Текст книги "Грозовой август"
Автор книги: Алексей Котенев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 27 страниц)
Теперь надо взять мост, не дать японцам его взорвать.
Будыкин заранее распределил командиров взводов по машинам: Иволгина с автоматчиками посадил на танк, Бухарбая Мусина на второй бронетранспортер. Драгунский не поехал: разболелась рана.
В мутном свете фар выплыло перед ними поле подсолнухов. Здесь машины остановились: шум моторов мог преждевременно насторожить охрану моста. Будыкин подозвал Иволгина и Мусина, изложил план дальнейших действий. Отсюда автоматчикам предстояло пробираться вдоль берега, к мосту подползти по-пластунски. Танк и бронетранспортеры пойдут к нему после первого выстрела, и пойдут не прямо, а в обход: дорога перед мостом наверняка заминирована.
Автоматчики направились к реке, чтобы по берегу подобраться к цели – так меньше вероятности напороться на японские секреты. Впереди вызвался идти Ван Гу-ан. Если натолкнется на японцев, не страшно: безоружный крестьянин идет в свою деревню. За китайцем шел Баторов, за ним Юртайкин, далее Посохин.
Куда ни ступи – земля, как тесто. А дождь лил и лил, точно хотел окончательно затопить эту размытую, зыбкую землю. Однотонный шум дождя заглушал ночные шорохи. Это было на руку десантникам.
У самого берега с куста вдруг сорвалась полусонная птица. Илько застыл как вкопанный.
– Чо, паря, остановился? – спросил шепотом Посохин. – Раз птица сидела, значит, порядок – японца нет. Смекаешь, грамотей?
Илько усмехнулся, сжал Поликарпу локоть.
В темноте проглянула Гольюр-хэ. Запахло рыбой, водорослями. На берегу штурмовая группа разделилась. Иволгин с отобранными ранее пловцами должен был вплавь переправиться на ту сторону: мост решено брать одновременно с двух сторон. Автоматчики из взвода Бухарбая стали подкрадываться к мосту вдоль берега.
Наконец уперлись в проволочное заграждение с мокрыми, скользкими кольями. Сапер взялся было за ножницы, но предусмотрительный Мусин остановил его.
А вдруг проволока озвучена? Лучше сделать подкоп.
Посохин нащупал размытую водой трещину, стал отесывать ее лопатой, расширять стенки. Учить Посохина осторожности ни к чему: осторожнее его не найти солдата во всем батальоне.
«Для Юртайкина – полный профиль, для Забалуева придется подкопать», – подумал Поликарп и еще немного расширил щель.
Автоматчики один за другим нырнули под проволоку.
Все так же плескалась окутанная тьмой Гольюр-хэ, шуршал дождь.
За второй полосой проволочного заграждения Будыкин разглядел впереди насыпь и едва проступающие во тьме фермы моста; по насыпи взад и вперед двигалась затушеванная дождем фигура часового. Опасная минута! Одно неосторожное движение – и все пропало. «Как перешагнуть через этот трудный рубеж?» – размышлял Будыкин, не спуская глаз с маячившего часового.
К ротному подполз Посохин, тронул за руку. Будыкин молча кивнул, и Поликарп пополз вдоль заграждения к воде. У кромки берега нащупал промоину, выждал, когда часовой повернется, залез в воду и выбрался уже по ту сторону колючей проволоки. За ним последовали Баторов, Юртайкин и Бухарбай.
Наконец подобрались к самому мосту. Будыкин прикинул время – Иволгин уже должен быть на исходной – и, когда часовой повернулся спиной, легонько подтолкнул ближайшего бойца. Это был сигнал к штурму. Автоматчики побежали к дотам. Обернувшийся часовой вскинул было винтовку, но выстрелить не успел. Вспышка гранатного взрыва осветила мост.
– Глуши их! – крикнул Баторов, метнув гранату в амбразуру.
Заухали взрывы, застучали автоматные и пулеметные очереди. Десантники уже были на предмостной насыпи, где их не доставал пулеметный огонь японцев. Вспышки взрывов пробивали ночной мрак, отсвечивали в мокрой зелени и пузырившихся от дождя лужах.
