Текст книги "Polo или зеленые оковы (СИ)"
Автор книги: Алексей Зайцев
Соавторы: Владимир Федоров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 58 страниц)
Наконец движение спасательной посудины стабилизировалось. Постоянное прямолинейное движение никоим образом не отражалось на сердечно сосудистой системе. Дыхание Отца стало ровнее и глубже, пульс несколько участился. Ушел цианоз губ, кончики пальцев порозовели. Сатурация вернулась на 95 процентов. Отец выжил. Слава Всевышнему. Этот немыслимый прыжок Отец проделал впервые за всю историю человечества. Даже самому смелому полету инженерной мысли не привиделось бы такое испытание технического тандема человека и машины в обычных условиях. И само конструкторское решение о прочности и расчетной резистентности машины к перегрузкам было лишь гипотетическим. Никто и не посмел бы провести испытание при таких показателях перегрузок с человеком на борту. Да и не нашлось бы на всем свете нормального человека, изъявившего добровольное согласие на подобного рода издевательство над организмом. Прав оказался этот необыкновенный Трибун. Его расчеты были верны. Отец выдержал, хотя имел все шансы отправиться к праотцам.
Веки пилота дрогнули. Отец отстегнул фиксирующие ремни.
Он не помнил, как потерял сознание. В голове остались лишь смутные воспоминания о футболе, к которому Отец абсолютно ровно дышал, о теннисе, в который хотел научиться играть по-настоящему, о Рыжей, которую он любил больше всего на свете, о сыне, которого он никогда не видел и, по всей вероятности, никогда не увидит. Во рту остался привкус железа. Эта чертова кровь. Почему она на вкус не ванильная, к примеру, или не апельсиновая? Почему всегда железо? Он встал и начал растирать затекшие конечности, прошелся по шлюпу и попил воды, у которой вкус был, словно из унитаза. Хотя Отец никогда не прикладывался к фаянсовому трону, по его мнению, этот вкус должен быть именно таким. Вероятно это все от крови, скопившейся во рту за время этого головокружительного променада по Млечному Пути.
Отец размялся, походил, попрыгал, насколько это вообще возможно в условиях маленькой посудины. Проверил все системы кораблика. По всей видимости, Отцу еще повезло. Значительных поломок не было, если не считать основной гравикомпенсатор. Жизнеобеспечение не пострадало, значит жить можно. Это уже полбеды. Лучше быть красивым, молодым и богатым, подумал Отец, чем страшным, старым и больным. Без гравикомпенсатора можно лететь на уже набранной скорости, его отсутствие станет препятствием к дальнейшим прыжкам. Хорошо, что он не сломался раньше. В его отсутствие Отца вместе со шлюпом размазало бы по этому сектору галактики, что даже современные медицинские технологии не смогли бы его восстановить.
– Компьютер, где мы находимся?– Спросил он.
Время шло, Отец слонялся по шлюпу, словно медведь в жару. Наконец, ему это наскучило и, надев шлем, он вернулся в базу. Время хороший врач, и ужасно плохой косметолог.
Как было все давно. Давно он учился со своими сверстниками в институте, давно ему пришлось сорваться с места и отправиться на поиски своего потерянного брата. Давно его забрали в далекое будущее, давно он встретился с Рыжей. Как это все было давно. Отец очень устал. Еще сегодня он был на Земле, еще сегодня он летел с Мормоном на Марс. Все еще сегодня он побывал на мертвом Плутоне. Еще сегодня неприветливый Харон одолжил ему спасательный шлюп, на котором Отцу суждено пролететь в безумной скачке через всю галактику. Еще сегодня он пересек орбиту десятой и последней планеты солнечной системы– Кваоара. Все это было сегодня, и вот теперь, он, Отец, одинокий в своих скитаниях находится в неделе лета до Цватпахов, в неизученном и неприветливом уголке космического пространства, где он никогда не был, где его никто не знает и никто не ждет.
Ну, что же. Все реки текут. Акценты смещаются согласно бегу времени и событий. Он здесь, его не может не быть здесь, коль скоро он все равно прилетел. Значит, нужно выпутываться из этой ситуации. По другому нельзя.
