Текст книги "Polo или зеленые оковы (СИ)"
Автор книги: Алексей Зайцев
Соавторы: Владимир Федоров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 58 страниц)
Очутились друзья в ангаре, в который прибыли немногим более часа. Вдали продолжались сварочные работы. Все также велись работы ремонтной бригады, которой, как и час назад, не было дело до прибывших. Это всех устраивало. Возле системного кара марсианской приписки стоял автоматический погрузчик с контейнером. Что в нем находилось, было всем ясно без слов.
Трибун махнул рукой на погрузчика, словно приказывал ему лечь.
–Брось,– продублировал он свою команду словами,– сами унесем.
Погрузчик оставил небольшой контейнер на пластиковый пол, развернулся и покатился куда-то в дебри ангара. Трибун развернулся к друзьям и полоснул спящим взором. Он стоял и поглядывал то на них, то на контейнер. Было ясно: нести контейнер ему претит, а посему он своим видом предлагал посетителей поднести сумочку. Отец без лишних слов подхватил контейнер и понял, почему Трибун выглядел, словно дурак с крашеной торбой. Весу в нем было килограммов тридцать, не меньше.
–Все ясно,– сказал Отец, открыл контейнер и достал желтый, словно щенячья радость, скафандр, который повесил себе на руку. Затем он ногой оттолкнул контейнер в сторону и обратился к бортовому компьютеру кара,– открывай, жаба.
Носовой иллюминатор отполз на корму, давая проход в салон. Отец, сознавая всю несостоятельность просьбы занять место за пассажирскими креслами Трибуна, полез первым в открывшийся кар, кряхтя. Ему мешал скафандр, который стал немногим легче без контейнера. Он цеплялся за бортовую обшивку, за приборную панель, за кресла. Отец матерился, сопел, но полз. Его отчаянные попытки влезть в салон, наконец, увенчались успехом, кое-как разложившись за креслами, устроив на коленях скафандр, затих, ожидая появления своих попутчиков.
–Отец, передай нам скафандры. Они у тебя там, за спиной.– Попросил Мормон.
–Родной, ты шутишь? Я вздохнуть тут не могу, сам залезь, да возьми.– Отец пошевелился, давая понять, что ему никак не развернуться, чтобы за задней боковой панелью, которую, кстати, еще нужно открыть, достать пару таких же необъятных скафандров.
–А ты как будешь его надевать-то, коли двигаться не можешь?– Спросил Мормон, игнорируя позиционное оцепенение друга.
–Прилетим, вот там и одену.– Проскулил из-за кресел Отец.
–Пацаны, нужно сейчас их одеть, там нет места для кара, нужно будет выходить на планету так.– Трибун сделал жест, очевидно означающий скафандр.
–Чего, вы, … нехристи, над старым человеком издеваетесь? Нельзя было сразу сказать?– Матерился во весь голос Отец. На троицу стали оглядываться проходящие мимо рабочие.
–Хотелось посмотреть, как ты со скафандром будешь пролезать в кар. Интересно.– Засмеялся Мормон.– Вылезай, уже. Всех посмешил.
Тут раздался утробный звук, словно кто-то сильно хотел есть. Так смеялся Трибун. Широко растянувшийся рот открыл потрясающую картину. Показался ряд белых зубов и куча мелких неуверенных морщинок на лице хакера. Было видно, что улыбался, а тем более смеялся несчастный нечасто.
Отец, матерясь, с еще большей помпой вылез из кара, развернув при этом пассажирские кресла.
–Чего смеетесь? Негодяи.– Рявкнул он.
–Давай, одевайся уже, клоун тряпочный. Ну, уморил.– Смеялся во все горло Мормон. Трибун посмеивался за его спиной.
Мормон протиснулся в кар, достал оттуда аварийные скафандры и протянул их Отцу. Отец один протянул Трибуну. Несчастный согнулся под тяжестью ноши.
–Нормально все. Пацаны, давай тут оденемся, а то нам недолго лететь, чтобы в каре не корячиться.– Молвил Трибун и начал свое облачение.
Мормон вылез из кара и оделся по образу и подобию Трибуна. Отец следовал их примеру. Облачившись в желтые скафандры того же веселенького желтого цвета, взяв шлемы под руку, как старые космонавты, отправляющиеся в дальний путь– орбитальный космос, друзья следовали один за другим в летательный аппарат. Первым шел Отец, занимая уже облюбованное место за пассажирскими креслами. Далее шел Мормон, замыкал строй Трибун.
