Текст книги "О кошках и мышках или Моё пушистое Величество 3 (СИ)"

Автор книги: Алиса Чернышова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)

Она сглотнула.

Проклятая улыбка наконец-то сползла с её лица.

– Пойти с тобой… С тобой – куда?.. Да нет, не важно, куда, мне всё равно. Важно другое: нас не отпустят, Снеж. Ты из другого мира, и, возможно, не понимаешь, но… Ты правда думаешь, я не хотела сбежать отсюда? Думаешь, я не ненавижу эту Академию?! Но бежать некуда, магов нынче не очень-то и выпускают до полного совершеннолетия. И, если даже мне разрешат перевестись в другой МУЗ теперь, когда мне есть восемнадцать, то мне точно не позволят взять тебя с собой. Понимаешь? И мы можем, конечно, просто сбежать, но тогда тебе не разблокируют силы, и нас будут разыскивать, и я не знаю…

– Я не говорил о том, чтобы сбежать в другой город или даже другую страну. Я имел в виду другой мир. Но только тебе выбирать, идти ли туда со мной.

Ван-Ван медленно моргнула.

– Другой мир, – повторила она тихо. – Это как… Я думала уехать в Тавельни или на Бакарские острова, куда-то подальше от драконов и их империи, куда-то, где примитивных магов больше ценят. Но новый мир! Это даже лучше! Это как начать всё заново в месте, где тебя никто не знает и даже теоретически не может знать? Оставить прошлое за спиной? Но это же мечта, Снеж!

Я только тихо фыркнул.

– Не знаю как насчёт мечты, милая. Просто не будет, это точно, придётся много колдовать и менять миры. Опять же… Некоторые вещи – это как бежать от собственного хвоста. Не думай, что другой мир магически исцелит всё, что в твоём сердце.

Она покачала головой.

– Ты совсем не понимаешь, правда, Снеж?.. Хочешь, открою тебе секрет?

– Валяй, удиви меня.

– Я не помню, когда мне в последний раз не было страшно выходить из комнаты, – прошептала она. – Я не помню, чтобы я не чувствовала себя, как в ловушке. Я думала, что в Академии всё изменится, и лучше стало, но в конечном итоге… Это всего лишь очередная клетка. И мне всегда страшно.

И это был, в своём роде, одновременно приговор и диагноз.

Я задумчиво смотрел на неё.

Я думал о том, что моей ученице по-настоящему нужна помощь толкового менталиста. Но не раньше, чем она сама позволит себе помочь. И здесь, где каждый первый слышал многое о её прошлом, вряд ли она будет готова принять помощь добровольно.

В конечном итоге, к желанию получить помощь тоже нужно прийти. И вряд ли оно её посетит в месте, которое кажется ей ловушкой – и не то чтобы совсем без повода.

Говоря об этом… Стоит ли мне предупредить её, что скоро у неё появятся новые родственники? Должен ли я рассказать историю её так называемых “родителей”?..

– У тебя есть немного времени, чтобы решить. И ты должна знать, что, если мы уйдём, тебе придётся оставить всё и всех за спиной.

Ван-Ван пожала плечами.

– Но у меня и так никого нет, правда? Я люблю Гэвина, конечно, но… – она отвернулась. – Может быть, я просто видела в нём что-то знакомое. Может быть, всё это время я тянулась к нему, чтобы хоть к кому-то тянуться. В конечном итоге, мы с ним оба – как сломанные игрушки, но только по-разному… С нами постоянно что-то не так, и мы совсем не такие, как хотели бы наши родители. И Адан тоже… Он такой же, как мы, вот что. Ты не думаешь, Снеж, что сломанные игрушки инстинктивно тянутся друг к другу?

Я помедлил, обдумывая ответ, и осторожно сказал:

– Вы не игрушки, и даже не сломанные. Ну… не до конца сломанные, по крайней мере. Вам просто не повезло с семьёй, всем по-разному, но по-сути – одинаково. Те, кто должен был о вас заботиться, потерялись в собственных безумиях и натворили дел. Очень масштабно натворили.

– Ну, моим со мной просто не повезло. Они хоро…

– Даже не заканчивай, – отрезал я. – Давай спать, ученица.

