Текст книги "Polo или зеленые оковы (СИ)"
Автор книги: Алексей Зайцев
Соавторы: Владимир Федоров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 58 страниц)
–Нет.– Закричал кто-то в эфире.– Отец, стой полоумный!!!
Странник последний раз бросил свой усталый взгляд на уютную теплую Цватпу, на свое детище– установку, на флагман. Прощайте.
–Et ne nos inducas in tentationem. Sed libera nos a malo.– Произнес Отец и рванул, что было сил, на себя штурвал.
Лишенный основного и исправных вспомогательных гравикомпенсаторов, шлюп затрясся. Отца вдавило в кресло. Что закружилась голова и сдавило дыхание. Вот она, синяя пелена первой ступени установки.
Вспышка. Другая. Третья… Пятая… Чернота. Отец откинул штурвал. Чернота была непроницаемая. Он отключил светофильтры. На радаре исчезли и Цватпа, и солнце, и эскадра конфедерации. Исчезло все. Отец привстал со своего кресла и вгляделся в носовой иллюминатор. Ничего. Одна чернота. Ни звезд, ни пыли. Лишь слабый треск в эфире.
–Борт,– испуганно вполголоса спросил Отец.– Доложить обстановку.
–Борт не определяет своего местоположения. Внешних ориентиров нет. Радиоволн нет. Излучения нет.
Отец испугался. Что-то пошло не так. Где могла быть ошибка в расчетах? Может, его занесло в другое нерасчетное время, к примеру, задолго до Большого Взрыва? Или его занесло в другое положение в пространстве вдали от вселенной? Может, он находится сейчас где-нибудь меж вселенными, куда и солнечный свет не успел долететь? В теории все было гладко. Он вспомнил свою теорию, которую разработал в глобальной базе данных, которая объясняла, что кратчайшее расстояние между двумя точками– не есть прямая линия. Если на листке бумаги поставить две точки и соединить их прямой линией– это будет кратчайшее расстояние, объяснимое в Евклидовой геометрии. В пространстве эту модель можно себе представить так: сложить лист бумаги так, чтобы точки соприкасались друг с другом. И соединить их еще одной точкой пространства. Это в теории. На практике практически невозможно искривить большой объем глобального пространства, значит нужно искривить пространство транспортного средства, которое и будет недостающим звеном между двух отдаленно расположенных точек. Установка изменяла саму сущность шлюпа, отправляя его в другое измерение, в гиперпространство. Теоретически гиперпространственный переход должен осуществляться мгновенно, однако в действительности этого не происходило. Получается, что Отец застрял в гиперпространстве? Отца бросило в холодный пот, он зажмурился от страха, представив себе мучительную смерть от нехватки воды и еды, от удушья и холода. В полном одиночестве. Один на один с самим собой.
И тут Отец чуть не заревел от боли. Его будто серпом ударили по глазам. Раздался оглушительный взрыв и яркая вспышка света. Оглушенный он еще некоторое время сидел в своем кресле, боясь поднять глаза на носовой иллюминатор. Он протирал глаза тыльной поверхностью кисти. Глаза наполнились слезами. В ушах звенело, словно в голове бил набат. Черт знает что. Отец выключил светофильтры на носовом иллюминаторе, а теперь пожинал плоды своей рассеянности.
–Борт, включить светофильтры,– проревел Отец, по-прежнему ничего не видя.– Что же это такое, что со мной?
Носовой иллюминатор заволокло серой пеленой и в салоне стемнело. Мало-помалу Отец привыкал к новому освещению. Сначала он начал различать пальцы, которыми непрерывно тер глаза. Затем увидел мерцающие лампочки приборной панели. Затем рассмотрел и голографическую карту, на которой обозначилось светило с десятью планетами, вращающимися вокруг звезды. Третья планета от солнца была обозначена как Земля.
