Текст книги "Клан – моё государство 3."

Автор книги: Алексей Китлинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 48 страниц)

– Я тебе слово дал, Семёнович?

– Твоё слово железное, знаю, но сгладить, никогда не помешает. Я же не дифирамбы тебе пою и не глаз твой свято-всевидящий восхваляю. О вещах серьёзных толкую.

– Сам допёр про микроэлемент или вычитал где?

– Это Ваносику нам поведал. Я краем уха раньше слышал и представлял, не с Луны ведь, кое-чему учён, но он своими данными меня потряс до глубины. Он научную работу по этой теме готовит. Собрал материалы по всему миру, даже из Антарктиды у него есть с материковой части и из под ледяного купола. Он сказал, что лет через пятьдесят все будут ходить в противогазах.

– Ну, это уж дудки,– Сашка засмеялся.– Пусть на своих островах в них ходят. Они в Токио, кстати, уже пользуются, там такой жуткий смог, что люди сознание теряют на улицах. Мы, дай Бог, здесь ещё чистым лет пятьсот подышим.

– Сань, это правда, что сине-зеленые водоросли не подвержены влиянию радиации?

– Тоже япошка поведал?

– Да.

– Это правда. Живут преспокойненько там, где живому не место. В наглухо запаянном сосуде держатся полсотни лет. Некоторые учёные считают, что они имеют внеземное происхождение. Жёсткие космические излучения их тоже не берут. Можно считать, что это и есть Господь-создатель, ибо, если верить, что они из космоса, то они древнее Солнечной системы. Что это означает, тебе говорить не стану, ты геолог, тебе видней.

– Значит, если и есть Вселенский разум, то он сине-зеленым дедушка.

– С их родословной мне познакомиться не довелось. Но есть одноклеточные гады, которые живут в условиях ещё более страшных, чем сине-зелёные водоросли. Даже в горной породе они суки есть. Но у них главное питание – железо. Не кислород, а железо. Всё остальное, как у всего живого в наличии: генный код и прочее. Они железом дышат. Причём, переварив его, оставляют после себя магнетик. Как тебе? Вот Курская магнитная аномалия – есть место их активного в прошлом обитания. Всё, двигаем,– Сашка встал на карачки и полез к выходу.

– Поехали,– устремляясь вслед Сашке, прохрипел Семёнович.– Мы не они, если привалит – пяти минут не вытянем.

Вылезли в зал. Встретил Проня, которому от аппаратуры было ближе, чем остальным от сепараторов и мельниц.

– Саш,– предложил Проня.– Может укрепим проход, а то когда ты лез землетрясение было силой в четыре балла по Рихтеру. Ощутил?

– Домкрат с собой бери, если жмётся,– отрезал Сашка.– И вообще… Это что?– он вывалил обломки породы, собранные по пути из штольни, они высыпались из бочек-вагонеток.– Нельзя крышки приделать, чтобы не сыпалось?

– Можно,– опешил Проня.

– Так делай. Для того тут и поставился,– крикнул ему Сашка. Проня сам напросился сюда, хоть согласие получил от Сашки не сразу.

– Склепаем в момент,– Проня понял, что Сашка не в настроении и помчался клепать момент.

Полчаса Сашка бродил возле мельниц и сепараторов, рассматривал смеси, хмурился, что-то бормотал себе под нос. В конце обхода забрал со стола карту проходки и, не сказав никому ни слова, ушёл из шахты. Все бросились к Семёновичу.

– Что, Семёнович?– выпытывал Проня, как лицо заинтересованное. Матвеич смотрел вопросительно, но молча.

– Вырвать надо вам языки обоим. Просмотрели вы, и я за ваши бредни сплошал, старый пень. Мимо мы прошли. Он отметил там, чтобы слепым было видно. Можете слазить, коль не лень. Это лучше теперь сделать, чем потом.

– А где?– спросил Проня.

– На семьдесят шестом метре отсюда,– Семёнович ткнул в чёрную дыру.

– Так я и знал!– вымолвил Матвеич.

