Текст книги "Клан – моё государство 3."

Автор книги: Алексей Китлинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 48 страниц)

Глава 7

Ранним утром Сашка со всеми попрощался и отъехал.

Он включил связь только поднявшись на перевал, и она тот же час дала о себе знать призывным сигналом зуммера. Он остановился и заглушил снегоход.

– Слушаю вас, Ефимович,– сказал он Гунько без обычного приветствия.

– Здравствуйте, Александр. Мы вас искали.

– Что у вас стряслось?

– Все наши попали в отставку.

– Приятного мало, но и худого в том ничего нет.

– Мы провели совещание по поводу каналов связи. Решали: выключить или оставить.

– Что постановили?

– Оставить.

– А вырубить очень хотелось?

– Евстефеев сильно настаивал.

– Мудрое приняли решение,– похвалил Сашка, шутя.– Я бы на вашем месте выключил.

– Серьёзно?

– Вполне.

– А цель?

– Ефимович, я же сказал: "на вашем месте я".

– Значит, считаете, что у нас кишка тонка, со своими бывшими коллегами тягаться? Так?

– А вы, Юрий Ефимович, молодцом. Ловите мысль, как и подобает разведчику – влёт.

– Это профессиональная привычка.

– Евстефеев, говорите, сильно хотел?

– Подробно он не сообщал о своих планах.

– А вы не стесняйтесь и спросите его об этом. Такие игры надо играть обязательно. Вы часом в преферанс не режетесь?

– По молодости было, но лет пятнадцать в руки не брал.

– Играли на деньги?

– Ну, а как же! По пять копеек за вист.

– Не густо.

– Так ведь и зарплата была какая? Редко. Василий Павлович был непобедим. Он, кстати, не только в карты, он страстный поклонник бильярда. Игрок непревзойденный. У нас шары официально не жаловали, но столы стояли по всем управлениям. Так вот он от стола на совещание, и из зала заседаний к столу. Уж больно много желающих было его обставить.

– Ставки большие делали?

– Я не интересовался. Кий в руках не держал.

– Тогда считайте, по терминологии преферансной, хитренький мизер с парой пробоев, но не ловленный. Когда всё подготовите, дадите Тиму обсосать и, если он даст добро, тогда с Богом. Мы сядем в такой партии на прикуп и вас подстрахуем, вам одним такой тягарь не вытащить, обглодают с ваших костей всё мясо. Чтобы они на семьи не даванули, мы и подключим своих.

– Я думал, что вы за отключение.

– Юрий Ефимович! Интереснее такой игры в мире нет. И не участвовать в ней можно только по одной причине. Знаете какой?

– При поносе,– ответил Гунько.

– Вот видите. В таких делах надо участвовать обязательно. Это жизненная необходимость.

– Меня вы уже убедили. Я своих оповещу, и мы приступим немедленно к составлению плана.

– Вам месяца хватит?

– Мы до первого декабря успеем.

– Тогда шестого отключим. Приурочим к дате рождения Леонида Ильича Брежнева. Они ведь его дети, не так ли?

– Согласен,– ответил Гунько.– Ложимся?

– Ложусь,– дал своё слово Сашка.– Всё, Ефимович, со связи схожу. Мне ехать надо.

– До свидания!– Гунько выключил радиотелефон первым.

Глава 8

Сразу после разговора с Александром Гунько позвонил Евстефееву домой.

– Как отдыхается, Василий?– спросил он.

– Ты, Юр, ещё более хитрая бестия, чем я. Прибыть?

– Если не занят и не в тягость,– предложил ненавязчиво Гунько.

– Может завтра?– Евстефееву страсть как не хотелось тащиться по пустякам, но и выспрашивать о цели приглашения он не стал.

– Слушай, Василий,– решил приоткрыть тайну Гунько.– Ты, почему был за отключение? Обида или ещё что?

– Какое это теперь может иметь значение?

– Ты не юли. Что в тебе больше шептало? Обида?– настаивал Гунько.

– Допустим. Что в том проку. Из-за этого ты меня от отдыха отрываешь?

– Да. Я дозвонился, куда следует и нам рекомендательно посоветовали в кое-что поиграть. Дают необходимую поддержку. Как?

