Текст книги "Левый берег"

Автор книги: Алексей Кудашин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 39 страниц)

– Сорок первая, возьмите один цинк с патронами, – не отрываясь от бумаг, выкрикнул один из парней. – Вам может понадобиться…

"Эх, была не была", – выдохнул Петрович и подбежал в надевающему разгрузку Саше".

– Командир, возьми меня! – почти крикнул он.

Тот молча уставился не Петровича, оглядел его с головы до ног. Другие бойцы не обращали на происходящее никакого внимания.

– Тебе, дед оно зачем? – буркнул, наконец, он.

– Затем же, зачем и тебе, – неожиданно резко ответил таксист.

Саша хмыкнул и посмотрел на стоящего посередине бойца с завязанным лицом. Тот краем глаза наблюдал сцену.

– Возьми автомат, – бросил он Петровичу, что-то помечая в бумагах. – Тебе хватит. И "зажигалок" захвати штук пять, – крикнул он в спину бегущему к ящикам таксисту, – там пакеты рядом…

– Четыре двадцать! – громко крикнул один из парней, глядя на висящие на стене большие электронные часы, отсчитывающие секунды.

Петрович, тяжело дыша, закинул автомат за спину и огляделся. Все мужчины были вооружены и теперь стояли, примерно разделившись на три части, поправляли на себе разгрузки и бегло осматривали оружие.

– Граждане! – громко произнес стоящий в центре боец. – Я не буду говорить громких слов. Вы все знаете, за что мы сражаемся. Помните: от того, как вы выполните свою задачу, зависит успех всего дела. Не забывайте о своих товарищах, сражающихся в других частях города и страны. Не подведите их. Да здравствует народная революция!

– Четыре сорок! – огласил все тот же парень.

– Вперед! По машинам! – скомандовал главный, и бойцы бегом ринулись к выходу.

Выбегая на улицу, Петрович увидел новую группу мужчин, готовых сбежать на склад, как только его покинет последний вооруженный человек.

23.08.2009. Россия, г. Анапа. ул. Терская. 01:35

Ветер, потянувший с моря совсем нежданно, трепал короткие черные волосы Андрея, мгновенно сдувал в небытие с силой выпущенный им изо рта табачный дым. Он, то затихал, словно бы прятался за деревьями, воровато выглядывая из-за стволов и зеленой сочной листвы, то вдруг опять наскакивал, атаковал, пытался затолкнуть все живое внутрь помещений, берлог, подвалов, лазов… Куда угодно, главное – с земной поверхности, где сегодня ночью он был хозяином.

Андрей не замечал его. Он стоял возле офиса и глядел в ночную черноту пустыми глазами. Лишь тогда, когда очередной надсадный порыв сбил "крапаль" с сигареты, затянулся, удивленно вынул окурок изо рта, снова подкурил. Без эмоций, без раздражения, автоматически…

Порывы, усиливающиеся с каждой минутой, трепали белые хлопковые штаны на нем как парус на мачте яхты. Из центра города еле заметным фоном звучала музыка, придавая окружающей парня тишине и темноте некий налет неестественности, выдуманности настоящего.

Андрей не думал ни о чем. Он постарался полностью отключить свое сознание перед тяжелой работой. И ветер, будто бы желая помочь ему в этом, обвивал парня со всех сторон лентами соленого морского воздуха, словно пытаясь завернуть в кокон. Ночной город, сдаваясь на милость победителю, покорно застыл, запричитал скрипом жестяных листов на крышах, заохал плохо прикрытыми калитками, зашелестел пленками навесов и не разобранных палаток. И музыка из гуляющего центра, подчиняясь общему настроению, стала совсем тихой, еле различимой в шуме мечущейся листвы.

С неба начали срываться первые капли дождя. Сначала неуверенно, будто разведчики, прощупывающие обстановку. Затем все настойчивее, оккупируя все больше пространства на небесах и земле, покрывая асфальт темными пятнами.

Только теперь Андрей очнулся: вздрогнул, обернулся по сторонам непонимающе, сделал глубокий вдох и выдохнул воздух с силой, зло, мощно, словно зверь, готовящийся к схватке.

