Текст книги "Адепт II: Вечный Огонь (СИ)"

Автор книги: Алексей Скуратов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)

Тишина осмелела, вылезла из мрака, закладывая уши. У лидера восставших дрожали от ярости руки, но он понимал, что его месть отрежет их путь к победе. И это осознание уничтожало его, полосуя когтями душу. Ему становилось плохо при мысли о том, что он сохранит жизнь той сволочи, что подняла руку на Аскеля, на его Аскеля, по счастливой случайности увидевшего той ночью небо. На руках Хорста кровь чародеев… Кровь Асгерда, в конце концов! А он был обязан слушать глас рассудка и действовать на благо людей, идущих за ним. Реввенкрофт решился. Понял, что иного выбора у него попросту не было.

– Один неосторожный шаг, – прошипел он, – один косой взгляд на мальчишку, и я убью тебя, не раздумывая. Нарежу на ремни и повешу на них сотенских выродков. Только попробуй оступиться и расстроить мою чувствительную душеньку. Ты покойник, Хорст.

И под пологом звездного неба наполненный до краев яростью колдун принял присягу карателей, отдавая приказ следить за каждым их шагом и докладывать о каждой вызывающей подозрение мелочи, касающейся этой пятерки. Так и не сомкнул за всю оставшуюся ночь глаз, устроившись в тени рядом с притихшим и напуганным парнем. Он поклялся ему, что закончит начатое мятежниками любой ценой. Всегда держал свое слово и терпел присутствие ингваровцев, вступивших в его ряды.

Пережить можно было всякое.

Главное, что они получили информацию и имели на своей стороне преимущество в лице пятерки предателей.

Вечный Огонь уже касался языками гудящего пламени небес. Оставалось лишь повергнуть Духа и Карателя, а затем посадить на трон ребенка, обеспечивая себе долгую, мирную и свободную жизнь.

А в ночи их уже настигала легендарная тройка, стремясь присоединиться к общему делу и свести с Ингваром личные счеты.

Их ждал Эдельсберг.

========== Глава двадцать седьмая: «Старые знакомые» ==========

Они не доверяли им. Косо смотрели на дезертировавшего Хорста и его прихвостней, всячески огораживались от них и зачастую делали вид, что их попросту нет рядом, но Блэйк знал, что они ходят в его рядах. Спят рядом, едят из общего котла и справляют нужду на одной с ними обочине. Без сомнений, их информация была бесценна. Знание подступов к кантарским замкам станет огромным преимуществом. Йенсен был очень близок к монарху, знал обо всем, что происходит при дворе и, разумеется, ведал обо всех слабых местах, казалось, несокрушимой армады. Охотно выдавал их, будто бы и не ходил под началом якобы обезумевшего Ястреба.

– Он сошел с ума, – не уставал повторять обезображенный командир, – он слышит голоса, которые пророчат ему гибель в холодном мраке от черных перьев. Мечется по залам, выходит из себя, круша все, что попадается под руку, и проклинает чародеев, принимаясь за нас. В его рядах осталось слишком мало колдунов. Шибеницы высятся лесами, качая на ветру его придворных магов, исключительных бойцов, а ряды Сотни пополняются всяческой швалью и сбродом, который не умеет держать в руках ничего, кроме бутылки и собственных причиндалов. Он больше никому не доверяет. Даже Нерейд. Скоро по нашу душу выйдет Дух, собирающийся с силами. Это будет тяжелый бой…

Но Вихта не пугала перспектива сцепиться с Духом, ведь он неспроста звался легендарным Заклинателем. Мало кто помнил, что сидело в нем и его волках. Мало кто видел, как страшен он в бою, раскрывая свой потенциал и демонстрируя силу, да и кому бы пришло в голову, что этот хрупкий юноша чуть более пяти футов в росте настолько страшен и могущественен? Он был чистокровным северянином, орудующим забытыми искусствами. Помнил первозданных существ и держал их на привязи, чтобы натравить на недоброжелателя в нужный момент. Владел такими чарами, что даже загадочный Дух, рубящий в свое время чародеев косой смерти, вряд ли мог выдержать той битвы. Заклинатель ждал этого сражения, как праздника. Уже не думал, что ему посчастливится потягаться с равным, и хотел поскорее убедиться в том, что нет в этом мире того мага, который смог бы одержать над ним победу.