– Я тебя понял,– ответил ему Евстефеев, чтобы не вытаскивать из Гунько остальные подробности.– Приеду часа через три. Если задержусь, не волнуйся.

– Машину пришлю,– пообещал Гунько.

– Не надо,– отказался Евстефеев.– Сам доберусь. Не мальчик. У меня бесплатный проезд до конца года.

– Как знаешь. А то смотри, намнут бока,– предостерёг с намёком Гунько.

– Сойдёт вместо зарядки, жди,– и Евстефеев выключил радиотелефон. Он сидел в своём домашнем кабинете и читал по экрану компьютера, который самым наглым образом стыбзил с работы, предварительно списав, очередной блок из хитроумной программы составленной ему Тимофеем. Программа ему нравилась, хорошо и быстро усваивалась, что будило в нём жгучий интерес скорее её закончить и приступить к следующей, более сложной. Главный для него волнующий момент был между блоками, где надо было ответить на многочисленные вопросы тестовки. Сейчас он чувствовал, что получит разрешение на изучение следующего блока с первого захода, чего раньше не случалось. На дачу ответов было необходимо часа два. Звонок Гунько несколько выбил его из колеи, но он собрался и вошёл в нужный ритм, стараясь не отвлекаться от темы обучения, раздумьями по поводу предложенной Гунько игры. В конце вопросов тестирования у него ломило шею и казалось, что пальцы перестали слушаться, в глазах рябило от бегущих строк и цветных символов. Он набрал ответ на последний вопрос, бессильно откинулся на спинку кресла, но когда на экране высветилась строка: "Вы сдали цикл с четырьмя ошибками, которые… Допуск в следующий раздел разрешён", он подскочил с восторженным криком: "Ура! Победа!", чем привлёк из соседней комнаты жену.

– Ты что, Вася?– спросила она укоризненно.

– Мать, это я от радости,– успокоил он её.

– Чего радоваться?– не поняла супруга.– С работы уволили, пенсия маленькая. Как дальше жить будем?

– Мать, всё будет нормально, ты не волнуйся. Работу отыщем. Вон, хоть сторожем,– он ткнул в окно, на строящийся на противоположной стороне улицы коммерческий банк.

– Глупый ты у меня, Васёк,– ласково ответила жена.– Кто генерала в сторожа возьмёт? Ты, поди и стрелять-то не умеешь, а их раза уж три поджигали. Это не коммерсанты, а самые настоящие бандиты,– сказав это, она вышла из кабинета.

"Всё-таки я молодец,– похвалил себя Евстефеев и посмотрел на часы. От его трёх часов осталось сорок минут.– Уже не успеваю. Ну, и чёрт с ним,– решил он.– Подождёт. Тем более там не очень-то и разгонишься, при отключении, хоть варианты возможны хорошие",– он стал собираться.

– Всё мать,– сказал он жене, колдовавшей на кухне.– Пошёл искать работу. Добывать пропитание.

– Сидел бы уж. Я ведь пошутила,– ответила она.

– И я пошутил. Пойду пройдусь, обозрю гражданскую жизнь,– и выскочил из квартиры.

Добираться пришлось с тремя остановками, однако, народа на удивление было не очень много. В кабинете Панфилова его ждал хозяин и Гунько.

– Опаздываешь,– сказал ему Гунько.

– Приветствую!– вместо ответа бросил Евстефеев, поздоровавшись с обоими рукопожатием, и плюхнулся в кресло. Было видно, что настроение у него приподнятое.– Докладывайте, что стряслось? Почему отрываете от заслуженного отдыха?

– Что это ты такой весёлый? С утра, что ль, принял?– поинтересовался Панфилов.– Или ты уже горишь тем, что решили отключить эти злосчастные каналы?

– Нет. Я по другому поводу. Анекдот в троллейбусе мужик рассказал, я думал, кишки потеряю. Хотите?– предложил Евстефеев.

– Давай,– согласился Панфилов.– Но потом серьёзно о делах.

– Значится так,– начал рассказывать Евстефеев.– С периферии в столицу приезжает человек в гости к родне и за провиантом. Берёт на вокзале такси. Едут. Приезжий у таксиста выпытывает о новостях, ценах. Таксист: "Всё по-старому. Цены растут. Указом президента создан институт Гомосексуальных проблем. Директором назначен Егор Гайдар". Приезжий: "Так ведь Гайдар экономист?" Таксист: "Какая разница! Всё равно всё через задницу".