Грузный неповоротливый отдыхающий в белой кепке и длинных в полосочку шортах, шатаясь, одиноко брел из центра. Несмотря на одиночество, находился он в весьма приятном расположении духа, и даже напевал себе что-то под нос, периодически прикладываясь к бутылке, видимо, с разливным вином. Заметив стоящего в темноте человека, мужик остановился, как бы между прочим.

– О! – он развел руками вокруг себя, при этом заметно пошатнувшись. – Похоже, буря будет! Хорошо-то как! Слышь, командир! Правда, хорошо…

– Пошел вон, баран, – грозно выдохнул Андрей в лицо мужику и скрылся за приоткрытой дверью офиса.

23.08.2009. Краина, 3 км к юго-востоку от г. Херон. Трасса М-25. Стационарный пост ГАИ. 01.54

– Ну-ка, ну-ка!

Юркий светловолосый рядовой сделал несколько шагов вперед и требовательно поднял жезл перед медленно плывущим мимо поста бело-синим автобусом "Мерседес".

"Рымчане", – подумал он, глядя на номера.

Автобус, приняв вправо, медленно остановился, дверь плавно отъехала.

– Приказ-то помнишь? – поинтересовался невысокий крепко сбитый сержант, поравнявшись с идущим к открытой двери "гаишником".

– Помню, конечно, – деловито ответил тот. – Будем потрошить по полной программе.

– Ты не хами особо, "потрошитель", – насмешливо одернул его напарник. – Знаю я тебя…

– Как можно, Витя? – притворно возмутился тот.

Из автобуса тяжело вышел крепкий лысоватый глупо улыбающийся мужик в поношенном спортивном костюме.

– Инспектор Василенко, – отрапортовал рядовой. – Вы остановлены в связи с плановой проверкой…

От лысого за метр несло спиртным, улыбка не сползала с лица.

"Надеюсь, это не водитель, – подумал про себя милиционер. – Хотя неплохо было бы…"

– Ребята, – заикаясь, произнес мужик и полез в боковой карман куртки. – Спокойно. Свои.

– В смысле? – поинтересовался сержант.

– Мы – рымский "Орел", – лысый, пошатываясь, вынул удостоверение к красной обложке и, раскрыв, показал его гаишникам.

– Мужики, пропустите нас, – вежливо и как-то даже жалобно протянул второй пассажир, коротко стриженый здоровый парень в полосатой футболке, тоже явно не трезвый. Он спрыгнул со ступенек и подошел к инспекторам. – В санаторий едем, под Житвенск. Там места, говорят!… Хоть раз в году отдохнуть!

– Я все понимаю, ребята, примирительно сказал сержант. – Но, извините – у нас приказ. Все автобусы досматривать с особой тщательностью. Так что скажите своим: пусть выйдут и покурят пока. Приготовят документы…

– О-па! – пробубнил себе под нос молодой, прыщавый и длинноносый "старлей", сидевший в застекленной комнате поста за пультом с множеством кнопок и несколькими телефонными трубками, когда увидел остановившийся автобус.

Он снял одну из трубок и громко проговорил:

– Центральная! Я – Двадцать пятый. Остановили рымский автобус… "Мерседес"… Да… Номера сейчас уточню. Да, помню… После проверки сразу доложу…

Закончив разговор, "старлей" внимательно посмотрел на усатого полного старшину, мирно дремавшего у дальней стены на длинной, обитой черным дерматином и порезанной в нескольких местах скамейке.

– Ладно… Спи, фиг с тобой… – пробурчал он и повернулся на кресле в сторону дороги.

Лысый и, насколько можно было судить со стороны, весьма нетрезвый мужик достал из кармана удостоверение и показал его милиционерам.

"Твою мать! – мелькнуло в голове у "старлея". – Дмитрич же об этом по секрету предупреждал…".

Лоб мгновенно покрылся холодным липким потом, ноги стали ватными. "Старлей" машинально расстегнул кобуру, но, мгновение подумав, потянулся к телефонной трубке.

Это было последнее, что он успел сделать… То, что происходило потом, заняло не более нескольких секунд.

