Текст книги "Адепт II: Вечный Огонь (СИ)"

Автор книги: Алексей Скуратов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)

– Жизнь – штука сама по себе довольно грустная, – пожал плечами адепт.

Наставник и не спорил. Вновь собрав волосы в хвост, вместе с молодым чародеем, разбившим сердце Рагны столь аморальным фортелем, пошел к ожидающим его мятежникам, чтобы продолжить путь, что так сильно начался.

В эту красивую звездную ночь восставшие одержали неоспоримую победу над всадниками Сотни, подчиняясь руководству далеко не последнего колдуна и тактика. Эта битва стала началом Освобождения.

И весть о той победе разнеслась на версты, а скрывающиеся более года колдуны потянулись к окраинам крепости Бастгард-тур. Обратил внимание на мятежников и еще кое-кто. Кое-кто собравшийся по доброй воле примкнуть к людям Блэйка, сгорая от нескрываемого желания стать объектом очередной легенды, кою помнить будут еще многие годы.

========== Глава восемнадцатая: «Былая мощь элит столичных» ==========

В комнате, освещаемой дрожащими огнями плавящихся свечей, было мрачновато и довольно тесно. Небольшая кровать, мутное овальное зеркало с трещиной от края до края, тяжелый стол, на котором развернут был желтый пергамент, быстро покрывающийся замысловатым рисунком, который с первого взгляда не говорил ни о чем – ну чисто работа напившегося художника, изобразившего уголки своей темной жизни. Однако не пьяный искусник сидел над грубой поверхностью стола, царапая острые хвосты рун на бумаге, вычерчивая сложные нагромождения линий, а глубоко задумавшийся чародей, по обнаженной татуированной спине которого разметались влажные черные волосы, с коих лишь с недавних пор перестала капать холодная вода. Задумавшийся чародей лишь единожды за весь день позволил себе развеяться – отмылся, придушил ноющий голод и вновь принялся за работу, раздобыв пергамент и чернила с отточенным пером. Он работал с раннего утра, работал напряженно и внимательно, не упуская детали, и за окном уже стояла глубокая ночь, черноту которой не разбавлял свет далеких звезд.

Блэйк вновь задумался, потирая виски, прикрывая уставшие глаза, почти не сияющие тем отталкивающим светом. Голова болела немилосердно, но то было не воздействием проклятия скильфов, а банальной измотанностью. Еще бы – он и не помнил, когда последний раз держал в руках перо, царапая бумагу уже много часов! Вновь отыскал в памяти необходимое, разомкнув веки, склонился над столом, продолжая.

Слух уловил знакомую поступь, приближающуюся к двери. Спешные шаги становились громче, под ногами идущего поскрипывали ветхие ступени, жалуясь даже на столь смешной вес. К нему вошли без стука, без предупреждения. Несмазанные петли коротко взвизгнули, замолчали, дверь тихо хлопнула, и в тесную комнатку вошел молодой парень, подходящий со спины и опускающий руки на холодные плечи. Чародей устало вздохнул, но от работы не оторвался. Не было у него времени отдыхать – уже через сутки они начнут штурм Вальдэгора и займутся освобождением Мартина Бергера – чудом оставшегося в живых столичного узника.

– Внизу все тихо, – сообщил Аскель. – Никакого спиртного и опиума. Рубятся в карты. Знаешь, Феллин уже продул кольцо.

Блэйк, явно пропустив все вышесказанное мимо ушей, неосознанно кивнул, якобы удовлетворенный отчетом, и заштриховал область на пожелтевшей бумаге. Мудреный чертеж, к слову, был красивым, хотя парень никогда не подумал бы, что его наставник вообще дружит с мало-мальским рисованием. Разве мог убийца проводить время, нанося на пергаменты изображения? Трудно представить подобную картину. Адепт понимающе вздохнул, перевел руки за собственную спину, покачиваясь с носка на каблук. Проводить время, проигрывая скудное имущество в карты, он не хотел. Не было у него желания сидеть с девушками и слушать их истинно женский треп, начинающийся парнями и заканчивающийся личными проблемами. Метавшую ножи в стену Доротею он и вовсе обошел стороной, а Хантор и Давен пропадали вот уже больше часа, закрывшись в противоположном крыле постоялого двора, выкупленного на несколько дней полностью. Не нужно было пророком, чтобы понять, как именно коротали время некроманты, посматривающие друг на друга с самого утра.

