Текст книги "Левый берег"

Автор книги: Алексей Кудашин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 39 страниц)

Довожу до Вашего сведения, что работа по проекту идет в соответствии с утвержденным планом и сроками. Оперативные группы докладывают об успешном закреплении на местности. Долоном, Парисом, Аяксом и Ресом уже проведены мероприятия по подготовке мест для хранения оружия и других материалов для третьего этапа проекта «Троя». Партокл, Парис, Менелай, Аякс и Приам запрашивают разрешение на начало работ по вербовке первичной агентуры.

По информации агентов, реальная экономическая ситуация в Краине продолжает ухудшаться. Предпринимаемые правительством меры не находят понимания среди широких слоев населения, что существенно подрывает авторитет "желтых" политиков в центре и на местах. В этом смысле ситуация складывается весьма удачно.

Однако о системном кризисе "желтой" идеи в общественном сознании говорить пока рано. Причина этого кроется главным образом в аполитичности основной части общества. Пророссийские партии ведут очень серьезную работу, направленную на дестабилизацию обстановки и расшатывание системы власти в стране, что не остается без внимания руководства Краины.

Не имея возможности определять направления работы нашей агентуры внутри Краины, не связанном с проектом "Троя", позволю себе высказать некоторые соображения о тех действиях, которые были бы нам полезны во всех смыслах.

Во-первых, агрессивная антиправительственная риторика явно преждевременна по двум причинам:

а) мы еще не готовы к активным действиям. Собственно, насколько мне известно, мы не получали даже разрешение на переход к третьему этапу (или получали? сообщите мне);

б) градус общественного протеста еще не достиг той отметки, которая могла бы привести к полезным нам результатам. Худшее, что может случиться для нас – это направление народного недовольства на удовлетворение чисто экономических требований. Наша главная цель – вычленение из массы недовольных наиболее активных и пророссийсски настроенных людей и использование их в проекте "Троя".

Мне думается, что следует дать указания агентам попытаться снизить агрессивность критики "желтой" власти, одновременно сделав ее более методичной и аргументированной. Не дать власти объединить народ вокруг любых идей и программ – наша важнейшая цель.

Во-вторых, все силы необходимо бросить на решение экономических проблем в западных регионах страны в ущерб центру и востоку. Это создаст дополнительную враждебность между разными частями страны, на которой, собственно, и строятся наши разработки.

В-третьих (самое важное), категорически необходимо всеми возможными способами укоренять в общественном сознании мысль о том, что именно налаживание тесного экономического сотрудничества с Россией позволит Краине выйти из кризиса. Данные пропагандистские мероприятия должны идти с постоянными комментариями типа: "это "желтая" власть поссорила нас с Россией", "желтые" политики являются пещерными русофобами, а потому по определению не способны наладить с Россией хоть какие-нибудь приличные отношения", "желтые" в угоду Штатам ставят свою идеологию выше экономики, тем самым нанося хозяйству страны непоправимый вред". Убежден: такая риторика будет иметь эффект.

Сделать данные рекомендации я посчитал своим долгом.

Прошу Вашего разрешения на начало работы по проведению вербовки первичной агентуры на местности. На мой взгляд, для этого созданы все условия.

Сводный финансовый отчет прилагается.

Учитель

20.11.2008. Краина, Кировогорск. ул. К. Маркса. 22:41

Сработал предохранитель. Такое случалось с ним постоянно. Вот ведь удивительная штука! У мозга есть свой предохранитель. А у других органов – нет. Можно водку жрать – сколько хочешь. А на печени предохранителя нет. Говорят, даже у больных раком печень не болит. Совсем. Нет на ней нервных окончаний. Или вот легкие тоже. Денис где-то слышал, что при раке легких больные иногда о нем замечают лишь на той стадии, когда легкое чуть ли не разваливается, и становится трудно дышать. А вот у мозга есть предохранитель. Не дает ему перегреваться. Так что ли сказать можно…

Вот работаешь ты головой долго, читаешь что-то нужное. Читаешь, читаешь… А потом вдруг очнешься, и ловишь себя на мысли, что ты уже как пол страницы не понимаешь то, что ты читаешь. Просто слова читаешь, а смысл их не улавливаешь. Это значит – мозг перегружен. Не воспринимает больше информацию. Предохранитель выбило.

