Текст книги "Polo или зеленые оковы (СИ)"
Автор книги: Алексей Зайцев
Соавторы: Владимир Федоров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 58 страниц)
– Тогда нужно будет и атмосферу кислородом удобрить, а то некрасиво получится, все уснут вечным сном.– Вставил Отец.
–Есть такая тема. Вроде какая-то оперативная группа разрабатывала этот проект, только ее свернули, почему– не знаю. Потом обещали вернуться к этой проблеме.– Кивнул Мормон.– Ну что, покойнички, погнали наши городских лесом?
–Компьютер, экскурсионный маршрут,– кинул Отец.
–Отец, да зачем тебе это нужно, время теряем, нам еще три часа с лишним пилить по системе, давай потом сюда вернемся отдельно.– Запротестовал Мормон.
–Уймись, тебе на Марс слетать все одно, что в кино сходить. Дай мне посмотреть. Я об этом и мечтать не смел в свое время. У нас только роботы сюда летали. И вот тут я. Да с девчонками нужно познакомиться.– Пропел Отец.
–Перестань. Тебе это ни к чему, да и я свое уже отходил.– Замахал руками Мормон, давая понять, что женщины впредь его не интересуют.
–Ладно, женщин я готов опустить, но хоть глазком на Хайнлайн глянуть это я просто обязан. Хочу на главной площади побывать.– Умоляюще запричитал Отец.
–Давай сверху посмотришь, Отец, что ты как маленький-то, в самом деле.– Мормон указал на окно,– Сейчас откроем люк, да посмотришь. Я тебе рекламных проспектов из базы накачаю.
Мягкие кресла вобрали в себя тела двух космических странников, мягко обнимая подлокотниками и подголовниками. Свет мягко исчез, голубое свечение за бортом посудины обозначило включение силовой системы защиты. Кар осторожно, будто пробуя атмосферу Марса на вкус, поднялся с посадочной полосы и стремительно кинулся ввысь. Отец и Мормон не ощутили даже малейшего толчка или дрожи стартовых двигателей. Прозрачная едва голубоватая атмосфера резко поредела, стала невидимой, словно Инвизы, и исчезла вовсе. Кар обогнул Марс, унося странников на ночную сторону планеты. Всепоглощающая, почти осязаемая чернота орбитального космоса устало легла на носовой иллюминатор. Вспыхнуло солнце, словно доменная печь, засветились вымученные долгими столетиями хамские глазки неведомых дальних светил. Где-то среди этих звезд крутится маленькая родная планета, такая крошечная, что отсюда неотличимая от других светлых мерцающих точек. Где-то здесь, вокруг красной планеты в вечном вальсе кружились Страх и Ужас. Где-то совсем рядом носились обломки некогда великой планеты. В этом поясе астероидов космоархеологи нашли неоспоримые доказательства того, что на Фаэтоне существовала великая и таинственная цивилизация, которая в своем безумстве могучей десницей разрушила родную планету. Еще много тайн и загадок принесет в этот мир изучение огромного солнечного кольца, именуемого поясом астероидов.
Кар бесшумно проплыл мимо обломков планеты– родины отцеубийц, оставив их снизу, и стремительно, над плоскостью эклиптики, в ее северном полушарии, продолжил свой бег. Таковы правила системного пилотирования. Пути на внешние орбиты– пролегает над плоскостью вращения планет, пути во внутренние сферы– под ней. Нарушать эти правила бессмысленно, поскольку кроме протеста существующему порядку, это непослушание не сулит ничего хорошего.
–Пива не взяли, стоп машина. Мормон, что делать будем?– Всплеснул руками Отец.
–Водички попей. На борту есть.– Мормон нехотя указал на кран сбоку от приборной панели.
–Я с другой планеты. Вода– яд.– Сказал Отец и устало рухнул в кресло.
–Ладно, чего уж там. И не такое видали.– Невозмутимо сказал Мормон и кивнул в иллюминатор.– Вон, видом наслаждайся.
–Какой там вид, в черной дыре больше видать, ну как же так? Как же мы с собой пивом не запаслись?– Запричитал вконец расстроенный Отец.