– Можно, я останусь? – тихо поинтересовался молодой чародей.

Ифрит кивнул вновь, но только парень открыл рот, чтобы произнести еще что-то, вероятно, дьявольски важное, черный поднял в воздух палец, не позволяя словам сорваться с губ. Аскель переть против течения не стал. Не без грусти выдохнув, завалился на кровать, рассматривая мрак потолка и вдыхая любимый запах – смешанный со степным чабрецом терпкий кедр, которым тут же пропиталась комната. В тишине слышно было, как скрипит кончик пера, проезжая по желтому пергаменту. Глухо, как сквозь тонны воды, доносились едва слышные голоса мятежников, которых было, как и обещал лидер, уже больше тридцати. Теперь в их ряды, помимо малоизвестных колдунов, большая часть из которых была юнцами, пришел сам Эгиль Эклунд – легендарным анимаг, полиморф, способный превратиться в любое живое существо: от домовой серой мыши, смотрящей в душу черными глазками, до гигантского медведя, таранящего огромной массой стены. С ним, без сомнений, пришла и огненно-рыжая Агнета Кабренис, могущественная целительница, что и убить чарами могла, не особо задумываясь.

Пепельноволосый парень перевел нефритовый взгляд на наставника, погруженного в работу с головой. Со временем его татуировки, проступившие на коже, не стали преображаться, и это вселяло в сердце светлые надежды на то, что он не лгал, что мог еще побороться за свою суть, сражаясь с сущностью скильфида, ползущего в сторону бездушного скильфа.

За эти дни изменилось многое. Помимо того, что к ним едва ли не каждый день приходили все новые и новые мятежники, забивая былой скепсис пресветлой госпожи Ратибор ногами, поменялись их отношения с Рагной. В былые дни она не отходила от него. Не досаждала беседой или просьбами о какой-либо помощи, но неизменно была рядом, незаметно наблюдая за движениями, поведением. Она делала за него все: стирала, чинила одежду, готовила, выбривала затылок и таскала его, напившегося, как свинья, на себе. Таскала, спасая от смерти на морозе, находила его то у дверей таверны, то в грязи, то вообще в луже. Терпела все его выходки, все замашки и заскоки, редкие приступы неконтролируемой ярости и постоянную апатию. Однажды даже не позволила повеситься, уговаривая его, едва соображающего от дозы опиума и лошадиной порции алкоголя, не дурить. Было всякое. Она любила его до безумия, выдерживая все прихоти, а теперь и не смотрела в его сторону, то где-то пропадая, то занимаясь луком и стрелами, то подставляя дружеское плечо тем, кого знала, неоднократно выручая. Аскель понимал, что Блэйк никогда в жизни не станет шить чьи бы то ни было рубашки и тащить напившегося до чертей дурня из окрестных луж. Знал, что он поступит проще: выбросит порванную рубашку и купит новую, а его, если рискнет прикоснуться к спиртному, бросит в грязи и позднее еще и пару затрещин по-хозяйски выдаст, чтобы неповадно было. Возможно, со стороны могло показаться, что Рагна ценила парня больше, исполняя его малейший каприз, опекая во всем. Что Ифриту было далеко до той преданности и заботы, да слишком разными они были. Ренегат оберегал по-своему: десятки раз спасал его жизнь, подставлял плечо, ставил на ноги, приводя в человеческое состояние после тяжелейших ран – будь то плети после Нехалены или напрочь разрушенные пути: страшное ранение на Фельсфринском мосту, что висел над скованной тончайшим льдом Висперн. Что и говорить о том, как он проявлял свои чувства. Куда до него Рагне, что более чем за год так и не осмелилась даже на поцелуй в щеку – невинный жест, который адепт и всерьез не принял бы?