Земля!!! Это была Земля! Отец вскочил с кресла. Земля! Ее с детства знакомые очертания не спутать ни с одной планетой всех чертовых вселенных на свете. Вот две полярные шапки, в которые родная планета кутается, когда холодно. Вот Африка и Мадагаскар, предполагаемая родина всего человечества. Вот она Италия, словно изломанный в походах римский сапог, покрытый саваном облаков. Вон они, едва различимые с такой высоты, фьорды Норвегии, вот виден, будто голова дракона, Кольский полуостров, окруженный Белым морем. Вот она Русь. Вечная, израненная, избитая, но не побежденная Родина. Вон видны родные Уральские горы. Нужно только напрячь зрение и они будут видны. Вон, едва заметная полоска– Урал. Здравствуй Земля! Здравствуй Русь! Здравствуй Родина! Сколько вам лет?
Глава 8.
Отец снял шлем и радостно воскликнул:
–Получилось! Вот же цватпахи. Вот же федералы не доделанные. Получилось! Вот уж не думал. Поздравляю себя.
Надежда– прекрасное чувство, она пришла в этот мир вслед за любовью, а уходит из него последней. Отец надеялся, что все получится, но тень сомнения всегда глодала его душу. Вдруг не получится, вдруг что-нибудь будет не так. Стоило ему появиться около родной планеты, он приказал бортовой автоматике определить положение шлюпа, Земли и планет Солнечной системы.
Земля движется вокруг солнца со скоростью один оборот за один год. Марс движется вокруг солнца за шесть сот восемьдесят семь суток, Юпитер почти за двенадцать лет, Уран за восемьдесят четыре года. Плутон делает полный оборот вокруг светила за двести сорок семь с небольшим лет, а Кваоар движется вокруг Солнца со скоростью двести восемьдесят восемь лет за один оборот. Учитывая все это, зная положение планет в конкретный момент времени, можно достаточно точно рассчитать абсолютное время при темпоральных перемещениях.
Обработав полученные сведения в глобальной базе данных, Отец убедился, что расчетное и фактическое время отличались друг от друга на пару– тройку секунд. В этом случае погрешность не являлась критической. До момента аварии брата оставалось около двенадцати часов. Значит, Отец успеет сесть неподалеку от аварии и остановит машину. Аварии не случится. Завтра будет суббота, можно предположить, что они смогут весело провести время. Решено. Приземляемся.
Отец активировал оптическую систему наблюдения над планетой. Увеличив отрезок дороги, проходящей через Кичигинский бор, где должен был скоро разбиться брат, Отец дал команду автопилоту снизиться в сотне метров среди кустов и сосен от места будущей аварии. Топливо подходило к концу, но на посадку хватит. Шлюп начал снижение. Над Кичигино смеркалось. Осенние сумерки, сдобренные вечерним туманом и черными тучами, скрывали посадку звездного скитальца. Отца маскировка тревожила в очень незначительной степени. Его мало волновало, увидит его посадку много народа или не увидит никто. Главное– это брат. Его нужно спасти. Времени предостаточно.
Шлюп плавно вошел в атмосферу, его стала волновать атмосферная турбулентность, на которую израненная посудина отзывалась мелкой дрожью, однако держалась. Свое дело сделало и защитное поле, не дав машине сильно трястись. Шлюп аккуратно сел меж сосен в полутора ста метрах от дороги, едва поцарапав тормозными двигателями стройные стволы высоких деревьев. Сквозь длинные ряды сосен проглядывалась трасса. В это время суток движение по дороге не было оживленным, однако нет-нет, сверкая фарами, проносилась легковушка или, фырча, медленно полз по ней трактор. Дорога на этом участке не была освещена. Сквозь промозглую серость осеннего вечера полотно трассы выглядело черной лентой, скучающей во тьме.