База. Отец вернулся в тихий уголок зеленой заводи, скрытой от непогод дубом и могучими вязами. Невдалеке шумел водопад, расточая окрест мириады сверкающих, словно изумруды, брызг. На поляне остались низенькие стульчики и стол, заваленный рыбьей чешуей, да полупустые бокалы с пивом. На берегу, на корточках сидел Басмач спиной к Отцу, подбрасывая в руке разноцветные речные камни. Казалось, виртуальный собеседник не замечал ничего вокруг. Отец подошел легкой поступью и шлепнул своего мультимедийного компаньона по плечу:
–Здорово, недруг! Чем дышишь?
–Ах, это ты… Заходи, давненько тебя видно не было.
–Никак соскучился?– С улыбкой спросил Отец. Вид давнего своего друга несколько взбодрил его.
–Нисколько.– Сказал Басмач, вставая на ноги.– Еще бы пару– тройку лет тебя не видать, вот бы жизнь настала.
–Не говори… только от меня тебе будет трудно отделаться. Ты– праздник, который всегда со мной.
–Ты, я вижу, все-таки улетел с Земли. Отец, у тебя с головой очень большие проблемы. Чего тебе на Земле не сиделось?– Басмач театрально вскинул в воздух руки.– Благодать-то, какая. Не то, что в твоем каменном веке. Что ты там делать будешь?
–Тебе не понять.– Сказал Отец, присаживаясь на низенький стульчик.
Басмач сел рядом и молча уставился на Отца.
–Чего ты смотришь на меня, дырку во мне просмотришь?
–Смотрю, вот, я на тебя и думаю.– Ответил Басмач.
–Ну?– Спросил Отец,– кого думаешь?
–Думаю, что нелегко тебе на свете жить придется, конечно, при условии, что ты выживешь.– Басмач пожал плечами.
–А это уже не твоя забота. Мне жить. Здесь что мне ловить?
–У тебя хоть какой-то статус был, работа была…
Отец едва не подскочил на месте:
–Работа??? О какой работе ты говоришь, черт возьми? Лежать на диванчике всю жизнь в шлеме, моделировать траекторию спутников и прочую канитель? Это ты называешь работой? Я тебе скажу, твоя работа это– похороны заживо. Работа…– Фыркнул Отец и снова сел.
–Разговоров нет. У тебя будет лучше работа, если ты вообще сможешь вернуться.
–Да пошел ты. Вывел меня. Такое настроение было хорошее.– Отмахнулся Отец рукой.
–Ладно. Не бузи. Я вот что тебе скажу…– Начал, было, Басмач.
–Ты уже, по ходу, все сказал.– Буркнул Отец и приложился к пиву.– Лучше рыбы на стол принеси.
–Будет тебе рыба.– Сказал Басмач и на столике, усыпанном рыбьей чешуей, появилась связка сушеной тараньки. В бокалах потемнело пиво и занялось пеной.
Отец нехотя кивнул, одобряя жест доброй воли, но промолчал. Басмач продолжил:
–Если ты вернешься к себе на родину, я имею в виду в твое время, чем ты собираешься заняться?
Отец молча потягивал пиво. Не хватало сейчас еще и отчет давать этому вымышленному герою– любовнику, оригинал коего уже лет триста как гниет в земле.
–Чего молчишь?– Басмач запустил в Отца сушеной рыбьей головой.
–Напьюсь.– Молвил Отец и вгрызся зубами в сухую рыбью плоть.
–Вот и я про то же. Не с того ты начнешь свою новую жизнь.– Покачал головой Басмач.
–Бог ты мой. Вот ты-то меня и научи, что мне делать и как мне быть.– Отец закатил глаза.
–Вот и научу. А ты сиди и на ус наматывай. Ты мне скажи, ты сперму сдавал в банк?
–Пошел ты…– Отец сверкнул глазами в сторону Басмача.
–Вот и я про то же. Ты не сдавал ее, значит, тебе предстоит ее сдать.– Кивнул Басмач и отвернулся от онемевшего от странного чувства Отца.
Такой оборот событий Отец никак не мог ожидать. Он округлил глаза и посмотрел на Басмача.
–Объяснись!– Потребовал Отец. Басмач сложил руки на груди и смиренно выжидал, когда у Отца лопнет терпение.– Ты, шалый, ну-ка говори, чего ты там придумал?