Японские пулеметы умолкли было, но потом залились снова. Но этот пулеметный лай уже не пугал Будыкина. Если ты навис над крышей дота, считай, что он почти твой – швырни в амбразуру гранату, и дот замрет.
На другом конце моста тоже заухали выстрелы. Будыкина беспокоило – не зарвался бы сгоряча Иволгин.
Увидев на гребне насыпи Бухарбая, ротный крикнул:
– Держи этот край! – и вбежал с десантниками на гулкий настил моста.
По накату застучали солдатские сапоги.
Впереди взрыв, еще взрыв. Вспышки освещали суетившихся японцев. Бой в разгаре. Ерофей Забалуев первым врубился в свалку. На него набросились два японца, третий забежал сзади, но Юртайкин вовремя свалил его выстрелом из автомата. С двумя другими Ерофей справился сам – одного столкнул в воду, другого оглушил прикладом. Звякнула о настил выпавшая из рук винтовка.
Автоматчики выбежали на тот берег.
Будыкин нырнул под мост и покатился вниз, к пловцам, которые залегли у обрыва и с трудом сдерживали натиск японцев, не подпускали их к мосту. У вывороченной из земли коряги он увидел Иволгина и вначале даже не признал его. Над его полувзводом нависла смертельная опасность, но он не метался из конца в конец по огневой позиции, не совался, как обычно, не в свое дело, руководил боем спокойно, деловито. Вот к нему подбежал Илько и доложил, что под мост прошмыгнул японец, видно сапер. Не взорвал бы мост. В ту же секунду взводный отправил под мост Баторова. У Бальжана в диске не было ни одного патрона. Увидев у опорной стойки японца он прыгнул сверху и прикончил его финкой.
Будыкин глянул на противоположный берег. С первым выстрелом Хлобыстов с двумя бронетранспортерами должен ринуться к мосту. А его все нет. «Не налетел бы на мину», – подумал ротный.
Поблизости послышался шум мотора. Будыкин обрадовался – тридцатьчетверка! Но это был японский грузовик, мчавшийся без света прямо на мост из-за японских окопов.
– Гранату! Гранату! – крикнул Иволгин, догадавшись видно, что это машина со взрывчаткой.
– Есть у нас такое дело, – спокойно прошептал Поликарп Посохин и бросился навстречу японскому грузовику. Взрыв – и машина, перекосившись, покатилась под откос. Грохот потряс землю, багровое пламя озарило реку и перила моста.
Опасность миновала. «Молодец Сергей. Зря за него беспокоился», – подумал ротный.
А на той стороне по дощатому настилу уже громыхали наши бронетранспортеры. Будыкин шумно вздохнул, снял с головы каску, кинул на мокрую траву.
– Аминь засаде! – и пустил в дождливое небо красную ракету. Сигнал Волобою: мост взят.
IV
– Ракета! Ракета! – закричал наблюдатель, увидев в мокрой темноте едва заметную красную вспышку.
И в ту же минуту по японской засаде у дамбы ударили танковые пушки. Они били недолго: Волобой экономил снаряды. После артиллерийского и минометного налета в залитые водой кукурузные заросли бросились стрелки и автоматчики.
С засадой было покончено за несколько минут. Но бросить танки к мосту без промедления Волобою не удалось: японцы успели в двух местах взорвать дамбу. Навалились новые заботы. Нужен камень, рабочие руки, а их считанное число: почти всех стрелков и автоматчиков комбриг выслал вперед – держать мост, искать аэродром.
Викентий Иванович решил обратиться за помощью к китайским партизанам. В это время они вытаскивали из затопленного гаоляна оплетенную зеленой тиной японскую пушку. Узнав, чем озабочен русский начальник, партизаны бросили свой трофей и разошлись. А вскоре к дамбе начали стекаться жители окрестных деревушек с тачками, лопатами и корзинами на коромыслах. Низина запестрела соломенными доули, загорелыми спинами.
Работами на дамбе руководил бригадный инженер Воробьев. Высокий, неторопливый, он расхаживал у прорана, показывая, как надо гатить, где брать землю и камень. Ему помогал рослый китаец в травяном балахоне – единственный уцелевший житель вырезанной японцами деревушки. У горного отрога саперы брали камни для насыпи. Китайцы выстроились в цепь, передавали их из рук в руки, гатили проран в дамбе. Мелочь насыпали в корзины, подвешенные к коромыслам. Трое китайцев положили на носилки огромный камень, потащили его вниз. К ним на помощь подскочили танкисты, и тяжелая ноша поплыла к дамбе, плюхнулась в воду. В воздух взлетел фонтан воды.