Отец выскочил из шлюпа. Родина! Земля! Как давно мы не виделись, как давно я не дышал твоим пряным воздухом, способным излечить любой душевный недуг. Это ли не ностальгия? Это ли не праздник, который всегда с тобой? Отца охватила дрожь от холодной сырости вечернего леса. Ветра не было, однако холодные осенние лесные испарения заставили зубы Отца придти в движение, отбивая мерный быстрый ритм. Отец от холода схватился за бока и стал подскакивать на месте. Бог мой, какой я стал жирный, подумал Отец, ощупывая себя. Широкие шорты и короткая майка из грубого волокна, которые сшили страннику цватпахи, ничуть не согревали изнеженное в лучах теплого далекого солнца тело скитальца. Босые ноги мерзли так, что хотелось их откусить и выбросить. Холодная липкая роса пристала к щиколоткам и бедрам, от этого становилось еще холоднее. Отец прыгал меж деревьев, подгибая под себя то одну то другую ногу, он тер себя по бокам, дул в кулаки, матерился, на чем стоит свет. Ему было хорошо. Очень много ему пришлось пережить и пройти, чтобы вернуться к себе домой, на свою старую любимую Землю, в свой тихий двадцать первый век. Его грело это отрадное ощущение дома, даже этот холод и грубая одежда были для него отрадой. Он снова был дома.
Отец подумал, что он уже позабыл, какую тему они проходили в институте. Еще сегодня, по текущему времени он был в институте, и уже больше года собственного времени он отсутствовал. Но это все ерунда, утешал себя Отец, все образуется. Вспомнить недолго. С тех пор как наши предки придумали письменность, обучение перестало быть особенной проблемой. Главное– он дома.
Отец вышел к дороге. Его уже трясло, будто он съел змею. Вдоль края леса дул ветерок, который показался Отцу вьюгой. Он припал к асфальту и глубоко вдохнул этот воздух, которым дышит путь. Он пахнет странствиями и приключениями, надеждой и разочарованием. Он пахнет сданной сессией, и бессонными ночами. Этот воздух пахнет истертыми шинами и пролитым машинным маслом. Когда Отец уже не мог терпеть этот собачий холод, он бросился к шлюпу и в две секунды забрался в свой скафандр, который тут же согрел его. Разгуливать в тяжелом монтажном скафандре не может быть и речи, да и объяснять каждому встречному, почему у него такой наряд не хотелось.
–Борт, у меня такой разговор. Когда появится мой брат на дороге, это произойдет чуть более чем через десять часов, ты должен включить все твои детекторы. Все, понимаешь? Темпоральные, магнитные, гравитационные, все…– Начал, было, Отец, но был прерван бортовым сухим баритоном.
–Борт не оборудован темпоральными фиксирующими устройствами.– Сухо доложил автомат.
–Мне плевать, что у тебя есть, понимаешь? У меня нет вообще ничего, поэтому кроме твоих приборов мне никто и ничто не поможет. Короче, дело к ночи, включаешь все свое следящее оборудование и фиксируешь до тех пор, пока я тебе не прикажу отключиться. Ясно? Батареи хватит тебе?– Спросил Отец, нежась в тепле скафандра.
–Ясно,– ответил борт сразу на дюжину вопросов Отца.
–Коли ясно, тогда исполняй.– Изрек Отец.
Странник оставил входной люк открытым, чтобы насладиться вечерней осеней прохладой, запахом Родины и дома. В лесу застрекотала сорока, где-то вдали закуковала кукушка. Странно, подумал Отец, уже поздно для кукушки, чего она раскричалась? Мимо, урча, неслись машины по трассе. Отец сидел на краю шлюпа, свесив за борт ноги, закованные в прочные космические латы, и думал. Когда скиталец приехал сюда с Леликом, он проходил где-то здесь, потому что после осмотра машины немедля углубился в лес. Шлюпа здесь не было, он бы бросился в глаза, значит, нужно шлюп отсюда убрать. Этим можно заняться позже. Прикрыть его ветками, засыпать мхом, что-нибудь такое. Сейчас Отец, тот который еще не улетал в будущее, спит себе тихонько в общаге и ему снится всякая дребедень. Завтра поутру он с Леликом объявится в лесу. Нельзя допустить такой встречи, чем это может закончиться– неизвестно. Поскольку Отец не встретил здесь себя самого, значит второй Отец, перенесший тяготы темпорального перемещения и странствия по гиперпространству, должен отсюда исчезнуть, и он исчезнет. Отец выйдет на трассу за несколько десятков метров до аварии, остановит машину с братом, и они вместе доберутся до города. Лелик уедет домой, не дождавшись первого Отца, второй же вернется на стареньком Форде. Потом жизнь вернется в свое русло. Осталось немного времени, и все загадки решатся сами собой. Ура, подумал Отец.