–Сам подумай,– буркнул в ответ Басмач, но краем глаза наблюдал за Отцом, наслаждаясь его нетерпением.
–Говори, говорю, кому говорят, говори.– Отец пихнул в бок Басмача. Тот лишь лениво повел плечом.
–Ладно, слушай,– сказал Басмач, делая вид, что еще сердится на него, хотя готов выдать государственную тайну.– Ты сперму сдавал?
Отец покачал головой.
–Все просто, значит, ты ее сдашь.– Развел руки Басмач, будто сразу всем все стало ясно.
–С каких это щей я разбежался сперму сдавать? У меня, кстати, до тебя и в мыслях об этом не было.
–Теперь появятся. Мы тебя как нашли?– Спросил Басмач и, не дожидаясь ответа, продолжал,– По ДНК, а где мы ее нашли? В банке спермы. Понял? Если те сперму не сдавал, значит, ты ее сдашь, все ясно, как Божий день.
Отец начал понимать. Действительно все просто. Если он еще не сдавал, значит, сдаст, а это значит, что его миссия у Цватпахов увенчается успехом. Все сходится. Только с какой стати нужно подыгрывать Басмачу и всем этим прихвостням из института временных аномалий, Дэксу, Захарову, Ефимову? Пошли они все куда подальше.
–А если я не сдам?– Заупрямился Отец. С ним такое случалось.
–Сдашь. Никуда не денешься.– Махнул рукой Басмач, давая понять, что этот вопрос уже давно решен и не Отцом.
–А если не сдам. Вот возьму, напьюсь, забуду про все и никуда не пойду?
–Тогда всем нам будет крышка. Нарушится временной континуум. Всей вселенной придет конец. Если ты это хочешь– можешь попробовать. Дело твое. И тебе и всем твоим родным и близким придет конец.– Пожал плечами Басмач.
–А что, прецеденты уже были?– С участием спросил Отец, хотя ответ знал заранее.
–Нет, ну ты совсем дурак, или фифти-фифти? Ты есть?– Спросил Басмач, Отец кивнул.– Я есть, есть Рыжая, есть Мормон. Значит, прецедента не было и не тебе его создавать. Понял?
–Я понял, что все это– полная ерунда. Прецедента не было потому, что его создать невозможно.– Ответил Отец и откинулся на спинку стула, закуривая ароматную сигарету.
–Объяснись,– потребовал Басмач.
–Сам смотри. Если я вернусь назад в свое время и никуда не пойду, значит, вы меня не сможете найти в этом времени, потому что кроме моей ДНК у вас про меня ничего не было. Все просто.
–Да не все так просто, как ты говоришь. Смотри. Ты уже у нас побывал, следовательно, ты в свое время уже сдал все свои…– Басмач замялся, а затем продолжил,– анализы. Это уже все случилось в прошлом. И твои анализы и то, что мы тебя по ним нашли. Понял? Вывод– ты вернешься к себе и сдашь их. По-любому.
–В этом что-то есть,– задумчиво произнес Отец.– Но предположим, что я никуда не пойду, тогда вы не сможете меня найти, а это значит, что меня никто не заберет в ваше время, а дальше история пойдет другим путем. Это значит, что это я ничего не буду помнить. Следовательно, история пойдет другим путем.
–Может и так, но тогда получится, что тебя не будет, такого, каков ты есть сейчас. Может, конечно, это и не конец света, и может к лучшему, что тебя здесь не будет, уж много от тебя всем хлопот.
–Вот видишь. Всем от этого будет лучше. Решено. Я никуда не пойду.– Заключил Отец, и на душе у него стало легко и свободно, будто он только что освободился от непосильной ноши, которая мешала ему дышать.
–И ты это приключение, быть может, самое занимательное, какое когда-либо выпадало на долю человека, сможешь вычеркнуть из своей памяти? Тогда ты полное ничтожество. Тем более что, по всей вероятности, ты все-таки сможешь вернуться к себе.
–Зато в моей жизни, в обмен на это приключение, никогда не будет Рыжей. Буду себе по своим подружкам ходить. Быть может, женюсь на своей малявке. Кто его знает?