Китайцев становилось все больше. У дамбы – столпотворение. Воробьев едва успевал расставлять людей, показывать, куда сыпать землю. Крупные камни укладывали по краям насыпи, в середину сыпали землю и мелкий щебень.
О дамбе Волобой уже не беспокоился – она будет восстановлена, коль за дело взялась такая туча народа. Комбрига потянуло к мосту. Далеко ли аэродром? Ведь его могут занять отброшенные от моста японцы.
Танкисты вместе с китайцами перетащили комбриговский виллис через проран. Машина устремилась к реке.
Волобой разыскал Будыкина под обрывистым берегом Гольюр-хэ и с ходу засыпал вопросами:
– Где аэродром? Куда отошли японцы? – Он приказал сию же минуту снарядить бронетранспортер и выслать отделение автоматчиков на поиски аэродрома.
Минут через пять Иволгин с отделением Баторова уже мчался на бронетранспортере в заданном направлении. Провожатым взял Ван Гу-ана. Вначале Сергею казалось, что отыскать аэродром – задача нетрудная. Ведь его не спрячешь под землю. Любой китаец покажет, где садятся и взлетают японские самолеты. Но все оказалось сложнее: на пути не попадались китайцы. Куда они исчезли?
Впереди показались потемневшие от дождя фанзы маленькой деревушки. Въезжать в нее с налета было опасно. Иволгин остановил бронетранспортер, выслал Баторова и Цыбулю-младшего разведать местность – нет ли в деревне японцев.
Минут двадцать спустя раздался сигнальный выстрел, машина помчалась вперед, въехала в деревушку, остановилась посреди улицы. Вокруг – ни души. «Не эту ли деревушку вырезали японцы?» – подумал Иволгин и направился к ближайшей фанзе. Соломенная циновка, заменявшая дверь, была сорвана. На земляном полу валялись какие-то лохмотья. Глиняная чашка с травяной снедью стояла на потухших углях.
Иволгин вышел во двор, увидел у соседней фанзы своих разведчиков, подошел к ним и онемел. В фанзе и вокруг нее лежали сваленные в кучу трупы китайцев. На каждом след пули или ножа. Рядом ползал, рыдая, старик китаец в травяном балахоне.
Фанзу, видно, пытались поджечь, но дождь ли этому был помехой, или палачи торопились уйти и делали все второпях – огонь погас, не успев разгореться.
Танкисты сняли шлемофоны, опустили головы. Илько почувствовал, как по его щеке катится слеза.
– Та шож цэ робыться на билом свите... – скорбно прошептал он.
Десантники не могли долго задерживаться у этого страшного зрелища: надо было выполнять боевое задание. Они сели на бронетранспортер и поехали дальше. У развилки дорог Ван Гу-ан замахал рукой вправо.
– Хаонлинь, – произнес он.
Иволгин вспомнил: китаец на Бутугуре рассказывал, что в Хаонлини он укрывался у одного старика, когда сбежал из Мукдена. Повернули вправо. Километрах в пяти, за реденькой рощицей, показалась еще одна деревенька. Это и была Хаонлинь. Что их там ждет? Десантники крепче сжали автоматы. Иволгин рассматривал фанзы, серые плетни, стараясь определить, есть ли в деревне японцы. Деревушка тоже оказалась пустой, на улицах и огородах – ни души.
Бронетранспортер подошел к земляному валу, который опоясывал деревню. Автоматчики соскочили с машин, готовые открыть огонь.
Тишина.
Иволгин глядел на вымершую деревню и не мог понять, что все это значит. Возможно, и здесь походил длинный самурайский меч? И может быть, японцы сидят в засаде?
За валом, на огороде, темнела узкая полоска чумизы, над нею желтыми лепестками горели на солнце подсолнухи, краснели маки, на грядках лежали длинные огурцы, огромные арбузы и продолговатые желтые дыни.
– Наверно, японцы ждут, когда мы пойдем дальше, – предположил Бальжан Баторов.
