Текст книги "Грозовой август"
Автор книги: Алексей Котенев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 27 страниц)
Аня считала, что на войне, где свистят пули да стонут раненые, ей будет не до Иволгина. Но оказалось совсем наоборот: здесь о нем думается еще больше. В этом она убедилась и глядя на Веронику, которая всегда в опасные минуты искала глазами Ветрова.
Нет, не гаснет на войне любовь. Она светит тут даже ярче. Видно, потому, что ходит рядом со смертью.
VI
Горы угрожающе надвигались на танковую колонну. Плоское дно ущелья сначала превратилось в каменный желоб, потом – в глубокий овраг, наконец – в пропасть. Посланный опять в головную походную заставу взвод Хлобыстова едва протискивался между отвесной скалой и пропастью. Впереди «Бесстрашный». Его водителю Гиренку приказано опробовать оленью тропу.
Позади с автоматчиками шел Иволгин. Он дивился, как искусно лавировала направляющая машина между препятствиями, оглянулся – не видно ли колонны, и тут же почувствовал, что отыскивает глазами не колонну, а санитарную машину, в которой едет Аня. Так и влюбиться недолго, раскиснуть и ныть, как Драгунский. А когда же вздыхать, если война требует тебя всего, без остатка?
Еще в училище он читал книжку про одного гусара. Был тот гусар необыкновенной храбрости. На него пистолет наводят, а он стоит себе да черешню ест. Но совсем другим стал этот храбрец, когда влюбился. Выстрелов стал бояться, как чумы: жалко ему было оставлять на земле свою возлюбленную. Одним словом, кончился гусар. Такая беда может с каждым случиться.
Чтобы выкинуть поскорее из головы Аню, он стал думать о своих делах. В училище говорили: основа обучения и воспитания личный пример – делай, как я. На Бутугуре он так и поступал, когда учил солдат переползать по-пластунски, подтягиваться на турнике. В бою пример командира тоже не последнее дело. Однако говорят: «Нельзя командиру очертя голову бросаться куда попало, надо командовать взводом». А как же пример?
Обидно, что на пути не попадались населенные пункты. Как приятно бывало на Западе приносить в село или город счастье людям! Однажды их полк на рассвете ворвался в полуразрушенную деревушку. Сережка наткнулся на амбар, откуда доносились стоны. Сбить замок он не сумел, помогли подбежавшие минометчики. Когда выломали двери и ворвались в амбар, увидели на полу обессилевших людей, изнемогавших от жажды.
– Тащи воды! – приказал командир минометного расчета.
Сережка принес полное ведро холодной колодезной воды и поил, поил полуживых людей с опухшими, окровавленными, потрескавшимися губами.
Вспомнив про этот случай, он приложил к глазам бинокль и стал рассматривать скалу причудливой формы. Сначала скала показалась похожей на средневековый замок, потом на увеличенную до гигантских размеров отцовскую кузницу, усыпанную кленовыми листьями. Затем он представил себе, что это вовсе и не скала, а крепость, где Дракон держит в застенках десять тысяч пленников. Среди них сидит закованный в цепи Чан Су-линь, тоскуя по своей фанзе, по детям. Крепки железные ворота, и охраняет их команда отпетых головорезов майора Мамуры, а по сторонам двадцать пять пушек, а может, и больше. Но он, Иволгин, прорывается сквозь тюремные двери. Навстречу бросаются истощенные узники, впереди – Чан Су-линь. Иволгин снимает с него цепи и на студебеккере везет в фанзу. Обрадованные китайчата бросаются к отцу. А студебеккер нагружен рисом, шоколадом, свиной тушенкой, всякой одеждой и обувью. «Бери, старина, это все твое», – говорит он китайцу. Китайчата едят палочками рисовую кашу, развертывают конфеты, надевают новую добротную одежду. А вот уже рядом с фанзой вырастает большой светлый дом. Его Сережка безвозмездно дарит Чан Су-линю – живи да вспоминай Россию. На высокое крыльцо взбегает по воле Сережкиной фантазии девочка с букетом хризантем и поет расчудесную песенку без слов. Только Сережке некогда слушать песни – он снова мчится вперед: пробивается через бури и штормы к омытому теплыми морями острову Ява, спешит во Вьетнам, где растут вечнозеленые пальмы, или поднимается на самую высокую на земном шаре гималайскую вершину, чтобы крикнуть оттуда на всю Азию: «Вы свободны!»