Можно, конечно, в этом случае попробовать начать читать и анализировать заново. И некоторое время, весьма непродолжительное, это будет удаваться. Но потом – опять предохранитель. Процессор перегрелся. Надо дать остыть. Желательно – несколько часов, а лучше – дольше.

– Ладно, валите по домам, бездельники и проедатели государственных средств, – вяло обронил командир. – У меня дела.

– Ты видел, Лева, дела у него, – кивнул в сторону Дениса Червонец. – А мы с тобой по ходу на курорте.

– Не говори… – поддержал тот.

– А у меня тоже дела, – подал голос Кошак.

– Ну я же говорю, – развел руками Толик. – Одни мы с тобой ходим, околачиваем…

– Валите, короче, домой, – по-барски махнул рукой Денис. – Вы меня утомили.

– Прощения просим, "вашбродие"…

– Мне, кстати, деньги скоро понадобятся, – серьезным тоном сказал Лева, застегивая молнию на новеньких зимних ботинках.

– А морда у тебя не треснет? – деловито осведомился командир.

– Денис, серьезно… Знаешь, сколько эта фирма денег жрет?

– Ты бизнесмен или нет? Твоя контора вообще мне доход приносить должна, – лыбился Денис.

Командир с силой толкнул Леву в спину. Парень налетел на спускающегося по лестнице Кошака. Тот стряхнул его со спины и обругал по матери под аккомпанемент вконец развеселившегося Толика. Хозяин проводил товарищей взглядом, не закрывая дверь, надел свои домашние тапочки, вышел на лестничную площадку и позвонил в дверь справа.

В соседней квартире с незапамятных времен проживал некто Ваготский Йозеф Карлович, профессор культурологии. По причине весьма почтенного возраста ученый из дома выходил редко. На работе же появлялся не более пары раз в месяц. Из уважения его держали на кафедре на четверть ставки. Даже давали "дипломников". Кроме того, Йозеф Карлович читал какие-то спецкурсы.

Низенький, не более метра шестидесяти, восьмидесятилетний, но вполне еще активный старичок получил воспитание в очень интеллигентной семье. Выглядел всегда опрятно и был подчеркнуто и даже как-то по "старорежимному" вежлив. Родственников у него не было. Во всяком случае, он о них не говорил, и Денис никогда не видел, чтобы к нему кто-нибудь заходил.

Командир познакомился с ним, когда хотел сварить себе мясной соус. В тот чрезвычайно редкий день, когда на него снизошло вдохновение приготовить что-нибудь самому. Но дома не оказалось лука. Денис, не долго думая, позвонил в соседнюю дверь. Старичок оказался весьма приятным в общении человеком, да и к тому же любителем шахмат. Так и завязалось знакомство. Уже через месяц их встречи стали своеобразным ритуалом. Каждый четверг Денис приходил к соседу ровно в одиннадцать вечера. У того была бессонница. В зале все уже было готово к чаепитию и шахматному поединку. Йозеф Карлович приносил в комнату кипящий чайник и разливал напиток. Сделав по первому глотку, они начинали партию, ведя неспешную беседу.

Играли долго, обычно не менее двух часов. Денису доставляло удовольствие общаться с этим приятным стариком-ученым, не то поляком, не то евреем по национальности. И дело было даже не в стиле общения. Их взгляды на жизнь порой настолько расходились, что беседы приобретали характер некой мировоззренческой дискуссии, в которой каждый пытался одержать верх. Йозефу Карловичу регулярные чаепития с соседом, вне сомнения, тоже чрезвычайно нравились. Иногда он, чувствуя себя побежденным после очередного словесного поединка, начинал новый бой уже подготовленным. Перечитывал кое-какую литературу, наводил справки. Денис, естественно, относился к этому намного проще, но ученый нисколько не обижался.

– Вы – человек молодой, у Вас – каждая минута должна быть на счету. Вам ведь столько надо успеть!

– Вы даже не представляете себе, насколько Вы, Йозеф Карлович, правы… – подтверждал оперативник.