Из-за угла вышла тощая черная свинья. Ван Гу-ан обрадовался. «Если свинью не съели, значит, японцев в селе не должно быть», – рассудил он, вскочил на земляной вал и громко крикнул:
– Роско! Хо!
И тут же безмолвная деревушка огласилась свистом, криком, собачьим лаем. Из-за глинобитных фанз, из кустов орешника, зарослей гаоляна и чумизы высыпали китайцы и, размахивая руками, бежали к машине, стоявшей за огородами.
– А-а-а! Хао, хао![22] 22
Хорошо! (кит.)
[Закрыть] – загудела, загалдела ожившая деревня.
Озадаченные такой неожиданностью, десантники вскинули было автоматы, но тут же поняли – к ним бегут не враги.
Бежали китайчата, загорелые костлявые мужчины, женщины. Одеты они были в самые невероятные одежды, сшитые из спрессованного сена и заячьих шкурок, какие носили, наверное, первобытные люди. Китайцы окружили машину, наперебой совали бойцам сорванные на ходу арбузы, пахучие дыни, длинные огурцы.
Последним притащился, дрожа и задыхаясь, хилый старик. Его худое, землистое лицо было испещрено глубокими морщинами. Это оказался Джао Линь, укрывавший когда-то Ван Гу-ана. Он плохо видел, но по голосу узнал Ван Гу-ана. Сползавшая с плеч старика рваная одежда открывала обтянутую дряблой кожей широкую грудь. Джао Линь подошел к Иволгину, протянул большой арбуз, пошевелил губами.
Сергей смущенно улыбнулся:
– Спасибо. Куда же нам столько?..
У бронетранспортера возник целый ворох арбузов, дынь, огурцов. Танкисты и десантники, не евшие со вчерашнего утра, набросились на арбузы, ели жадно, взахлеб, угощали стоявших вокруг китайцев.
Около старого Джао Линя крутился его приемыш Ю-ю – мальчонка с откинутой за спину соломенной шляпой. Он боязливо притрагивался пальцами к броне, взвизгивал, отбегал прочь. Иволгин разрезал арбуз, поддел ножом красное сахаристое сердечко и подал китайчонку.
– Держи крепче.
Ю-ю взял подарок, поклонился. На вид ему было лет четырнадцать. Худенькое, мускулистое, загоревшее тело отливало темной бронзой, не успевшие еще налиться силой руки двигались проворно. А любопытные широко расставленные глаза так и бегали по сторонам – шустрые, с озорными огоньками. Короткие брови вразлет похожи на приподнятые крылья бабочки. Когда Ю-ю улыбался, брови-крылышки вздрагивали, точно хотели оторваться и улететь.
К удивлению Иволгина, китайчонок прилично говорил по-русски. Мог бы быть переводчиком и адъютантом для особых поручений.
– Где ты научился говорить по-нашему? – спросил он китайчонка.
– Моя лаботай луска батюска, – ответил Ю-ю и пояснил, что он делал у русского попа: чистил ботинки, разогревал самовар, бегал на базар за фруктами, веселил хозяина. Китайчонок вдруг встал по команде «Смирно», приставил руку к соломенной шляпе и четко прошел строевым шагом.
– Лаза, дыва, тыли – ига, лянга, саньга! – отсчитывал он и вдруг запел под ногу старинную солдатскую песню про то, как писал царь японский в письме русскому царю:
«Завоюю вся Ласея, сам пылиеду зить Москву!..»
«Хлена, хлена, хлена, хлена», – отвитяла луска цаль.
Выходит, святой отец обучал китайчонка военному делу, да еще таким песням!
– Ты посмотри, как рубит строевым!
– Старшина Цыбуля пятерку бы ему не пожалел!
Иволгин достал из кармана звездочку, прикрепил ее к шляпе Ю-ю.
– Бери на память!
Китайчонок упал на колени, начал кланяться. Иволгин поставил его на ноги, сказал строго:
– Не смей кланяться никому – ни своим, ни чужим. Ясно? Всегда ходи гордо, грудь колесом – и никаких гвоздей!
Ю-ю осмелел, не отходил от Иволгина ни на шаг: трогал его каску, щупал ремень, кобуру.
Старик тем временем рассказывал Ван Гу-ану, что жить здесь страшно, в округе бродят банды кирикомитай[23] 23
Смертник (япон.).
