Текст книги "О кошках и мышках или Моё пушистое Величество 3 (СИ)"
Автор книги: Алиса Чернышова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 25 страниц)
– Как могу называть тебя? – спросил он в итоге.
– А вы не знаете?
– Я предпочту имя, которое ты действительно так или иначе считаешь своим.
– О, вы начали с той фразы, которую в своё время сказали вам сотрудники фонда, когда спасли из того дома… Я польщён.
Лицо Фаннда дрогнуло, но самообладания он не потерял.
– Всё ещё хотел бы услышать имя.
– Адан сойдёт, спасибо большое.
– Вот как… Отлично. Чего ты хочешь, Адан? Зачем говоришь мне это всё? В какую игру мы играем?
– Как будто вы не поняли до сих пор… Я хочу уничтожить всё, что они создали с моей помощью, всё, во что они верили, всё, ради чего они…
Он запнулся.
Совсем слегка, но взгляд Фаннда стал цепким, как у гончей, почуявшей кровь, с тенью понимания на дне.
– Должно быть, ты очень ненавидишь их…
– Как любой другой демон ненавидит своих хозяев.
Фаннд ничего не сказал, но я увидел, что он уже в полной мере нащупал эту очевидную слабость: что бы там этот мальчишка себе ни говорил в качестве утешения и самообмана, его ненависть не имеет прямого отношения к тому, что чувствуют рабы к хозяевам.
И именно на эту точку, в случае чего, нужно давить, чтобы порвалось.
Я подумал, что при других обстоятельствах с огромным удовольствием понаблюдал бы за их полноценным противостоянием со стороны: сражение могущественных менталистов, особенно из разных школ – штука всегда красивая.
Грязная, безжалостная, затягивающая множество людей, но – красивая.
..Наверное, всё же хорошо, что тут у нас не “другие обстоятельства”.
– И ты хочешь использовать меня для этого, – протянул господин Фаннд. – Что ты предлагаешь?
– Я могу позволить вам взять показания у моих родителей. Всё, что они сделали…
– Я могу быть не самым лучшим специалистом в этом вопросе, но даже я заметил, что в текущем состоянии чета Найделл просто не может давать никаких заслуживающих доверия показаний.
Что резонно, но Адана каким-то образом возмутило.
Очевидно, парень всерьёз верил, что все радостно выслушают истории его марионеток и поверят в них, просто потому что.
Эта уж мне молодость.
– Я могу приказать им рассказать всю правду!
– Потрясающе. И каким образом, прости, это можно будет верифицировать? – приподнял брови господин Фаннд. – Что мне скажут сенат и императорский суд, если я приду к ним и заявлю: “У меня есть показания людей, которые в моменте находились под влиянием демона. Но демон приказал им говорить правду, так что всё в порядке.” Объясни мне, в какой вселенной такая постановка вопроса может сработать?.. То есть да, я признаю, что существуют такие суды. Но, слава всему, всё же не в нашей славной Империи.
Взгляд Адана стал холодным.
– О, но я могу сделать так, чтобы это сработало. Я могу заставить их поверить во что угодно…
– Прости, но сомневаюсь. Иначе твоим, как ты выражаешься, “любимым родителям” было бы намного проще проворачивать их дела… И, если быть совсем уж честным, Империя оказалась бы в куда более глубокой заднице. Но правда в том, что у твоих способностей есть границы. И, если ты попытаешься манипулировать Императорским Судом и сенатом, я буду первый, кто сделает всё, чтобы тебя остановить.
– Значит, ты не станешь помогать мне?
– На твоих условиях? Нет, прости. Они не имеют смысла. Если ты хочешь, чтобы это сработало, тебе нужно будет снять с них все чары и позволить заслуживающим доверия магам работать с ними… Помимо всего прочего.
– Дайте угадаю: под “всем прочим” вы подразумеваете, что мне не позволят и дальше разгуливать свободно? Вы захотите и меня посадить в какую-то клетку?
Честно? Да.
Учитывая то, на что способен Адан, варианта реакции со стороны вышестоящих всего два: те, что подостойней, захотят его уничтожить, те, кто беспринципней (то есть, учитывая специфику сферы, подавляющее большинство) – использовать в своих целях.
