернуть отчаявшемуся и запутавшемуся разуму желание жить. Но это о соломинках и спасении утопающих, о стадных инстинктах и изменениях в мозгу, о стремлении к саморазрушению, его причинах и границах. Любовь помогает отступить от саморазрушения, сменить один иллюзорный мирок на другой. Проблема только в том, что способ этот не настолько универсален, как принято верить. И он уж точно не единственный. Опять же, с тем же успехом любовь может лишить желания жить, загнать в клетку и оставить без всего. Грустный, но проверенный историей факт… И, снова, вопрос везения. Это как играть в шансы…

Они были очень милые, правда.

Вот тут честно признаюсь: я дал себе время понаблюдать за этими двумя, потому что они просто были поразительно милы. Устроились за дальним столиком студенческого кафе, обложились бумажками, как будто ничего другого в мире и не было, и рассуждали о любви.

Судя по всему, пунктов моя подопечная настрочила предостаточно, потому что работа получалась объёмной…

Вот правда, училась бы она с таким рвением, с которым тезисы о любви строчит! Не то чтобы необычно для девы её возраста, но всё же… Всё же.

Я ещё какое-то время понаблюдал за ними издалека. Я думал о любви. И о том, что в целом неважно, кто из них прав, пока они сидят вместе, вопреки приговорившей их судьбе и всем несостоявшимся смертям, и рассуждают о том, что словами таки, наверное, не скажешь…

Я дал им время до того момента, как над Академией раздался звук гонга, оповещающего о начале практических занятий. Только тогда я появился перед хозяйкой, всем своим видом напоминая, что нам с ней, вроде как, ещё учиться.

*

– Разминка! Не спим, дамы и господа! – голос куратора Родца разносился над полем. – Какая польза от всех ваших заклятий, если вы не умеете бегать? С беготни в нашем деле всё начинается, кто не умеет бегать, тот уже сдох! Шевелите булками, я сказал!

Ван-Ван, задыхаясь, упорно бежала вперёд.

Силовые упражнения всё ещё давались моей подопечной очень тяжело, хотя постепенно вырабатывающаяся привычка в сочетании с некоторыми подсказанными мной секретами помогали ей кое-как справляться. Впрочем, нынче у неё всегда была компания в лице Анати, что было в целом очень хорошо, но…

– Эй, Снежок, что ты думаешь об этом? Я считаю, что всё это очень странно. Ты знаешь, я не думаю, что мы должны во всём подчиняться хозяевам, но все эти идеи с расширением границ для фамилиаров… Это немного опасно, да?

– Наверное.

– Нет, правда. Почему мы не можем просто быть равны? Это же так просто!

– Ты так думаешь? Очень мило с твоей стороны.

– Конечно, я так думаю! Я не понимаю этих качелей туда-сюда, как будто мы все в каком-то безумном мире, где просто невозможно просто жить мирно и любить друг друга, помогать друг другу. Это была основная идея всей этой Академии, так ведь? Исправить старую несправедливость, дать духам и людям шанс на… что-то. Почему этого никто не понимает?!

– И правда, – сказал я, – почему никто этого не понимает? Странные люди.

– Я рада, что ты меня поддерживаешь, – вздохнула Персик. – Иногда у меня чувство, что все вокруг просто не хотят видеть несправедливости, не хотят говорить об этом! Почему они не могут просто жить?

– А почему не можешь ты? – нет, не сдержусь.

Мне нравилась Персик, правда.

Я много раз встречал таких детей, как она, и во многом восхищался ими. Она напоминала мне Мин-Мин, если уж на то пошло.

Но мне было тяжело на неё смотреть, и ещё сложнее это всё обсуждать, слышать все эти рассуждения о всеобщей дружбе и прочих мифических животных.

– В каком смысле я не могу? – спросила Персик растерянно. – Я как раз могу! Я всегда говорю, что думаю…

– И это никогда никому не вредит, – усмехнулся я. – Никому не мешает и никого не огорчает…

– Кто-то должен говорить правду!