В рядах Ингвара осталось лишь несколько сотен вояк, элиты среди которых было все меньше. С ними – двадцать чародеев, включая Нерейд, и Каратель с Духом. Сам Виртанен, о личности которого было известно слишком мало. Мужчина, вероятно, сорока семи – пятидесяти лет – среднего роста, жилистый, с отталкивающими чертами хищного лица. Примечательные шрамы на теле, оставленные лезвиями клинков, отсутствие безымянного пальца на левой руке, темные волосы с проседью и столь же темные глаза. Паранойя и острый ум, жестокость, несговорчивость, тяга к неограниченной власти. Неплохие задатки для командира, но провальные для императора. Он проигрывал мудрому и спокойному Эридану, который успешно выиграл войну и поставил Север на ноги. При нем был порядок. Империя процветала.

Голод, разруха, страх и геноцид чародеев. Деспотизм и жестокость, аморальные законы и чудовищные реформы, дворцовый переворот – этим было ознаменовано правление Ингвара. Тем не менее, надежда появилась вновь. Сын Эридана был жив, молод, обучаем. Посадить его на трон, приставить достойных регентов, немного по-своему воспитать, прививая порядки отца, и Объединенная Империя получит потрясающего монарха. А может, только Север. Мятежники много разговаривали меж собой, и старшие, в том числе и Блэйк, настаивали на развале этого союза. Север веками был автономным, суверенным и могучим без восточных земель. Они не хотели смешения кровей, в результате которых на свет появился и сам Реввенкрофт, и Хорст, и Агнета Кабренис. С ними – еще многие личности. Чистокровные были крепче, могущественнее. Грязнокровки зачастую им уступали.

Они приближались к Эдельсбергу, вновь двигаясь в строго установленном порядке. Впереди – Ифрит на присвоенном Мракобесе, который, к слову, былого хозяина и близко не подпустил, едва не огрев его мощным копытом. С ним же двигался и Аскель, коему он не позволил даже приближаться к карателям, идущим в центре мятежного войска. Замыкающими были Агнета, держащаяся верхом на огромном медведе, и Вихт, восседающий на резво бегущем Оробасе, а следом трусил более низкорослый Кобальт, вываливший язык из алой пасти, увенчанной белыми острыми клыками. Ни один ингваровец не попался им на пути более чем за пять дней. Мятежники не сбавляли темпа, шли с рассвета до глубокой ночи, отдыхая лишь по шесть часов в сутки, и уже не чувствовали усталости. Были возбуждены предвкушением скорого конца. А ведь Блэйк вернулся на Север всего три с половиной месяца назад. И если на его родных землях все еще держалась королева Зима, то на Восток, хвастая роскошью сочных одежд, шла царевна Весна.

Еще каких-то две-три недели, и дело будет закончено.

Более года чародеи сидели во тьме, боясь показаться на свет, поднять восстание, а теперь за собой их повел сильный лидер, не терпящий поражений и умело орудующий тактическими и боевыми приемами. Все складывалось лучше некуда. Им бы еще двадцатку чародеев, горстку солдат-добровольцев и одну занимательную тройку, что шла по пятам и все еще не показывалась. Тогда их число перевалит за две сотни, и победа достанется легко. Свергнуть Ингвара – его прихвостни опустят оружие и по своей воле сдадутся, присягая новому монарху, чтобы служить ему верой и правдой. Вот так просто. Все было гораздо легче, чем казалось. Главное – дисциплина и тактика, участие каждого в общем деле. Так говорил когда-то Годрик, и его слова повторял Реввенкрофт. Это приносило свои плоды.

