Текст книги "Грозовой август"
Автор книги: Алексей Котенев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 27 страниц)
– Вы хотите заставить нас заночевать здесь, чтобы подтянуть к перевалу эти батареи? Не выйдет. Хорул-Даба сегодня будет в наших руках.
– Мы не боимся ваших танков, не боимся бомб. Вы слышите? У нас есть новый меч. Мы задушим вас чумой и холерой. Копайте себе могилу!..
Издали глухо донесся пушечный выстрел.
– Бригада услышала нас! – крикнул Иволгин.
– Нас в беде не оставят, но и мы должны помочь бригаде, – сказал Викентий Иванович. Он шагнул к двери, потом к окну. Автоматчики впервые видели таким своего замполита, злость на японцев прямо-таки преобразила его. Даже голос изменился – стал тверже.
В дверь дважды ударили чем-то тяжелым.
– Один выстрел, и мы взрываем вас ко всем чертям! – предупредил Мамура.
– Огонь! – в ответ скомандовал Русанов.
Ефрейтор Туз дал короткую очередь, на длинную пожалел патронов. И сразу же из-за хребта донеслись выстрелы и шум моторов. Значит, комбриг все понял и начал бой.
Теперь надвигалось худшее: Мамура, конечно же, постарается уничтожить пленников, чтобы не мешали ему обороняться.
– Росскэ, сдавайс, – галдели за дверью.
– А гранату хочешь? – ответил Ерофей Забалуев.
Туз и Посохин не отходили от окна. Когда видели японцев, стреляли. По временам автоматчики полностью заслоняли бойницу, и тогда становилось совсем темно. Только чуть поблескивал тусклой позолотой солнечный диск с внуком богини Солнца, спускавшимся на облаке на священную гору.
За дверью разорвалась граната, в темноте что-то свалилось, ударилось о пол. Иволгин подумал, что выбита железная дверь, и инстинктивно бросился к ней. Но дверь оказалась целой.
– Японцы накапливаются у окна! – доложил ефрейтор Туз.
Русанов заглянул в щель. Лицо его покрылось багровыми пятнами, у переносья залегла морщинка.
– Это опасно, – сказал он, прислушиваясь к топоту ног и приглушенным голосам.
– Надо пугнуть их, – сказал Иволгин замполиту и приподнял противотанковую гранату.
– Наддай!
Но бросить гранату не удалось. Под окном тяжко рвануло, дрогнули стены. Взрывной волной сейф швырнуло на пол, и он едва не задел стоявшего неподалеку Забалуева. Взметнулось облако цыли, запахло гарью. У Посохина взрывом сорвало с головы каску.
– Бим-бом-брам-стеньга... – произнес Драгунский, выплевывая попавшую в рот землю.
И тут в окно ворвался рев авиационных моторов. «Неужели японские? – подумал Викентий Иванович. – Когда же успели их вызвать?»
Снова грянул взрыв. Тряхнуло стены, сверху посыпались камни. Все попадали на пол. В глаза ударил ослепительный свет – снесло крышу и вышибло переднюю стену. Кабинет коменданта стал похож на открытую террасу. Под торчавшими балками качался на цепочке диск восходящего солнца.
– Спокойно, товарищи! Раз бомбы падают на японскую крепость, значит, это наши самолеты! – сказал Русанов.
Забалуев в порванной гимнастерке с белой от пыли головой уже залег между обломками стены, выбрал удобное место для стрельбы по Воротам Дракона. Баторов стоял на коленях, раздвигал в стороны камни.
Рядом с постройкой упал снаряд.
– Ложись! – скомандовал Иволгин.
Грохнул взрыв, взвизгнули осколки. Когда рассеялся дым, Иволгин на засыпанном щебенкой полу увидел окровавленного Березкина. Его стал перевязывать Туз. У разбитого телефонного аппарата лежал автоматчик Селянин, убитый. Около них ползал запыленный Посохин, без каски, с оторванным погоном.
– Ты контужен? – дернул его за рукав Баторов.
– Ничего, жив-здоров. Тут у них подполье, должно быть. Погреб... Ну, как у нас для картошки.
Поликарп оказался прав: подполье вскоре нашлось. Он приподнял крышку, бросил в темную дыру гранату и, переждав взрыв, прыгнул вниз.
– Давай сюда! – крикнул он.
За ним шмыгнул Юртайкин, потом Иволгин с карманным фонариком. В его свете они увидели серые бетонные стены, узкую амбразуру с пулеметом, убитого японца. Слева чернел дверной проем. Кто-то бросился к двери, закрыл ее на засов. Иволгин вылез из подвала, сказал Русанову:
– Там хорошее бомбоубежище.
«В бомбоубежище, конечно, безопаснее, – подумал Русанов, – бомба там не достанет. Но если японцы ворвутся на террасу и забросают подвал гранатами? Тогда конец».
Решение пришло само собой: людей укрыть внизу, но и террасу не отдавать, отстаивать до конца.
– Всем в убежище! – скомандовал он, взмахнув рукой. Его никто не слышал, но по энергичному жесту все поняли – надо спускаться вниз.
На террасе остался один Драгунский, только что вылезший из-под обломков.
– Я не полезу в подвал! – крикнул он. – Пусть они, гады, видят, как умеют умирать русские люди! – Он вскочил на поваленную стену, рванул ворот гимнастерки. – На, стреляй, сволочь!
– Фазан неумный! – зло сплюнул Иволгин.
В Драгунского никто не стрелял. Перепуганные бомбежкой, японцы попрятались в норы. Валерий с проклятиями полез в убежище.
X
Обнаруженный под полом дот стал крепостью для парламентеров. Вросшие в землю железобетонные стены взрывной волной не свалишь, а к люку подобраться не так-то просто: завалы из камней, упавшая железная балка, выломанные взрывом бревна прикрывали верхний люк от пуль и гранатных осколков.
В доте было душно и тесно, пахло прелыми соломенными циновками и пороховой гарью. Среди осколков битого стекла на тумбочке лежал чей-то карманный фонарик, косо освещая стены, низкий потолок, квадратную железную дверь и амбразуру с пулеметом.
Русанов, убедившись, что боковая дверь закрыта и находится под охраной Забалуева, сказал Баторову:
– За верхний люк отвечаете головой. Понятно?
– Есть, отвечать!
Бальжан вскочил на ящик и вынырнул по пояс из убежища, словно из траншеи. Попробуй, самурай, подобраться к люку!
Викентий Иванович понимал, что долго здесь не продержаться. Может накрыть прямым попаданием авиабомбы. А еще хуже, если через боковую дверь ворвутся японцы или сунут в амбразуру гранату. И все-таки он был удовлетворен. Кабаяси хотел превратить их в заложников, чтобы задержать бригаду, а получил прямо у себя в расположении огневую точку противника. Она связала его, мешала маневрировать. Безусловно, он примет меры, чтобы избавиться от них перед боем с нашими танками. Но все же дот – не веранда. Только вот патронов маловато. Приходится экономить.
– Не подпускайте японцев к пролому, – приказал Русанов лежавшему за пулеметом ефрейтору Тузу. – Они могут помешать нашим.
И тут же Викентий Иванович увидел бежавших к пролому трех японских солдат. Туз дал короткую очередь: и срезал всех трех.
Вверху тяжело грохнула бомба. Дрогнул под ногами бетонированный пол. Фонарик на тумбочке подпрыгнул и упал. За боковой дверью послышался скрежет лопаты и голос:
– Росскэ, сдавайс!
В углу на циновке раненый Березкин кусал пересохшие губы, просил пить и все шарил, шарил вокруг себя, разыскивая автомат.
– Да здесь твой автомат, туточки лежит, рядом, – увещевал его сердобольный Илько. – Мы только патроны взяли.
Иволгин кинулся к Русанову, наткнулся на Драгунского, с досадой подумал: «Орет, храбрится, пустоцвет окаянный. А толку никакого, только мешает...» Увидев Викентия Ивановича, сказал:
– Надо пугнуть их гранатой. Взорвут дверь – тогда все пропало.
– У кого есть граната? – спросил Русанов.
– Так вот она, – протянул Посохин свою противотанковую.
– Эта нам еще пригодится... – остановил его замполит. «Для всех...» – мысленно закончил он фразу.
– У мэнэ е ручная, – откликнулся Илько.
С гранатой Иволгин шагнул вперед. Забалуев дернул засов, приоткрыл дверь. Иволгин сунул гранату в щель, и дверь захлопнулась. Все отскочили в сторону. За дверью раздался глухой гудящий взрыв, а вслед за ним крики, вой, стоны.
Иволгин метнулся к верхнему люку, который охранял Бальжан Баторов. Опасность необычайно разгорячила бутугурского буяна, и он, весь обсыпанный землей и штукатуркой, вертелся как бес – то высовывался из подвала до пояса над грудой камней и щебня, чтобы разгадать, что же думают предпринять японцы, то снова нырял в убежище, спасаясь от японской пули или осколка. Вот он заметил крадущегося японца, выстрелил и камнем свалился вниз.
– Дайте, братцы, патронов! Ну, хоть один патрон!
Посохин дал ему три патрона.
Бальжан выглянул из люка и замер, сощурив глаза. За разрушенной стеной что-то зашуршало. Там – в мертвом пространстве – могли скопиться японцы. Бальжан не ошибся: за бревном, лежавшим поверх камней, мелькнула желто-зеленая фуражка, потом показалась рука с гранатой. Баторов пригнулся, потом вскочил, ловко поймал гранату и бросил обратно:
– Получай!
Спустя минуту из-за каменной баррикады вылетела еще одна граната, брошенная с задержкой, с хитростью. Бальжан понял это, успел нырнуть в люк. Граната взорвалась на лету, обсыпав его сухой пылью и мелким щебнем.
Сразу же после взрыва Баторов высунулся из люка и в упор застрелил выскочившего было на гребень камней японца. Тот, взмахнув руками, упал навзничь. Бальжан в восторге, но на душе у него снова тревога: опустел магазин автомата.
– Братцы – хоть один патрон! – завопил он, присев на корточки.
Никто не отозвался – у каждого осталось всего по одному-два патрона.
– Посохин! – с придыханием крикнул Бальжан.
Поликарп достал из своего бездонного кармана еще два патрона.
– Последние лезервы – в загашнике...
Бальжан нетерпеливо схватил их, поднялся над люком.
За боковой дверью что-то шебаршило, будто скреблись крысы.
– Еще хотите? – спросил Забалуев и с силой ударил прикладом автомата в загудевшую железную дверь.
Угроза прозвучала внушительно. Только нечем было Забалуеву «шугануть» японца. На всех осталась одна противотанковая граната. Ее решено пустить в ход в самую последнюю минуту.
Сверху донесся рокот пулемета. Русанов приник к амбразуре, пытался понять, что там происходит? Стрелял явно японский пулемет. Наверное, наши хотят перевалить через кряж. По голой вершине не очень-то проберешься: один пулемет уложит целый батальон. Надо пробиваться через пролом. В Ворота Дракона, по всей видимости, не попала ни одна бомба. Авиация бомбила военный городок, повредила доты, но там все еще сидели японцы. Выбить их могли только танки. А танкам нужен проход. Волобою придется еще раз вызывать самолеты, чтобы расчистить дорогу.
– Дайте патронов, или мы пропали! – снова взмолился Баторов. – Один патрон. Оди-ин! Можете?..
Русанов подошел к автоматчикам, охранявшим боковые двери.
– Отдать все патроны! – приказал он. – На крайний случай нам хватит противотанковой.
Ефрейтор Туз, Илько и Забалуев дали Баторову по одному патрону. Бальжан вновь выглянул из люка, стрельнул узкими глазами вправо, влево. Три выстрела, и автомат замолк.
Русанов подскочил к амбразуре.
– Вы слышали приказ? Отдать все патроны!
Кто бы мог подумать, что этот книжник, который называл солдат юношами да голубчиками и носил в кобуре вместо пистолета русско-китайский словарь, будет так твердо руководить боем!
Снабдив Баторова патронами, Русанов метнулся к боковой двери, где стоял Иволгин.
– Лезут?
– Хотят, видно, взорвать...
За дверью грянул взрыв, и они оба оказались на полу, сбитые взрывной волной. Дверь, сорванная с нетель, ударилась о потолок и с грохотом упала. В нос шибануло дымом и копотью, загорелась соломенная циновка.
– Последний парад наступает! – воскликнул в темноте Драгунский.
Теперь стоит японцам бросить одну-две гранаты – и в живых не останется ни одного человека. Иволгин понял это и бросился в дверной проем, чтобы загородить его своим телом. Удар в грудь. «Граната!..» Он отпрянул за косяк. Взрыв, отчаянный крик.
Осколок гранаты сразил насмерть автоматчика Максимова.
– Ой, мамочка ридна, що воно будэ... – простонал Илько.
Посохин поднял искореженную взрывом дверь, привалил ее к косяку, подтащил сюда же перевернутый стол. Голос Баторова:
– За камнями скопились японцы – сейчас атака! Крышка! Дайте, дайте гранату!
Русанов приказал Посохину:
– Отдайте последнюю.
Поликарп с неохотой протянул Баторову гранату. Тот мгновенно высунулся из люка и метнул ее. Взрыв потряс стены подземелья. А после минутной тишины грохнула авиабомба, вторая, третья...
– Давай, давай! – кричал Бальжан, потрясая над головой кулаками. Бомбы могли упасть на террасу, но Бальжану казалось, что свои бомбы не причинят ему вреда.
После каждого взрыва в подземелье сыпались комья земли, щебень, сползали вниз расколотые железобетонные плиты. Гора камней и щебня громоздилась возле самого люка.
У Драгунского сдали нервы.
– Проклятая духота! Пустите меня наверх! – крикнул он, вскочив на ноги.
– Красивой смерти ищешь? – упрекнул его Русанов. – А ты выдержи, выстой!
Он взял увесистый булыжник, скомандовал:
– Вооружиться камнями! Живо!..
Десантники приготовились к последней схватке.
О переговорах с японцами комбат Ветров узнал, находясь в хвосте танковой колонны.
– Что же они наделали! – воскликнул он и побежал к комбригу.
Ветров знал повадки японцев еще по халхингольским боям и сразу заподозрил обман. Он досадовал, что не сумел вовремя вмешаться, отговорить от напрасной затеи.
Тридцатьчетверка комбрига стояла возле штабного автобуса. Из башни доносился голос Волобоя:
– Что? Слышишь выстрелы? Какие выстрелы? Ты у меня смотри, Бушуев! За парламентеров отвечаешь головой!
Едва Волобой спрыгнул с танка, как к нему подбежал Ветров.
– Это обман, товарищ гвардии полковник! Как можно верить!
– Еще один пророк объявился.
– Их надо спасать! Спасать.
– Спаси. Попробуй, когда они у черта в пасти. Добровольно туда залезли. Надули нас самураи.
– Да как же Русанов мог? Он знает японцев как облупленных!
– Сам настоял. Знаток самурайской психологии! Видишь, что вышло? Ну, об этом сейчас не будем. Действовать надо. – Волобой посмотрел на часы. Прошло больше часа, а от парламентеров ни слуху, ни духу. Теперь он уже не сомневался в обмане, понял: ни минуты терять нельзя. Приближается ночь. Ясно, что японцы для того и задумали переговоры, чтобы остановить наши танки и подтянуть на перевал свою артиллерию.
Волобой приказал Ветрову взять две роты автоматчиков, саперов и начать подготовку к штурму. Ветров передал приказание комбрига инженеру Воробьеву и командирам рот, а сам на мотоцикле помчался к Воротам Дракона, чтобы на месте оценить обстановку и принять решение.
Мотоцикл стучал длинными пулеметными очередями, на подъемах фырчал, кашлял. А комбат обдумывал, как скорее расчистить дорогу танкам и спасти заложников.
«Как нелепо получилось! – думал он. – Уж если погибнуть – так в бою, а не в самурайской западне». Горькое чувство досады давило сердце. Жалел Русанова, к которому прикипел за четыре года всем сердцем. «Эх, Викеша, Викеша...» – шептал комбат.
Еще сегодня утром Викентий Иванович обрадовал Ветрова, сказав:
– Ну, брат, отцарствовал я на высоком посту. Приезжает начальник политотдела бригады.
– Значит, и мое единовластие закончилось, – шутливо-недовольным тоном заметил Петров.
Они постояли, поговорили. И кто бы мог подумать, что к вечеру разыграется такая трагедия.
Мотоцикл подкатил к подлеску, где стояла головная походная застава. Из-за танка выскочил Бушуев.
– Там идет бой, – встревоженно сказал он. – К Воротам японцы нас не подпускают.
– Комбриг вызвал авиацию, – сказал Ветров. – Будем прорываться силой.
Бушуев доложил, что уже пробовал пробиться через Ворота Дракона, посылал туда танк. Но вернулся танк ни с чем. Горная речушка, что течет через пролом, глубока, – по существу, это естественный противотанковый ров, заполненный водой. Нужна помощь саперов. А японский пулеметчик не подпускает к Воротам.
Пока Ветров вникал в обстановку, наши бомбардировщики появились у Ворот Дракона, и вниз полетели бомбы. Одна из них упала в речушку, выбросив вверх султан грязной воды. Пролом окутало густо-коричневым дымом. Другая бомба угодила в какое-то строение, вверх и в стороны полетели комья земли, накатник, штукатурка, расколотые в щепу доски. «Не там ли наши парламентеры?» – подумал Ветров и болезненно поморщился.
Бомбы дробили стены пролома, раздвигали проход, камни, груды земли сыпались сверху в клокотавшую речушку. Когда грохот бомбежки стих, к Воротам Дракона пошли танки, за ними побежали автоматчики. В синем дыму, что шлейфом тянулся за танками, Ветров увидел Будыкина. Следом спешил с катушкой за спиной маленький связист.
– Ура-а-а! – прорвалось сквозь танковый рев.
В забрызганный липкой грязью, изрытый осколками пролом Ветров вбежал, когда первая группа автоматчиков уже проскочила через него и устремилась дальше. В узкой горловине клубился дым, застилая наполненные водой воронки. Автоматчики бежали, кричали «ура», спотыкались о вывороченные камни, проваливались в желтое месиво грязи.
На выходе из Ворот Дракона танки остановились. Выброшенная авиабомбой земля завалила русло речушки, вода поднялась, хлынувший поток затопил глубокую воронку, забурлил в каменных завалах.
– Где саперы? Саперов сюда! – закричал Ветров.
Бухарбай со своими автоматчиками попытался выйти из узкой горловины, но их обстреляли минометы. Все поползли назад, к танкам...
Минометный огонь преградил путь вперед. «Вся надежда теперь на танки», – глянув на рычавшие машины, подумал Ветров.
Направляющая тридцатьчетверка поползла по срезу скалы над самым краем воронки. Но не удержалась на крутизне, боком съехала вниз и плюхнулась по самую башню в воду.
Бушуев выругался в сердцах, но тут же сообразил: торчавшая из воды тридцатьчетверка может послужить мостом для других машин. Танк Бушуева, опираясь на застрявшую машину и на край воронки, пошел вперед. У выхода из пролома подмял японского пулеметчика, дал два пушечных выстрела и, развернувшись, ринулся к дымящимся развалинам. За развороченными стенами мельтешили в пыли и дыму баргуты. Они вскакивали на коней и мчались во весь опор к перевалу.
– Дай им духу! – крикнул Бухарбай, погрозив кулаком.
– Вперед! – Ветров вместе с десантниками побежал за бушуевской тридцатьчетверкой. Танк пробился через каменный завал и вдруг нырнул в глубокую воронку. Комбат оказался на виду у японцев. Разорвалась мина, и Ветров упал на каменистый пригорок.
Танк выбрался из воронки и стремительно рванулся к развалинам. Бушуев, прильнув к стеклу триплекса, оглядывал все, что лежало на пути. Остался позади вывороченный с корневищем дуб, хрястнул под гусеницами сваленный телеграфный столб. Дальше показалась разрушенная стена. Из-под нее вдруг вынырнул человек, замахал руками. Башенный стрелок хотел срезать его очередью, но Бушуев вовремя скомандовал:
– Отставить! Это наш десантник – тот бурят-отчаюга!..
Около Баторова появился Юртайкин, потом вырос Забалуев. Прокопченные, запыленные, они с радостными криками бросились к танку. А от пролома навстречу им бежали автоматчики, перелезали через обломки стен, трясли за плечи, обнимали освобожденных пленников.
– Они живые! Живые!
– Это у нас запросто!.. – хвастанул по привычке Юртайкин, хотя от усталости едва держался на ногах.
– Семен силен!
– Только вы, ребята, не вздумайте качать меня! – предупредил он. – Уроните, черти, а я не застрахованный...
Как из-под земли вырос старшина Цыбуля с термосом за плечами.
– Боны ж, мабуть, голодные, як цуцыки, – сказал он и внушительно скомандовал: – Всему личному составу прынять горячу пищу!
Всеобщую радость оборвала Аня Беленькая.
– С комбатом несчастье! – пронзительно вскрикнула она, подбежав к развалинам. Лицо у нее заплаканное, волосы растрепались.
Все бросились к пролому.
Алексей Ветров лежал без сознания на каменистом бугре вверх лицом с плотно закрытыми глазами. На выгоревшей гимнастерке темнели расплывшиеся пятна крови. Минный осколок попал в грудь, пониже ордена. Над раненым склонилась на коленях Вероника – щупала пульс, зачем-то терла пальцами его лоб, то и дело ерошила волосы.
– Нет, он еще живой, дышит... – проговорила она.
Полуживого комбата осторожно перенесли в санитарную машину. Трех убитых автоматчиков и шестерых саперов, погибших при штурме крепости, похоронили на холме у Ворот Дракона. С ними положили и умершего от раны Березкина.
Чувствительный Илько смахнул ладонью непрошеную слезу, тихо прошептал:
– Скушно им будэ лежать на чужбине... Остаются в китайской земле...
Волобой подал команду «По машинам!», и все бросились к танкам.
Судя по тому, с каким упорством Кабаяси пытался задержать бригаду у пролома, можно было наверняка предугадать: японцы подтягивают артиллерию. И комбриг спешил к перевалу.
XI
Над Большим Хинганом собиралась гроза.
Порывистый ветер метался по ущельям, трепал вцепившиеся в горные кручи деревья, пригибал к земле травы, рвал в клочья тучи, и они, разорванные, бесформенные, ползли по низкому, хмурому небу.
Танки шли навстречу грозе.
Иволгин с беспокойством поглядывал на тучи, на темневшие впереди горы. Он рассказал Бушуеву о своих злоключениях в катакомбах Кабаяси, о встрече с Мамурой, и теперь оба они сожалели о том, что гроза привяжет к земле авиацию, и она не сможет нанести удар по японской артиллерии, если ее успели подтянуть. Значит, обстановка может сложиться здесь потруднее, чем у Ворот Дракона.
Выше в горы – сильнее ветер. Здесь, на просторе, он неистово бил в лица, трепал кроны деревьев. Шумевшая под пасмурным небом листва казалась неестественно бледной – как выгоревшая солдатская гимнастерка. Иногда на колонну налетала дождевая волна, смывала с танковой брони дорожную пыль, неслась игристыми потоками по склонам и сумеречным распадкам.
Иволгин вытер ладонью мокрое лицо, поправил сорванный ветром капюшон, оглянулся. Позади едва угадывались Ворота Дракона, их уже затянуло мутной мглой. Там навсегда остался боец его взвода Березкин. Жалко парня, но что поделаешь? Война. Невольно пришли на память горькие слова из шатровского вальса: «Плачет, плачет мать родная, плачет молодая жена...»
В лицо хлестнула дождевая волна. А когда Иволгин открыл глаза, вдруг увидел подкативший сзади танк. Его лобовая броня в пятнах, гусеницы измазаны желтой глиной. Над башней с надписью «Бесстрашный» появилась голова Андрея Хлобыстова – он без шлемофона, лоб забинтован. Вытащил-таки своего любимца из пропасти! Значит, благополучно упал и не глубоко свалился. Повезло!
– Андре-е-ей! – заорал от радости Иволгин.
– Смотри-ка! Выбрался! – обрадовались десантники.
– Родимый мой! – запрыгал Юртайкин.
Хлобыстов помахал автоматчикам рукой и проехал на свое место – в голову походной заставы.
Подъем становился все круче. Скрежетали о мокрые камни туго натянутые гусеницы, урчали перегруженные моторы. Качались стволы пушек, словно примеривались – далеко ли противник.
Сквозь косую сетку дождя проступали неясные контуры Хорул-Даба. Глубокая седловина издали была похожа на огромную чашу в разрезе. Там шевелились клубы туч, бушевал ливень, и от этого казалось, будто чаша кипела, дымилась.
Вымокшие десантники соскакивали с танков и, не отрываясь от них, бежали вверх, с опаской поглядывая по сторонам. Наступал самый ответственный момент.
Вот-вот резанет по колонне пулемет, грохнет замаскированная где-нибудь в скалах чужая пушка.
Но молчат пока японские пушки.
Десантники догнали разведчиков. Мокрые, усталые, вымазанные в грязи, они были чертовски веселы.
– Ни души! Хоть шаром покати! – сказал командир разведгруппы, сдвигая назад прилипшую ко лбу каску.
– Здорово! – воскликнул Иволгин.
– Опередили мы их! Опередили! – зачастил Юртайкин. – Шли-то как, будь здоров!
Автоматчики и разведчики двинулись вперед. Под ногами плескались сбегавшие с перевала ручьи, гремели промытые дождем голыши. Сверху снова хлынул дождевой поток, всех обдал холодом. А потом вдруг зарокотала приглушенная ветром и дождем пулеметная очередь. Пулемет бил с правого края седла. Пули зацокали по броне направляющего танка.
«Вот тебе и ни души!..» – подумал Иволгин.
– Иду на цель! – послышался из башни голос Хлобыстова.
«Бесстрашный» двинулся туда, откуда строчил японский пулемет. Иволгин с автоматчиками бросился вслед за танком.
Тяжело ухнула танковая пушка, лизнув оранжевым пламенем мокрый полумрак. Снаряд разорвался где-то вверху, вскинув огненный веер. Грянул второй пушечный выстрел, третий... Снаряды рвались то выше, то ниже, нащупывая цель. А ее заслоняли тучи. Потом пушечный грохот стих: видно, кончились снаряды. Но тридцатьчетверка продолжала карабкаться вверх. Задний край левого борта свисал над обрывом, правый передний устремлен к тучам.
– Куда он? – забеспокоились десантники.
Над «Бесстрашным» метался ветер, кружил сорванные листья, хлестал по броне дождевой водой, точно хотел остановить машину. А она все ползла, срывалась, съезжала книзу и снова вскакивала, нацеливаясь на огневую точку. Автоматчики старались предугадать, чем же кончится поединок механика-водителя с японским пулеметчиком?
– Ну и Гиренок!.. Альпы брал! – не выдержал Баторов, покоренный талантом механика-водителя.
У Иволгина от восторга перехватило дух. «Да, это гвардия!» – повторял он, не спуская глаз с командирского танка.
«Бесстрашный» поднялся на дыбы, толкнул бронированным лбом стену дота, и пулеметная дробь оборвалась.
– Задавил! Задавил! – раздались голоса.
Потом грохнул взрыв, танк дрогнул и замер на месте. Автоматчики не поняли, что это был за взрыв, – выскочили на вершину хребта и закричали от восторга и радости, позабыв и про дождь, и про ветер.
– Танки за облаками! Ура-а-а-а!
– Тэбэ я вижу, мий Хинган, – и лес, и горы, и туман! – восторженно продекламировал Илько.
– Свои давай, свои! – перебил его Юртайкин.
Хлобыстов спрыгнул с танка. Иволгин хлопнул его ладонью по мокрому, измазанному комбинезону, спросил:
– Как же ты – из преисподней да на самые небеса?
Хлобыстов поглядел вниз на клочья туч, перевел озабоченный взгляд на «Бесстрашного», покачал головой:
– Из пропасти мы его вытянули. А отсюда не сведем. Все. Амба. Рана у него смертельная. Я доложил начальству.
К подорванной тридцатьчетверке подошли ремонтники – пожилые небритые солдаты в комбинезонах, выпачканных соляркой.
– Лечить? – удивился Гиренок, хорошо понимая, что после такого взрыва танк за облаками не отремонтируешь.
– Не за тем послали нас сюда, браток, – ответил старший ремонтник. – Танк приказано оставить на перевале.
– Да ты что?
– Комбриг так и сказал: «Пущай, говорит, стоит там на память про наш поход».
Гиренок попробовал возразить, но Хлобыстов осадил его властным жестом: приказ есть приказ.
И «Бесстрашный» остался на вершине хребта – превратился в памятник. Ремонтники выжгли автогеном на его башне:
«Здесь в августе 1945 года прошли советские танки».
Вершина Хорул-Даба скрылась в беспросветной хлюпающей тьме. Ветер с воем и свистом проносился над танковой колонной, бил по броне густой дождевой дробью.
Волобой, придерживая плащ-накидку, добрался до каменистой горбины перевала. Предстояло решить, как спуститься вниз. Черное небо резанула молния, выхватив на мгновение из мрака многоступенчатый головокружительный спуск. Комбриг успел заметить, что восточный склон Хорул-Даба круче западного, спуститься к подножию хребта здесь труднее, чем подняться вверх.
Уже не закрываясь от дождя, Волобой шагнул вниз. Ахмет не отставал от комбрига ни на шаг.
– Куда лезем? Зачем лезем? – ворчал он. – Человек не горный козел.
– Понадобится, станешь и козлом, и самим дьяволом, – проворчал Волобой, спускаясь на следующий уступ, где в сполохах молний стояли мокрые, нахохлившиеся Сизов и Туманян.
– Побьем танки, – сокрушался Сизов. – Крутизна-то какая!
– Надо срезать взрывом эту горбину, – предложил вынырнувший из тьмы бригадный инженер Воробьев.
– Весь перевал не срежешь.
Еще недавно, у Ворот Дракона, командиру бригады казалось, что, поднявшись на Хорул-Даба, он будет счастлив. Но вот танки взобрались на перевал, опередив японцев, а порадоваться некогда: нахлынули новые тревоги и заботы. Как спустить танки по крутизне, превышающей все предусмотренные нормы и возможности?
Пока Волобой с инженером прикидывали, как лучше срезать гребень, Туманян с двумя саперами решил уточнить, далеко ли тянется эта непроходимая для танков крутизна. Они спустились на скользкий каменный выступ, перебрались на другой. Сверкнула ветвистая молния, осветив нависший камень и кругляшки полированной гальки, по которой с шумом и плеском несся ручей.
Спрыгивая вниз на осклизлый валун, Туманян упал, больно ударился спиной о камень.
– Ну, кажется, отвоевался... – со стоном сказал он подбежавшим саперам.
Они склонились над Туманяном, хотели помочь, но жестом он остановил их.
– Разбередил старую рану, ушиб позвоночник, – тихо проговорил он, давая понять, что наверх ему не взобраться даже с их помощью.
– Всем в укрытие – взрываем гребень! – донесся усиленный рупором голос.
Посоветовавшись, саперы решили укрыть Туманяна в глубокой выбоине под скалой. Потащили его на плащ-палатке как можно осторожнее. Туманян не стонал, только сжимал рукой плечо сапера.
Наверху раздался сильный взрыв. Смачно зашлепали по воде камни, посыпалась, шурша, мелкая щебенка.
Один из саперов, видимо командир отделения, полез по склону наверх. Отыскав Волобоя – тот с карманным фонариком осматривал место взрыва, – сапер начал докладывать о случившемся. Ветер и шум дождя заглушали его хрипловатый голос.
– Не слышу! – Волобой сдернул прилипший к голове мокрый капюшон.
Наконец он понял, приказал приостановить взрывы и перенести Туманяна в безопасное место. А сам снова кинулся к танкам, захваченный одной мыслью: как до ночевки переправить на восточный склон Хорул-Даба хотя бы один взвод, чтобы заслонить подход к перевалу?
Танки решили спускать на тросах, иного выхода не было. У направляющей тридцатьчетверки в свете фар мелькнула раскрученная спираль троса. Петлю зацепили за рым[20] 20
Кормовое кольцо.
[Закрыть].
– Осади назад! – крикнул Бушуев механику-водителю второго танка.
Машина, натягивая стальной канат, попятилась назад.
– Трогай! – взмахнул рукой Волобой.
Два танка, связанные туго натянутым тросом, медленно двинулись к спуску. Тридцатьчетверка Бушуева по крутой наклонной плоскости пошла вниз. Второй танк – противовес – подползал к обрыву, осторожно спуская направляющую машину на нижнюю каменную ступень.
Когда на восточный склон перевала были спущены три машины, Иволгин повел десантников вслед за ними. К десантникам пришвартовался со своим экипажем «безлошадный» Хлобыстов.
Под ногами скользили мокрые камни, ползла расквашенная ливнем земля. Бойцы спотыкались, падали и, поднимаясь, снова спешили догнать ползущие в темноте тридцатьчетверки. За Иволгиным проворно ступал слева Посохин, рядом с ним колобком катился Юртайкин.
– В тартарары летим! – взвизгнул он.
Сзади послышался бас старшины Цыбули:
– Живэм, як у сказки: чим дальше, тим страшнийше...
Громовые раскаты потрясали небо. Ливень хлестал по прилипшим к головам пилоткам. В сполохах молний Иволгин увидел глубокий, темный выем, пролегавший по склону хребта. По нему катилась вниз дождевая вода. Танки ползли у самой воды, сильно накренившись.