– ..Расскажешь мне, что на самом деле случилось с Гэвином?

Я помедлил.

– А знаешь, расскажу. И начну с того, что в итоге он оказался куда менее безнадёжным, чем казалось со стороны. Настолько небезнадежным, что даже его личный демон в это поверил…

И я всё рассказал.

43

Утро началось с того, что нам официально запретили покидать свои этажи. По крайней мере, самостоятельно.

Завтрак девушкам принесли в столовую на этаже, на обед обещали проводить. В остальное время нас попросили оставаться в комнатах. Комендант общежития прочла короткую лекцию о безопасности и установленных барьерах.

Какая бы у меня ни развилась непереносимость слова “безопасность” за время краткого знакомства с Найделлами, я не мог не признать, что в данном случае меры объяснимы и оправданы: учитывая всё, что в Академии творится, было бы немного даже странно, если бы какие-то меры они не соизволили ввести.

Плохо только, что Ван-Ван переносила происходящее довольно тяжело.

– Они никогда раньше не закрывали нас в комнате, – сказала она тихо, – разве они имеют на это право?

Я посмотрел на её одеревеневшее тело, на побелевшие костяшки и сжатые кулаки.

Плохо дело, господа. А ведь сегодня ещё и её новые родственники могут явиться…

– Мы сможем выбраться, если будет нужно, – пообещал я. Что, разумеется, означало буквально: “Ты не в ловушке”.

..То, что иногда людям на грани слома жизненно важно услышать.

– Да, – пробормотала Ван-Ван. И, слегка разморозившись, полезла под кровать проверять свою походную сумку.

Я уже успел понять, что это – своего рода успокаивающий ритуал для неё. Теперь я даже знал, почему.

– Снеж… Когда мы уезжаем? Ну, в другой мир?

– ..После Нового Года, – мне больше не обязательно ориентироваться на назначенные кошаком сроки, но что-то мне подсказывает, что именно к тому моменту я смогу окончательно выполнить свою часть сделки. – Так что у тебя будет время передумать.

– С чего бы я захотела передумать?

Я снова прикинул, не стоит ли мне поговорить с ней заранее, подготовив тем самым и ко встрече с родственниками, и к новостям о её происхождении. Но насколько это было бы правильно? Я могу рассказать часть, и тогда она встревожится ещё больше; я могу рассказать всё, но тогда неизвестно, какой будет реакция. Более того, какой бы хорошей актрисой моя ученица ни была, я не думаю, что она сможет достаточно достоверно изобразить незнание, когда её будут расспрашивать. И это тоже может добавить отдельные проблемы и непонимания.

..Однако, промолчать в данной ситуации равно позволить огромному весу обрушиться на неё в одночасье. И кто знает, насколько осторожны будут её собеседники…

Я был вынужден мысленно признать: иногда быть чьим-то опекуном и учителем значит сталкиваться с вопросами без правильного ответа (или, быть может, это значит – быть родителем?). Это как с властелинствованием, на самом деле – пока ты юн и горяч, ты всерьёз думаешь, что уж ты-то сможешь всё сделать правильно, в отличие от (нужное подставить). Но потом случается жизнь, и в итоге единственное, что ты на самом деле можешь – смириться с несовершенством мира и пытаться выбирать из двух паршивых вариантов менее паршивый.

Я, в итоге, решил Ван-Ван ничего заранее не говорить. Есть правды, к которым толком не подготовишь, в конце концов.

С ними остаётся только смириться.

– Как думаешь, нас выпустят отрабатывать наказание в библиотеку? – спросила Ван-Ван. – Или придётся целый день здесь сидеть?

Она явно надеялась, что удастся пойти отработать наказание. Что как бы…

Я отметил про себя, что рано или поздно мне, как учителю, придётся заняться этой проблемой. Её неумение справляться с подобными ситуациями – слабость, причём серьёзная.

Но прямо сейчас было явно не лучшее время и место, чтобы пытаться ставить на место хрупкую конструкцию из соплей и палок, которая по совместительству была её психикой. Это будет работа тонкая, уже понятно, и займёт она не один год. Одним глубокомысленным разговором на отвлечённые темы тут ничего не поправишь.