Ни один из вариантов не выглядит красиво.
Ни один не подразумевает свободу.
И, готов спорить, Фаннду тоже это очевидно.
– Захочу я или нет, вопрос твоей свободы придётся обсуждать. Но… мы можем делать по одному шагу за раз. Ты можешь, для начала, отдать нам чету Найделл. Остальное, я думаю, можно будет…
– Нет.
– Извини?
– Нет, они должны мне, и я не собираюсь их отдавать! Они мои!
Ну вот мы, собственно, плыли-плыли и приплыли.
Мой выход, пока это всё окончательно не полетело невесть куда.
– Господа, это всё очень весело и интересно, но я думаю, нам с Аданом нужно кое-что обсудить, прежде чем мы примем решение. Господин Фаннд, почему бы вам не вернуться за ответом… Да вот скажем, через пару дней?
– В канун Нового Года?
– Почему бы и нет? Оставьте нам время подумать, что именно будет правильно в данной ситуации, и потом давайте делу ход. Вам же самому будет выгоднее, если всё это разрешится без проблем! Потому что в противном случае может случиться неприятная заваруха, и для чего она в Академии, где молодые маги учатся?
Господин Фаннд прищурился.
– Своё непосредственное начальство и нескольких друзей я введу в курс дела сразу, – сказал он. – Я дам вам сутки на разговоры и раздумья. Потом мы должны будем прийти к какому-то решению по этому вопросу. Всё это время в стенах Академии будет кто-то, способный контролировать ситуацию.
– Потому что вы не можете оставить студентов наедине со страшным демоническим мной?
– Ты хочешь откровенного ответа? Да, – озвучил Фаннд очевидное.
Я бросил на Адана выразительный взгляд. Тот помедлил, но после медленно кивнул:
– Согласен.
48
– Я думаю, нам надо как можно быстрее убегать в другой мир, – сказала Ван-Ван, выглядывая из-за двери.
Я озадаченно склонил голову набок.
У господина Фаннда чары от прослушивания что, с эффектом усиления звука? Нас слышали все, или, может, хотя бы кухарка с садовником не участвуют?
– ..О, Снежечка, не удивляйся. Я согласилась показать Адану, что происходило в той комнате, и Адан показал мне, что происходило здесь. Мы меняемся информацией иногда, когда всякие странные люди к нам лезут. Мы подумали, что так будет лучше.
“Мы”, значит… Интересное.
– Он предложил мне, когда он мне приснился сегодня, и, когда они позвали меня в ту комнату…
Я тяжело вздохнул.
Стоило бы спросить, почему она ничего мне не сказала, но я не вижу смысла в идиотских вопросах. В лучшем или худшем своём варианте, люди всё ещё остаются очень собой, это правило неизменно. И очевидного следует ожидать, когда твоя подопечная – патологическая лгунья, привыкшая скрывать о себе примерно всё, в том числе (особенно) от тех, под чьим присмотром она находится.
– Он помог тебе не потерять контроль над силой, да? – я восхищался самообладанием Ван-Ван, но, если так подумать, оно же удивило меня: я достаточно видел в своей жизни ментально нестабильных юных магов, чтобы не понимать, чем такое обычно кончается.
– Мне не пришлось слишком сильно вмешиваться, – сказал Адан довольно, – просто стабилизировал её и пообещал, что вытащу, что бы там ни было. Я бы не позволил этим просто так её забрать куда-то только потому, что она отличается.
Ван-Ван посмотрела на него большими сияющими глазами:
– Спасибо!
Он просиял и тут же как будто слегка распрямился, довольный комплиментом.
Я мысленно вздохнул.
Да, в их возрасте многим кажется, что все эти странные скучные старики на всё пойдут, чтобы тебя, бунтаря и революционера, очень особенного юного человека, заточить и поработить просто из-за той самой твоей уникальности. Ты особенный, дружище, потому мир против тебя! Даже если эта самая уникальность – обычная придурь, характерная для возраста, кого это волнует?..