–Пить– здоровью вредить, Батюшка. Да и на Плутоне нужен трезвый разговор. Так что это даже к лучшему. Не дай Бог, нас там поймают. Стыдно будет.
–Кто дрожит, Мормон, тот в конце фильма всегда гибнет. Прорвемся. За простой визит еще никто по шапке не получал. Где планеты-то все?– Отец наклонился к приборной панели, пытаясь приблизиться к звездам в носовой иллюминатор.
–Внизу, там,– Мормон ткнул пальцем в пол,– или в стороне где-то. Компьютер, дай карту.
Перед друзьями появилась голографическая карта родной звездной системы с шариками планет, бегущих по кругу вокруг желтого пятна Солнца. Красная мерцающая точка, обозначавшая двух космических странников, приближалась к орбите Юпитера. Чуть дальше орбита Сатурна. Венценосная планета находилась далеко в стороне от траектории кара. До Плутона было далеко.
–Быстро мы летим, слушай, а на орбитальных станциях Юпитера нет закусочных? Мы вроде рядом с Юпитером должны пройти.– Отец ткнул пальцем в карту, от его прикосновения изображение помутнело и расплылось, словно разбегающиеся волны по воде.
–Ты смеешься? Это мы добрых часа два потерям. Это ты из-за пива так переживаешь?– Спросил Мормон.
–А то…– Утвердительно кивнул Отец.– Женщин здесь нет, вырвать не смогут пиво. Твоя, кстати, Пальма, как она насчет алкоголя?
–Нормально, только когда оно в бутылке. Все бабы одинаковые.– Махнул рукой Мормон.– Я со своим будущим тестем пиво пью. Он за вечер может десять литров через себя пропустить. Водку не любит, а от пива дрожать начинает, как заячий хвост.
–Десять литров… Не слабо. У него живот, наверное, как у беременной?– Кивнул Отец. По его мнению большой живот– неотъемлемый атрибут страстных поклонников пива.
–Вот такой, вообще необъятный,– Мормон выставил руки перед собой, демонстрируя огромное вместилище для подгнившего овса,– у него зеркальная болезнь.
–Это еще как?
–Он себя полностью только в зеркале увидеть может. Пиво дырочку найдет, а вот тесть только по анатомическим приметам находит предмет своей гордости. Интересный человек, ничего не скажу.
–А чем занимается он?– Спросил Отец, умиляясь подобным животом.
–Чем? Мужским многоборьем. Чем еще?– пожал плечами Мормон.
–Как это?
–Обычно. Авто, вело, мото, фото, …, гребля и охота. Лежит на диване, спит всю дорогу, да пиво пьет нет-нет со мной. Иногда сам звонит, мол, Андрюха, пошли, причастимся. А я что, отказываться стану?
–А у моей Рыжей нет батьки. Маман, ведьма злая, выгнала его по молодости. Гюрза. Да, Бог ей судья.– Отец махнул рукой.– Прощай Рыжая, может и свидимся снова как-нибудь в другой жизни.
Отец снял шлем с головы. Астраханский уютный отель уступил место голоду. Прогуливаясь по тенистому сиреневому саду где-то под Астраханью, Отец устроил себе небольшое бетаку прямо в саду, где для интереса поместил сакуру. В уютной кленовой беседке с пагодами, отделанной красными раздвижными ширмами– сёдзи, он поедал ароматные сасими из свежего осетра и сома, щедро сдобренные острым мисо, которое налил в широкую глиняную чашку. Небольшое растение широко раскинуло свои узловатые плети с мелкими листочками и пестро цвело широкими розовыми цветками, которые не имели права облетать, чтобы не сорить в чашку с мисо. Именно так Отец представлял себе японскую вишню. По мнению самураев, сидя под сакурой достаточно долго, можно постичь жизнь. Отец придерживался другой точки зрения. Долго сидя под сакурой, можно съесть все сасими.
Отец съел все сасими, поскольку сидел долго, а чувства насыщения не наступило. Нужно возвратиться в реальный мир, чтобы не погибнуть от голода. Еще Диоген, сидя на холме перед древними Афинами, лелея прилюдно свою похоть, удивлялся, почему нельзя утолить голод, поглаживая живот? Эта ситуация для Отца тоже была непонятной, однако со своей физиологией предпочитал не спорить.