Вместо того я присел рядом с ней, неслышно предлагая свою поддержку, и спокойно ответил:

– Мы так или так после обеда сбежим, просто чтобы прогуляться и разведать обстановку. Так что не переживай об этом особенно, ладно? Я найду повод.

Ван-Ван быстро кивнула и ещё немного расслабилась.

Успех надо было закреплять.

– Почитай, – предложил я, – возьми одну из твоих любимых.

Книги были её спасением и способом выжить, в конце концов. И, даже если в некоторых ментальных учениях и считается, что побег от реальности – штука плохая, это всё ещё лучше большинства альтернатив.

– Я не хочу, – ответила она тихо, – они врут.

– Извини, повтори?

– Все эти книги. Они врут всё насчёт любви.

Хм.

И вроде бы я должен был бы радоваться такому развитию событий, но не получалось.

– Воля твоя, – ответил я мягко, – но ты должна знать, что никакая это не ложь. Просто многое зависит от того, как именно ты их понимаешь.

Ван-Ван удивлённо посмотрела на меня. В её взгляде появилось что-то острое и почти злое.

– Что с тобой не так, Снеж, правда? Или ты просто любишь со мной спорить, неважно о чём?.. Ты хотел меня переубедить. Я признаю: ты был прав, а я – нет. Я признаю: любовь – просто одна большая сказка, для меня так точно. Я поняла, чему ты хотел научить меня, о учитель! Что дальше?!

Я вздохнул и уставился в потолок.

Мне очень ярко вспомнилось, как тётушка во время последнего своего визита заявила: “Да что же вы все слушать слушаете, а понимаете то не так, то не тем, то не вовремя!”

Как по мне, идеальное описание текущей проблемы.

– Слушай, – сказал я, – любовь из твоих книг – это красивая сказка, которой забивают мозги девочкам, где надо и где не очень. Но это не значит, что её не бывает, не значит, что не стоит получать удовольствие от чтения и проживать эти все мини-жизни вместе с твоими книгами. В этом нет ничего дурного. Я пытался тебя образумить не для того, чтобы ты во всём разуверилась. Я однажды так разуверился, и вот что я тебе скажу: слепо верить и слепо не верить – две стороны одной глупости, где самое важное слово всё же “слепо”. И я пытался достучаться до тебя, потому что девы твоего возраста… Да ладно, если честно, порой разных возрастов… Очень часто верят, что любовь – главное в их жизни, может заменить всё, победить всё, включая законы природы и здравый смысл, оправдать всё, что отдельная ловушка сама по себе… Это может быть верно на каком-то этапе, но в среднем всё же – неправда. Но это не значит, что всё, сказанное о любви, ложь и ерунда. Я сам понял это не сразу, но… Чтобы начинать искать любовь, надо для начала найти себя. Чем цельнее человек, тем цельнее его чувства, вот и вся разгадка.

Ван-Ван фыркнула:

– Тогда у меня нет шансов, потому что со мной всё не так! Я никогда не буду…

– О, не начинай! “Со мной что-то не так”, “я никогда не”… Я понимаю, что ты сама себя сейчас считаешь ужасно взрослой, со всеми “сейчас или никогда”, выстроившимися в голове в ряд, но поверь этому трёхсотлетнему величеству: с тобой всё так, и чего только не будет в этой твоей жизни, которая впереди. Может быть, и любовь будет, отчего бы ей не быть?.. А может, ты из тех, с кем великая любовь не случается, и так тоже бывает. Для кого-то это выбор, кому-то просто не судьба. И поверь, иногда это не проклятие, а везение. Иногда нет, и люди всю жизнь сожалеют о том, чего не в силах найти… В общем, ребёнок, ты не узнаешь, как оно работает для тебя лично, пока не пойдёшь и не попробуешь. Потому что нет другого способа узнать. Ни книги, ни добрые советчики тебе не расскажут, каковы они для тебя – жизнь, любовь, магия, дорога… ты можешь слышать чужие голоса, но окончательно решать двоим: судьбе и тебе.

– Ты хочешь сказать, что любовь – не главное в жизни.