Ничего необычного, ничего такого, что люди потом не перерастают. У некоторых проявляется хуже, чем у прочих – но дак и так называемая “мудрость возраста” тоже ко всем очень по-разному приходит. Иные так “мудреют”, что лучше бы уж всю жизнь оставались молодыми наивными дураками – пошло бы на пользу и миру, и им самим. А уж как бы окружающие порадовались, эх…
В любом случае, когда дело доходит до ребят вроде Ван-Ван и Адана, всё сложно вдвойне. Потому что там, где обычные ребятки осторожно бунтуют, пробуя пальчиками воду в реке взрослой жизни, с моими подопечными всё как бы несколько сложнее. Они буквально выжили, не доверяя авторитету старших. Разумеется, для них все ограничения ощущаются, как разновидность личной обиды. У них нет (и долго не будет) возможности нащупать тот баланс, который пролегает между слепым следованием всем правилам общества (подчас действительно идиотским, мне ли спорить) и пониманием того, что некоторые из этих правил вовсе не на пустом месте придуманы.
Я, с высоты сидения на своей умудрённой опытом кошачьей заднице, понимал прекрасно, что ту же Ван-Ван никто не собирался загонять в клетку и злостно мучить. Она была потенциально проблемным магом, и кто не был бы на её месте? Скорее всего, за ней последили бы какое-то время, дабы удостовериться в её ментальной стабильности, и отпустили с миром.
Но для Ван-Ван, с её проблемами и опытом, любое посягательство на свободу казалось кошмаром.
С Аданом ещё хуже, потому что его ситуация в целом… у него есть много причин не доверять авторитетам. И ни одного повода верить им.
Я мысленно вздохнул и ещё раз спросил себя, как меня угораздило во всё это ввязаться вообще.
Но коль уж ввязался, то ввязался, и назад поздно поворачивать: я каким-то неведомым мне самому образом уже решил, что отвечаю за этих идиотов.
А значит, надо что-то делать с Аданом, пока ещё возможно что-то сделать.
– Так, мои маленькие шустрые заговорщики, бунтующие против системы, вот что я вам скажу: нам с вами надо собраться вместе и поговорить о жизни. Желательно не посреди коридора. Что скажете?
– Пойдёмте ко мне, – сказал Адан. – В нашем семейном коттедже такая система безопасности, что никто ничего не услышит, как ни кричи.
Я предпочёл это просто не комментировать.
**
– Еда и напитки, – сказала Лора Найделл. – Мы так любим, когда наш сын приводит друзей! Развлекайтесь, мы будем у себя!
С этими словами она вышла прочь, оставив меня мрачно рассматривать Адана. Даже Ван-Ван выглядела немного растерянной; что бы мы ни ожидали увидеть, но…
..То есть не поймите неправильно, я рад, что он их тут не пытает и на кусочки не режет, но это…
– ..Ты ведь понимаешь, насколько всё это глупо? – спросил я. – Они не начнут любить тебя от того, что ты…
– Я не настолько идиот, – отрезал Адан с той самой громкой честностью, что отличает отчаянных лгунов. – Просто знаю, что для них не будет хуже наказания, чем меня любить, чем признавать меня своим настоящим сыном. Это очевидно!
Я вздохнул.
Как же всё это…
– Адан, я предлагаю тебе ещё раз: становись моим учеником.
– Зачем? Ты мне и без того покажешь, как уйти в Предвечную. Я уйду, когда решу, что пора…
Ну хватит.
– Это так не работает, – отрезал я. – В том состоянии, в котором сейчас твой разум, ты просто не сможешь туда войти, как ни бейся. Ты должен прекратить эти больные игры в любящую семью с ходячими мертвецами, отдать их господину Фаннду и признать меня твоим учителем. Тогда, вполне возможно…
– Отдать их? Чтобы они так просто ушли? После всего, что они сделали?..
– Адан, я не думаю, что демонологи их типа так просто уходят на круг перерождения. Но это в любом случае не должно быть твоей проблемой.
Он презрительно скривился.
– Ты правда веришь, что после суда их казнят? Я вот здорово сомневаюсь!