Космический странник поднялся со своего кресла, прошел на корму шлюпа и стал рыться в своих запасах. Консервированная свинина, не хочется. Консервированная говядина, не хочется. Консервированная кукуруза, тошнит. Консервированные гамбургские копченые колбаски, вот это подойдет. Далее. Консервированный чай. Я по чаю не скучаю. Кофе, бросил. Матэ, подойдет.
Отец раскупорил колбаски и стал набивать ими рот. Нежная подкопченная свиная плоть обожгла ароматом Отца. Он не мог себе предположить, что консервированные продукты могут быть такими вкусными. На банке значилась рекламная надпись: «Для активной жизни». Отец усмехнулся. А почему он ничего не взял для «пассивной жизни», сейчас именно такая пища была бы кстати. Козлы, подумал Отец, для пассивной жизни не могут ничего придумать. Так, что у нас есть еще чего-нибудь вкусненького? Шпроты? Надоело. Одно и то же. Чего бы съесть, чтоб похудеть? Ага. Консервированный копченый окорок. Цэ дiло. Копченая свиная плоть, но уже из другой банки, опустилась в Отца. Хорошо. Уте жаксы. Тамаша.
Давно, давно, в тихом двадцать первом, Отец видел передачу по ТВ, где в новостях ехидные журналисты рассказывали про чудо украинской селекции. Животноводы вывели мясную породу свиньи, у которой ценного свиного жира, который украинцы меняют на персидские ковры такой же площади, не было вовсе. А затем эти же пересмешники журналисты обратились к общественному мнению торговцев салом на киевском мясном рынке. Торговцы вволю удивлялись, що ж цэ за свинка, та бiз сала, нам така не трэба. Другие торговцы поддерживали своих коллег фразами: ай вiрно, хлопцы, ай дiло каже.
Отец улыбнулся, вспомнив наивных потомков Тараса Бульбы, испуганных появлением гончей породы свиньи. Они, украинцы, даже переняли у испанцев корриду, чтобы свиньи умирали красиво. У несчастных свиней, взрощенных на свинофермах, и без того отобрали всю соль жизни. Откормленные животные не видят всей прелести материального существования. Они лишены грязных зловонных луж, населенных личинками комаров и гельминтов, в которых так чудесно прикорнуть после плотного завтрака; грязных фекальных пятен на боках, засиженных мухами и слепнями; палящего солнца, от которого с рыла падают засохшие куски земли, смешанной с испражнениями. Нельзя вволю порыться в земле, выкапывая ароматные трюфели, нельзя обглодать коренья какого-нибудь куста.
Как-то Отцу рассказал знакомый колхозник, как правильно воровать свиней. Вырыть нору в размер рослой свиньи близ свинарника без шума практически невозможно. Нужно прорыть маленький ход под стенку свинарника, чтобы влезла рука, затем в норку бросить хлеб, смоченный водкой. Свинья, как и человек, очень уважает древний напиток, она съедает хлеб, а затем алкоголь зовет ее на подвиги. В поисках драгоценного удовольствия, свинья начинает сама рыть землю. Нужно только время от времени подкидывать в нору хлеб с водкой, сдабривая ее живой интерес к алкоголю, свинья сама выберется. Причем переусердствовать с водкой невозможно. Свинья может съесть целое ведро с такой похлебкой. А потом дело техники: или петля на шею– свинья сама пойдет, или ножом по горлу, если нести не далеко.
Кажется, что выкормить свинью дело не хитрое, коль скоро свинья очень жадное животное. Если она будет в вольере жить одна, она не станет огромной и жирной, ей нужен соперник, с которым бы она стала делить трапезу. Если нет средств купить двух поросят на выкорм, нужно перед чаном с едой поставить зеркало. Свинья примет свое отражение за конкурента, бесстыдно поедающего чужую пищу. Тогда она начнет хорошо набирать в весе, стараясь опередить своего соперника в зеркале. Только так. В Израиле свиней растят на специальных платформах, чтобы такое грязное животное своей нечистой натурой не оскверняла священную землю. Евреи очень тонко подошли к проблеме свиноводства на земле обетованной. Только свиньям все равно.