«Вот и мечты у меня какие-то ребяческие», – подумал Иволгин и увидел прямо перед собой скалистый бок круглой высоты, которую в мечтах принял за японскую крепость. Скала и скала – голая, скользкая и не такая уж красивая, как показалось издали.
– За мной! Не отставать! – крикнул взводный десантникам, и они побежали к головной машине.
Прижатый к скале, «Бесстрашный» пробирался по узкому карнизу вверх, нависнув над пропастью. Это, кажется, было самое опасное место – даже незначительная оплошность механика-водителя могла привести к беде. Сразу за кремнистым горбом начинался крутой поворот вправо. «Бесстрашный» заскрежетал по камням гусеницами, взобрался на горб и грохнулся носом в крутую выбоину. В этот миг раздался взрыв. Танк вздрогнул и застыл. Вынырнувший из-под обрыва смертник сделал свое дело.
Над башней показался мрачный обеспокоенный Хлобыстов. Стянул с головы шлемофон, бросил на броню и, опершись руками о края башни, хотел выскочить из люка. В следующее мгновение рука у Хлобыстова подвернулась, он потерял равновесие и свалился обратно в люк. По броне ударила неизвестно откуда прилетевшая пуля.
– Танкист, жив? – спросил, прильнув к танку, Иволгин.
– Лоб рассадил... – со стоном отозвался из танка Андрей, – И рация повреждена, – добавил он. – Пусть Бушуев передаст комбригу...
Иволгин тревожно огляделся. За крутым поворотом вправо торчал над пропастью острый выступ утеса, будто киль окаменевшего корабля.
«Бесстрашный» накренился влево и был похож на подбитую птицу, вцепившуюся когтями в камни. Ни с той, ни с другой стороны танк не обойдешь и столкнуть под откос нельзя: в танке люди. А выйти им невозможно – верхний люк под обстрелом снайпера, нижний заклинило взрывом. Лишь одному Гиренку удалось благополучно выскочить из танка. Схватившись за ушибленное колено, механик-водитель принялся костерить автоматчиков, которые, по его мнению, плохо обследовали карниз скалы.
– Ротозеи! Вы мне ответите за машину. Я до комбрига дойду!
– Перестаньте, без вас тошно! – зыкнул на него Иволгин.
Из-под ладони он оглядел склон высоты по ту сторону пропасти, заметил груду камней на замшелом уступе и на всякий случай прошелся по ним длинной очередью. Над камнями закружилась пыль.
– По-моему, он вон на том дубу, – предположил Баторов и тоже дал очередь.
Позади них в молодом сосняке разворачивалась тридцатьчетверка Бушуева. Ее пушка повернулась в сторону пропасти, и тишину горного ущелья разорвал первый орудийный выстрел. Снаряд взметнул вверх комья земли, срезанные прутья кустов.
По склону высоты, заросшему маньчжурским дубом и бересклетом, начали бить танковые пушки. Некоторые снаряды рвались так близко, что подброшенные взрывом камни перелетали через ущелье и как град барабанили по танковой броне. В орудийный гул вливались автоматные очереди. Десантники прочесывали уступы и щели ската, отыскивая засевшего где-то снайпера.
Иволгин крикнул в слуховое отверстие «Бесстрашного»:
– Попробуем подняться наверх!
Прежде чем вытаскивать раненого Хлобыстова, танкисты решили проверить, цел ли снайпер. Над башней подняли черный шлемофон. И сразу же шлепнула пуля. Иволгин поразился: пуля пробила шлем, а выстрела он не слышал. Ясно было, что японцы все предусмотрели и пытаются надолго задержать здесь бригаду.
Иволгин послал разведчиков на противоположную сторону ущелья и пошел к Бушуеву, командиру второго танка, чтобы вместе подумать, как продвинуться вперед. Разумней всего оттащить танк назад на широкую площадку. Но как это сделать, если позади торчит каменный гребень?
Решили попробовать. По сигналу Бушуева танк подошел к подорванной тридцатьчетверке и потянул ее назад. Трос натянулся как струна, машина забуксовала, сбрасывая в пропасть обломки горной породы. «Бесстрашный» не сдвинулся с места.