Как сильно отличались спасательные скафандры от монтажных, коим пользовался Отец невдалеке от точки прохода. Этот напоминал чукотскую парку, только без капюшона. Желтый прочный материал, на ощупь напоминающий драп, был чуточку тяжеловат. Экзоскелет отсутствовал вовсе. Небольшой плоский кислородный резерв крепился к спине. Систем кондиционирования и обогрева не было в принципе. Механизмы, усиливающие движения, как у мануальных погрузчиков, так же отсутствовали. Неплохая теплоизоляция, маневренность и прочность материала– вот и все, чем мог бы похвастаться спасательный аварийный скафандр. Сверху к нему, на широком ободе, крепился шлем. На приборной панели горело несколько индикаторов герметичности, температуры, влажности, напряженности магнитного поля, мини радиостанция, да счетчик Гейгера. Не густо, но спасти на пару часов космонавта можно. В данный момент это и не требовалось.
–Как тебе родной, за спинами нашими?– Спросил с насмешкой в голосе Мормон. Трибун хихикнул.
–Леший, еще издевается. Первый метеорит– ваш, меня это радует.– Проворчал из-за спин Отец.
–Тут нет метеоритов.– Сказал медленно Трибун, слегка повернувшись к Отцу.
–А на поверхности тогда что? Черт лысый?
–Это давно было,– махнул Трибун.– Я уже здесь скоро восемь лет будет, ни одного не встретил. Да и поле защитное…
–Отец, ты так сидеть не привыкни, а то понравится. Смотри, прецеденты уже были.– Засмеялся Мормон.
–Давай уже отчаливать, долго тут сидеть будем? Ноги уже затекли, а мы еще не сдвинулись.– Ворчал Отец.
Трибун заказал виртуальную клавиатуру, проецируемую в пространстве перед ним и забегал пальцами по ней, при этом маленькие красные кружки разбегались от прикосновения.
–Сейчас свой логин и пароль введу, эта железка без них нас не поднимет.– Медленно произнес он и еще быстрее принялся за клавиатуру.
В конце концов, на приборной панели что-то пискнуло, приборная панель вспыхнула, пришла в действие, и носовой иллюминатор сполз с кормы на нос, закрывая кар. Голубоватое свечение вокруг кара обозначило включение защитного поля. Кар медленно поднялся с пластикового покрытия ангара и развернулся в сторону шлюза.
Шлюзовые створки отползли в сторону, пропустили кар в шлюзовую камеру, а далее на Плутон.
Плутон встретил хакерскую тройку серым неприглядным пейзажем, окруженным непроглядной чернотой космоса. В нескольких метрах от посадочных плит летел кар, все больше набирая скорость. Затем посадочная позиция, освещенная прожекторами, закончилась, и на все пространство, куда ни кинь взгляд, раскинулся мертвый, холодный первозданный Плутон.
Летели молча. Отец, насколько ему позволяла теснота кара, выглядывал из-за кресел, рассматривая Плутонеанские ландшафты. Отсутствие атмосферы, рассеивающей свет, как и на Луне, рождало дикие немыслимые контрасты. На Плутоне не было полутонов. Черные кляксы теней сменялись чуть серыми пятнами поверхности, освещенной далеким солнцем, да отсветом посадочной иллюминации, которая непрерывно таяла вдали. Привыкнув немного к темноте, Отец стал различать каменные нагромождения и рытвины, которых было множество на поверхности планеты. Скучный темно-серый осколок вселенной не мог похвалиться красками земным, искушенным цветами отпрыскам. Рытвины и глыбы вдруг резко ушли вниз. Кар проплыл над огромным кратером. Сколько не смотрел Отец вдаль, сколько не напрягал зрение, краев его не было видно. Только серая хмарь внизу, да чернота сверху. Некоторое время спустя, появились края огромной Плутонеанской воронки. Кар поднялся вверх еще на несколько метров. Автопилот, во избежание столкновения с горной цепью кратера, отклонил машину в сторону и продолжил свой полет.