Жалко, что нет колобасы. Пить матэ из консервной банки, все одно, что есть шоколад с фольгой. Разогреть ароматную матэ негде. Отец выпил напиток через край банки, размял кости и, снова, вернулся в базу, нацепив шлем.
В уютной беседке с пагодами на столе томились сочные ломтики сасими. Их уже не хотелось. Пусть будет сакэ. А вот сакэ была горячая, настоящая, пусть и виртуальная, брала за живое она так же. Как ее не хватало там, возле Юпитера. Пусть даже не сакэ, а какое-то, пусть завалящее теплое пиво.
Юпитер проплыл далеко внизу и в стороне от наших друзей, унося с собой свои ураганы, которые могут длиться до трехсот лет. Хорошая планета, большая, будущее солнечной системы. Когда потухнет солнце, Юпитеру пророчат верховодить в солнечной системе. Когда-нибудь он вспыхнет сверхновой и теплом своим будет согревать остальных, словно Данко. Только нам не увидеть это чудо.
–Вот ведь, незадача.– Воскликнул Отец.– Чтоб им всем пусто стало.
–Это ты к чему?– Спросил Мормон.
–Да ко всему. Жизнь– дрянь, солнце– назойливый фонарь, бабы– дуры.
–Это точно.– Согласился Мормон и добавил.– На повестке всех бабских собраний рассматривают всегда три вопроса. Первый: все мужики– козлы, второй: носит нечего, третий: разное.
Отец покатился со смеху.
–Вот уж точно. Кар этот, однозначно, баба спроектировала. Мужик на первое сюда фляжку бы запрятал. Однажды мне про одного бродягу рассказывали. Его жена дома за гулянки гоняла, все тайники его вскрывала, он что придумал? После работы покупал бутылку водки, доходил до дома, возле двери открывал ее и из горла залпом выпивал. Заходит домой трезвый, жена ему супика наливает. Тот заходит на кухню, садится, пока ест– его развезет, дальше некуда. Жена беспокоится. Как так? Пришел трезвый, а как поел– из-за стола подняться не может. Потом-то она, конечно, догадалась, только сделать все равно ничего не могла. Так он и пил возле двери.
Мормон корчился в болях в своем кресле от натуги.
–Надо на вооружение взять. Меня как Пальма станет гонять, так я ей устрою Кузькину мать.– Мормон засмеялся еще пуще, и сквозь слезы добавил,– скажу, меня Отец научил. Умора…
–Ты брось эти штучки-то. Отец научил. А как Пальма ко мне разбираться придет? Что я ей объяснять буду? Нет, эти штучки ты брось.
–Скажу Пальме: я тебе от Отца привет принес,– заливался Мормон.
–А на Плутоне найдем пиво?– Спросил Отец.
–Найдем, не будь занудой, Батюшка.– Не мог остановиться Мормон.
Друзья летели сквозь недружелюбное космическое пространство родной Солнечной системы. Мириады километров пролетали в одно мгновение. Мимо неслись невидимые глазу на такой скорости реки космической пыли и межзвездного вещества. Кар не шелохнулся, будто продолжал стоять на марсианском взлетном поле. Намертво запечатанный в защитное поле, он был непобедим. Ему не страшны ни жесткие космические лучи, ни пыль, которая на такой скорости размазала бы кар по пространству в считанные доли секунды, ни мелкие астероиды, которые выбрасывало в сторону от траектории летательного аппарата. Не будь поля, любой мало-мальски значимый осколок космической породы, встреченный на пути, стал бы причиной безвременной кончины всего экипажа. Обдуваемый солнечными ветрами, достаточно стихшими на таком удалении от Солнца, машина продолжала свой стремительный бег.
Красная точка на объемной карте Солнечной системы стремительно приближалась к орбите Урана. Самой планеты видно не было, она терялась на небосводе в звездах. Эта небольшая по меркам газовых планет космическая сфера осталась далеко в стороне.
–Интересно.– Сказал Отец после продолжительной паузы.– В мое время только– только на Марс планировали пилотируемый полет, а я уже за Уран залетел.
–Жаль, что это событие отметить не сможем.– Расчувствовался Мормон.
–Ничего, на Плутоне так расслабимся, будь здоров.– Махнул рукой Отец.
–Там дела будут, конечно, если ты не передумал.
