412 000 произведений, 108 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Алиса Чернышова » О кошках и мышках или Моё пушистое Величество 3 (СИ) » Текст книги (страница 7)
О кошках и мышках или Моё пушистое Величество 3 (СИ)
  • Текст добавлен: 26 декабря 2025, 10:30

Текст книги "О кошках и мышках или Моё пушистое Величество 3 (СИ)"


Автор книги: Алиса Чернышова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)

– Знаешь, чему я верю прямо сейчас?! – ощерился Родц. – Тому, что ты, вместо того, чтобы пользоваться официальными каналами, припёрлась в Академию, нарушая все протоколы, и напала на восемнадцатилетнюю студентку. Из-за дурацкой разборки между малолетками! Что с тобой не так?!

– Она угрожала моей дочери магией!

– Ты блин не поверишь, но я тебе таки открою секрет: здесь магии учат, ага. Со всеми вытекающими. Малолетние маги нестабильны, и да, у них бывают свары. Хочешь чего другого? Отправь свою дочь, не знаю, в школу высоких искусств. Или ещё куда. Да что угодно, кроме той хрени, что ты только что выкинула!..

– Господа, – встряла профессор Лайи решительно, – я вполне уверена, что нам стоит продолжить этот разговор в кабинете ректора. Не стоит устраивать представление для всей Академии.

Я осмотрелся и пришёл к выводу, что посмотреть на шоу и правда сбежались все. Сквозь толпу к нам уже пробиралась… Хм… Телесная оболочка лорда Найделла, так что следовало ожидать, что веселье будет особенно забористым.

– Да, – рявкнул Родц, который, кажется, осознал количество посторонних глаз вокруг, – к ректору. Сейчас.

Похоже, мы с гаремным кошаком встретимся даже раньше, чем я планировал… Вздохнув, я нашёл взглядом подопечную и ободряюще ей кивнул.

Пора всё же покончить с этой дурацкой историей.

14

Гаремный кошак выглядел паршиво, и это немного примирило меня с его существованием.

Не то чтобы это что-то меняло, конечно – сожаления и вина, возможно, относятся к категории самого бесполезного эмоционального багажа на свете. Опять же, я встречал ребят, которые прикончили всю свою семью, в перерывах деятельно страдая от чувства вины, но всё ещё продолжая свои кровавые развлечения. Но всё равно меня каким-то образом утешил тот факт, что, променяв леди Шийни на великие цели, гаремный кошак имел вежливость плохо спать этой ночью.

Какие времена, такие и утешения, да…

Пока я размышлял об этом, вокруг разворачивалась самая натуральная драма. О трёх актах, или что-то вроде.

Леди Алото, разумеется, вещала. Обстоятельно так, с расстановкой она рассказывала о том, какое чудовище Ван-Ван и почему её должны были запереть в тюрьме, а не оставлять учиться с нормальными детьми. Леди также пересказала события в общежитии – весьма точно, тут надо отдать должное Белинде. Забыла лемуродева упомянуть только о том, что сама как бы начала с угроз, на которые Ван-Ван ответила срывом…

Но справедливо и то, что Белинда не применяла против Ван-Ван магию и не угрожала членовредительством.

Чего всё же нельзя сказать о самой Ван-Ван.

– Я не знаю, о чём вы говорите, – вещала она, хлюпая носом. – Я не нападала на Белинду! Она всегда меня в чём-то обвиняет, но я ничего, ничего не знаю! Я не знаю, почему эта женщина на меня набросилась! Простите…

Рыдания были настолько натуральными, что профессор Лайи даже подошла утешить несчастную Ван-Ван, глядя на Алото с осуждением.

– Эта девица – патологическая лгунья! – возопила леди Алото, и в целом тут с ней я мог только согласиться. Ван-Ван рыдала настолько натурально, демонстрировала на ментальном уровне настолько правильные, уместные эмоции, казалась такой жалкой, что мне хотелось подарить ей что-нибудь в награду за отличный перформанс.

Да, я мог видеть, что она лжёт, но на моей стороне были опыт дворцовых интриг, наследие ментального мага, разблокированные силы и статус её фамилиара. Я успел немного узнать Ван-Ван и понимал, какой она бывает, когда говорит правду: неуверенной, уязвимой, сомневающейся, защищающейся, противоречащей самой себе. Забавно и немного иронично, но для стороннего наблюдателя правда в устах Ван-Ван выглядела бы ложью, и наоборот.