– А мы, почему не усекли?– не отставал Проня.

– Потому что пыль. А тряпочку мокрую с собой лень было таскать, чтобы проявить. Даже плюнуть и растереть и то никто не удосужился. Ох, позору!– Семёнович в сердцах сплюнул на пол.– А он притащил и всю, как в операционной протёр. Во!!!

– Лысый я мудак,– запричитал Матвеич.– Вот так, Пронька, друг мой ситный. Верь потом вашим фуникулёрам. Любой химический состав они видят?

– Так что случилось-то? Я не могу понять?– Проня замотал головой.

– Прострелили не туда,– ответил ему Семёнович.– Зря пупки рвали.

– Ох, рак клешнявый,– Матвеич захватил фонарь и собрался лезть, чтобы самому убедиться.

– Поссать сходи,– предупредил его Семёнович.– А то от позора там обсикаешься,– но тот махнул рукой и исчез в дыре.

В плохом настроении Сашка вернулся в домик, бросил карту проходки на свои нары и стал готовить ужин. К семи часам встали старички.

– Здоров был, Ляксандр,– сказал Панфутий, не видевший Сашку по приезду.

– Здоров, здоров,– ответил Сашка.

– Опять мне моя старуха приснилась. И чего она ко мне повадилась? Всё приходит и приходит,– не то себе самому, не то Сашке с Борисовичем пробурчал он.

– К себе зовёт,– произнёс Борисович, умываясь.– Наверное. Ты когда её схоронил?

– Лет уж десять,– Панфутий сменил Борисовича возле умывальника.

– Ей там одной скучно, вот она тебя и кличет,– Борисович уселся к столу.– Корми, Сашка, а то ей-ей силы нужны. Что ты такой невесёлый?– заметив, что Сашка не в себе, спросил он.

– А-а,– Сашка махнул рукой неопределённо.

– Так ты слушай, что ведь интересно,– подсаживаясь, продолжил свою тему Панфутий.– Сон-то какой! Будто она на берегу бельё полощет, а я сзади зашёл и её по заднице хлещу…

– Да погодь ты, Панфутий, со своей бабой,– прервал его рассказ Борисович.– Не вишь, что ли? Саш, ты с битюгами поцапался никак?

– Нет, а надо бы,– ответил Сашка, нарезая хлеб.

– Вона что!– воскликнул понимающе Панфутий.– Ясное дело, моя баба подождёт. Я ж те говорил,– обратился он к Борисовичу,– эти спорщики заведут, как Иван Сусанин, в дебри. Да, Санька?

– Месяц работы псу под хвост,– сказал Сашка.

– Ай-ай!– застонал Борисович, мотая головой.– Вот тебе, Панфутий, твой сон. Ты всё гадал, к чему это твоя баба задом стоит и повертаться не хочет. Теперь, почитай, опять долбить будем, как узбек ослицу в зад, эту горку. Вот те и сон.

– Санька, правда, что ль?– не поверил Панфутий.

– Треть.

– О, святые апостолы!– чертыхнулся Панфутий.– Где же вы были ироды проклятые. То-то я думаю: чего она и в самом деле ко мне гудком. Ты, Владислав,– он подтолкнул Борисовича в бок,– правду сказал, что Сашка приедет и сон расшифрует. Значит, мы все в дерьме по самую макушку. Ну, чего ты сидишь, глаза выкатил,– он ещё сильней толкнул Борисовича в бок,– ешь и пошли на смену. Нас это касается, мы тоже воняем. Сами напортачили, самим и колупаться,– и стал хлебать из миски борщ.

– На сколько метров сошли?– спросил Борисович у Сашки, представив, что придётся опять пробивать этот узкий ход, в котором не развернуться, от чего было не по себе.

– Метров сорок,– назвал Сашка расстояние.

– Ну, Пронька! Ну, деятель!– Борисович вздохнул и стал есть.– Ладно, что теперь собачиться, придётся завязать пупок, чтобы грыжа не вылезла. Поделом нам старым козлам.