Так, тут у нас намечается недопонимание.
– Адан, они мертвы. Ты убил их.
Он насмешливо поднял на меня брови.
– Это тебе твой пушистый ректор сказал? При всём уважении, но парню стоит завязывать с валерьянкой… Да, они связаны чарами “мёртвых марионеток”, но уверяю тебя, они всё ещё совершенно точно живы. По крайней мере, я не убивал их, и даже пригасил откаты от плащика и моих оков, как только мог. Да, их энергии слегка исказились, и они ощущаются скорее мертвыми, чем живыми. У меня есть ощущение, что они стали не вполне людьми. Что ирония, да? Но уверяю тебя, это заслуга их собственной магии, а не моя. Я бы не позволил им сбежать так просто, если хочешь знать. Даже в посмертие. Они должны мне. И, если мы тут говорим о том, можно ли использовать чары марионеток на живых – я не делаю с ними ничего, что они не делали бы со мной. Ровным. Счётом. Ничего.
Я нервно дёрнул ухом, не зная, как к новой информации относиться.
С одной стороны, я порадовался: так больше шансов, что господину Фаннду действительно удастся выбить из сладкой парочки кровавых психов показания, заслуживающие доверия. Опять же, некоторым образом хорошо, что жизни этих безумцев не на совести Адана: так будет проще привести его разум в относительный порядок. Заслужили они там или нет, вопрос отдельный, но такие вещи всё ещё неизбежно оставляют свой след. Который попробуй ещё исцели.
С другой стороны, мне не очень нравилась мысль, что эти двое теоретически могут восстановить контроль над своими телами. Психи там или нет, но маги они очень талантливые. И, вот честно, ещё на прошлой своей должности им подобных я предпочитал в очень мёртвом агрегатном состоянии.
И желательно убедиться, что в посмертии не вернутся – так, на всякий случай.
И вся эта история со “стали не-людьми”… Одно дело, если бы сам Адан это сделал – он, несмотря на всё, действительно умный мальчик, ему я могу доверять в этом смысле. Но неведомый результат отката и искажения энергий, в котором участвует какой-то непонятный “плащик” и цепи, некогда связывавшие самого Адана?
Это не выглядит хорошо.
– Ты уверен, что им не вернуть себе контроль над телами? – потому что только этого, честно говоря, нам не хватало.
– Разумеется, – ответил он сухо. – В конце концов, они не раз так контролировали меня.
Ну да, и куда их это привело…
Ладно, оставим это пока.
Ненадолго.
Встряхнувшись, я перетёк в полностью человеческую форму: энергозатратно, но необходимо.
– О! – сказала Ван-Ван, – Снежечка, этот облик у тебя немного сердитый, но очень красивый! Прямо как из книжки!
Я подозрительно покосился на неё, но не увидел ничего, кроме обычного восхищения.
Отлично. Мне только влюблённых учениц не хватало для полного и абсолютного счастья.
– Это – моё подлинное обличье… Ну, точнее подлинное человеческое, – потому что так-то у меня их немало начинает накапливаться, подлинных-то.
– О, – моргнула она, – начинаю понимать, почему ты завоёвывал царства любовью!
Адан фыркнул:
– Любовью? Серьёзно?
Я с трудом удержался от того, чтобы закатить глаза, и принял свою максимально серьёзную “я-властелин-всего” позу.
– О любви предлагаю поговорить позже… Адан. Я пообещал тебе, что научу, – начал я, – но это невозможно сделать без некоторых уступок и с твоей стороны. Знаешь ли, довольно сложно в ускоренном темпе учить того, кто категорически не желает учиться. Так что я говорю тебе это здесь и сейчас: чтобы у нас что-то вышло, ты должен отказаться от своей семьи и принять меня, как своего учителя. Я понимаю, что это может быть сложно…
– Сложно? – скривился он. – Моя настоящая семья где-то в другом мире, в любом случае. Эти люди просто призвали меня в это тело, вот и вся история. Типичное замещение, они мне никто. Проблема не в этом!
Я открыл рот… и закрыл его.
– Значит, это было всё же замещение?