Однако на шестой день им посчастливилось нарваться на карателя, отставшего от группы как минимум на пару суток пути. Они нашли его в глубинах леса – тот выдал себя дымом костра, что поднимался над деревьями тонкой струйкой в тишине и безветрии. Мятежники вышли на него двумя дюжинами, среди которых был лидер, Аскель, держащийся рядом, Давен на пару с Хантором, Рагна и сам Хорст Йенсен, тут же узнавший сорокалетнего ингваровца, схватившегося за простой солдатский меч. Мужчина был практически никем, но ходил в рядах с самого формирования Сотни. Неплохо фехтовал, не был дураком, но автоматически приговаривался к смерти – был фанатиком Ингвара, видя в нем своего особенного Бога, дарующего милость и несущего свет, справедливость, праведность. Безымянный солдат понял, кто стоит перед ним. Признал средь колдунов и своего командира, но не о том подумал, опуская меч в небогатые ножны.

– Мой капитан! – растянул губы в улыбке всадник Сотни, – мои поздравления! Вы таки схватили этих ублюдков! Слава великому Императору! Слава!

Хорст криво улыбнулся, сделал шаг вперед, протягивая руку былому товарищу. И когда тот, не почуяв подвоха, взял его грубую ладонь в потрепанной перчатке, не снятой вопреки обычаям, когда захотел ее от души пожать и вновь прославить достопочтенного Ястреба Виртанена, ахнул от боли, ибо командир ловко дернул его на себя, развернул спиной и скрутил руки, сваливая на колени в чистый лесной снег.

– Предатель! – задыхаясь от злости и боли, взревел мужчина. – Чертов выродок! Как ты посмел?! Как посмел предать нашего правителя и связаться с этой мразью, Хорст?!

Он вскрикнул, упал лицом в колючие снежинки, все еще осыпая проклятиями Йенсена, связывающего за спиной его руки грубыми веревками. Блэйк наблюдал холодным взглядом за развернувшейся картиной. Знал, чем испытает примкнувшего к его рядам командира Сотни, чтобы хоть на кроху быть уверенным в том, что одноглазый не прирежет его во сне. Нахмурив брови, подошел к связанному и выхватил мастерским движением меч из его ножен. Оружие было тяжеловатым для него, привыкшего к виртуозному и легкому клеймору, но положения это не меняло. Не ему сейчас работать железом, ох, не ему.

– Казни его, Хорст, – спокойно произнес Ифрит, и присутствующие не удивились. Не повел бровью даже Аскель, довольно чувствительный с недавних пор к кровопролитию, особенно традиционному, от меча. – Давай, не стой. Ты клялся мне в верности. Докажи, что ты на моей стороне. Снеси голову собрата. Помнится, чародеями ты не сильно брезговал, чем хуже человек? Или он, или вы оба. Начну как раз с тебя.

Молодой Хильдебраннд мысленно злорадствовал, оценивая слова наставника и своего лидера. Любил, когда Ифрит, полный ненависти и злости, так по-черному язвил в отношении того, кто ломал ему, тогда еще двадцатичетырехлетнему, ребра, и убивал по очереди колдунов, не обходя стороной Асгерда. Пусть же докажет, что он свой. Докажет самым честным способом, что не лгал: прольет кровь на чистый снег.

Хорст не слишком колебался. Злобно зыркнув на лидера, губы которого на мгновение исказила ухмылка, он все же принял из его рук клинок, протянутый с отвращением. Рукоять легла в ладонь, срастаясь с кожей, оружие стало продолжением обученной руки, поднявшейся в воздух над опущенной головой мужчины.

– Да услышат меня Боги, за убийство собрата гореть тебе в жарком пламени вечные века! – проклял Йенсена каратель, но проклятия его услышаны не были.

И не успел былой командир Сотни опустить меч, чтобы срубить поднятую на него голову быстрым и точным ударом, пуская на белый снег горячие струи пульсирующей крови, как в ушах засвистело, мелькнуло что-то меж деревьями, и жизнь схваченного моментально прервалась. Он, не вскрикнув, завалился на спину, все еще конвульсивно дергаясь. Затем стих. В правом глазу связанного ингваровца торчала стрела. Вокруг – ни одного лучника. В их рядах было всего двое мастеров этого дела, и один из них был рядом в лице вдруг замершей Рагны. Второй, вероятно, был где-то поблизости, но его причастность к убийству была исключена. Такими стрелами пользовался только один человек во всем мире. Реввенкрофт знал его лично, но тактично молчал, зная, что он подал знак и совсем скоро вступит в его отряд, имея, видимо, что-то против Виртанена. Присутствующие смолкли, ждали, когда хоть кто-то осмелится озвучить мало-мальские предположения. Хантор спокойно смотрел на мертвого, под головой которого краснел, тая от горячей крови, снег. Его спокойствие разделял и Давен, юная лучница не скрывала любопытства, рассматривая хвостовик, а вот Хорсту стало нехорошо. Он убил за свою жизнь многих, но в такую ситуацию еще не попадал. Командир тоже был сотенцем, пусть и в прошлом, и та стрела могла сейчас быть в его голове, отправляя к праотцам за принадлежность к ингварову войску. Он тяжело выдохнул и бросил меч в снег плашмя. Лидер, к слову, его не упрекал за неосуществленное доказательство верности.