Он ужасно соскучился по своему брату. Он, как Alter Ego, как частичка души, как неотъемлемая часть прошлого и как опора в будущем, его однояйцевый близнец. Без него очень тяжело. Отец привык, что они с первой минуты рождения были рядом. Они были как два глаза, работающих в конвергенции, как два уха, воспринимающих стерео, как пара ног, не будь одной из них– не было бы и пути. Дэн, ничего, скоро я избавлю тебя от старухи с косой. Мы снова будем вместе.
Как здорово оказаться дома, думал Отец, сидя на порожке спасательного шлюпа, после долгого отсутствия, все кажется особенно дорогим и близким. Эти сосны, их я сроду никогда не видал, а сейчас они мне дороже всех хвойных кустов Цватпы, эти опавшие листья осины, которая растет вперемешку с соснами, уже почерневшие от осенней сырости и холода, значат больше, чем такие же листья, только через несколько сотен лет. Этот душистый воздух с едва уловимым запахом битума и бензина роднее чистого воздуха, которым он дышал на Армстронге или на Марсе. Там не было запахов ни бензина, ни машинного масла, ни жженой солярки, которую разбрасывают нечистоплотные трактора. И нет любви.
А здесь воздух такой нежный и шелковистый, кажется им невозможно надышаться и нельзя сказать: хватить, теперь можно и на Марс. Скоро здесь будет брат, и будет еще лучше, ведь не зря же провидение подарило этому миру двух людей сразу, двух братьев, выросших из одной крохотной клеточки. В этом есть какой-то смысл, и никто не вправе разрушать великое таинство Всевышнего просто так, просто потому, что так захотелось вдруг.
–Борт, сколько времени?– Спросил через плечо Отец.
–До контрольной точки осталось восемь часов … минут.– Сухо ответил баритон.
–Ни чего себе,– удивился Отец.– Это ты моего брата называешь контрольной точкой?
Борт игнорировал его замечания. Заложенные поведенческие имитации в спасательном шлюпе не были такими гибкими, как у модератора виртуального пространства. Отцу, в общем, на это было наплевать. Он и не собирался заводить себе друга– летающую консервную банку, которая, к тому же приписана к Марсианскому летному отряду через несколько веков вперед.
–Ладно, займемся маскировкой.– Подумал Отец.
Стемнело. Скрипучие высокие сосны затихли, отходя ко сну. Отец метался меж деревьев, собирая опавшие лапы сосен и сухие ветки. Он сносил все к шлюпу и набрасывал на него. Работать в скафандре было нелегко. Шлем Отец оставил в шлюпе, дышалось свободно, однако тяжелый монтажный скафандр забирал последние силы. Отцу спать не хотелось. Он очнулся ото сна всего несколько часов назад относительного времени, а посему был бодр и счастлив. Дело продвигалось медленно, однако если долго мучиться– что-нибудь получится. Мало помалу Отец набросил достаточно сухих веток на шлюп, чтобы его можно было принять за очень большой шалаш.
Ладно, подумал Отец, на первый раз хватит, если что, утром еще накидаю. Странник направился к шлюпу. Оставалось еще около шести часов до встречи с братом. Понемногу осенняя чернь тускнела, небо уже не было таким черным как ночью. Приближалось утро. Холод еще крепче обнял осенний лес. Капельки росы выступили на павшей хвое, утренний туман навис над сущим, скрывая детали пробуждения. Нет-нет стали слышны несмелые писки лесных пичуг, лес потрескивал своими сучьями. Небо на востоке посветлело. Отец оставил не заваленным лишь вход в шлюп, а посему мог свободно в него забраться и предаваться мыслям.