Тут классический трюк: моя подопечная была из тех превосходных лжецов, которые научились верить своей лжи, проживать её, пропускать свозь себя, не просто носить маску, но жить ею.

Я наблюдал за её представлением, и, судя по тому, как у лорда Найделла изменился цвет глаз, Орди наблюдал тоже. Восхищённо.

Ненавижу это признавать, но, чем больше я наблюдаю за ними, тем больше понимаю, почему судьба могла свести их вместе.

По сути леди Алото не ошиблась, называя Ван-Ван патологической лгуньей. Да и с психопаткой в целом она недалеко ушла. Как бы у девчонки на лицо расщепление личности, что нормально для столетних менталистов и зеркальщиков, но совершенно не дело для такого ребёнка…

Другой вопрос, что у Ван-Ван есть некие предрасположенности, которые встречаются у многих. Опасные, да. Да, способные потенциально создать чудовище. Однажды, в будущем, если изоляция продолжится, если рядом не будет ни меня, ни любого другого нормального учителя, если…

Если. Мы все постоянно висим вокруг этого “если”, вот в чём штука. Это ниточка, протянутая между тем, кем мы могли бы быть, и тем, кем нам суждено стать, и тем, что течёт в нашей крови, и тем, что мы в итоге выбрали. И вопрос в конечном итоге не в том, кем нас сделали, а в том, что с этим делаем мы сами.

И пока что Ван-Ван справляется лучше, чем могла бы.

С её данными, с интеллектом, и расщеплённой личностью, и способностью лгать, и выдающейся магической силой хтонического типа, и всем миром вокруг, рассказывающим ей, какое она чудовище – о, со всеми этими данными Ван-Ван давно могла пойти по классическому пути, сказать миру: “Вы видите во мне чудовище? Значит, я им буду. Наслаждайтесь”.

И да, потенциально из неё могло бы – ещё может, всегда может, пока она жива, эта вероятность вообще для каждого из нас актуальна, но для неё удобна, – получиться совершенно потрясающее чудовище. Двуличное и безжалостное, неспособное понимать чужую любовь, умеющее примерять маску за маской и демонстрировать любые эмоции, не ощущая их… Я видал таких чудовищ. В них есть своё очарование, если наблюдать издали, как за пожирающими друг друга зверями в клетке. Такие чудовища бывают обаятельны, способны на условно великие дела (никогда не конструктивного толка), однако после определённой точки в них не остаётся ничего, кроме пустоты и безумия…

Но к этой точке ведёт длинная дорога, на которой играют судьба и выбор в равной мере.

В случае с Ван-Ван я был более-менее уверен, что даже до момента, когда можно начинать по-настоящему волноваться, ещё далеко: девчонка не была откровенно безумна, цеплялась за свободу и вменяемость изо всех сил, не проявляла ни капли садистских наклонностей и в целом держалась молодцом. Так что, если я всё сделаю правильно, Ван-Ван никогда не превратится в чудовище… По крайней мере, абсолютное и неконтролируемое.

Но мне действительно интересно, правда интересно: понимает ли леди Алото, что они с дочуркой всё это время толкали её к грани? Что, будь на месте Ван-Ван кто-то менее сильный, но не менее травмированный, он бы уже сто раз сорвался?.. С Лорой всё понятно, она делала это осознанно, с самого начала. Но с Алото интереснее и, пожалуй, печальнее. Потому что, пытаясь доказать, что Ван-Ван монстр, леди Алото сделала очень многое, чтобы сделать её монстром…

..Вот примерно поэтому я обычно оставлял воспитание молодого поколения на тех, кто умеет с этим обращаться, и почти не брал учеников. Это даже хуже, чем придворные: тех, если дурь творят, хотя бы сослать или уволить можно. Эх…

Пока я размышлял о печальном и вечном, в комнате продолжали разгораться страсти.

– Каким-то образом никто, кроме этой твоей Белинды, не видел мою студентку в мужском общежитии. И твою деточку якобы напали с помощью тёмной магии, но на студентке Алото никаких следов и в комнате никаких следов?.. Это официально самый большой бред, который мне доводилось выслушивать от вроде как здорового человека – и это при том, что студенты приносят мне свои объяснительные после попоек, которые можно блин разбирать на цитаты. И знаешь, Анди, чтобы на этом фоне выделиться, надо исхитриться! – куратор Родц после этого монолога стал моим официальным любимчиком.