– Эй, Рагна, – произнес он, не поворачиваясь к девчонке, – взгляни-ка и вынеси свой вердикт.

Аскель нехорошо усмехнулся, незаметно для всех вскользь касаясь холодной руки наставника пальцами. Предполагал, что его господин и без лучницы все понимал, но и знал также, что он ехидничает, отдавая ей этот приказ, однако ни юная воительница, ни собравшиеся ехидства не различили. Наблюдали за Рагной, без колебаний выдравшей стрелу из глазницы мертвого и рассматривающей ее на своих руках, прощупывающей древко от окровавленного наконечника до хвостовика.

– Такими стрелами сейчас не пользуются, – сразу же заговорила она, а злорадство Блэйка сошло на нет и сменилось интересом. – Батенька рассказывал мне о таких вещах, но и сам знал мало. Она тяжелая, и для того, чтобы выстрелить, нужен особливо крепкий лук с прочной тетивой, чтобы пробить доспех. А неподъемными латами сейчас не пользуются, потому как неудобно энто и движениям мешает. У него навылет пробита башка, и это говорит о том, что сила натяжения лука шибко страшная. А ежели мы стоим в лесу, то тот, кто стрелял, был в шагах тридцати от нас. Его убили сверху, потому как этот… этот человек смотрел вверх. И еще… – задумавшись, добавила она. – Лучник иноземец. Ненашенский он. Чужой.

– Почему ты так уверена? – не сдержался Аскель, пораженный ее познаниями.

– Потому что, умник, – выпрямилась она и протянула в его руку окровавленную стрелу, – нету у нас таких птиц. Перо черное и жесткое, как у домашнего индюка, но волокно тверже и плотнее. Знамо дело, у нас такого не летает.

– А, может, это краска, – прищурился Ифрит.

– Врете, командир, – усмехнулась девчонка, нагло заглядывая в его глаза. – Краска оставила бы на моих пальцах след, а его, того, – нету!

Чародей некрасиво ухмыльнулся, мысленно аплодировал, как ему раньше казалось, темной бездарности, что слепо выпускала стрелы, не понимая собственного ремесла, а подчиняясь навыкам и охотничьим инстинктам. Решил сделать последний ход, и, возможно, признать, что Рагна на самом деле деваха толковая.

– Хорошо. Пусть так, – кивнул он. – Но не приходило ли тебе в голову, юная милсдарыня, что у торговцев можно купить все, что душе угодно? Хоть черта лысого.

– И снова врете, – стояла на своем лучница. – Врете, потому как никому не придет в голову лепить на хвост что-то оригинальнее перьев орла, гуся или того же индюка. Это самый ходовый и дешевый материал, им пользуются даже наемники, а такую штуковину вряд ли кто-то станет продавать за ненадобностью. И, да, если Вы, командир, не в курсе, границы для торговцев закрыты. Так что перестаньте меня гонять и подначивать, я свое дело знаю.

Хантор, улыбаясь, аплодировал юной лучнице. Аскель усмехался, не скрывая удивления, а Ифрит понимал, почему ей удалось выжить в столь чудовищных условиях. Неказистая внешность и сельский выговор не уничтожали в ней талантливого стрелка, знающего теорию в совершенстве, пусть и пересказывающего ее по-своему, иначе, чем могли гласить любопытные книженции.