Он вспомнил тот давний разговор с Басмачом в далеком будущем. Виртуальный друг рассказывал, что было обнаружено два незаконных темпоральных перемещения. Первый– когда цватпахи устроили свой эксперимент с новой своей установкой. Отец их даже начал подозревать, что это они утащили брата. Но, на нет и суда нет. Второе темпоральное возмущение– это когда он сам вернулся с этой же установки в свое время. Удивительно устроены законы времени. Ведь если бы у Отца было больше времени на Цватпе, он, прежде чем самому пуститься в рискованное путешествие во времени, испытал бы установку. Значит, испытание– было бы вторым возмущением времени, а, следовательно, Отец никогда не смог бы вернуться назад в прошлое. Может быть федералам нужно сказать спасибо, что они внезапно появились и заставили Отца, рискуя всем, броситься в неизведанное приключение на еще не изученной установке. Быть может, если бы не они, Отец никогда не смог бы вернуться к себе на Родину. Кто его знает, что Отец оставил там, в далеком будущем, на Цватпе? Быть может, установка взорвалась и уничтожила вслед за собой и планету? Будем надеяться, что нет. Отец поправил эту ошибку.
Установка, которую собрали цватпахи в первом исполнении, забросила кусок льда в гиперпространство, захватив часть его самого, что и повлекло за собой взрыв в ста пятидесяти тысячах километров от планеты. Третий закон Ньютона объяснял это. Сила действия равна силе противодействия. Если цватпахи отправили кусок льда весом около тонны, они, дабы соблюсти равновесие меж мирами, обязаны были принять в наше пространство частичку измерения по ту сторону нашего мироощущения. Может, в этом самом гиперпространстве тоже был взрыв, вызванный куском замерзшей воды? Может, там кто-то пострадал? Будем надеяться, нет. Вероятность попадания куска льда из нашего мира в мир, населенный живыми существами другого пространства– ничтожна. Отец в своей модификации установки обошел нежелательные последствия следующим образом. В нашем пространстве он создавал резерв пространства для другого измерения. Пока тело из нашего мира будет находиться в гиперпространстве, часть чужого пространства будет находиться в резервуаре, защищенном защитным полем от нашего пространства. Как только тело, пущенное установкой, покинет другой мир, кусок чужого пространства вернется к себе. Теоретически никакого взрыва в нашем мире быть не могло. Кто его знает, как это получилось In vivo? Наверное, Отцу это уже никогда не узнать. Сам он не превратился в пыль в гиперпространстве, поскольку шлюп оборудован защитным полем. В его случае это сработало, а, значит, Vivat Pater. Интересно только, почему он задержался в гиперпространстве? В теории перемещение должно быть мгновенным. Он не должен был заметить гиперпространственный переход, почему же случилось иначе? Ведь он несколько минут, наполненных диким ужасом, провел в другом пространстве. Наверное, когда-нибудь этому найдут объяснение. А если Отец не узнает ответ на этот вопрос немедля, он все-таки сможет прожить еще долгую жизнь.
Время тянулось, как ириска, солнце уже лениво показало этому миру свой бок, и увидав такое бесстыдство, небо покраснело. Ночные тучи, скрывавшие от взора далекие звезды, понемногу рассеивались, обнажив рваные куски синего неба. Задул первый ветерок, шевеля еще не успевшую отвалиться желтую листву одиноких осин. Величавые сосны, будто не замечая происходящих перемен, лениво перешептывались в вышине. Запели птахи, заставляя пробудиться ото сна живых. Когда проходит ночь, на душу спускается грусть. Неясное томление в груди шевелит тонкие ниточки былых надежд. Как будто прошла жизнь, как будто не будет больше в мире ничего хорошего, будто праздник, который только что был всюду, грубо оборвался и никогда не наступит вновь. А всего-то закончилась ночь.
Отец вскакивал со своего уступка на порожке шлюпа и расхаживал по лесу. Он снова спустился к дороге, одинокой в этот час. Подошел к сосне, которая в далеком его прошлом остановила машину брата. Сейчас вокруг нее не было стеклянной крошки, на было разбитой машины и вывернутых колес, не было разбросанной аварией щепкой коры. Может, это никогда и не произойдет, если план Отца сработает? Может, получится остановить судьбу? А почему, собственно говоря, не получится? Что с Отцом не так. Слишком много он пережил, чтобы этого не произошло. Отец все сделает правильно, судьба останется довольна, Отец предотвратил гибель великого плана, начертанного фатумом.