–На ней ты, к примеру, никогда не женишься. Ты сам про это в базе узнал.
–Да какая разница. Может на ней, может не на ней. Зато не будет в моей жизни Рыжей. Это тоже кое-чего да стоит. Я так думаю.
–Знаешь, Отец, ты распустил слюни сейчас. Это не красит тебя. Не по-мужски это. Из-за какой-то женщины расстаться с целым миром это, по меньшей мере, глупо как-то.– Басмач постучал себя по голове, и в тишине по тихой заводи пронесся глухой звук.
Отец смотрел на небо. Такое призрачное и голубое. Сейчас уже все не важно. Скоро все это кончится. Он вернется к своей нормальной жизни, забудет навсегда Нюру, Мормона, хотя, конечно, жалко. Мормона можно и оставить себе. Никогда в его жизни не будет Рыжей, никогда не будет сына. А мог бы получиться удивительный парадокс. Ребенок, который должен появиться на свет от отца, который несколько столетий назад умер. Зато теперь все станет на свои места. Никаких парадоксов, никакого волнения и ни зависти, ни упрека.
В вышине, в самом поднебесье, верхушки платанов и рододендронов касались друг друга. Можно было даже подумать, что деревья целуются, отдавая друг другу свою нежность в лучах ласкового солнышка, скрытые от посторонних глаз могучими лапами ветвей. Они нежно шептали что-то ласковое и бережное. Они едва касались друг друга, чтобы несмелыми прикосновениями ощутить ласку и нежное томление. Они трогали листву друг у друга, наслаждаясь интимностью момента, они смотрели друг на друга, едва улыбаясь, чтобы почувствовать торжественность красоты и непорочности. Лишь тихий ветерок был немым свидетелем единения духа. Он робко обволакивал их своим воздушным телом и незримо подталкивал верхушки друг к другу, словно говоря: «это ваш мир, это ваше время, любите друг друга». От трогательности этого свидания листочки дрожали от возбуждения и гибкие ветви переплетались между собой, не оставляя и шанса року разъединить их. Стволы медленно раскачивались в унисон, будто стремясь приблизиться хоть на толику друг к другу, чтобы ощутить тепло соприкосновения и радость близости. Словно медленный танец, словно чуткое понимание желаний и волнений читалось в тихом движении прекрасных тел. Безмолвное любование деревьев сродни влюбленных, которым волею судьбы не суждено быть вместе. Не высказанная боль отражалась в каждом трепетном движении молодой листвы, будто страсть рожденная здесь же должна неподалеку умереть вскоре.
–Пусть глупо.– Ответил Отец, запрокинув голову.
–А с братом что же? Пусть де пропадает себе. Так?
–А вот про брата я у цватпахов и проведаю. Может он все-таки у них?– Словно очнулся ото сна Отец и глубоко затянулся ароматным сизым дымком.
–Трибун тебе сказал, что нет его у этих пингвинов.– Басмач соскочил со своего стульчика и стал расхаживать перед Отцом, заложив руки за спину.
–Может, он ошибся.– Сказал Отец, с нотками неуверенности в голосе.
–Ты себя послушай, что ты несешь. Цватпахи они хоть и делают какие-то эксперименты, только они при всем желании не смогли бы твоего брата увести. Ты сам это прекрасно знаешь.
–Ничего я не знаю. На месте разберусь. Возможно, мы где-то ошибаемся.
Басмач нервно махнул рукой.
–Делай что хочешь. Ты уже и так дел натворил.
Отец покосился на Басмача.
–Сядь, в глазах рябит.
–Да пошел ты…– Сказал Басмач, а затем произнес довольно сложную по своей структуре тираду, не везде согласованную, зато красочную и богатую эпитетами и необычными фразеологическими оборотами.
–Сядь, кому говорят. Каких я дел наделал?– Удивился Отец.
–Сам подумай: сейчас на Земле тебя, наверное, с ног сбились, ищут.
–Подумаешь. Меня когда украли, не спросили. А я какого мяса их спрашивать буду? Тоже мне указ.
–Тебе легко тут рассуждать, крест чугунный. Там многим по шапке надают, да не одна голова с плеч полетит.
–Не мое дело.