– Что же ещё? – его губы искривила пренебрежительная улыбка, но глаза смотрели в одну точку. – Что, как ты думаешь, со мной случилось? Я погиб в своём мире, на глазах у моих родителей, которые не успели остановить охотников за радужными шкурами, позволяющими гулять по сновидениям, и проснулся – здесь, с померкшими воспоминаниями, ограниченный узами человеческого тела, странными рефлексами и полным резонансом с этим странным телом, без возможности сменить форму наяву. Будучи Аданом. И да, этот Адан похож на мою инстинктивную человеческую форму, но это единственное, что у нас с ним есть общего! Просто совпадение, ничего больше – и дурацкий ритуал притянул именно меня. Просто моя удача.
..Вот как.
Зная всё, что я знаю, о теории перерождения духа, я не думаю, что это могло бы быть совпадением.
Случаются на свете похожие друг на друга люди, порой идентичные лица у жителей разных миров – при условии, что миры родственны. Но чаще идентичные лица в разных мирах говорят о параллельном воплощении или осколке души. И чтобы таким вот ритуалом притянуло двух существ, которые просто случайно похожи? При том что один из них даже не родился с этим обликом, а “инстинктивно выбрал” его?..
Полная чушь. Любой скажет, что тут имеет место или перерождение, или осколок одной и той же сущности.
И Адан понимал бы это, если бы только позволил себе понимать.
Хотя… а нужно ли оно ему, это понимание?
– ..Они утверждали, что я сожрал Адана, но сами в глубине души прекрасно знают, что это было замещение. Только вот по меркам демонологии замещение равноценно одержимости, что в любом случае делает духа-заместителя демоном. А учитывая, что я и так демон, они всегда были абсолютно уверены в своей правде.
..Что, опять же, неудивительно.
То, что тут именуется замещением, в трактатах Шийни проходит под названием “паразитический попаданец”. Что чаще всего подразумевает иномирного духа, похитившего чужое тело.
И да, все очень по-разному смотрят на это явление. Даже в тех случаях, когда дух не специально украл это самое тело.
Собственно, это один из тех магических законов, которые вызывают самые большие споры; где-то в одном ряду с магической беременностью и использованием живых мертвецов для тяжёлых работ.
Частично это связано с тем, что самый знаменитый паразитический попаданец в нашей истории, лорд Канн, был безумен и получал силу, мучая людей. Понятно, что это ничего не говорит о попаданцах в целом, свои психи везде случаются, для этого не обязательно из мира в мир скакать; опять же, если сравнивать количество жертв того попаданца и незабвенной Фаэн Шо, последняя выиграет с колоссальным перевесом. Но история лорда Канна получила огласку, и люди склонны судить, исходя из прецедентов, это одна из основ политики.
Есть, однако, и другая, более резонная причина для неприязни.
Например, как близкие занятого иномирянином тела должны относиться к попаданцу-паразиту? Как быть с детьми, родителями, мужьями, жёнами, друзьями, побратимами? У всех есть кто-то, в той или иной форме близкий.
Что если на месте кого-то, кто был для тебя важной частью мира, однажды проснётся кто-то совсем другой, незнакомый?
Как я сам бы отнёсся к идее, что-то кто-то непонятный натянул на себя тело одного из моих близких, той же Минночки, например, или Тир-и, как костюм?..
Я честно не уверен, что реакция моя была бы доброй и понимающей.
И я не один такой. Так-то последний известный паразитический попаданец в Империи признался семье, что умер в другом мире и проснулся в этом теле. К сожалению, его дружно и весело забили камнями до того, как до него добрались стражи.
Позже выяснилось, что он и попаданцем-то не был: классический случай искажения энергий, которое стёрло воспоминания о текущей жизни и позволило “вспомнить” предыдущую.
Как показала практика, эта история характерна для большинства предполагаемых паразитических попаданцев: они зачастую проходят через травматический магический опыт и получают воспоминания о прошлой или параллельной своей жизни. После они искренне и на полном серьёзе верят, что попали в другой мир. Тот факт, что они знают язык, владеют навыками и инстинктами прошлого тела, унаследовали магию и прочее их не смущает: заблуждения такого рода сложно поддаются искоренению.