Поев, они быстро облачились в спецовки и выскочили из домика. Минут через сорок появились двое со смены. Они сели и не задавая вопросов, стали ужинать. Сашка сидел за столом, но не ел. Было невмоготу. "Как сердце просило: не бери Проню в это дело? ан-нет, не послушал,– размышлял Сашка.– Его вины в том, что мимо кололи, конечно, прямой нет. Тут Матвеевича грех. Его вина. Случилось так из-за Прониной болтовни. Ох, уж эта безудержная словесность, как понос, ей-богу. В кровлю мы не влезем, она обрушится и задавит нас, тут Семёнович точно определил. Остаётся бить новый проход. Придётся лечь в три смены по восемь часов, трое человек на смене. Япошка и Патон не в счёт. С этого азиата там прока, как с козла молока, а Патону в этой норе не развернуться. Мои дедки по восемь потянут. Займёт это не меньше тридцати дней. Такие вот пироги спекла Панфутия жёнка, приходившая ему во сне". Сашка налил себе в кружку чай и стал пить в прикуску с сахаром и хлебом.

В этот момент в домик вошёл Мико Ваносику. Прошёл к столу и сев, сразу налил себе чай, он уже хорошо освоился с бытовавшими на промысле обычаями. Он был среднего роста, очень худой, от чего всё на нём висело мешком. Хлебнув, он произнёс на японском:

– Я не синекура. Я тоже буду стучать.

Мужики подхватили полотенца и двинулись в баню.

Сашка и Ваносику остались вдвоём.

– Ты мне,– ответил ему Сашка тоже на японском,– условий не ставь. Это не проходит. Будешь работать согласно контракта. Ты приглашён сюда обогащать, а стучать, как ты выразился, не твоё дело. Ясно?

– Я буду стучать дополнительно,– настаивал упрямый японец.

– Где ты учился?– спросил Сашка.

– Токио. Ещё Массачусетс,– ответил Мико.– Почему спрашиваешь?

– Смотрю и думаю: сколько раз ты сможешь поднять кувалду и сколько ударов нанести. Раньше, наверное, кроме посадки риса в грязь ничем тяжёлым заниматься не приходилось? Или ты в рабочие хочешь?

– Александр-сан, я знаю, что вы русские любите шутить. Ещё только плохо понимаю, когда это происходит. Мне не приходилось бурить шпуры и закладывать заряды, но значения это не имеет. Я там должен смыть свой позор.

– Что-то мне Тоико Мико ничего не говорил о том, что у Ваносику есть жезл самурая и он посвящённый.

– Я не посвящённый, но стану им, иначе не стоит жить. И для этого мне надо долбить, я не могу не долбить, потому что это условие определённого качества.

– Кодекс кандидата в посвящённые?

– Да. Только не надо с этим шутить.

– Как ты себе это представляешь? Там места для двоих нет. Любой из нас сделает больше тебя в несколько раз.

– Разве вы тоже будете долбить?

– Буду.

– Это девять человек без господина Патона.

– Да, в три смены по три человека.

– Значит, я лишний. Я умру от стыда,– признался Ваносику.– Совсем.

– Твоей вины в произошедшем я не вижу. Проходка – не твой контракт. С тебя спроса нет.

– Так ведь я давал данные, по которым они шли,– не согласился Ваносику.

– Слушай, что я тебе скажу на будущее: ты притащил с собой аппаратуру, чтобы делать концентрат. Я не знаю, чему тебя учили, но ты тут именно для этого. Что тебе перерабатывать, моё дело найти.

– Так нельзя. Это невозможно.

– Ты будешь сепарировать то, что я тебе дам. Всё. И больше ни о чём не проси. Ты родственник Тоико Мико?

– Нет. Мой дядя был с ним дружен. Они вместе учились до войны. Дядя погиб в Нагасаки девятого августа. Все наши стали пеплом, остались только бабушка и моя мама. Ещё дочь Мико-сан.

– Ты сам проверялся? Тебе не досталось от бомбы янки какое-нибудь наследство?