Сидя на берегу великой русской реки где-то под Астраханью с пьяным медвежонком Пиначетом, Отец не без грусти вспоминал серо-черные равнины и кратеры маленькой планеты, которую некоторые ревнители солнечной системы величали большим астероидом. Тогда он был пусть на Плутоне, пусть в шести миллиардах километров от родной синей планеты, зато был дома, в тихой, обжитой и уютной солнечной системе. Сейчас же, находясь в тени кипарисов со старым drinking partner, Отец болтался на задворках вселенной, в каком-то Богом забытом рукаве Млечного Пути в сломанном спасательном шлюпе, несущемся с бешеной скоростью в неизвестность.
Отец снял шлем. Реальность снова навалилась на него пугающей неизвестностью. Руки и ноги ныли от неподвижного положения. Находясь в виртуальном пространстве, он не мог шевелиться. Отец встал. Тусклое дежурное освещение позволяло лишь видеть приборную панель да едва различимые контуры кресел и кормы. Зато впереди были звезды. Они уже порядком надоели Отцу. С ними нельзя было перекинуться словцом, с ними не повздоришь и каши не сваришь. Они глухи к твоим потребностям, им все равно кто летит мимо них. В своей жизни они видели много пролетающего космического мусора и новым их не тронуть. Отец прошелся по шлюпу. Четыре шага туда, четыре назад. Как у Хоббита: туда и обратно. Сделав несколько кругов по шлюпу, Отец немного попрыгал, похлопывая себя по плечам. Жесткий экзоскелет скафандра притуплял похлопывания, однако Отец не рискнул снять его в полете. В этом секторе может случиться всякое. Хотя, что городить чушь. Всякое может случиться даже на орбите матушки Земли. Здесь ничуть не хуже. Отец скакал по шлюпу, для бодрости напевая под нос: татарам даром дам, татарам даром дам. Вроде размялся. Миллион маленьких иголочек вонзилось в заднюю группу мышц бедра. Отец взвыл. Принялся похлопывать и постукивать по жесткой броне бедер. Вот свинство, думал Отец. Вот то же самое и с Трибуном происходит. Несчастный не вылезает из виртуальности, так и сохнет, как удав на пачке дуста. Клянусь, больше не полезу в эту чертову иллюзию, подумал он. Нужно подкрепиться. Набив желудок всякой разностью, Отец снова плюхнулся в кресло. На сей раз он не был так привередлив, отдавшись на волю случая, он выбрал несколько банок вслепую. Оказалась жареная картошка и бешбармак. Запил соком киви. Нормально. Отец неплохо готовил бешбармак. Татары утверждают, что лучший бешбармак готовится из конины. Отец не любил конину. Ему было жалко этих благородных животных, даже если это и была простая Башкирская дворняжка. Отец делал блюдо из гуся. Он долго его варил на медленном огне, делал тесто, резал на лепешки, а жирную горячую шурпу обильно сдабривал резаным луком. В общем, бешбармак– блюдо для ленивых, однако все признавали, что лучшего кушанья никто из птицы не ел. Может потому, что его из гуся не готовят?
Однажды в общаге собрались несколько парней встречать новый год. Многие разъехались по домам, в их числе был и Отец, а посему эту историю он услышал уже в новом году, обещающем быть лучшим, чем предыдущий, от очевидцев. На соседнем этаже осталось встречать новый год несколько девушек, которым было или далеко ехать до дому, или просто не за чем, или не к кому. Решили объединиться, дабы соблюсти великий вселенский закон единства противоположностей, и чтобы было веселее. Договорились принести с каждой стороны и горячительного для души и пищи для тела, чтобы не было скучно. На том и порешили. У парней стратегический запас раствора этанола был, а вот с хлебом насущным они к единому консенсусу так и не смогли придти. Из еды– только кот и тараканы, которые стаей несметной облюбовали старую общагу еще с тысяча семьсот кудрявого года, когда земля стояла на слонах. Обзвонили знакомых, прошлись по должникам– ничего. Пробовали занимать, пробовали требовать– ничего. Дилемма! Что делать и как с этим справиться? Один из парней в поисках жертвы обходил еще не успевших разъехаться жильцов в поисках легкой поживы или долговой