Между тем именно о том он и думал, лежа на спине и посматривая на погруженного в работу с головой наставника. Думал о том, что находится рядом с ним уже более месяца, но ни разу ни он сам, ни Блэйк не решился на нечто большее, чем крепкие объятия и редкие поцелуи. Не предоставлялся им случай. Не было возможности бросить все и поддаться желанию, сгорая вместе, словно угли в рыжем пламени. Аскель прямо сейчас разделся бы перед ним, отдался бы без остатка, но чародей работал. Чародей корпел над бумагой ради него, ради победы над Ингваром, которая ему к черту не сдалась. Реввенкрофт ненавидел нести подобную ответственность, но тогда, под серым зимним небом, еще у Стига, пообещал пойти за парнем и слово свое держал. Исполнял обещанное, поднимая мятеж и готовя в данный момент план Вальдэгора, который знал в совершенстве – до последнего закоулочка. Уже через сутки они возьмут столицу штурмом. Уже через сутки они по-настоящему заявят о себе и докажут ингваровцам, что жива еще ведьмовская элита, способная вершить великие дела.

Блэйк устало выдохнул, откидываясь на спинку стула. Сжав виски пальцами, зажмурил глаза, уже выбившись из сил, но мудреный чертеж был готов, расписан и проработан до последней мелочи. Вальдэгор словно отпечатался на том пожелтевшем пергаменте, и уже утром все те, кто не знаком со столицей, обязаны будут сидеть над картой и запоминать ее план, чтобы захват прошел слаженно и быстро. Он уже все продумал. Все решил и знал, как повергнуть сотенцев и согнать с престола Ингварова посадника, отдающего распоряжения в этом роскошном городе. Теперь остается только поспать, чтобы на закате следующего дня отправиться в столицу. Теперь только провалиться в глубокий и мертвый сон, чтобы подняться уже на рассвете – такова его, лидера, горькая судьба.

Чародей, потянувшись и хрустнув позвонками, прошагал к кровати и опустился на ее край, опуская голову. Он устал. Устал и знал, что утром обязан быть полным сил и энергии, чтобы повести за собой людей и самому таранить путь, вырезая стражу и карателей. Выдержать бы то пекло…

Аскель обнял наставника со спины, вжимаясь лицом в мрак распущенных волос. Ему нравился этот терпкий аромат, смешавшийся с запахом мыла и его кожи. Ему все в нем нравилось – с виду нелюдимом, жестоком и эгоистичном. Парень откинул тяжелые черные пряди, мягко коснулся губами белой, как известь, шеи. Кожа колдуна покрылась мурашками.

– Извини, – виновато выдохнул Ифрит, поворачиваясь к адепту. – Явно не сегодня.

– Я понимаю, – не возражал преемник. В его голосе слышалось разочарование, которое он, к собственному огорчению, скрыть не смог. – Позволишь остаться на ночь? Я не помешаю, Блэйк. Знаю, кровать тесная, и ты не хотел бы, наверное, чтобы кто-то увидел подобную картину, но…

– Я и не отказывался, – устало улыбнулся колдун некрасивыми тонкими губами. – Двери и запереть можно.

Лежа под боком наставника, чувствуя его тепло, гулкое сердцебиение, ощущая его запах – этот таинственный аромат чабреца и кедра, Аскель впервые за долгое время не угасал от давящего на него одиночества. Не мерз, как обычно, а согревался теплом тела, ставшего когда-то таким родным, таким необходимым. Крохотная комната и мягкая тишина. Тесная кровать, одно одеяло на двоих, такая спокойная близость, не распаляющая желание, а действующая успокаивающе на них обоих – рискующих изо дня в день, не имеющих друг на друга времени.

Чародей уснул быстро. Может, даже слишком, но сон был непривычно спокоен и тих – без ночных кошмаров и пророческих видений, без очередного безумия. Впервые за все время и парень не чувствовал опасности и по-настоящему отдыхал от нескончаемых битв, невыносимого напряжения. Ему было как никогда спокойно. Спокойно и легко, потому что рядом был тот, кому он без сомнений доверился бы.

Утром – очередной забег. Риск и бой не на жизнь – на смерть.

Стоило ценить моменты тишины и непринужденной близости, что исцеляла от хандры и усталости сильнее самых искусных чар. Стоило ценить имеющееся, ибо то – хрустальная ваза, что в любой момент может разбиться на сотни мерцающих и звенящих осколков, кои не соберешь и за пару вечностей.