И тем не менее им нельзя было стоять на месте. Они оставили на теле стрелу, предполагая, что некто вернется за драгоценной уникальностью с теми загадочными перьями. Реввенкрофт и вовсе в том не сомневался. Он ненадолго задержался, якобы поправляя упряжь Мракобеса, и незаметно для всех оставил на древке знак – три поперечных кровавых линии, приглашающих легендарного стрелка в свои ряды и показывающих, что он сможет пройти к ним с еще двумя искусниками без всяческих проблем вроде задержания и допросов, кто они и откуда.

У тройки не было пристанища.

Они были вольными птицами высокого полета, и чародей меж тем удивлялся, что за ними следует именно тройка, а не полная четверка убийц – героев страшных сказок и мрачных легенд.

Но ему суждено было получить ответы на многие вопросы. И уже ночью, которую следовало провести на окраине леса, на подступах к Эдельсбергу, на одну из тайн прольется свет простой, но ошеломляющей правды.

***

Костер горел, как и каждую ночь. Вздымались горячие языки к пасмурному черному небу, стремясь дотянуться до самых звезд, трещала гора хвороста, обогревая собравшихся у живого огня. В рыжем свете был и Блэйк, свободный в эту ночь от дежурства, а рядом, не прикасаясь к нему, его адепт, знающий, что едва ли не каждый в курсе их отношений, но все еще боящийся открыто подтвердить эти слухи. Ему было двадцать пять, он почувствовал тягу к собственному наставнику с восемнадцати лет, но даже спустя все эти годы не мог со спокойной душой признать то, что он отличался от большинства мужчин. Упрекал себя за это, потому что со своими пристрастиями смирился даже предпочитающий женщин Реввенкрофт. Впрочем, тот и не говорил слова против. Его устраивала некая скрытность, но и от довольно показушных отношений он бы не отказался. Ему было уже без разницы. Он прожил достаточно времени, чтобы понять: всеобщее одобрение было тем, к чему он стремился в последнюю очередь.

Между тем чародей, хоть и выглядящий спокойным, был словно на иголках от предвкушения скорой встречи со старыми товарищами, которые многое дали ему. Это оказалась запутанная, немного забытая за многие десятилетия история, которая свела тогда еще молодого даже по человеческим меркам Блэйка и тройку легендарных искусников. Тройка та, к слову, пополнилась более двадцати лет назад. Отбор оказался слишком суровым. Такой, что его уже давно никто не мог пережить. Те герои страшных сказок не совсем были людьми. В их жилах текла очень странная, необычная кровь с ведьмовской примесью, дарующей медленное старение, долголетие и сверхъестественную скорость, силу и ловкость, но тем не не менее чары им не поддавались ни коим образом.

Он ждал их. Ждал и уже ощущал приближение, знакомый с их отличительной, слабой эманацией, проходящей по коже ни с чем не сравнимым чувством. Знал, что выставленный дозор не заметит троицу до тех пор, пока она сама того не захочет, выдавая свое присутствие по доброй воле. Он завороженно смотрел в черноту, из которой они должны были явиться. Аскель не мог этого не заметить. Не удержался от вопроса.

– Ты смотришь туда с самого вечера, – тихо, чтобы услышал только его господин, прошептал молодой чародей. – Что-то не так? Ты все еще думаешь о том убийстве?

– Жду гостей, – улыбнулся наставник и успокаивающе погладил его плечо. – Все в порядке, парень. На этот раз гости желанные, стоящие. Тебе понравятся.

Хильдебраннд лишь пожал плечами. И не прошло минуты, как мятежники вскочили с мест, хватаясь за оружие и выкручивая в сложных жестах руки, готовые по первому приказу превратить явившуюся тройку в горстку пепла, которую снесет под утро холодный, все еще морозный ветерок. Лидер поднялся с места, поднимая руку. Жестом осадил подорвавшихся и, ухмыляясь от уха до уха, вышел навстречу тем, чье присутствие уже давно заметил, тем, кого ждал не первый день, не ведая, что же ведет к его ряды троицу – легендарную и вселяющую в души страх.

Их было трое. Совершенно разных, вооруженных, неслышных и легких, как ночные тени. Блэйк прекрасно знал их, с радостью пожимал их руки, обтянутые тончайшими шершавыми перчатками. Он гордился тем, что видел их здесь, когда был уверен, что больше ничего не услышит о героях леденящих душу сказок.