– Эта девица лжёт, и все, кого она подговорила, тоже лгут!

– Дай угадаю: правду говорит твоя милая деточка, а все остальные нагло врут.

Самое поразительное, что это действительно правда в данном случае. И Белинду мне даже слегка жаль, но своя ученица ближе к сердцу, и всё такое.

– Не надо кривляться! Тебе вообще этого не понять!

– Да куда уж мне…

– Господа, – у профессора Лайи на лице было безмерно болезненное выражение человека, которые отчаянно хочет не иметь дела с этими идиотами. – Пожалуйста, давайте будем разумными…

– Ради мягких плюшек, Лайи! Я знаю, что она твоя подруга и спонсор Академии, но она только что напала на мою студентку!

– Твоя студентка спровоцировала меня! Слышал бы ты, что она сказала мне сегодня!

О?..

Я покосился на Ван-Ван, жалкую и нахохленную, и успел уловить знакомый блеск в её глазах.

Да ладно.

То есть, она действительно специально спровоцировала леди Алото?..

Хотя, учитывая, как она сыграла, как по нотам, на Белинде, чему я вообще удивляюсь.

– ..Ей восемнадцать, она только получила фамилиара. Если тебя, на твоём шестом десятке, так легко спровоцировать, то у меня для тебя плохие новости!!.

– Достаточно, – ага, гаремный кошак наконец-то изволил вспомнить, что он тут не просто красивое украшение кресла, а вроде как лицо, ответственное за весь этот зверинец. – Прекратите этот балаган!

– Бонни! – возопила леди Алото. – Дорогой, наконец-то голос разума. Послушай, эта девица опасна. Ты знаешь, что она сказала мне, когда я подошла к ней сегодня?! Она угрожала мне!

Я снова покосился на Ван-Ван, в частности, на её сжатые до побелевших костяшек кулаки и яростный блеск глаз, спрятанный за ресницами.

– Я не угрожала! – рыдала Ван-Ван. – Она сама на меня напала, якобы я угрожала Белинде и ей. Но я этого не делала! Не делала! Это она меня поймала в коридоре, и я очень, очень испугалась!..

В последнее, кстати, очень даже верю. В остальное, правда, уже нет. Скорее я думаю, что она решила повторить то, что с Белиндой сработало. И мне надо будет постараться, чтобы эта привычка всё же не закрепилась.

Но это не важно прямо сейчас, потому что я чувствовал движения ментальных потоков, что закручивались вокруг Ван-Ван. И понял, что Орди решил вступить в игру.

– Я не хочу сказать ничего такого, леди Алото, но по какому вообще праву вы пришли расспрашивать одну из студенток? – подал голос лорд Найделл.

Что, невзирая на все выходки Ван-Ван, всё ещё хороший вопрос.

– Кто-то должен был это сделать!

– Для этого в Академии есть специально обученные люди, знаете? Вы могли бы вызвать стражу…

– Я всего лишь хотела с ней поговорить!

– Вы напали на беззащитную студентку…

– Беззащитная? Она-то?!

Я бы фыркнул, но обстановка не позволяла. Потому, следуя примеру Ван-Ван, я постарался принять наиболее невинно-придурковатый вид.

– Должна заметить, что, учитывая степень разрушения северного крыла, студентку Брэндт действительно сложно назвать беззащитной, – заметила профессор Лайи осторожно.

– То есть, теперь мы будем осуждать тех, кто защищается, а не тех, кто нападает? – в устах лорда Найделла это звучало лицемерием столетия. Я заметил, что Ван-Ван бросила на него взгляд, полный опасения. Зря; если я хоть что-то понимаю, Орди весьма серьёзно относится к обещанию охранять её. – Послушайте, как человек, отвечающий за безопасностью в этой Академии, я слежу за тем, что происходит в ней. И так вышло, что один знакомый мне дух стал свидетелем нескольких… Разговоров, назовём это так, между студенткой Алото и студенткой Брэндт. В частности, сценой в библиотеке. Так вот, он утверждает, что студентка Алото всячески унижала и оскорбляла студентку Брэндт, и это была не разовая акция…

– Это поклёп!