***

Давен Терранова, молодой мужчина тридцати лет отроду, только недавно прервавший процесс взросления и старения в собственном организме, всегда был тем еще ловкачом и пройдохой. Будучи коренным вальдэгорцем, в одиночку петлял по ночным улицам, пробираясь к столичной темнице, где отбывали наказание самые опасные преступники. В основном – политические, одним из которых был чудом выживший Мартин Бергер – маг известный, могущественный и способный дать отпор самому Иллюзионисту – тому персонажу Лихой Тройки, что едва ли не свел Аскеля с ума, не раз появляясь перед ним в облике Блэйка – зачастую чуть живого и просящего о помощи, с трудом шевелящего разбитыми тонкими губами.

Давен знал, что более тридцати оставшихся мятежников сейчас вошли в Вальдэгор и принялись исполнять задуманное, воплощать в жизнь сложный план, гарантирующий успех в том случае, если каждый из восставших будет делать свое дело. Знал он также, что и сам не подведет, ибо не было в этом мире тех дверей, что не открывались ему. Юный по чародейским меркам некромант не только чернокнижничеством занимался и отдавал себя целиком и полностью наставнику, но и приключения искал. Его темное прошлое давало много преимуществ сегодня. Да, именно сегодня он без труда отвлечет стражу, проникнет в место заключения и отомкнет любой замок, чтобы вытащить Мартина и забрать его в ряды отчаянных бунтарей.

Некромант шел тихо. Продвигаясь вдоль стен тенью, спешно приближался к установленному месту. Он бы и быстрее пошел, но груз за спиной не позволял ускориться – был довольно тяжелым и к тому же мог накрыть всю операцию, загремев и затрещав. На этот раз не было при нем бессменного моргенштерна. Только магия мертвых – самое редкое магическое ремесло из всех существующих. Особенно сейчас, когда их, колдунов, и вовсе осталось чуть более трех сотен. Снег едва слышно скрипел под ногами, пасмурное небо добавляло мрака, и Терранову наверняка не увидел бы сейчас и самый зоркий стрелок. На его стороне была безлунная ночь и профессиональные навыки былого взломщика. Блэйк, определенно, знал, кого отправлять за заключенным Бергером. Знал, и это во многом обеспечивало успех операции.

Тюремная вывеска замаячила перед глазами. На входе, кутаясь в казенную солдатскую одежку, стояла парная охрана, не задремавшая за всю ночь, ибо мороз сгибал пополам, а любое непослушание, любая оплошность каралась у Виртанена неминуемой смертью. В лучшем случае – каторгой. Страх не позволял сомкнуть глаза. Ловкость не позволяла Давену проиграть в этом нехитром деле, и он, усмехнувшись, опустив руку на шею, на которой красовались следы бурной ночи, скрылся в непроглядном мраке. Нечто, заботливо закрепленное за его спиной, брякнуло, клацнуло, и от этого звука у любого смертного наверняка бы пошел мороз по шкуре. Тот смертный безоговорочно грохнулся бы в обморок, едва завидев то, что издавало гремящие звуки – человеческий отполированный скелет, замотанный в черное тряпье, точно в плащ, увешанный амулетами, исписанный вязью рун: от черепа и до самых стоп. Еще шесть лет назад эти кости принадлежали южанину, приспешнику Нерейд, который, изловчившись, в один момент лишил Хантора возможности говорить на несколько месяцев. Теперь платил за то, будучи куклой в руках некроманта, слабо знакомого с понятием морали и уважения к мертвым, некроманта, который, улыбнувшись, жестом руки заставил кости подняться и пойти по колючему снегу прямо к страже – точно человек, заблудившись, забрел в эти места и хотел спросить дорожку.

Некромантская шутка прошагала странной походкой до тюремных дверей, оставляя не менее странный след. Поравнявшись с солдатней, остановилась, обратившись скрытым под тканью ликом к бравым ребятам, что не сочли должным схватиться за дубинки и алебарды. Давен наблюдал, и от его пальцев исходил черный дымок, тоненько струящийся в мрак ночи. Скелет стоял на месте, и его тряпье лишь немного колыхалось на морозном ветру, не раскрывая до нужного момента тайны содержимого.