[Закрыть]. Вчера японцы пришли в Хаонлинь, сожгли две фанзы. Они и сейчас затаились где-нибудь поблизости. Видно, надо уходить на старое место – в Мукден, там Джао Лунь в молодости работал рикшей.
Ван Гу-ан спросил старика, где японский аэродром. Оказалось, аэродром находится в восьмидесяти ли ниже по Гольюр-хэ, у нижнего моста. Ю-ю перевел это русскому лейтенанту.
Пока Иволгин собирал разведданные, автоматчики разбрелись по соседним дворам поглядеть, как живут китайцы.
– Эхма! Что за диковина? Отродясь не видывал такого! – подивился Поликарп Посохин.
У фанзы на дубовом пне около кучи хвороста лежал топор, прикованный цепью. Десантники с недоумением смотрели на цепь. Ю-ю объяснил: топор этот – единственный в деревне, сюда все ходят рубить дрова. А приковал его японский надзиратель, боялся, чтоб ему не отрубили голову.
Забалуев, схватив лом, размахнулся во всю силу.
– Берегись, дракон, китайского топора! – И ударил по цепи. Китайцы схватили топор, передавали его из рук в руки, словно впервые увидели.
Пора было возвращаться к мосту. Зашумел мотор, десантники вскочили на бронетранспортер. Сзади донеслись голоса:
– Шанго! Хао!
В серой гуще лохмотьев и соломенных шляп Иволгин увидел Ван Гу-ана. Он решил остаться, чтобы сегодня же увести старика с мальчишкой в город: в Хаонлинь могут нагрянуть японцы.
V
Увязая в грязи, машины еле тащились вдоль многоводной Гольюр-хэ. Река разлилась, затопила поймы, размыла дорожную насыпь, снесла переезды. Танки то и дело ныряли в колдобины, скатывались с берега вниз. Командир бригады, забравшись в додж, где находилась радиостанция, обдумывал сложившуюся ситуацию. Настроение у него было прескверное, под стать погоде. Мост, который с трудом взяли ночью, оказался непригодным для прохода танков. Да он, по существу, и не нужен был, поскольку аэродрома на той стороне, как доложил Иволгин, нигде поблизости не было. А главное, удиравший Токугава через захваченный нами мост не проходил, он пошел вдоль реки. Волобою из-за нехватки горючего пришлось оставить у верхнего моста еще один батальон во главе с начальником штаба. Так что теперь у него уже не бригада, а только один первый батальон. В авангард он выслал танковую роту капитана Звягина. Строго ему наказал: если он не догонит японцев и не ворвется на их плечах на мост – пусть не показывается на глаза.
С танками Звягина пошли автоматчики. Будыкин не хотел брать на опасное дело раненого Драгунского. Но тот настоял на своем. Волобою это понравилось – молодец лейтенант! Не понравилось лишь одно: что бы ни делал этот Драгунский, непременно хотел показать: «Смотрите, какой я хороший!» А зачем? На войне и без того каждый виден насквозь. Раненого Драгунского хотели оставить еще раньше – у гнилых болот, с третьим батальоном. Да где там! Он с рапортом: «Хочу сражаться в первых рядах». Стремление, разумеется, похвальное, но к чему эти рапорты?
– Что он у вас такой эффектный? – спросил комбриг у Русанова.
– Один сынок у батюшки с матушкой. С пеленок внушали ему, что он лучше всех. Вот он и влюбился в себя до потери сознания.
Волобой зябко ежился от сырости, щурился от дождевых брызг и на чем свет стоит проклинал погоду за то, что она нагородила на его пути столько препятствий. Подумал об оставленном у верхнего моста батальоне. Туда с часу на час должна подтянуться пехота, возможно, и горючее подвезут. Тогда и Сизов сможет пойти вслед за авангардом бригады. Но больше всего его тревожила переправа.
Комбриг поторопил Звягина по радио.
– Ты что там, короб с яйцами везешь, в конце-то концов? – язвительно спросил он ротного.