– У кого как. Но она не обязана быть главной, потому что на свете полно других интересных вещей. Правда ведь в том, что любовь, как магический талант, не всем даётся (и не всем к добру, но это уже вопрос другой). И, как магия опять же, любовь растёт, меняется и трансформируется вместе с человеком. Именно на это в своё время рассчитывали, выдавая дочерей замуж при первой же возможности и делая браки нерасторжимыми. Но это… тоже работает далеко не всегда.

– Я когда-то думала, что умею любить, – сказала Ван-Ван. – Я так радовалась, когда полюбила Гэвина. Но теперь я… Я просто врала самой себе… Если я так легко готова отказаться от него, то это никакая не любовь, так?

“Да, в твоём случае,” – подумал я, но вслух не сказал.

– Не обязательно, и любовь бывает разной. Первая любовь вообще очень часто смешна и разрушительна. Как долго ты любила Гэвина, наблюдая со стороны?

– Ну… Два года или около?..

Ох, ребёнок…

– И ты считаешь, этого не достаточно, чтобы доказать, что любить ты умеешь?

– Нет! Потому что стоило мне действительно приблизиться к нему, действительно обнять его, и поцеловать, как вдруг… Он как будто бы перестал мне быть так уж интересен?..

– Ну да, случается сплошь и рядом, особенно в юности. У некоторых потом не проходит, если что, потому ты ещё легко отделалась… Ты не первая и не последняя, кто влюбляется не в человека, а в образ и собственные фантазии. Что далеко ходить? Я таким был. Я всю свою юность думал, что хочу жениться на своей подруге детства. Она отказывалась, но я интриговал, и распугивал любых кандидатов на её руку или постель… Мне стыдно признаваться, но она почти до тридцати лет не рисковала заводить ни с кем никаких отношений, опасаясь (и не зря), что я этого просто так не спущу. Я не опускался до насилия, но демонстрировал миру всеми доступными способами, что она моя…

– Но она совсем не любила тебя в ответ? – Ван-Ван явно была готова плакать над моей горькой судьбой, не понимая, что тут впору плакать над моим идиотизмом.

– Разве что как брата. Но больше тебе скажу: я тоже не любил её, как женщину. Дело было не в ней самой, а в том, что она значила для меня, в желании обладать и чувствовать себя цельным. Я откровенно не думаю, что из нас могла бы получиться хоть какая-то пара. Но только позже, повзрослев, я понял, какой же ерундой на самом деле страдал. И что вся моя “великая любовь” (о которой, кстати, написали пару книг) на деле произрастала из страхов и комплексов, ничего больше. И тот факт, что она не согласилась потакать моим глупостям, на деле – очень даже счастливый конец. Просто я не сразу это понял.

– Ты думаешь, у меня тот случай, когда оставить Гэвина позади – это счастливый конец?

– Да, для вас обоих. И в этом нет ничего плохого, это не значит, что с тобой или с ним в этом плане что-то не так. Просто любовь не всегда во благо, такова жизнь. Иногда высший акт любви – вовремя отпустить друг друга. Удручающе часто это вообще лучшее, что люди могут сделать.

– Ради любви надо быть на всё готовым…

– Именно. Даже отпускать. А отдавать ради любви всё – зачастую опасная идея. Особенно если речь идёт о том, кто не отвечает взаимностью. Вы с Гэвином… ты просто пыталась найти опору и смысл хоть в чём-то. И знай, что многие в твоём возрасте делают то же самое. Но не делай по этому поводу какие-то выводы насчёт правды, лжи и твоей собственной способности любить. Ты недостаточно для этого повидала.

Ван-Ван нахохлилась.

– Ты, наверное, прав… Твои слова звучат так скучно по сравнению с тем, что обычно говорят о любви. Она спасает от всего, она – самая могущественная сила на свете, она непременно всех победит и все двери откроет, она… Вот что обычно говорят. И я всегда очень в это верила. Я верю книгам. Мне надо было верить во что-то хорошее, и я выбрала любовь, потому что…

– Потому что это было самым разумным.

– Да… Но теперь, я совсем запуталась, Снеж. Придёт Адан, у него всё так сложно, и мы должны были обсуждать новые тезисы о любви. И что я скажу ему? Что больше не верю в то, во что верила только вчера?