– Кто-то – должен. И всё же, иногда тебе не стоит забывать, как дорого эта правда может стоить.

– Разве правда не бесценна?

– И ты готова платить за неё чужими жизнями?

– Я рисковала только собой!

– Разве? Ну, тебе виднее. Но мне кажется, как минимум твоя подопечяная могла очень серьёзно пострадать из-за этой ситуации. Тебе так не кажется?

Персик остановилась и уставилась на меня.

– Я рисковала, но это не из-за моей хозяйки. Я никогда не спрашивала… Что на самом деле случилось, когда меня оправдали? Это не было чем-то обычным, так?

Ну да, она всё же совсем не глупа. И довольно сложно будет ответить на этот вопрос.

– Обычным, необычным… Много чего случилось, на самом-то деле. Если честно, ты тем своим дурацким выступлением запустила такую лавину, что остаётся только завидовать масштабам.

– Но… Это что-то… Хорошее?

Я с сомнением посмотрел на дух дубовой рощи, пытаясь представить, как она отреагирует на честный ответ.

Нечто вроде: “Парой честных слов ты неосознанно запустила процесс, который убил несколько людей, которые того, пожалуй, заслуживали, если я берусь судить, больше людей, которые того скорей всего ничем не заслуживали. Ты лишила Бао-Ко голоса, и не его одного. Ещё, возможно, ты спасла множество магов и духов, но это не точно, это только если мы сыграем всё это правильно, что совсем не факт. А да, и в обмен на твоё существование я, сам того не понимая, отдал свободу и одну из жизней женщины, которой я так и не успел признаться в любви. Всё это, так или иначе, случилось потому, что ты не умеешь молчать и говоришь правду. Так скажи мне, хорошо или плохо? Скажи, потому что я вот не знаю.”

..Да, я мог бы нечто подобное сказать.

Но, в отличие от Персик, я не считал, что сказанная вслух правда всегда бывает уместна. Время и место, как и для всего.

Потому я сказал ей только:

– Ты сама видела, сколько народу ввязалось в эту историю. Думаешь, характеристика “только хорошее” уместна, если мы говорим о последствиях?

– Но к духам стали по-другому относиться! Это случилось на следующее же утро! Значит, в конечном итоге, всё было не зря, так?

– Пожалуй.

– И всё же…

– И всё же кто-то должен говорить, когда другие молчат, потому что иначе зло будет думать, что оно в своём праве и никто не говорит против него. Разве это не так, Снежок! Скажешь, я не права?

– Права. И не права одновременно. Не смотри на меня такими глазами, просто запомни: правда – очень хорошая штука, не сомневайся. Но у любой правды есть цена. Пожалуйста, не забывай и об этом тоже, потому что рано или поздно это может ударить по тебе боевым бумерангом. Очень больно ударить…

– Строимся! – голос профессора Родца прервал разговор, который в любом случае пока что не имеет смысла – слишком ранняя доставка, дамы и господа. Я встречал таких, как Персик, и это замечательные существа, но пытаться обуздать их энтузиазм имеет смысл только после лично набитых шишек. Да и стоит ли? По-своему и она права: кто-то должен говорить.

Ну а кто-то – разгребать последствия сказанного.

– Разбиваемся на пары, стандартный спарринг! Брэндт, ты сегодня снова со мной! Остальные – по счёту и весу!

В этом тоже ничего нового: моя подопечная обычно становилась в пару с куратором, потому что Родц постепенно работал над её боевым стилем, прощупывая ограничения и способности. После спаррингов с ним Ван-Ван всегда выглядела совершенно измученной, но с каждым разом её техника становилась немного лучше, а атаки – изощрённее…

Сегодня, с другой стороны, Родц по-настоящему пошёл вразнос: нам с Ван-Ван приходилось сложно.

Мы обменялись ударами, и довольно быстро Ван-Ван оказалась на песке.

– Куратор Родц, я не могу…

– Не спи, Брэндт! Если у тебя находится время пугать всяких дурочек в мужских общежитиях и сражаться с матушками заклятых подружек, будь добра и со мной драться всерьёз!