–Ладно.– Басмач сел.– Давай с тобой так договоримся. Ты вернешься, так хоть сдай все, что тебе на роду сдать придется. Я имею в виду сперму. Никому не нужны парадоксы. А там посмотрим.
–Что ты ко мне с этой спермой пристал, как кот к валенку. Я еще не решил.
–Мыслитель…
–Так все. Мне уже это надоело.– Отец соскочил со стула.– Компьютер, выход.
Появившаяся меж деревьев черная пасть выхода вобрала в себя взбешенного Отца. Очутившись в своем кресле в спасательном шлюпе, он снял с себя шлем и посмотрел на карту незнакомой звездой системы, которая стала уже различима.
Вот козел, все настроение испортил, подумал Отец. И так на душе кошки скребут. Если себе представить эту ситуацию на свой лад. При возвращении домой я никуда не пойду, тогда обо мне в будущем знать не будут, а это значит, что когда я поеду с Леликом к месту аварии, меня никто не сможет забрать в будущее. Я вернусь в общагу и займусь своими делами. Это тоже вариант. Если я все-таки вернусь к себе и пойду сдавать анализы, значит, они меня украдут из Кичигинского леса, следовательно, могут и еще один раз украсть после моего возвращения, подумал Отец. А мне это нужно, как зайцу балалайка. Если, предположим, Дэн все-таки находится у цватпахов, мне предстоит это выяснить, и если он там– забрать. Тогда я точно никуда не пойду, и пусть катятся все в мире парадоксы в преисподнюю, мне до этого нет дела. А если Дэна нет у этих пингвинов? Что тогда?
Отец задумался. Если у цватпахов нет Дэна, значит он где-то еще, поэтому его нужно будет найти. Все просто, как день. Вот дела. Все решится, когда я разведаю у цватпахов про все эти дела. На том и порешили. Если у них нет Дэна, там будем думать, если Дэн все-таки у них, вопреки рассуждениям Трибуна, тогда я его забираю с собой домой, и никакого банка спермы. Все! Решено!
От души заметно отлегло. Отец откинулся на спинку кресла, которое зажужжало под нижней точкой опоры. Включились микродвигатели, изменяя форму кресла под новое положение пилота. Жить хорошо. Отец даже потянулся от удовольствия, сознавая, что скоро он поставит финальную точку в этой безумной феерии. Предположить, что Трибун мог ошибиться и выработанный план не сработает. В жизни бывает всякое. Предположим, автоматика спасательного шлюпа сможет посадить маленькую летательную машину на планету. Что будет дальше? С чего нужно будет начать? Как внедряться к этим еще малоизученным пингвинам? Отец нахмурился. Снова проблемы навалились на него с каким-то циничным прагматизмом. Система цватпахов уже близко и по шкуре побежали маленькие противные мурашки, от которых в спине становилось щекотно и суетливо.
Тут машину здорово тряхнуло. Отец даже немного сполз с кресла. Тяжелый монтажный скафандр не располагал к быстрым движениям, благодаря этому Отец не просто не вылетел с кресла, но, к своему дикому удивлению, даже не разбил голову. Он опасливо бросил взгляд полный тревоги и сомнения на приборную панель, на которой вспыхнули индикаторы работы двигателей. Слава Богу, подумал он, что не метеорит какой-нибудь шальной, затем приказал бортовому компьютеру откинуть с носового иллюминатора светофильтры, чтобы воочию следить за происходящим. Не успели светофильтры умерить свою непроницаемость, как по глазам, привыкшим за неделю к тусклому освещению сигнальных и габаритных огней, полоснуло ослепительным синим светом, бьющим из дюз боковых двигателей.
–Борт, назад светофильтры верни.– Приказал Отец, щурясь и прикрывая глаза ладонью.
Наступила блаженная темнота, которая после неожиданной вспышки казалась абсолютной. Зрение постепенно восстановилось. Нужно обдумывать приказы, подумал Отец, так и ослепнуть недолго. Он чуть ослабил проницаемость фильтров, в ответ за бортом стали появляться синие языки пламени, целующие нос шлюпа.
–Доложить обстановку,– потребовал Отец, надеясь, что в ответ на эту команду он не ослепнет, не погибнет и не умрет.
