Текст книги "О кошках и мышках или Моё пушистое Величество 3 (СИ)"
Автор книги: Алиса Чернышова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц)
– Что бы ты ни говорил, но, если бы не я, она не оказалась бы в этой ситуации…
– ..То оказалась бы в какой-то другой. Откат за вмешательство в дела духов все равно настиг бы её, так или иначе. Ты был – да и остаёшься – всего лишь орудием судьбы. И исполнителем её воли.
– Тебя послушать, так мы все ничего не решаем, и всё вокруг – просто судьба!
– Спорное утверждение, потому что, конечно же, кое-что всё же решаем. Иногда. Может быть, потому что мне хочется в это верить. Но чувство вины, с которым ты тут носишься направо-налево, бессмысленно. И оно же – один из самых слепых, опасных и громких советчиков. Потому да, пойми очевидное: ты не можешь быть в ответе за то, что произошло. Ты не можешь брать на себя чужой выбор с судьбой вместе и из-за этого пытаться отправиться туда, куда тебя никто даже не звал.
– Я не совсем согласен с тобой…
– Мне плевать, согласен ты или нет. Но, если решишь вписаться в игры с судьбой из-за вины, жалости и сожалений, я тебе не помощник. И даже не советчик.
– Ты мой должник!
– Разумеется. Но как ты думаешь, что я должен тебе говорить: то, что ты хочешь услышать, или то, что тебе стоит услышать?
Нет, с ним категорически невозможно иметь дело!
– Это не тебе решать, что мне стоит слышать, а что нет!
– Правда? Думай что хочешь. Но то, о чём ты тут говоришь – последовать за Паучьей Королевой – это не шутки и не игра, а очень серьёзное желание, которое может полностью переписать линию твоей судьбы. Делать нечто подобное стоит только в том случае, если понимаешь, что и зачем делаешь. Твои причины… Я не принимаю их. Любовь (или то, что ты за неё принимаешь), вина, сожаления – это не тот фундамент, на котором стоит импульсивно строить такого рода мосты.
– Тогда каких именно причин ты хочешь?! Я не могу без неё! Доволен?
– Разумеется, можешь. Все могут без всех, пусть даже не все раны затягиваются до конца.
– Ладно. Я не хочу без неё.
– Это трагично, но всё ещё не повод для глупостей. Вместо того, чтобы страдать фигнёй и играть с силами, которых не понимаешь, научись великому искусству – отпускать. Прими то, что ваши судьбы разошлись, предай пеплу несбывшееся и несказанное…
– Я не стану.
– Глупо.
– Может, но я не стану. Это кажется тебе аргументом?
– Всё ещё – нет.
– Но какого ответа ты хочешь?!
– Я пойму, когда услышу его. Пока я его не услышал, что значит – ты сам не знаешь этот ответ. Так что, нам и говорить толком не о чем – просто эмоции, просто сотрясание воздуха. Хочешь серьёзного разговора? Скажи, почему хочешь последовать за ней. Дай честный и настоящий ответ. Тогда и только тогда нам будет, о чём говорить.
5
*
Я почти ушёл, честно.
Красивой походкой (насколько позволял глубокий снег), с гордо поднятой головой и не менее гордо поднятым хвостом (издержки временно кошачьей анатомии).
Я был зол. Я думал о том, что у меня тоже есть гордость, о том, что Пищуха идиот и ещё пожалеет, о том, что этот непревзойдённый владыка…
Я остановился.
Моя шерсть была бела, как падающие снежинки, и я вдруг подумал, что мой второй звериный облик явно создан для зимних лесов, а не роскошных дворцов.
Ни одно из моих звериных обличий не любило дворцы, впрочем. Обращаясь в дракона, я обожал горы, полёты и драки, но ненавидел дворец…
Тир-и любит дворец.
Возможно, единственный из нас троих.
Его крысам там привольно и интересно, они созданы для этого – прятаться в тени, и скользить по трубам, и находить секреты пополам с лазейками…
Это всегда была его стихия.
Не моя.
Я смотрел на белые снежинки, опускающиеся медленно на белоснежную шерсть, и думал о непревзойдённом императоре, который ни дня не был счастлив в своём дворце.
