Текст книги "Левый берег"

Автор книги: Алексей Кудашин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 39 страниц)

23.08.2009. Краина, г. Кировогорск. ул. Габдрахманова. 02:51

Старшина вышел во внутренний дворик, вдохнул воздух полной грудью и по-хозяйски оглядел территорию родного Кировского РОВД. Тишина… Большие деревья лениво покачивали ветвями под напором легкого ветерка. Зеленые сетчатые ворота на въезде были открыты настежь. Лишь пара уличных фонарей освещала заасфальтированную площадку перед входом в отдел.

"Хоть ночью какое-то спасение от этой жары…" – подумал милиционер.

Комплекция у старшины была, прямо скажем, не для того пекла, которое приключается на кировогорщине в июле-августе. Особенно последние годы. Раньше, насколько он мог припомнить, такого не было. А прожил он тут всю жизнь. Может, и вправду говорят, "глобальное потепление". Кто его знает…

– Сергеич, дай сигарету, – крикнул рядовой, сидевший в милицейской машине и слушавший тихую музыку.

– Возьми, – равнодушно бросил старшина.

Тот лениво вылез из автомобиля, подошел и достал сигарету из открытой им пачки.

Старшина неодобрительно посмотрел на коллегу. Вроде не мальчик уже, а все папироски стреляет, как школьник какой-то. Несолидно…

– Куда Восьмой свалил? – лениво поинтересовался сержант.

– На Никаноровку, – старшина положил пачку в нагрудный карман рубашки. – Муж там жену гоняет, вроде бы…

– А-а… – безразлично протянул сонный рядовой. – У тебя сотовый работает?

– Не знаю…

Сергеич снял с пояса старенькую трубку, нажал кнопку и посмотрел на светло-зеленый экран. Деления на шкале с маленькой антеннкой отсутствовали.

– Тоже нет? – догадался парень, закуривая. – Сбой, наверное, какой-то…

– Может быть… – безразлично ответил старшина.

Сержант развернулся и так же неторопливо отправился обратно.

В ночи протяжно ухала какая-то птица. Стоянка для служебного транспорта была практически пуста. Последнее время начальство запрещало ставить личный автотранспорт во внутренний двор и, что крайне удивительно, даже пыталось контролировать исполнение своего распоряжения.

"Такое бы рвение – да на благо Родины", – посмеивались милиционеры.

Однако ночью это новое правило нарушалось всегда. Вот и сейчас на стоянке, помимо трех служебных машин, стояла белая старенькая "Волга" оперативного дежурного и темно-зеленая десятка капитана Довженко. Сам-то Сергеич, как и подавляющее большинство милиционеров, добирался на работу пешком. Ему вообще повезло. Жил в десяти минутах ходьбы от работы, на Румянцева.

Из отдела на улицу быстро вышли двое милиционеров. У одного на плече болтался автомат.

– Антоха, давай сюда, – крикнул высокий, вечно веселый, лейтенант, махнув рукой в сторону рядового-меломана.

Тот захлопнул дверцу, быстро завел мотор и подогнал машину ко входу.

– Чего там? – спросил Сергеич.

– Да вроде Почту и Спецсвязь на Гоголя подпалили, – обронил лейтенант и залез на переднее пассажирское сиденье.

Машина резко тронулась с места, обдав старшину порцией выхлопных газов. Сергеич проводил экипаж долгим взглядом, постоял пару минут, наслаждаясь ночной прохладой, достал новую сигарету и чиркнул зажигалкой…

И вот именно в этот момент, уголком глаза, он заметил какое-то движение за хозяйственными постройками напротив входа. Пригляделся. "Вроде бы ничего… Показалось, что ли?"

"Нет, не показалось", – четко сказал он сам себе.

К горлу подступил комок. Лоб покрылся испариной. Руки мелко затряслись.

"Тебя зрение не подводит? – судорожно бегали мысли. – Ты уверен, что видел именно то, что видел?"

Сергеич вновь поднес зажигалку к сигарете, наклонил голову, но глазами исподлобья уперся в темноту.

"Именно то. Даже хуже", – сработало сознание.

В тени густых кустов, окружающих территорию отдела по периметру, на одном колене стоял черный силуэт с какой-то трубой на плече и смотрел прямо на милиционера. На самом деле, с такого расстояния в темноте встретиться взглядами было невозможно. Но старшина готов был поклясться, что человек, зло прищурившись, смотрел прямо ему в глаза.

Сигарета выпала изо рта. Старшина резко сорвался с места и вбежал в здание.

– В ружье! – заорал он во все горло, расстегивая кобуру.

В этот момент входная дверь, вместе со столбом огня влетела вовнутрь, припечатав милиционера к пуленепробиваемому стеклу дежурной комнаты.

23.08.2009. Краина, г. Кировогорск. ул. Гагарина. 02.54

«Эх, муторно мне что-то, муторно, – думалось Степану. – Душа непокойна».

Он сидел на старом фанерном, наверное, еще советского производства столе и подкидывал кверху кинжал, ловя его за темно-коричневую деревянную рукоять.

Хороший был нож, спецназовский. "Гюрза". Ну, ясное дело, не прямо чтобы военный. Оружейных дел мастера, зная все требования по холодному оружию, хитрили, изворачивались… Кто прокует не на полную длину рукояти, кто лезвие на миллиметр тоньше сделает, кто с качеством стали поиграет, кто острие на тот же миллиметр от нормы в сторону сдвинет. Глядишь – уже и не "холодняк". Вполне себе законный туристический нож.

Тот, что у Степана Крука – полная копия "Гюрзы". Брат Петя, еще когда в организацию принимали, подарил. Копия, но с одним исключением: гарды нет. Боевого упора, то бишь… То есть, теперь-то есть. Раньше не было. Человек знающий скажет, что гарда – дело серьезное, для боевого клинка необходимое. И будет прав. Это только кажется, что упор не нужен. А при случае – оставишь на земле все пальцы. Или разрежешь их до костей. Так что Крук гарду уже сам приварил, вернее, попросил мужиков – и приварили…

Он вяло оглядел довольно просторную комнату, которую арендовала Кировогорская ячейка "Краинской организации националистов". Небогато, конечно… А откуда богатству взяться у честных националистов? Мебель кое-какая, "с миру по нитке". На дальней от входа стене – красный стяг с черным крестом, трезубцем посередине и буквами "КОН". На двери с внешней стороны – пара плакатов. На одном, груда черепов, портрет "московитского" президента и слова: "Москва, покайся". А сверху: "Геноцид краинцев. 20 миллионов человек".

"Надо будет верхнюю строчку заклеить…" – недовольно, уже в который раз подумал Крук.

По поводу этого художества он уже написал в Центральный Совет. Нет, конечно, воспитательная работа и агитация – вещи важные, кто бы спорил? Но, господа, не надо же до абсурда-то доводить! Двадцать миллионов… А вот спросит какой-нибудь очкастый студент на очередной встрече с молодежью: "Как же это у вас двадцать миллионов вышло, если по переписи 1926-го года население Краины равнялось двадцати девяти с половиной миллионам? А учитывая, что треть людей уже тогда жили в городах, а всем известно, что голода в городах не было вообще, получается, что вымерло все сельское население до последнего человека". И что ему отвечать? Что за пять лет с двадцать шестого по тридцать первый годы краинцы расплодились еще вдвое?

"Такая наглядная агитация хуже ее отсутствия, – думал Степан. – Лучше бы вообще ничего не делали, чем такую явную чушь нести…".

Но снять "произведение искусства" не решался.

Другой плакат изображал пьяного "кацапа", валяющегося на улице с бутылкой, закрытого круглым красным запрещающим дорожным знаком. Надпись на знаке гласила: "Москали" матом не ругаются, они на нем разговаривают". И ниже, крупными буквами: "Матюги превращают тебя в москаля". Этот плакат Степану особенно нравился.

Недавно установленные белые немецкие пластиковые окна были открыты настежь. Жара… В помещении, кто на стареньком длинном диване, кто на стульях и столах, а кто просто на полу, облокотившись на стену, молча сидели молодые парни, одетые в одинаковую черную форму. На ногах – форменные натовские ботинки. Кировогорская боевая дружина КОН – плод его трехлетней работы. Вернее, то, что удалось собрать… Не сказать, чтобы бойцы отличные, но – ничего, отряд боеспособный. На обучение даже ездили на месяц в Керпатскую область. Плохо, что в деле не проверены. Вот там, в Керпатье, вот то – волкодавы! "Желтая гвардия!" Герои Площади! Таким – никакие "менты" нипочем! Круку таких хотя бы парочку. Да кто ж ему даст?

Арендована комната была при "административной поддержке" нескольких "желтых", так сказать, "сочувствующих" членов горсовета. А ничего! Степан не гордый. Помощь принял и не скривился. Главное – быть верным идее и не терять из виду конечную цель. А средства могут быть разными. Так брат Петя говорит. И Степан с ним соглашался. Брат для него вообще – авторитет непререкаемый. Считай, за место отца. В обиду не давал, глотку рвал за брательника любому. Матери после смерти отца помогал, работал как вол.

А сейчас Петя – большой человек. Заместитель главы целой областной организации! Да какой организации! Ивано-ранковской. Шутка ли – несколько тысяч первоклассных бойцов, надежных, идейных, натасканных… Да еще и Член Центрального Совета, а такое для "областного зама" вообще – честь небывалая…

Что говорить: он заслужил. Уж если не он, то кто? Если где-то говорили – "принципиальный человек", Степа думал: "Вы принципиальных не видели!"

Вот Петя – это да! За всю жизнь Степан слова от него не слышал на клятом "москальском" языке. Еще бы! Два их прадеда погибли в лесах, сражаясь с "москалями" да "жидами". Деда – посадили. Петя рассказывал, у него в тюрьме слегка "крыша поехала". До конца жизни сам не свой был. Боялся всего, почти не разговаривал. Отца за патриотические разговоры с работы выгнали. Не посадили, правда… Время уже не то было. Но "пинали" долго. Он не выдержал: запил. Да так и "сгорел" за полтора года. Не дождался свободы. У Крука в голове об отце остались какие-то обрывки воспоминаний, которые он никак не мог сложить в единый образ родного человека…

Штаб располагался на втором этаже какого-то безумно старого, чуть ли не дореволюционного двухэтажного здания, то ли бывшего госучреждения, то ли еще чего-то… Так или иначе, помещение это уже давно "раздерибанили" под офисы местные предприниматели. Не мудрено! Здание, хоть и старое, а красивое, прочное. Почти в центре, опять же… В жизни бы "КОН-овцам" не видать этой комнаты! Да тут кризис подсобил.

Фирмищи, фирмы и фирмочки начали сыпаться, как карточные домики. Степан, тут надо без лишней скромности отдать ему должное, вовремя сориентировался, просуетился, поговорил с кем надо, руководство пару звонков сделало и – "вуаля"! Целая комната, шесть на восемь…

Соседство с "торгашами", конечно, здорово раздражало Степана. Еще бы! Рассуждаешь тут о геополитике, о месте Краины в мире, лекцию читаешь с умным лицом, а в коридоре кто-то по телефону шоколадные яйца с игрушками на складе заказывает, или того хуже, женские принадлежности всякие… Ребята похохатывать начинают. Молодые же все… А в молодом сообществе – кто-то "заржет", и все! Весь "табун" начинает! Ну, какая тут геополитика?!

Однако Степан Бога не гневил, не жаловался. Если сравнить с тем, что было, когда он по требованию Пети приехал в Кировогорск поступать в педагогический институт, а заодно – расширить и активизировать деятельность местной ячейки…

А сравнивать, собственно говоря, и не с чем! Организации как таковой не существовало. Семь человек! Это на двухсоттысячный-то город! Да еще из этих семи – одна баба, а двое вообще слабо понимали, что происходит, и где они состоят. Такое впечатление, по крайней мере, сложилось у Степана.

Конечно, справедливости ради надо заметить, что городок то, несмотря на то, что находится на Правобережье, по преимуществу – "москальский". Что неудивительно. Промышленность, батенька… А где промышленность – там много "москалей" и коммунистов. Рабочий класс, в этом Степан имел возможность убедиться на собственном опыте, идеи краинского национализма воспринимал настороженно, а зачастую и враждебно. Но все равно – не семь же человек! Областной центр все-таки! Вузов не один десяток, студентов много! А студенты – это основная кадровая база организации. Это – факт…

Степан, как приехал, сразу взял дела в свои руки. Избавился от балласта, наладил просветительскую работу. И вот – результат! Три года работы как один день. Организация – восемьдесят семь человек. Еще тридцать один – кандидаты. Создана боевая дружина. Полнокровный взвод, даже больше – сорок три человека. Степан выбил у руководства форму. Да оно, это самое руководство, не сказать, чтобы очень сопротивлялось. Видело, как выросла организация. Переводило кое-какие деньжата, присылало материалы. Два компьютера вот недавно "подогнали"…

Петя на младшего брата смотрел строго и уважительно. Даже здороваться стал не так как раньше, а как с серьезным человеком. На похвалы братыш всегда был скуп. Но одного этого взгляда Степану хватало для того, чтобы его буквально распирало от гордости, а "датчик самоуважения" зашкаливал.

Особенно после "дела Корзинского"… Степан, считай, лично это дело поднял и донес до общественности. Если бы не он – закопали бы бедолагу, и дело с концом. А так вышел громкий политический процесс, а организация существенно подняла свой авторитет в народе.

"Три часа уже, – раздраженно думал Крук, поглядывая на явно уставших от долгого ожидания товарищей. – Вранье, скорее всего… Но приказ – есть приказ. И никто не уйдет. Не позволю. Ничего, посидите, не растаете…"

Удалось собрать всего двадцать три! Да "спасибо" надо сказать, что хоть столько пришло! Конец августа! Самый сезон отпусков. Трое – в Турции и Египте, восемь – в Рыму. Еще девять – на дачах и в селе где-нибудь у родственников, горилку жрут… Один болеет. Хотя какой он там на фиг болеет! Единственное, из трубки водкой не воняло, когда Крук его вызывал! Хотя чего на пацана бочку катить? Лето, жара, суббота… Молодой. Чего бы и не выпить…

Степан бы тоже с удовольствием "усугубил". Да, собственно, он этим и собирался сегодня заняться, в очень веселой компании, кстати… Весьма вероятно, и ночью бы одному оставаться не пришлось. Дина давно на него облизывалась, а отказывать женщине негоже. Нравились ей высокие спортивные парни с аккуратной бородкой. Так ее подруга Степе "по секрету" сказала, игриво смеясь…

Но это все было до того, как Петя позвонил.

– Слушай приказ, Степан, – без лишних предисловий сообщил он. – Собирай дружину. Понимаю – всех вряд ли найдешь. Собери, кого сможешь. Сидите в штабе, ждите приказов. Уяснил?

– Уяснил, – растерянно ответил Крук. – А чего случилось то?

– Есть информация о возможных провокациях. Могут быть нападения на штаб. Ничего достоверно пока не ясно. Но готовыми надо быть все равно…

И с этого самого звонка занялось у Круга в душе вот это самое поганое чувство. Кто знает, может, от испорченного вечера, от серьезного голоса брата. Хотя, у него другой интонации и не было никогда. А может, Степан чутко, по-родственному, по-братски, уловил в голосе Пети какие-то нотки, которые тот старался скрыть? Так или иначе, тревожность его и мрачность постепенно передавалась бойцам. Он это видел, но ничего с собой поделать не мог. Лица хмурые, напряженные, молчат. Муторно…

Верный присяге на верность Вольной Краине, Кировогорский штаб КОН изготовился к схватке.

23.08.2009. Краина, 1 км к северо-западу от г. Гайсокол. Трасса Т-0208. 02:57

«Опять руки вспотели…».

Капитан незаметным движением вытер ладони о штаны. Давненько он не чувствовал этого… Чего "этого"? Да он, спроси его, сам бы не смог точно описать это чувство. Какая-то дикая смесь эмоций. Она не была результатом войны или службы в армии, хотя и первое и второе сильно изменили Ланевского. Это он и сам понимал…

Не то, чтобы он стал злее. Не так скорее… И не черствее, не недоверчивее… Все – не то.

Была у капитана по этому поводу своя теория. На войне, наблюдая за солдатами, он заметил, что их инстинкты, да-да, те самые животные инстинкты, загнанные глубоко внутрь человеческого существа путем его воспитания в цивилизованном и даже где-то гуманном обществе, постепенно "вылезают" наружу, становятся гораздо более значимыми в смысле мотивации их поступков. Проще говоря, человек на войне становится гораздо ближе к животному, чем любой мирный городской житель.

Сначала он стал замечать это за своими подчиненными. А потом понял, что и сам стал таким же. Вот, к примеру… Он со своим взводом – в глубоком рейде. Идут по лесу, не идут даже, скользят. И вдруг боец какой-нибудь остановится как вкопанный и взглядом по "зеленке" шарит, будто бы даже воздух ноздрями всасывает как то особенно чутко. Ланевский, увидев такое в очередной раз, вдруг понял, кого же ему напоминают его бойцы в таком вот положении. Волков, вот кого… Точь-в-точь как дикие звери. Останавливаются, своим животным чутьем чувствуя опасность, зыкают по сторонам, врага ищут…

Казалось бы, рационального объяснения такому поведению человека нет. Он может остановиться, услышав звук, увидев что-то, наконец, почувствовав запах. Но чтобы просто так, повинуясь какому-то необъяснимому чутью… С точки зрения науки – непонятно. А, тем не менее, капитан стал свидетелем нескольких случаев, когда эти самые инстинкты спасали жизнь не только самому солдату, но и всей группе. Естественно, учитывая природное неравенство людей, и в этих вопросах были более "развитые" и, соответственно, менее. Причем, что удивительно, острота этих инстинктов никак не была связана с интеллектуальным уровнем человека. Просто один чувствовал острее, другой – не так остро. И все…

Ланевский надел себе на ухо хитрый прибор, выданный связистом по пути всем бойцам, и пригнул микрофон поближе ко рту.

– Давай связь проверим, – не оборачиваясь, проговорил он.

– Дмитрий Петрович, сделайте перекличку… – послышалось сзади от связиста.

– Четвертый, на связь.

– Четвертый слушает, – отозвалось в ухе.

"Местность ровная, как шахматная доска, – мысли текли сами собой. – Что неудивительно для этих мест. Такие условия для обороны, конечно, минус. Ни высоты тебе господствующей, ни складок местности… Ну да ничего. Не насмерть же тут стоять. А маскировочные сетки есть. И главное – время. Несколько часов, по крайней мере, точно… Можно грамотно "в землю зарыться", огневые точки замаскировать. Запасные подготовить. Почва, благо, должна быть хорошая, рыхлая. Очевидный плюс. Это тебе не в горах окапываться, каменистый грунт лопаткой ковырять. Прорвемся…".

– Все в норме, командир, – доложил Ярик.

Ланевский буркнул в ответ что-то неопределенное. В салоне вновь стало тихо.

Чувство, которое он испытывал сейчас, было ему знакомо очень давно. В нем было многое: страх, сосредоточенность, злость, азарт, еще что-то… Такое состояние наступало тогда, когда капитану предстояло вступить в схватку с врагом. Ладони потели, в горле пересыхало, в груди будто бы копилась какая-то энергия, готовая в нужный момент выплеснуться наружу.

Прошло много лет, но Ланевский как сейчас помнил тот день, когда он впервые вступил в бой. Он тогда пошел в первый класс. Родители не провожали его, потому что школа располагалась совсем рядом. Но для того чтобы до нее добраться, надо было пересечь большой, окруженный с четырех сторон "многоэтажками", двор.

Однако тут маленького Диму и поджидала опасность: большая рыжая злющая дворовая собака. Излюбленным местом отдыха грозного животного была асфальтовая дорожка, разрезающая двор наискосок и ведущая как раз к зданию школы. Собака заприметила первоклассника еще с первых дней сентября, и при его появлении злобно рычала и лаяла. Насколько малыш ее боялся – было не передать словами. Каждый день Дима, теряя несколько минут, боязливо обходил двор по периметру вдоль домов, только для того, чтобы не встречаться со своим врагом.

Однажды это заметил отец.

– Почему ты не идешь по дорожке? – спросил он, присев на корточки и посмотрев сыну в глаза.

Дима долго отмалчивался, но отец все-таки выдавил из него признание.

– Сейчас ты пойдешь туда, и пройдешь мимо нее, – требовательно, но поглаживая его по плечу, сказал отец.

– Нет, папа! Я боюсь! – крикнул Дима.

На глазах наворачивались слезы.

– Я знаю, – спокойно ответил папа. – Я знаю, как ты ее боишься. Но ты не знаешь, как она боится тебя. Иди на нее и смотри ей прямо в глаза. Вот увидишь – она отбежит с дорожки. Она уступит тебе, потому что ты сильнее ее.

– Я боюсь, – повторил малыш.

– Ты должен это сделать сынок, – убежденно сказал отец. – Если ты не можешь победить собаку, ты всегда будешь самым слабым. И тебя все будут обижать. Она отойдет, я тебе обещаю…

Первоклассник собрал всю волю в кулак и двинулся по дорожке навстречу опасности. Вот тогда он впервые и почувствовал это… Ему было жутко страшно, но Дима знал, что уже не свернет с пути, не уступит, даже если этот монстр его сожрет. Спиной он чувствовал полный надежды взгляд отца. Мальчик знал, что папа очень огорчится, если он испугается. А папу он очень любил, и расстроить отца – это было для него намного страшнее, чем все собаки на земле.

Пес, немного обалдев от такой наглости, вскочил и начал лаять на мальчугана с удвоенной силой против обычного. Но, видя, что это не производит на жертву никакого впечатления, трусливо перепрыгнул низенькую оградку и, злобно рыча, проводил взглядом прошедшего мимо Диму…

А тот шел, не оглядываясь, и улыбался так, как могут улыбаться только маленькие дети. В тот день он впервые познал вкус победы…

– Время, – выдохнул Ланевский, глядя на часы. – Вадик, не подведи, – капитан обернулся и тепло посмотрел на средних лет мужчину с ручным пулеметом, стояшим между колен. Тот ничего не ответил, а лишь улыбнулся в ответ. Его группа имела задачу прикрывать основной отряд с тыла.

– Четвертая, вперед, – скомандовал командир.

Мужчина, к которому только что обращался Ланевский и еще три человека быстро вылезли из "Дельфина" и захлопнули дверь.

– Пошел, Русик! – капитан, чувствуя кураж, описал в воздухе несколько вращательных движений пальцем. – Пятьсот метров, просто напоминаю….

Автобус сорвался с места и, проехав положенное расстояние, вновь остановился у обочины.

– Русик, давай… У тебя глаз-алмаз. Нам нужна "фура", – процедил Ланевский, вглядываясь в темноту.

– А если не будет? Такое вполне может быть, – резонно ответил открывший дверцу и вставший одной ногой на асфальт водитель.

– Подождем минут десять. Потом будем блокировать тем, чем придется…

Минуты вновь стали тягучими, как жевательная резинка. Мимо проехало несколько легковых автомобилей и один маленький грузовичок.

– Первый, Первый, я Четвертый, – треснуло в ухе. – Как там у вас?

– Пока рано, Червертый, – Ланевский поправил микрофон. – Ждите команды…

– Есть! Петрович, идет! – почти крикнул водитель, быстро залез внутрь и включил зажигание.

– Давай, Руся, давай… – подбадривал его капитан.

Впереди действительно приближались яркие огни. Сомнений не было – большой грузовик.

Ланевский снял оружие с предохранителя. Руслан рванул автобус с места и наискосок перекрыл встречную полосу движения. Тягач, хоть и находился на почтительном расстоянии от "Дельфина", издал раздраженный гудок и начал натужно тормозить, всем своим видом показывая, как трудно ему дается эта процедура. Наконец, он остановился метрах в десяти от автобуса и, громко прошипев, затих.

"Вольво", – обратил внимание капитан на эмблему.

Из кабины выпрыгнул седой мужичок в грязной темной майке и сигаретой в зубах.

– Ты обалдел, что ли! – заорал он на ходу. – Я бы тебя сейчас снес и не заметил!

– Братан, извини! Ну что я сделаю? Колесо лопнуло! Еле затормозил… – ответил Руслан, приближаясь к мужику и доставая пистолет.

– Всем сидеть пока, – приказал Ланевский бойцам в салоне.

Он открыл дверцу и вылез наружу. Дальнобойщик, остолбенев, переводил взгляд с одного вооруженного человека на другого. Потом, было, попятился назад, но, сообразив, что до кабины ему все равно не добежать и уж тем более отсюда не уехать, испуганно сглотнул и замер на месте.

– Как тебя зовут? – вежливо поинтересовался командир.

– Вася, – ответил тот.

– Что везешь? – полюбопытствовал Руслан.

– Так, это… – водила выплюнул сигарету на асфальт, – Мебель. Из Ланска…

– Вот что – Вася, – Ланевский подошел к мужику поближе. – Машину твою мы забираем. А ты – иди себе с миром.

– Куда же мне теперь? – развел руками водитель.

– Туда, откуда пришел, – отрезал капитан. – Иди мужик, не искушай судьбу…

– Понял, ребята, понял… – дальнобойщик примирительно поднял перед собой ладони, сделал несколько шагов назад и, развернувшись, затрусил по дороге в западном направлении.

– Все, народ. Выходите на свет Божий, – крикнул капитан, провожая взглядом бегущего человека.

Дверь открылась, и бойцы, оперативно выгрузившись, сосредоточились по обочинам дороги, разделившись при этом на две примерно равные по численности группы. Трое человек быстро выгружали из автобуса ящики с боеприпасами и гранатометы.

– Давай, Русик. Ты, вроде, сказал, что уже место приметил, куда автобус спрятать. Главное – береги транспорт. Без него не уйдем, в случае чего. От тебя больше ничего не требуется, – капитан по-дружески хлопнул водителя по плечу.

– Удачи вам тут, – скупо обронил тот и, прыгнув за руль, лихо развернулся и поехал в обратном направлении.

– Вперед, народ, – рявкнул Ланевский. – У нас впереди пара часов земляных работ. Напоминаю… Интервал – двадцать метров. Длина – сто пятьдесят метров – по каждой стороне. Плюс запасные. Плюс – на случай "шарика". Про меня не забудьте…

Отряд рассыпался по разные стороны трассы и растворился в ночной темноте.

– Четвертый, начинай работу. Как понял? – командир постучал пальцем по микрофону.

– Понял тебя, Первый. Работаю…

На трассе показались фары легковушки. Капитан, став на одно колено, прицелился и дал длинную очередь перед автомобилем. Машина резко снизила скорость, развернулась и помчалась обратно.

23.08.2009. Краина, г. Кировогорск. ул. Фрунзе. 02:59

Темно в парке… Лишь пара фонарей дают слабый, трусливый свет. Жутковато… Вороватый ветерок тормошит кроны деревьев. Лишь тихое лиственное шуршание вокруг. Будто шепчет кто-то… Глупости… Кому тут шептать? Загульная субботняя молодежь давно разошлась уже. Даже те, кто по кустам вздыхал… Не кому тут шептать, и незачем…

А все, же, есть кто-то здесь… Хоть убей, но есть. Вот и мужик какой-то, хотел было через парк пойти, но остановился, побрел по Менделеева. Туда, к свету… Страшно…

Что-то черное, злое, желтоглазое проводило его долгим тихим бешеным взглядом из-под темного кустарника. Блеснуло сталью, изогнулось, расплылось в темноте. Никак, призрак? Будто тень, будто и не было здесь только что никого…

Ожил парк, запульсировал, но каким-то жутким, мертвенным ритмом. Отовсюду неслышно и быстро слетались к восточной его стороне тени и призраки. Черные, бесплотные… Ни единого звука… Только листва колышется. Привидениям шум ни к чему, и свет не надобен… Шабаш тут?

Тихо вокруг… Призраки – к невысокой красной стене. Много их… Жутко… Автомат с двух сторон – в руки, как ступенька. И призраки по ней – за забор. Один, двое, трое, четверо… И то правда: привидениям заборы – не препятствие.

И солдатик сопливый на проходной тоже их увидел. И сделать бы что-нибудь рад… Нет мочи! Мышцы сжались, воздух губами, не выдохнуть никак. Страх то какой! Черные, быстрые, большие. Глаза змеиные, безжалостные… И прямо тебе в душу… От ужаса – и пальцем не пошевелить.

– Мама… – только и выдавил он.

Призрак, быстро летевший мимо, как бы мимоходом отмахнул солдата сзади прикладом. Второй, не останавливая полет, метнул блестящую серебряную молнию в застывшего с сигаретой в зубах усатого офицера.

Тишина… Темно в парке.

И псу местному, полковому, Витьке, что возле штаба обитает, привидения почудились… Летят отовсюду, казармы в клещи берут. Из деревьев появляются, из проходной. Сквозь стены просачиваются… Что за чудеса? Витька – собака боевая, десантная. Всякой там чертовщиной на испуг не возьмешь. Сейчас как зарычу, подниму лай на весь Свет! Брошусь на Вас, пустоглазых… Распотрошу в клочья тела ваши чернотуманные!

– Ррррр… – угрожающе прорычал Витька.

Но куда ж ему совладать-то с этакой силой? Ближнее привидение обернулось на лету на долю секунды, полыхнуло глухим огнем…

Тихо вокруг… Только мотылек беззаботный об уличный фонарь бьется, света домогается. А привидения везде уже. Руки-ноги из темноты повытаскивали, кинжалами страшными ощетинились. В глазах – смерть… И в казарму… Караул им подавай… Не боятся ничего, бестелесные. Ни пуль свинцовых, ни крови человеческой… Свои автоматы – в сторону, у стены, чтоб не мешали кровавой жатве.

Солдат на тумбочке, при виде такого зрелища, протер глаза, всхлипнул и – бежать. Куда? В глухой конец казармы, где выхода нет… А призраки некоторым и проснуться не дали. Повезло… Господи – спаси и сохрани! Кровь во все стороны летит, только хрипы кругом. Кои вурдалаки и в два клинка работают, как траву косят…

Остановились… Одна секунда, две, три… Огляделись… И растворились. Лишь двое остались. Оружие собирают.

Взорвалась, наконец, тишина ночная, не выдержала крови… Проснулся штаб, открыл глаза старых окон, разглядел нечистую… Полетели стекла, затрещали автоматы…

"Врешь, курва! Не дадимся на заклание!"

Задергались призраки в ночи, ушли под землю, растворились среди листвы. Но тут же выросли пятеро… Сгруппировались в линию, пол секунды… На плечах – трубы… Фуухх! И тут же, не разглядывая вырвавшиеся из двери и окон языки оранжевого пламени, почти синхронно, трубы с правого плеча на землю – раз! И вперед… Не касаясь земли… Быстро! Марш-марш! И – прижаться к стене. Чека – раз, в оконный проем – два, взрыв – три, автомат со спины – четыре, в здание – пять, чистить – шесть…

А в казармах – свистопляска. Будто небо на землю упало… Кто орет, за уши хватается, кто руками по стене шарит, кто разбитое лицо ладонями закрывает. Ноги босы, все – в исподнем. Окна разбиты. Возле оружейных комнат – уже призраки. Глаза – как дула автомата. Грозные, жуткие…

– На колени, мать вашу, на колени! Руки за голову! – орут привидения, стаскивая одуревших от взрывов и нестерпимых для глаз вспышек солдат на середину казармы…

– Боря, как у тебя?

– Чисто.

– Потери?

– Один трехсотый. Легкий.

– Автопарк, как у вас?

– Заканчиваем…

Солдатики дышат часто, по сторонам непонимающе взгляд метают. А призраки – сверху, прикладом да тяжелым ботинком порядок наводят. Злые, уверенные, вездесущие…

– Внимание всем. Пленных поротно – в ангар под охрану. Оружие в их грузовики и, вместе с двумя "ходячими" "бэтэрами" – на центральную площадь. На "коробочки" флаги не забудьте. Саня! Организуй охрану периметра. Караульное помещение – поджечь… Сообщи Первому, что мы проводили гостей. Скоро привезем гостинцы. Пусть присылают воспитателей…

23.08.2009. Краина, 2 км к юго-востоку от г. Херон. Трасса М-25. 02.59

Автомобиль ГАИ быстро несся по совершенно пустой неосвещенной дороге в противоположную сторону от города. Сирены не работали: разгонять было некого.