Но как ни кипятился комбриг – ускорить продвижение авангардных взводов не мог. Японцы огрызались, отходили с арьергардными боями. С востока то и дело доносились отдаленные винтовочные выстрелы, иногда долетал пушечный гул. Волобой пересел в танк и приказал механику-водителю гнать к Звягину, чтобы самому увидеть, что там происходит. Пока ехал, собирался распушить Звягина за неповоротливость, но, когда взглянул на дело сам, убедился: Звягин не виноват. Через каждый километр-два – минные заторы. А когда саперы пытаются разминировать дорогу, японцы открывают по ним огонь.
Комбриг распорядился выслать в передовой отряд еще два бронетранспортера с автоматчиками, приказал Звягину свернуть с дороги, идти второму и третьему взводу по заболоченной пойме, а Хлобыстову – по самому берегу реки. Отряд пошел вроде быстрее, но все-таки не так, как хотелось командиру бригады.
Поздним вечером батальон подходил к нижнему мосту. Моста не было видно, и никто пока не знал, цел ли он, но Волобою хотелось верить, что цел, так как связывал с ним все свои надежды. Перевалит батальон на ту сторону Гольюр-хэ, захватит аэродром, получит переброшенное по воздуху горючее – и тогда танкисты смогут без передышки катить на Чанчунь, а потом и до самого Порт-Артура. А не будет моста – все пойдет прахом...
Волобою очень хотелось спросить у Звягина, видит ли он мост. Далеко ли еще до него? Но он воздерживался, чтобы не будоражить эфир, не выказать врагу своего нетерпения, а значит, и намерений.
Орудийный выстрел вывел комбрига из раздумий. Снаряд упал впереди танковой колонны и взорвался. Потом прогремел еще выстрел, раскатился длинный недружный залп. Японцы били из-за реки.
Тридцатьчетверки по команде Волобоя рассыпались в разные стороны – одни рванули вперед, другие назад, третьи отвалили в сторону – к залитому водой гаоляновому полю. Снаряды рвались в придорожных кюветах, выбрасывали фонтаны грязной воды. Душный смрад пополз по мокрой траве, завихрился над черной рекой. По торопливым бесприцельным выстрелам, а также по запоздавшему докладу нашего заречного дозора нетрудно было определить, что японцы к реке вышли недавно, не успели вовремя занять огневых позиций и теперь спешат наверстать упущенные минуты, стремятся хоть на короткое время задержать наши танки.
Машины рассредоточились вдоль берега, открыли огонь по укрывшимся за рекой японским артиллеристам. Но в это время позади вдруг зарокотали пулеметы, защелкали дружные винтовочные выстрелы. Огненные точки трассирующих пуль замелькали над башнями танков. Где-то совсем рядом рванули два гранатных взрыва, послышались хриплые крики:
– Банзай! Банзай!
Лишь теперь Волобой понял хитрость японцев. Они переправили артиллерию на правый берег, и она стала недосягаемой для наших танков. А стрелковые роты остались здесь на левом берегу – нажимают из гаоляна. Теперь его танковый батальон оказался в тисках. «Надо скорее пробиваться через мост на правый берег и давить их пушки», – подумал Волобой и вдруг услышал в шлемофоне голос Звягина:
– Мост горит! Спешу!
На востоке над стелющимся над рекой туманом трепыхались желтые лоскутья пламени. Они то подскакивали вверх, то перепрыгивали с одного места на другое, растягиваясь в длинную огненную гирлянду.
– Гони! – крикнул комбриг.
Танки передового отряда помчались к горящему мосту. Хлобыстов глядел из люка на языки пламени, на взлетавшие искры и ничего не видел, кроме этого пламени, через которое ему предстояло пробиться. Слева из темноты ударила пушка. Снаряд пролетел над самой башней. Андрей дал два ответных выстрела и, не останавливаясь, ринулся на предмостную насыпь.
По темному настилу моста скользили фосфорические вспышки. Горели перила, и от этого весь мост был похож на огненный желоб, перекинутый с одного берега на другой.
– Только бы успеть... – подумал Хлобыстов и, переключив переговорное устройство на внешнюю связь, крикнул: – Дава-а-й!
Тридцатьчетверка врезалась в бушующее пламя и, гулко стуча гусеницами, помчалась на правый берег. Навстречу летел дым, бились о броню багрово-красные пласты пламени, рассыпаясь на тысячи кружившихся искр.