– Господа! – повернулся колдун, чтобы каждый мог видеть самых сильных и виртуозных бойцов Объединенной Империи. – Прошу любить и жаловать – Черный Алекс, Изувер Гюнтер и Моррен Сорокопут! – он вновь вернулся к пугающей троице, не мог не заметить того, как изменился самый молодой убийца. Присвистнул. – Ну и ну… Боги, Алекс, как ты вырос за эти годы! В последний раз я видел тебя двенадцатилетним щеглом.

– Зато ты все такой же, – обворожительно улыбнулся легендарный лучник тридцати лет. – Вечно молодой, вечно бабник. Похотливый жеребец!

Чародей натянуто улыбнулся, что само по себе выглядело довольно жалко, но сделал вид, что шутку мальчишки, вымахавшего во взрослого мужчину, оценил и, не мешкая, пригласил их всех к костру, сопровождаемый настороженными взглядами соратников. Еще бы им быть спокойными… к ним наведалась сама смерть! Знал народ, помнил еще, кем были ночные визитеры. Моррен Сорокопут, выглядящий на сорок пять лет, пугал светлыми, до невозможности спокойными глазами. Перетянутые на лбу ремешком блондинистые волосы без проседи, пересекающий рот тонкий шрам, средний рост. Кличка, которой его нарекли неспроста: ходил мрачный слушок, что Моррен, будучи ребенком, страшно любил смотреть на затейливых пташек-сорокопутов, насаживающих свою мелкую добычу на шипы кустарников. Слушок меж тем оказался ошибочным. Птахи те жили на юге, где пожарче, а легендарный фехтовальщик, творящий мечом фантастические вещи, был северянином с западной примесью. Однако молва о том, что пару десятков заказанных ребят он не поленился подвесить на заточенные сучья симпатичных деревьев, была чистой правдой.

Вторым был Гюнтер. Северянин чистых кровей. Невзрачный, как и любой представитель этого народа за редкими исключениями, солидного роста, прекрасно сложенный. Он выбривал виски и затылок, заплетая оставшийся пучок в хвост, соблюдая старые и позабытые традиции. Голову украшали роскошные шрамы былых битв, оставляющих после себя память, рубцами застывающую на коже. Он был самым нетипичным убийцей. Не носил меча или сабли, не стрелял из лука, не бился на ножах. За его спиной крепилась двусторонняя глефа – оружие, которое в идеале имело лишь одно лезвие. Изувер многое умел ей. Шинковал врагов в капусту, мастерски владея сияющей красавицей, и много улыбался. Улыбался так широко, так лучисто и дружелюбно, что в нем просто невозможно было распознать убийцу, если бы не ледяной, до невозможности жуткий взгляд, сотканный из предсмертных взоров сотен убитых им людей.

Третий поражал какой-то аморальной красотой. Был молод, безбожно обаятелен и харизматичен. Синева больших глаз, смуглая чистая кожа, черные, как ночь, волосы, завязанные в маленький и смешной хвостик на затылке. Черный Алекс был самым младшим. Самым неопытным, но выжившим, выдержавшим годы обучения и практики. Урожденный житель Востока, выращенный на Севере, жизнью был обязан Моррену и Гюнтеру, чудом спасшим его – восьмилетнего ребенка. Они вырастили его, как собственного сына. Обучили превосходным образом, сделав из красивого мальчика красивого убийцу. Молодой лучник был дьявольски ловок. Быстр и невидим. Призрак, который никогда не промахивался, орудуя не самым обычным луком с не самыми обычными стрелами, как и заверяла Рагна.

Без сомнений, Блэйк рад был этой встрече. Счастлив видеть старых знакомых в ясном уме и здравии, но одним вопросом задавался еще до того, как их встретил, увидел собственными глазами. Одного не хватало. Среди них не было Безликого саблиста, скрывающего и имя, и лицо, укрытое под маской. И он уж точно не мог погибнуть. Не он. Не в сражении и не от руки бойца. Слишком загадочен был и профессионален. Пожалуй, превосходил всех трех в искусстве рубки и зачастую держался в одиночку, работая на себя, но и к собратьям примыкал периодически. Помнил старых друзей.