– Я не…

– О, пожалуйста, избавь меня от необходимости это выслушивать. Я куратор грёбаного боевого факультета, у меня была не лучшая ночь и довольно хреновое утро, я не настроен на сказки, благо много таких наслушался. У меня к тебе нет вопросов, пока ты не переходишь границы. Единственное, на будущее: со всеми проблемами, связанными со взрослыми, ты бежишь ко мне. Это понятно?

– Да, разумеется, – о, я уже начинаю отличать тон, в котором звучит голос Ван-Ван, когда она лжёт. Можно ли считать это признаком зарождающегося доверия?

– Ага, а теперь ещё раз: в следующий раз я не буду тебя прикрывать. И задавать вопросы начну при всех. Это понятно?

– Да, – это прозвучало честнее.

– Хорошо. Следующее, и подумай внимательно, прежде чем отвечать: должен ли я соваться в историю с твоими родителями?

А вот теперь её передёрнуло.

– Мои родители от меня официально отказались, там нет больше никакой истории…

– Не играй в дурочку. Должен ли я сообщить в соответствующие инстанции о проблеме? Прошло много времени, но…

– Не было никаких проблем! Мои родители – хорошие люди! – это прозвучало с лёгкой дрожью в голосе.

Родц приподнял бровь и очень внимательно посмотрел на Ван-Ван.

– Да? Ну ладно, если так, то конечно. Если вдруг, по какой-то смешной и нелепой причине, изменишь своё мнение и решишь, я тут, и…

Его прервал шум на другом конце поля, крики и магические взрывы. Родц тут же подобрался и рванул туда.

Я присмотрелся и – о, Гэвин! Повалил какого-то парня, которого я кажется видел в компании совоюноши, на землю и кулаками буквально месит его лицо. Окружающие пытаются оттащить его, но парень явно не в себе: перекошенное от ярости лицо, пошедшая вразнос магия и общие признаки неадекватности. Ке-Ша, опять же, показал себя очень неплохим бойцом – хотя, конечно, тут может сказываться отсутствие у него ограничений. Смог держать на расстоянии леди Серебро и Персик, не позволил ловкому Кинжалу впиться ему прямиком в глотку, что как бы – впечатляет.

– О нет! – вскрикнула Ван-Ван и вроде как потянулась туда, но потом явно растерялась, не зная, на чью сторону встать. Я мысленно облегчённо вздохнул, потому что ещё не хватало нам в это вмешиваться. Опять же, проблему решил куратор Родц, который буквально за шиворот стащил Гэвина с поверженного противника.

– Фронн! Какого хрена?!

– Ты не слышал, что эта мразь несла о моём брате…

– Я не спрашиваю, кто что несёт, чего я только не наслушался от вас, кучки малолетних агрессивных идиотов! Я спрашиваю, какого хрена ты здесь делаешь, если я тебе ясно сказал: неделю ты тут не появляешься и ничего сложнее лёгкого ветерка не колдуешь. До тебя с первого раза не дошло или как?

– Я могу тренироваться! – о, как его от ярости-то перекосило.

– Нихрена ты не можешь! Я закрываю глаза на это только из-за твоих обстоятельств, и только в этот раз. Выметайся с поля и не возвращайся в ближайшую неделю… Или сколько там тебе понадобится, чтобы собрать своё дерьмо в кулак и вести себя, как человек… И да, мне нужна печать от нашего ведущего менталиста, подтверждающая, что твои мозги пока ещё не вытекают у тебя из носа.

– Но…

– Пошёл! Иначе я тебя начильно упакую.

Гэвина трясло от ярости, но мозгов и самоконтроля на то, чтобы хотя бы не броситься на Родца, у него хватило. Выругавшись, Гэвин рванул прочь. Но, стоило мне вздохнуть с облегчением, как Ван-Ван, тихо охнув, побежала за ним.