Пока возились у подбитого танка, снова прилетела неизвестно откуда пуля и ранила в живот сапера Гусева. Он упал на край обрыва, корчась от нестерпимой боли.
«Почему не слышно выстрелов? – уже в который раз спрашивал себя Иволгин. – Не иначе, какая-то хитрость. Но какая?»
Бушуева вызвал по рации «Беркут».
– До каких пор будете топтаться на месте? – сердито спросил Волобой.
– Машина Хлобыстова заклинила дорогу. Обойти не могу.
– Так сбросьте ее к чертовой матери в пропасть.
– В машине люди.
– Эвакуируйте экипаж.
– Нет возможности, по машине бьет снайпер.
– Снайпер? – Волобой повысил голос. – С пушками и пулеметами не можете справиться со снайпером? А что там Иволгин делает? На мотоцикле катается? Передайте ему немедленно мой приказ.
Иволгин по лицу Бушуева понял, что разговор с комбригом принял крутой оборот.
– Вы думаете о судьбе одного танка, – говорил комбриг. – А вы представляете, куда мы идем, черт вас возьми! Или мне приехать и разъяснить, чего может нам стоить ваше ротозейство?
– Будем принимать меры, – ответил Бушуев.
Иволгин понимал, что Волобой ругает их не зря. А если японцы вызовут авиацию или подтянут артиллерию? В узкой щели бригаду можно раскромсать в два счета.
Вернулся Баторов с автоматчиками, доложил, что снайпер не обнаружен.
– Нашли под обрывом гнездо смертника, который напакостил нам, – дополнил его доклад Посохин и бросил под сосенку белый марлевый мешочек с галетами, две банки консервов и пустую бутылку из-под сакэ. – Спьяна он кинулся на танк.
Зафырчал мотоцикл – саперы привезли в коляске дымовые шашки. Иволгин и Бушуев для верности решили ослепить снайпера не только огнем, но и дымом. Снова ударили танковые пушки, заговорили автоматы. Снаряды летели к вершине и на скаты крутобокой высоты, рвались там, разбрызгивая во все стороны каменную россыпь. Скалу спереди заволокло пылью и дымом.
– Поджигай шашки! – приказал Иволгин.
Клубы черного дыма плотно окутали и склоны высоты, и танк, и обрыв, где укрывались автоматчики, – все, что было доступно глазу.
– Теперь пусть целится, – послышался вятский говорок Юртайкина.
– Будем пробовать! – крикнул Иволгин в слуховое отверстие.
– Есть, пробовать! – отозвался в танке наводчик орудия Рагулин.
Он поднялся над башней, ступил на борт тридцатьчетверки и тут же кубарем свалился вниз, больно ударившись о камень.
– Что с тобой? – бросился к нему Гиренок и, оттолкнув локтем Баторова, погрозил: – Ты, пехота, и за него мне ответишь.
Рагулин пальцами сжимал плечо. Из-под пальцев сочилась кровь, пуля попала в ключицу. От боли танкист побледнел, закусывал губы.
Посохин протянул ему фляжку:
– Выпей, паря, полегчает.
Рагулина ранило в разгар артиллерийского обстрела, и это удивило всех: на снайпера обрушился такой плотный огонь, а он продолжал стрелять. Далеко засесть он не мог – издали метко не выстрелишь. А если он близко, почему не слышно выстрелов?
– Отставить эвакуацию! – распорядился Иволгин.
– Что у вас творится? – послышался из танка голос Хлобыстова.
По окутанной дымом башне «Бесстрашного» непрерывно стучали пули. Танки неподвижно стояли на месте.
– Товарищ лейтенант, вас опять вызывает «Беркут», – доложил Бушуеву заряжающий.
А что могли сказать комбригу Иволгин и Бушуев? Снайпер держит танки – кто в это поверит?
Бушуев, включившись в радиосеть, сразу же услышал накаленный гневом голос Волобоя:
– Что вы там стоите, как извозчики на бирже?
– Все перепробовали, не помогает.
– Вы с ума спятили: снайпер держит танки!
Гнев Волобоя никогда не нагонял страха на подчиненных. Хуже было, если Волобой становился вежливым, переходил на «вы». Это было опасно. Тут недалеко и до военного трибунала. И все-таки Бушуев не на шутку испугался, лихорадочно раздумывал, что же предпринять?