– Не вижу проблемы. Неспособность меняться, как по мне – это разновидность безумия, а не благодетель. Я спорил об этом до хрипоты с любителями “мы всегда так ехали” идеи, неспособными признать, что меняется всё. Могу поспорить и с собственной ученицей, если действительно нужно. Скажу вот что: нет хуже ошибки, чем цепляться за ту тебя, которая была вчера.

– И всё же… Впрочем, я могу сказать Адану, что он был прав. Но…

– Пф. Конечно он не был прав. Он знает о любви примерно столько же, сколько и ты. И я не люблю размахивать идеей “старшие всегда правы”, потому что всё же она оправдывается хорошо если в двух третях случаев, что бы там ни говорили по этому поводу наши мудрецы. Опять же, старшие должны оставлять младшим их право на ошибки, тут не может быть второго мнения, потому что никому не дано знать, какая ошибка окажется в итоге лучшим решением в жизни. Но слушай, малышка… Я искал любовь, отрицал её, бегал от неё, считал её ложью и врагом. Я использовал женские иллюзии, и завоевал больше царств через постель, чем через войну – потому что лучше одна сломанная жизнь, чем тысячи. И, когда я искал, кого использовать, первым моим вариантом были амбициозные девы. Вторым – те, что верят в любовь. Как ты. Потому я знаю, о чём говорю, чуть лучше, чем ты или Адан. Я знаю, как здравый смысл отказывает даже лучшим, когда дело доходит до этой вашей любви.

– Снеж… Ты…

– О да. Я. Женщины любят сказки о прекрасных принцах-драконах, и я был идеальной приманкой. Для всех, кроме той, в любви которой я не смел бы признаться, потому что это была бы правда, и я боялся правды, как типичный трус… Все эти сюжеты, которые есть в твоих книгах – я много повидал их за свои скромные триста. Видел вынужденные браки, которые оборачивались катастрофой, или убийством одного из участников, или несчастьем – видел и случаи, когда люди в таком браке умудрялись привязаться друг к другу так или иначе. Видел тех, кто научился смиряться с насилием, тех, кто сбежал и тех, кто сломался. Я видел, как обычно кончались истории с властными героями, и злодеями, и принцами, и кого там ещё в этих твоих книгах любят? Это были очень разные финалы. Очень редко “счастливые” в общественном понимании этого слова. Но что вообще такое, этот их счастливый финал? В реальной жизни у людей случается, ну знаешь, жизнь. И человеческие отношения никогда не безоблачны. Но по шкале от полного кошмара до таинственного “счастливого конца”, что бы он ни значил, все эти сюжеты чаще скатывались ближе к первому. Не всегда, признаю, потому что в жизни бывает разное. Но видишь ли, вот в чём проблема с твоей верой в эти книги, вот почему я пытался её поколебать: они рассказывают только о тех, для кого всё по определению закончилось хорошо. Твой конец счастлив!.. Ура!.. Но никто в таких книгах не пишет о других возможных исходах. И в этом заключается их невольная ложь, которую должен понимать читающий, которая может быть опасна для юной девы; но это не значит, что они во всём лгут. Не значит, что Адан, тоже оперирующий исключительно книжными фактами, больше прав, чем ты. Вы оба, в разные стороны, но одинаково слепы. Я тоже слеп, как и вообще все; но я видел больше. И пока что, здесь и сейчас, я уверен полностью только в одном тезисе насчёт любви.

– Каком?

– Любовь – это выбор.

44

*

– Снеж… Я не думаю… Любовь ведь не выбирают, и это общеизвестно.

– Общеизвестная чушь. Очередная. То есть как… правда – для первоначального влечения, для желания, для личных предпочтений, для влюблённости… Тебе не выбирать, к кому тебя тянет, и такое не создать на пустом месте. Ты не заставишь другого тебя желать, не создашь искру там, где её нет. Никакие “я стану для тебя лучше” тоже не сработают. Тебе не изменить обстоятельств, потому что да, судьба в игре. Всё так. Но то, что лежит дальше – только выбор. В конце концов, если мы не говорим о случаях в стиле “они полюбили друг друга и через неделю умерли в один день”, то нет там никакого “конца”, за которым лежит неведомое и бескрайнее счастье. Единственный конец текущей истории – это смерть, в остальных случаях история продолжается. День за днём, год за годом. Вот в чём штука: пока ты жив, никакой это не конец. Понимаешь?