Бортовой компьютер сухо мягким баритоном сыпал терминами и цифрами. Отец для себя уяснил, что включились тормозные двигатели, что борт приближается к системе Цватпахов и что торможение продлится еще много часов, прежде чем машина выйдет на орбитальную траекторию. Ну и ладушки, подумал Отец.
Делать все равно нечего. Интересно, подумал Отец, расхаживая по шлюпу, сколько я уже километров намотал здесь? Четыре шага вперед, четыре назад. Если предположить, что средняя моя скорость пять километров в час, пусть даже четыре, с поправкой на повороты на виражах, в день, в общей сложности, я слоняюсь как малое три часа. Значит, я прохожу минимум двенадцать километров. Если я уже неделю здесь провел, значит, я прошел чуть больше восьмидесяти километров. Странно. В шлюпе пройти восемьдесят километров, когда он в длину четыре шага. Наверное, белка себя чувствует гораздо хуже. Не хочу быть белкой, хотя, если об этом подумать с другой стороны, меня никто об этом и не просит. Наверное, я схожу с ума, подумал Отец, если я начал всерьез рассматривать перспективу стать белкой. Хотя белка не так уж и плохо. Наверное Phtyrus Pubis живется не сладко. Столько всего увидишь! Если на миг забыть о ленточных червях, которым на роду написано жить в чужой кишке. Когда Бог сотворил Адама, Он стал показывать первому человеку всех животных, и голый праотец называл их именами. Вот тогда то и стал гиппопотам гиппопотамом, а кенгуру– кенгуру. Отцу всегда было интересно, как Адам познакомился с глистами? Даже трудно себе смоделировать такую ситуацию. Логично себе предположить, что гельминт покинул свой ареал, чтобы поздороваться с Адамом. А что же было потом? Как случилось, что глист оказался снова у первого человека? Чушь какая-то. Отец сел в свое кресло. Хватит про глистов. Нужно думать о прекрасном, чтобы не свихнуться, подумал скиталец. У меня нет глистов– это же прекрасно, черт возьми!!!
–Борт, покажи карту системы,– сказал Отец.
Перед ним засверкала карта звездной системы, где наш путник собирался найти ответы на все свои вопросы. Словно МКАДом, звездная система ограничила себя от внешнего космоса поясом Койпера, в котором искрились огромные куски замерзшего льда, обломки малых планет и всякий космический мусор. Похожая на Кваоар, в Койперовском кольце неслась небольшая планета, окруженная двумя спутниками. У этой планеты была даже атмосфера, но Земные космологи не сочли нужным отнести этот крошечный кусок звездной системы к разряду планет. Возле нее значились цифровые характеристики, которые свидетельствовали, что земным Левшам не по душе оказались ее невеликие размеры, и хотя, эта малая планета не знала о столь оскорбительном в ее отношении решении, она не спеша крутилась вокруг красного солнца, которое едва было крупнее нашего. Найденный в родной Солнечной системе пояс Койпера, оказался универсальным законом космической архитектуры. Возле каждой, пусть даже самой захудалой звездной системы, имеется такой пояс астероидов и космического лома. Думали: как их называть в каждой отдельно взятой системе, и решили отдать дань уважению старику, впервые открывшему внешнее кольцо астероидов, с тех пор принято эти пояса называть Койперовскими, причислив астронома к лику старых воинственных богов.
За поясом болтались две мертвые каменные планетки, немногим больше нашего Кваоара, лишенные спутников. За ними шли несколько газовых планет, как неотъемлемый атрибут систем, населенных разумом. Вслед за ними располагался пояс астероидов, похожий на наш Фаэтон, далее была еще одна планета с небольшим спутником, а затем Цватпа, которая была третьей планетой от светила. И две маленькие внутренние планеты завершали портрет системы.