– Проверялся. У меня нет, пока. Но мать и дочь Мико-сан умерли от рака. Они поехали в Нагасаки искать родственников на следующий день после взрыва, проникли через посты.

– Тебя били в школе?

– Били. Много. Я был маленьким и всё время отставал от остальных.

– Хорошо, я дам тебе работу, раз ты считаешь сам для себя, что есть вина и желаешь смыть позор. Только не в стволе.

– Я согласен. Какую?

– Будешь помогать Патону бурить канал. Он знает как и тебе всё объяснит. Большего я тебе предложить не могу.

– Это на сопке?

– Да. Тёплые вещи у тебя есть? Там холодно.

– Есть. Меня ребята снабдили. Сказали, чтобы я свои синтетические меха сунул в одно место.

– Это искупление будет для тебя полезнее, чем спать в штрековом лазе.

– Наверное,– Ваносику передёрнул плечами и спросил:– Когда я могу приступить?

– Патон работает по двенадцать часов и ты тоже с ним пойдёшь, потому что сепараторы сейчас не нужны, а необходимые анализы я умею делать сам. Справишься, я дам тебе рёндзё. Я посвящённый.

– Спасибо,– Ваносику встал.– Спасибо, Александр-сан,– его лицо просияло улыбкой. Он вежливо поклонился и выскочил из домика.

"И далось ему это посвящение,– усмехнулся Сашка.– Набор мишуры и неясной уже ныне символики в понимании духовного "я". Ересь. Ну да это его желание. Пусть бурит отверстия. Там для двоих как раз на тридцать дней работы, раз уж он сам напросился. Дурь из него Патон мигом выбьет". Сашка допил чай и лёг спать, брезгливо перекинув карту проходки на верхние нары, смонтированные на неожиданный приезд большого числа людей, которые пустовали.

Глава 10

Неожиданно Скоблеву доставили три загранпаспорта. На него и ещё двух сотрудников с уже оформленной швейцарской визой. Скоблев сидел ошеломлённый тем, что он не собирался в Швейцарию и ещё больше тем, что паспорта привёз сотрудник швейцарского посла лично, и ещё больше тем, что при достоверных фотографиях имена были чужие. Такого в его практике не случалось. Ему частенько приходилось самому заказывать липовые документы для своих ребят по прежнему месту работы, но лично сам он за границу не выезжал. Скоблев сидел в своём кабинете и мучался догадками, до момента пока не появился человек с поручением от Тима.

– Здравствуйте, Анатолий Давыдович!– произнёс вошедший неизвестный.– Можете называть меня Бак или полным именем – Степан Юрьевич Колотов, как вам будет угодно. Я к вам забежал для консультации.

– Мне сообщили, что вы от Тима,– пожимая руку, ответил Скоблев.– Здравствуйте!

– Собственно я не от него, но через него. Я по поручению Ивана,– уточнил Бак.– Вы знакомы заочно, но теперь наши просят вас в гости для знакомства.

– Ясненько. Когда надо ехать?

– Завтра, насколько я в курсе, из Шереметьево-2 вылетает Юшков.

– Да, именно,– подтвердил Скоблев.

– На этот же рейс билеты и у вас,– Бак подал конверт.

– Ох, нежелательно было мне с ним видеться,– признался Скоблев.– Он не в курсе, что его поездка моя инициатива.

– Не волнуйтесь, Анатолий Давыдович, вы с ним не встретитесь. У него первый класс, это "Боинг-747", а у вас – плацкарта, как поётся: "не первый класс, зато с бельём".

– Нас не вдавят на кордоне? Меня ведь многие тамошние знают в лицо. Не случилось бы накладки.

– Паспорта у вас дипломатические. Это значит, что службы: таможня и пограничники, пропустят вас тихо, чтобы не произошло. Главная задача – быстро преодолеть путь от входа в аэропорт до самолёта. Займёт это действие не больше семи минут. Вы имеете с собой кейс, а ваши ребята чемоданы. Я их привёз. В них всё необходимое, так что брать ничего своего вам не надо. Кейс вот, – Бак поставил на стол чемоданчик.– Он пустой. В него положите то, что посчитаете необходимым взять для себя. Посадка элементарно проста. Вы крупный дипломатический работник, направляетесь в Швейцарию к себе домой, соответственно себя и держите. Вас сопровождают два сотрудника. На всякий случай даю вам кредитную карточку и удостоверение сотрудника ООН в Женеве. Если произойдут какие-то неприятности, наш человек передаст вам в транзитной зоне новые паспорта. Транзитную зону вы не должны покидать ни при каких обстоятельствах до моего там появления.

– Про это соображаем, имели с ней дело.

– В Женеве вас встретит у трапа машина ООН и провезёт через таможенный и пограничный посты в аэропорту.

– И с этим я знаком, правда, теоретически.

– Лиха беда начало. Ещё есть личная просьба: на всём протяжении маршрута ни с кем не общайтесь. Займите своё место и делайте вид, что спите. Это я к тому, что могут быть неожиданности совсем не нужные. Могут попасть знакомые по работе в Верховном Совете, они теперь все мотаются, куда не лень. Вы себя не признавайте. Делайте круглые глаза и отвечайте что-то вроде: "Вы ошиблись". Лучше всего режьте на немецком.

– Вот этого момента я жду давно,– сознался Скоблев, которому действительно хотелось попрактиковать свой немецкий.

– Вот и прекрасно. Можете вообще говорить только по-немецки, так как резервные паспорта будут с немецким гражданством. Как у вас по части грима?

– Мне не приходилось с этим сталкиваться.

– Что ж. Этому я вас обучу в момент,– Бак достал из внутреннего кармана куртки футляр, и раскрыв его, поставил перед Скоблевым.– Это ваши усы. Постарайтесь их приклеить.

– Зеркало надо,– сказал Скоблев.

– Нет. Без зеркала. Наощупь,– остановил его Бак.

Давыдович провозился минуты две, но приклеил точно так, как было на фотографии в его дипломатическом паспорте.

– Как?– спросил он Бака.

– Качественно, но очень долго,– резюмировал Бак.

– Могу на себя взглянуть?

– Да.

– Мама родная!– охнул Скоблев, увидев себя в зеркале.– Ну, точь в точь, как у Руцкого,– он захохотал, возвращаясь на своё место.– А-ля господин Руцкой.

– Вам не нравится или неудобно?– поинтересовался Бак.

– По-моему они мне идут. Или нет?

– Вполне.

– Я раньше считал, что мне усы противопоказаны, а сейчас гляжу, ничего. Даже придают некий шарм.

– Немного,– качнув головой, подтвердил Бак.

– Потом запущу свои, по возвращению,– заверил Скоблев.– Может мне их не снимать?

– Нет, Анатолий Давыдович, сейчас надо без них. Вы помотаетесь завтра по Москве, чем чёрт не шутит, а я вас подберу машиной в условленном месте. По пути в аэропорт пересядете в другую, где и приклеите усы. Дома тренируйтесь.

– Займусь обязательно,– заверил Скоблев, смочив специальной жидкостью ватку, стал протирать усы, чтобы отклеились.– Скоро в агента 007 превращусь.

– Науку эту надо знать. Ульянов-Ленин был прекрасный актёр, ему бы в труппе императорского театра играть или на худой конец пьески пописывать с его знанием народа российского, а он в революцию. Вы "Капитал" Маркса осилили?

– Кое-как,– ответил Скоблев.– Мудистика, однако.

– А теперь в русском изложении прочтите. Это совет, для того, чтобы вы смогли увидеть разницу подходов немцев и русских на одну и ту же проблему.

– Уже приступил,– Скоблев сложил усы в футляр.– В глазах рябит и в голове мутится от оборотов речи. Как это можно понять, не представляю?

– Так, мне пора. Где вы ко мне подсядете, условились. Постарайтесь прибыть без хвостов.

– Вопрос?

– Давайте.

– Вы можете не успеть ко времени?

– Это исключено.

– Московские улицы и московские водители это ведь специфика.

– У меня в этом хвост трубой.

– Тогда вопросов больше нет.

– Бывайте.

– До свидания.

"Вот и увижу, кто там у них варит,– размышлял Скоблев после ухода Бака и вертя в руках футляр с усами.– Ага! Если дадут. Скорее всего, поселят где-то в тихом местечке и станут посещать по одному. Могут и шлёпнуть. Да ну, тебя. Придёт же в голову,– Скоблев сунул футляр в шухляду стола.– Ладно, где там эти чемоданы, надо пойти посмотреть и пошарить, чтобы не сунули в них какой-нибудь гадости. Доверяй, но проверяй".

Скоблев встал и двинулся в соседний кабинет, где были оставлены Баком среднего размера чёрные чемоданы из пластика.

Глава 11

Уже неделю торчал Сашка в шахте. Ныла спина и болели локти от постоянного соприкосновения с шероховатой поверхностью в узком проходе-норе. Пальцы и кисти рук были перебинтованы из-за многочисленных порезов об острые куски породы. Работать в таком узком пространстве было мучительно. Отгружать выбитую взрывом породу приходилось пускаясь на цирковые приёмы и трюки, делалось это руками, а потом зубилом и кувалдой сбивать выступы, выравнивая пол. Проходку вели бешеным темпом: взрыв, отгрузка, шлифовка зубилом, сверление отверстий под заряд и снова взрыв. Это составляло рабочую смену в лазе, а двое других, остававшихся в зале обеспечивали всем необходимым проходчика. В одну из пересменок, а Сашка ходил в своей смене в лаз последним, зачищая огрехи стариков, как более сильный и здоровый, когда Сашка вылез из дыры его встретил Проня, которому было на смену.

– Сань!– Проня подал руку, помогая Сашке встать.– Там тебя с кордона вызывают. Минут уж сорок, как на связь выходил Жух.

– Что?– устало, выдохнул Сашка.

– Хрен его поймёт. Говорит, некие знакомые вышли на лыжную прогулку и теперь спускаются с перевала. Одного он опознал в лицо.

– Кого?

– Потапова.

– Далеко?

– Не интересовался я, Сань. Он ещё будет звонить,– в этот момент в проходе бухнуло.

– Принимайте смену,– заработал насос откачки из дыры пыли и дыма.– Вперёд и с песней,– Сашка хлопнул Проню по плечу и направился к выходу.

"Чего прётся,– думал Сашка, топая по тропе и вглядываясь в звёздное небо.– К утру закрутит метель, которая через сутки не прекратится. Как с ними вести дела? Сплошная самодеятельность. Вон, Скоблев, обустроился и работает, гребёт как экскаватор самое драгоценное – информацию. А эти ходят-бродят, места найти не могут. То им не так, это им не так. Кидаются в крайности, что желают – не говорят, только мычат, как телки. И вроде мужики не глупые, с головой, а всё равно не выходит пока ни хрена". Он набрал номер Жуха.

– Здоров.

– Здоров, Сань. Вылез?

– Что там?

– Идут. Сейчас кряж огибают на спуске. Телек включи я тебе картинку подам.

– Она мне до одного места. Куда они курс держат?

– Идут по маршруту кабеля, но километрах в пяти от него. Вышли четыре дня назад из Аяна.

– Где сейчас?

– Прямо под ними исток ключа Джалинда.

– За день они сколько преодолевают?

– Вчера двадцать пять. Сегодня сорок уже.

– Метель у тебя ещё не началась?

– Нет, только порывы усилились. Низкая облачность. Часов через пять стеганёт.

– Они на лыжах?

– Да.

– Ты сам?

– Сам и рядом никого нет.

– Бери их на трос в цепочку и тащи по Джалинде до зимовья. Вызови туда ещё кого-то, а когда метель разыграется, привезёшь, но не сразу, попетляешь часов десять.

– Всех привозить или одного Потапова?

– Всех. Мне руки рабочие нужны, мы тут свои совсем стёрли. Пусть в норе нашей посидят, может ума добавится.