– Кто идет? – без особого интереса подал хриплый болезненный голос первый, теплее кутаясь в казенщину. – Нельзя тута ходить. Дуй отседова, шантрапа.

Шантрапа не реагировала. Покачиваясь на ветру, стояла напротив, не произнося ни звука. Солдат сглотнул, схватился за алебарду, и за ним последовал второй страж порядка окрестностей, что-то нашептывая под нос.

– Я тебе чевой сказал, подлюка? Говори!

Давен, глуповато хихикнув, дернул за невидимые нити, помыкающие мертвым. Ниточки те, натянувшись, свое дело сделали: облаченная в тряпье шутка чернокнижника изящно поклонилась, выпрямилась в полный рост, щелкнув костями, и, сорвав с себя тряпки, раскинула руки, готовая броситься с объятиями. Солдаты попятились, забыв про страх перед Виртаненом. Скелетина бросилась вперед, мельтеша руками и стуча зубами такую дробь, словно град бил по черепичной крыше, молотя ее в пух и прах.

Охрана, побросав все, кинулась в разные стороны, не крича – визжа молочными поросятами. Тот, что был «посочнее», явно не думая о засаде, побежал горным козлом прямо на некроманта, притаившегося во мраке. Чернокнижник, поставив подножку, свалил напуганного до чертиков мужчину, крепко ударил его по затылку, лишая сознания, и стащил с него плащ, сразу же накрывая голову. Он запомнил его голос, решил рискнуть и малость попытать удачу. Подумал, что так или иначе обязан вытащить Мартина. Ведь никто не говорил ему, как именно он должен это сделать…

Давен, наскоро превратив собственную марионетку в покрытую рунической вязью статуэтку, юркнул в темницу, погружаясь в ее липкий и холодный полумрак. Он знал лишь примерно, где держат особо опасных преступников – лиц, перешедших дорогу лично Ингвару. Знал и осторожно шел, пригибаясь, ибо потолки были издевательски низкими. Некромант почувствовал на себе нежелательный взгляд, замедлил шаг. Остановился, сутулясь, когда его окликнули. И хотя он не проявлял волнения внешне, сердце предательски начало стучать быстрее, а во рту пересохло.

– Ты какого хрена с поста ушел, а? – прозвучал бас, отражаясь от сырых и холодных стен, кое-где покрытых инеем.

Терранова закашлялся, понизив голос, прохрипел, имитируя речь солдата, стоявшего несколько минут назад на входе.

– Какой-то франт подкатил, – как по маслу лгал некромант, не оборачиваясь, – приказал притащить ему Бергера или как его там… С приказом. Эт тебе не того самого…

– Выйду, что ли, тогда…

– Мороз собачий, – прохрипел самозванец. – Тебе оно надо? Выведу ублюдка, и дело с концом.

Тюремщик не имел ничего против. Пожав плечами, скрылся во мраке влажных коридоров, и его тяжелая поступь разливалась по подземелью эхом. Слышен был слабый звон цепей и стоны заключенных, их редкий надрывный кашель, писк крыс. Давен торопился, спускаясь вниз, пытаясь почувствовать хоть какую-то магию. Не почувствовал. Увидел – за решеткой, связанный блокирующими камнями, сидел истощенный до предела мужчина, уронивший на грудь голову. В нем уже ничего не осталось от былого величия и силы. Он все еще не старел, но выглядел рухлядью – согнувшейся и едва живой.

Отмычка скользнула в замочную скважину, ловко начала копаться там, управляемая рукой если и не профессионала, то опытного любителя. Замок глухо щелкнул, открылся, и скрипнула дверь тесной ледяной камеры. Узник поднял серые глаза на вошедшего, злобно прищурился, поджимая губы. Терранова взялся за оковы, ловко орудуя чем-то, что лишь отдаленно напоминало ключ. Щелчки звучали один за другим. В темнице все еще не слышно было шагов надзирателя.

– Неужели казнить решились? – буркнул Мартин, не реагируя на то, что с него стаскивали оковы и блокирующие камни. – Сейчас сдохну от монаршей щедрости.

– Потише, мэтр, – шепнул Давен, заканчивая с замками. – Я заберу Вас. Я свой.

Бергер повернулся к некроманту, заглядывая под капюшон и пытаясь узнать собственного освободителя, которому не особо верил. Он не узнавал его. Не знал подобных этому темноволосому человеку с нежно-голубыми глазами.

– Давен Терранова, адепт Вулфа, – уточнил чернокнижник, разомкнув последние оковы. – Прошу Вас, господин, пойдемте. У нас нет времени. Сможете идти?

Мартин отрицательно покачал головой, вымученно выдохнул, тихо ругаясь. Некроманта, к слову, это не пугало. Не церемонясь, он перекинул руку чародея через плечи и, поддерживая за талию, буквально потащил его сквозь холодную и сырую темницу, прислушиваясь к шагам в ней. На удивление, было все еще тихо. И тишина та оборвалась в тот миг, когда он замешкался у последней двери, ведущей к заветному выходу наружу, на морозный воздух, о котором, вероятно, легендарный псионик успел напрочь забыть за время, проведенное в заточении. Надзиратель, ошарашенно округлив глаза, застыл на месте, чуть ли челюсть не уронил на пол, пораженный увиденным.

– Ты совсем охренел? – выдавил он из себя, и некромант, не долго думая, нашарил рукой тяжелый нож. – Какого беса снял с него камни, сукин ты сын?!

Шокированный тюремщик набрал в грудь воздуха, чтобы гаркнуть на безумного солдата, посмевшего снять с заключенного оковы, но Давен был быстрее. Коротко замахнувшись, отпустив нож, мастерски метнул его в горло, мысленно прославляя Доротею, что любезно научила его подобным штучкам, спасающим жизнь. Надзиратель выкатил глаза, прохрипел, схватился руками за ручку, торчащую из него самого. Ноги подкосились, не выдержали каменеющего веса. Тюремщик рухнул, и под его шеей начало расплываться алое зеркальце крови.

– Пойдемте, господин, – выдохнул некромант, прикрывая глаза и открывая двери на заснеженную улицу. – Вы, думаю, дьявольски заскучали по свободе.

***

Снег под ногами скрипел, как и водится, весело, прямо-таки задорно и игриво. Стоял крепкий мороз, подкрепленный порывистым ветром, потоки промороженного воздуха поднимали колючие снежинки к небу, что не украшал свет ни единой звезды. Мартин шел с трудом, укрытый казенным плащиком неудачливого солдата, едва не поседевшего при виде скелета, что кидался весьма по-дружески обниматься. Мартин шел с трудом, и Давен практически на себе тащил ослабшее тело, зная, что стоит лишь чуточку использовать магию Агнеты, и Бергер вновь встанет на ноги, готовый положить не то что Иллюзиониста, но и всю Сотню разом.

Впереди не видно было всполохов магии. Не било по вискам эманацией, не слепило глаза от очередей страшных, поражающих чар. Было подозрительно тихо, и та тишина разбавилась гомоном чародеев лишь тогда, когда некромант, ведя колдуна, добрался едва ли не до центральной площади, на которой, раскинувшись мраморной громадой, высилась Вальдэгорская Зала – место торжества, вина и ужасов резни.

Не пахло магией в этих местах – лишь ее слабые, развеивающиеся отголоски. Не лежали горы трупов и не лились реки крови, бегущие вдаль по воле лидера мятежных чародеев. Словом – сплошная загадка, ведь у Давена на работу ушло не более полутора часа. Неужели так быстро… неужели… что-то пошло не так?

Но когда Терранова вышел к восставшим, и навстречу бросился белоголовый Вулф, а следом Эгиль и его Агнета, на лице которой были капли крови, когда увидел некромант, что стало с монаршим посадником – теперь уже обезглавленным человеком без рода, титулов и привилегий, не смог сдержать радости, что полыхнула в нем пламенем, горящим в телах мятежников. Не смог не броситься Хантору на шею, осознавая очередную победу; Агнета уже готовилась читать заклинания, и известнейший анимаг Севера помогал былому заключенному идти по глубокому сухому снегу. Эта беззвездная ночь была прекрасна, как весеннее утро. Эта беззвездная ночь была наполнена истинным торжеством, первой стоящей победой над Сотней, Виртаненом, новой властью. Вальдэгорские каратели бежали, узрев смерть посадника Ингвара, и теперь столица принадлежала им – взбунтовавшимся чародеям, которым пророчили смерть. Которые сами в то верили, прячась от карательных отрядов, рыщущих по северу гончими псами.

Бастгард-тур стал местом, в котором мятежники объединились под общим началом, готовые идти за новым лидером, пообещавшим им свободу.

Вальдэгор стал аргументом, полностью подтверждающим правоту слов Блэйка.

Вечный Огонь разгорался, пылая в ночи, и уже никакая метель – даже самая отчаянная бесовская вьюга – не могла потушить его.

========== Глава девятнадцатая: «За окном бушевала метель» ==========

«Весь вечер вьюга воет. Непогода нынче.

Ну ее, к чертям! Бокалы бьются!

Ей-богу, граф, не стоит вам уподобляться

Озорным гостям – пускай напьются!

Вы же, граф, давно пьяны

от любви…»

Княzz, «Романс»

Вальдэгор был взят за несколько часов тридцатью шестью мятежниками, некогда скрывавшимися и теперь бросившимися озлобленными волками на Сотню. Вальдэгор был взят под командованием Блэйка Реввенкрофта – того, кому эта битва была безразлична, и кто пошел на это дело лишь потому, что так хотел его адепт.

Столица принадлежала чародеям. После того, как восставшие вырезали большую часть вальдэгорских карателей и казнили на пороге Залы посадника, которого выволокли на снег из собственной комнаты и убили без суда и следствия, оставшиеся сотенцы, более тридцати душ, молча и спешно оседлали коней, а затем быстро покинули город, принимая собственное поражение. Среди тридцатки ингваровцев было слишком мало чародеев, способных на равных биться с незваными гостями. Виртанен понятия не имел о том, что произошло совсем недавно в крепости Бастгард-тур, и какие последствия вышли из нее, направляясь к столице с поднятым оружием.

Мятежники ликовали. Не теряли бдительности, расставив по всему периметру города сенсоры и маячки, несколько добровольцев лично отказались от отдыха, охраняя границы, но хладнокровно и безэмоционально эту победу не приняли. Выгребали из карманов кучи имеющихся денег, чтобы как следует закупиться вином и прочими предметами роскоши. Хантор, бесцеремонно забежав в один знакомый замок, выставил за порог новых хозяев – дворян, присягнувших нынешнему императору, и раскрыл двери перед восставшими собратьями, приглашая в собственное жилище, кое отобрала у него новая «праведная» власть. Собратья, к слову, приглашение охотно приняли и ввалились в стены, сдвигая столы и эксплуатируя прислугу прежних хозяев, вычищая погреба и кладовые, заваливая сдвинутые столы и планируя обмыть победу так, чтобы вспоминать о ней еще долго. Да и как не пировать? Как не купаться в алкогольных реках, когда на то дал добро их лидер, поначалу несговорчивый и сердитый, едва речь заходила о выпивке?

Лидер меж тем был и сам на седьмом небе, хотя виду не подавал и все так же отдавал последние распоряжения с каменной миной. Лично проверил защитные сенсоры, объехав Вальдэгор на вороном Мракобесе, кое-где приложил собственную руку, укрепляя бреши, и в конце, поразмыслив, еще и пару блокирующих сфер выставил, ибо столь мощные вещи, о которых он раньше и мечтать не мог, давались ему теперь играючи. Столица была надежно защищена от вторжения, и чародеи впервые за все время могли спокойно вздохнуть и отметить, не таясь и не скрываясь. Могли без опаски ходить по улицам, не накладывая на лица фантомы и не скрываясь во мраке мешковатых одежд, ибо знали, что ни один каратель не выскочит из-за угла чертом и не перережет горло, прославляя достопочтенного Ястреба Ингвара.