21

*

Честно, первым моим порывом было просто остановить глупую девчонку, чтобы не бегала посреди тренировки за кем попало. Но потом, подумав ещё раз на этот счёт, я решил, что хочу позволить ей набить свои шишки… Ну и заодно посмотреть, что из этого может получиться.

В конце концов, я так и не успел толком рассмотреть на всяких Гэвинов в естественной среде обитания. Чем не повод это сделать? И да, конечно, вряд ли я на самом деле хоть что-то новое увижу, но тут дело такое: люди в равной мере умеют и не умеют удивлять, и никогда не знаешь, какой из вариантов перевесит.

Так что я махнул хвостом в ответ на сочувствующие взгляды прочих фамилиаров и потрусил следом за Ван-Ван.

Парочка нашлась неподалёку, в одном из сараев для снаряжения. Я печально осмотрел декорации, прикинув, какое огромное количество потенциальных угроз сюда напихано: нет ничего хуже для нестабильного агрессивного почти-подростка на грани срыва, чем куча оружия под рукой.

С другой стороны, в том-то и проблема, правда? Когда речь заходит о малолетних магах, у них всегда оружие под рукой. Потому что они сами оружие, неотточенное, неотлаженное, но оттого не менее смертоносное… Собственно, порой даже более опасное.

Этот факт всегда делал работу наставников вдвойне сложной.

..

Гэвин, надо отдать ему должное, занимался чем-то относительно осмысленным… Ну, по шкале глупостей от полного идиотизма, построенной специально для малолеток с эмоциональным запором.

В том смысле, что мальчишка не вливал (и никаким другим образом не помещал) в себя сомнительные субстанции, не пытался ни на кого напасть и даже на кого-то запрыгнуть. И это уже что-то.

Зато он молотил снаряд, с силой и порывом. Я полюбовался на розбрызги крови и прикинул, что несколько костей в его кулаках уже должны быть сломаны. Снова ничего нового: боль физическая часто становится лекарством (ну или дешёвым перекрытием, если уж на то пошло, потому что ничего она на самом деле не лечит) для боли душевной.

– Нет, – сказала Ван-Ван едва слышно. Она застыла посреди помещения, глядя на Гэвина, не отрываясь. В её глазах стояли слёзы.

Я едва глаза не закатил. Пожалуйста, только не начинай его теперь жалеть, ну это же вообще как по учебнику, самое глупое, что только можно…

Глубоко вздохнув, Ван-Ван двинулась прямиком к Гэвину.

– Судя по всему, этот контракт закончится раньше, чем я ожидал, – заметил Ке-Ша, неслышно выскользнув из тени и сияя алыми угольками глаз. Надо сказать, что впервые на моей памяти он выглядел действительно по-демонически, внушительно и угрожающе.

– Хм? – уточнил я.

– Саморазрушение клиента происходит намного быстрее обычного, – Ке-Ша встал рядом со мной, наблюдая за Гэвином. Тьма кружилась вокруг него, хищная и практически объёмная. – И я собираюсь этому способствовать, потому – ты бы занял свою чем-нибудь? Тут недолго, пара месяцев максимум… Я не знаю, что не так с этим парнем и кого его семейка успела разозлить, но я активно не хочу в этом участвовать.

Я покосился на него. Стоит ли сказать ему, что у него нет в запасе пары месяцев?.. Впрочем, может ведь и повезти.

– ..Слушай, так ты не придумал ничего насчёт свидания? Я видел, вы с Персик разговаривали… Ты не сказал ей обо мне? – ах да, ещё и этот момент. Тебе не о любви сейчас думать надо, чудик!..

– Нет, пока нет.

– А…

– Не отвлекай, – попросил я, увидев, что Ван-Ван добилась-таки своего и отвлекла Гэвина от самобичевания. Предоставив, таким образом, идеальную цель для скопившейся ярости.

– Можно подумать, ты правда думаешь, что они что-то стоящее скажут, – пробормотал Ке-Ша, но тихонечко, после чего послушно умолк, дав мне возможность переключиться на развивающуюся прямо у меня перед глазами драму.