Подлинные же паразитические попаданцы – явление редкое и спорное. Так что этические дебаты вокруг него объяснимы.
Почитав немного о примитивной магии, я понимаю, почему они считают замещение нормой, когда речь идёт о неисцеляемых духовных травмах: в рамках примитивной магии, как она есть, отдать тело тому, у кого есть шанс пожить, и отпустить того, кто нормально жить в этом теле не сможет – всего лишь разумно.
Для многих других школ, включая демонологию, всё это выглядит совершенно иначе, тут никаких сюрпризов.
Я и сам не знаю, что считаю в данном случае верным или неверным, честно.
В одном я уверен: во что бы там ни верили Найделлы, это их не оправдывает.
– Ты помнишь свою демоническую жизнь, но с телом тебе не досталось никаких воспоминаний о том, как ты был Аданом?
Он пожал плечами.
– Не то чтобы Адан был способен что-то помнить?.. Я вижу тени его воспоминаний иногда, чувств, эмоций, цветов и звуков. Я унаследовал его ауру, и его сны. Но это всё просто пришло с телом, ничего больше.
Я снова это всё обдумал.
Стоит ли сказать ему, что паразитические попаданцы не могут наследовать подобного рода воспоминания? И, тем более, сны?..
Есть правда, которую узнавать сложно, но нужно.
Есть правда, которую лучше не знать.
Если Адан искренне считает, что он демон и у него нет ничего общего с этими людьми, я не стану его переубеждать.
Правда ничего не изменит, в конце концов. Это просто добавит ещё больше соли в и так глубокую рану.
– И в чём же тогда проблема? – спросил я терпеливо. – Почему ты не хочешь становиться моим учеником?
– Не притворяйся дураком, тебе не идёт; я уже говорил, в чём моя проблема.
Я медленно кивнул.
– Да, ты не хочешь от меня зависеть. И я признаю, в динамике учитель-ученик часто случаются злоупотребления, часто в силу традиционных моментов. Но ты не понимаешь одной простой вещи: там, откуда я родом, у наставника много обязанностей перед подопечными. Не меньше, чем у родителей перед детьми. И у меня был потрясающий учитель, мне в целом везло с учителями, возможно, незаслуженно. И никогда я не предам эту память, став отвратным наставником для кого-то другого. Это значило бы сгноить их наследие на помойке, понимаешь? И у меня на родине это одно из очень серьёзных преступлений.
– И я должен тебе верить, – скривился Адан.
– Ты не то чтобы должен. Но ты был в моей голове и даже можешь туда ещё раз прогуляться, если нужно. Как думаешь, я обманываю тебя?
– Ты считаешь, что я потенциально опасен, думал о том, что меня, возможно, придётся уничтожить. И я должен верить, что ты меня не убьёшь, зная, что я – угроза?
– Не обязательно, – холодно улыбнулся я. – Более того, я обещаю тебе, что убью тебя – если превратишься в безумную тварь, опасную для людей, если потеряешь себя в безумии окончательно, если попадёшь в ловушку собственного тела, где смерть будет одновременно неизбежностью и милосердием… Это будет мой долг, как наставника.
Сказав это, я замолчал, позволяя ему в полной мере осознать услышанное. Мы смотрели друг другу в глаза, не отрываясь.
– Но в других случаях? Нет, пока я буду хоть на мгновение верить, что у тебя есть потенциал выкарабкаться из очередной ямы, я не стану тебя убивать. И уж точно не под соусом того, насколько ты якобы опасен; все опасны, если уж на то пошло. Ты, учитывая все переменные, вменяемей прочих. Я не думаю, что ты войдёшь даже в первую сотню опасных тварей в этой Империи. Собственно, потому я и готов взвалить на себя проблему твоего обучения: я верю, что из тебя может получиться потрясающий маг. Может, не добрый, но и не безумная тварь, которую в тебе, к сожалению, многие будут видеть просто в силу твоего происхождения. В тебе есть потенциал, который многого стоит. Более того… Тебе однажды крупно не повезло с учителями, и меня это злит. Можно сказать, это почти что личное; я хочу стать твоим везением, если ты позволишь.