Она медленно кивнула. Она смотрела на меня большими глазами и слушала очень внимательно; инстинктивно я чувствовал, что именно сейчас мне в полной мере удалось до неё достучаться.

– Любовь – это выбирать друг друга. День за днём, год за годом, вопреки ветру и сомнениям… Вот просыпаться – и выбирать. А когда ты начинаешь раз за разом делать другой выбор… Обычно говорят, мол, “любовь прошла”. Но правда в том, что по той или иной причине ты просто не готов больше выбирать этого человека. И так случается; и в таких случаях лучшее, что ты можешь сделать – быть честным с собой и другими. Мало кому сей трюк удаётся, и от этого много проблем… Мы не выбираем, в кого влюбляться, но выбираем, кого любить. Вот твой ответ.

Ван-Ван сглотнула.

– И ты имеешь в виду, что я влюбилась в Гэвина, но в итоге выбрала не любить его…

– Именно. Как оно и должно быть. Так что, как видишь, всё с тобой так. Ты даже не проиграла, хотя многие порой воспринимают такие вещи, как проигрыш. Ты просто пережила свою первую любовь, с чем я тебя от всей души поздравляю. Тебе будет что вспомнить! Ну разве это не хорошая новость?

Она моргнула на меня, а потом неуверенно улыбнулась. Неуверенно, но куда более искренне, чем раньше.

Я мысленно поздравил самого себя с успехом.

– Кстати, всё забываю спросить: а что за проклятие ты наложила на юношу из леса?

Ван-Ван отвела глаза.

– Оно… погружает человека в сон, где он должен проживать в вариациях, как он причиняет другим боль. Сон прервётся, когда он сможет выбрать опцию “не причинять”. Если нет, то иллюзорное царство поглотит его. Всё просто.

Я нечто подобное подозревал. И не то чтобы считал, что эта штука ему не пойдёт на пользу; более того, судя по реакции Пищухи, тот тоже думал, что ученику не повредит встреча с подсознанием. Как-нибудь уж Владыка Моррид проследит, чтобы парень выбрался и не спятил.

Но – “просто сделала”? Если я хоть что-то понимаю в подобных делах, то это по-настоящему высокий уровень хтонической магии.

– Так уж просто?

Ван-Ван пожала плечами.

– Ну… мне подобные вещи всегда хорошо давались? Отправлять людей в сон-порог, задавая направление. Это, на самом деле, чуть ли не единственное, что у меня хорошо получается, кроме рукоделия… Только вот оно бесполезное. И выходит косо-криво. Можно использовать только совсем уж на врагах.

Ну-ну.

Такая мелочь, подвластная парочке-троечке мастеров во всём моём мире, у неё вдруг косо-криво выходит – в её-то возрасте.

Бедная девочка.

– О, и почему же? На ком ты пробовала?

Ван-Ван отвернулась, помедлила.

– Сначала на учителе, но ему такие вещи нипочём, он просто помогал мне тренироваться. Потом… Однажды, когда отец был очень строг, я подумала, что могу…

Она запнулась.

Ну да, этого мне тоже следовало ожидать.

– Ты хотела – что? Напугать его?

– Нет. Нет! Может немного. Просто, ну… поговорить с ним во сне, чтобы он, наконец, услышал.

Да знаю конечно.

Менталисты, рождённые в семье не-магов – это в принципе отдельная разновидность прекрасного. Особенно если менталист могущественный.

Часто родители хотят себе идеального ребёнка, пытаясь из него слепить всё что угодно, кроме собственно него. Но и в обратную сторону это тоже работает, и ещё как! Почти все проходят “я хочу себе других родителей” фазу, в более или менее сложной форме. Именно потому в таком количестве сказок присутствует сюжет с тайной рождения.

Кто-то на этом этапе ограничивается парой мелких обещаний вроде “я не вырасту таким же занудой”. Более тяжёлые случаи всю жизнь бегают кругами, активно доказывая всем, кому наплевать, что они совсем не такие.