Вытаскивать Хлобыстова из танка – значит погубить его: люки под прицельным огнем снайпера. Столкнуть танк в пропасть – риск еще больший: танк не раз перевернется и вряд ли танкисты выдержат это ужасное испытание.
Из танка донесся голос Хлобыстова. Командир взвода гнал заряжающего Тиханкова и требовал, чтобы его машину сейчас же столкнули. Тиханков не хотел покидать командира – погибать, так вместе. В наступившей тишине вдруг послышался шум авиационных моторов. Иволгин побледнел, глаза его округлились. Дождались!
Подполз Посохин, протянул клочок бумаги, выброшенный из танка. Иволгин прочитал:
«Приказываю немедленно сбросить мой танк в пропасть. За меня не беспокойтесь – сдюжу. Не гибнуть же бригаде! Пусть живет гвардия! Хлобыстов».
Иволгин вздохнул, скомкал бумажку. «Эх, Андрей, Андрей, – мысленно сказал он Хлобыстову, – знаем, что ты готов пожертвовать собой. Но кто же посмеет столкнуть тебя – раненого?»
Шум авиационных моторов нарастал. «Наши или чужие?» – думали автоматчики, теснее прижимаясь к скале.
Дым плотной пеленой висел над танками, клубился под обрывом, и пропасть была похожа на реку, окутанную утренним туманом. Иволгин метался от одного танка к другому, не находил выхода из положения и все яснее понимал, чем может заплатить бригада за то, что он не выполнил свою задачу. Если над ними кружит японский разведчик, он приведет эскадрильи бомбардировщиков и тогда...
«Надо вскочить на танк и самому вытащить Хлобыстова! Двум смертям не бывать...» Но от этой мысли пришлось отказаться: могут убить и Хлобыстова.
К Иволгину подбежал Баторов. Щека у него расцарапана, из ссадины сочится кровь, пилотка сбита набок, но в узких глазах поблескивают торжествующие огоньки.
– Сукина сына самурай! Ой, хитер! Рагулин вылазил из танка носом к Косматой горе, пуля угодил в него спереди. Значит, снайпер засел там, на Косматой.
– Если на Косматой, почему не стреляет сейчас? Мы же за правым бортом!..
– Хитрит. Разрешите разведать?
– Косматая рядом, почему же не слышно выстрелов?
– Клянусь – хитрит! Шум слева делает, а бьет оттуда. Может, малопулька у него есть какой. Разрешите? – Баторов приложил к пилотке прямую ладонь, уставился на командира. Иволгину самому хотелось повести разведчиков, но он сдержался.
– Крой! Только в обход.
Баторов с канатом за спиной залез на бушуевский танк, перескочил на скалистый выступ и стал карабкаться вверх. Добравшись до следующего уступа, он сбросил канат автоматчикам. Десантники стали подниматься.
Вот пройдена каменистая расщелина. Снова подъем. Заросшие кустарником впадины десантники пробегали быстро, пригибаясь к земле. У открытых мест падали на траву и ползли без передышки. Бальжан ползет впереди всех – только локти мелькают. За ним колобком катится Сеня Юртайкин. Позади всех двигается Посохин и завидует в эти минуты маленькому, легонькому Юртайкину. Много ли силы требуется, чтобы пустить в ход эту юлу?
Десантники пробрались через сплетения мышиного горошка и стали приближаться к обрывистому торцу кряжа. Где-то здесь и засел японский снайпер. Осторожно лавируя между камнями, Бальжан перевалил через бугорок и подал сигнал рукой – немедленно ползти сюда всем остальным.
Десантники спустились в седловину, круто повернули вправо. Показалась узкая промоина, рассекавшая вершину Косматой горы. Донесся хлопок, потом второй. Баторов метнул в промоину гранату и после взрыва рванулся вперед.
– Я же говорил, я говорил! – вскрикнул он, подбежал к щели и швырнул туда вторую гранату.
Когда рассеялся дым, Бальжан прыгнул в щель и сразу же наугад дал очередь.
Сверху в щель свалился Забалуев, за ним посыпались остальные. На Бальжана кто-то налетел, толкнул к стене. «Не пострелять бы своих», – подумал Баторов, дал снова короткую очередь и, проскочив еще одну извилину, увидел сквозь дым светлый пролом, а в нем – сгорбленную фигуру японского солдата. Японец вскинул винтовку, но в проем уже полетела чья-то граната. Взрыв – и солдат упал у самого выхода. Рядом свалился еще один японец – без фуражки, с ножом в руке. Третий бросился наутек, но не ушел от пули – повис над ущельем.
Автоматчики выбежали на тесную, заваленную камнями площадку. Внизу пролегла пропасть, над ней, накренившись, свисал «Бесстрашный». На площадке лежали снайперские винтовки. Одна из них была зажата в выдолбленные пазы камня и направлена в наш танк.
– Ишь ты! Как в станке! – воскликнул ефрейтор Туз.
– Потому он и видел сквозь дым, – догадался Посохин.
Юртайкин поднял винтовку, нажал на спусковой крючок. Раздался легкий хлопок.
– Шепотком стреляет, проклятая...
Беззвучная снайперская винтовка «Арисака» и помогла японцам ненадолго ввести в заблуждение наших бойцов.
Баторов взбежал на груду камней и, довольный, дал длинную очередь из автомата, потом две короткие. Это значило, что снайперский пост уничтожен и путь свободен.
Только теперь Иволгин, оглянувшись назад, увидел приближающуюся колонну с барражировавшими над ней самолетами. Он кинулся к башне «Бесстрашного», сунул в люк руку:
– Эй, гвардия, вылазь!
Хлобыстов, подталкиваемый снизу Тиханковым, с трудом выбрался из башни. На левом рукаве комбинезона темнела полоска крови, плечо было перевязано бинтом с багровыми пятнами.
– Что-то меня шатает, ребята, – сказал он, опустившись на землю.
А бушуевский танк уже двинулся на «Бесстрашного». Сообразив, что машину хотят столкнуть в пропасть, Андрей рванулся к ней, прижался спиной к корме.
– Погодите, что вы делаете? – с болью выкрикнул он.
К нему подошел Иволгин, глянул в упор:
– Так надо, Андрей! Приказ Волобоя. Понял? – и оттащил танкиста в сторону.
«Бесстрашный» под напором бушуевского танка опустил еще ниже украшенный звездами ствол пушки и как бы нехотя, упираясь, придвинулся к пропасти. Еще толчок – и он тяжело грохнулся на нижний выступ, неуклюже перевернулся, сбил лобовой броней попавший на пути камень и покатился вместе с ним дальше вниз, подняв за собой облако темно-коричневой пыли.
– Как вы можете! – болезненно сморщился Хлобыстов, охватив ладонью разбитый о броню окровавленный лоб. На глазах у него показались слезы. – Его же японцы сожгут. Гиренок, беги к комбригу за тягачами. Да живо! – приказал он и, проклиная всех японских богов и боженят, бросился под откос. За ним прыгнул Тиханков и еще пять-шесть автоматчиков.
Головная походная застава пошла вперед.
У Косматой горы Иволгин оглянулся. Там, где стоял «Бесстрашный», уже двигалась танковая колонна бригады. Не задерживаясь, она прошла по горному карнизу, опоясала круглую гору, а потом взяла курс на восток – пробивать трудный, нехоженый путь к главному Хинганскому хребту. Там – перевал Хорул-Даба.
VII
Бензовоз тяжело пробирался меж скалистыми выступами и вязкими солончаковыми трясинами, уходил все дальше и дальше в глубь гор. По временам он взбегал на взлобки, а потом снова исчезал в ярко-зеленых и кремнисто-серых горных складках. Впереди него шел бронетранспортер с автоматчиками – конвой, охранявший груз.
На поворотах и заросших кустарником тропах останавливались или замедляли ход. Тогда саперы и автоматчики, рассыпавшись цепью, проверяли, нет ли на пути мины, не притаился ли где смертник с гранатой.
«Ну и война!» – уже в который раз повторял Туманян, наблюдая из кабины машины за осторожно идущими вперед бойцами со взятыми наизготовку автоматами. Можно подумать, что они пробираются где-нибудь в тылу врага, рядом с его гарнизонами.
В политотделе армии Туманяна предупредили:
– Нагнать Волобоя будет трудно. Это не на Западе.
Теперь Туманян убедился в этом сам. Танковая бригада, передовой подвижной отряд стрелкового корпуса, далеко оторвалась от основных сил и ушла в глубину гор. Она не вступала в мелкие стычки с противником, не тратила времени на преследование разбитых подразделений. Ее задача – захватить перевал Хорул-Даба. И путь, пройденный бригадой, нельзя было считать занятой нами землей: по ущельям бродили разобщенные японские отряды, горы кишели смертниками, которые, пропустив танки, снова притаились у троп – перехватывали связных, пускали под обрывы автомашины и повозки с продовольствием, охотились за транспортами с горючим.
Цель – как можно скорее выйти на Маньчжурскую равнину – наложила особый отпечаток на весь характер военных действий. Волобоевская бригада подходит к перевалу Хорул-Даба, а тамцак-булакская дивизия только что разделалась с пограничной халун-аршанской группировкой японцев. «Выходит, – думал Туманян, – один еще на границе воюет, а другой уже нацелился на столицу Маньчжурии. Ну и война!..» Просидев с полчаса у Державина, он узнал, что с других участков Забайкальского фронта в штаб приходили еще более разительные вести: авангарды танковой армии Кравченко захватили хинганский перевал Корохон, протаранили Большой Хинган и заняли уже за хребтом город Ванемяо. В это же время дивизия Кучумова ведет кровопролитные бои в Хайларском укрепрайоне – неподалеку от границы. Вот и разбери, где проходит передовая, где фронт, где тыл!
Политотдельцы дали Туманяну виллис, чтобы догнать бронетранспортер с автоматчиками, сопровождавшими два бензовоза, отправленных в бригаду Волобоя. Автоматчиков он догнал, только они сопровождали уже не два, а один бензовоз. Второй был взорван вынырнувшим из кустов смертником.
– И откуда его вынесло? – сокрушался начальник конвоя лейтенант Пеночкин, облизывая языком потрескавшиеся губы.
После этой потери машины сбавили скорость: надо было хоть один бензовоз доставить в бригаду.
Бензовоз подбрасывало на ухабах, он дрожал и трясся, ударяясь колесами о торчавшие повсюду камни. Туманян, ссутулившись, сидел в кабине и смотрел через запыленное стекло на вилявший впереди бронетранспортер. Из-под колес брызгала мелкая галька, стучала о металлическое дно; на крутых скатах машина едва не переворачивалась.
За небольшим перевалом показалась походная колонна стрелкового полка. Сквозь мелкий сосняк Туманян увидел саперов с миноискателями, через распадок куда-то проскакали конные разведчики. Здесь можно было ехать без опаски – местность прочесана пехотой.
– Газуй! – обрадовался молоденький водитель бензовоза, лихо сбив на затылок пилотку.
Пехотинцы остались позади, и машинам пришлось снова замедлить ход. С бронетранспортера спрыгнули саперы, стали проверять, нет ли на дороге мин. Осматривали каждую трещину, тщательно прочесывали заросший кустарником край ущелья, обстреляли его из автоматов. Из-под такого же обрыва сегодня утром выскочил смертник, взорвавший бензовоз.
Туманян выбрался из кабины и пошел рядом с машиной, всматриваясь в горные цепи: не покажется ли где-нибудь на взлобке колонна танковой бригады. Медленная езда, частые остановки угнетали его. Он понимал – осмотрительность нужна, но пешком бригаду не нагонишь. Значит, надо нажимать, несмотря на опасности.
Тропинка пошла круто вверх, извиваясь между пропастью и высокой горой. Бензовоз и транспортер с трудом забрались на крутой гребень. Внизу простиралась долина. Там Туманян увидел зеленую палатку, рядом стояла санитарная машина, суетились люди. Автоматчики подъехали. У машины хлопотала белокурая девушка в легких сапожках, мрачно отдавал команды санитарам смуглый подполковник – военврач, поодаль возбужденно ходил взад и вперед лейтенант с перевязанной рукой. По выражению лиц Туманян понял: произошло что-то страшное.
– Что случилось? – спросил он.
– Беда... – ответил военврач, стоявший у палатки. – Тут были раненые, мы планировали эвакуировать их на самолете, а ночью напали смертники. Вырезали всех до единого.
Туманян молча отбросил полог. На свежескошенной траве в разных позах лежали мертвые. Прямо у входа распластался чернобровый сержант с открытыми безжизненными глазами, у его ног застыл, скрючившись, солдат. С забинтованным плечом в дальнем углу лежал боец с подсунутой под край палатки головой: видно, хотел выползти, но тут его настиг удар ножа. У всех убитых на груди или спине чернели вырезанные ножом звезды.
– Да... – Туманян стиснул зубы.
К палатке подошел Пеночкин с автоматчиками. Увидев мертвых, молча снял каску и сказал, еле шевеля потрескавшимися губами:
– На раненых они храбрецы. Мы три дня шли – ни одного выстрела. А защучат где-нибудь связиста или раненого...
– Это вредительство – ни больше ни меньше! – резко сказал лейтенант с перевязанной рукой. – Тут надо разобраться да пригласить куда следует...
– В каком смысле? – насторожился Туманян.
– В том смысле, что никому не дано права подставлять раненых под самурайский нож.
– Не понимаю.
– А что тут понимать? Кто оставил раненых на произвол судьбы?
– Но зачем вы так говорите? – вмешался подполковник медицинской службы. – У нас не было другого выхода. Раненых нельзя было везти по тряской дороге. Мы оставили их под охраной.
– Вот она, ваша охрана, – со злостью перебил лейтенант, показав на трупы автоматчиков. – Вот так бы и я лежал, если бы прибыл к вам на сутки раньше.
Туманян узнал, что перед ним главный хирург ближайшего госпиталя Бережной. Его прислали сюда сделать неотложную операцию тяжелораненому офицеру. А белокурая медичка – санинструктор Аня из бригады Волобоя, привезла раненых, в том числе и этого шумноватого лейтенанта Драгунского. Теперь ей придется вместе с лейтенантом и другими ранеными возвращаться в свою бригаду.
Валерий повел начальника политотдела к санитарной машине показать раненых. Модест Петрович стал расспрашивать у Ани, как живет Вероника, здорова ли она, не нуждается ли в чем. Написал ей короткую записку, обещал при первой возможности к ним заехать. Аня слушала его на ходу, спешила к санитарной машине: пора возвращаться в бригаду. Фыркнул бронетранспортер, и небольшая колонна, замыкаемая санитарной машиной, тронулась в горы.
Трагедия в медсанбате расстроила Драгунского до глубины души. Увидев шагавшего рядом с бензовозом Туманяна, он вылез из санитарной машины и пошел вместе с ним. На ходу стал рассказывать о делах в бригаде. Прежде всего разругал интендантов, которые выдали бойцам стеклянные фляжки. Все фляжки побились, и теперь, в жару, солдаты не могут напиться. Не пощадил он и политотдел бригады: бойцы проявляют храбрость и героизм, а сказать о них доброе слово некому. Автоматчикам до сих пор почему-то не выдали гвардейских знаков. Еще хуже с горючим. А на перевал на одном энтузиазме не заберешься.
– Вот будет рад гвардии полковник Волобой, когда увидит ваш бензовоз, – сказал Драгунский.
– Увидит ли?
– Надо сберечь. Может быть, он и вознесет нас на Хорул-Даба? – Драгунский, попросив разрешение, убежал вперед, чтобы проследить, все ли там в порядке.
Когда прошли ущелье, Драгунский снова подошел к Туманяну.
– Товарищ гвардии подполковник, мы у цели! – объявил он. – Вон подбитые танки нашей бригады, тут недалеко и колонна.
На пригорке поодаль стояли тягач и две тридцатьчетверки, там возились ремонтники. Цель была совсем близко, к ней вела узкая тропа, пролегавшая между грядой скал и заросшим кустами обрывом. По тропе змейкой тянулся какой-то обоз. Туманян повеселел: если прошла воинская часть, значит, местность впереди прочесана, можно ехать без опаски.
– Здесь с ветерком! – сказал он шоферу.
У кабины в это время вырос Драгунский.
– У меня к вам убедительная просьба, товарищ гвардии подполковник, – пересядьте на бронетранспортер.
– Почему?
– Я в какой-то степени отвечаю за вашу жизнь.
– Что за шутки? Зачем меня опекаете?
– Эти проклятые смертники охотятся за бензовозами, как ежи за мышами. Ну, посудите сами, зачем получать за вас выговор от комбрига?..
– Чудак человек, ой, какой чудак! – засмеялся Туманян, но все-таки послушался лейтенанта – пересел в бронетранспортер.
Колонна прошла мимо ручья и стала выходить на бугор, по которому тащились повозки. Четыре танка, стоявшие на пригорке, были почти рядом, Туманян представил, как бензовоз подойдет к ним и танки рванутся вперед, догоняя бригаду. Принимай, гвардия, пополнение!
Туманян взглянул на скалу, мимо которой проходил бензовоз, и вдруг увидел, как что-то сорвалось сверху и покатилось вниз. Вначале показалось, что это камень, но потом в пыльном вихре он разглядел летевшего вниз японца с притороченной за спиной миной. Смертник упал у самого бензовоза. Раздался взрыв, и бензовоз, охваченный оранжевым пламенем, покатился в пропасть.
Туманян выскочил из кабины бронетранспортера, подбежал к обрыву. Снизу валил едкий иссиня-черный дым. Из-под обрыва карабкался наверх чудом уцелевший водитель.
– Эх, не уберегли-и-и!.. – сокрушался Туманян.
Подбежал Драгунский.
– Что я вам говорил! Что говорил! – кричал он.
– Наверняка! – согласился Туманян. – Спасибо, дружище!
Валерию было приятно слышать такие слова.
– Какой разговор, – сказал он смущенно, – Сам погибай, а товарища выручай – закон боя. – Он шумно вздохнул, вытер вспотевший лоб и направился к бронетранспортеру.
Виллис Волобоя стоял на крутом косогоре: комбриг ждал, когда саперы расчистят дорогу. Отсюда открывался живописный вид на лежавшие впереди горные вершины. Высокие даурские лиственницы росли у их подножия, над ними зеленели сосны.
– Хорул-Даба? – спросил комбриг.
– Вроде бы, – ответил Викентий Иванович, сидевший позади комбрига, рядом с начальником штаба.
– Недаром этот Хинган назвали Большим, – вздохнул Волобой, почесывая затылок.
Он вышел из машины, окинул взглядом хребет, протянувшийся с севера на юг. По гребню плыли сизо-белые облака, посередине виднелась выбоина – крутое седло перевала. В ломаных нагромождениях ближнего хребта зиял пролом. Вот они, Ворота Дракона, – единственный проход к Хорул-Даба.
– Это есть наш последний и решительный... – сказал комбриг, щелкнув зажигалкой.
– Это называется пройти между Сциллой и Харибдой, – потер лоб Русанов.
– Да, наш перевал будет покруче Корохона...
– К северу горы еще выше. Вершина Хуанган-Шаня более двух тысяч метров.
– Дело не в высоте, – вступил в разговор Сизов. – Меня беспокоит другое: успели или не успели японцы подтянуть артиллерию?
Русанов пожал плечами:
– Эфир, между прочим, забит сообщениями о скорой капитуляции Японии.
– Если мы так будем продвигаться дальше, они и через год не капитулируют. – Волобой злился, что бригада тянется черепашьим шагом – пять-шесть километров в час. Правда, соседей с севера удалось обойти, но от южных далеко отстали. Жилин перевалил уже Корохон и вышел на Маньчжурскую равнину, а у него, у Волобоя, кончается горючее. Хватит ли его, чтобы с ходу взобраться на Хорул-Даба? Транспортный самолет сбросил вчера на парашютах шесть бочек дизельного топлива, но две разбились, угодив на острые камни. Из корпуса сообщили – в бригаду направлены два бензовоза. Их сопровождает Туманян. Но прошло полдня, а Туманяна с бензовозами нет и нет.
Посмотрев еще раз на горный перевал и Ворота Дракона, Волобой подумал озабоченно: «Чем же встретит нас Хорул-Даба? Японцы куда-то исчезли. Может быть, копят силы у перевала, надеются нас разбить там?»
Командир корпуса еще раз предупредил Волобоя об опасности с севера. В этом направлении от Халун-Аршана отступали японская военная школа и двухтысячный отряд кавалеристов. Они уже в горах и могут перерезать тропы, по которым идет танковая бригада. Волобой выставил на фланге сильное охранение, но в душе побаивался другого. Командующий 3-м фронтом Квантунской армии генерал Усироку Дзюн, узнав, что русские бросили на Большой Хинган танки, конечно же, попытается подбросить сюда противотанковую артиллерию. Возможно, на перевале стоит дивизион, а то и два. Разве могла наша авиация проконтролировать каждую горную тропку, особенно в ночное время?