– Разве? А мне казалось, это такой специальный дракон в комнате, о котором все знают, но никто из преподавателей не желает замечать.

Я отметил, что профессор Лайи отвела взгляд.

Ну да, они не могли не улавливать хотя бы отголосков того, как относятся к Ван-Ван в Академии. И никто из них даже не подумал о том, чтобы каким-то образом вмешаться в ситуацию… А ведь эта профессор Лайи была её куратором.

15

Надо отдать должное профессору Лайи, она признала это вслух.

– Вы правы, во многом. Эта проблема действительно имела место.

Леди Алото возмущенно вскинулась:

– Ты лучше прочих знаешь, на что она способна!..

– Да, – вздохнула Лайи, – именно я лечила Белинду тогда, в конце концов. И я же была против того, чтобы студентку Брэндт приняли в Академию. Однако… нельзя сказать, что моё невмешательство в дальнейший ход событий можно назвать полностью оправданным…

– О, брось! У девчонки и без того достаточно защитников! Леди Найделл…

– ..Моя супруга помогла студентке Брэндт поступить, это правда. Но она не всегда могла быть рядом с ней, вот в чём проблема, – лорд Найделл выглядел печально и извиняюще. – Но вы не можете винить исключительно её за всю эту ситуацию: Лора добра, но мы все прекрасно знаем, как много лежит у неё на плечах.

Судя по выражениям лиц присутствующих, впечатлены они не были, но и сказать ничего по этому поводу не могли.

У Орди не возникло таких проблем.

– Студентке Брэндт вынесли предупреждение, было разбирательство на её счёт, и дело давно закрыто…

– С благословения вашей супруги!

Хм. Любопытно, правда или нет? Лоре выгодно было вмешаться, с одной стороны. С другой…

– Разумеется, потому что с вашего благословения её бы судили за то, чего она вовсе не делала? – улыбнулся понимающе лорд Найделл. – Помнится, вы были тогда очень настроены… повлиять на ситуацию.

По лицу леди Алото пробежала тень, и я вдруг понял, что так оно и было. Это оставило мерзкий привкус во рту и нехарактерную злость на всех этих вроде бы взрослых и вроде бы важных людей, перед играми которых она была тогда совершенно беззащитна.

Все, кто должен был заботиться о ней, отвернулись от неё. Никто не был на её стороне, и она решила, что и сама не должна быть на своей стороне.

Никто значит никто, и всё в таком роде.

Теперь, вспоминая нашу первую встречу, мне отчаянно хочется стукнуть себя самого по голове за тупость. Я ведь не понимал тогда, не видел, не относился всерьёз – а для неё я был единственным шансом за что-то уцепиться и не утонуть.

– Эта девица опасна для общества! Она рыдает сейчас, но вы бы видели её, вы бы слышали её, когда мы были наедине!..

– Андриа, достаточно, – вклинился гаремный кошак снова. – Это всё замечательно и весело, но не отменяет того, что ты только что напала на студентку.

– Бонни…

– Ты понимаешь, что это значит, правда?

– Она спровоцировала меня!

– Возможно. А возможно, вы с дочерью всё это время пытались довести её до края. По крайней мере, если начнётся разбирательство и мне зададут вопрос, это будет именно то, что я скажу, – лорд Найделл, разумеется, не остался в стороне.

– О, ну разумеется, вы с женой станете её защищать!

– Я тоже вступлюсь, – отрезал Родц. – Чем дальше, тем меньше мне вся эта срань нравится.

– Вы…

– Я бы не вешала всё только на одного, – вздохнула профессор Лайи, – студентка Брэндт – не самый простой ребёнок.

– Её даже родители не вынесли, – хмыкнула леди Алото.

Глаза лорда Найделла опасно сверкнули.

– О, в таком случае у меня есть вопрос… Профессор Лайи, я знаю, что у вас трое детей. Не думаю, что стоит вдаваться в подробности, но не все из них вели себя идеально, особенно в подростковом возрасте. Вы не раз платили штрафы за среднего, мне кажется, и ни разщу не попытались заявить, что он больше не ваш сын. Что именно они должны были бы сделать, чтобы вы от них отказались?

Рот профессора Лайи напрягся:

– Не то чтобы вы были вправе лезть в мою личную жизнь, но… Ничего. Ничего на свете. Они – моё всё.

– ..Я могу ошибаться, но это более-менее нормальный ответ для родителей? По крайней мере, любящих. Нет, кто-то мог бы провести линию, например, на серьёзных зверствах, кошмарных преступлениях, и это было бы понятно. Но бросить дочь-подростка, потому что она заработала один-единственный штраф за использование магии средней степени травматичности без долгоиграющих последствий? Вы уверены, леди Алото, что это повод для насмешек? Поступили бы вы так же?

– Моя дочь не создавала мне проблем, и я не собираюсь играть тут в спекуляции!

– Да? Зато вы можете использовать этот аргумент в споре? Потому что на мой взгляд это совершенно не смешно. И, если уж на то пошло, выглядит не очень хорошо. К этим людям вообще кто-то присматривался? Если дело дойдёт до разбирательства, я задам этот вопрос. Подключу фонд Дайяны Дорд, если будет нужно – они очень любят подобные истории, я знаю точно. Они будут в восторге, как и пресса.

Профессор Лайи поморщилась и ничего не сказала. Алото, что характерно, тоже не нашла слов.

– Поддерживаю, – отрезал Родц.

– Господа, господа, – вздохнул гаремный кот. – Я не уверен, насколько нам стоит доводить это всё до разбирательства. Это… действительно может стать слишком уж громко. Я предлагаю нам прийти к взаимовыгодному соглашению.

– Соглашению? Это абсурд. Девица сказала мне прямым текстом, что она навредит моей дочери.

– Я ничего такого не говорила! – возмутилась Ван-Ван.

– Лжёшь!

Я прикинул, сможет ли Ван-Ван в случае чего подтвердить свои слова под клятвой.

– Я не лгу! – рыдала Ван-Ван, – Я ничего такого не говорила, я спросила, всё ли с ней в порядке! Я могу поклясться!

Ага.

Думаю, формулировка была не точно такой, но достаточно около, чтобы в случае чего клятва сработала.

Молодец, хоть так.

– ..Всё ещё считаю, что разбирательство не выгодно ни одной стороне, – настаивал гаремный кошак.

– Правда? – ощерился Родц. – Или просто не хочешь доставлять неприятностей одной из своих любимых учениц?

Нет, скорее всего, просто не хочет привлекать внимание к тому кабздецу, что в Академии нынче творится.

– ..Во-первых, нам не нужны в такое сложное время громкие скандалы. Подозреваю, никому из присутствующих они не нужны.

– Она напала на мою ученицу. Я должен встряхнуться и сказать, что всё офигенно?

– Куратор Родц, следите за речью!

– Вы нападаете на студентов в коридорах, а потом рассказываете мне о чистоте речи? Проспитесь!

– Достаточно, – вздохнул Бонни лениво. – Студентка Брэндт, я подумал и решил, что окончательное решение в этом вопросе всё-таки должно быть за вами. Вы, как пострадавшая сторона, собираетесь ли выдвигать обвинение?

– Что?! – леди Алото была возмущена до глубины души. – Бонни…

По лицу гаремного кошака проскользнуло сожаление.

– Ты напала на неё, Анди. Это не шутки, прости.

– Ты…

– Студентка Брэндт, ваш ответ.

Ван-Ван моргнула. Она выглядела жалкой и уязвимой.

– Я… не хочу никаких разбирательств, если они больше не будут меня трогать. Приближаться ко мне, разговаривать со мной, нападать… Если так, то я не хочу поднимать шум, – и ради этого, я так понимаю, всё затевалось. Тот же паттерн, что с родителями, и вряд ли его можно разбить просто разговорами.

Эффективно в некоторых ситуациях. Опасно, если потерять над этим контроль.

Бонифаций вздохнул.

– Отлично. Анди, поклянись, что ты не станешь больше нападать на девочку без серьёзных оснований ака очевидная самооборона, прямая защита жизни и здоровья другого человека, выполнение твоих непосредственных обязанностей…

– Я не стану делать ничего подобного!

– Тогда разбирательству быть. Теперь решать тебе и только тебе. Ты готова предстать перед судом и объяснить им, почему твоё нападение на студентку, только получившую фамилиара, можно считать оправданным?.. Отодвинь эмоции в сторону и подумай хорошенько, прежде чем отвечать.