кабалы. Жертва не заставила долго себя ждать. На кухне, на нейтральной территории в чугунке варилась курица, охрана к ней не была приставлена в силу очевидных причин. Видимо хозяин мертвой птицы собирался в дорогу и не имел возможности трепетать над таинством гидролиза птичьего белка. Наш очевидец снял с себя футболку, заботливо, чтобы не обжечься, обмотал вокруг ручек кастрюли ткань и бочком побежал к себе с еще бурлящей жидкостью. Закрывшись у себя в комнате, он поставил ее на свою плиту, дожидаясь готовности. Парень оповестил своих компаньонов, что его попытка раздобыть закуску, наконец, завершилась чудесным финалом, и что предмет вожделения кипит у него в комнате. Парни обрадовались и решили известить девушек, что у них самым чудесным образом все получилось. Пробило десять– время «Ч». Собрались в комнате у девушек. Те имели вид лихой и придурковатый. Прекрасная половина в боевой раскраске, в цветных пижамах на голое тело, чтобы лучше были видны все прелести их юных тел, кисла, словно перегной. Оказалось, что у них кто-то такой же ушлый, как наши герои, утащил индейку, пока они наводили марафет. Парни их уверили, что одной курицы на всех хватит, что салаты, приготовленные обязательной половиной, дополнят вареную курицу, и водка скрасит настроение и смоет боль преждевременной утраты. Когда пришла пора выкладывать яства на стол, парни принесли свою курицу вместе с вином. Тут то и выяснилось, кто украл индейку и чья все-таки это была курица. Так вор у вора дубинку украл. Тем не менее, праздник удался, а курица стала причиной многих супружеских пар и шуток.
Отец сидел в кресле. Делать нечего. Еще сутки лета. Целые сутки. За сутки Геракл мог очистить Авгиевы конюшни. Что сделал Отец за прошедшие шесть суток? Ничего. Он ел, спал, жил в иллюзии под Астраханью, ходил в биотуалет, и нет-нет, возвращался в реальность, чтобы поскакать по шлюпу и, матерясь, потереть прочную броню монтажного скафандра.
Отец одел снова шлем. Уютная прохлада тенистой кипарисовой аллеи окружила со всех сторон печального странника. Он сидел на лавочке рядом с коалой Пиначетом, которого оставил ненадолго, чтобы в реальности подкрепиться и растереть затекшие ноги. Мимо проходила та– же парочка средних лет, что и когда он покинул этот тихий уютный Астраханский уголок. Лениво наклонилась над лавкой белокожая березка, словно опахалом обдувающая своими ветвями утомленных солнцем странников. Где-то в вышине звенели цикады. Стоп! Откуда здесь цикады? Компьютер, убрать насекомых. Где-то в вышине метались наперегонки простодушные ласточки, поедающие мошкару. В небе ленивые, словно весенние сопли, висели белые клубы облаков. В верхушках стройных кипарисов играл молодой ветерок, не решающийся спуститься вниз, дабы не потревожить властелина мира– Отца. Невдалеке играла приглушенная простенькая песенка про черные глаза, где последнюю фразу молодой певец повторял раз тысяч пятьдесят. Со стороны реки доносились запахи свежего шашлыка и пряностей, в дали аллеи, уходящей прочь от вечной реки, виднелись стоящие по бокам мороженщики и детвора, обменивающая бумажные кредитки на вафельные стаканчики. Далее приплясывали клоуны в клетчатых разноцветных шапках с бубенцами, торгующие воздушными шарами. С ними вперемешку суетились ряженые в заячьих костюмах с длинными ушами, вселяя веселье в молодые сердца. Малыши катались на трехколесных велосипедах, сбивая нерасторопных старух. Другие детки катились в колясках с резиновой затычкой во рту. Скучно!!! Где динамика? Где страсти и адреналин? Где движение и подвиги? Где жизнь и буря? Где все это?
Охота. Только охота и никак без нее. Водка, ружья, козлы, красавцы грейхаунды, зайцы, медведи. Что-нибудь такое. Чтобы не умереть в неге и скуке. Рыба. А ну ее к дьяволу. Пусть ее ловят старики и алкоголики.
–Компьютер, в лесостепь куда-нибудь, на охоту.– Сказал ввысь Отец. Пиначет поднял непонимающую морду с груди. Проходившие подивились на дебила, который, сидя на лавке, разговаривает с компьютером.