Он прищурился, внимательно глядя на меня.
– Ты хочешь бросить вызов судьбе, – сказал он задумчиво. – О, я понимаю… Это действительно личное. И теперь я, наконец, знаю, зачем тебе оно надо.
– Именно, – к чему отрицать? – Пытаясь спасти кого-то, мы в первую очередь спасаем самих себя. Только самих себя… Так что ты скажешь? Станешь моим учеником? Времени осталось немного. Личное или нет, но однажды я перестану предлагать. Хватай свою возможность, пока она у тебя есть.
Он собрался было ответить (и я уже настроился на очередной раунд переговоров), но тут Ван-Ван подала голос. Она шагнула вперёд, осторожно беря руки Адана в свои, и сказала:
– Пожалуйста, соглашайся. Снежечка не врёт! И он действительно самый лучший учитель на свете. И, если ты станешь его учеником, мы все вместе уйдём в другой мир! Мы оставим этих всех ненормальных за спиной, мы оставим наши истории пылиться здесь, а сами будем – там! Свободны от чужих мнений и страхов! Представляешь?
И я увидел тот момент, когда взгляд Адана стал мягче, когда он переплёл свои пальцы с её. И, будь оно всё проклято, я подумал, что в данном случае, возможно, красная нить не такое уж и паршивое явление. Даже учитывая предназначенный им несчастливый конец.
Не знаю, что с ними произошло бы, не будь меня. Я знаю исход, до часа судьбы осталось немного, но подробности… Их стоит спросить у гаремного кота, потому что это может быть важно.
Но прямо сейчас я думаю: как бы там ни было, но для них в конце алой нити был кто-то, кто мог понять, разделить боль, знать хотя бы тень подлинных чувств… И быть может, оно бы того даже стоило.
– И ты веришь, что он действительно заберёт нас в другой мир? Что мы не попадём в ловушку, выбрав его?
Ван-Ван вздохнула.
– Он – мой фамилиар, и я чувствую его, как себя. Но даже если бы не это… Есть вещи, в которых не соврёшь, мне кажется. И никто никогда не заботился обо мне так, как Снежечка. Он был добр ко мне, когда на нас никто не смотрел, когда у него не было причины быть добрым. Он не как… хорошие люди, которые перестают быть добрыми, как только закрывается дверь. Не как твои и мои не-родители. Снежечка правда добрый. Я верю ему.
Я моргнул и почему-то очень ярко вспомнил и рождение Крысиного Короля, и головы на стене моего тронного зала, и многие другие эпизоды.
Добрый? Нет, и никогда не был.
Просто пережил и повидал достаточно, чтобы знать цену некоторым вещам. И понимать, какой именно след я хотел бы оставлять за собой в бесконечном переплетении миров.
…
Судя по лицу Адана, он тоже вспомнил нечто подобное. Но вместе с тем видел во мне достаточно, чтобы сомневаться.
– Мы будем путешествовать по мирам, – надавила Ван-Ван, чувствуя слабину, – вместе, и нам не придётся ни перед кем притворяться, и никто не будет видеть в нас монстров. Мы можем начать заново… Только если ты себе позволишь. Мы найдём вместе ту женщину, которую Снежечка любит…
– Она не будет рада меня видеть, – скривил губы Адан.
Я не удержался и засмеялся.
– Почти любой другой на её месте был бы не рад. Но Шийни? Она скажет: тот факт, что ты выбрался – отличная новость. И знаешь, я в этом с ней соглашусь.
Он моргнул.
– У неё есть поводы меня ненавидеть. Я был жесток. По приказу родителей, да, но ещё потому что…
Я понимающе улыбнулся:
– Потому что она сказала тебе что-то, что ты очень не хотел слышать? Что болело слишком сильно? Что не хотелось признавать?.. Слушай, Адан, я много чего не понимал раньше про адептов высших путей; сейчас всё не то чтобы намного лучше, но некоторые вещи я понял и пережил. Так вот, ненависть, в конечном итоге, – это признание в собственной слабости. И не смей никогда говорить, что моя Шийни слаба. Иначе укушу.