Ноздри леди Алото раздувались. Ей явно было тяжело совладать со своими эмоциями, и я всё больше поражался тому, как она сорвалась. Я присмотрелся к её ментальному фону, прикидывая, насколько всё же она вменяема…

…А. Вон оно что.

Это не только вопрос того, что Ван-Ван сказала ей, значит. Но ещё и вопрос того, что она показала. Точнее, какие страхи разбудила.

Вообще хорошая работа, надо признать, малявка молодец; она всё же поразительно талантлива в этой сфере.

Но нам всё же придётся поговорить с ней об этом.

– Анди?..

– Я отказываюсь от разбирательства, – процедила сквозь зубы леди Алото. Самоконтроль начал понемногу возвращаться к ней стараниями гаремного кошака, но она всё ещё была полна ярости. И да, ей хотелось отыграться, потому я даже почти не удивился, когда… – Разумеется, я не оставлю свою дочь в этом кошмарном заведении ни минутой больше. И да, Бонни, я не подпишу больше ни одного чека. Я всегда верила, что из этой Академии может получиться нечто толковое, но больше не верю. Счастливо оставаться! Развлекайтесь с этой дрянью, пока она кого-нибудь не убьёт! – с этими словами леди Алото нас наконец-то покинула.

Гаремный кот выглядел так, как будто у него разболелись все зубы разом.

– Потому я и говорю, что нам не стоит пускать родителей в Академию, – буркнул Родц. – Спонсоры или нет, старые друзья или нет, для таких вещей должен быть распорядок.

– Спасибо за ваш вклад, – хмыкнул кошак, чей взгляд вдруг стал острым и холодным. – Разумеется, в следующий раз вы сделаете мою работу и найдёте патронов, которые будут летать на крыльях любви и никогда не приносить неприятностей, в том числе своими требованиями насчёт их отпрысков. Но, открою вам секрет, я таких не встречал… Убирайтесь все из моего кабинета.

Я таращился на кошака, желая взглядом передать всё, что о нём думаю. Тот не реагировал, так что мне пришлось выйти со всеми.

И снова, следовало ожидать: прямо под кабинетом, сложив руки на груди, нас ждал Адан Найделл.

16

В последнее время я много чего хорошего (и ещё больше нехорошего) думал об улыбчивом кошаке. Убивать его в итоге или нет, например. И как именно он пришёл в этот мир. И сколько катастроф случится в итоге его игр. И как далеко он готов будет зайти, и насколько быстро…

Но в тот момент я очень ясно увидел в Орди-Адане мальчишку. Тогда, возможно, я всерьёз задумался о том, что в нём всё же может быть нечто человеческое. Реакции человеческого тела, возможно?

Это пряталось в глазах. В том, как он смотрел на Ван-Ван с надеждой и ожиданием, с таким явным “Смотри какой я молодец, похвали меня!”, что я едва не рассмеялся. И это было слишком настоящим для притворства… Хотя всё возможно. Но всё же.

Он шагнул ей навстречу и сказал:

– Я решил тебя встретить, когда узнал. Ты в порядке?

– Да, – на губах Ван-Ван расцвела слабая улыбка. – Я… спасибо тебе, что вступился за меня перед твоим отцом. Я… спасибо.

“Никто никогда не заступался за меня,” – услышал я в этих словах, несказанное, но очевидное.

Он пожал плечами:

– Я сказал тебе тогда, в библиотеке. Они слишком привыкли говорить тебе, кто ты такая; они привыкли не видеть тебя за ими же сказанными словами. Наклейка на обложке, не сама обложка и уж точно не книга – но все обычно смотрят на наклейку.

– Это потому что на ней написана цена, – сказала Ван-Ван.

– Теоретически живые разумные существа бесценны. Я что-то где-то такое читал.

– Теоретически, – вздохнула Ван-Ван.

Орди пожал плечами.

– В любом случае, ты сделала это.

– Это?..

– Эта девица больше не будет учиться в Академии. Разве не повод для радости?

Ван-Ван неуверенно повела плечами:

– Я… не знаю? Наверное. Спасибо за поздравления, – ответила она с сомнением.

Орди покачал головой:

– Что не так?

– Просто… Её забирают из Академии.

– Ну да. Разве она этого не заслужила?