Приближалось время «Ч». Оставалось около получаса до появления брата. Солнце уже высоко взошло. Движение на трассе участилось. Была суббота, которая заставляла колхозников отправляться из теплых домов кого в поле, кого в сельпо за водкой, а кого и в город за покупками.
Отец разделся в своем шлюпе до куцых шорт с рубахой. Теплый тяжелый скафандр он забросил в дальний угол шлюпа, где находилась циновка с компьютером. Циновка. Отец забрал ее с собой, завернулся, как мог, чтобы осенняя дрожь не так сильно тревожила его.
–Борт, включить следящую аппаратуру,– скомандовал Отец.– Если что-то не включишь, а я замечу, разберу тебя на лом, чтобы наделать расчесок, понял?
–Следящая аппаратура включена.– С грустью в голосе доложила бортовая автоматика.
–Сколько времени?– Спросил Отец.
–До контрольной точки осталось двадцать минут.
Все, пора, подумал Отец, и, завернувшись потуже в грубую циновку, отправился к дороге. Отойдя на тридцать метров от сосны, Отец уселся на придорожный камень. Пролетающие мимо машины иногда притормаживали около него, чтобы посмотреть на бомжа, которому так холодно этим осенним утром. Отец иногда показывал нескромные жесты или поворачивался седалищными буграми к особенно любопытным. Но вскоре ему это наскучило и он принялся созерцать природу.
В небе пронеслась стайка воробьев, гонимых прохладой и голодом. Они, весело чирикнув, скрылись в кроне осины, стоящей возле дороги. Невдалеке паслись гуси, важно переходя вброд ручеек, вытекавший из леса. Это, видимо, тот ручеек, который завтра в лесу буду переходить и я, подумал Отец. Интересно, что это было, галлюцинация или нет? В этом лесу я встретил мужика, который был сильно похож на Дэна, а, может, это мне привиделось, когда меня забрали в будущее? Странно. Кроме меня здесь никого нет. До ближайшей деревни– километров семь-восемь, может больше. Вероятно, кто-нибудь из грибников забрел в лес этим утром, а я принял его за брата?
Отец вскочил с камня. На пригорке, в нескольких сотнях метров, из-за поворота появилась серая машина. Она приближалась. Серый старый форд. Отец выждал еще несколько секунд. Это машина брата, в этом уже не может быть никаких сомнений. Вот уже и различим силуэт родного негодяя. 528 ВАМ значилось на номере. Это брат! Дэн! Бродяга! Отец бросился наперерез к машине и, как ветряная мельница, замахал руками.
–Стой, Дэн, стой, твою мать.– Отец кричал что было сил. Он рад был видеть брата.
В машине он был один. Аленки не было. Точно так и есть, как это было определено алгоритмами в глобальной базе. Аленка не покидала родной город этим утром. А вот Дэн, он– вот он.
–Стой, куда несешься,– пуще прежнего замахал руками Отец.
Дэн, проехал мимо, чуть отклонившись от Отца, словно от чумы, махнул на него рукой, что-то прокричал, жестикулируя. Поскольку жестикуляция, которой он сопровождал свою речь, не была двусмысленной, Отец заключил, что брат использовал в своей речи ненормативную лексику. Машина, чуть вильнув в сторону, пронеслась мимо Отца.
–Что же ты делаешь, ублюдок,– прокричал Отец.
Но не успел он это произнести, как ослепительная вспышка полыхнула в машине. Не было ни взрыва, ни толчка или раската. Только ослепительный яркий свет заполнил машину, казалось, что включили софиты и театральные юпитеры в крохотной кабине маленького форда и все утонуло в божественном ярком свете. Свет исчез так же внезапно, как и вспыхнул. Машины на всем ходу сошла с трассы и с грохотом врезалась в сосну.
Отец бросился к машине. Бежать было недалеко. Он забыл про ночь, полную тревог и постройки шалаша вокруг шлюпа, он позабыл про утренний холод, про ноги, которые успел поранить о камни возле обочины. Отец несся к брату. Эту картину он видел. Сосна, вокруг которой сложилась машина. Разбитые стекла, колеса, вывернутые наружу, баранка отлетела куда-то в сторону. Брата нигде не было. Не было видно ни кровинки, ни волосинки, будто брата никогда и не было в этой машине.