За дверью послышались шаркающие шаги. Старый давно не смазываемый дверной замок повернулся и на пороге появился хозяин в старых домашних тапках, плотных штанах и синем, судя по всему, домашней вязки, свитере.

– Проходите, Денис Алексеевич, проходите, – проскрипел старик, дублируя свои слова жестами рук. – У меня все готово…

20.11.2008. Россия, г. Анапа. ул. Гребенская. 22:42

– У нас все готово. Мальчики, ну где вы там?

Грудастая белокурая Лиза застыла в дверном проеме, обиженно скуксившись.

– Слушай, солнышко. Вот так уже наелись. – Толик провел рукой по горлу. – Дай нам тут поговорить немножко. Мы подойдем щас…

Девушка медленно развернулась и скрылась в доме.

– Ниче самочка, – констатировал тот. – Ты присмотрись, брателло…

– Ну так и че? – спросил Андрей, не обращая внимания на предложение друга.

Это Толик его затащил на эту "днюху". Собралась толпа – человек десять. И из них – всего двое знакомых. Толик, само собой. Куда ж без него. И еще – Жека. Друг. Сто лет уже не виделись. Ради него, собственно, и пришел сюда.

– Ну че. Ниче! Заявление вот в марте подавать будем, – довольно ответил Женя, выкинув окурок и поглубже укутавшись в тонкую осеннюю куртку.

– Ну ты – красава! Дай пять! – Андрей действительно был очень рад за старого друга.

На этой тусовке была новая Женина девушка. Как выяснилось – будущая жена. Вернее сказать, это для Андрея она была новая. А Жека с ней, оказывается, уже полтора года как встречался.

Они давно не виделись. Уже больше трех лет. И причина тому была проста. Жека "сидел". Натурально. Годом позже "коррупционной" истории с Толиком, Женя сбил насмерть женщину на Пионерском проспекте. Пьяный. Тут уж условным сроком не отделаешься. Да Женя и не собирался. Очень, говорят, переживал. Дали пять лет "химии". Колонии-поселения, то есть. "Сидел", считай, тут же. Под Новороссийском. Последнее время приезжать стал. Расконвоировали его там, что ли. За хорошее поведение. Андрей не интересовался. Увиделся с другом – и хорошо.

– А ей как? Не стремно за "урку" выходить? – в лоб спросил директор. – Ты извини, если жестко…

– Да ладно, – отмахнулся тот. – Правда она и есть правда. Раз выходит, значит – не стремно. А ты чего, значит, бизнесменом заделался?

– Ну вот заделался, – ухмыльнулся Андрей. – Надо ж жить как-то… А на дядю больно пахать не хочется…

– И мне – не хочется, – вздохнул Толик. – А приходится.

– Это потому, что ты – глупый и безынициативный человек, – наставил его директор. – Я тебе уже говорил…

– Да, да. Я помню. Рожденный ползать – летать не может…

Жека громко засмеялся пьяным смехом. Его заметно пошатывало, как и Андрея. Выпили, в общем, немало.

– Пойду, горячее потреплю, – заявил Толик и, шаркая, побрел в дом.

Парни остались вдвоем в тихом дворе частного дома. Вечер выдался холодный, с небольшим несмелым, словно крадущимся ветром. Неуютно было на улице. Темно. Зябко. Хотелось – к теплу, к свету. И пусть даже – к незнакомым лицам. Все лучше – чем в холодную тихую темноту.

– Я тебя спросить хотел, – замялся Андрей, потирая плечи. – Ты пережил?

– Нет еще… – Женя поднял серые большие глаза и посмотрел на друга. – Это, знаешь ли, сложно пережить. Это как-то по-другому надо… А вот как, я пока не знаю. Может, ты знаешь?

– Нет, – помедлив, ответил друг. – Не знаю, Жека. Ты – не по адресу обратился, братан. Не по адресу… Пойдем, что ли, выпьем еще…

Не дожидаясь согласия, он развернулся и начал подниматься на крыльцо. Нужно было сказать себе правду: директор был пьян.

21.11.2008. Краина, г. Кировогорск. ул. Гоголя. 23:46

Денис был пьян.

"Пьян, как "фортепьян", – туманно вспомнил он старый как Вселенная каламбур и сам на сам засмеялся.