– ..Ты в порядке? – спросила тихо Ван-Ван.

Плохое начало. Ярость, всколыхнувшаяся в его глазах, была закономерной; “ты в порядке?” – это классический вопрос, который тем, кто не в порядке, лучше не задавать по целому ряду причин.

С другой стороны, не думаю, что для этой ситуации в принципе существовали безопасные слова.

– Что блядь, похоже, что я в порядке? – ощерился Гэвин.

Что и следовало доказать.

– Нет, – ответила Ван-Ван, – похоже, что ты делаешь себе больно.

– И как это касается тебя?! – его даже слегка потряхивало от гнева.

Моя подопечная сглотнула, но упорно сделала два шага по направлению к нему.

– Это касается меня, потому что я люблю тебя.

О, а это развитие событий, не так ли? Раньше она не признавала этого настолько просто, не смотрела так прямо… и мне это нравится. Я знаю теперь: есть вещи, которые надо признать вслух, чтобы они перестали иметь над тобой власть.

Гэвин скривился.

– О, снова это? Правда? Ты тупая, лицемерная дура, жирная к тому же!

– Наверное, ты во многом прав.

– Никогда в жизни, никогда, я бы не полюбил такую жалкую тварь, как ты!

– ..Я знаю.

Я склонил голову набок, прикидывая, стоит ли мне парня заткнуть или всё же нет.

И, как ни странно, пришёл к выводу, что всё же пока нет.

..Как меня, оказывается, всё же изменила та прогулка по Лесу, а?..

– ..Если ты знаешь, что жалкая и тупая, то что ты тут делаешь?! Зачем эти рассказы о том, что ты меня любишь?

– Но я люблю, – сказала Ван-Ван. – От этого не застрахованы даже жалкие и тупые. Любовь не выбирает, к кому прицепиться, знаешь?

– По-моему, ты путаешь любовь и венерическую болезнь!

– Нет, потому что любовь иногда передаётся и визуальным, и оральным, и аудиальным путём. С ней не угадаешь, – голос Ван-Ван слегка подрагивал, но в целом девчонка держалась молодцом. Она выглядела очень решительной. И в кои-то веки находила слова.

Всего-то и понадобилось, что несколько катастроф. Какие мелочи!

– Ты припёрлась сюда, чтобы умничать?! – он слегка толкнул её, ощерившись. Я напрягся, но всё же решил не вмешиваться на этом этапе. Тем более что Ван-Ван с упорством, которое в ней порой проявлялось под всеми неуверенностями и масками, не сдавала свои позиции.

– Я пришла сюда, потому что люблю тебя.

– А я сказал тебе, это смешно! Ты – смешная!

– Почему? Ты не обязан любить меня в ответ! И это ничего, что ты меня не любишь. Это моё дело!

– Твоё дело?! Вот и иди, люби меня где-то подальше от меня! Смотреть на тебя тошно!

– Нет, пока ты не перестанешь делать себе больно.

– Это не твоё дело!

– Не моё. Но, пока я стою здесь, ты можешь делать больно не себе, а мне. Ты можешь унижать меня, говорить гадости, можешь говорить мне, как меня ненавидишь и какая я жалкая – и не ранить себя. За этим я пришла.

Н-да.

Я даже не знаю, где начинать разматывать этот клубочек.

Гэвин хохотнул. Мне почудилось, или я слышу всхлипы в его смехе?

– О, это прекрасно… Прекрасно! Знаешь, что в тебе бесит меня больше всего? Ты похожа на мою мамочку!

…

– Ауч, – сказал Кеша.

Я только тяжело вздохнул.

Почему меня это даже не удивляет, а?..

– ..Я смотрю на тебя и вижу это, так ярко, что хочется встряхнуть тебя посильнее и проверить, не оторвётся ли в процессе твоя тупая башка! Ты решила найти кого-то, об кого можно пострадать, да? Это об этом?

Надо же. Не ожидал.

– Нет, конечно же нет! Это не так! Я тебя люблю!..

Он фыркнул.