Отец опустился возле разбитой машины. Что же это такое получается? Брат куда-то девался. Цватпахи здесь ни при чем, звери из будущего, что завтра заберут его, тоже ни при чем. Куда же тогда делся брат. Взрыва не было. Тут что-то другое. Отец закрыл лицо руками. План рухнул. Нужно было, наверное, забежать больше вперед, чтобы попытаться остановить машину. Нужно было натаскать на трассу кучу камней или перегородить путь дубиной, чтобы он не смог проехать. Но теперь все в прошлом. Ах, если бы можно было вернуть снова в прошлое, пусть не надолго. Он бы смог. Но почему он не остановился? Наверное, он меня не узнал, с горечью подумал Отец. Почему он меня не узнал? Неужели я так сильно изменился за истекший год? Наверное, все дело в моем рубище.
Отец не брился несколько прошедших дней, но неужели щетина так смогла преобразить его, что родной брат, который видел его и в более худшем виде, не смог узнать его? Что за чушь. Может, все дело в утреннем тумане? А, быть может, Дэн просто не ожидал здесь, в Кичигинском бору встретить единокровного брата, вдали от родины и далеко от института? Все может быть, все может статься. Отец поднялся с земли. Дворники молотили по остаткам стекла. Тук-тук-тук. Это чертово тук-тук-тук. Отец помнил. Как все это было. Еще сутки машина будет обнимать своим искореженным боком сосну и дворники будут молотить, отбивая свой печальный такт.
Возле обочины остановилась легковушка, из которой вышел респектабельный мужик с золотыми часами на запястьях и в солнцезащитных очках с золотой оправой. Он недоверчиво посмотрел на Отца, будто оценивая его и не веря, что у бомжа может быть такая машина.
–Эй, ты,– с брезгливостью в голосе прокричал он,– с тобой все в порядке?
–Пошел ты на …, козел …– Крикнул в ответ ему Отец.
–Ты кого козлом назвал, ты, … кошачья.– Закричал мужик в негодовании.
Отец его уже не слышал, он развернулся и пошел в лес, где его ждал шлюп и блаженное тепло монтажного скафандра.
–Ты, …, идиот, я тебя, козел, достану из-под земли…– Продолжал распаляться мужик.
Возле обочины останавливались машины. Несколько любопытных водителей покинули свои авто и приблизились к старому разбитому Форду, осматривая его и вслух рассуждая, как же его угораздило так распластаться. Вокруг сосны собралось уже десятка два народа, когда Отец углубился в чащу.
Он определил по куче нанесенного ночью хвороста, где находится шлюп. Сейчас мы посмотрим, что за энергии тут бушевали, подумал Отец. Хорошо, что я сообразил включить слежение за братом, может, сейчас что-нибудь прояснится. Он уже подходил к шлюпу, как что-то хлопнуло. Шлюп исчез прямо на глазах, будто его здесь никогда и не было. Ни вспышки, ни грома, только ответная воздушная волна известила окрест, что шлюпа больше нет. Она несла Отца к месту, где только что стояла машина. Отец увертывался от сосен, проплывавших мимо, но сила волны была очень велика. Он ударился головой о камень и потерял сознание. Сверху на него посыпались ветки, которыми был укрыт шлюп.
–Вон смотри, солдаты приехали, сейчас в армию забирать станут.– Причитала соседка.
Отец открыл от удивления рот, и ложка ароматного борща, удобренного деревенской сметаной, очутилась у него во рту. Челюсти заработали, обрабатывая и без того разваренное мясо и мелкие ломтики картошки.
–А автомат дадут?– Спросил он.
–И автомат дадут, и посмотрят, что мы с тобой суп съели. Ешь хорошо. Вон смотри, командир в тот дом зашел, смотрит, кого в армию забрать.– Заговорила теть Валя.