По левую сторону у самых перил грохотал танк Бушуева, идущий за командирской машиной. Вся нижняя часть бушуевского танка в огненном дыму. По нижнему люку мела огненная поземка, над башней – голова Бушуева. Оглядывая сверху путь, он кричал механику-водителю:
– Левее! Правее! – и требовал «жать на всю железку».
Иволгин бежал за третьим танком, что катился за командирской машиной. Рядом, накинув на голову плащ-палатку, бежал Баторов. Он что-то кричал, размахивая рукой. За ним тяжело грохал сапожищами Ерофей Забалуев.
Горячий дым слезил глаза, лез в горло, обжигал лицо. От вымоченных в воде плащ-палаток валил густой пар. «Только бы не оторваться от танков», – твердил Иволгин.
На середине моста горело слабее, и бежать стало легче. Но вот впереди снова взметнулось багровое пламя, поднимаясь у перил выше человеческого роста. Тридцатьчетверка с ходу врубилась в огненный смерч и исчезла в нем, точно сгорела.
Увидев перед собой сплошную стену кипевшего огня, автоматчики заколебались. Иволгин хорошо понимал их тревогу. Впереди – неизвестность. Куда делся танк? Может быть, рухнул на дно реки. Страшило и другое: ведь плащ-палатки уже подсохли и вспыхнут, как свечи. Но он понимал и другое: танкам без десанта нельзя – значит, надо идти вперед. Только вперед!
– Комсомольцы, за мной! – неистово крикнул он и бросился в огонь. Десантники – за ним.
Слева прогрохотала тридцатьчетверка. Впереди что-то треснуло. Запахло горелой резиной. «Загорелась плащ-накидка», – догадался Сергей. Прошла минута – и он почувствовал под ногами землю. Проскочили! Только почему же так темно? Уж не ослеп ли он? Но, обернувшись, успокоился: увидел, как съехал с моста танк Бушуева, за ним выскочила еще одна тридцатьчетверка.
За третьей машиной мчалась четвертая. Она была уже рядом с предмостной насыпью. Но вдруг рухнула вниз. Мостовой настил провалился. Бежавшие за ней автоматчики тоже попадали в воду.
– Назад! Назад! Мост провалился! – вопил кто-то.
Иволгин посмотрел за реку и вначале никак не мог понять, что происходит. Пока он штурмовал горящий мост, позади, на левом берегу, где находился батальон, разгорелся бой. Грохотали танковые пушки, сверкали, перекрещиваясь, трассы пулеметных очередей, багрово вспыхивали разрывы снарядов. Выходит, Токугава не переправился сюда, за реку, а находится на той стороне и теснит наши танки к берегу реки. Сергей перевел взгляд на правый берег и вдруг увидел красные вспышки орудийных выстрелов. Все ясно: Токугава переправил сюда лишь свои пушки, и они теперь, прикрытые рекой, били безнаказанно по нашим танкам. Хитро задумано!
Не будь реки, Волобой незамедлительно бросил бы на японские орудия свои машины. Но танки не корабли! А достать снарядами с той стороны японские пушки невозможно: берег здесь крутой. От него идет ложбина. Она-то и позволяет японцам укрыться.
Иволгин бросился к Хлобыстову.
– Ты понял, что происходит? Они же перебьют все наши танки.
Андрей все понимал и напряженно обдумывал, что ему следует предпринять. Вырваться на правый берег удалось лишь одному его взводу. Снарядов – кот наплакал. Сколько у японцев пушек – неизвестно. Как же быть? Много было неизвестного в сложившейся ситуации. Ясно было одно: надо ударить отсюда, с фланга, по японским орудиям. И если уж не уничтожить их, то хотя бы отвлечь на себя огонь и облегчить трудное положение, в котором оказался батальон.
Перебросившись несколькими словами по радио с командиром батальона, Хлобыстов приказал открыть огонь. Три мгновенные вспышки осветили жерла приподнятых орудий, три снаряда разорвались на гребнистом берегу Гольюр-хэ.
Снаряды рвались не только на прибрежном гребне – они залетали в ложбину, поражая все, что было укрыто там. Хлобыстов хорошо понимал, какой огромный урон наносят японцам его тридцатьчетверки, но вместе с тем он и тревожился: снарядов у них в обрез.
Внезапный артиллерийский налет с фланга, видимо, деморализовал японцев, и сначала они не ответили на огонь. Но их замешательство быстро прошло, и они стали стрелять по горящему месту, около которого стояли танки Хлобыстова. Первый снаряд разорвался на бугре, второй в конце моста, третий и четвертый в соседней роще.
– Сколько у тебя снарядов? – в отчаянье спросил Андрей у Бушуева.
– Кончаются!
У Иволгина мелькнула мысль: «Нельзя ли добыть что-нибудь из затонувшего танка?» Он бросился под обрыв.
Над рекой стлался бурый дым, в заводи, у самой насыпи, барахтались в воде десантники, освещенные неровным пламенем, плавали черные, обгорелые доски. У насыпи торчал упавший в воду танк лейтенанта Чеботарева. Экипаж спасли, только командира машины найти не удалось, – видимо, сильно ушибся при падении и, выбравшись из люка, не справился с быстрым течением. Иволгин натолкнулся на Баторова. Тот стоял у самой воды, держал в руках мокрый, поблескивающий снаряд. У ног его лежало еще три снаряда.
– Ефрейтор Туз приловчился добывать из затонувшего танка, – пояснил он.
В это время Поликарп, тяжело дыша и отплевываясь, вытащил из воды еще один снаряд, бросил его на берег и снова заспешил к затонувшему танку.
– Тащите их Хлобыстову, да быстрее! – приказал Иволгин и со вздохом добавил: – На этих крохах далеко не уедешь. Надо плыть на тот берег.
Он приказал Баторову собрать с танков веревки и тросы, натянуть их вдоль свай и, придерживаясь каната, привезти на плоту с того берега боеприпасы.
– Задача ясна? – строго спросил он Бальжана. – Обстановку понимаешь? Крышка нам без снарядов. Понял? Без них не возвращайся. Слышишь?
– В зубах привезу! – поклялся Баторов и шмыгнул под дымящийся настил моста. За ним кинулись бойцы его отделения.
А снаряды противника рвались все ближе. Вот один разорвался около самой насыпи. Надо было сохранить танки. Хлобыстов распорядился загнать их в воду под насыпь. Увидев Иволгина, крикнул:
– Снаряды, снаряды нужны!.. – По его лицу прыгали красные огненные блики.
К командирскому танку подбежали запыхавшиеся водолазы.
– Еще шесть штук! – доложили они.
– Давайте сюда! Живо! – обрадовался Андрей.
Японцы нащупали предмостную насыпь, прикрывавшую тридцатьчетверки. Снаряды разворачивали широкий, уложенный булыжником гребень, поднимали вверх столбы пыли и дыма. Вывороченные взрывами камни падали в воду, летели на пылавший мост.
Тяжко было лежать под насыпью. Но Андрей был доволен тем, что вызвал огонь на себя, дал передышку своему батальону, расстроил планы Токугавы. После каждого взрыва он приговаривал:
– Ага! Не понравилось? Не по нутру вам такой харакири?
Насыпь дрожала, становилась все ниже и ниже. Она уже не закрывала танковых башен, и командир взвода думал, куда теперь ему прятать машины. Упавший слева снаряд разворотил земляной бугор и поджег стоявший в конце насыпи танк. Повалил черный дым, по броне поползли синие огоньки пламени.
– Туши! – скомандовал Иволгин.
Автоматчики кинулись сбивать пламя мокрыми плащ-палатками и гимнастерками. Огонь погасили, но машина оказалась сильно поврежденной.
Хлобыстов понял, что насыпь больше не прикроет его от огня, отвел свой танк в конец насыпи, за поврежденную машину, и снова начал палить по японским орудиям. Подбитый танк стал его бронированным щитом.
Ответный огонь становился все плотнее. Снова загорелся подбитый танк. Запахло резиной, вспыхнул топливный бак, зачадил промасленный брезент. Машина стала ориентиром для противника, и механик-водитель Гиренок дал задний ход, отошел в густой лозняк.
Снаряды рвались все чаще. А отбиваться Хлобыстову было нечем – кончились боеприпасы. Рассчитывать на помощь Звягина было трудно: ведь и на левом берегу тоже шел бой. И все-таки он решил связаться по рации с ротным. Опасаясь радиоперехвата, доложил бодро:
