Текст книги "Левый берег"

Автор книги: Алексей Кудашин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 39 страниц)

– Ну ладно… Ты жути-то не нагоняй! Прямо всю армию с Запада на тебя одного бросят… 31-ю то уж точно не к тебе, а на Киян, если что, отправят.

– Да я ж не о том! Кого бы ни прислали, их надо будет хотя бы немного задержать. Я, конечно, понимаю, что никакая группа регулярную часть надолго не остановит. Но все же: дадут бой. Противник будет на время задержан, а поскольку сил противостоящего отряда ему знать неоткуда, то вполне вероятно – чухаться они будут долго. А это – время. А время – золото. И мы будем знать, что происходит. Ежели все сорвется – останется время "свернуть лавочку". И мне, и тебе – спокойнее, если мы будем знать, что на границе у нас, хотя бы что-то есть.

Но тут есть определенная сложность: с одной стороны, нужны "вояки", с боевым опытом. Я хоть и не военный, но знаю, что при грамотно организованной обороне даже небольшой отряд может сражаться весьма успешно с превосходящими силами противника. Но, с другой стороны, использование для такой задачи регулярного подразделения спецназа очень и очень чревато… Если попадут в плен, могут быть большие проблемы. Одно дело – наемник. Поди докажи, кто и зачем его нанял. А совсем другое – кадровый военный или чекист. И надо-то мне всего ничего: человек двадцать. А мы их тут встретим, снарядим, чем надо, задачу поставим и транспортом обеспечим…

– Не совсем согласен с тобой. Твой аргумент о выполнении отрядом разведывательных функций отметается как ненужный. Обо всех передвижениях частей и соединений противника в западных областях во время проведения операции "вояки" будут мне докладывать, что называется, в режиме "реал-тайм". И хотя связи с тобой у нас не будет, в экстренном случае я передам тебе эту информацию. Мы сейчас над этим работаем…

Так или иначе, для того, чтобы принимать решение по этому вопросу, надо подробнее посоветоваться со старшими товарищами. И опять же… Если и делать – то везде. Такие группы нужны будут и в Одисе, и в Чуйске, и в Киянской области… Но, должен сказать, что твои рассуждения не лишены логики. Так что просьбу твою напрочь не отвергаю, скорее, беру себе на заметку…

А коли ты уже затронул "военную" тему, хочу тебе сказать вот что. Мы считаем, что исполняющий обязанности министра обороны генерал Киренко не будет проявлять особой прыти.

– Ваше мнение основывается на чем-то конкретном?

– Нет. Это выводы аналитиков. Но они редко ошибаются. Этот старый танкист не доставит нам много хлопот…

16.06.2009. Россия, Ямало-ненецкий автономный округ. 60 км к северо-востоку от г. Салехард, пос. Харп. Колония строгого режима ОГ 98/4. 10:38

– Ланевский! Ланевский, е-п-р-с-т! – здоровый как бык, одетый в новенькую полевую форму «вертухай» стоял в дверном проеме мастерской, покручивая на пальце дубинку.

– Тут я начальник! Дима проворно вылез из-под старенького грузовика и скорым шагом направился к двери.

Тут все было важно. С одной стороны, не бежать, как собачонка к хозяину. Тогда мужики уважать не будут. А с другой стороны, не хамить, не плыть вальяжной походкой, как каравелла. Это "блатари" так могут, у них, как говорится, организация, для них тюрьма – дом родной.

Опять же и "вертухай" с вором никогда не поступит так, как с мужиком. Поостережется. Были случаи… А мужика и "дубинатором" "перетянуть" может. Это у них запросто. Так, для развлечения. Особенно этот. Петренко. Та еще мразь. И не спросишь потом ни с кого. Отобьет почки, и скажет, что так и было. Опять же, случаи были…

– К "хозяину" тебя… – лениво сообщил надзиратель, оглядывая засаленную спецовку.

"С чего бы это?" – мелькнуло в голове у Димы.

За все время его отсидки начальник зоны всего раз вызывал его к себе в кабинет, еще в самом начале. Расспросил, узнал, как дела, посочувствовал по-свойски и отпустил с миром.

– Я щас, руки вытру, – вслух ответил он.

– Живее, падло, – беззлобно, больше по привычке бросил "вертухай".

"Интересно, зачем же он меня все-таки вызвал? – вертелось в голосе у Ланевского, когда Петренко вел его по узкому пустому коридору к начальственной, обитой черным кожзамом двери. – Неужели что-то с Аней, или с малым?"

– Лицом к стене, руки за спину, – потребовал "вертухай", и зек исполнил заученный за долгие годы ритуал.

"Только бы не с семьей, – думал он, глядя в розоватую окрашенную стену, – только бы с ними все в порядке. А то я не переживу. Все переживу, но не это".

Петренко громко, как-то даже бесцеремонно, постучал в дверь.

– Войдите! – послушался сочный бас.

"Вертухай" открыл на себя створку и, изобразив подобие постойки "Смирно", отчеканил:

– Товарищ полковник, заключенный Ланевский по Вашему приказанию доставлен!

– Заводи.

– Заходи, – гаркнул Петренко, и зек, оторвавшись от степы, вошел в кабинет.

Первое, что он увидел, или вернее, кого он увидел, был сам хозяин, всемогущий полковник Хорошко. Как говорится, "и Бог, и царь, и воинский начальник" для любого заключенного в его зоне. Полковник был крут характером, неуступчив и своеволен. Но и зеки, и "вертухаи" его безмерно уважали. В первую очередь, за обостренное чувство справедливости, во вторую – за то, что не допускал беспредела, в третью – за личную смелость. И в-четвертых, и в-пятых… Словом, хороший был мужик, правильный. Это Дима понял сразу, при первой встрече с ним.

– Ничего, парень, – горько говорил ему тогда полковник. – Всякое случается. Ты, по крайней мере, жив, и еще можешь вернуться к семье. Об этом не забывай. Сиди тихо. Никуда не встревай, но и себя в обиду не давай. Перемелется… Ты, вон, молодой еще, у тебя вся жизнь впереди. Тебе жить надо…

Кто знает, может быть, полковник подсобил Ланевскому, когда его направили на, почитай, самую привилегированную работу в зоне: автомастерскую. Не камни дробить, как остальных мужиков, не плитку тротуарную изготавливать и не железную проволоку тянуть, а машины ремонтировать. Самый интеллектуальный на их зоне труд. И хоть работать приходилось много, но Дима жаловаться и не думал, а наоборот, благодарил судьбу, что не машет киркой на морозе, "продуваемый всеми ветрами".

Мастерская была вотчиной блатных. Не в том, конечно, смысле, что они там работали, а в том смысле, что они решали, кому там работать. Назначения зеков на такую "козырную" работу редко проходили без ведома, так сказать, "теневого руководства". Поэтому, кое-кто из зеков поначалу даже кое-что заподозрил, но со временем эти подозрения как-то сами собой улетучились. Может потому, что ни "хозяин", ни "кум, то бишь начальник оперчасти, Ланевского больше к себе не вызывали, а может и потому, что вскоре все в мастерской поняли, что в машинах новый зек разбирается действительно хорошо.

Тут батяня "виноват", шоферюга от рождения. С детства привил сыну любовь к "железным коням". И хотя жизненная дорожка повела Диму в совсем другом направлении, на автомобили он всегда смотрел неравнодушно, и в былые времена часами копался в своем стареньком "жигуленке", в упор игнорируя упреки любимой жены.

Полковник сидел за широким письменным столом и держал в руке кружку с каким-то горячим напитком. На столе, помимо бумаг, стояла вазочка с явно несвежим печеньем. Пара столов, кресло, несколько стульев, огромный старый сейф, два больших шкафа и портрет Дзержинского, – вот, собственно, и вся обстановка кабинета Хорошко. Уж кем-кем, а "вещистом" полковник не был никогда. Наоборот, в быту и на работе предпочитал всему простоту и функциональность.

Но внимание Ланевского привлек не он, а молодой человек, полусидевший на подоконнике справа от хозяина. В черном дорогом костюме, красивых туфлях и водолазке под горло, с каким-то женственным лицом. Парень пристально и добродушно посмотрел на зека и отхлебнул из чашки, обнажив явно дорогие наручные часы.

"Какой же ты красивый, – ехидно подумал Дима, – С такой рожей тебе в зону нельзя. Симпатичный больно. У нас такие пользуются успехом у соответствующих товарищей. Нельзя тебе в зону, парень".

Он вдруг поймал себя на мысли, что этот парень, совсем ему не знакомый, ни чем перед ним не провинился и уж точно не заслужил того раздражения, которое вызвал у него.

"Наверное, зверею я тут потихоньку…" – вскользь подумал зек.

– Заключенный Ланевский Дмитрий Петрович, 1974 года рождения, Статья 105-я часть 2 и 286-я часть 3. Семнадцать лет колонии строгого режима, – как положено, отрапортовал он.

– Проходите, садитесь, – подчеркнуто официально пробасил Хорошко, глазами указав Диме на стоящий возле его стола стул. – Вы свободны, старшина.

– Есть, – и дверь захлопнулась.

"Этот симпатичный, наверное, по мою душу. Чекист, сразу видно", – подумал Дима.

Уж кого-кого, а эту братию он чувствовал нутром. Еще с училища. Не то, чтобы недолюбливал. Снобизмом "голубокровного разлива" Дима никогда не страдал. Понимал, что, как говорится, "работа у них такая". Вот чистит же кто-то канализацию, и ничего… Это тоже делать надо. Вот и их работу кто-то должен делать. А то, что работенка, по сути, скотская, неблагодарная, так бывают профессии и похуже…

Взять хотя б "вертухая"… Уж на что поганая работа! Бывало, старшина Воронов, тоже как и хозяин хороший мужик, только помягче, говаривал зекам, тяжело вздыхая: "Эх, жизнь. Возишься тут с вами… Почитай, вместе и сидим. Только у Вас срок, а у нас – сидение бессрочное"…

"Может, по старым каким-то делам? – шевелил мозгами Ланевский. – Да хотя какие дела… Кому я теперь вообще нужен… Ну да ладно. Это все – фигня. Главное, что скорее всего с женой и сыном все в порядке. Остальное – переживем…"

– Вот, Ланевский, тут товарищ по твою душу из Москвы приехал, – пробубнил полковник, опустив глаза. Только теперь Дима заметил, что на столе у хозяина лежало его дело. – Ты человек разумный. Сам все знаешь. Побеседуйте тут.

Хорошко грузно, как бы нехотя, поднялся, заложил руки в карманы и направился к выходу.

– Спасибо, товарищ полковник, – молодой человек оторвался от подоконника и подошел к столу, – нам полчаса хватит.

– Не торопитесь, – ответил хозяин, закрывая дверь, – я пока по делам прошвырнусь…

Чекист с полминуты смотрел на зека, затем обошел стол, взял у стены старый исцарапанный стул и устроился напротив Димы. Его лицо излучало общее благодушие и самое что ни на есть приятственное расположение к собеседнику. Конечно, этот самый собеседник ни в коем разе не обманывался и держался настороженно, потому как таких приветственных взглядов компетентных работников на своем веку испытал на себе достаточно.

– Знаете, Дмитрий, – ни с того, ни с сего, без всяких приветствий и представлений, начал молодой человек, – я верю в Бога. Вы удивлены?

– Почему я должен быть удивлен? – спросил зек, хотя на самом деле был удивлен, и тем, что бывают верующие чекисты, и самим крайне необычным началом диалога.

– Ну не знаю, – молодой человек развел руками, – обыватели почему-то считают, что люди нашей профессии не могут быть верующими. Хотя Вы-то – не обыватель…

"Зачем "обезьяну водит", – размышлял Ланевский, – показывает, что уважает меня безмерно? "Нашей профессии…" Хочет показать, что понимает, что я догадываюсь, кто он и откуда?"

Но на реплику собеседника не ответил, промолчал.

– А вот мне думается, что именно мы и должны быть верующими, – задумчиво проговорил чекист, – а знаете почему? Потому что именно мы по роду своей деятельности видим много такого, чего не видят остальные. Видим многое и вынуждены мириться со многим. Но, хотите узнать, с чем я смириться не могу?

– С чем? – поинтересовался зек.

– С несправедливостью, – серьезно ответил молодой человек, и Дима почему-то поверил, что сейчас собеседник говорит искренне. – Мир чудовищно несправедлив, Дмитрий Петрович. Меня, кстати, Славик зовут. Можно на "ты". Как там поется, "я люблю быть со всеми на "ты".

Ланевский молчал. Не бычился, не запирался, а просто ждал, когда чекист закончит с предисловием и перейдет к делу.

– Да, мир несправедлив, Дима. Хотя, кому я это рассказываю? Это ты мне должен рассказывать. Так вот: для того, чтобы это принять, это пережить, лично мне нужно знать, что на свете есть высшая справедливость, высший закон, который всех рассудит и все поставит на свои места. Мне нужно это знать, потому что если в это не верить, все теряет смысл. Жизнь теряет смысл. Понимаешь?

"Жалеешь? – злобно подумал зек. – А ты не жалей! Видали мы таких жалостливых! Где вы все раньше были?!".

– Что, небось, думаешь, что жалею тебя, – сказал молодой человек, спокойно глядя Диме в глаза. – Ошибаешься. Не жалею. Сочувствую, это да. Есть такое дело. Хороший русский пацан, рязанец. Обычная рабоче-крестьянская школа, рязанская же "десантура". Офицер, боец. Красивая любящая жена, сын… Потом война. В 27 – уже капитан. Герой. Орденоносец. Ранение. Контузия. Командир разведвзвода, лучшего подразделения в полку. И ту все. Обрыв".

"А вот это уже интересно, – соображал Ланевский. – Биографию мою зачем-то изучил в общих чертах. Значит, не по старым делам. Зачем тогда? Чего тебе от меня надо?".

– Расскажи, за что тебя посадили, – вдруг спросил Славик.

"Это тебе еще зачем?" – недоумевал зек.

– Гражданин начальник, – ответил он, не принимая предложенной манеры беседы на "ты". – Уж коли моя скромная персона заинтересовала Вас до такой степени, что Вы ознакомились с моим жизненным путем, я рискну предположить, что и мое дело Вы тоже читали. И обвинительное заключение, и приговор. Так что Вы и так все знаете.

– Конечно, знаю, – невозмутимо продолжил собеседник, – я все про тебя знаю, капитан. Уж ты мне поверь. Знаю даже то, чего ты сам о себе не знаешь. Науки у нас ох как вперед продвинулись! Ты не представляешь, какие выкрутасы порой отмачивают наши специалисты по душам человеческим. По полочкам тебе человечка разложат. Ты ему потом все это выкладываешь, а у него – глаза на лоб…

Чекист откинулся на спинку стула и медленно, будто бы опасаясь задеть какую-то потаенную струну в душе зека, продолжил:

– Я хочу, чтобы ты сам мне рассказал. Это для меня важно, понимаешь? Может, тебе это сложно, я подожду…

– Да брось ты! – неожиданно для себя громко и раздраженно рыкнул Дима. – Что ты как психиатр, сидишь тут, о пациенте заботишься! Я тебе что – барышня кисельная или актриска нервная! "Если тебе сложно…", "Я подожду…". Ни фига мне не сложно! Хочешь знать, так расскажу. Только тебе вот это зачем, я понять не могу. Сигарета есть?

– А я тебе купил, – спокойно ответил Славик, по виду ничуть не обидевшись на маленький срыв зека.

Он прошел к подоконнику, залез в стоящую там черную матерчатую дорожную сумку, вынул блок каких-то неизвестных Диме, но по виду дорогих сигарет и, подойдя, протянул зеку.

– Ты не подумай, – продолжил он, усевшись на место. – Я не подлизываюсь. Сам-то я – не курящий. А вот для зека "курево" – дело важное. Про то я знаю. Вот и прикупил.

– Благодарствую, – хмуро ответил Ланевский, разворачивая гостинец.

Хорошко курил прямо в кабинете, поэтому зек не стесняясь, смачно затянулся крепкой сигаретой.

– Это было в апреле 2001-го, южнее Шали. Мое подразделение в составе меня, прапорщика и шести бойцов находилось в глубоком рейде по тылам противника. Перед нами были поставлены разведывательные задачи. Был приказ без острой необходимости в бой не вступать, соприкосновения с противником избегать. В процессе выполнения задания группой были захвачены четверо военнопленных, три "чеха" и один араб. Напоролись на них случайно. Такая ситуация была, что застали "духов" врасплох, грех было не взять. К тому же, задачу мы свою на тот момент уже выполнили, возвращались на базу. Да и "языки", опять же. Один – наемник. Вдруг ценные сведения имеет… Знал бы я, как оно все обернется, кончили бы всех на месте – и точка.

Дима говорил спокойно, вовремя успевая стряхивать пепел в любезно пододвинутую чекистом пепельницу. Голос его не дрожал. Было видно, что тема эта давным-давно для него перемолота безжалостной мясорубкой времени.

– Ну вот, – продолжил зек. – Следуем, значит, домой. По связи я сообщил, что ведем с собой гостей. Это я зря сделал… Если бы не это, все бы обошлось. Но, как говорится, "Знал бы, где упаду, перину бы подстелил".

Он почему-то улыбнулся этой заезженной шутке во все свои здоровые, но заметно пожелтевшие за годы тюрьмы, тридцать два зуба.

– Через пару километров группа напоролась на засаду. Ну, вернее, не то, чтобы на засаду… Если бы действительно – на засаду, живыми бы не ушли. Просто, видимо, небольшая группа "духов" "встречным курсом" шла. Но заметили они нас первыми. Боец, которого я в авангард послал, прошляпил. Я его не виню. Сам виноват. Зеленый он был, Царствие ему небесное. Надо было кого поопытнее отправить… Ну, в общем, короче, вступили в бой. Говорю ж, их немного было, ну, может, столько же, сколько и нас. Но на их стороне эффект неожиданности. У меня сразу – один "двухсотый" и трое "трехсотых". Что прикажешь делать?

Вопрос был риторическим и повис в воздухе. Ланевский затушил сигарету и тут же принялся за вторую.

– В общем, дальнейшее конвоирование военнопленных стало крайне затруднительным и опасным для нас самих. "Духи", наверное, своих разглядеть успели, отбить пытались. Хорошо еще позиция у нас подходящая оказалась. Обороняться можно. Одним словом, я принял решение расстрелять военнопленных. "В связи с невозможностью дальнейшего конвоирования"…

Чекист спокойно слушал зека, не делая попыток перебивать рассказ уточняющими вопросами.

– Предполагая, что какая-нибудь сволочь из военной прокуратуры захочет сделать себе на этом деле карьеру, я сам лично, так сказать, и "привел приговор в исполнение"…

Дима замолчал, и собеседник понял, что рассказ окончен.

– А дальше? – тихо поинтересовался он.

– А что дальше? – словно бы сам себя спросил зек. – "Духи" отступили, вязаться дальше не стали… Вернулись на базу. Вопросы. Где пленные? Пытался отбрехаться: мол, так и так, погибли. "Особист" не поверил. Да я бы удивился, если бы поверил. Нашли трупы. Времени-то за собой "убрать" у нас не было… Экспертизы, допросы. "Прапор", сержант-контрактник и два "молодых" молчали, а двоих чекисты "раскололи". Ростов. Суд. Срок. Вот и вся история.

Ланевский вызывающе посмотрел на собеседника. Тот, казалось, весь превратился в слух.

"Странно, – ответил про себя зек. – Он как будто и не историю мою слушает, а звук моего голоса".

– Да… – протянул Славик, словно очнувшись после забытья. – К сожалению, таких историй было немало. Как там на Западе в сороковом? "Странная война". Лучше и не скажешь.

Он встал и начал прохаживаться по кабинету, что-то обдумывая и словно забыв о существовании в этом помещении еще кого-то. Затем, видимо что-то для себя решив, резко повернулся, вновь сел напротив зека и начал говорить, но уже совершенно другим, деловым тоном:

– В общем, так, Дмитрий Петрович…. Ты, я вижу, не дурак, так что хороводы вокруг тебя я больше водить не буду. Изложу все начистоту, а решение принимать уже тебе.

"Наконец-то, – подумал зек. – Момент истины".

– Ты это и сам знаешь, но я все же озвучу, так, для себя, чтобы быть уверенным, что мы друг друга поймем, – продолжил Славик. – Твой приговор – семнадцать. Статья особо тяжкая, так что оттянуть ты должен как минимум три четверти срока. Сидишь ты уже восемь. Следовательно, в лучшем случае свободу увидишь лет через пять. А в худшем – через девять. Я тебя пугать понапрасну не буду. Сидишь ты ровно, мужиком. Никуда не лезешь. Так что весьма вероятно, что срок ты свой досидишь спокойно. И вернешься к семье. Так я говорю?

– Ну… – настороженно подтвердил Ланевский.

– А я тебе предлагаю другой вариант. Мы тебя отсюда на время заберем, и ты сделаешь для Родины кое-какую работу. А затем вернешься сюда. Выгода тебе следующая. Во-первых, пятьдесят штук евро. Как хочешь: хоть сразу, хоть потом, хоть на счет в банке, хоть в банковскую ячейку. Хоть семье твоей передадим… А во-вторых, в 2010-м получишь президентскую амнистию по случаю шестьдесят пятой годовщины победы. – Толик немного помолчал. – В 2014-м твоему сыну будет уже пятнадцать. Взрослый парень, сформировавшийся. А в 2018-м он уже и сам в армию пойдет. А так придешь – а ему еще десять. Успеешь поучаствовать в воспитании, может, убережешь от многих ошибок. Как тебе мое предложение?

"Вернуться к семье, – сердце зека забилось с утроенной силой, – через год. Я ведь еще молод, мне еще только тридцать пять. Еще не поздно начать все с начала. Еще, еще, еще… А деньги… Да не в деньгах дело, хотя и они не помешают. Открою автомастерскую. Жена… Анечка моя любимая. Сколько же ты пережила! Ждешь меня, знаю. А время-то уходит. Но с этими свяжешься, можешь и не вернуться. И весьма вероятно, что не вернешься. Не зря же им зек бесправный понадобился. А не вернусь – значит, судьба такая! Нормально пожил, достойно. Деньги, опять же, жене оставлю. Да и ждать не будет, мотаться на зону каждые полгода и малого за собой таскать. Может, найдет себе кого, заживет нормально… Она у меня еще очень даже ничего. Она же, Анечка моя, не виновата, что со мной такая история приключилась…"

– Что за работа, – спокойно, не надеясь на правдивый ответ, спросил Ланевский.

– Работа небольшая, на недельку, – чекист вертел в руках пачку сигарет. – С одной стороны, не буду тебе врать – опасная. Могут и убить. Но, с другой стороны, скажу точно так же откровенно: по сравнению с теми переделками, в которых ты бывал, это задание – прогулка.

– Ну а хоть какие-то подробности можно узнать?

– Кое-какие можно. Тебе необходимо за пару месяцев подобрать себе группу из двадцати-тридцати человек и выехать с ней в сопредельное государство. Недалеко. Знания языка не потребуется. Группу частично подберешь сам, частично – мы тебе подсобим. Кого брать – решать тебе. Выбирать будешь из своих бывших бойцов. Придется поездить по стране. Адресами нужных на наш и твой взгляд людей тоже поможем. Сейчас многие, либо без работы, либо случайным заработками перебиваются, либо на такой работе, что лучше б ее вообще не было. До вас-то тоже новости доходят, наверное. Слыхал – кризис…

Славик многозначительно, но в то же время как-то комично и издевательски поднял в воздух указательный палец.

– На месте Вы получите все необходимое снаряжение и задачу. Выполните – домой. Ты – опять в зону до амнистии.

– Какова задача, ты, конечно, не скажешь, – на всякий случай поинтересовался зек.

– Конечно, не скажу. Так же будет неинтересно, – Славик улыбнулся. – Ну что, ты согласен? Давай, капитан, принимай решение.

– Мне думать особо нечего, – после короткой паузы четко проговорил Ланевский. – Терять мне, кроме своей шкуры, нечего. А ей сейчас цена невысокая. Деньги положите в банк на имя жены. Но знай, я не из-за денег…

– Это твое дело, Дима, из-за чего ты согласился. Главное, что ты принял правильное решение. Поверь, ты о нем не пожалеешь.

– Надеюсь, – горько усмехнулся зек.

– Ну, тогда будем считать, что мы договорились. – Славик встал со стула. – Деньги будут положены на депозит в Сбербанке на имя твоей жены, данные сообщены ей. Скоро за тобой приедут товарищи с постановлением прокурора Чеченской республики о твоем этапировании туда для производства следственных действий в рамках расследования уголовного дела. Они тебя заберут, и все тебе объяснят: куда ехать и что делать. С женой видеться запрещаю: можешь позвонить, узнать как дела. Удостоверься заодно, что я тебя не обманываю насчет денег. Но скажи, чтоб молчала. Она у тебя – баба умная, жена офицера, все поймет. Тебе все ясно?

– Все.

Дима принял решение, и отступать от него не собирался. Так у него было всегда, так будет и сейчас. Решил так решил.

– Ну а за сим прощай, Дмитрий Петрович, – сказал чекист, протягивая зеку руку. – При лучшем раскладе мы с тобой больше никогда не встретимся, да и при худшем тоже. Желаю тебе удачи. А я побежал. Мне еще кое-куда заехать надо…

20.06.2009. Краина, г. Кировогорск. ул. Делегатская. 21:16

В этом, с позволения сказать, заведении, подавали прекрасное живое пиво. Это командир и без Червонца знал. Захаживал сюда пару раз, пока город исследовал. Что это было, наверное, затруднился бы ответить даже сам хозяин заведения. Хотя его тут, должно быть, отродясь никто не видел.

Если вдуматься, прекрасное сочетание частной инициативы и типично славянского раздолбайства. Как поведали Денису местные "бойцы алкогольного фронта", облюбовавшие это местечко, видно по всему, давно, дело обстояло так. Лет десять назад предприимчивый деловитый краинский мужик взял откуда-то "бабла" и построил здесь, в Лелекивке, одном из окраинных районов Кировогорска, маленькую пивоварню. На своем, причем, приусадебном участке.

– "Да вон она"! – кричали подвыпившие мужики, указывая на видневшуюся метрах в пятидесяти покрытую красивой ярко синей черепицей крышу за добротным и, видно по всему, не тонким забором из итальянского кирпича.

Построил, значит… И пиво начал варить. И получилось у него это пиво вкусным и дешевым. Попал, что называется, в точку. Свежее живое пиво по хорошей цене! Ну кто скажет, что у такого товара не будет рынка сбыта? Дело у новоиспеченного предпринимателя пошло. На прилавках местных универмагов появились полторалитровые бутылки с симпатичной этикеткой, раскупающиеся в момент. Магазины довольны, индивидуальный предприниматель доволен, люди так просто счастливы.

Но вот решил он, как бы это сказать, немного разнообразить рынок сбыта, что ли… Прикупил где-то оранжевый металлический ларек, поставил его на берегу Ингула, недалеко от пивоварни, и развернул в нем торговлю "на развес". То есть – "на разлив".

План-то был хороший. Планы, они всегда хорошие. Есть у них такое качество, у планов… Идет, мол, человек с работы. Или на работу. Или просто идет, куда ему там надо. Видит – ларек. А там – пиво свежее. Подошел он, попросил… Говорит, "налей мне, девушка (продавщицей в нем с самого момента "основания" работала очень даже симпатичная и совсем удивительно молодая девушка с большой белой грудью), холодненького пивка! Жажда меня замучила". Нальет ему девушка, он "тяпнет" стакан одним махом, крякнет удовлетворенно и пойдет себе своей дорогой.

Хорошо? Конечно, хорошо!

Хорошо оказалось только в теории. Вся проблема заключалась в том, что мужик, тот самый мужик, который по плану должен был удовлетворенно крякнуть и пойти и так далее, на деле никуда идти не спешил. Совсем даже наоборот. Он оставался. И не просто оставался. Он оставался надолго и часто напивался. Сначала таких мужиков было двое-трое, потом их стало больше. А потом – совсем много.

Вокруг ларька стихийно возникал "бар на свежем воздухе". Сначала один принес какой-то пенек, потом двое – вкопали лавочку и стол. Потом лавочек и столов появилось с десяток. По вечерам у ларька разворачивались сражения в шахматы и домино. Торговля шла бойко. Даже хозяин, не ожидавший такого развития событий, как бы невзначай приказал врыть метрах в пятнадцати пару широких длинных столов со скамьями.

Но вскоре начались проблемы. Вокруг ларька, естественно, начали скапливаться горы мусора, которые никем не убирались. Да и с какой, собственно, стати? Кроме того, в связи с отсутствием отхожего места, посетители Ларька, не мудрствуя лукаво, ходили справлять нужду в камыши, произраставшие тут же в нескольких десятках метров. В результате уже через пару месяцев оттуда начал доноситься характерный запашок.

Но все это – куда ни шло. Самое печальное заключалось в том, что существование Ларька в конце концов пошло вразрез с интересами жен, дожидающихся своих мужей с работы вплоть до полуночи.

Кто-то вызвал СЭС. Приехавшие инспектора ужаснулись. Но сделать ничего не смогли. Официально кабака не существовало, а на закон о запрете употребления спиртных напитков в общественных местах на Лелекивку не распространялся. Приходили пожарники, налоговики, милиционеры, работники рай– и горадминистрации. И все уходили ни с чем.

Если бы этот злополучный ларек стоял где-нибудь в центре города, милиция прикрыла бы лавочку быстро и решительно. Кому охота ночевать в вытрезвителе? Но проблема как раз и заключалась в том, что заведение сие находилось на окраине, в районе сплошь частной застройки, где все друг друга знали. По сути, это было село. Да оно и было им несколько десятков лет назад, пока наступающий город не поглотил его в свое нутро. Милицейские патрули здесь не появлялись неделями. Просто не было необходимости. Все преступления здесь ограничивались бытовыми скандалами с применением насилия одной половины семьи по отношению к другой с помощью подручных средств.

Кабак "расцвел пышным цветом". С каждым месяцем его постоянное население стабильно увеличивалось. Само собой, анархический порыв масс привел к увеличению столиков и сидячих мест. В продаже появилась рыбка, водка и сигареты. Водка – из-под полы, естественно…

Неотвратимая развязка наступила ранней осенью прошлого года. Двое залетных хлопцев из Овсяновки, что километрах в пятнадцати к западу от города, невесть как оказавшись в Ларьке, решили совместить употребление вкусного и полезного слабоалкогольного напитка с легким флиртом в отношении белогрудой продавщицы.

Не то, чтобы сидевших в этот вечер на лавочках возле заведения "местных" особенно волновала судьба девушки… Никто из собравшихся тогда никаких планов в отношении нее не имел. Тем более что отрицательных эмоций от ухаживаний молодых людей на ее лице заметно не было. Скорее – наоборот. Она им мило улыбалась во все свои белые, как груди, тридцать два здоровых зуба и поддерживала беседу.

Да разве в этом было дело?! Тут ведь вопрос абсолютно принципиальный. Тут, если хотите, дело чести…

Короче говоря, "залетных" здорово избили. Хорошо бы, этим дело и ограничилось. В конце концов, не они – первые, не они – последние. Нечего в чужом районе баб клеить! Знай наших.

Не тут-то было. Избитые оказались парнями мстительным. Это вообще было веянием времени. Люди все труднее и реже прощали друг другу. Прибыв к себе в Овсяновку и показав побои односельчанам, они с криками и руганью потребовали удовлетворения. Местная молодежь и даже некоторые взрослые мужики поддержали предложение "проучить городских". В пользу проведения карательной акции сыграло и то, что для мести имелся конкретный географический объект – Ларек.

На следующий день примерно в восемь вечера, когда, по разумению "овсянковцев", в Ларьке должно было собраться десяток-другой "лелекивцев", десять легковых автомобилей, в которых набилось около пятидесяти парней с палками, кастетами и резиновыми дубинками, въехало в город со стороны трассы на Киян. План был прост. Используя эффект неожиданности, подъехать к Ларьку и хорошенько "напинать" тем, кто там окажется на тот момент, тем самым показав, что "овсянковцев" безнаказанно бить нельзя никому.