Отец отчаянно замотал головой.
–Надо было все-таки нульнуть на Плутон, я уже устал лететь. Все ломит, будто я уже сутки здесь сижу.– Заерзал Отец на своем мягком кресле.
–Смешной ты, однако, Отец.– Сказал Мормон.
–А Уран заселили?– Спросил Отец.
–Да кому он нужен, заселять его. Он же– газовый. Его изучают, как модель всех газовых планет. Он не такой агрессивный, как Сатурн или Юпитер. Зонды опускают, пробы берут, да разная чушь…– Махнул Рукой Мормон, давая понять, что такая вещь, как Уран не стоит даже и внимания.
Отец и рад был бы отвернуться от Урана, тем более что он его никогда не видел, да только любопытство не позволяло.
–Что за напасть,– воскликнул Отец,– мы даже Нептун не увидим. Он смотри, чуть не на другой стороне орбиты, за Солнцем.
–Отец, мы же над эклиптикой летим, ты по-любому бы его не увидел. Если бы он рядом был, нас бы притяжением сносило в его сторону, это лишняя трата энергии. Плутон увидишь, расслабься и получай удовольствие. Там весело. Абсолютный нуль, темнота. Солнце даже с трудом видно, все как ты любишь. Один Харон в небе висит, да чуть дальше еще две скалы летают.
–Так то оно так, только хотелось бы своими глазами на Нептун взглянуть, или на Сатурн.– Вздохнул Отец.
–А на Земле чего не смотрел? Его при нормальном раскладе ночью в бинокль обычный видать.– Пожал плечами Мормон.
–Врешь.– Удивился Отец.
–Разговоров нет– вру. Прилетишь на Землю, возьми бинокль да сам посмотри. Надо только, чтоб он рядом с Землей был, в противостояние. Когда догонит, в ясную ночь увидишь. Я сам смотрел.
–Мормон, какого лешего? За дурачка меня держишь?– Отец усмехнулся.
–Я тебе говорю, как на духу.– Схватился за отворот рубахи Мормон.– Не вру. Кольца видно, Сатурн видно.
–Мормон, толщина колец у Сатурна двадцать километров, не больше, как ты их мог увидать?
–Да хоть бы и десять, они же под углом к Земле расположены. Виден Сатурн, тебе говорю. Давай спорить?– Протянул руку Мормон.
–Кто спорит– портянки не стоит,– гордо ответил Отец и отвернулся в сторону, где должен был быть Сатурн.– Прилечу– проверю.
–Проверь.
–Вот и проверю. Скажи еще, что Юпитер видно в бинокль?
–Вот тут врать не буду, его не видел. Хотя может и его будет видно, он же ближе к Земле, да и росточком он побольше.
–А с Сатурном, вроде как, будешь врать, да?– Скривился Отец.
–Да пошел ты.– Мормон отвернулся от Отца.
–Ладно, не дуйся. Верю.– Отец потянул друга за рукав. Мормон вяло шевельнул плечом, пытаясь скинуть руку Отца.– А то я Пальме вперед тебя расскажу историю с водкой.
–Я тебе расскажу,– Мормон натянуто улыбнулся.
–Чего ты надулся, как лягушка на пионера? Слушай, Мормон, а какого лешего мы так скоро прилететь должны? До Плутона лететь где-то шесть миллиардов километров, а до Сатурна мы летели чуть не полчаса.
–Правила такие– чем дальше от солнца– тем скорость кораблей должна быть выше. При этом корабль все дальше должен отходить от плоскости эклиптики. Это специальный прием. Чем дальше от Солнца, тем меньше его притяжение испытываешь, обратно пропорционально квадрату расстояния. Поэтому при одних затратах энергии на внутренних планетах– от Солнца тащишься, а на внешних– летишь. Это при условии, что ты от Солнца уходишь.
–Много необычного, я не знал.
–Отец, ногами топай, проходим орбиту Урана.– Мормон кивнул на голографическую карту. Красная точка поравнялась с пунктиром, обозначавшим орбиту обозначенной планеты.
Отец засвистел и затопал ногами.
–Гип-гип, ура, ура, ура.– Грянул он и выругался.– Долго. Пива нет, с женщинами тоже некрасиво получилось, Уран куда-то делся.