– Не знаю. Я очень маленький человек, Ал, ладно? Я не знаю, кто там чего заслужил. Просто получилось, что она была права насчет меня, в конце концов. И всё, о чём она говорила, вроде бы как бы правда: я забрала всё. Из-за меня она больше не может тут учиться…

– О, я тебя прошу, – фыркнул Орди. – Ты снова начинаешь эту игру в “они знают лучше”? Если кто-то и виноват в том, что случилось, то этот кто-то – не ты. Девица заслужила, что получила.

– Про меня тоже так говорили.

Орди моргнул.

– Хочешь пойти и извиниться перед её матушкой, признав, что солгала и манипулировала её эмоциональным фоном? – уточнил он вкрадчиво.

– Нет!! Говори тише…

– Так я и думал, – усмехнулся Орди, – а то я уж испугался.

– Теперь ты это делаешь, – сказала Ван-Ван вдруг.

– Что?..

– Теперь ты говоришь мне, кто я такая. Разве нет? Но я не хотела, чтобы Белинду исключили. Я просто хотела, чтобы меня оставили в покое. Почему всегда оказывается, что я прошу слишком много?!

Это была, несомненно, интересная дискуссия, но я предпочитал не вмешиваться. За ними было интересно наблюдать, и в ретроспективе они расцветали в присутствии друг друга, не уверен, насколько в хорошем смысле, но… Они как будто набирались яркости.

Интересно, в конечном итоге красная нить должна быть именно об этом? И в случае моих родителей она просто…

– Студент Снежок.

Я вынырнул из размышлений и встретился с тяжёлым взглядом гаремного кошака. Тот стоял на пороге кабинета, облокотившись на дверной косяк, и впервые на моей памяти выглядел опасным.

Интересные, вестимо, настали времена.

– Господин ректор.

– Я не в восторге от предстоящего разговора.

– Кто бы мог подумать…

– Но лучше нам покончить с этим. Не согласен?

– Абсолютно.

– Тогда оставь своих котят мурчать и удели мне полчаса.

Не отводя взгляда первым (кошачьи инстинкты иногда так похожи на человеческие, право), я прошёл в кабинет. Дверь мягко захлопнулась за моей спиной.

Что же, это будет интересно.

Небрежно потянувшись, я перетёк в свою полуантропоморфную форму, в этот раз не заморачиваясь с маской, и присел в ректорское кресло. Гаремный кошак приподнял бровь.

– Коты сами решают, где сидеть, – подмигнул я, растянув губы в самой ласковой из своих улыбок. Мои придворные, завидев её, обычно дрожали, изо всех сил желая не попасть мне под руку. Но кошак непуганный, он меня только обессиленным и видел, да ещё и в компании леди Шийни, которая всегда будила во мне только самое хорошее… Ну ладно, почти всегда. – Не нравится – попробуй спихнуть меня отсюда. Разве не так это обычно у кошек бывает? Хотя… Тебя никогда не забавляло, насколько кошки похожи на людей, если присмотреться?

– Да, очень смешно, – вздохнул гаремный кошак, сложив руки на груди и облокотившись на стеллаж. – Признаться, я удивлён, что ты не бросаешься на меня с порога. Я ожидал куда более эмоциональной реакции.

– Реакции на что?.. – я приподнял брови в наигранном удивлении. – Ах да, я понял. Конечно, как я мог забыть тот маленький момент, где ты заплатил за свои интересы если не жизнью, то как минимум свободой женщины, которую ты якобы любил.

– Это был её выбор! – ощерился кошак. Мои слова зацепили, как когти по незащищенному животу – но, впрочем, они и должны были цеплять. – Она простила меня.

– Конечно-конечно, я ни секунды не сомневаюсь. В смысле, я не касаюсь даже той части учений высших троп, пройдя которую, адепты не способны долго держать в себе гнев и смежные чувства… Но в остальном да, конечно, говори себе, что она простила тебя, потому что ты этого, например, заслуживаешь.

– Я сражаюсь за великую цель!

– У, и как оно пока?

– Тебе не понять.

– Мне не понять?.. Не, конечно, мне не понять. Я же не барахтался в этой песочнице с самого детства, не терял, не хоронил друзей и врагов, не принимал спорных решений. Я не видел таких, как ты, огромное количество и в разных штанишках… Нет, разумеется. Как мне понять?

Кошак покривил губами.

– Тебе не понять, герой своего мира, потому что за тебя всегда платили другие…

– Как Шийни заплатила за тебя?

– Не только за меня!!

