Текст книги "Левый берег"

Автор книги: Алексей Кудашин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 39 страниц)

– Слушай! – дернулся Денис. – Ты говорил, что дал твоему Петровичу выходной. Чтобы он завтра не пришел и не увидел, что "фура" почему-то уже разгружена. Но ведь работяги-то твои это заметят.

– Ну что тебе сказать? Могут, конечно. Но тех, что придут утром, я пораньше отпустил сегодня. Они этой машины вообще не видели. А те, что сейчас здесь, завтра придут к десяти. Подумают, что утренние уже разгрузили.

– А как бригадир отнесся к этому выходному? Не заподозрил чего?

– Не должен, – Лева пожал плечами. – Я ведь пьяным сегодня прикинулся. Типа от доброты душевной… Вроде, купился…

– "Вроде", "не должны"… – проворчал командир.

– Да успокойся ты, – не выдержал Червонец. – Сам же план действий утвердил. Чего ты теперь бурчишь? Все равно груз уже пришел.

– Внимание – коротко бросил Кошак.

К "аквариуму" приближался небритый мужик в грязной светлой кепке.

Компания моментально развеселилась. Денис с глупой улыбкой взял бутылку водки с водой и начал наливать ее в рюмки.

– …и говорит: "Слепой, потри мне спинку". Тот встает и начинает тереть. "Слепой, да ты никак меня еб…шь!?" "Ой, а я и не вижу!".

Все четверо заполнили помещение пьяным хохотом. В этот момент в дверном проеме показался работяга и тоже расплылся в улыбке.

– Ты чего, Димон!? – проблеял Лева.

– Левонтий Павлович, – как бы извиняясь за вторжение в веселье, пролепетал тот. – Мы пойдем уже, наверное…

– Давайте, валите по домам, – Лева сделал пьяный помещичий жест, означающий что-то типа "милую".

– Ага…

Мужичка как ветром сдуло.

В "аквариуме" вновь повисли тишина.

– С грузом завтра разбираться будем? – Червонец выпил воду из рюмки и почему-то скривился.

– Завтра, конечно. Успеть бы за ночь все разгрузить и замаскировать – и то дело…

23.07.2009. Россия, г. Армавир. Центральный городской парк. 19:23

Жара была невыносимой. Больше сорока в тени. Казалось, мир превратился в одну большую парилку, из которой невозможно выбежать и плюхнуться в ледяной бассейн. И от работающего в центре парка большого фонтана не было никакой прохлады. Он был построен недавно на месте, где раньше стоял безвкусный памятник, представляющий собой торчащую вверх тонкую десятиметровую стелу, обитую листами какого-то серебристого металла с серпом и молотом на вершине по всем четырем сторонам. Чему был посвящен этот шедевр социалистической архитектуры, никто из армавирцев толком ответить не мог. Старожилы говорили, что когда-то на вершине стелы стояла фигура Сталина, но после развенчания культа личности ее сняли. А торчащая палка осталась. В народе памятник метко окрестили «мечтой импотента». Это название прижилось.

В последние годы парк, да и весь центр города, благоустроили. Улицы выложили плиткой. Поставили новые скамейки. Город стал чище. Злые языки поговаривали, что такое рвение местных властей объяснялось наличием у мэра в собственности завода по производству тротуарной плитки, языки позлее вообще утверждали, что все это великолепие делалось за счет кредитов, в которых город погряз, как муха в повидле. Поэтому и нового мэра, взамен уже двоих, ушедших на повышение, никак назначить не могли. Никто не соглашался принимать такое наследство и разбираться с многомиллионными долгами. Так это было или не так, но то, что нормального, постоянного мэра в городе не было давненько, была чистая правда.

Серега устало осматривал праздно прогуливающуюся вокруг фонтана и по парку публику: мамаш с колясками, степенных стариков и старушек, медленно шествующих под руку, еще не старых бабушек и дедушек, которым родители сплавили своих детей на выгул, и теперь они зорко наблюдали за маленькими метеорами, носившимися вокруг фонтана друг за другом.

"И жара им нипочем", – лениво подумал Серега.

Он жутко устал. "Пахал" с восьми утра и до шести вечера. Макс, давнишний "кентяра", "шабашку" подкинул. На дачах за Каспаровским мостом. На стройке у "мента" какого-то. Тот развернулся на полную катушку: двухэтажный кирпичный дом – девять на пятнадцать, во дворе фонтанчик, забор в два кирпича по всему периметру участка, еще постройки какие-то… Макс говорил, что и бассейн копать будут. Откуда только "бабло" у народа? Хотя, у него понятно, откуда… Одно слово – "мент"…

Серега тоже в свое время в милицию хотел устроиться, сразу после армии. Но друг отговорил, сам бывший "ППС-ник".

"Тебе оно зачем? – вопрошал он. – Думаешь, тебе там сладко будет? Э не, брат! "Сладко" там на определенных должностях. Ну, в ГАИ еще… Но тебя туда не возьмут. Там "забашлять" надо. "Вышки" у тебя нет, так что трубить тебе старшиной или в лучшем случае прапором до конца твоих дней. И каждый офицер тебя шпынять будет, а какая-нибудь мразь прокурорская рано или поздно посадит. Не выдумывай ты. У тебя же профессия в руках".

И правда: профессия у Сереги в руках была. Слесарь он, и неплохой слесарь. Во всяком случае, мастер в "бурсе" хвалил. А что, почему бы и нет? Рабочий класс – тоже хорошо.

И устроился Серега на Электромеханический завод. И правильно устроился. Зажил хорошо. Женился на Ольке, которая из армии честно два года прождала. Ни вправо, ни влево: Серый проверял, у пацанов выспрашивал, у подруг ее. А подруги, как известно, первые своих подруг обычно и сдают. Это – как пить дать. Проверено годами. Жили, правда, у ее родителей. Ну да ничего. Хата большая, трехкомнатная, метров под восемьдесят. В старом, наверное, еще дореволюционном четырехэтажном доме, в самом центре, по улице Кирова, рядом с центральной площадью. Да и родители у Ольки – люди хорошие. С ними Серега еще до армии отношения наладил. Уже тогда на нее далеко идущие планы имел. Такие же, как и он сам простые работяги. К зятю никаких особых требований не предъявляли, типа "много зарабатывать". Тесть сказал:

– Ты, главное, трудись честно, люби Ольгу, и внуков нам давайте побыстрее. А мы, чем сможем, поможем…

И помогали.

Семья-то у Сереги неудачная. Конечно, какая ни есть, но своя. Но себе-то признаться можно. Не сильно ему с семьей повезло. Батя, еще когда Серому лет восемь было, по пьяному делу угодил в тюрьму, да там и погиб. Он, кстати, никогда у матери и не интересовался, как там было дело. Да и зачем? Отца-то уже не вернешь… Да и если по справедливости, характер у батяни был тот еще. Бухал, мать побивал, и Серегу не забывал. Мог на зоне нарваться на заточку. Вполне такое было возможно…

Словом, отца у Серого, считай, и не было никогда. Он о нем не думал и не сказать чтобы любил. А вот сестренка, которой, когда батю посадили, было всего три годика, его почему-то любит, вспоминает. Может, потому, что ей-то от него никогда не перепадало. По правде, любил этот "алконафт" дочурку свою. Не то, что сына. Ну, так, по крайней мере, Сереге казалось…

Мать, сильная и терпеливая русская баба, всю жизнь горбатилась на пекарне, стараясь дать двум детям все, что только могла. Да что говорить, и сейчас она на той же пекарне работает. Сереге уже не помогает, а вот сестре Наташеньке – то да. Сестра тоже какая-то мутная вышла… Молодой себя не блюла. Ну, не то, чтобы шлюха, но к мужикам неравнодушна. Пять лет назад замуж вышла, да как-то непонятно. Серега до сих пор не смог четко себе уяснить, любят они друг друга или нет. Муж – мужик с виду нормальный, но все-таки какой-то странный. Не от мира сего. Живут неровно: то разругаются вдрызг, вплоть до собирания вещей и походов к маме, то опять милуются… Для Серого такие отношения были непонятны. Со своей женой жил он душа в душу. Видимо, бывает так, что две половинки одного целого встречаются.

Вот и стал он после армии "жить поживать, да добра наживать". Работал за станком, дело привычное. Не то, чтобы он эту работу любил, но и не ненавидел, относился к ней ровно. А это уже немало! Это Серега знал точно. Достаточно было на других посмотреть: такой ерундой пацаны занимались! Кто в ларьке телефонами торговал, кто охранником "дубачил", сходя с ума от скуки и потихоньку спиваясь, кто на продскладах ящики переставлял. А у него все-таки работа постоянная и даже уважаемая. Это Серый со временем и сам замечать стал. Когда на вопрос о месте работы отвечал "на заводе, слесарем", люди не то, чтобы огокали, но почтительно кивали. Твердо на ногах стоит человек, не какое-нибудь перекати-поле.

Ну а потом этот долбаный кризис, чтоб ему пусто было! По Армавиру, одному из очень немногих крупных промышленных центров на Кубани, этот самый кризис проехался катком, как немецкие танки. Заказов не стало. Предприятия, конечно, на "глушняк" не закрывали, но людей увольняли и отправляли без содержания пачками. Вот и Серегу сея чаша не минула. После Нового года – "попросили". Хорошо – не выгнали. Сказали: "Пиши без содержания. Получше станет – выйдешь опять. А пока гуляй. Будет работа – вызовем". И вызывали. Правда, всего два раза по пять дней каждый… А других просто уволили.

Вот и, считай, больше полугода Серый был "на мели". Перебивался "шабашками": то грузчиком, то на ремонтах да на строительстве, то еще где. Жена не попрекала, все понимала. Ходила беременная на восьмом месяце. А Сереге – ножом по сердцу: семью обеспечить не может. Мужик называется…

Он сделал последний глоток "Мельника", поднялся, выбросил бутылку в урну и медленно двинулся по направлению к "Вечному огню". Все-таки устал он сегодня… Бетонные стяжки на полы делали. Пришлось весь день бетон мешать и ведра с раствором на второй этаж по акробатической деревянной качающейся жердочке тягать. Сдохнешь! Хорошо еще, бетономешалка имелась, а то бы вообще – "вилы". Зато заплатили сразу – "по штукарю на рыло". Живые деньги. Будет хоть что домой принести…

Он перешагнул через невысокое металлическое ограждение, пересек парк и подошел к резным железным воротам с кодовым замком, закрывающим вход во двор. Ворота поставили жильцы, которым надоело, что туннель, ведущий в тихий уютный дворик, в котором почти всегда слышна классическая музыка из открытых окон тут же находящейся музыкальной школы, местная молодежь использовала как общественный туалет, особенно в дни крупных общегородских праздников.

Серега нажал нужную комбинацию и вошел, закрыв за собой дверь. В нескольких метрах спиной к нему стоял какой-то мужик в синих джинсах, светлой рубашке с коротким рукавом и черной барсеткой в руке. Он терпеливо чиркал зажигалкой, пытаясь прикурить. Серый безразлично скользнул по нему взглядом и направился вперед.

– Здравствуй, сержант, – вдруг услышал он какой-то до боли знакомый голос за спиной.

Сергей медленно повернулся и выжидательно уставился на мужика. Продолжения не последовало. Лицо говорившего было видно нечетко: мешало плохое освещение. Серый медленно подошел и нему и остолбенел.

– Товарищ капитан?! – ошалело проговорил он.

Да, это был, несомненно, он – гвардии капитан Ланевский, "батяня", командир разведвзвода его полка.

Серега всю жизнь хотел служить в "десантуре". Это была его цель. Мания. Романтика "крылатой пехоты", подогреваемая многочисленными фильмами и рассказами самих бывших десантников-"афганцев", прочно влилась в самое его существо. Но было серьезное препятствие: рост. Белокурый, голубоглазый, накачанный парень, Сергей имел всего метр семьдесят от пола. В военкомате ему посоветовали о ВДВ забыть. Но Серега не унывал. Два месяца проторчал на "девятке" в Краснодаре. Ругался, прятался, не выходил, когда вызывали. И все-таки добился… 8-я гвардейская десантно-штурмовая дивизия! Элита! Силища могучая!

Готовили "молодняк" так, что некоторые просто не выдерживали. Ни физически, ни психологически. Но их поднимали на ноги и снова гоняли, до тех пор, пока те не превращались из военнослужащих в бойцов. Как потом оказалось, готовили с дальним прицелом…

Когда "духов" выбивали из Дагестана, Серегин полк не участвовал. Но держали их на постоянном взводе, воспитывали злость, науськивали, как бойцовских псов. После долгих мытарств младшего сержанта Смотрова зачислили в разведвзвод. А это уже элита в элите. Сергей был горд собой. На него смотрели с уважением, несмотря на маленький рост. Доказал всем, что может себя защитить и задачу выполнить не хуже двухметровых быков. Это Ланевский Сергея подметил. Взял к себе.

Ну а потом – Чечня. Дивизию бросили в бой. Навоевался вдоволь. "Имел честь" сражаться под командованием Шаманова. И все время с Ланевским. Потерь почти не имели. Трехсотые только. В том числе и Серега. Плечо прострелили. Удачно. Без последствий. Но "заварушка" была серьезная. В октябре 1999-го, в районе Гудермеса. Сам-то город "духи" сдали русским без боя. Почему? Серому чего-то там объясняли, что у "духов" единства нет, и Гудермес держали какие-то не те "духи", которые в Грозном, вражда у них вроде бы, и вообще Грозному гудермесские не подчиняются. Но ему это было "до фени". Он не вникал. Просто дрался, как умел. Так вот: город-то сдали, но, видать, толи не все "духи" подчинились, то ли в том районе другие отряды чеченские были… Не суть. Ранили, короче, в бою – вот и весь разговор. Его тогда этот самый Ланевский на своих плечах принес в расположение. Не то, чтобы жизнь спас, но что-то около того…

Смотров "дембельнулся" в начале ноября 2000-го. Предлагали на контракт оставаться, прапорщика сулили. Ну как же! Боевой опыт, орден Мужества… Но Серый по дому заскучал: по матери, по Ольке, по друзьям. Думал: "Съезжу домой, погуляю, а там вернусь". Ланевский говорил:

– Если оставаться решил – не уезжай, не вернешься. Засосет "гражданка". Уж ты мне поверь.

Не поверил. А зря. Вольная мирная жизнь именно что "засосала", закрутила пьянками, долгим сном по утрам, мамиными обедами. Да и больно понравилось Сереге просыпаться каждое утро в объятиях любимой. Не вернулся. Кенты писали, что посадили Ланевского. Надолго. "Пятнашка", вроде бы… "Духов" пленных грохнул. Сергей верил: мог грохнуть. Но без причины так никогда бы не поступил. Либо в отместку за ребят, либо выхода другого не было. И вот на тебе…

– Здорово, батяня, – солдаты обнялись, – А ты чего? Тебя же посадили! Или все – откинулся?

– Любопытный ты стал, сержант, – по-доброму ухмыльнулся капитан. – Раньше ты таким не был. Что, гражданка "поправила"?

– А чего не "поправить"? – весело ответил Сергей. – Дом, красивая жена, "что еще нужно человеку, чтобы достойно встретить старость"?

– Ну ты это брось… Старость. Пойдем лучше по пивку выпьем.

Они спустились по улице Кирова, повернули на Комсомольскую и сели за столик в открытой "кафешке" "Юпитер", напротив кинотеатра. Заказали водочки, какой-то закуски, пару пива.

– Иванов-то знаешь? Погиб, – тихо сказал Ланевский, наливая по пятьдесят.

– Да знаю, – грустно ответил Серега. – Мне пацаны писали. Это ж он в апреле, ну тогда, когда Вас захомутали?

– Так точно, тогда. Давай помянет Андрюху. Золотой пацан был. Светлая ему память.

Молча выпили.

– Ну ты расскажи хоть, как дела?

Они беседовали долго, не замечая никого вокруг. Сергею столько хотелось рассказать командиру. Незаметно осушили графинчик, и первый порыв выговориться, сообщить главное, основное, иссяк.

– А я ведь ненадолго к тебе, сержант, – после долгой паузы сказал капитан, и многозначительно добавил. – И по делу.

– По делу? – удивился Серый. – Какие-то проблемы, Петрович? Ты только скажи, мы любого разорвем…

– Да я и не сомневаюсь, – спокойно продолжил Ланевский. – Но проблем у меня нет. Хочу тебе работенку подкинуть. "Шабашку", так сказать…

– А чего, давай, – с готовностью заявил Смотров. – Я последнее время только и делаю, что по "шабашкам" мотаюсь. С кризисом этим, мать его так…

– Не спеши, – перебил его капитан. – Дело серьезное. По твоей так сказать, армейской специальности.

– В смысле, – оторопел Сергей. – Не понял?

– Повоевать, короче надо, сержант, – коротко и глухо резанул Ланевский. – На благо Родины. Недолго. Дело – на три-четыре дня. Не дольше. Здесь недалеко. Но не Кавказ.

Сержант долго смотрел на командира. Пытался понять, не шутит ли? Не шутил…

– Как это "немножко повоевать"? – медленно протянул, наконец, он. – С кем, когда, где, за что?

– Отвечаю по порядку, – капитан закурил. – Первое. С кем? Сам не знаю. Но догадываюсь. Меня самого во все детали не посвящают. Дело чекистское. Объяснили в общих чертах. Но я-то – не дурак. Пазлы складывать умею. И если все так, как я думаю, то дело это не такое уж и сложное и, даже больше, для страны нашей, которую мы с тобой защищали, нужное. Где? За кордоном, но недалеко. За сутки на машине доехать можно. Когда? Думаю, в ближайшие несколько недель. За что? Во-первых, за Родину, а во-вторых, за десять штук евро плюс карманные расходы. Прямо сейчас.

Сергей сглотнул слюну, во рту стало сухо, и он отхлебнул большой глоток из бокала с пивом.

– Работать будем группой, – продолжил Ланевский, – под моим командованием. Нелегально. Снарядят, как полагается. Но, я думаю, для тебя уже одно то, что тебе об этом рассказываю именно я, и что драться ты будешь вместе со мной – это уже какая-никакая гарантия, что тебя не кинут куда-нибудь на убой как пушечное мясо. Разве не так?

– Так-то оно так, конечно… – задумчиво проговорил Сергей. – Но вот скажи, тебе оно зачем? Неужто ради "бабок"?

Капитан многозначительно смотрел на Серого и молчал. И вдруг того осенило.

– Так вот оно что! – он начал поглаживать себя по макушке, не замечая этого. – Так вот ты откуда? Так вот почему ты…

– Ну ладно, сержант, – притворно жестко проговорил Ланевский. – Кончай лирику. Ты сам все понимаешь. Не дурак. Ты лучше скажи – со мной? Но предупреждаю, хорошенько подумай, прежде чем отвечать. Потому что если ты мне ответишь "да", то обратного хода не будет. Считай, что ты подписал на эту работу контракт кровью. Попытаешься "соскочить", они тебя накажут. Жестко накажут. И я тебе помочь не смогу. Скажешь "нет" – и можешь забыть о нашем разговоре. Я тебя не неволю. Понимаю, у тебя жена беременна, скоро отцом станешь… Так что думай, сержант, думай. Но думай сейчас. У меня времени нет.

Серега по жизни почти не курил, но тут вытащил из лежащей на столе пачки сигарету и глубоко затянулся. Он сидел молча минут пять и, казалось, глядел на сидящих за соседним столиком и без устали жужжащих о чем-то пустом двух девушек-"малолеток". Но смотрел, не видя, пустыми глазами. А затем твердо сказал:

– Я с тобой, Петрович. Мне бабки нужны. Очень. Тебя я знаю. Ты не подведешь. С другим бы не пошел. А с тобой хоть в огонь и воду. Тем более, если ты говоришь, дело полезное… Говори, чего делать.

– Пока ничего, – ответил Ланевский.

Видимо другого ответа он и не ждал. Открыл барсетку, вытащил туго набитый конверт и протянул Сергею.

– Это "бабки". Десять штук. Евро. Как договорились.

Смотров, сверкнув глазами, тут же засунул их в боковой карман брюк.

– А теперь слушай, – продолжил капитан, доставая второй запечатанный конверт, но уже потоньше. – Это, – он потряс им в руке, – ты спрячешь дома. Да так, чтобы ни дай Господь никто не нашел! Здесь – паспорт, тысяча евро на дорожные расходы и место, адрес с полным описанием, куда ты должен прибыть. Понял.

– Понял, – ответил сержант.

– Ты живешь своей обычной жизнью и ждешь моего звонка. Я позвоню тебе и скажу: "Сергей Константинович, товар должен быть…" и скажу когда, в среду, четверг, или в другой день. Ты должен мне ответить: "Спасибо, Дмитрий Петрович, я уже подготовил его к отправке". И я буду знать, что ты выезжаешь. Так вот в тот самый день на текущей неделе, который я назову, ты и должен быть в том самом месте, которое указано в бумаге, которая у тебя в конверте. Ровно в 21.00. Ты все уяснил, Сергей.

– Да все, вроде, – неуверенно проговорил сержант. – А как мне добираться?

– А это ты уже сам решай. Позвоню я тебе заблаговременно, так что время продумать маршрут и транспорт у тебя будет.

– Тогда все ясно, – уверенно закончил Смотров.

– Ну вот и ладненько, – удовлетворенно закончил Ланевский. – Не подведи меня Сергей.

– Обижаешь, "батяня". Все будет в ажуре!

Капитан бросил на стол тысячную купюру и поднялся. Сергей тоже встал.

– Да, и еще, – напоследок бросил Ланевский, – сам знаешь, о моем к тебе визите и о нашем деле – никому не слова. И смотри, сержант, все серьезно. Я на тебя рассчитываю.

25.07.2009. Краина, г. Кировогорск. Цеховой пер. 01:34

– А эти вообще не новые…

Червонец вертел в руках АКС.

Денис подошел и достал из открытого ящика еще один "калаш".

– М-да, явно не новые, – согласился он.

Протянутая из основного помещения "переноска" давала тусклый свет. Кошак сидел на раскладном стульчике и молча, с каким-то философским спокойствием, размеренно снаряжал магазины патронами. Слева у его ног лежала открытая "жестянка", справа на постеленном на полу куске брезента были сложены полные рожки. Лева возился с гранатометами, что-то бурча себе под нос.

– Ты не забывай записывать все, – напомнил ему Денис.

– С Кавказа, наверное, – Толик постучал по прикладу только что вытащенного им из ящика АКМ-ма. – Глянь, тут надпись по ходу какая-то была. Стесали.

– Да че мне на него смотреть… – отмахнулся командир, шаря глазами по поддонам. – Тебе не все ли равно? Главное – рабочие. А откуда, какая разница? Хоть из Африки. Я не пойму, где АПС-сы?

– У стены вроде видел ящик…

Кошак положил магазин на брезент и принялся снаряжать новый.

Командир обошел составленные рядом поддоны и стянул с одного квадратную коробку из плотного картона. Внутри, обложенные каким-то наполнителем для хрупких грузов, лежали пистолеты с запасными обоймами. На дне были плотно уложены коробки с патронами.

– Слышь, Лева. "Стечкиных" всего десять. – Денис выкладывал пистолеты на брезент рядом с Кошаком. – Имей ввиду.

– Так сколько "калашей"? – осведомился Кошак.

– Пока не знаю. Если вон на тех двух поддонах тоже "калаши", то примерно триста пятьдесят.

– Это значит, рожков надо тысячи полторы. – Володя вздохнул. – Помогите кто-нибудь…

– Да погоди ты, успеется. – Денис отбросил пустую коробку в сторону. – Завтра будем "зажигалки делать". Бензина купить надо.

– Есть у меня, – отозвался Лева. – На прошлой неделе две фляги взял.

– Я вот чего не вижу, так это "дымовух"…

Денис, не вставая со стульчика, устало оглядел поддоны.

– А разве не в там? – Толик ткнул пальцем на большие коробки, снятые сверху поддона.

– Нет, там листовки и флаги.

– Вторую ночь, считай, не спим, – пожаловался Червонец. – У меня от такой ночной жизни биоритм собьется…

– Работай, негр, – оборвал его Лева. – Солнце еще высоко, а лампочек много. Тяжело в учении – легко в бою. Правильно я говорю, товарищ начальник?

– Правильно, товарищ Бурченко, – подтвердил командир.

– "Шестерок" не люблю, но труд их уважаю, – заметил Кошак.

Лева кинул в него каким-то мусором с пола. Володя отмахнулся, отвечать не стал.

– Трудитесь, господа революционеры. – Денис собирал разобранный им случайно выбранный "Стечкин". – Лучше поработаем – дольше поживем. У покойников биоритма не бывает.

28.07.2009. Краина, п-ов Рым. 25 км к северо-западу от г. Ивпатория, с. Штормовое. 04:28

Черный «Фольксваген» плавно катил по не асфальтированной, но все же достаточно комфортной проселочной дороге. Во всяком случае, трое зрелых и, по-видимому, «серьезных» бородатых мужчин в автомобиле, практически не чувствовали дорожных ухабов. Немецкое качество сборки давало о себе знать. День еще не вступил в свои права, однако небо начинало светлеть, вот-вот должны были появиться первые лучи солнца.

– Хабиб, клянусь Аллахом, если ты поднял нас зря, я буду очень зол, – проговорил пассажир в зеленовато-белой тюбетейке на переднем сиденье, пустым взглядом смотревший впереди себя.

– Мустафа, ты знаешь меня не первый год. Ты всю жизнь меня знаешь! Неужели ты думаешь, что я стал бы поднимать тебя среди ночи и везти куда-то по пустякам? – тихо отозвался худой нервный мужчина с заднего сиденья.

– Да ты скажи хоть, в чем дело!

– Я уже говорил тебе, Мустафа. Я прошу только одного: выслушайте человека, к которому мы едем.

– Все-таки странно. Неужели этот человек сам не мог к нам приехать? Или он такой большой начальник? – насмешливо, улыбаясь в густую черную бороду, проговорил водитель.

– Зачем ты задаешь мне один и то же вопрос снова и снова, Рефат? – устало отреагировал Хабиб. – Я ведь уже сказал тебе, что он не может появиться у нас. Это будет неправильно.

– Нет, ну я, конечно, все понимаю, – Мустафа развел руками. – Но почему ночью? Словно мы – воры. Это все похоже на какую-то дурную шутку.

При этих словах пассажир на заднем сиденье вцепился в дорогую кожаную обивку салона так, что пальцы рук побелели. Он наклонился вперед. Голова его оказалась между двумя передними креслами, и мужчина каким-то не своим хриплым голосом, проговорил:

– Братья. После того, как Вы поговорите с этим человеком, Вы можете меня презирать. Вы можете делать все, что хотите. Но, во имя Аллаха, заклинаю Вас. Отнеситесь к его словам серьезно. Это очень влиятельный человек. И не обманывайтесь его внешностью или поведением. Все, что он Вам скажет – это очень серьезно. И на Вас ляжет огромная ответственность. Быть может, Вам придется принять главное решение в Вашей жизни.

– Ладно, – примирительно прервал его водитель. – Ты это уже говорил. Мы поняли тебя, Хабиб. Я тоже тебя знаю. Наши отцы были друзьями. Ты – не предатель. И по пустякам бы не суетился. Послушаем твоего человека…

Через пару минут машина подъехала к морскому пляжу, пустынному в этот ранний час. Метрах в пятидесяти от берега, утопая в зелени, уютно расположилась маленькая, казалось, сколоченная из того, что было под рукой, "кафешка". Она выглядела пустой. Пожилой татарин, клюя носом, стоял у мангала и ветрел шампуры с каким-то чрезвычайно аппетитным на вид мясом. Все пластмассовые столики были пусты, кроме двух, составленных вместе и стоящих на значительном расстоянии от остальных. Из кафе их практически не было видно, так что можно было предположить, что туда их перенесли клиенты, желающие ощущения некой приватности. Судя по количеству стульев, компания насчитывала человек восемь.

На столе горело две свечи, в которых уже не было необходимости. Начало светать. Компания гуляла широко: тут были и пластиковые бутылки с продающимся "из-под полы" домашним коньяком, большие куски шашлыка, вино, пшеничные лепешки, два больших блюда с овощами и зеленью, и много всего другого. Не было только людей. Впрочем, невдалеке, на пляже, слышались веселые крики компании, по преимуществу, женские, так что легко можно было понять, что отдыхающие, разгорячившись после долгих ночных гуляний и возлияний, решили охладиться утренней морской воде.

Татарин не обратил на подъехавшую машину ровно никакого внимания и продолжал заниматься своим делом.

– Посидите пока в машине, – сказал Хабиб. – Я за ним схожу и скажу, что Вы приехали.

Он вышел и медленно направился к пляжу. Мустафу клонило в сон.

"Немудрено, – раздраженно думал он. – Не мальчик ведь уже. По ночам по пляжам шастать".

Минуты через три показался Хабиб. Рядом с ним шел загорелый высокий молодой человек в черных плавках и пляжном полотенце на плечах. Они не разговаривали друг с другом. У столика парень остановился, сел на стул и невозмутимо, как будто бы идущий только что с ним рядом мужчина не имел к нему ни малейшего отношения, начал жевать мясо. Хабиб, не глядя на него, прошел мимо к машине.

– Мустафа, Рефат, вон этот человек, – сдавленно проговорил он в окно водительской двери и головой указывая в сторону столика. – Он Вас ждет. Идите, я подожду в машине.

– Что это за пацан? – вспылил Мустафа. – Он что, собирается говорить с нами в трусах? Ты с ума сошел, Хабиб!

– Братья, прошу Вас, так надо… – чуть не плача, промямлил мужчина.

– Ладно, перестань, Мустафа. Что ты его клюешь? – сказал водитель. – Ты разве не видишь, он действует не по своей воле. Пойдем лучше и поскорее закончим с этим.

Мужчины вышли из машины и не спеша направились к столику. Молодой человек молча и без эмоций наблюдал за приближающимися людьми. Затем, резко изменив выражение лица на приветливое, громко проговорил:

– Господа! Какая честь! Очень рад, что нашли время и почтили меня своим присутствием. Садитесь, пожалуйста…

Но сам не встал и руки не подал. Мустафа и Рефат молча опустились на стулья, глядя на молодого наглеца.

– Есть-пить не предлагаю. Знаю – откажетесь. Да и разговор у нас будет не длинный. Представлений не надо. Я вас знаю, и этого достаточно.

Парень выпил рюмку, закусил огурцом. Мужчины брезгливо глядели на происходящее, расходуя последние крохи терпения.

– Так вот, – он вытер губы пляжным полотенцем. – Предлагаю построить наше общение по принципу монолога. Моего монолога. – Он дожевал и проглотил огурец. – Во-первых, потому что это позволит сэкономить ваше и, что еще более важно, мое время, а во-вторых, потому что никаких ответов от вас сейчас не требуется, а на ваши вопросы я отвечать не буду. С "шестерками" дела не имею, а все вопросы, тем более такие, предпочитаю решать с людьми, которые обладают реальной силой и властью, одним словом, теми рычагами, используя которые можно эти самые вопросы решить. То есть – с Вами, господа…

"Интересно, к чему такое откровенное хамство, – размышлял Рефат, видя как постепенно закипает его друг. – Не знает, с кем разговаривает и на чьей земле находится? Да нет, не похоже… Демонстрирует свою силу? Дает понять, кто в доме хозяин? Показывает, что не боится нас? Что он настолько силен, что может вести себя с нами так, как ему заблагорассудится? Это – скорее. Начитался книжек о том, что восточный человек понимает только силу. Ну ничего, сопляк, подожди… Помоги тебе Аллах, если ты "понтуешься…"

– Дело, по которому я пригласил Вас сегодня, очень простое, господа. – продолжил парень, сменив тон на серьезный и не отвлекаясь больше на выпивку и закуски. – Республика Рым переходит в состав России.

За столиком повисло звенящее молчание. Молодой человек, понаблюдал несколько секунд за реакцией собеседников. На лице Мустафы можно было прочесть целый букет эмоций: удивление, недоверие, недоумение, ярость. Зато Рефат не позволил ни единому своему мускулу дрогнуть. Он молча продолжал смотреть на собеседника, и лишь в уголках черных глаз едва заметно металась искра злости.

– Этот вопрос решен, – так же уверенно продолжил парень. – И обсуждению он не подлежит. И честно говоря, господа, ваше мнение нас не интересует. Мы сильны и делаем то, что считаем нужным. Рым – русская земля, и точка. Прошло то время, когда мы стояли на коленях. Теперь мы забираем то, что принадлежит нам по праву.

Скажу сразу: не в ваших силах нам помешать. И если Вы думаете, что мы не знаем вашей силы, то Вы глубоко ошибаетесь: прекрасно знаем. Мы вообще очень многое знаем. Знаем, сколько у вас оружия, частично знаем, где оно. Знаем, сколько людей вы можете мобилизовать. Все это мы – знаем…