Я думал о нём и спрашивал себя: почему мне понадобилось так много времени, чтобы посмотреть на этого императора со стороны? И чего стоит какая-то гордость, кому нужна злость, когда ты смотришь в глаза духа, и он оценивает тебя, решая, помочь ли тебе?..
– Я делаю это не ради неё, конечно, – сказал я, повернувшись к Пищухе. – И не ради любви – хотя, как сказала бы тётушка, смотря что считать любовью.
Я сел в снег и посмотрел на огромную рогатую тень.
– Владыка Моррид, позволь рассказать тебе сказку о прекрасном принце, который не просил о своей судьбе, но был вынужден иметь с ней дело. Историю о маге, в ком текла кровь и героя, и темного властелина, и это противоречие определяло каждый порыв его сердца.
Пищуха прищурился.
– Вот как, – сказал он медленно. – Ладно, сейчас я готов слушать. Что ты можешь сказать об этом принце… Или всё же маге? Кем он был в первую очередь?
– Он был принцем из-за долга. Он был магом, потому что такова его суть. Достаточно ли этого ответа?
– Пожалуй. И что дальше? О чём будет твоя сказка?
– О, она очень длинная, с множеством сюжетных поворотов. Но нам важна та сюжетная ветка, где этот принц был проклят и заточен в его собственном дворце. Знаешь, те забавные проклятия, когда ты вроде бы хочешь убежать, но всегда возвращаешься? И, чтобы вырваться, пытаешься приблизить к себе людей, но в итоге только втягиваешь их в тот самый порочный круг?
Глаза Пищухи были черны и не мерцали.
– Да, я знаю подобные забавные проклятия. Иногда их зовут судьбой.
– Ну вот. Зря зовут, кстати, потому что это в первую очередь выбор – возвращаться… Но не в этом суть. Принц сам не замечал, что делал этот выбор раз за разом, что играл в игру, придуманную кем-то другим, по чужим правилам. Он очень жалел себя, глупый принц, готовый винить всех вокруг в своих же ошибках… Так уж вышло, что даже самых близких, искренне любивших принца людей это проклятие всё равно коснулось. А принц, он был жалким типом, иначе не скажешь. Нет, не пойми неправильно, ему все вокруг говорили, как он велик и непревзойдёнен – принц же, ну! – но именно потому он с самого начала умел привязываться только к тем, кто говорил ему противоположное. Потому что втайне, глубоко в душе, принц прекрасно знал, что жалок, что не был нужен даже его собственным родителям, которые выбрали себе интересную судьбу, оставив ему – дворец, зависть идиотов, не знающих, что такое власть, и судьбу, с которой надо иметь дело…
– Типичный принц, – сказал Моррид медленно, – не лучше и не хуже прочих. Хуже тоже бывает, собственно.
– Верно, – фыркнул я, – что может быть банальнее? Для кого-то вроде тебя, я думаю, все истории принцев похожи друг на друга так, что не отличишь… Но этот принц был всё-таки везунчик. В своём роде. Потому что, в отличие от многих собратьев по несчастью, он сумел встретить на своём пути много настоящего: опекунов, учителей, друзей, врагов… Так что этот конкретный принц не был обычным слепым рабом своего седалища. Он знал, как велик мир, как он разнообразен и широк; он понимал, как скучно быть ограниченным одной судьбой, как скучно на самом деле играть во власть и что очень часто приходит в итоге… Принцу везло, да. Но самым большим его везением была Королева Пауков.
Я могу собой гордиться: мой голос не дрогнул.
Всё же сказывается опыт.
– Их судьбы были связаны с самого начала, если внимательно посмотреть. Их отношения были сложнее, чем то, что можно просто описать одним словом. Враги? Вынужденные союзники? Люди, рано познавшие вес власти и потерь и идущие параллельными дорогами? Он мог злиться на неё, мог ненавидеть её, мог завидовать ей, но она всегда была где-то там, незримым присутствием, тенью на грани его сознания… Символом того, чем он хотел бы быть, но не решался. И почему-то называл свою нерешительность невозможностью. Потому что у неё были тайны магии, и другие миры, и свобода делать, что вздумается – а у принца была клетка в виде дворца. Он ненавидел Королеву так отчаянно, что просто не мог забыть о её существовании. И мог ли он в итоге её не полюбить? Оглядываясь назад, это было предопределено. Как алая нить.