– О, не заливай! Ты пришла сюда, чтобы я сорвал на тебе злость, ты заявляешь, что любишь меня, когда я чуть ли не плевать на тебя готов – кого тут ты хочешь надуть, дорогая? Ты наказываешь себя мной! И знаешь что? Моя жизнь достаточно хуёвая без того, чтобы быть чьим-то наказанием!

По щекам Ван-Ван потекли слёзы.

– Ты всё понял не так!

– О, в задницу этот бред! Что я понял не так? Ты пришла сюда, чтобы пострадать ради любви? Чтобы меня пожалеть?! Так знаешь что? Пошла ты!

– Я всего лишь хотела…

– Чего? Поутешать меня?

– Чтобы ты не был один!

– И каким же это волшебным образом я с тобой не один? Единственный человек на этом грёбаном свете, рядом с которым я был не один, истёк этой ночью кровью в этом грёбаном лесу, потому что был идиотом! Потому что совался спасать, как дурак, всех подряд, и считал себя хорошим, правильным парнем. С ним никто никогда не был одинок, и что теперь? Теперь он сдох, потому что так заканчивают все такие дураки. А выживают такие, как мы с тобой: сломанные, капитально сломанные игрушки, которые будут одни, с кем бы они там ни были! И ты такая же, даже не отпирайся – сломанная. Потому бегаешь тут за мной, чтобы я тебя наказал. Признай это – или убирайся!

По его щекам теперь уже полноценно текли слёзы, но вряд ли он их замечал.

Ван-Ван помедлила, сглотнула…

– А если признаю? – спросила она тихо, делая шаг к нему.

Да ладно.

– Да ладно, – пробормотал Кеша, – не ожидал.

Между тем, голос Ван-Ван подрагивал, она стояла вплотную к нему, глядя прямо в глаза. Тьма, жадная и глубокая, плясала между ними.

– Признаешь…

– Признаю, что сломана. Признаю, что хожу за тобой, что люблю тебя, хотя знаю, что ты никогда меня не полюбишь, хотя ты ведёшь себя, как козёл, потому что я сломана, потому что ты заставляешь меня чувствовать боль, и отчаяние, и жажду – и это намного лучше, чем ничего. Потому что я хочу, я так хочу на самом деле знать, о чём они пишут в книгах, потому что я…

Она запнулась.

По её щекам потекли слёзы.

– Я хочу чувствовать хоть что-то. Но я не умею. А ты… Пока я люблю тебя, я чувствую. И знаю, что жива.

..

– А забавная она у тебя, – заметил Ке-Ша. – Я всё гадал, наблюдая со стороны, как такой весь забавный и полный тайн ты достался ей. Теперь у меня вроде как нет вопросов.

– О да, – согласился я, слишком шокированный происходящим, чтобы выродить более осмысленный ответ.

– Видал я такое, особенно у ребят их возраста, – вздохнул Ке-Ша. – Случай, когда у ребят резонирует друг на друга самое худшее, что только в них есть. Никогда хорошо не кончается… Но да. Бывает красиво.

…

– ..Не чувствуешь ничего? – хохотнул как-то нервно Гэвин.

– Не умею, – сказала Ван-Ван. – Я даже не знаю давно, где настоящая я. Всё вокруг как будто представление, где я просто играю роль. И я растворяюсь. Боль… Про боль я знаю много. В это я по крайней мере умею. В отличие от всего остального.

– Ха!.. Хотел бы я не чувствовать ничего. Но всего слишком много, слишком больно, и… Ты не поймёшь.

– И все эти чувства смолкают только тогда, когда ты делаешь больно, себе или кому-то.

– Как…

– Я же сказала, я знаю. Не по себе, но… Я видела такое.

..

– Что и требовалось доказать, – пробормотал Ке-Ша. – Какой же пиздец… Хотя, конечно, ещё издержки возраста.

– Думаешь, это проходит?

– Ну, смотря у кого. У большинства наших клиентов – нет. Но они, согласись, хреновая выборка. Я бы не равнялся.