Маленькая космическая машина, окруженная заботливым защитным полем, пересекла орбиту Урана и понеслась прочь, ведомая электронным автопилотом. Иногда включались боковые двигатели, выравнивая курс, иногда машина делала едва заметный крен, уворачиваясь от проносившихся камней, а затем возвращалась на заданный курс. Иногда защитное поле едва заметно вспыхивало голубым свечением, испаряя попавшуюся по пути космическую пыль.
–Компьютер, сколько еще лететь нам?– Спросил Отец, потягиваясь в своем кресле. Уже начинали ныть ноги, зевота измучила.
–Около часа.– Скупо отметил приятный баритон бортового компьютера.
–Давай быстрее, мы уже со скуки помираем.– Начал препираться Отец.
–Согласно инструкции системного пилотирования, мы едем на предельно допустимой скорости.– Сухо ответил борт.
–Консервная банка. Черепаха быстрее ползет.– Буркнул Отец, на что не получил ответа. Бортовой компьютер принял соображения Отца не достойными внимания.
Отец прогуливался вдоль великой Русской реки по набережной, уставленной утлыми рыбацкими лодками и катерами. На берегу, на рогатинах и пластиковых навесах сушились рыбацкие сети. Берег был сплошь усыпан рыбьей чешуей, с которой рыба расстается, не успев познакомиться с берегом. Чуть далее от реки, в тени нависающих кипарисов суетились армяне возле мангалов, на которых готовились чудесные шашлыки из судака и сома. Чудесный дымок, вьющийся из просаленных чугунных коробов, разносился по всему побережью, даря прохожим аппетит и хорошее расположение. Прямо на берегу расположились уютные летники, заполненные праздными отдыхающими, поедающими шашлык и запивающими снедь молодым терпким вином. Расставленные пляжные зонты дарили отдыхающим прохладу от палящего зноя. Детишки с радостью оборачивались вслед Отцу, кричали и радовались. Родители с терпеливым любопытством наблюдали за Пиначетом, томно шагающим рядом с Отцом. Отец крепко держал коалу за лапу, чтобы зверек не побежал куда-нибудь в кусты. Коала же, напротив, с нескрываемым восхищением наблюдал за отдыхающими. Его чуткий нюх, обостренный похмельем, улавливал запахи драгоценного алкоголя. Медведь повизгивал, будто просясь отпустить его на вольные хлеба.
Отец сделал вид, что отпустил лапу медведя невзначай и даже сделал вид что расстроился, чуть всплеснув руками и ругнувшись. Медведю дважды давать шанс не было нужды. Будто под зверьком взорвалась ручная граната, коала подпрыгнул и пустился наутек от Отца, подгоняемый жаждой, зноем и похмельем. Доли секунды и коала влетел в летник, затем он кинулся на толстого мужика, развалившегося в брезентовом кресле в темных очках, и забрался к нему на колени. Мужик нехотя поднял солнцезащитные очки, будто не веря своим глазам, и уставился на насчастное и томимое жаждой животное. Медведь без лишних уговоров схватил стакан с красным вином и припал к краю.
Отец кивнул мужику, мол, все нормально, зверь тихий, хоть и больной, не укусит. Мужик потрепал медведя, который урчал от удовольствия, вкушая подбродивший виноградный сок. Допив до дна стакан, Пиначет бросил его на землю и потянулся к тарелке с солеными орешками.
–Ну-ка фу, зараза такая, не смей. Мужик, извини.– Сказал Отец, приближаясь к медведю.
–Не суетись, садись рядом, пусть он поест. Ты, походу, его совсем не кормишь.– Важно сказал мужик тоном, не допускающим возражений.
–Спасибо, он немного не в себе, а так– сыт.– Попробовал оправдаться Отец.
–Пусть не сыт, поест немного.– Мужик поднял с земли бокал, налил еще вина и протянул коале.
Пиначет двумя цепкими когтистыми лапами жадно схватил емкость и отправил все его содержимое в пасть. Люди, наблюдавшие за сценой возрождения медведя, довольно закивали головами, детишки сбежались к столику, облюбованному Пиначетом. Кто-то из ребятни требовал от своих родителей купить такого же. Пиначет, наконец, облегченно вздохнул. Отпустило. По зрителям пробежал сдержанный смешок.