Как же эта система похожа на Солнечную, подумал Отец. И вслед за этой мыслью, словно блоха за котом, появилось ностальгическое томление за грудиной. Земля родная, как там ты? Может быть, и Цватпа похожа на тебя? Скоро мы это выясним. Отец попробовал включить бортовую оптику, чтобы рассмотреть третью планету этой неведомой системы, но сухой баритон объявил, что на этом расстоянии оптика ничего не даст, и желанная планета в лучшем случае будет выглядеть как мутное пятнышко, едва различимое на общем фоне. А гравирадары дали бы ту же картинку, что и карта. Отец откинулся на кресло. Не плохо было бы закурить сигарету. Он уже неделю по настоящему не курил. Горло пощипывало, будто в него воткнули несколько маленьких иголок. Легкие гудели, что казалось, одним вдохом Отец может вдохнуть содержимое шлюпа. Мысль о том, что можно вернуться в базу и спокойно покурить там, пусть даже и виртуально, неприятно смутила Отца. Недавний разговор с Басмачом несколько деморализовал его, и звездному скитальцу нужно было немного времени, чтобы прийти в себя и пропыхтеться. Лучше посидеть здесь. Можно, конечно, уйти с Николаичем пострелять в козлов или в зайцев. Или пристрелить пару– тройку лебедей.
Отец несколько разочаровался в этой гордой птице, так чудесно воспетой стариком Андерсеном, после рассказа бородатого охотника. Оказалось, что лебедь отнюдь не так прекрасен в природе. Там где поселяется длинношеий ублюдок, там не станет водиться другая птица. Он самым нахальным образом разоряет гнезда, прогоняет уток и гусей, и проказничает, как гаишник под знаком.
Но охотиться тоже не хотелось. Сейчас бы булочку, да на печку с дурочкой, подумал Отец. Нет. Женщину тоже не хочется. По мнению одной знакомой Отца, у женщины на одну извилину больше чем у лошади. И нужна эта извилина для того, чтобы, когда женщина мыла пол, она не пила из ведра.
Отец сидел и сидел в кресле, задремал, и ему привиделось, что он остался жить на Цватпе, потому, что установку демонтировали и сделали из нее много губных гармошек, в результате чего осталась довольна пингвинья детвора, а Отец решил пожертвовать собой ради жирных ласточек. Очнулся он от писка сигнальной аппаратуры.
На голографической карте было видно, что шлюп подходит к кольцу Койпера, с нижней плоскости эклиптики, как и предписывали правила системного пилотирования, принятые на многих цивилизованных мирах, входящих в состав Конфедерации. За бортом заметно сильнее били синие языки тормозных двигателей, или просто так казалось из-за долгого пребывания в темноте, да из-за приглушенных светофильтров. Шлюп шел по концентрической орбите, сужающейся вблизи Цватпы. Курс был указан мерцающим пунктиром, словно тонкой серебряной ниточкой паутины в майскую росу.
Отец привстал с кресла и заглянул вверх, в носовой иллюминатор. Где-то в черноте космоса мелькали неясные тени и пятна элементов пояса. Странно, что Отец не видел их, улетая из Солнечной системы. Просто глаза приспособились к темноте. Ведь не может же быть, чтобы в этом поясе элементы были крупнее. Хотя, почему бы и нет. Быть может все, кроме того, что быть не может. Отец еще немного ослабил проницаемость светофильтров и свет звезды, взрастившей разум, заполнил мучительный сумрак шлюпа. Даже с такого расстояния, свыше восьми миллиардов километров от светила, освещение позволяло прочитать надписи на панели управления шлюпа. Странно, почему было так темно на Плутоне? подумал Отец. И не находя другого решения, сделал вывод, что за время пребывания на холодной планете, он находился на ночной стороне.
Светило росло. Шлюп прошел через орбиты плотных планет, приблизился к орбите газовой планеты, которая, судя по цифровой подписи, была в полтора раза крупнее Юпитера окруженная семнадцатью спутниками. Наверное, в каждой системе должна быть планета– дублер на случай безвременной кончины основного солнца. Планета величаво выплыла из сумрачных глубин космоса, являя свое великолепие перед непрошеным гостем. Шлюп огибал газовый гигант, при этом, снижая скорость о гравитационное поле небесного тела, о чем свидетельствовали показания на главной приборной панели. Двойник Юпитера был расчерчен разноцветными полосами, которые были от едва различимых с такого расстояния, до жирных. Вульгарно разлинованный смелой кистью Создателя, он был похож на жирную круглую юлу, возмущающую своим гравитационным полем все вокруг. Вблизи экватора краски смешивались и закручивались в неправильный овал. Здесь бушевала буря, которая началась много столетий назад и которая продлится еще много веков.