– А где Безликий? – спросил Ифрит, не сдерживая любопытства. – Снова пропадает?

– Вроде того, – нехорошо скривился Моррен, всматриваясь в огонь.

Чародей уловил нечто странное в его выражении. Нечто такое, что заставило его пораскинуть мозгами и задать очередной вопрос.

– Я, конечно, рад вас видеть, парни, но с какой целью вы вернулись? Для чего пришли ко мне, будучи теми еще виртуозами?

– А вот здесь, камрад, и кроется тайна Безликого, – лучисто улыбнулся Гюнтер, складывая на коленях руки в тонких перчатках. – Он, понимаешь ли, и есть цель нашего визита.

Огонь загадочно шептался, потрескивал тихонечко хворостом, жонглируя искрами. Мятежники глотнули морозного воздуха и притихли. Выжидали последующих слов, чувствуя серьезное напряжение. Что-то странное витало в сознании. Что-то отталкивающее, необъяснимое…

– Я не совсем понял… – прозвучал в тиши голос колдуна.

– Нечего тут понимать, Ифрит, – поднялся Сорокопут Моррен черной тенью на мрачной поляне. – Безликий предал нас. Пошел против нашей крови. Назначил цены за наши головы и нарушил священные законы, покинув касту.

– Но при чем тут я?

– При том, – тихо произнес Черный Алекс, любовно оглаживая корпус тяжелого лука, укрепленного рогами давно вымерших зверей, – что имя Безликого – Ингвар Виртанен.

Мятежники ахнули, захлебнувшись воздухом. Огонь вспыхнул, взорвавшись искрами, но лица тройки были невозмутимыми. Это выражение было присуще только матерым убийцам. Их уже ничего не удивляло, не поражало. Они могли улыбаться и травить шутки, но позабыли, что значит чувствовать страх и жалость. Особенно Сорокопут – палач без души и сердца, в то время как его соратники на кое-что в этом плане были способны.

– Вы можете захватывать власть, сажать на трон кого угодно, – предупредил Моррен. – Можете резать Сотню и равнять Кантару с землей, но Ингвар наш. Он – наше дело, наша история. И если кто-то перейдет нам дорогу, даже ты, Ифрит, мы не остановимся. Убьем любого, кто помешает поквитаться с Виртаненом. Заруби себе на носу. Вопрос кодекса. Ты наши идеалы знаешь.

Реввенкрофт его воле не перечил. Знал, что так или иначе не оставит императора в живых за все, что он сделал. За все зло, боль, кровь и обиду. За Асгерда. Аскеля и Годрика. За каждого, кто сложил по его приказу голову.

– И еще кое-что, – прозвучал приятный голос Черного Алекса. – Среди вас есть некий Вихт, полагаю…

– Есть, – ответил Заклинатель, встречаясь с ним взглядом.

– Тогда Дух уже идет к тебе через лес, – осведомил его лучник, и лицо Вихта озарила мечтательная улыбка.

Он так ждал этого и был по-настоящему счастлив наконец сразиться с равным, чтобы вновь убедиться в своем превосходстве.

Через несколько минут силуэт живой легенды, восседающий на Оробасе и держащий в маленькой руке железный посох, сопровождаемый Кобальтом, скрылся во мраке, запретив ему мешать.

Не суждено было сну овладеть в эту ночь душами мятежников.

Небо содрогнулось от волчьего воя…

========== Глава двадцать восьмая: «Легенда» ==========

«Я так ждал, – повторял Вихт раз за разом, – ждал столько лет…»

Он был по-настоящему счастлив, удерживаясь на волке и сжимая маленькой рукой его холку. Торопился, уже чувствуя близость Духа, и знал наверняка, как поступит, чем начнет орудовать, стремясь показать себя во всей красе и могуществе. Любил сражаться, отдаваясь этому делу целиком, но так же, как сильна была эта любовь, сильна была его ненависть к перепалкам с теми, кто был слабее его. Он уже долго мечтал о бое на равных. Искал того, кто сможет потягаться с ним в столь редком искусстве укрощения темных сил. Сил, которые уже никому, казалось, не подчинялись – вольные и позабытые народом.

Заклинатель не был человеком. В то время, когда редкостные чародеи жили в лучшем случае около шести сотен лет, его возраст перевалил за тысячу. Он был последним представителем древнего северного народца, за спиной коего стояли Великие Духи предков. Помнил их имена, их лица, все еще говорил с ними и пользовался их любезностью, получая такие силы, которые до сих пор делали его героем страшных и прекрасных в один и тот же миг сказок.

Казалось, что Великих потеряли. Что они, забытые всеми, попросту перестали существовать, и в какой-то степени это было правдой. Лишь в редких источниках, рассыпающихся от древности, мелькали тысячелетние руны, помнящие те времена, когда Духи почитались, приравненные к Богам. Но они все еще жили. Все еще были могущественны и прекрасны, пугающи и мудры. Юный Вихт с рождения был отдан воле Богов. Явился на свет, чтобы стать тем, кто спасет исчезающих Духов. Людей становилось все больше, народы расселялись, занимая отдаленные земли и покидая лютые окраины первозданного Севера, а число чистокровных северянских магов неумолимо сокращалось. Они стали отшельниками, поодиночке выживали на опустевших землях, кои сковывала вечная мерзлота, поглощал разливающийся океан, и медленно уходили на тот свет, унося тайну общения с Богами в могилу. Но Заклинатель был другим. Еще мальчиком почувствовал, что Духи к нему милосердны. Приручил их, научился пользоваться их милостью, а взамен отдал себя. Отдал собственное сердце и душу, чтобы сохранить в себе и своих волках, тогда еще волчатах, то, чем восторгался, что любил. И тринадцатилетний ребенок, носящий древнее имя Асельф, заключил осознанную сделку с Великими в ту ночь, когда небо полыхало зеленым светом, озаряемое захватывающим дух северным сиянием. И получил имя Вихт, ибо, по сути, стал живым мертвецом. В его жилах бежала горячая кровь, он чувствовал физическую боль, испытывал голод и холод, жар, но душа его была мертва. Без остатка отдана Богам крайнего Севера, что сейчас, через тысячу лет, был погребен под тоннами ледяных вод.

Асельф повзрослел, вырос из мальчика в красивого юношу, вдруг перестал стареть. Он чтил Духов предков, относился к ним с уважением, любовью, но однажды понял, что не хочет до скончания веков оберегать их, нося под сердцем. Понял, что желает немного большего, и однажды, созрев для столь аморального поступка, заявил тому, кто сидел в нем и его волках, что требует подчинения и служения. И будучи совсем еще молодым чародеем, встретив ярость и гнев Богов, поймал их за хвост, приставил нож к горлу и посоветовал одуматься. И те подчинились, а Вихт стал вскоре носить имя Заклинатель Духов, пополняя свою голодную душу бесами, божествами и могущественными призраками, ломая невидимых существ и забирая в свое пользование их фантастическую силу.

Он был красив, спокоен. Очаровывал загадочным взглядом и таинственной улыбкой, но прожил сотни лет в одиночестве, разбавляя его лишь обществом Кобальта и Оробаса. Волки заменили ему вымерший народ, погибших знакомых, несуществующих друзей. Он по-прежнему никому не доверял. Проникся уважением к Блэйку и Мартину, но и привязанности к ним не чувствовал. Был мертв. Был Вихтом…

Но сейчас он ликовал. Был готов подпрыгнуть до самых звезд, радостно смеясь, однако лишь улыбался, рассматривая того, кто ждал его, восседая на призрачном скакуне – подернутым голубоватой дымкой скелете лошади, что рыла копытом снег и косилась на стоящего впереди противника горящим глазом. Тот, кто спрыгнул с отполированных костей, был незнаком тысячелетнему северянину. Средних лет мужчина – типичный житель Востока с темной шевелюрой, смугловатой кожей и четко выраженными чертами не самого красивого лица, однако выдавали в нем Духа глаза. Стеклянные бледные глаза мертвого человека – оболочки ингваровца, трещавшего по швам от душ, что рвались из него на волю. На смертельный бой.