– Проверить их?

– Прозвонишь их на зимовье, но не скрывая.

– Понял,– Жух выключился.

Сашка направился в баню, не заходя в домик. На полке в раздевалке сидел, сгрузив кости в кучу Ваносику. Его руки свисали до пола. В мойке плескался Патон, насвистывая мелодию из фильма "Мистер Х". На появление Сашки японец не прореагировал. Поняв, что он спит, Сашка заорал на японском так, как это делают младшие офицеры в войсках самообороны при обучении новобранцев, а Ваносику такую службу проходил.

– Не спать ё… Держать шаг ё…

Ваносику вскочил и поставил руки, сжав кулаки, к груди, приготовившись к бегу. Патон высунулся из мойки и в свою очередь заорал на Сашку, мигом врубившись в суть происходящего, хоть по-японски не понимал.

– Шайтан! Как ты только на свет появился? Не человек – дьявол. Чего ты к нему пристал? Он сегодня шесть раз в горку мотался. И не стыдно тебе? Ох, Сашка, испортила тебя Европа. Я тебя прибью, ей-богу, если ты от него не отвяжешься. Ему, может быть, жить осталось три дня, а ты подначиваешь,– добродетель Патона не имела границ, он вставал на защиту любого, кто был с ним рядом, и если видел несправедливость в отношении его. Ваносику стоял ошарашенный, хлопая глазами и не понимая ситуации.

– Сядь. Отдыхай,– сказал ему Патон по-английски. Тот рухнул на лавку.

– Ты, Патон, не прав,– раздеваясь, ответил Сашка, автоматически переходя на английский.– Он в самураи хочет записаться, стать посвящённым, для чего и истязает плоть свою, чтобы душа стала звонкой подобно звуку стали с клинка, а я ему в этом помогаю, чем могу, конечно,– Сашка был в настроении.

– Огреть бы тебя, Сань, колосником чугунным из топки. Помогает он?– Патон вышел из мойки и плюхнулся на противоположную лавку.– Это не помощь с твоей стороны, а исключительное издевательство.

– Изощрённое,– поправил Сашка.

– Во-во, изощрённое. У человека, так сказать, тяга проснулась, а ты её рубишь на корню.

– Так он сам напросился, я его не тянул,– стал оправдываться Сашка.– Наоборот, отговаривал даже,– он стал разматывать с рук кровавые и грязные бинты. Это были не руки, а сплошная рана.

– Что с тебя взять?– посмотрев на Сашкины руки, сказал Патон.– Даже сам себя не хочешь пожалеть.

– Ты его много пожалел,– огрызнулся Сашка, рывком отрывая прилипший к ране бинт.– В парную стащил бедолагу, попарил. Да ему, при его хлипком здоровье, это хуже, чем шесть раз в горку за смену сбегать. У него сердце не выдержит.

– Я, чай, тоже не тупица,– улыбаясь, ответил Патон.– Кое-чему толк знаю. Я его седьмой день сюда вожу и постепенно обучаю премудростям. Надо ему немного мышцами обрасти, для чего заставляю его жрать по рациону всё, кроме риса. Витамины прописал. Ты меня, Сань, за убогого не держи.

– Язву ты ему обеспечишь, это факт,– Сашка направился в мойку и оттуда крикнул:– Он же в прошлой жизни кроме риса ничего не ел.

– Почему в прошлой?– переспросил Патон, не поняв.

– А что, ещё жив?– высунувшись, осведомился Сашка.

– Ну, шельма!– крякнул Патон и яростно захлопнул дверь мойки, но Сашка уже убрал голову.

Ваносику сидел отрешённо и диалог между Сашкой и Патоном шёл явно мимо его сознания. Патон стал его вытирать и одевать. Сашка, выйдя из мойки за мылом и, увидев эту сцену, добавил:

– Надо скорее его ввести в почётный первый дан, а то можем не успеть,– но под грозным взглядом Патона метнулся обратно, предусмотрительно закрыв за собой дверь.