Мимо Отца проплыло два из множества других спутников гиганта, каждый из которых мог бы соперничать с Землей своими размерами. Красотища-то какая, подумал Отец, не смея отвести взгляда от этой волнующей картины.
–Борт, снимай видео,– скомандовал Отец бортовой автоматике.
Планета так же стремительно исчезла из поля зрения, как и появилась. Но дело было сделано, уготованная роль газового гиганта была сыграна. Отдав малую толику своей энергии спасательному шлюпу, планета убежала прочь. Шлюп при этом, значительно снизив свою скорость, продолжил свой финальный променад по Млечному Пути.
Отец протер глаза. Зрелище настолько тронуло его душу, что в полузабытьи странник упал в кресло. Перед глазами по-прежнему плыл величавый гигант, старший брат нашего Юпитера, с его многоцветием, представляющим все цвета радуги от простых до сложных и комбинированных. Фотографии Юпитера, которые Отец помнил со школьных времен, мало его трогали, тем более что на эту огромную планету и спутники-то долетали через много лет после старта с Земли. Расстояние, на котором он находился от родной планеты, Отец представлял достаточно скверно, это тоже мешало проникнуться величием планеты и буйством ее палитры. Увидеть воочию пусть не Юпитер, но его больший двойник оказалось очень впечатляющим и волнительным моментом.
Ух, ты. В мое время об этой системе никто ничего не знал, а уж про то, что ее сфотографировать, да так близко, об этом и речи быть не могло, подумал Отец. Круто. Будет о чем рассказать. Хотя кто поверит?
При лучшем рассмотрении эта система все больше походила на солнечную. Пояс Койпера, Кваоар, этот двойник Юпитера, да и Цватпа тоже третья планета… Толи еще будет. Отец присмотрелся на карту звездной системы и заметил, что шлюп движется не под плоскостью эклиптики, а в плоскости вращения планет.
–Борт, почему нарушаешь правила дорожного движения? Что такое?– Удивился Отец.
–Сформулируйте вопрос по-другому.– Вежливо баритон дал понять, что с правилами дорожного движения он мало знаком.
–Почему мы летим не по правилам?– Рявкнул Отец и покосился по сторонам, будто стараясь отыскать невидимого собеседника.
–Борт следует согласного летного плана.– Казалось, что голос бортового компьютера слегка удивился.
–Почему мы в плоскости эклиптики летим, а не под ней?– Отца начало нервировать непонимание.
Казалось, компьютер догадался, чего же от него требует вспыльчивый пассажир, и сухо ответил:
–В плоскости эклиптики торможение о планеты будет много эффективнее, нежели за ее пределами.
–Ясно. Так бы сразу и сказал.– Махнул рукой Отец. Бортовой компьютер проигнорировал замечание странника.
–Включи музыку какую-нибудь что ли.– Проворчал недовольно Отец, как же он раньше не догадался добавить музыкальное сопровождение. Провести всю неделю в маленькой посудине практически молча, если не считать грубые соображения по поводу затекших рук и ног, когда он выходил из базы, было очень скучно.
Полились мягкие звуки какой-то релаксирующей музыки, от которых в норме слипаются глаза, но возбужденный пережитым волнением от встречи гиганта, Отец даже и не заметил, какую композицию ему поставил бортовой мозг.
Шлюп скользил в плоскости движения небесных тел, приближаясь к очередному газовому гиганту, который был много меньше своего предшественника. Предложенная траектория движения шлюпа не была идеальной в плане экономии пройденного пути и времени, зато была более эргономична. Форсированное торможение шлюп вынести не мог, поскольку основной гравикомпенсатор вышел из строя. Горючего тоже не хватило бы на безопасное торможение. Приходилось выигрывать в экономии горючего и плавности снижения скорости за счет потерь во времени и пройденном пути. Направление движения шлюпа резко отклонилось от направления на Цватпу. Придется сделать несколько кругов вокруг звезды, тормозя о притяжение планет, прежде чем наступит долгожданный момент встречи Отца и населенной планеты. Из кромешной тьмы навстречу шлюпу выплыл другой представитель газовых планет, который уступал своему соседу в величии, зато выигрывал в красках.