Еще ложка борща обдала сосочки языка своим душистым мясным ароматом. Отец вытаращил свои огромные голубые глазенки, ища взглядом и душою грозного командира, следящего, чтобы все дети ели суп. Теть Валя накрошила полную миску белого хлебного мякиша, чтобы было вкуснее.
–Смотри, сейчас Витька Лисин в дверь стучать будет. Ух, этот Витька. Третьего дня он стучал в дверь, чуть не сломал, не берет его душу Бог. Всю ночь спать не давал. Сейчас и к нам стучать станет, давай, скорее ешь, не то уведет наш суп.
Отец не поверил бы, не убедись он сам, что на свете есть такое вероломство, как Лисин Витька. Он стучал ко всем соседям в двери, отнимая у соседей суп. Он даже громко кричал и ругался, если ему не открывали дверь. Лисин всю дорогу голодный и злой.
–Вот Витька сейчас сходит в аптеку, поправиться и будет стучать.– Говорила теть Валя, накладывая в рот очередную ложку борща со сметаной и мякишем.– От всегда такой, только пива выпьет.
Где-то что-то упало в доме, и гулкий стук разнесся по подъезду.
–Идет. Витька сейчас станет у нас суп забирать. Ешь скорее, мой хороший. Мы не дадим ему. Скажем, уходи, Витька Лисин, нет у нас больше супа, мы все съели. Вот так и скажем. Супостат. Вечёр, с дружками напились, так чуть душу не вытряхнули из меня. Так колотили в дверь,– тихонько проговорила теть Валя.
–А зачем,– Отец от удивления открыл рот.
–А вот за тем и стучал, закусить ему хотелось, а я тебе, видишь, супика схоронила, ешь, давай, вот так. Вот так. А вон смотри, тетка с дядькой в окно заглядывают, тоже сейчас к нам постучаться, скажут, мы супика хотим. А мы им тоже не дадим. Уж ежели от Витьки Лисина ночью отбились, так вам и подавно ничего не перепадет. Вот так.– Говорила теть Валя и накладывала в рот борща.
Отец ел и удивлялся, как много в мире голодных людей. Что Витька Лисин, который, как стемнеет, стучится в дверь, что тетка с дядькой, заглядывающие в окно, справиться, нет ли в доме супа. А есть хотелось и без того. Очень бурный день сегодня выдался. Мама ушла на работу, оставила малыша на попечение соседке тете Вале, уж она-то не оставит сорванца голодным. Брат остался у бабушки на ночевку, а маленький Сашка Яшин решил провести этот день дома. В животе урчало. Он хотел есть, а тут еще и солдаты с автоматами, ходили и смотрели, кабы кто не забыл съесть свой суп. А тут еще и машина приехала во двор, чтобы забрать мусор из больших красных контейнеров, как тут от удивления не открыть рот.
–Вон, смотри, сейчас уедет, и мы посмотрим, когда Витька Лисин вернется.– Ткнула в окно на большой грузовик толстым пальцем теть Валя.
С тетей Валей мир становился интереснее. Она знала все. Она знала, что этот мужик со своей женой, что мельком бросили взгляд на его окно, хотят есть. Ей было ведомо, что небольшой тентованый грузовик, которой всегда в это время стоит под окном, привез солдат проверять детские аппетиты. Она знала, что Витька Лисин очень голоден и ему не дает покоя мысль, что Санька есть ароматный соседский борщ. Она рассказала, что проходящая мимо старуха уже стащила у какого-нибудь раззявы суп и несет его своим деткам.
Маленький Санька ел и ел свой борщ, которой ловко подкладывала теть Валя в рот, стоило ему было моргнуть, и ему было почему-то холодно. У него ныла спина и руки. Почему? Может потому, что он неподвижно сидит на стуле? Нет. Он вообще лежит. А почему так холодно? Ведь он надел на ноги теплые шерстяные носки, которые сначала кололись, а потом, вдруг, стали бархатистыми. Нет. Ноги-то голые. Он лежит без носков. А почему так хочется есть? Он кушает суп, а голод становится все пуще. А потому, что он не ел уже много дней подряд. Тогда почему у него так ломит затылок и почему на лице хворост?