–Эка его…– Удивился мужик.– Давай-ка я тебя еще подлечу.
Он налил Пиначету в стакан. Медведь выпил еще, потом еще и еще немного. Зрителей восхищал талант молодого медведя поглощать вино. В конце коала на четырех лапах забрался на стол и, шатаясь, попытался снять с мужика его черные очки, но, не достигнув успеха, пошатнулся и повалился на стол. Зрительскому восторгу не было границ. Некоторые рукоплескали пьяному коале, которому по природе была свойственна медлительность и скудный рацион из листьев эвкалипта. Отец смущенный излишним вниманием, схватил медведя за лапу и пошел прочь, уводя с собой предмет общего умиления. Шаткой походкой, почти ничего не соображая, коала следовал за хозяином, ведомый за лапу. Он спотыкался, путался в ногах, оборачивался на своего спасителя, бросал жалобные взгляды прохожим, но шел.
С разных концов набережной раздавалась музыка. То бесталанный фальцет какой-нибудь новоиспеченной звездочки, то мяуканье влюбленного пубертата, то хриплый басок вернувшегося парубка с лесоповала.
Отец бродил по узеньким улочкам, выложенным тротуарной плиткой и любовно уставленным скамеечками на гнутых чугунных ножках. Пиначет неуверенно перебирал ноги, в конце он вырвался из рук Отца и запрыгнул на скамейку, где тут же свернулся калачиком, прикрыв нос лапой, словно белый медведь, и засопел. Отец присел рядом, облокотясь на удобную спинку, и, широко раскинув руки, стал наблюдать за медленным течением людской толпы, переходящей от летника к летнику, да за вечным движением воды, на которую можно смотреть вечно.
Засидевшись один, Отец вернул себе в базе в дельту Волги, своего старого drinking-partner с которым отметил долгую разлуку и счастливую встречу. Наутро друзья отправились с рыбачками ловить рыбу. Заказав у гида катер с командой, Отец взял с собой Пиначета на рыбную ловлю. Сначала Пиначет, дезориентированный в личности и в пространстве, тупо всматривался в палубу небольшого катера, но, постепенно придя в себя, протяжно завыл, давая всем понять, что он очень низкого мнения об этих людях, увезших его на реку в тарахтящем корыте. Вцепившись в ванты, медведь, подвывая, провел все время рыбалки, изредка округляя глаза и тихо ухая при виде пойманной рыбы. Смелость его покинула, не оставив обратного адреса, а он так и не нашел в себе сила расцепить лапы. Смелая команда, сдобренная хорошим гонораром, возила Отца по реке в поисках рыбы. Оснащенная эхолотом рыбалка принимала рафинированный оттенок, не имеющий ничего общего с романтикой дикой ловли, однако оставляла значительный привес на палубе в виде пойманной рыбы. Рыбачили на удочки, на блесну, на закидушки, останавливаясь в заводях. Отец предложил шарахнуть электричеством, но рыбаки озадаченные откровенной просьбой, в вежливых выражениях отказали неистовому рыбаку, посулив ему и без того приличный улов. Они не обманули. Когда стало смеркаться, а в южных широтах смеркается рано, Отец, отдав команду, отправился на берег.
Вечером, вернувшись в отель, Отец распорядился приготовить ему рыбу и принести в номер три бутылки дагестанского коньяка. При упоминании благородного напитка, Пиначет оживился и изъявил свою волю жить дальше.
Отец вернулся в реальное пространство подкрепиться, почувствовав голод, не снимаемый обильной виртуально трапезой. Одиночество обрушилось на него. Он один в маленькой поврежденной посудине, болтается вдали от родины в черном космическом пространстве в малоизученном секторе галактики. Остается еще три дня лета. Терпеть можно, пугает лишь неизвестность.