Панфилов и Гунько стали безудержно хохотать. Смеялись долго и до слёз, но, постепенно, успокоившись Панфилов сказал Евстефееву:

– Юрий разговаривал с Александром, и тот высказался за отключение каналов с целью игры в кошки-мышки.

– Ты же хотел именно этого,– продолжил Гунько, глядя на Евстефеева всё ещё улыбаясь.– Может быть ты ему сам звонил?

– Ефимович! Мы договорились друг друга ниже пояса не бить. Да, была у меня мысль эта. Но я ему не звонил. По совести скажу, что чуть-чуть опасаюсь это делать, где-то внутри мне что-то говорит – не надо,– Евстефеев показал пальцем на сердце.– Так что я тут совсем ни причём.

– Ну, хорошо. Только не дуйся,– стал оправдывать свой вопрос Гунько.– Беру назад.

– Так-то лучше,– Евстефеев достал сигареты.– И что он такого вам поведал, после чего вы решились поменять прежнее принятое?

– Ничего он не поведал,– Гунько насупился.

– Теперь ты дуться будешь?– Евстефеев прикурил.

– Не собираюсь. Он мне только одно сказал: "Если бы "я" был на вашем месте, то обязательно сыграл бы с ними партейку в преферанс и постарался бы их надуть в ловленном мизере".

– Ого!– встрепенулся Евстефеев.– Он что, игрок?

– Как выяснилось, да,– кивнул Панфилов.– Я, пока мы тебя ждали, связался с одним старым знакомым в Лондоне, так он говорит, что Бредфорд игрок мировой. Ставки делает огромные, но ещё не проиграл ни одной партии. Высший пилотаж.

– Так он будет вести партию или мы?– Евстефеев верный старым принципам, не хотел в этой игре "чужих".

– Мы. Только мы. Он предложил нам помощь, и я так считаю, действительно нами самими невыполнимую, но услуга в игре этой будет за кадром. Он даёт гарантию безопасности нашим семьям, а это существенно,– Гунько посмотрел на Панфилова.– Или ты считаешь, что мы сами вытянем этот узел?

– Не могу этого знать,– честно признал Панфилов.– Может это и будет необходимо, а может и нет. Как ты, Василий, думаешь? Надавят на нас через угрозу семьям?

– Ещё как!– ответил Евстефеев.– Не сразу, но когда поймут, что мы доминируем, сделают. Не сами, поручат соответствующему подразделению КГБ, теперь МБ. Те, спрашивать не станут, кто и что, а просто выполнят порученную работу. Вопрос тут в другом. Единожды в это вступив, мы подписываемся до самой смерти. Бить станут ниже ватерлинии. Постараются закрыть официальными каналами, а не смогут, тогда неофициально. Осуществление давления на нас через наших близких – метод превосходный в такой пульке. Как правило беспроигрышный.

– Тебе приходилось так поступать прежде?– Панфилов испытывающе смотрел Евстефееву прямо в глаза.

– Сергей! При упоминании моего имени все молча расходились и приходили раскаявшиеся. До таких методов не доходило. Однако, мы их отрабатывали на всякий случай. А в стране всем этим механизмом ведали соответствующие отделы КГБ. Это их вотчина. Их это профиль. Они и обладают реальным опытом проведения таких мероприятий. Ельцин их хоть и упразднил официально, но они продолжают здравствовать. Мы с ними не потянем, не в силах. Это же армада. Там десятки тысяч человек только в одной Москве, а сколько по стране боюсь даже гадать. Это пятая колонна, пятая власть, если хотите. Мне не понятно, как Александр с ними собирается тягаться. Людей у него, как и у нас – не густо, даже при их сноровке эту банду не осадить, и уже вообще маловероятно удержать в рамках приличной игры. Не знаю. Мне думается, что надо играть до определённого предела, слишком это рискованно,– Евстефеев загасил сигарету в пепельнице.

– А сделать это в рамках нашей бывшей конторы мы тоже не сумеем,– Гунько вдруг представил всю эту мощь власти рухнувшей на них и ему стало не по себе.