Через стекло "старлей" вдруг увидел, что голова стоящего у двери автобуса сержанта лопнула. Бесшумно разлетелась на куски, забрызгав стоящих рядом милиционера и двух пассажиров. С ними, кстати, тоже происходили непонятные вещи. Лысый мужик, еще секунду назад добродушный и пьяненький, вдруг весь сжался, как пружина. Из рукава вылетела блестящая полоска, описавшая полукруг перед головой второго милиционера. Рядовой, постояв секунду, схватился обеими руками за горло и повалился на асфальт. Полосатый "бык" быстро зигзагами побежал к помещению поста, на ходу вынимая из-за спины стального цвета пистолет с неестественно длинным дулом.

Но добежал он или нет, "старлей" не увидел. Он запомнил только звон разбитого стекла и сильный, невыносимо сильный хлопок и неестественно яркую вспышку. Он потерял зрение и слух, схватился за уши и сжался на полу в позе эмбриона. Вскочивший и тут же ослепший и оглохший старшина резко дернулся и камнем рухнул вниз. Позади него на обитой белым пластиком стене зияло отверстие, обрамленное брызгами крови.

– Какого х…я! – заорал вбежавший в комнату лысый, сильно толкнув плечом деловито оглядывающего обстановку парня в полосатой футболке, обращаясь не к нему, а к стоящему снаружи, возле разбитого окна мужику, спокойно убирающему за спину короткую винтовку с большим оптическим прицелом.

– Он дал знать своим, – ответил он, глядя лысому прямо в глаза. – И кобуру расстегнул. Видимо, у них была информация…

– Да. Эти… – полосатый указал пальцем на автобус, в который быстро затаскивали два трупа, – нам сказали, что у них – приказ: досматривать все автобусы. Наследили наши где-то, видимо…

– Не мудрено, – неожиданно спокойно бросил лысый. – Слишком большое количество людей перемещается. Нас предупреждали… Этот пока нужен живой, – кивнул он на лежащего старшего лейтенанта.

Парень в полосатой футболке вместе со здоровым детиной, невесть откуда появившимся, рывком усадили милиционера на стул и сковали запястья наручниками. Амбал застыл за его спиной.

– Грязно сработали… – задумчиво оглядывая помещение, сказал командир.

– Экспромт чистым редко получается, – философски заметил полосатый.

– Ничего, – подумав, резюмировал лысый. – Все равно, считай, уже приехали… Метнись, скажи нашим, – он резко обернулся к парню. – Пусть выйдут, покурят… Проезжающие люди пусть думают, что автобус тормознули, и "водилу" на посту "гаишники" мурыжат. Серега – свет! – крикнул он все еще стоящему в окне стрелку.

Тот подбежал на несколько метров к дороге, на ходу снимая со спины винтарь и, присев на одно колено, двумя беззвучными выстрелами разбил два дорожных фонаря по обеим сторонам от поста.

– Эй! – крикнул он бегущему к автобусу полосатому. – Скажи еще, чтоб назад чуть-чуть сдал. Вид закрыть…

Со стороны города подъехала белая "семерка" и, резко развернувшись с противоположной полосы, стала перед автобусом. Из нее вышел крепкий, на вид очень молодой паренек со шрамом поперек всего лица.

– Что там? – спокойно поинтересовался он у стрелка.

– Нормально все. Пришлось работать. Так надо было. Жди в машине, – на ходу бросил мужчина и скрылся в кустах.

– Теперь-то уже кого прикрывать… – вяло, но достаточно громко сказал водитель.

– Иди в машину, – повторил голос из темноты кустарника.

Время тянулось мучительно долго. В комнату вновь вошел полосатый.

– Хотя бы пять минут… – тихо пробурчал лысый, глядя на часы.

Мимо поста проехали две легковушки, как положено, снижая скорость. "Старлей" тяжело дышал. От него несло потом и страхом.

– Ну все, – удовлетворенно сказал командир и, схватив милиционера за волосы, резко запрокинул его голову вверх и прошипел в самое ухо.

– Слушай меня сюда. Слушай очень внимательно… Сейчас ты позвонишь своим и скажешь, что это был рейсовый автобус, вы все проверили и ничего подозрительного не обнаружили. Если ты это сделаешь, слово офицера – будешь жить. Откажешься или вздумаешь геройствовать – я тебя убью прямо здесь. Вот на этом самом стуле. Я выстрелю тебе в затылок. Ты понимаешь меня?

– П-п-понимаю… – захлопал глазами "старлей".

– Звонить будешь?

– Буду.

– Вот и хорошо, – удовлетворенно заключил лысый и отпустил милиционера. – А теперь, посиди минуту и успокойся…

– Не надо, – голос старшего лейтенанта звучал уже увереннее. – Я позвоню. Только не убивайте. У меня – семья"…

– У меня тоже, – лысый заглянул ему в глаза. – Так вот: если ты хочешь к ней вернуться – сделай все правильно.

– Я сделаю, сделаю…

Командир снял трубку.

– Куда нажимать?

Милиционер кивнул на большую оранжевую кнопку. Лысый аккуратно, будто боясь повредить, нажал ее и приставил трубку к голове "старлея".

– Центральная? – не очень уверенным, но все-таки достаточно твердым голосом начал милиционер. – Докладывает Двадцать пятый… Проверили… Все в порядке. Это был рейсовый… Да, досмотрели. Ничего подозрительного не обнаружили… Отбой.

Командир сразу повесил трубку и наотмашь ударил не успевшего повернуть к нему голову "старлея" ребром ладони по шее.

– Несите этого в автобус, – сказал он двум бойцам, показывая на убитого старшину. – "Жмуриков" потом скинем. Этого возьму я. – Командир снял ремень со "старлея" и положил в карман пистолет. – В автобусе скрутите по рукам и ногам. Потом отпустим. Лишние жертвы ни к чему.

Парни вынесли безжизненное тело из комнаты и потащили. Из багажного отделения автобуса в салон быстро грузили черные, набитые чем-то тяжелым, сумки. Лысый, кряхтя, взвалил милиционера на плечо.

– Стар я уже для таких прогулок", – как-то по-стариковски пробурчал он и, выходя, погасил свет.

– По коням, – резко крикнул он курившим возле автобуса мужчинам, отдавая ближайшему висящего у него на плече милиционера. – И давайте, готовьтесь. Почти приехали. Скоро начнем…

Вдалеке показались фары приближающегося автомобиля.

– Сильно вперед не уходите! – крикнул лысый вышедшему из кустов мужику с винтовкой, последним залезая в автобус.

Тот махнул рукой и сел в белую "семерку". Машина тут же сорвалась с места. "Мерседес" неспешно поплыл за ней.

Стационарный пост накрыла темнота. Окна угрюмо чернели, выделяясь на фоне светлых побеленных стен. Со стороны дороги было не разглядеть, ни выбитых стекол, не начинающих подсыхать пятен крови на асфальте.

"Спят "менты". Ну и отличненько…", – думал сонный водила "Газели", везущий стиральный порошок в Александров, проезжая пост через пару минут после автобуса.

23.08.2009. Краина, г. Кировогорск. ул. Октябрьской революции. 01:56

– Слышь, Петрович… А если серьезно, тебе это все зачем? – глядя в темноту, спросил Саша.

Теперь он сидел на переднем сиденье, поставив между ног АКМ.

В "пятерке" стало тесно. Мешало оружие и длинное пластиковое древко флага, положенного вдоль салона на плечо сидевшего сзади посередине сиденья Максима Павловича. В салоне было темно и тихо. Мимо машины, стоящей у обочины недалеко от моста, редко проезжали ночные "легковушки" с шумной молодежью или небольшие грузовички, терпеливо, как муравьи, развозившие товары в магазины и ларьки в любое время суток. Окна были немного приоткрыты, исключительно для притока свежего воздуха.

– Нет, это, конечно, твое решение… – продолжил командир. – Я просто тебя не понимаю. Программы ты нашей не знаешь, ни с кем не знаком…

– Программу свою вы мне изложили, – процедил Петрович. – Мне она – подходящая. Не знаю Вас, то верно… Да только я, сынок, не первый день на свете живу. И людей видеть умею. Не бандиты вы. Обычные наши мужики. И дело ваше правое. За него и повоевать – не грех.

– Ну-ну… – неопределенно промычал Саша.

Не о том хотел сказать Петрович. Но слишком много у него было на душе, чтобы вот так сразу переложить это на слова.

Он не был политиком, никогда не интересовался общественной деятельностью. И хоть и был членом партии, коммунистом по духу не являлся. Не то, чтобы он упирался, когда его начали "окучивать" заводские партийные работники. Скорее, вступил с охотой. Это было полезно и почетно.

А обрабатывали его капитально. КПСС к тому времени окончательно перестала быть, собственно, рабочей партией. Она мутировала в партию служащих. И это было головной болью тогдашних бонз. Ясное дело! Кто у нас в стране должен быть в авангарде социалистического строительства? Кто – носитель власти и главная ее опора? Рабочий класс, кто же еще! Власть-то у нас какая? Рабоче-крестьянская, забыли что ли… А что же это за рабоче-крестьянская власть, когда единственная партия, ядро политической системы страны, состоит в основном не из рабочих и крестьян, а из служащих и интеллигенции? Ерунда какая-то получается… Значит надо делать – что? Правильно! Проводить пропагандистскую работу среди трудовых коллективов предприятий и колхозов на предмет пополнения рядов КПСС рабочим классом. Чем, собственно говоря, и занимались партийные работники на низовом уровне с переменным успехом…

Все тогда знали: это надо было что-нибудь особенное отчебучить, чтобы рабочего из партии турнули. Попробуй-ка… Заклюют наверху, и разбираться не станут. "Вы что там, сукины дети, с ума посходили? Рабочих из партии исключаете! У нас и так каждый пролетарий на вес золота, а вы еще и ряды наши, так сказать, прореживаете! У-у-у, мать вашу так! Что ты там говоришь? Алкаш? Жену бьет? Работу с похмелья прогуливает? Так проведи среди него разъяснительную работу! Поставь на вид! Товарищеский суд, в конце концов! Ты партийный работник или где!?"

А теперь… Теперь он никто. Совсем никто. Как там: "кто был ничем, тот станет всем"? Так, что ли? Ага. Только наоборот. Петрович не был идиотом или небесным романтиком. Он прекрасно видел всю ложь и скотство, которое творилось при коммунистах. Для того чтобы понять, что ни о каком социальном равенстве и речи не было, не надо было быть профессором политэкономии. Но все же, несмотря ни на что, тогда он чувствовал себя человеком. Он уважал себя, он был уверен, что делает что-то полезное, а не барахтается в грязи, пытаясь не опуститься до нищеты.

А что сейчас?! Да пошли они все к такой-то матери! Накопилось злости… За все. За разорванную надвое жизнь, за унижение бедностью, за молчаливые упрекающие взгляды сына, вынужденного идти в школу в старых туфлях с дыркой на подошве. За то, что оказался на обочине жизни. За то, что, не двигаясь с места, оказался в чужой стране, которая раньше была своей, родной. За наглые надменные морды лощеных телеведущих, с умными лицами обливающих с экранов телевизоров грязью все, что раньше было для него свято. И главное – за дурманящее, стягивающее душу и тело бессилие противостоять всему этому, повлиять хоть на что-то…

В этом – причина. Именно поэтому Петрович поступил так, а не иначе. Когда он увидел этих парней, решительных, твердых, желающих что-то изменить в своей жизни, ему тоже захотелось хоть на какое-то время стать таким же. Почувствовать себя мужчиной, воином, а не униженным стариком, бывшим рабочим, возящим по ночам шлюх и пьяных "мажоров", чтобы заработать себе на кусок хлеба.

И теперь он знал, что пойдет до конца. Не выпустит этот "калаш" из рук, не вернется в прежнее состояние. Он больше никогда не будет жертвой…

– Смотри, – серьезно проговорил Саша. – Коли уж ввязался, заднюю скорость не включай. Мы тут не в игрушки играем. Ты теперь в составе Двадцать седьмой боевой группы Кировогорской дружины "Краинского народного фронта". Отныне мы подчиняемся "Кировогорскому Революционному Совету". Я – твой командир, а время военное. Понял?

– Я Вас прекрасно понял, товарищ командир, – медленно и немного издевательски-официально ответил Петрович. – Только вот решений я своих не меняю. Не та порода. А что такое дисциплина, думаю, мне не хуже Вас известно. У нас в танковых войсках этому быстро учили.

Саша удовлетворенно кивнул.

Время тянулось мучительно долго. Все молчали, и только командир, видимо, имея своей целью подбодрить подчиненных, изредка заводил какой-нибудь пустой разговор. Автомобилей становилось все меньше. Мимо проехала патрульная милицейская машина, не обратив на стоящую "пятерку" никакого внимания. Петрович изредка смотрел на часы. Прошел почти час с тех пор, как они подъехали к мосту.

– Готовность – десять минут, мужики, – вдруг резко сказал Саша.

– Н наконец-то, – выдохнул Колян.

Все напрягли внимание. Петрович внутренне собрался.

– Итак, бойцы, – чеканил командир. – Шутки и приготовления кончились. Слушать всем внимательно. Выступление намечено на три часа ночи. То есть, через пять минут. Перед нашей Двадцать седьмой боевой группой поставлена задача: взять под контроль Ковалевский мост и удерживать его до особого распоряжения. Нам надлежит, используя все имеющиеся у нас средства, полностью перекрыть движение по мосту, пропуская лишь автомобили, водители или пассажиры которых предъявят вот такой пропуск…

Он вытащил из кармана брюк небольшой ламинированный лист бумаги и передал его Петровичу. На фоне краинского флага с трезубцем и российским триколором в верхнем правом углу, вверху крупными буквами было написано: "Краинский народный фронт. Кировогорский Революционный Совет". И чуть ниже: "Пропуск. Двадцать седьмая боевая группа". Осмотрев изделие, Петрович передал его назад.

– Такие у всех должны быть? – поинтересовался Максим Павлович.

– Нет. Если пропуск есть хотя бы у одного, следует пропускать всю группу.

– Ясно. – Колян повертел в руках пропуск. – Как будем действовать, командир?

– Следующим образом, – Саша развернулся так, чтобы видеть лица сидящих сзади бойцов. – Сейчас по моей команде бежим к середине моста. Останавливаем несколько машин и перегораживаем ими проезжую часть. Причем делаем это так, чтобы создать две баррикады, одна от другой – метров на пять. Между ними и будем держать оборону. Ясно?

– А что с водителями? – испуганно спросил молчавший до этой секунды Алексей.

– Ничего с водителями, – раздраженно отрезал Саша. – Гнать в шею. При попытке сопротивления – прикладом в морду, или по ногам стрелять. Кровь зря не льем.

Бойцы молча внимали словам командира.

– Петрович – возьмешь "зажигалки", – распоряжался тот. – Алексей – флаг. Я возьму листовки и раскидаю их по пути. Вопросы есть?

– Да все понятно, командир, – спокойно ответил Максим Павлович. – Ты не дергайся. Бог не выдаст, свинья не съест…

– Оно так… – выдохнул Саша. – Я, мужики, вам речей толкать не буду. Разный там моральный дух поднимать… Скажу просто. Давайте выполним свой долг хорошо. Не подведем товарищей, которым задачи посложнее выпали. За что деремся – знаем. А жизнь нас рассудит.

Он замолчал и стал неотрывно следить за стрелкой часов.

– Ну все, – почти крикнул командир, открывая дверцу. – Вперед!

23.09.2009. Краина, г. Кировогорск. ул. Луначарского. 02:38

– Как настроение?

Денис плюхнулся на сиденье и оглядел компанию.

Окна микроавтобуса были занавешены плотной тканью. Горело слабое освещение.

В салоне сидело десять человек. На мужчинах была новая камуфляжная форма, черные береты и шнурованные военные ботинки. На левом рукаве – шеврон: черный с красной окантовкой щит с изображением двуглавого орла и георгиевской ленточкой.

"Союз казаков Севастопольска", – гласила белая надпись по краям щита.

На левой стороне гимнастерки – прямоугольная нашивка "Рымский казачий союз". Вооружены все были "до зубов". Разгрузки, забитые рожками и гранатами. У некоторых на поясах висели длинные кинжалы. В проходе между сидениями лежали два ручных пулемета, несколько "Мух" и пара знамен. Одно – "Краинского народного фронта", выданное группе на складе, второе, как предположил Денис, какое-то казачье. Под сиденьями лежала пара "жестянок" с патронами и какие-то ящики.

"Лева не поскупился", – подумал оперативник.

– Настроение боевое, – ответил за всех хорунжий.

– Вот и хорошо, – Денис достал из кармана несколько ламинированных листков бумаги. – Это – пропуска, – он выдал всем по одному, – Ознакомьтесь и запомните. С этими удостоверениями вы можете свободно перемещаться по территории города через наши блокпосты. При этом пропуск может быть один на группу. Это тоже допускается. По этому поводу вопросы имеются?

Бойцы молча осматривали бумаги и засовывали их в нагрудные карманы.

– А теперь – главное, – Денис придал голосу больше серьезности и напряженности. – Ставлю боевую задачу. Вам, вместе со мной, надлежит взять под контроль здание Областной государственной администрации, разоружить милиционеров внутри и обеспечивать охрану объекта, который будет являться штабом восстания.

Никто не проронил ни слова. Казаки внимательно слушали.

– Хочу сказать откровенно, – продолжал Денис. – Я считаю вас самым боеспособным подразделением. И мог бы направить вас против вооруженных формирований противника. Не сомневаюсь, что в бою вы показали бы себя с самой лучшей стороны. Но я бы хотел иметь возле себя отряд, которому я могу полностью доверять. Вы – так сказать, наша гвардия. Хочет ли кто-то из вас сделать заявление по этому поводу?

– Мы приказы обсуждать не привыкли, – коротко заметил Петр Иванович.

– Поверьте, я очень рад это слышать, – сказал командир. – Кроме того, на ваш отряд я возлагаю охрану арестованных. Это – очень ответственная миссия. Не исключаю вероятность того, что местные руководящие работники будут предпринимать попытки распропагандировать отряды Кировогорской дружины. Я прекрасно знаю, что на вас не подействуют никакие льстивые речи.

– Ни минуты не сомневайтесь, – подал голос казак, сидевший напротив Дениса.

– Теперь о деталях, – оперативнику импонировали эти молчаливые, уверенные в себе солдаты. – Операция начинается ровно в три ноль-ноль. Сейчас – без двадцати. Мы с вами входим в здание и разоружаем двух милиционеров. Один всегда находится на проходной, второй обычно спит в комнате отдыха рядом.

– Что с сигнализацией? – спросил Петр Иванович. – Они могут вызвать подмогу?

– Пусть вызывают. К ним все равно никто не приедет. По крайней мере, не должен приехать, – Денис ухмыльнулся. – Но мы должны быть готовы к любым неожиданностям.

– Приготовимся… – подтвердил хорунжий.

– Далее… Я со своим помощником отслеживаю ход операции. Ваши силы распределяются следующим образом. Пятеро – на входе. Осуществляют контрольно-пропускной режим. В помещениях рядом с главным входом я бы оборудовал пулеметные точки. Трое спускаются в подвал и подыскивают там две комнаты для содержания арестованных. Прошу обратить внимание. Военных, милиционеров и "чекистов" – в одну "камеру", остальных – в другую.

– Известно ожидаемое количество "гостей"? – поинтересовался Петр Иванович.

– Предполагается арест двадцати восьми человек, – сообщил Денис. – Арестованных будут привозить постепенно. Ну а Вы, – он посмотрел на командира казаков, – и еще один Ваш подчиненный будете со мной. На Вас – выполнение обязанностей коменданта здания и руководителя его обороны. Вполне возможно, я буду давать вам какие-то задания…

– Так точно, – ответил хорунжий.

Денис посмотрел на часы.

– До начала концерта осталось семнадцать минут, господа.

В салоне воцарилась тишина. Один из казаков открыл окошко. Денис только сейчас заметил, что в автобусе была страшная духота. Войдя сюда, он как-то не обратил на это внимание. Видимо, сказывалось волнение. Секундная стрелка, словно пьяная, лениво ползла по циферблату, нервируя владельца часов.

– Первый-Кубань, на связь, – проговорил оперативник, поднеся рацию к губам.

– На связи.

– Как дела?

– Нормально. Тишина…

– Не спи там. Отбой.

Денис повесил рацию обратно на пояс.

На самом деле, никакой необходимости связываться с Кошаком, которого он оставил в машине в нескольких десятках метров позади автобуса, не было. Это могло прозвучать глупо, но Денис хотел убить хотя бы несколько секунд. В машине был мобильный диспетчерский пульт – тяжеленная штуковина, кое-какое оружие, листовки, карты и всякая мелкая всячина, необходимая в деле.

– Пятиминутная готовность, – сообщил Денис.

– Проверить оружие, – распорядился хорунжий.

В салоне залязгало железо. Двое казаком подняли "ПКМ-мы" и поставили их между ног.

– Оставьте, – потребовал Петр Иванович, обращаясь к пулеметчикам. – Флаги, "Мухи" и боезапас тоже пока не трогайте. Только мешаться будут. Возьмем администрацию, разгрузимся…

Денис перевел свой АКС на автоматический огонь и передернул затвор.

– Я – за руль, – коротко бросил хорунжий, положил свой автомат на переднее сиденье, тихо открыл дверь салона, осмотрелся, выскочил и быстро сел на водительское место.

– Давай поближе, – командир незаметно перешел на "ты", но никто не обратил на это внимания.

Николаев завел автобус и медленно поехал вперед. Он повернул вправо и, немного проехав, остановился. В этот момент с южной стороны послышались глухие звуки выстрелов.

"Почему раньше начали, – метнулись мысли оперативника, – на целых две минуты. Стрельба плотная. Значит – большая группа. Кто там у нас? Кировский отдел?"

– Началось? – тревожно спросил Петр Иванович.

– Похоже, – Денис открыл дверцу. – Вперед, ребята!

– С Богом! – крикнул хорунжий.

23.08.2009. Краина, г. Кировогорск. ул. Гоголя. 02:46

Бело-серая красивая кошка грациозно спрыгнула с черной решетки балкона на карниз, и смело прошла по нему к крупным буквам вывески над центральным входом в двухэтажное старинное здание.

"Почта Краины", – гласила желто-синяя надпись над двумя большими резными деревянными дверями.

На первом этаже, метрах в десяти от главного входа, находилась еще одна дверь поскромнее. Крупная синяя алюминиевая табличка, прикрученная к стене справа от входа, информировала: "Кировогорский областной узел специальной связи".

Животное пробежало по широкому угловому балкону, осторожно прошлось по светящейся рекламной вывеске "Финансовые услуги. Прием платежей" и скрылось из виду.

Улица перед учреждением был пуста. Яркие уличные фонари освещали кремовый фасад здания и красно-белую плитку тротуара. Веселая и шумная парочка молодых людей прошла мимо черных окон почты и скрылась за поворотом. Ночная тишина вновь накрыла этот красивый ухоженный перекресток центра города.

С восточной стороны к почте подъехало белое "Жигули" с заляпанными грязью номерным знаками. Машина, взвизгнув тормозами, остановилась прямо на проезжей части. Правые дверцы одновременно открылись, и из автомобиля выскочили двое молодых людей. Их лица были закрыты черными платками. В руках они сжимали по две бутылки, заткнутые какими-то светлыми кусками материи.

Если бы в этот момент кто-нибудь наблюдал за происходящим, то он мог бы резонно предположить, что действия этих странных чернолицых людей были заранее отрепетированы. Уж больно синхронно они действовали. Любо-дорого посмотреть… Левая рука – одну бутылку аккуратно на асфальт. Потом – в карман штанов.

В темноте чиркнули зажигалки, и тряпки, торчащие из сосудов, вспыхнули голубовато-желтым пламенем.

Две бутылки с зажигательной смесью, разбив стекла, с грохотом влетели в окна почты. В оконных проемах мгновенно показались высокие языки пламени. И, как будто этого было мало, хулиганы метнули еще по одной "зажигалке" и прыгнули в машину. Белая "шестерка", резко рванув с места, завернула вправо и стала уходить по улице Карла Маркса на юг.

Из разбитых окон был слышен звук сработавшей сигнализации. Левая входная дверь распахнулась, и на улицу вывалился пожилой красноглазый задыхающийся от дыма охранник.