Ифрит и сам, порывшись во вьюках, не смог отказать себе в прогулке по городу. Не смог отказать себе в сдержанной роскоши, наведавшись в пару-тройку лавок и основательно отоварившись. Некогда аристократ был напрочь забит в нем – убийце в потрепанных одеждах, и теперь он истово желал хотя бы ненадолго прикупить себе то величие, чтобы по крайней мере отдаленно приблизиться к личине едва ли не человека монарших кровей, которым он мог себя назвать еще пять лет назад. Разумеется, не шло и речи о тех драгоценных камнях и тяжести колец, парах белоснежных перчаток и расшитых золотом камзолов из черного бархата. Его вполне устраивал и более скромный материал. Главное, что одежда была чистой и целой. У него сердце обливалось кровью при созерцании собственной рубашки, вернее, того, что от нее осталось – серой тряпки, сотни раз залатанной шарлатанскими чарами, уже не отстирывающейся от крови, грязи, пыли и собственного пота. Порой ему казалось, что сие амбре не мог перебить и аромат чабреца с кедром.

Меж тем Вальдэгор накрыли пасмурные, очень нехорошие сумерки, и на горизонте, с севера, шли страшные тучи, несущие дикую пургу, коя взвоет уже совсем скоро, заметая дороги и накрывая крыши домов пышными шапками. Ветер крепчал, набирал силу, гудел в стволах голых деревьев, сквозняком просачивался и в замок Вулфа – мрачную громадину, некогда пугающую содержимым подвалов. Теперь все было иначе: ничего не осталось от некромантского оборудования. Исчезли гравюры, изображающие потусторонний мир, исчезли рога со стен, и даже летучие мыши покинули это место. Разве что некая часть комнат осталась неизменной. Основные же залы едва ли представлялась возможность узнать, и хозяин каменного монолита сокрушался, искренне скучая по былому мраку и идеальному сочетанию мебели. В холодных стенах его ждала каторга перфекциониста. Давен, разделяя негодование наставника, ходил за ним хвостом и проклинал Ингвара, из-за которого его собственный дом, этот огромный замок, что перешел старшему некроманту от его учителя, превратился в показушное местечко, приютившее безмозглых и излишне вычурных дворянишек.

Нижние этажи не теряли времени. Знатная попойка уже началась, и мятежники, не особо церемонясь, быстро напивались. Блэйк был уверен, что чародейки, на первый взгляд женщины приличные и воспитанные, к середине ночи оторвут подолы только что купленных платьев и пустятся в пляс на столах, отбивая каблуками ритм, от которого закладывает уши. К середине ночи большая часть мужчин повалится под столы, упившись свиньями, и утром, даже будучи прославленными магами, весьма пострадают от похмелья, как бесславные сельские мужики. Даже Рагна, по обыкновению своему скромная и спокойная, тихая, уже налегала на вино в компании самых младших чародеев, видимо, полная независимости и силы, раз уж потеряла надежду на счастье и совместное будущее с этим ублюдком Аскелем, променявшим ее на черного и нелюдимого амбала с хмурой миной.

Невесть откуда выцепленные уличные музыканты пиликали на скрипках и били в бубны. Играли на лютнях бродячие менестрели, исполняя незамысловатые песенки, по которым вздыхали дамы, и травили похабные шутки бездомные артисты, забежавшие на огонек – как чуяли, где можно поживиться. Свет горел во все окна, вино лилось рекой, и гремела музыка, сотрясая стены замка. Хозяин здания, как всегда, ушел с Давеном уединиться, едва получив такую возможность. Принарядившийся Аскель, наконец по-человечески отмытый, избавившийся от досаждающей щетины, вновь остриженный так, что затылок был почти наголо выбритым, боролся с собой и не поддавался соблазну выпить, сидя в компании братьев по ремеслу. Запах вина дурманил, будоражил темные мыслишки, привлекая, но парень был неумолим, хотя руки едва ли не потряхивало от желания приложиться к терпкому питью. Рагна, вопреки собственным убеждениям, посматривала на него, прожигая карими глазами, искренне надеясь, что Хильдебраннд не сдержится, напьется и прибежит к ней, прося прощение за собственную глупость и грешность. Коротковолосая Селеста висела на Алене, и даже Доротея, изрядно налакавшись, уже тискала в своих мужеподобных объятиях миловидную Ариас – девушку двадцати трех лет, что мастерски работала с водой.