Я даже рассмеялся, потому что сейчас, говоря всё это вслух, ответ стал так очевиден.
Многое стало очевидно.
– Но принц был дурак, как уже упоминалось. Ему казалось, что впереди вечность, и что такое для бессмертных магов каждый новый день? Ему казалось, что бегать от любви – лучший способ обмануть судьбу… Принц построил своей возлюбленной такую же клетку, как та, в которой жил он сам – и втайне горевал, что она туда не приходит. Он втянул её в лживую игру, в которую играл сам с собой – и не понимал, что не так. Ну не глупо ли? Но принц был проклят, правом крови и судьбой. И, что уж там, самим собой. Такая вот сказка о глупости и ошибках.
– Довольно банальная.
– Говорю же, по всем пунктам согласен! И вот ведь незадача: даже исполнив свою мечту, добравшись до других миров, герой этой сказки всё равно притащил все свои ошибки с собой, представляешь? И вот, пока принц играл в салочки с тенями, бегая от судьбы, своих чувств и себя, его Королева ушла. И только тогда он понял, что без неё всё вокруг не имеет смысла – потому что лишь в ней он на самом деле видел смысл. Потому принц, как положено тупому герою (с кровью так просто не справишься, потому что) идёт к любой высшей сверхъестественной сущности и спрашивает, как добраться до возлюбленной… Но дело, конечно, не в любви. Не в той, которую обычно описывают в книгах, вот это точно… Я просто не хочу жить в мире, где её больше нет.
– Ну да. Это что угодно, но только не любовь, – вздохнул Пищуха скептически. Но меня уже не так просто было сбить с толку.
– Нет, ну она тоже, но не в ней суть. Может, она вообще после всей этой истории мою рожу видеть не захочет – и права будет, честно… Но это не важно. Это не про неё и не для неё, просто я – эгоист. Я хочу последовать за ней, потому что с самого начала хотел, но не осмеливался. Этот непревзойдённый властелин трусости, к вашим услугам!.. И злюсь на себя не только из-за чувства вины, но ещё и из-за собственной слабости… Я хочу последовать за ней, потому что хочу наконец-то выбрать свою судьбу. И сделаю это, с твоей помощью или без неё, Владыка Моррид. Вот тебе моя последняя правда.
6
– С последней ты, пожалуй, погорячился – будет ещё на твоём веку этих правд, как сухих листьев в лесу по осени, новая на каждый день и одна другой правдивей… Но ты добился своего. Я услышал тебя.
Я бы сплясал победный танец, помахивая хвостом, если бы не был так измождён предыдущим монологом.
Тир-и похвалил бы меня за отличную игру. Я не лгал, с другой стороны; с третьей – а не является ли правда лучшей ложью? Сколько раз я это проходил, и вот опять.
– Помочь… – сказал Пищуха. – Понимаешь, большой вопрос заключается в том, что именно станет помощью в данном случае. Ты ведь осознаешь, надеюсь, что не просто так пришёл сюда? Понимаешь, что являешься частью большой игры?
Я прищёлкнул языком.
– Всегда есть какая-нибудь большая игра, иначе не бывает. Что это меняет?
– Я говорю не об этом. Ты ведь понимаешь, что являешься божественным посланником, правда?
Я засмеялся бы, не будь обстоятельства такими серьёзными.