Адан пару мгновений смотрел на меня, как будто впервые увидел. Я прочёл в его глазах ответ ещё до того, как он изволил его озвучить.
И облегчённо вздохнул.
49
Полчаса спустя я, выслушав ученические клятвы и выпив какой-то местный аналог чая (на редкость мерзкий, но чего только не сделаешь во имя минимального соблюдения приличий), решительно вышагивал по коридору, обдумывая предстоящий разговор с гаремным кошаком. К сожалению, пробиться к ректору сего богоугодного заведения было непросто: посетители курсировали туда-сюда, начиная с родственников Ван-Ван и заканчивая серьёзными неприметными магами, на которых буквально было написано, что они имеют отношения к местным аналогом тайной службы.
Так что пришлось на некоторое время просто притаиться и ждать.
Ван-Ван я оставил под присмотром Адана, рассудив, что это один из самых надёжных вариантов. Меня всё ещё напрягали курсирующие туда-сюда с чаем и сладостями “любимые родители”, но Адан хотя бы согласился, принеся ученические клятвы, отдать их Фаннду при условии, что их преступления предадут гласности и они никогда больше не увидят свободы.
Я по этому поводу просто тихо порадовался, что они скоро станут не-моей-проблемой. Пусть местные маги разбираются, что с ними делать дальше. И во что такое весёлое они там превратились…
Я махнул хвостом, прогоняя неприятные мысли, и прошлмыгнул-таки в кабинет к пушистому ректору.
– Выглядишь просто отвратно, – сказал я.
Причём не из вредности душевной, а из честности: на кошака смотреть было страшно. Особенно если знать, куда смотреть.
– Ты бы завязывал с валерьянкой, – вздохнул я.
Бон-Бон скривился и плеснул себе в чай ещё.
– Завяжу, когда вся эта история закончится, – сказал он сухо. – Прямо сейчас я не могу себе позволить на несколько дней рассыпаться, как карточный домик. И именно это случится, если я откажусь прямо сейчас.
Я только вздохнул.
– У тебя есть кто-то, кому ты доверяешь? С кем можешь безопасно провести эти свои несколько дней?
Гаремный кошак поднял на меня иронично-насмешливый взгляд, и я прочёл в нём ответ, слишком хорошо знакомый, чтобы не узнать.
Он звучал примерно так: “Теперь – никого”.
Бонифаций насмешливо улыбнулся и отвёл взгляд.
– Ты пришёл со мной вести душеспасительные беседы? Потому что если да, то пожалуйста, пойди спаси кого-нибудь другого: у меня и без того достаточно вокруг носителей наилучших побуждений. Я не вынесу ещё один раунд с тобой, прости.
Я пожал плечами.
Как бы рано или поздно кошаку понадобится помощь, это на данном этапе уже не предположение, а неизбежность. Полагаю, неизбежностью это стало после ухода Шийни: очевидно, она единственная, с кем гаремный кошак был по-настоящему близок – то бишь, перед кем ему не нужно было носить набор масок разной степени абсурдности.
Но, что бы там ни было, он не маленький ребёнок (старше меня в два раза, на минуточку), и с этой проблемой ему придётся справляться как-то самостоятельно.
Или не справляться.
– Я хочу знать, что именно должно было произойти в Новогоднюю Ночь. До того, как я пришёл – как именно должна была закончиться история моих учеников?
– Учеников?.. Ты всё же взял этого уродца в ученики. Я даже не знаю, как это тактично прокомментировать.
– Да. И представь, он не худшее, что случилось с этой академией…
– Он – демон. Но тебя это, разумеется, не волнует! С твоей лёгкой руки нас всех тут скоро приравняют к демонам окончательно. Всё как Найделлы и хотели!
Я едва удержался от того, чтобы закатить глаза.
– Прости, но многое зависит от того, в чём именно вас уравняют. Если речь идёт о правах, равных человеческим, то я не вижу особенных проблем…