На фоне этого менталисты и маги схожих сфер, которые действительно могут повлиять на чужой разум… Скажем, не Ван-Ван первая, кто думал, что может что-то исправить с помощью магии.

И не первая, кто закономерно ошибся.

– ..Это должно было сработать нормально! Это было лёгкое воздействие! Или мне так казалось. Но эффект оказался… очень плохим.

Ну да, тут мы подходим к краеугольному камню менталистики. Или к “Что могло пойти не так?” её части.

Оно в целом могло сработать, теоретически, если сделано нормальным мастером. Обычно такие вещи подкрепляют разговорами, медитациями и зельями, но даже без того они работают: разговаривать с подсознанием во сне намного проще, человек находит ответы, до которых без того бы не докопался, придавленный весом повседневной суеты.

Проблема только в том, что так называемый папочка Ван-Ван изначально был психически не сильно здоровым человеком. Не знаю, в какой степени, сложно оценивать, что там безумие, а что просто скотство, – но уж точно не той личностью, проблемы которой можно исправить парочкой пережитых во сне порогов. Добавить сюда Ван-Ван, не умеющую контролировать своё могущество – получи рецепт катастрофы.

– Насколько плохо это было?

– Довольно… плохо. Он не просыпался несколько дней, звал меня во сне, снова путая моё имя, говорил странные вещи… Потом проснулся, но всё не стало лучше. Намного хуже. Он впал в одно из своих… странных состояний. Я… стала думать, как сбежать, вскоре после этого. И потом, с Белиндой… Я не вру, когда говорю, что не собиралась ей вредить. Я специально использовала духа, чтобы не наделать ошибок самой – но всё равно навредила ей… Я плоха в пороговых снах, Снеж. Я могу их использовать только против врагов.

– Ну да. Или, может быть, проблема в том, что тонкостям подобных вещей учатся столетиями? Я даже не знаю, какой из вариантов выбрать! – фыркнул я. – Но пока что – да, ты можешь использовать это только против тех, у кого шкура потолще и менталка постабильней. Тот парень в этом плане логичный выбор, признаю. Но… почему ты атаковала его? Из-за Гэвина?

– ..Да, – она отвела глаза. – Теперь я понимаю, что, возможно, мне вообще не стоило в это вмешиваться…

Ну хотя бы понимает.

– И почему же ты так думаешь? – в таких случаях всегда лучше перепроверять, чего они там напонимали, чтобы потом не получилось неловко.

Она отвела глаза.

– Там всё сложно на самом деле, не так ли? С этим парнем стражи сделали какие-то ужасные вещи. Его семья… В этой истории в целом очень много ужасных вещей. И я не знаю… Не мне судить.

Я посмотрел на лапы.

– Рад слышать, что ты правильно понимаешь. Знаешь, у ужасных вещей есть свойство: они затягивают, как водоворот, всех, кто случайно коснётся. Это несправедливо, это жестоко, как и сама жизнь – но сколько я повидал таких водоворотов, в которые одного за другим тянуло ни в чём (или точнее конкретно в этом) неповинных людей… И знаешь что? Есть универсальное правило: если ты не имеешь достаточно сил и средств, чтобы добраться до центра воронки и остановить вращение – даже не пытайся вмешаться. Старайся отдалиться как можно дальше. Не самый красивый, но самый лучший совет, какой только можно дать в подобной ситуации. И ты сама уже однажды так сделала. Ты понимаешь?

– Да…

– Вот и отлично. Дела Фроннов – не твоя забота. Ты проявила свои чувства к Гэвину, отомстив за его брата и отправив меня к его фамилиару. Я сделал всё, что имело смысл. Но дальше пообещай мне не вмешиваться. Это не твоя грязь, нечего в ней плавать. Понятно?

– Да.

– Обещаешь?

– Да…

– Вот и хорошо. На этом оптимистичном моменте…

Я собирался было посоветовать Ван-Ван всё же расслабиться с книгой в обнимку, но тут в дверь постучали.

Но вовсе не те, кого я ожидал.

– Пришёл проверить, всё ли у тебя в порядке, – сказал Адан, – и принести кое-что.