– Ну слушай, ты шутник, – сказал я. – Да, технически я – божественный посланник, без вариантов, к формулировке не придраться. Так получилось. Но ты говоришь это таким тоном, как будто всё суперсерьёзно и очень пафосно, и я тут ни больше ни меньше вершу судьбы мира. На деле же меня закинули сюда за шкирку, и я ничем особенно не занимаюсь, просто бултыхаюсь себе тихонечко и делаю своё…
– Я открою тебе секрет: именно так и меняют судьбы мира, – хмыкнул Пищуха. – Или ты думаешь, посланники приходят в мир, исполненные чувством собственной важности, знанием собственной миссии и глубиной одухотворённости? Боюсь, мне придётся тебя расстроить: так это работает только с откровенными психами. Либо одарёнными на всю голову героями… Ну или теми, кому с самого детства кто-то качественно и весело промывал мозги. А так, ты не поверишь, все мы тут тихонечко бултыхаемся и делаем своё. И если ты думаешь, что большинство посланников очень сильно хотели быть посланниками, или что-то такое по этому поводу ощущали, то я тебя разочарую. Так что да, ты – владыка у себя там, ты – тупая пушистая задница, а ещё ты – посланник, призванный изменить судьбу нашего мира. Здесь у нас, как говорится, три в одном.
Я задумчиво посмотрел на Пищуху.
– Ты хочешь сказать, что я сыграю в вашем с драконами милом междусобойчике какую-то решающе-судьбоносную роль?
– Ты её уже играешь, причём зачастую одним только фактом своего существования… Судьба – не вопрос выбора. Не в таких делах, по крайней мере. Она всегда находит путь. Если тебе суждено принести в мир великое лекарство, ты его принесёшь, даже если был монстром; если тебе суждено дать людям великое оружие, ты это сделаешь, даже являясь далёким от этого пацифистом, который всю жизнь пытался нести благо. Не вопрос выбора, как я и сказал. Возможно, к сожалению.
Если посмотреть с такой стороны…
Мне не нравится это осознавать, но я вижу, как может быть построена игра. Вспоминая слова и фразы, действия и бездействия…
– Ректор. Он знал, – оглядываясь назад, я не вижу никакого другого объяснения. – Он знал, что случится с Шийни. И позволил этому произойти.
– Двое сильнейших магов нитей на нашей стороне… Сомневаюсь, что он мог не знать. Но постарайся не зацикливаться на этом. В конце концов, если ты хочешь помощи в своём деле, именно он – тот, к кому тебе следует обратиться.
Я сжал зубы.
Я подумал о гаремном кошаке, который якобы любил Шийни, который звал её замуж…
Я подумал, что Шийни категорически не везло на мужчин. Можно ли считать это уделом паучьих королев? Или просто дурным вкусом? Ей не стоило доверять кошаку.
Ей не стоило любить меня – паршивый выбор, банальный, совсем не для неё.
Она могла бы оставаться идеальной Паучьей Королевой, холодной и лишённой глубоких привязанностей.
И тогда…
В любом случае, нам с гаремным кошаком теперь будет, о чём поговорить.
– О , вот только не нужно этого взгляда, – отрезал Моррид, и на этот раз слова его несли в себе немалый вес, ложась на мои плечи. Я всем своим телом ощутил вложенную в них силу. – Удел магов нитей – знать то, что они не могут или не имеют права изменить. Это вопрос ответственности и равновесия.
– Это вопрос цены и желания платить, – отрезал я. – И меня не устраивает, что Шийни почему-то расплачивается по нашим счетам.
Моррид бросил на меня быстрый взгляд, а потом отвернулся.
– Да. Я знаю, как это ощущается. Возможно лучше, чем ты можешь представить. Но я бы не советовал тебе бежать и мстить по этому поводу всем, кто попадётся под руку.
– Тогда мне пришлось бы начать с себя, – у меня нет права на самообман в этом вопросе. – В любом случае, почему ты считаешь, что гаремный ректор может мне помочь?
– Гаремный ректор?.. Впрочем ладно, я не хочу знать. Важно другое: лорд Бонифаций – не просто маг плетений, он – владыка алых нитей. И основной игрок на нашем с тобой текущем поле. По крайней мере, именно к нему стекается большинство нитей на нашей стороне. В том числе твоя.
– Это такой способ сказать, что он может убить меня в любой момент?
– Конечно может, если вдруг захочет, но речь совершенно не об этом. Я говорю тебе, что он, вполне вероятно, сможет помочь тебе последовать за Паучьей Королевой – если ты поможешь ему выиграть.
Неожиданная постановка вопроса.
– Как именно? Все эти его нити рвутся в Великой Тьме. Что он может сделать там, где речь идёт о богах и судьбах?
– Он может попросить за тебя. Он может помочь тебе последовать за ней. Он, собственно, единственный, кому подобное по силам.
– Объясни.
– Всё просто. Существует два способа получить то, чего ты желаешь. И первый, самый очевидный способ, для тебя не сработает, потому что невозможно разделить путь по воле только одного из партнёров. Да и, насколько я могу судить, не те у вас были отношения, чтобы хоть один ритуал разделения пути сработал…
– Потому что это для тех, кто уже един, в магии и целях, помыслах и опыте, боли и ясности, – скривился я, вспомнив тётушкино объяснение. – Никогда не про нас с ней, ты прав.
– Возможно, однажды, – ответил Моррид задумчиво. – Я слушал тебя сегодня, и я тебя услышал. Потому да. Возможно, однажды. Я не утверждаю, что это наверняка сработает, но определённая вероятность того, что вы разделите вечность на двоих, всё же есть. Но не сейчас. Даже если где-то там и зарыт шанс, вы оба банально не готовы. А значит, этот способ последовать за ней для тебя закрыт.
– Замечательно. И в чём же тогда…
– Но однажды вас связала алая нить. Эта связь истончится и со временем сойдёт на нет, конечно же. Но, если у тебя под рукой будет мастер алой нити, чтобы её укрепить; если боги явят свою волю; если ты сумеешь шагнуть во Тьму и последовать за ней; если ты выберешь алую нить, в конце концов, – если все эти неверные и маловероятные “если” соберутся в одной точке, ты сможешь последовать за ней, куда бы она ни отправилась, и каждый раз оказываться в той же самой игре, что и она.
Это…
– Ты должен понимать, что это не гарантирует счастливого финала. Совсем нет. С большой долей вероятности вы двое, запутавшись в нитях прошлых ошибок и сомнений, не сумеете построить ничего толкового, как и в родном мире не сумели. Обычно именно этим заканчиваются разговоры на тему “дайте нам только новый шанс, и мы всё исправим”. Обычно… И всё же, исключения возможны. Потому, если ты действительно хочешь повидать другие миры, примерить другие роли, познать грани своей силы и последовать за ней, ты можешь это сделать.
“Если”? Какое блин “если”? Да я всё, что угодно, перед гаремным кошаком спляшу, пущу в ход все возможные дальнобойные орудия, от лести до угроз, но заставлю его помочь мне!..
Он должен леди Шийни, в конце концов.
– О, вижу ответ в твоих глазах, – хмыкнул Пищуха. – Но прежде чем ты радостно побежишь, размахивая хвостом, добиваться своего в лучших традициях спускающегося в бездну героя я должен спросить: ты уверен, что готов оставить свою прошлую жизнь? Потому что тебе придётся это сделать. Если ты окажешься втянут в судьбы множества миров, не останется возможности сидеть на двух стульях.
– Я понимаю, – и чувствую от этого почти облегчение.
– Ну да, – прищурился Моррид, – похоже, твоя прошлая жизнь тебе действительно надоела до тошноты.
– Ты даже не представляешь, – я сам раньше не представлял. Не в полной мере.
Осознал только тогда, когда перед лицом подобной перспективы вместо страха всё потерять и начать жизнь с нуля почувствовал смутное облегчение.
И предвкушение.
– Интересно… Всё же, ты был прав, когда говорил, что по сути типичный маг. С самого начала это было не так уж и очевидно… Но тогда второй вопрос, тоже весьма серьёзный: ты понимаешь, что, пойдя на это, станешь орудием судьбы, не имеющим возможности просто так вырваться из оков?
– А разве не все мы там? – усмехнулся я. – В этом ведь суть паутины. Мы её плетём, и мы ей принадлежим. Есть миры, где она прочнее, миры с разной структурой. Но основной принцип будет везде един… По крайней мере, когда речь заходит о древе.
– Это тебе тоже тётушка сказала?
– Что, сразу понятно? Да, она.
– Ну что тебе ответить? Да, ты прав, это одинаково работает для всех. Но тут вот какое дело: когда не видишь гримёрки, намного проще обмануться блеском представления; когда не работаешь с нитями напрямую, намного проще верить в выбор и случайность… Считать себя свободным.
– Я был принцем и был владыкой; у меня нет иллюзий на тему свободы.
– Возможно. Или тебе так наивно кажется. В любом случае, если ты в это впишешься, нити не отпустят тебя так просто. Получится ли у вас что-то с этой любовью, лишь время покажет. Но, да или нет, назад ты повернуть всё равно не сможешь. Не просто так. Ты всё ещё будешь, как и она, магом нитей и их орудием. Пойми подлинный вес этого, прежде чем примешь решение, потому что оно протянется вперёд на множество лиц и жизней.
– Я понимаю, – не то чтобы это что-то меняло, если честно. – Спасибо.
7
– Маленький, жалкий кот…
– Глупенький король дураков…
– Мы сожрём тебя…
– Мы сделаем тебя одним из нас…
…
– И вам привет, ребят, – сказал я. – Давно не виделись.
Крысы заткнулись.
Судя по выражениям на серых мордах, охуели от такого развития событий они знатно, основательно.
Ну, я б на их месте тоже охуел, наверное.
Закономерная реакция на окончательно обнаглевший потенциальный обед, который вроде как сам к ним пришёл и теперь стоит, таращится, как на старых друзей, даже бежать не пытается…
Я не сошёл с ума, если что… Ну, может, разве что слегка.
Оно, на самом деле, случайно получилось.
После разговора с Пищухой, когда я убедился, что от Шийни не осталось тела (И это было облегчение, помнить, что она не мертва, не всерьёз, по крайней мере, не так, как это бывает с обычными людьми… Но я хотел видеть, хотел знать, хотел коснуться. Потому что дальше, если я правильно помню правила игры, у неё будет совсем другое тело, и не одно, множество воплощений, лиц и имён. Так было с тётушкой, по крайней мере. И я буду любить все эти лица, конечно, это её лица, в конце концов, но всё равно в это, самое первое, мне хотелось взглянуть ещё раз, обнять ещё раз, увидеть своими глазами, что с ней сделали, убедиться – или солгать себе – что ей не было больно, совсем, потому что…) …
Мне стоило вернуться в Академию.
Я знал это прекрасно, не совсем же я дурак. У меня там ученица неприсмотренная, великая мстя на подходе, два кошака территорию делят и непонятно, что вообще будет дальше – как тут не спешить?.. Но я не мог.
Не вот так вот сразу.
Завтра придут проблемы и задания, вопросы и ответы. Такие уж у “завтра” особенности, с ним всегда так. Но сейчас – сегодня я мог себе позволить рассыпаться на мелкие осколки, и собраться снова, и вдыхать полными лёгкими ночной зимний лес, и не существовать для всего остального мира.
Я шёл в темноте, которая воспринималась совсем иначе, если смотреть кошачьими глазами, слушал лесную мелодию и думал о том, как Шийни здесь понравилось бы. Как она ступала бы, не оставляя следов, лаская пальцами кору и плющ, оставляя за собой блестящий ковёр белого снега…
Я подумал о том, что обязан однажды разделить с ней такую прогулку, о том, какими мы станем – для нового, неизвестного мира, куда нас принесёт река. Я думал о новой жизни, новом лице, новой форме – и понял, что предвкушаю это, как тётушка нынче предвкушает каждую новую посланническую работу.
Помнится, первые дни, когда я только пришёл сюда, я стремился вернуться домой. Но теперь, оглядываясь на это – а действительно ли я хотел вернуться? Или просто не хотел принимать перемены? Потому что первое и второе, конечно же, совсем о разном.
Я ведь был отчаянно несчастлив всё это время. Этот непревзойдённый владыка нескольких царств непревзойдённо лгал самому себе, втягивая всё больше людей в свою ложь… И какие у меня были альтернативы? Я знал (или мне казалось, что я знаю), что я не могу выбраться из этого мира, перестать играть роль, предначертанную судьбой. И я беспомощно, глупо злился. По факту на свою беспомощность, но попадало всем вокруг…
Я поднял голову и посмотрел на звёзды.
Когда-то тётушка сказала, что искусство отпускать и умение любить – смежные материи. Я никогда не понимал этого, не в полной мере. “Обнять и не отпускать,” – не так ли обычно говорят о любви?
Но теперь я думаю о прошлой жизни. О пустом холодном дворце, построенном для женщины, которая никогда не стала бы в нём жить. О жёнах, которых я поманил обещанием любви и предложил взамен золотую клетку. О Минночке, и Лит-Тире, о тёте и дяде, о розочке и любимой лошади…
Люди и вещи, звери и растения…
Шутка вот в чём: я всегда отчаянно боялся того, что меня бросят.
Не называл это страхом, конечно. Чтобы признать свой страх, нужна честность перед самим собой, признанный страх не так уж и страшен, в этом тётя права. Нет, я находил тысячу других способов сказать это, избегая фразы “я боюсь”, но правда от этого не изменится, она проста и смешна: я всегда боялся быть оставленным, брошенным, не выбранным.
Вся моя бравада, все мои глупые решения во многом были только об этом.
Не то чтобы у меня совсем не было повода, конечно. У каждого человека есть своя собственная коллекция застывших следов, которые отпечатались на душе и не желают стираться, как ни бейся; в моём случае, я бы сказал, это целое кладбище, и нет смысла жечь палочки, чтобы дым умаслил призраков. Родители, и дядя с тётей, и наставник, и Пао-Пао…
Это было больно. А боль – эффективный, но слепой и ограниченный учитель.
Я всегда старался вцепиться в тех, кого любил, как осьминог, поставить их на полочку пылиться, как статуэтки из далёких мест. При этом я кричал всем, желающим слышать (и не желающим, но честно, попробуй меня не услышь), что любви не бывает, что мне плевать, если меня оставят позади – потому что кто ранит тебя, если до тебя не дотянуться, если ты самый сильный и самый лучший, если ты ранишь первым…
Очень банальные, на самом деле, вещи. Тысячи раз видел их на своём веку, но не замечал, глядя в зеркало.
Опять же, ничего нового.
Но, идя по ночному лесу, на острие принятого решения, по осколкам прошлого, я вдруг признался себе, почему тянулся к Шийни так отчаянно, почему цеплялся за Тир-и и Мин-Мин – и как в итоге это не помогало, потому что страх вроде моего рано или поздно отравляет всё.
Искусство отпускать и умение любить, а?
– Как так получается, тётя, что рано или поздно ты всегда оказываешься права?
– Никто не прав всегда, малыш, – мягко прошептал знакомый голос в ответ. – Не верь никому, кто утверждает, что всегда прав – ткань бытия слишком переменчива для слова всегда, правда слишком относительна, чтобы не быть сиюминутной… Я не предлагаю великую правду. Я всего лишь болтаю глупости там и тут – слова и истории, которые ты однажды вспомнишь, когда исполнится правило своевременности, когда понадобится открыть дверь. Во все остальные моменты они так и останутся глупостями, таково уж их свойство.
– Да, ты любишь об этом говори… – только тут до меня наконец дошла абсурдность происходящего. Я стремительно крутанулся на месте, но там, откуда нёсся шёпот, была только тьма ночного леса.
– Тётя? – спросил я тихо, с надеждой.
Я скучал.
Я сам кричал однажды, что не хочу их больше видеть, и они стали приходить так редко. Но тётушка была единственной настоящей матерью, которую я знал – матерью, которая не видела во мне одного только принца, – и я скучал, так отчаянно скучал по ней…
– Ты тут?
Тишина.
И мне хотелось кричать, рычать, истерить – но я ещё помнил, как она меня учила основам магии. “Чем громче ты сам, тем меньше шансов услышать мир вокруг.”
– Тётя? – выдохнул я снова, даже не шёпот, а так, намерение, прикосновение снежинок к лицу. – Ты здесь?
– Разумеется, меня здесь нет, – шёпот звучал отовсюду. Он складывался из шелеста, и шороха, и звона мороза, и падения снега. – Я очень далеко, малыш. Но ты сейчас на границе между мирами и правдами, собой и ещё собой, лесом и Тем Самым лесом. Здесь я всегда с тобой, вне времени и судьбы.
– Тётушка, – я едва не заплакал от облегчения. – Я натворил таких глупостей…
– Все поступки немного глупости.
– Да, наверное.
– Я рада за тебя.
– Да? Потому что лично я…
– Ты в большей степени ты, чем я видела когда-либо раньше. И твоя нынешняя дорога ведёт тебя к твоей подлинной сути. Я рада за тебя…
Шёпот стих. И, сколько бы я ни звал, больше не появлялся.
Наверное, не стоит слишком удивляться, что следующий же поворот тропинки вывел меня из леса прямо на окраину города. Ещё менее удивительным можно считать тот факт, что, стоило мне ступить на заснеженную улицу, как отовсюду зазвучал шёпот крыс и шелест и лап.
Удивило только одно: теперь крысы почему-то совсем не пугали.
– Хорошо, что я вас встретил, – сказал я им, – мне в любом случае надо связаться с вашим Королём.
8
Крысы смотрели на меня своими горящими глазами.
Объективно я понимал, что зрелище буквально создано для того, чтобы смущать неокрепшие умы – море сияющих алым точек, всюду, куда ни взгляни, – и я боялся, совсем недавно. Я ещё помню, как этот ужас выпивал из меня силы, лишал воли, как любое соприкосновение с крысами забирало кучу энергии, и казалось, что вот ещё немного, и я помру на радость врагам…
Я не знаю, что изменилось, на самом деле.
Даже не уверен, когда оно изменилось – хотя, мне кажется, только что, в лесу. Мне кажется, Пищуха что-то сделал со мной… Хотя, конечно, скорее он просто направил меня в нужном направлении. И тот факт, что я смог дотянуться до тётушки, намекает: пошёл я в кои-то веки туда, куда надо.
Инициация, она такая.
В любом случае, теперь крысы казались мне, в целом, обычными существами. В чём-то родными даже – они в чём-то часть Лит-Тира, разве нет?
Но даже не в этом суть.
Просто теперь я смотрел на них, слышал шёпот, ощущал тяжёлую ментальную ауру. Всё совсем как в прошлый раз.
И одновременно совсем не так.
Лит-Тир – Король Кошмаров, как Шийни. Как тётушка.
Первое правило кошмара гласит: он имеет власть над тобой, пока ты боишься того, что за ним стоит. Тётушка много раз объясняла мне механику этого. Странно ли осознавать, что то, что олицетворяют крысы, меня больше не пугает?..
Нет, если подумать, совсем не странно.
– Как это возможно? – прошелестела одна из призрачных крыс, выступив вперёд. – Как ты смог сбежать от этого долга?!
– Я не сбегал, – ответил я вполне откровенно, – не думаю, что побег мог бы тут сработать. Наоборот, на самом деле. Тут тот случай, когда, чем быстрее бежишь, тем быстрее оказываешься с вами лицом к лицу. Вы, ребята – это страх. Страх слабости, паранойя, боязнь потерять власть и упустить контроль, нежелание отвечать за свои преступления и признавать их… Вы не можете до меня дотянуться, пока вам тут нечего есть. Извините.
Они сомкнули кольцо плотнее – серо-алое призрачное море, растекающееся по улицам.
– Как такое возможно? Что за трюк?
Я не удержался и сочувственно потрепал возмущённого крыса по голове лапой.
Я могу получить просветление, но любви к театральности из меня так просто не убрать; тут, боюсь, никакое познание бесконечного не поможет.
– Прости и смирись, дружище: я действительно не твоя добыча. Тебе не дотянуться до того, кто больше не боится отпускать, падать на дно, терять и теряться. Понимаешь?
По рядам крыс снова волной пронёсся шёпот, но на этот раз слов было не разобрать – языковой барьер, чтоб его. Уверен, я успел услышать по меньшей мере полсотни наречий…
Но эта конкретная крыса разговаривала на знакомом мне языке, учитывая наречие и даже акцент. Не на мижмировом ментальном, или старомагическом, а на классическом имперском. И, если подумать…
Да ладно.
– Драгоценный кузен? – и по тому, как крыс дёрнулся, понял, что попал в точку.