Давненько он так не напивался. И вроде повода не было совершенно. Хотя нет. Например, сегодня у него по паспорту был День Рождения. На самом деле, конечно, его "днюха" была в мае. Но какая теперь разница? И кому теперь какое дело? Он так круто повернул свою жизнь, так резко заложил штурвал, что, казалось, его мозги перевернулись в черепной коробке. Да и не перевернулись даже. Это было бы еще поправимо. Потому как практически все, что перевернулось, можно взять и поставить на место. А с ним – иначе. По-другому.

Вот, кажется, еще вчера жил себе и жил пацаненок Кириллов Денис Вячеславович. С головой парнишка. Жизнь в сортир не спускал, использовал те возможности, которые предоставляла жизнь. И надо сказать – грамотно использовал. С толком, но без фанатизма. Не лишая себя простых удовольствий, но и не превращая свою жизнь в сплошной алкогольно-наркотическо-распутный праздник, ведущий в никуда. Хорошо, прямо скажем, жил. Твердо.

А потом… А что "потом"? Потом случилось то, что случилось. Ни больше, ни меньше. И, вот удивительная штука! Денис не особо удивлялся, что это произошло именно с ним. Ни с кем-нибудь другим. Словно был уверен, что именно так все и должно было случиться. И когда говорил с родителями, смотрел на всплакнувшую мать, услышал заветное "тебе жить, сынок, решай сам, а мы тебя всегда поддержим"… Когда целовал на прощанье сестру, веселую, требующую, чтобы он обязательно привез ей из Германии какую-то милую "ништячку"… Когда собирал свою дорожную сумку, и не нашел в своей квартирке ничего, что хотелось бы взять в другую жизнь… Ничего не нашел. Когда выходил из своей прежней шкуры… Всегда понимал! Всегда! Так и должно было случиться. Потому, что случайностей – не бывает на свете.

А вот в поезде, когда ехал в Москву, выпил. И неслабо. Сам от себя не ожидал. Понял, что надо выпить – и выпил. А потом – "Ферма". Год. И даже незаметно теперь, с высоты сегодняшней застенчиво-морозной черной краинской ночи, как это он прошел? И вроде, целый год, и вроде столько всего случилось, и вроде столько вложили в голову, и вроде так тяжело не было иногда! А теперь. Ха-ха-ха! Теперь все это – ничего. Теперь это – миг всего лишь, где-то далеко позади…

– Знаете, пацаны, – Лева с чувством вздохнул и положил подбородок на ладони, – а я вот все думаю: почему нас не агитировали?

– В каком смысле? – Толик даже в сидячем положении умудрялся пошатываться.

Денис с Кошаком глупо переглянулись и пожали плечами.

– Ну, как в каком? – даже обиделся Лева. – В самом прямом. Убеждали в правильности, так сказать, и необходимости… – он сделал руками непонятный жест и громко икнул. – Ну, вы, короче, поняли все…

– А тебя что, надо убеждать? – Червонец недоверчиво разглядывал пьяного товарища, фокусируя расползающиеся в стороны глаза.

У Дениса начало двоиться в глазах. Такое с ним случалось только пару раз в жизни. Первый раз – лет в семнадцать. На Дне Рожденья у старого друга, с которым потом, впрочем, отношения не заладились. Подавали красное домашнее вино. Много подавали. Даже, наверное, слишком много.

– Да! – гордо воспрянул Лева, выпятив грудь и всем своим видом показывая, что готов к долгому и изматывающему интеллектуальному противостоянию. – Я, может, не сознательный…

– Ну ладно, – согласился Толик и сделал большой глоток из пластикового стаканчика с Мартини.

Поморщился.

– Почему ладно?! – не унимался Лева. – Убеди меня!

– Не хочу, – отмахнулся Толик.

"Как же мы так нажрались?" – вертелось в голове у командира.

Нет, без сомнения, зачинщиком был он. Подумалось вдруг, что они никогда еще по-настоящему не выпивали вместе. По-мужски. А сегодня… Именно сегодня ему очень не хотелось оставаться одному. И девка бы тут не спасла. Нужен был друг, товарищ, брат, кореш. Может быть, Денис просто устал. Последнее время он много работал, это правда. Да какого черта? Выяснять еще что ли, почему хочется выпить? Просто позвонил Кошаку и сказал: "Давай нажремся"?

"Давай", – просто ответил тот.

Лева с Толиком подъехали чуть позже. Привезли водки, пива и Мартини. Последнее Червонец, считай, сам и выпил. "Литруху". Так ему и надо – "фраеру". А Денис его периодически еще и водкой потчевал, хотя сам уже с трудом формулировал предложения. А вот Лева с Кошаком пили только водку, и поэтому были более-менее боеспособны.

– Левочка, милый мой Левочка! – Денис ласково потрепал его за щеку, отчего тот сразу размяк и растекся в идиотской искренней улыбке. – Да ты сам кого угодно убедить сможешь. Я же знаю.

– А в чем тут убеждать? – не понял Кошак.

– В чем? – взвился только что оттаявший оперативник. – Ты считаешь, не в чем?

Володя подал плечами и стал наливать еще по стопке. Червонец при виде этой процедуры измученно скривился и отвернулся к стене.

– А тебе что, все равно, кого на тот свет отправлять? – снизив голос до возможного в таком состоянии минимума, прошипел Лева.

Денис с Толиком изо всех сил напрягли внимание. Дело было даже не в сказанных словах, а в тоне говорившего. Командир потом долго анализировал этот эпизод. Что было в этой интонации? Какой-то странный набор чувств. Коктейль. Понять его состав показалось Денису крайне важным. Не страх, не злость, не раздражение. Скорее – смесь недоверия и неприятия, приправленная небольшой щепоткой брезгливости. И еще – любопытство. Именно любопытство. Абсолютно точно.

Хладнокровным убийцей Лева не являлся. Это было понятно и раньше. Вполне может статься, ему вообще раньше не приходилось стрелять в людей. И поэтому этот молодой парень с интересом смотрел на бойца, явно имеющего опыт в этом деле. Он его не понимал и не мог понять по определению. Поэтому и любопытствовал.

– Почему все равно? – Володя спокойно поставил бутылку на стол и посмотрел в глаза товарищу. – Мне не все равно. И тебе не все равно. И всем нам – не все равно.

За столом повисла неловкая пауза. Денис наблюдал за товарищами с каким-то даже азартом. Толик опустил голову и вряд ли уже мог адекватно воспринимать происходящим.

– Мне другое непонятно, – продолжил Кошак. – Почему ты считаешь, что наша с тобой работа отличается от войны на фронте?

– Я? – даже отпрянул Лева. – Так считаю?

– Ну да. Ты, так, считаешь, – делая паузу после каждого слова, ответил Володя. – Ты ведь не будешь отрицать, что солдат на фронте может и должен убивать?

– Нет, конечно…

– Следовательно, ты думаешь, что мы – не на фронте, и нам нужно какое-то особое разрешение на все наши действия, которые могут привести к гибели людей.

– Да не о том я… – отмахнулся Лева, поднимая рюмку.

– За понимание! – изрек Толик.

Водка явно уже была лишней. Денис почувствовал это сразу после приема. Гримасы на лицах товарищей подтвердили его мнение.

– Так о чем ты, если не об этом? – решил он поддержать разговор, кажущийся ему интересным и даже в некоторой степени полезным для дела.

– Я о том… – Лева начал фразу, затем остановился, пытаясь подобрать нужные слова. – Ну, вспомните! Ну, Вы же все помните. За все время, пока нас готовили, никто, абсолютно никто не затрагивал эту тему. Словно бы все это – нечто само собой разумеющееся…

– А разве не так? – железно гнул свою линию Кошак. – Ты разве не понимал, что без жертв, в том числе и невинных, в нашем деле не обойтись? Брось. Ты прекрасно это понимал. И все мы понимали.

– Да я и не спорю, – заверил Лева. – Но я же о другом тебя спрашиваю. Я-то сам знаю, что у меня на душе. И ты про свою знаешь. А вот откуда они так уверены?

В комнате вновь повисло молчание. Оперативнику трудно было возразить, и все это понимали. Но понимали также и бессмысленность этого вопроса. По трезвому делу такой разговор никогда бы не состоялся.

– Ладно, пацаны, хорош, – громко изрек Денис. – На этом месте обычно начинают изливать друг другу душу и делиться жизненным опытом. А поскольку нам того не можно, пора расползаться. Кошак – вызывай такси. Нам еще Червонца транспортировать.

21.11.2008. Россия, г. Анапа. ул. Терская. 23:53

– Андрюха? А ты чего тут делаешь? – Толик включил свет. – В такое время.

– Свет выключи, – хрипло потребовал директор, и сделал глоток "вискаря" прямо из горлышка.

– Ладно… – Толик нажал на выключатель и с беспокойством продолжал смотреть на друга. – Ты чего тут один сидишь-то ночью?

– Не видишь что ли? Пью, – ответил Андрей.

Он сидел в своем кресле, положив ноги на стол.

– А я тут иду… – Толик запнулся. – Дверь дернул. Смотрю – открыто. Че за дела, думаю… Вроде ж сам закрывал. А тут – ты сидишь… Чего не пришел-то сегодня?

– Похмелье со вчерашнего. – Директор смотрел в потолок ничего не выражающим взглядом. – Пить будешь?

– Да нет, наверное… – Толик присел на стул, продолжая настороженно наблюдать за товарищем. – А чего ты один бухаешь-то?

– Ну что ты заладил? – лениво огрызнулся Андрей. – "Чего" да "чего"… Да и не бухаю я… Так, "Виски" просто захотелось. В Москве пристрастился к "Джеку Дэниелсу". Дорогой, правда, блин… Но иногда себе позволить можно.

– Так ты в стакан себе налил, что ли…

– Найдешь чистый стакан – налью. Мне – лень…

Толик пригляделся. Бутылка была почти полной. Следовательно, начальник был еще в общем и целом трезв.

– В ларьке, видишь ли, "Джек Дэниелс" закончился, – хохотнул Андрей. – Вот, пришлось в город идти. Купил, решил – здесь попью…

– А… – расслабился Толик. – А то я грешным делом подумал, ты спиваешься по-тихому.

– Да ну, глупость какая, – скривился директор. – Это же – такая скукотища. Не понимаю, как можно тратить на это время. А ты?

– Ну, многие тратят. – Толик зашел в приемную, вернулся с чашкой и поставил ее на стол. – Плесни…

Андрей налил не скупясь.

– А ты чего тут по ночам шляешься?

– Да я тут к "телочке" одной заходил… Со своей поссорились сильно. Я тебе рассказывал.

– Ну да, ну да… – Андрей грустно вздохнул. – Жеку жалко. Переживает он за ту женщину…

– Ну так понятно. Кто б не переживал? – Хмыкнул Толик.

– А ты зря так… – Андрей убрал ноги со стола и придвинулся поближе к другу, сверля его взглядом. – Ты зря так. Многие бы не переживали. Многие. Ты мне поверь…

– Да ладно, че ты… – стушевался тот. – Ублюдков везде хватает.

– Не в этом дело. – Андрей снова откинулся в кресле, но тон его оставался жестким, звенящим. – Тут же не в ней дело. Тут вообще – в отношении к жизни дело. Во всем ее многообразии…

Толик не нашелся, что ответить. Поэтому просто промолчал с умным видом, сделав хороший глоток спиртного.

– Знаешь, я однажды спорил с одним человеком о религии. – Андрей сделал длинную паузу. – Он сказал мне: "Вся ваша религия – туфта. Весь мир существует только для того, чтобы я мог получать удовольствие".

– Так и сказал?

– Ага…

– Козел.

– Почему?

– Что "почему"? – не понял Толик.

– Почему "козел"?

– А что, разве нет?

– Для тебя, может и да, – подтвердил Андрей. – Для меня – да. Для друзей наших… А вот для него – вовсе и нет. Больше тебе скажу. Для него мы – козлы и недоумки. Именно так. Недоумки и есть. Потому как верим во всю эту чушь. Мы для него – скотинка. Средство. Не более того. Он уважает только того, кто может ему навредить или кто может ему помочь. Остальные для него – не быдло даже. Просто материал. И ты думаешь, ему было бы дело до этой женщины?

– Такому-то – нет, ясный перец, – хмыкнул товарищ.

– А ты думаешь – таких мало? – глупо хихикнул директор. – О, брат, поверь: таких намного больше, чем ты можешь себе представить. Я об этом стараюсь не думать…

– О чем?

– О том, сколько их… – Андрей "присосался" к бутылке. – А ведь для того, чтобы стать таким вот уродом, нужно просто не верить в Бога. И все. Так я думаю. А ты как считаешь?

– Не знаю, – подал плечами Толик. – Я над такими вещами не задумываюсь. Менять мир к лучшему – это не для меня. Я – скромный.

– Да, да, да… Скромный, – как бы про себя пробурчал директор.

Уличный фонарь во дворе давал тусклый желтоватый свет, который, преломляясь в окне, падал на пол в кабинете Андрея четырьмя тусклыми большими квадратами. Где-то едва слышно лаяла собака.

– А как-то ехал в метро, – ни с того, ни с сего совершенно трезвым голосом сказал Андрей, – и поезд, на котором я ехал, сбил человека. Не видел самого тела из окна вагона, но видел плачущую женщину. Она прижалась к стене, а вокруг нее были работники метрополитена. И в нескольких метрах "мент", стоял и отрывал от рулона черные пакеты, чтобы накрыть тело.

Толик внимательно смотрел на друга. Понимал, тот сейчас говорил сокровенное. Пусть для кого-то и глупое, очевидное, но для него – сокровенное, выстраданное, понятое.

– Мы простояли в тоннеле минут двадцать, пока они убирали труп с рельсов, – Андрей сделал еще глоток. – А потом – поезд просто пошел дальше. И тогда, сидя в этом вагоне, я почему-то понял одно. Настолько я четко это понял, что теперь знаю это наверняка. Я не знаю, есть ли Бог, но Жизнь после нашей смерти – не кончается…

– Само собой – не кончается, – осторожно поддержал Толик.

– Нет, ты не понял… Она совершенно точно – не кончается. Мы все думаем, что весь мир находится в нас самих. Что не станет нас – и все вокруг исчезнет. Ну не можем мы просто понять, как все это, окружающее, может без нас – быть. А она, жизнь – не кончается… Поезд продолжает следовать по расписанию.

– И что это значит?

– Как что? – даже слегка подскочил Андрей? – Как это что? Неужели ты не понимаешь? Это – очень многое значит! Это значит, что все, что мы делаем, это все – имеет значение. Причем не на Небесах, а здесь – на грешной Земле. Понимаешь? По-настоящему имеет значение. Не для нас. Не для наших близких. А вообще – имеет значение. Это значит – можно стремиться к Великому! Не можно даже, а нужно! Потому что великое – имеет смысл.

– Тебе хватит, по-моему, – рассмеялся Толик.

– Да… – Андрей провел по лицу ладонью и тоже рассмеялся. – Что-то меня на философию потянуло. Давай еще по чуть-чуть – и будем расходиться.

09.12.2008. Краина, г. Кировогорск. ул. Шевченко. 12:34

– Так что, Дмитрий Григорьевич, посетителя звать?

Высокая блондинка с чрезвычайно серьезным выражением лица подкладывала на стол ректора документы. Дмитрий Григорьевич бегло просматривал, размашисто черкал свою подпись и откладывал в сторону.

В просторном кабинете было слишком жарко. Нет, топили в институте отвратительно. Порой приходилось отменять занятия в некоторых корпусах. Стыдно, неприятно, а что делать прикажете? А обогревателями, к слову сказать, министерство образования пользоваться категорически запретило. Им там наверху легко запрещать. Так и написали в приказе: "В случае если температура в помещениях не позволяет осуществлять преподавательскую, учебную и трудовую деятельность, руководителям учреждения предоставляется право приостанавливать работу вплоть до исправления создавшегося положения жилищно-коммунальными службами".

Как же, исправят они… Счета-то они присылать научились, а вот с отоплением похуже. Обогревателем, ясное дело, аудиторию на сто человек не протопишь. А вот бухгалтерия и канцелярия, к примеру, очень даже хорошо спасались. Что до директорского, то есть его, кабинета, – это завхоз придумал. Купил две штуки, которые почему-то называл "тепловыми пушками", короче, которые теплый воздух гонят, и повесил на стенах. Теперь – жарко…

– Ольга, выключи эти "пушки" совсем, – устало молвил Дмитрий Григорьевич.

Как-то скучно было ему с утра. Не плохо, не тоскливо даже, а именно что скучно. Скука смертная. Хотя и дел вроде было навалом. Погода, наверное. Снег прошел с утра, небо хмурое. И ветер сильный, леденящий…

– Посетителя? – переспросил Дмитрий Григорьевич, сняв очки.

– Ну да, – обернулся секретарь, выключавшая тихо воющие приборы на стене. – Я же Вам с утра напоминала. Спонсор. Вы ему встречу на половину первого назначали.

– Ах, да, да, да! – спохватился ректор. – Ну, так ты приглашай его. А я и запамятовал. Нехорошо… Ты вот что: ты нам там чайку организуй. А может, он еще и выпить захочет… Будь, на всякий случай, готова.

– Хорошо, Дмитрий Григорьевич, – даже несколько холодно ответила блондинка и, виляя бедрами, удалилась, тихо прикрыв за собой большую дубовую дверь, изготовленную когда-то на заказ для очередного руководителя института.

"Спонсор – это хорошо. Деньги никогда лишними не бывают. Ольга что-то там говорила… Звонил, на прием просился. Кто такой, откуда – не знаю. Посмотрим, послушаем…".

Дверь распахнулась, и в кабинет уверенно вошел среднего роста молодой человек с весьма располагающей внешностью. Аккуратно выбрит и, по мнению Дмитрия Григорьевича, несколько коротко подстрижен. Ванильного цвета, явно не дешевый и отлично сидящий костюм, дорогой галстук и легкие туфли не кировогорского производства, – все это свидетельствовало о достатке и хорошем вкусе вошедшего. Прибыл он сюда точно не пешком, не по городской грязище, а в автомобиле.

– Здравствуйте, Дмитрий Григорьевич. – Молодой человек, широко улыбаясь, подошел к широкому ректорскому столу, протягивая руку вышедшему ему навстречу мужчине. – Меня зовут Левонтий Павлович.

– Очень приятно. – Ректор крепко пожал руку Леве. – Проходите, пожалуйста, – он указал жестом на стоящую в углу кабинета пару глубоких кресел и диван, обитых светлой кожей, и стеклянный журнальный столик перед ними.

– Благодарю, благодарю… – не стирая улыбку с лица, продолжил Лева, усаживаясь на диван. – Извините, Дмитрий Григорьевич, что отнимаю у Вас время. Я прекрасно понимаю, насколько Вы занятой человек…

– Ну что Вы, – присел на кресло ректор, попутно оценив "Ролекс" на левой руке бизнесмена, свободно лежащей на подлокотнике дивана. – Никаких проблем. Я всегда готов выделить сколько угодно времени для тех господ, которые посчитали возможным помочь нашему ВУЗу. Так как, простите, Ваша фамилия?

– Бурченко, – любезно ответствовал Лева. – Но, на самом деле, уважаемый Иван Иванович, я должен внести некоторую ясность. Я – всего лишь помощник того бизнесмена, который хочет, так сказать, поучаствовать, если хотите, внесли свою посильную лепту в развитие высшего образования Краины.

– Вот как? – удивился ректор.

– Да-да. Но не беспокойтесь. – Лева изобразил успокаивающий жест. – Я полностью уполномочен решать все вопросы, в том числе и финансовые.

– Конечно, конечно… Но почему же он сам не пришел? Ведь финансовая поддержка, меценатство, если хотите, занятие в высшей степени почетное!

– Вне сомнения, – надув щеки, покачал головой оперативник.

– Вы простите мне мое недоумение… – Ректор поежился в кресле под сверлящим улыбающимся любезным Левиным взглядом. – Но обычно люди, оказывающие материальную помощь, изъявляют желание быть, так сказать, узнанными, известными. Вы поймите, я не имею в виду ничего предосудительного. Это вполне нормально, когда предприниматель помогает кому-то и желает за это получить, так сказать, благодарность…

– Абсолютно с вами согласен, – еще раз покачал головой Лева. – В это нет ничего предосудительного. Но, видите ли, человек, которого я представляю, является достаточно крупным бизнесменом.