– Правда. Но ты толкнул её к этому, Мастер Алых Нитей. Скажи, в тот момент, когда я попросил её спасти Персик, ты уже знал?.. Хотя, можешь не озвучивать. Мне очевиден ответ – теперь, оглядываясь назад, вспоминая реакции и детали. Ты знал ещё до того, как я появился. Ты знал, и именно поэтому я получил то самое потрясающее “здравствуй и пошёл ты” приветствие. Все эти разговоры о ненависти ко мне, о том, насколько я плох для неё… Маленький лицемерный комок меха.

– Кто бы говорил. Ты рассуждаешь так, как будто ты был подарком судьбы.

– Ну да, у Шийни сомнительный вкус на мужчин, это, возможно, её единственный недостаток… Или судьба, которую мы так часто поминаем. Это не меняет наших фишек на доске, Бонни.

– И что теперь? – приподнял бровь он. – Будешь мстить мне? Захочешь меня убить? Потому что пока ты не получил свои силы назад, уж извини, у тебя нет ни шанса.

– Уверен? – прищурился я, выпуская на волю свою энергию. Слегка пустил пыль в глаза, признаю, но не слишком перестарался. И вытянувшееся лицо кошака того стоило.

– Как? – спросил он едва слышно. – Ты… Тебе не должны были вернуть силу, ещё слишком рано!

– Ничем не могу помочь, – развёл руками я насмешливо. – Не то чтобы я старался в этом направлении. Я просто гулял по лесу… И внезапно это был другой лес.

Огромные глаза ректора ещё больше расширились.

– Ты смог… попасть туда. Сам.

– Представь себе.

Я убрал поток энергии и откинулся на спинку ректорского кресла, чтобы скрыть усталость от демонстрации.

В этой игре мне пришла пора говорить с позиции силы.

– Но это… Почему ты?

Если присмотреться, в кошаке в тот момент появилось что-то… хрупкое. Надломленное, это лучшее слово, которое я находил в себе для этого.

Я смотрел на него пару мгновений, а потом понял. Или почувствовал, как вариант.

– О, – пробормотал я, полностью оценив иронию. – Ты не можешь… Ты не способен больше войти в тот лес.

Его глаза полыхнули ненавистью, яростью и чем-то ещё, и он прикрыл их, признавая поражение.

– Я попытался вчера. Но, очевидно, я утратил способность входить туда без специального приглашения. Как будто это не мой дом!

Я покачал головой и рассмеялся. О, кто бы ни прял эти нити, в одном ему не отказать – чувство юмора.

– Нет, это на самом деле иронично. Ты понимаешь суть ситуации, да? Все эти круги, все эти зеркала и отражения, и незыблемые законы магии, и шутки судьбы. Ты помнишь, да? Творя магию, человек стремится приблизиться к духу, а дух – к человеку. Ты, возможно, слегка перестарался.

Вот теперь он полноценно ощерился.

– Что ты понимаешь? Что ты, геройское отродье, можешь в этом понимать?! Всё было так просто, так очевидно там. Можно говорить, не открывая рта, и слушать, не зная лжи, и дышать полной грудью, не дыша.

Я кивнул, потому что прекрасно понимал, о чём он.

Лес выше слов, но это не мешает многим пытаться его описать.

Шийни говорила, что когда-то именно так появилась поэзия.

– ..Здесь всё иначе, – продолжил он, тяжело дыша. – Здесь каждое слово – ложь, даже если пытаешься говорить правду, здесь каждый вдох сжимает грудь, даже если дышишь, здесь никто никого не слышит, даже если вроде как слушает… И я делаю правильные вещи, вещи, которые должны быть правильными, я пришёл сюда для этого, я помню, что обещал себе и в чём заключается мой долг… Но они лишь приносят за собой всё большую и большую цену, и я… Я живу в мире замкнутых кругов, я возвращаюсь к началу, как бы ни бился. Сколько лет! Сколько лет я жертвую всем ради духов, делаю всё, что только возможно, и что дальше? Ненависти не становится меньше, месть копится и копится, и конца края этой игре не видно. Что дальше? Я стремился обрести человеческий облик, потому что именно в этом вроде как заключалось моё наследие. Я заплатил немыслимую цену за то, чего уже добился. И что теперь? Теперь Шийни ушла, и я… Я больше не помню дороги домой.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю