Текст книги "Адепт II: Вечный Огонь (СИ)"

Автор книги: Алексей Скуратов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц)

Ханс странно улыбнулся; посмотрев в глаза, подбросил на холеных ладонях невесомые перчатки. Его взгляд то и дело бегал из стороны в сторону. Не нужно было быть гением, чтобы понять – мужчина явно чего-то боялся и смотрел, как бы никто не услышал столь невинный разговор. Ифриту это перестало нравиться. Тревога закрадывалась в душу, а мозг выдавал самые безумные мысли.

Шелкопряд, получив названную сумму, по привычке пересчитал деньги, удовлетворенно пересыпал горсть в поясной кошель и изучающе посмотрел на клиента снова. В пальцах чародея неприятно кольнуло.

– Выглядишь, как бродяга, сыпешь золотом и обладаешь безупречным вкусом, когда подобные тебе оборванцы теряются и плохо владеют даром речи, видя обилие роскоши. Более того – зачастую тянут руку, пытаясь перехитрить старого Ханса. Но я таких знаю. Успел повидать. Только вот с такими, как ты, я имею дело всю жизнь.

– Кто ты такой? – нахмурившись, процедил якобы скиталец.

– Ты прекрасно почувствовал, кто я, – вдруг стал серьезным странный торговец. – Не вздумай озвучивать свою теорию. Я думал, ты покойник. Блэйк, тебя похоронили. Мальчишка смирился с мыслью о том, что тебя прикончила Сотня. О тебе начали забывать.

– Кто ты, черт возьми? – прошипел Ифрит.

– Ханс Шелкопряд. Не более того. Если ты пойдешь по следу, то еще пересечемся, будь уверен. Не задерживайся во Вранове. Нас и без того осталось слишком мало.

Черный скосил взгляд, убедился, что рядом никого нет. Сердце забилось чаще. У него был только один вопрос.

– Ты не знаешь…

– Нет, – опередил его якобы Ханс. – Я не имею представления о том, где он и жив ли вообще. Насколько я знаю, не одни мы с тобой топчем эти земли, рискуя сгореть на костре. Возможно, ты встретишь еще кое-кого. Быть может, это случится раньше, чем я предполагаю. Тот, кого ты можешь здесь найти, знает больше. А теперь уходи. Ты, думаю, осведомлен о том, кто рыщет по Северу.

Чародей коротко кивнул, развернулся и споро направился вниз по торговому ряду, спеша вернуться в нижний город, в Хромого Кота. Искать призрачных колдунов средь бела дня? Нет, легче уж добровольно закричать, мол, вот он я – диковинка современности, один из немногих! Жгите! Блэйк не знал, с кем имел честь встретиться. Был уверен, что «Шелкопряд» не лжет. Будь он всадником Сотни, идти сейчас пришлось бы прямиком к эшафоту. Под конвоем.

Странностей город таил немало… Однако странности те шли колдуну на руку. Вечный Огонь не угасал. Еще пару дней. Пару ночей, в которые он будет пропадать в поисках призрачного следа смутной надежды.

А может, ему и не придется?

Кто знает, кого занесет в Хромого Кота этой ночью…

***

Кружки грохнули, дешевое пойло полилось на стол под торжественный рев ингваровцев, пьяной толпой ввалившихся в Кота меньше получаса назад. Пять бравых ребят, лишенных всякого магического начала, заняли пару сдвинутых столов, скинули внушительные куски металла на липкий пол и принялись отмечать удачную карательную выездку. Их одежда еще сохранила темные пятна крови, которой было слишком много. Пестрели чернотой и отполированные клинки, небрежно сваленные в кучу. Солнышко, откликающаяся на похабные вызовы, спешно несла пузатые бочонки и копченую треску, которой, кажется, пропитался и без того душный воздух, наполненный до того душком пота, пива и грязи, дорожной пыли и свернувшейся крови. Критичный к запахам Блэйк смирился. Смутные догадки о том, что аристократическими благами он еще долго не воспользуется, выстроились в четкий факт. Ифрит слушал и терпел запах рыбы, которую ненавидел всей душой.

Черная тень, сидевшая во мраке Хромого Кота и сложившая на груди руки, прислонившаяся к стене широкой спиной, молча наблюдала за действиями и Сотни, и Сары – в этот день особенно услужливой и внимательной к просьбам. Она ловила каждое слово, хотя сегодня это было не столь необходимо. Ингваровцы ревели, как медведи-шатуны. Шабашничали, гремели посудой, требовали пива и взахлеб хохотали, а хохот тот грохочущей волной шел по корчме, сотрясая и без того многострадальный воздух. Всадники пугали посетителей. Посетители молча сидели, не отваживаясь взглянуть в сторону ночных визитеров.

Помимо старого, ожиревшего до безобразия корчмаря, наблюдающего за Котом заплывшими поросячьими глазками, в этом дурном месте, притягивающем воров, убийц и насильников точно мух на гниющую падаль, за столами сидело приличное количество клиентов, так что Солнышко уже к полуночи заработала мозоли на ножках, неустанно стучащих по старому деревянному полу. В углу, едва освещенном светом нервно дрожащей свечи, сидел нелюдимый «Седрик», без особого энтузиазма гипнотизирующий серым взглядом полную до краев кружку. Кое-где, втянув в плечи седые головы, сидели скрюченные хондрозом старики, с трудом жующие черствый хлеб остатками былой роскоши – еще местами сохранившимися зубами. У окна пристроилась пара игроков, что поочередно кидали карты и изредка, проигрывая последние копейки, ругались, внимания тем самым не привлекая. Тройка вооруженных широкоплечих мужчин тихонько о чем-то толковала, за беседой полируя широкие клинки фальшионов. Не задерживался взгляд и на мрачноватой паре, лениво сидящей за пустым столиком недалеко от стойки самого хозяина Хромого Кота. Время тягуче медленно ползло к полуночи. Солнышко сбивала ноги. Сотня грохотала и наперебой рассказывала, как молодой парнишка, совсем еще юный чародей, пытался вырваться из их рук. Безуспешно. Наверняка именно его кровь темнела свернувшимися пятнами на отполированном лезвии тяжелого кривого фламберга.

– Верещал – ну чисто пташка, которой перышки считают! – грохнул первый ингваровец – почти двухметровый титан с руками, которые в обхвате были шире, чем пышные бедра Солнышка. Фламберг принадлежал, без сомнений, именно ему. Вряд ли его товарищи по оружию смогли бы поднять клинок, лихо переваливающий массой за восемь фунтов.

– А личико – ну точно молоденькая девчушка! Разве что стриженая и тощая, как черт, – добавил невысокий всадник Сотни, пропускающий одну кружку за другой. Он улыбался. Неестественно улыбался.

– Видать, тощие мальчишки, на баб походящие, у тебя в особой чести, – паскудно пролаял третий – мужчина явно языкастый и сволочной.

Невысокий грохнул кружкой о стол так, что не пенящееся пиво с неслышным плеском разлилось, закапало на липкий пол, расплылось светлой, разящей кислятиной лужей. В глазах, затуманенных очень дурной дымкой алкоголя и наркотика, полыхнула бесчеловечная, аморальная ярость. Его руки ощутимо дрожали.

– А ты, сука, следи за языком! – рявкнул ингваровец, нависая над язвительным обидчиком, ухмыляющимся ему прямо в лицо.

– Не то что? – хохотнул шутник.

– Заткнись, Руперт, – прошипел амбал, опуская ручищу на плечо, – не начинай.

Шутник Руперт вскочил из-за стола, опрокинув кружку, свалил в груду оружия грубо сколоченную табуретку и истерически захлебнулся подтравленным алкоголем смехом.

– Не то что, а?! Не то что?! По очереди меня возьмете, как пацана? По кругу пустите?! Давай, Ибер, давай! Рожей не вышел, так хоть ребрами хвастаю! Понравится!

– Руперт!

– УБЬЮ! – взревел невысокий и кинулся вперед, переворачивая стол. Корчма дрогнула от криков и грохота.

Старики с игроками спешно бросились врассыпную, наемники, скептически кинув взгляд на черный узел вцепившихся друг в друга сотенцев, вышли из Хромого Кота, и только та самая мрачноватая пара все еще лениво сидела у стойки трактирщика, давно уже скрывшегося из виду. Солнышко, визжа поросенком, вылетела прочь.

Сволочной шутник глухо вскрикнул, поймал плечом крепкий удар; извернувшись змеем, схватил Ибера за грудки и швырнул с такой силой, что невысокий ингваровец, пролетев через перевернутые табуретки, рухнул у самых ног Блэйка, шипя и растирая кровь по разбитым в месиво губам. Руперт кинулся следом, что есть дури ударил по ребрам с характерным хрустом ломаемых костей. Невысокий прохрипел, согнулся на полу, обняв руками бока, в голос взвыл. Прямо перед взбесившимся языкастым сидел с безразличием в серых глазах черный постоялец, сложивший на груди руки.

– Уймись, черт тебя! – рявкнул один из карателей, пробираясь через завалы, – ты убьешь его!

– Закрой пасть!

Ибер, не замолкая, выл. Однако рука потянулась к голенищу сапога, нащупала рукоятку кинжала и с размаху, с чувством и яростью, всадила оружие на половину клинка в ступню шутника.

Невысокий взмыл в воздух.

Невысокий, вскрикнув, влетел в угол, рухнул на стол и скатился под ноги Ифрита, бессвязно шевеля разбитыми губами. Весельчак рванул следом.

Через помещение трактира, мельтеша руками и нечленораздельно кроя матом, пролетела туша языкастого, а из мрака слабо освещаемого угла вышла, наконец, молчаливая черная тень с оружием за широкой спиной.

– На-а-аших убивают! – грохнула Сотня, живой массой тараня перевернутые столы и сваленное в кучу оружие. Блэйк с тихим лязгом выловил из лаковых ножен полутораметровый клеймор, перебросил основной вес на одну ногу, готовый рубить.

Воздух задрожал.

Он не успел замахнуться, как с места у стойки сорвался легкий, худощавый и подвижный силуэт, как занес над головой амбала устрашающе воющий цепной моргенштерн и с тошнотворным хрустом пробил затылок, превращая мозг в сплошное месиво жесткими иглами оружия. Ифрит знак понял, вместо того, чтобы встать в оборону и пойти вокруг одного из карателей, коротко парировал удар, лихо, обманно вывернул запястье, водя клинком, и впечатал ингваровца в стену чудовищной силы магическим импульсом, молниеносно подлетел, почти не касаясь ногами пола, и, замахнувшись, разрубил всадника наискось, мгновенно разворачиваясь и налетая на последнего.

Последний, конвульсивно дергаясь, лежал с перерезанным горлом в расплывающейся луже крови.

На то, чтобы утихомирить шабашников, ушло не более половины минуты. Все стихло. Только хрип умирающего резал ржавой музыкой зловещее безмолвие.

Тот, что был выше, откинул с белой головы капюшон, бросил нож на пол. Металл с тихим грохотом прокатился по липким доскам и остановился у ифритовых ног. За ним показал лицо и второй человек – харизматично ухмыляющийся и покачивающий окровавленным моргенштерном в тягучем, густом и насквозь провонявшем воздухе. За ними снял маски и Блэйк, возвращая серым глазам былую нечеловечность и цвет расплавленного серебра.

– Да чтоб меня черти отодрали! – ахнул Давен Терранова.

Хантор перешагнул через руку амбала и кинулся на шею колдуна.

Пальцы последнего убитого дрогнули в последний раз. На стенах Хромого Кота алели сочные брызги крови.

Комментарий к Глава шестая: «Хромой Кот»

Онейромантия – искусство толкования снов.

========== Глава седьмая: «В бегах» ==========

– Вот дьявол… Тебя же похоронили, Блэйк! – вспылил, ошарашенно глядя на черного, белоголовый некромант, – тебя считают мертвым! Я собственными глазами видел, что было с Аскелем! Где ты был? Где был эти пять лет, ублюдок ты?! Скотина безбожная! – выкрикивал в лицо «воскресшего» старый знакомый могильщик.

– Иными словами, Хантор страшно ряд тебя видеть, – перевел Давен, стирая с рук капли брызнувшей крови.

– Твои объяснения, Ифрит!

Блэйк тряхнул лезвием клеймора, с тихим зловещим лязгом опустил его в ножны. Низкорослый ингваровец в темном углу, тяжело стонущий какое-то время, стих, неестественно растянулся на полу, закатив темные глаза. Из уголка рта, мешаясь с кровью, капля розовой слюны проползла по щеке, скатилась на пол густым пятном. Ибер был мертв. Шутник Руперт в буквальном смысле выбил из него душу.

– Это длинная история, – коротко проговорил Реввенкрофт на выдохе. – Скоро сюда кто-нибудь заявится. Нужно уходить. Если хоть одна живая душа увидит нас в кровавой луже и груде трупов, Сотня объявится раньше, чем мы успеем открыть дверь.

Давен согласно кивнул первым, соскочил с облюбованного табурета и принялся шарить по карманам убитых. На удивление, Вулф сей финт не порицал. Видимо, чародеи успели смириться с тем, что выживать с недавних пор нужно любыми методами. Пусть даже столь низкими и грязными. Вызывающими отвращение.

– Нужно замести следы, – холодно отчеканил старший колдун, машинально заправляя за ухо выбившуюся снежно-белую прядь. – Ингвар держит при себе некромантов. Они ни перед чем не остановятся – считают с трупов их последние минуты и непременно вычислят нас.

– Спалим тут все – что думать? – предложил молодой мужчина, выгребая из карманов скромную мелочь.

Блэйк не возражал. Собственно, ровно как и не удивлялся тому, что жители городов и деревень считали их, чародеев, безбожниками, скотами и чудовищами, несущими за собой огонь, разрушения и смерть. У них попросту не было выбора: Сотня прижала к стенке. Не провоцируй собаку – не покусает. Но собак стравили. Собаки принялись грызть друг другу глотки, кидаясь на каждого, кто посмеет встать на их пути.

Мертвая в буквальном смысле тишина нарушалась только тихими спешными шагами мужчин и их торопливыми сборами: Давен заканчивал с обыском, Хантор, вечно готовый ко всему, поддавался мании перфекционизма: заправлял серую рубашку за грубоватый кожаный пояс. Ифрит же, отрезав от плаща сотенца кусок материи, стирал с лезвия клинка густую, как грязь, кровь карателей. Однако в загробном безмолвии запахло жизнью… Некроманты замерли на месте, моментально переглянулись. Черный колдун сложил пальцы, готовый прибить незваного гостя коротким, шумным, пугающе сокрушительным разрядом. Дверь тихонечко скрипнула, едва-едва приоткрылась: из мрака ночи в тусклый свет Хромого Кота заглянула восхитительная златовласая головка. Чародей с чувством бросил одно лишь сильное, страшное словцо. Прошел вперед, переступая через амбала, раскинувшего руки на залитом кровью полу.

Солнышко только успела набрать в грудь воздуха для нечеловеческого визга, как черная тень втащила ее в таверну, зажав рукой чудный ротик. Сара билась в руках и отчаянно мычала. Билась безуспешно.

– Тихо, тихо, – прошипел Ифрит, сдерживая брыкающуюся девушку, – дьявол, не ори! Сейчас я уберу руку, и ты будешь молчать. Ну, поняла?

Миловидная и до смерти перепуганная уверенно закивала головой, и из волшебных небесно-голубых глазок солеными капельками покатились чистые слезки. Колдун осторожно убрал ладонь, ослабил хватку, все еще не выпуская особу окончательно. Некроманты, бросив все, наблюдали, готовые схватить девчонку, если та начнет дурить. Однако Солнышко послушно молчала, вздрагивая в сильных руках и беззвучно рыдая. Отпусти ее – и она сползет на пол, свернется калачиком и взвоет в голос, впадая в истерику. И тогда чья-нибудь неспящая душа услышит их по чистой случайности. И по стечению тех обстоятельств кто-то спешно рванет к Сотне Ингвара Виртанена. Вот тогда-то Блэйка похоронят по-настоящему: с оправданным ужасом и по весомым причинам.

– Уходим, – оповестил Хантор, кутаясь в тонкий, мышино-серый плащ, на котором отчетливо были видны почерневшие влажные пятна, – мы слишком многим рискуем.

Тройка колдунов со всхлипывающей, дрожащей от ужаса юной особой покинула Хромого Кота тихо: тенями выскользнула из слабо освещенного помещения, плотно закрыла двери и замерла, оказавшись во мраке полуночной улицы. Раздражающе холодный ветерок гнал по окаменелой земле порох давно опавших листьев, с шорохом катал их в пыли, уводил за собой в кромешную тьму. На небе не было ни единой звезды. Древняя громада, безмолвно наблюдающая за мужчинами, была чернее воронова крыла, давила монолитной тяжестью, наваливаясь на омытый кровью Вранов – город, омраченный приходом Сотни, прорубающей путь к безграничному господству над Объединенной Империей, коя не помнила уже, когда еще на ее землях творился подобный произвол. Это была прекрасная ночь. Ночь, которую ифритовское пламя сделает лишь краше.

Солнышко тихонько плакала за спиной чародея. Солнышко не знала, кто он такой.

Бесстрастные глаза полыхнули цветом холодной полной луны. Прыснули живой искрой напряженные, точно сведенные болезненной судорогой тонкие пальцы, и эманация заставила вибрировать воздух, колыша его, точно тот был безустанно танцующим пламенем хрупкой свечи. Некроманты молчали. Молчал и извечно лишенный сна Вранов.

Тонкие струйки сизого дыма поднялись в ночной воздух – напряженные пальцы разжались, выпрямились, и Блэйк повернулся к до смерти напуганной Саре – нашарил в ткани плаща невесомый шелк, украшенный паутинкой кружева, и вложил в дрожащие ручки девушки, стараясь не встречаться с ней взглядом. Не потому, что чувствовал угрызения совести. Он прекрасно знал, насколько страшными были сейчас его глаза, которых не пугался лишь один человек.

Солнышко всхлипнула, сжала изумительную пару и бросилась вперед – прижалась к груди, не сдерживая рыданий. Аккуратные плечи дрожали вместе со всем телом. Ее по-настоящему колотило. Ее била истерика.

Прогнившая крыша Хромого Кота затрещала, взорвалась ослепительными, головокружительными живыми искрами, взвивающимися до самых черных небес, заменяя горячим мерцанием свет холодных, скрытых за тоннами темно-свинцовых облаков звезд. Пламя загудело, жадно набросилось на иссохшую древесину, легло на доски пластом, и клубы едкого дыма понеслись по ветру, сгущая сумрак нижних улиц, выедая глаза и сжигая легкие. Шерсть Кота полыхала, как старый пергамент. Шерсть Кота сгорала мгновенно – скильфский огонь не знал меры и был чудовищно прожорлив. Сара рыдала в грудь.

– Ты колдун! Ты лжец! – кричала девушка, высоко поднимая голову и ничего не видя за пеленой слез. – Я верила, Седрик!

– Я не тот, кем ты меня считаешь, – холодно произнес Блэйк, отводя ее в сторону и направляясь в ночную жуть – безмолвную и кромешную, разбавленную страшным гулом бушующего пламени, взвивающегося до небес.

Некроманты, не проронив и слова, пошли следом, легко ступая по окаменелой земле. Порыв пронзающего до костей ветра усилил огонь – стропила прогорели, треснули, и крыша Хромого Кота с оглушительным грохотом провалилась. Шерсть рванула фейерверком рыжих искр. Солнышко рыдала.

Три черные тени слились с ночью, растворились в ужасе врановских подворотен, и только спины еще некоторое время казались блекло-красными в свете чудовищного пожара, жрущего старый, овеянный дурной славой трактир. Неподъемные балки обугливались, чернели, сияли изнутри кровавыми рубинами, и воздух стал невыносимо тошнотворным, смешиваясь с вонью дыма и горелого человеческого мяса. Солнышко рыдала.

Жители близлежащих домов вылетали на улицу в ночных рубашках, полураздетые. Тащили бадьи с водой, безуспешно пытаясь залить беснующееся пламя, потушить страшный пожар, охвативший старого Кота – огонь не поддавался, плевался и озлобленно шипел. Люди кричали. Леденящий кровь вой женщин сотрясал задымленный воздух. Закатывались в плаче дети. Мужчины колотили ногами землю, кидаясь от воды к корчме, плескали на почерневшие от копоти стены, задыхались в едком дыме и надрывно кашляли. Скильфские чары величаво тянулись к обсидиану полуночного неба, освещая нижний город – эти убогие, давящие друг друга дома, запуганных уродливых людей с уродливыми мыслями и лежащее на холодной земле тело, дрожащее от непрекращающихся рыданий.

Сотня спохватилась слишком поздно.

Бедняжка лишилась рассудка.

Чародеи, кинувшись из города, рванули в сторону грюнденбержских лесов, отчаянно пытаясь нагнать едва стоящий на ногах отрядец Доротеи, стремясь вперед по призрачному следу.

Предназначение ехидно посмеивалось над надеждами Блэйка.

Он двигался к цели, но та была все дальше.

***

Тройка была уверена, что опередила Сотню на сутки. Не было сомнений в том, что опередила она и группку чародеев – в том убеждал и рассудительный, внимательный к деталям Хантор Вулф. Они сделали привал у одной единственной дороги, ведущей через непроходимые грюнденбержские леса, пугающие мраком высоких, тянущихся к небесам деревьев. Выжившие чародеи просто не могли не пройти здесь – иного пути не было. Блэйк был напряжен, и это чувствовалось, было заметно с первого взгляда. Тем беспокойством пропиталась и враждебная атмосфера… Лес никогда не спал. Лес наблюдал за незваными гостями и сгущал тени, тянул почерневшие ветви и пугал зловещей тишиной, не разбавленной и скрипом многовековых крон. Беззвездное небо давило. С севера медленно ползли грузные свинцовые тучи. В сонных лощинах дремали беспокойные Хозяева, чутко навострившие уши. В этих местах жила самая сильная, древняя, мощная лесная магия – исток Силы друидов, целителей и стихийных колдунов очень узкой направленности. Вибрации воздуха мог ощутить и обыкновенный человек – грюнденбержские земли сплошь были пропитаны чарами.

Очередной костер, слабо потрескивающий в беззвездной ночи, тройка чародеев, что сидели полукругом, лошади, лениво щиплющие скудные травинки, растущие потемневшими пучками меж разорвавших почву массивных корней величественных кедров. Тихие разговоры той пугающей полночью… Блэйк не знал, куда деть себя от беспокойства, метался, пока не смирился и не опустился у огня, подтачивая сияющее лезвие клеймора. Мракобес нервно стриг ушами и похрапывал.

Хворост непринужденно трещал.

– Я видел его больше полугода назад, – задумчиво произнес Давен, подбрасывая сухостой и пучок хвои в огонь. Тот незамедлительно перекинулся на новую жертву, жадно поглощая преподнесенное. – Он здорово изменился.

Блэйк промолчал, прошелся точильным камнем от самой гарды до блестящего острия с характерным глухим лязгом. Он боялся спросить об Аскеле и был в какой-то степени рад слышать хоть что-то, сказанное своим ходом – без прикрас и увиливаний.

– Я помнил его спокойным и тихим, незаметным. А тогда не поверил собственным глазам… Мы с Хантором ненадолго разделились и пошли разными дорогами: он – за информацией, я – ждать. Прибился на пару дней к Доротее и ее двадцатке. Так, шутки ради. Я не знал, на что иду. Началась облава.

Клеймор с шипением нырнул в искусно изготовленные ножны, прочно встал на место и замер, лишившись голоса. Лежал на ифритовых коленях. Сам же хозяин, нервно выдохнув, нашел страшным взглядом нечто чертовски интересное в сотнях кедровых стволов. Ему было тяжело слушать. Он просто хотел забрать его с собой и уйти. Далеко. Насовсем.

– Мы стояли практически бок о бок, пытались сдержать всадников Сотни – тогда Ингвар формировал ее из лучших колдунов. Я думал, что лягу там, что рано или поздно кто-нибудь попросту снесет мне голову и – конец. Хреновый такой конец, плачевный. Мне было страшно, страшно в тридцать дрянных лет! А ему было совершенно наплевать, сколько ингваровцев перло и чем они в него метили. Вообще без разницы. Сколько ему сейчас?

– Двадцать пять, – тут же ответил Блэйк, буравя взглядом многовековые черные кроны.

– Это была какая-то дурость, сущее самоубийство… – продолжал Давен. Старший некромант тактично молчал, наблюдая за говорящим. – Сволочная смесь бесшабашности и жажды убивать. Я давно не видел ничего подобного. Прямо-таки юный Моррен Сорокопут… Ты же…

– Я знаю, кто такой Моррен, – холодно процедил чародей.

Давен смолк, угнетенно поджав губы и всмотревшись в безэмоциональный огонь, потрескивающий сгорающими ветками. Он понимал, чего стоит все то, что он говорил. Понимал, каково это принимать Ифриту, который собственными руками вывел когда-то мальчишку из грязи в князи, который приложил столько сил, не единожды бросаясь за ним из одного кошмара в другой, ни капли не беспокоясь за свою жизнь.

– И тем не менее, видимо, только ожившая в нем жажда крови позволила ему выжить, – продолжил за молодым мужчиной белоголовый Вулф. – Аскель один из немногих вышел из замка Карат в ту кантарскую ночь. Его жестокость оправдана. Сотня забрала у него все, что было. Ты ведь знаешь, что Асгерд так и не увидел неба…

– Догадывался, – бесцветным голосом подтвердил чародей, – я успел выбить пару слов из сотенца. Одиннадцать месяцев назад из Кантары вышло только пятеро. Я практически не сомневался. Они не могли выйти вдвоем.

– Им движет месть. Сотня на его глазах убила Асгерда и надругалась над нашими женщинами. Не факт, что они не успели прикоснуться к нему прежде, чем он сбежал. К тому же, он отчаялся… Аскель уже тогда был уверен, что ты не придешь на помощь. Сначала я не понимал, но теперь… Теперь понимаю. Так или иначе, он точно знал, где ты. Ведь он смирился с твоей смертью только тогда, когда первая волна убийств прокатилась по Северу. Колдуны погибали один за другим, бесчисленно, точно их косила чума… Парень убежден, что тебя положила Сотня. Что ты вернулся, но просто не смог дойти. Он глушит горе и отчаяние в охоте на карателей. Глушит горе в выпивке. Отряд Доротеи – напрочь отбитые колдуны. Им свойственно безразличие к крови. Однако он был не совсем один… С ним была девчонка – лет шестнадцать-семнадцать, пожалуй, не больше. Она человек. Стопроцентный и безоговорочный. Ни капли магии. Немного нетипичная внешность…

– Страшна, как моровая язва, – не сдержался Давен. Блэйк поджал тонкие некрасивые губы. Ревность топила его, как слепого котенка.

– … Она ест и спит со своим луком и тащится за парнишкой, в то время как сам Аскель носит при себе только кинжал. Я понятия не имею, что их связывает. Не думай слишком много по этому поводу. Да, он считает тебя мертвым. Но и преданность хранит. Его никогда не видели в обществе. Ни разу. Ни с кем. Ни единого слуха.

Теряющий яркость и жар огонь глухо охнул, когда охапка хвороста рухнула сверху, колко затрещав и выгнав из-под себя россыпь искр. Некромантские лошади давно замерли под громадой деревьев и сонно понурили беспородные головы. Мракобес не знал покоя и стоял, напрягшись титаническим корпусом – вороное чудовище слушало лес. В его жилах текла, без сомнений, далеко не простая кровь. Он чуял магию за версту и непременно реагировал на нее. Блэйк, не зная, чем занять руки и как избавиться от мыслей о странной спутнице его Аскеля, чертил бессмысленные полосы на покрытой тонким слоем пепла земле. У него ощутимо болела голова. Думалось ему, что тот страшный и необъяснимый приступ, настигший его в Хромом Коте, скоро повторится.

– Найди его как можно скорее, – поднял взгляд Хантор, и его бледное лицо приобрело золотисто-красный оттенок разгоревшегося костра. – Он может быть кем угодно, но не убийцей. Это противоречит самой его сущности… Тебя он послушает. С тобой он успокоится, Блэйк. Ты знаешь это.

Ифрит не счел нужным отвечать – он знал. Знал и всеми фибрами души рвался на Зов, поднявший его с места и выведший с туманного острова вне миров и времен сюда – на холодный и суровый Север, ждущий скорого прихода лютой зимы.

Трещал огонь, безмолвно тянулась к беззвездному небу лесная громада, раскидывая уродство старых кедровых ветвей. Лошади некромантов дремали, опустив головы к холодной земле, как…

Как все смешалось в сумасшедшем круговороте.

Мракобес встал в свечу, визжа и молотя огромными копытами воздух. В обезумевших глазах-плошках отражался разгоревшийся костер. Троица махом вскочила на ноги, Ифрит, судорожно тряхнув рукой, погасил огонь, и компания схватилась за оружие, как по команде, полностью подавив эманацию. Вороное чудовище бесновалось, плясало на месте, даже сдерживаемое Блэйком. До ушей донеслись крики. Что-то происходило.

– Разделимся, – тут же выдал Хантор, натягивая на руку перчатку, и Давен бросился на север – туда, где мог быть каким-то чудом затерянный окружной путь.

Черный чародей, кивнув, ошалело влетел на Мракобеса и ударил его, направляя на восток, откуда слышны были крики. Белоголовый некромант рванул в самую гущу, петляя между деревьями и спешно пробиваясь на перехват – туда, куда направлялась свора. Бой завязался мгновенно. Земля дрогнула от страшного взрыва, прогремевшего в половине версты от мчащегося, как черт, всадника на исполинском коне, что стрелой летел по широкой лесной дороге, не чуя усталости. Там, вдали, на краю леса полыхнуло зарево, окрасившее обсидиан ночного неба в огненно-рыжий – страшный цвет сильной стихийной магии. Издалека послышался крик. Крик, не обоснованный переходом в нападение или приказом, а болью. Что-то пошло не так. Ибо кричал чародей. Молодой. В совершенно другой стороне.

Рвануло справа – в самой чаще; деревья с грохотом рушились, истошно трещали ломающиеся ветки и дрожала земля. Блэйк слетел с коня, бросился в пекло: бой шел совсем близко – буквально в паре сотен метров, сотрясая воздух и серый лесной ковер. Лязг оружия звенел, словно сошлись две армии, но на деле сцепилось не более тридцати человек. Очередной взрыв снова повалил вековые кедры, взвился столбом огня и дыма в черное небо, перекинулся на соседние деревья. Начинался пожар. Ифрит, не чувствуя усталости, рвался вперед, петляя меж стволов, уже видел огонь, заметный между хвойными стенами, как грохот послышался с совершенно противоположной стороны. Зарево окружало. Кто-то отчаянно телепортировался с места на место, пытаясь сбить Сотню со следа. Кричали…

Он развернулся, не видел смысла бежать; раскинул руки и поднялся в небо большой черной птицей, всматриваясь в редкие пространства между деревьями, но с трудом различал хоть что-то: над грюнденбержскими лесами стояло плотное полотно клубящегося дыма. Бросился вниз, к смутной тени, мчащейся по дороге. Он был в отчаянии. Он уже ничего не понимал.

Огненно-рыжая лошадь, бока которой горели в отблесках страшного пожара, безудержно промчалась мимо, неся на спине всадника, буквально лежащего на ее шее; следом, подгоняя животное криком, пронесся второй – низкорослый, едва не слетающий вниз на бешеной скорости. Мракобес уже стоял рядом. Стоял, чтобы через долю секунды броситься в галоп с места, неумолимо быстро настигая летящих, словно выпущенные стрелы, всадников.

Его пальцы свело, в виски ударило несдерживаемым всплеском эманации, и за спиной пророкотал взрыв, едва только не превративший его в кучку серого пепла; Блэйк оглянулся – погоня. Там, дыша в затылок, мчались ингваровцы, охаживающие лошадей звонкими ударами хлыстов. Среди них были чародеи. И они не отказались от магии.

Гнавшая впереди пара знала о преследовании: тот, что летел на рыжей, словно искра, лошади, раз за разом подрывал тракт, изредка промахивась – сотенцы падали один за другим. Они почти успели. Но Ингвар попросту предвидел попытку бегства.

Гремя тяжелым вооружением, конница полилась черной волной из леса, преграждая дорогу. Лихие всадники брали в кольцо, смыкали ряды, один за другим выплывали из мрака многовековых кедров, занимая широкую дорогу, отрезая все пути к отступлению, и Реввенкрофт понял, что ни ему, ни той паре отсюда не выйти. Ингваровцев было больше тридцати. Они охотились на Доротею слишком долго, чтобы сегодня дать ей сбежать. Крики умирающих все чаще сотрясали воздух, истошно возносились к беззвездному небу. Чародеи не выдерживали. Чародеи гибли.