Отец очнулся от истошного визга. Пиначет визжал, будто ему под ногти загнали раскаленные иголки. Шерсть на нем вздыбилась, уши прижались, глаза расширились и сверкали в косом свете, словно две маленькие сибирские язвы. Медведь вцепился в колени Отца, заснувшего на переднем сиденье джипа, что чуть не выступили слезы у обоих. Отец сбросил коалу под ноги, от этого визг животного приобрел рокочущий оттенок, заглушаемый лишь ревом двигателя. Сзади выли собаки. Четыре грейхаунда и лайка Чавка. За рулем, сверкая очами, несся неутомимый и немного дикий Николаич. Короткая бородка подчеркивала хищную стремительность, светившуюся во взоре. Отец любил над ним подтрунивать, что усы– честь, а борода и у козла есть. Николаич не обижался. Он знал себе цену, а потому с отеческой снисходительностью относился к словоблудию Отца.
–Чего заснул, мать твою растак? Вон заяц пошел, кидай собак.– Кричал он, яростно сжимая баранку.
Джип несся по ухабам и выбоинам не снижая скорости. От тряски в глазах рябило, словно в калейдоскопе.
–Дери свою– дешевле будет,– огрызнулся Отец. Коала завыл снова.– Заткнись.
Отец тихонько лягнул маленького медведя, тот обиделся и, опустив глаза, стал тихо поскуливать. В ногах, рядом с Пиначетом, стояла вертикальная винтовка. Отец схватил ее и сделал движение высунуться в открытое окошко.
–Ты чего делаешь, твою мать… не время палить, шалый. Вон, видишь, русак пошел. Кидай собак. Лезь назад и по одной их…
Отец бросил ружье, и стал протискиваться на заднее сиденье, что далось ему не без труда. Несколько ударов о крышу головой напомнили Отцу, что едут они не по автобану. Собаки метались на заднем сиденье, и, почуяв погоню, стали тявкать в унисон Пиначету. Они выглядывали из-за спинки сидений, всматриваясь вдаль, и метались. Отец открыл заднюю дверцу и схватил грейхаунда Чижика, который был старше и опытнее остальных.
–Прямо так кидать?– спросил у Николаича Отец.
–Прямо так,– утвердительно ругнулся охотник и добавил,– давай…
Ухватив пса за холку и за шкуру, Отец с размаху выбросил пса из машины. Николаич и не подумал сбросить газ. Собака покатилась по ковылю и перикатиполю, затем собралась и, опережая машину, кинулась наперерез зайцу. Косой, испуганный неожиданной опасностью, ревом двигателя и появившейся собакой, пустился в сторону.
–Чего ждешь? Собираешься жить вечно? А ну, кидай остальных.– Сверкал очами Николаич и повернул за зайцем.
От неожиданного маневра собаки покатились с ног. Отец схватил Чавку, поскольку она оказалась ближе к Отцу, и без особых церемоний выбросил ее из машины. Собака кубарем покатилась по траве, затем, вскочив на все лапы, кинулась за зайцем.
–Чавку зачем выбросил, дери тебя за ногу. Борзых кидай, лайка все лапы собьет за зайцем.
Отец выбросил остальных. Собаки гнали зайца по степи. Косой кидался в стороны, но, окруженный собаками, был вынужден вилять в ограниченных пределах. На очередном вираже Чижик схватил добычу и остановился. Собаки окружили победителя и тявкали, вставая на задние лапы. Один заяц в активе есть. Николаич несся к борзым, будто погоня еще не завершена, затем резко затормозил. Коала клюнул носом в порожек и отчаянно с обиды захныкал. Охотник выскочил из машины. Придушенный, но еще живой заяц дрожал и пытался подняться на ноги. Чижик прикусывал его и наступал лапой, чтобы добыча не ушла. Николаич подбежал к псам. Борзые приплясывали вокруг хозяина, подвывали, выказывая свое нетерпение. Он потрепал борзых, взял зайца и свернул ему шею. Русак стих.
–Ай вы мои молодцы, ай умницы мои. Вот,– поднял палец вверх Николаич,– собака– это восемьдесят процентов успеха на охоте. Ах вы же мои хорошие…
Николаич достал из чехла нож и отрезал заячью лапу. Псы засуетились, заискивая перед хозяином. Охотник бросил трофей Чижику, тот сделал одно движение челюстью и лапы не стало.
–Всё, в машину.– Скомандовал Николаич.– Зайца в мешок надо, не то сожрут его собаки, а им еще бегать сегодня.
Он подошел к машине, запуская собак, те послушно, виляя хвостами, бросились на заднее сиденье, не переставая веселиться. Заяц отправился в холщевый мешок.
Николаич умерил бег своей стальной кобылы и направился к видневшемуся перелеску, скрывающемуся за холмами. Дороги не было и в помине, она осталась далеко в стороне. Машина с разбегу перескочила ручеек, петлявший в овраге, и далее двинулась на холм. Впереди шли редкие поросли кустарника, за которыми виднелся лесок, редкий, словно проплешина. Собаки следили за дорогой. Пиначет начал немного успокаиваться, завывания стали тише и вскоре совсем смолкли. Коала осторожно выбрался на коленки к Отцу и вцепился своими длинными когтями в штанину. Завыла Линда. Линда– молодая сука впервые выехавшая на охоту. Хозяин ее был доволен, она хорошо шла в своре за зайцем. Собаки заметались на заднем сиденье, вглядываясь куда-то вдаль.
–Ну-ка, тихо,– прикрикнул на них Отец,– развылись.
Собаки не смолкли. Они смотрели на холмы и приплясывали от нетерпения.
–Смотри,– Николаич указал пальцем на холм,– козел.
–Николаич, козлом меня никто еще не называл.
–Молод еще, успеваешь, я говорю, смотри, вон он скачет, видишь? Вон, по холму козел пошел, серый.
Отец прищурился. Шли против солнца в горку, глаза слезились. Мешал сквозняк, залезавший под шкуру, да еще это неуемное солнце. Отец увидел. По холму скакал козел. Он уже почуял погоню и шел со всех ног, удирая от преследователей. В глазах Николаича сверкнул хищный азарт. Он утопил педаль акселератора в пол и машина рванулась на встречу к лесному обитателю. Собаки запрыгали. Пиначет заскулил, как только машина поскакала по ухабам. Маленький медведь был вне себя от переживаний, после тихой Астраханской идиллии он, вдруг, очутился на бешеных гонках в окружении собак и ревностного истребителя лесостепей Николаича. Козел петлял, уходя от преследователей, однако машина неслась быстрее. Вдруг, животное резко свернуло в сторону леса и опрометью кинулось к нему.
–Все, пора,– крикнул Николаич, борода его топорщилась на сквозняке, в глазах пылал огонь.– Пускай собак. Уйдет, гад.
Он бросил машину в сторону за козлом. Собаки снова повалились на пол, затем повскакивали и принялись истошно лаять, будто подбадривая своего хищного хозяина.
–Потерпите,– приговаривал он, словно успокаивая собак,– будет вам…Отец, марш назад, кидай собак. Быстро.
Отец снова полез на заднее сиденье. Пиначет, во избежание падения, предусмотрительно сам сполз в ноги. Отец открыл дверь и одну за другой выбросил ревущих псов.
–Лайку кидать?– Крикнул Отец, стараясь перекричать ревущий двигатель джипа.
–Ее нужно было вперед всех бросить, кидай уже…
Отец размахнулся и шерстяной комок, поднимая тучу пыли, бросился вслед борзыми. Собаки догоняли козла. Николаич выхватил ружье, выставил его в свое водительское окошко и стал палить по испуганному до смерти животному. Выстрел– мимо. Серая тень петляя неслась к лесу в горку. Второй– мимо. Кочки и выбоины мешали сосредоточиться на выстреле. Крутя баранку, то тормозя, то вдруг, резко ускоряясь, Николаич перезарядил ружье одной рукой. Собаки обошли козла с разных сторон, не давая ему свернуть. Окруженное со всех сторон животное бежало вперед не петляя и не сбавляя скорости. Николаич поравнялся с козлом.
–Стреляй, чего сидишь, как увалень, вон козел, только собак не задень.
Отец высунулся наполовину из машины, прицелился, нажал на курок. Козел захромал.
–Молодец, твою мать, подранил.
–Давай потише езжай, я его сейчас грохну.– Ревел Отец от азарта. Адреналин рвал в клочья пейсмейкеры и левый желудочек. В висках стучало, затряслись руки.
–Какой там потише,– ругался Николаич,– раненый козел может сорок километров еще пройти. Не догоним– он уйдет.
Козел прыгал на трех лапах, четвертая задняя волочилась по земле. Казалось, что он пошел еще быстрее. Машина стала отставать, ухабы стали жестче, встретившиеся кусты преградили охотникам путь. Николаич рывком остановил машину, заглушил мотор, схватил ружье и кинулся вслед собакам. Отец последовал его примеру. Взяв ружье, он обошел кусты. Вдали шел козел, окруженный сворой борзых. Псы уже хватали его за ноги и висли на шее. На земле виднелись пятна крови. Отец прицелился. Николаич быстро подбежал к нему и рывком опустил ружье.
–Не надо… собак убьешь. Пошли.– Сказал он и широким шагом пошел к месту битвы.
Отец шел вслед за Николаичем, прислушиваясь к лаю собак и пыхтению козла. Лай усилился. Отец выскочил на полянку с ружьем наперевес. На широкой опушке Чавка, рыча, дралась с подранком, борзые всей сворой хватали ее за ноги. Лайка повисла на шее козла и придавила его к земле. Козел пытался стряхнуть с себя назойливую собаку, но ему мешала потеря крови и перебитая нога. Чавка извивалась, словно змея, не отпуская и на миг его густую серую шкуру. Из леса выскочил Николаич, вскинул ружье, прицелился, раздался выстрел. Козел вскинулся и затих. Разгоряченная лайка еще рычала и рвала козла, распростершегося в траве, забрызганной кровью. Борзые бегали вокруг, лаяли и покусывали мертвое животное.
Жизнь и смерть. Кровь и адреналин. Собаки и погоня. Все сегодня встретились в лесу. Жизнь ради жизни– глупо. Жизнь ради смерти– бессмысленно. Страсть. Только она имеет значение. Только борьба, кровь и погоня– иначе нельзя. Иначе– смерть.
Глава 4.
-Все, прибыли.– Сказал Трибун.– Вытряхивайтесь.
Кар опустился где-то посреди Плутонеанской Альпийской долины. Ничего схожего с Земной долиной не было. Та же серая, усыпанная мелкой галькой и валунами, поверхность. Трибун надел шлем, замок щелкнул, загорелась приборная панель перед носом, оповещая своего хозяина о герметичности контура. Отец с Мормоном, матерясь, последовали его примеру.
–Борт, открой люк.– Скомандовал Мормон.
Зажужжала автоматика, стравливая воздух из машины в резервные баллоны.
Троица медленно выступила на Альпийский Плутон, стоило только носовому иллюминатору отъехать на корму. Желтые скафандры весьма скупо смотрелись на фоне окрестной серости. Поверхность, освещенная лишь звездами, не давала никакой перспективы. По черному беззвездному провалу над головой было ясно, что над головой путников повис Харон. Путники включили внешнее освещение. Фонарики, ютившиеся на шлеме, вспыхнули. Сумерки еще больше сгустились. Вокруг, кроме освещенных фонарями белых пятен, не было видно ни зги. Было прохладно, но терпимо. Спасательные скафандры довольно сносно держали «абсолютный ноль». Слабая гравитация побудила Отца тут же пуститься в пляс. Он подпрыгивал и кувыркался, словно медведь в ярмарку, и крепким словцом освещал свой восторг.
Мормон стоял возле кара, опасливо озираясь по сторонам. Непроглядная темень вокруг скрывала пресловутую берлогу Трибуна. Отец опустился возле тонкого хакера.
–Куда идем мы с Пятачком?– Спросил он пыхтя.
–Туда.– Ответил Трибун, не докучая спутников даже взмахом руки.
–Ясно, мы все так и поняли, пошли…– Отец поскакал куда-то в ночь.
–Стой, нехристь.– В эфире прозвучали медленные вязкие слова Трибуна.– Не туда.
–Так ты толком скажи куда идти.– Огрызнулся Отец и вернулся к Трибуну.
–Что-то я тут вообще ничего не вижу.– Удивился Мормон.
–Та же картинка.– Вторил ему Отец откуда-то сверху.
–А вы и не увидите.– Проблеял Трибун.– Вон та скала. Нам туда.
Трибун двинулся к куску скалы, на которую никто не обратил бы внимания, будь он в своем уме. Обычный Плутонеанский пейзаж: в беспорядке разбросанные скалы, и та, на которую показывал Трибун, ничем не отличалась от мириад таких же булыжников вокруг. Отец увидел обломок древней породы, на которую указывал несчастный. Подойдя к ней, он удивился:
–И что дальше? Двигать ее прикажешь?
–Не-а-а. Не надо.– Трибун подошел к ней и далее произнес,– Сезам, откройся.
Скала медленно отползла в сторону, открывая перед странниками черный лаз, довольно широкий, чтобы туда мог пройти кар.
–Это пароль такой,– словно извиняясь, произнес Трибун.– Только дальше вы не сможете пройти без меня.
–Слушай,– сказал Отец.– А чего ты нас обманул, будто кар туда не пройдет?
–Для него там слишком узко. Я уже пробовал. Войти он сможет, но развернуться никак. Места в нем мало.– Произнес Трибун и двинулся в нору.
При его приближении включился свет. Отец пошел вслед за Трибуном. Войдя в пещеру, Отец ровным счетом ничего не увидел. Грубо отесанный грот из серой скальной породы глубоко уходил полого вниз. Трибун подошел к стенке, что-то потрогал и перед ним активировалась виртуальная клавиатура, повисшая в воздухе. Руки, закованные в тяжелые толстые перчатки, слушались с трудом. Красные разводы на клавиатуре отзывались на прикосновение перчаток. Отец задним зрением почувствовал движение за спиной и обернулся. Внешняя скала принимала свое прежнее положение. Отец подошел к ней и увидел, что скала– не просто кусок серой холодной породы, поверхность ее была точно пригнана к поверхности лаза. Можно было предположить, что закрывалась он намертво и герметично, что и доказали клубы воздуха, хлынувшие в небольшой шлюз, больше походящий на каменный мешок. В шлеме что-то тихонько пискнуло. Трибун снял шлем с головы. К удивлению Отца Трибун не замерз мгновенно, чего можно было ожидать, если бы он снял шлем на поверхности маленькой планеты. Напротив, хакер чувствовал себя, по всей видимости, неплохо, что стал шутить:
–Пацаны, не задохнётесь в скафандрах?– Тень улыбки пробежала по сухому лицу.
–Типа, проходите, раздевайтесь, закуривайте, да?– Спросил Отец.
–Типа,– покачал перед собой кистью Трибун.
Отец и Мормон сняли шлемы. В ту же секунду отворилась потайная, которая вела в недра маленькой планеты. Помещение, которое открылось перед путниками, выглядело такой же комнаткой, что и на центральной базе с одной лишь разницей: она была освещена множеством ламп дневного освещения. Такое же кресло висело в воздухе в центре комнатки, окруженное паутиной проводов и мониторов. В дальнем углу виднелось еще одно помещение, заваленное металлическим мусором.
–Тебе бы женщину завести,– сказал Отец,– она бы здесь прибралась немного.
–Я,– заскрипел Трибун, мутным взглядом окидывая помещение,– не доверяю тому, кто по пять суток истекает кровью и не дохнет.
Отец покатился со смеху:
–Вот уважил, бродяга, это ты точно сказал. Наверное, так даже лучше.
Отец развел в стороны руки. Этот беспорядок из электронных схем, проводов предстал перед ним в другом свете. Никто не скажет, что это предпоследняя степень беспорядка. Что при последней степени беспорядок бегает и пищит под ногами. Никто не скажет, что только такая чуткая и терпеливая женщина сможет жить с такой свиньей, с которой живет она.
Трибун скинул скафандр прямо на пол, не утомляя себя аккуратным складыванием оного, и забрался в свое кресло.
–Потерпите тут, я сейчас. Здесь меня никто не поймает. У меня несколько алгоритмов есть, которые я в сеть не выкладывал.– Он загадочно улыбнулся.
Отец пожал плечами и пошел в следующую комнатку с электронным хламом. Там стояли вполне пригодные на первый взгляд к использованию приборы, не разобранные затейливым умом хакера. Здесь же валялись куски схем и целых электронных блоков. Вперемешку с этим хламом лежали автономные наногенераторы. Целые бухты разноцветных проводов скрашивали живыми красками унылый железный интерьер. Мормон последовал к Отцу и стал рыться в мусоре.