Он протянул Ван-Ван браслет вроде тех, что носили местные старосты.

– Я попросил у родителей сделать пропуск для тебя, – сказал он. – Я подумал… В общем, я не хотел бы снова оказаться в ситуации, когда я закрыт где-то без возможности выйти, без особого повода и по приказу кого-то, кто имеет надо мной власть. Мне показалось, что для тебя это может работать так же.

Ван-Ван даже подскочила на месте.

– Я могу идти, куда хочу?!

– Именно, – улыбнулся Орди слегка неловкой улыбкой. – Просто будь осторожна и не забывай взять с собой фамилиара: в Академии нынче и правда очень весело… В связи с чем мне нужно идти.

Ван-Ван прикусила губу, потом быстро позвала:

– Адан!

Он повернулся и посмотрел на неё.

– ..Это касается твоих родителей. На их след вышли люди, и…

Улыбка Адана стала широкой и чрезмерно зубастой.

– И?.. – протянул он. – Спасибо что волнуешься, но не переживай обо мне, пожалуйста. Я хочу этого.

– Правда?..

– Хочу ли я, чтобы всё, что они строили, развалилось с радостным грохотом? Чтобы ни одно слово лжи, в которую я заставил других людей поверить, больше не воспринималось никем всерьёз?.. Мы никогда не говорили об этом, но ты знаешь обо мне, не так ли?

Ван-Ван сглотнула.

– Не всё, но… Кое-что. Я… поняла, почему мне снился кот с разноцветными полосками. И многое другое поняла тоже. Я не знаю всего. Но ты уверен, что это безопасно для тебя?

Адан улыбнулся ещё шире.

– Я уверен. И мне правда нужно идти. У меня есть пара срочных дел.

– Будь осторожен!

– Я буду.

Мы с Ван-Ван задумчиво посмотрели на закрытую дверь.

– Как ты думаешь, он правда будет в порядке?

Я фыркнул.

– В порядке? Он танцует на граблях саморазрушения и сам понятия не имеет, что делает. Ему кажется, что он хочет мести, или что-то исправить, или ещё нечто в таком же роде, но это всё, я так подозреваю, прикрытие для очень глупой и очень большой боли. Проблема только в том, что на эту самую боль у него есть серьёзные причины, и я не уверен, поглотит ли она его в итоге… Впрочем, мы так или так скоро узнаем. Одно хорошо: у нас теперь, по крайней мере, есть пропуск. И знаешь что?

– Что?

– Я не думаю, что он врёт, рассказывая о том, как занят. Но он нашёл время, чтобы позаботиться, чтобы тебе не было страшно и некомфортно.

– Это мило.

– Нет. Это – выбор.

45

Проблемы и неожиданные разоблачения всё же явились по наши души.

Для меня, конечно, в разоблачениях не было ничего неожиданного, потому что всю историю я более ли менее знал. Но теперь мне пришлось узнавать всё во второй раз с Ван-Ван на пару, что непросто само по себе.

Наблюдая, как нервно моя подопечная осматривается по сторонам в комнате для визитов, как подрагивают её руки и губы, я в который раз спросил себя: знать или не знать? Что вообще правильней в целом – и в подобной ситуации?..

И ведь даже серьёзные учения ментального здоровья не сходятся в одной точке единогласно.

Одни говорят: только пережив случившееся полностью, приняв его и пережевав, обсудив и переварив, ты сможешь идти дальше. В общем, это подразумевает много топтания, висение над метафорической пропастью, а в качестве главного лекарства – правда и ничего кроме правды. Тогда мол станет легче. В таких школах попытки правду не искать считаются отрицанием, которое явление не слишком хорошее. Честность, с другой стороны, приравнивается к единственному фундаменту, на котором можно построить нормальные отношения.

С другой стороны, видал я и школы, которые говорят, что правда в чистом виде есть только за Гранью. Здесь, в мире живых, существует для нас только правда, данная нам нашими семью чувствами. Что делает каждого из нас по умолчанию необъективным. Потому не стоит гоняться за ответами, которые ничего не изменят, и не стоит выбирать честность там, где лучше для всех отпустить и оставить в прошлом.