Удивительно устроен человек. Бояться неизвестного глупо, а поделать с этим ничего нельзя. Не так страшно даже встретить на своем пути старуху с косой. Можно даже немного позлословить над ней. Однако почему-то страшит неизвестность. Почему природа распорядилась так? Зачем человеку необходимо знать что будет, или хотя бы что должно случиться. Отказываясь от неизвестности человек готов пережить Армагеддон, рождение Сверхновой, угодить в черную дыру, лишь бы не было неизвестности. Давний враг человека– одиночество становится милым недругом, когда на сцену является неизвестность. Она вытягивает последние соки из души, она вьет веревки из сознания. Всплывают старые и еще неведомые страхи, стоит только завестись неизвестности. От нее краснеют глаза, уходит навсегда сон. На стенах остаются корявые черные росписи, небо алеет, дождь становится сухим, словно мох. В голове появляется нестерпимый ужас, на душе остаются несмываемые ржавые пятна, которые затем, подернутые временем, расползаются вширь. Рожденные больным воображением, из темных пятен на полу появляются демоны, способные разрушить галактику. Неизвестность. Что она есть? Ее нельзя ощутить, взять в руки и поздороваться. Ее невозможно извести крестным знамением и клятвой верности. Она ничего не страшится и нет власти над ней. Перед неизвестностью рассыпаются в прах ранее непобежденные крепости, она вершит судьбы миллионов. Перед ней бессильны короли и нищие, перед ней равны и калеки и великие. Она посещает всех. Рано или поздно она познакомится с каждым живущим.
Стоит ей появиться, хлеб порастает зеленой плесенью, вода подергивается ряской, ломаются карандаши и пересыхают краски. Неизвестность хороший собеседник, она может подсказать что делать в любой ситуации, она предоставит на выбор миллион решений. Только это все– ложь. Она рассказывает множество историй разного толка, она заставляет вспоминать все что было, что не могло быть, и что вероятно происходило. Она шепчет утешительные слова, она грозится кулаками и лютой смертью, она призывает на помощь черные силы и отмщение.
Она заламывает пальцы от немого тихого ужаса, она заставляет бродить из угла в угол, не помня себя. Неизвестность. От нее покрываются морщинами лицо, появляется проседь на висках, от нее трясутся измученные пальцы и ноги. Она на время уступает свое место лишь алкогольному дурману, с которым она никогда не находила общий язык еще с момента основания мира. Она все равно вернется, стоит только опьянению отступить. Она приходит и с новой силой, еще более ожесточенно и изощренно, начинает рыться в старом белье, ставя все с ног на голову. Никто не знает, откуда она берется и куда уйдет вновь. Она приходит внезапно, вслед за неожиданностью и горем. Только неизвестность остается надолго. Она питается человеческими страхами, она упивается неожиданностями и ужасом. Она наслаждается безумием и бессонницей, она радуется, когда тоска и безнадега. Но и она когда-нибудь куда-нибудь уходит.
Отец стоял перед носовым иллюминатором. Взору его предстал огромный черный космос и неизвестность. Перед ним в поклоне лежала вселенная с ее миллиардами возможных путей и решений. Она его пугала, а согбенная усталая вечность искоса исподтишка хмуро скалилась, глядя на недоумение Отца. Ничего, ты пришел– ты уйдешь, буду лишь я.
Насытившись из консервных банок, побродив по шлюпу, Отец оставил этот мир на растерзание времени, а сам, надев шлем, вернулся к милому мохнатому другу, которого оставил на балкончике в приятном соседстве с бутылкой, там, на веранде где-то под Астраханью.
–Отец, проснись,– тормошил за рукав Мормон.– Сейчас подлетать уже будем.
–Уйди, Мормон,– отмахнулся от друга Отец.
Он только-только задремал, уже начал грезиться какой-то сон, где милая прелестница сулила ему наслаждение… и тут Мормон.
–Вставай, соня, я сам заснул уже. Нептун пролетели.
–Как пролетели? Епошкина мать. Жана жилмен куттыктаймын. Этого еще не хватало. Где Нептун?
–Где…– Проворчал Мормон.– В Караганде, там же где и был за последние пять миллиардов лет.
–Компьютер, почему не разбудил?– Разбушевался Отец и треснул кулаком по приборной панели. Голографическая карта подернулась рябью и исчезла.
–Не сходи с ума,– ответил за борт Мормон,– мы же ему не дали команду.
–Сам не мог что-ли разобраться, корыто старое. По-твоему часто мы мимо Нептуна проходим?