– Вряд ли,– Панфилов почесал подбородок.– Василий правильно говорит: не удержать. Нашу контору в принципе прикрыли и от неё остались только рожки да ножки. Всё перешло к внешней разведке, что касалось деятельности вне страны. Внутренняя отписана в МБ, частью даже в МВД. Боевая оперативная всплыла в милиции в виде отрядов особого назначения. Похоже, что нам придётся иметь дело со всем этим скопищем.

– Ну, положим, многие из наших бывших не станут против нас что-то предпринимать, не глупые ведь,– стал размышлять вслух Гунько.– И в КГБ многие знают кто мы такие. Поостерегутся, я думаю.

– Не тешь себя надеждами,– прервал его Евстефеев.– Там теперь нет ни одного знакомого лица. Это первое. Второе в том, что им надо пред новой властью выслужиться, выстелиться, и они ради этого пойдут на всё, а кроме прочего, удар по семьям выполнят молоденькие сотрудники низшего звена, которым вообще всё до лампочки. Могут сделать заказ и в уголовной среде, а с этими нам совсем не приходилось иметь дел. Где, кстати, Потапов? Он, почему не явился?

– Он куда-то уехал. Жена сказала, что он не сообщил. Верен старой привычке исчезать в неизвестном направлении,– ответил Гунько.– Умеет плюнуть на всё и отгулять отпуск до конца. Они вдвоём с Апонко отчалили. Туристы.

– Как их жёны к этому относятся?– спросил Панфилов.– Это же мука, а не жизнь, не знать где мужик.

– Нормально относятся,– сказал, пожав плечами, Евстефеев.– Дело привычки. Они на полгода и более исчезают, а бабы хоть бы что. Молча ждут: либо гробы, либо их живых. Ждут, стиснув зубы. А в отпуск ездят, как правило, раздельно. Они без жён, жёны сами, меж собой договорившись. Удивляться не чему. Такая у нас была система.

– Ладно, не отвлекайся,– прервал его Гунько.– Приедут. До их участия далека дорога. Мы должны всё подготовить, детально проработать, а уже потом станем решать: вступать в игру или нет.

– Я лично готов,– сказал Евстефеев.– Завтра с утра приступлю, но надо бы кабинетик.

– Я тоже за,– Панфилов хлопнул ладонями по столу.– А кабинет тебе, Василий, имеется,– он открыл сейф и достал ключи.– За номером девять,– и протянул связку с ключами Евстефееву.– Сейчас сходи, осмотрись, что будет необходимо дополнительно, сразу запиши. К утру со склада доставят.

– Ну, а мне сам Господь велел за,– Гунько встал с кресла и потянулся.

– Выделиться хочешь?– Евстефеев ткнул его в живот пальцем, тот от неожиданности согнулся.

– Ну и ухарь ты, Василий,– выпрямляясь, ответил Гунько.– Это ниже пояса.

– Вот так примерно и будет. Там ударят, где меньше всего ждать будем,– оправдал свой поступок Евстефеев.– На другое и не надейся. Иного не случиться. Сколько там в картотеке Александра перечислено способов убить? Несколько тысяч, кажется. Потолок наших бывших коллег меньший, но тоже не малый. Пойду, гляну и домой, кумекать,– он пожал руки Панфилову и Гунько и вышел из кабинета.

– Я тоже потопал,– сказал Гунько.– Мне надо в Международный торговый центр на деловую встречу,– уточнил он.– С интересным финном. Давай, Сергей,– он протянул руку.

Панфилов хлопнул по ней и, весело улыбнувшись, сказал:

– Катись, агент торговый.

– Торговый разведчик,– поправил его Гунько,– а не агент.

– Какая хрен разница.

– Разница, Сергей, в том, что агент продаёт, а я ищу. Моё дело искать даёт больше дохода, чем продажа.

– Иди, иди. Не втирай мне ерунды,– Панфилов развернулся лицом к дисплею компьютера,– а я поучусь.

Глава 9

На свою германиевую шахту Сашка приехал к обеду. На выходе из домика его встретил Патон.

– Здоров был, Санька!– крикнул он так громко, что покатилось эхо.

– Здоров. Что орёшь? Всех медведей разбудишь,– обнимаясь, ответил Сашка.

– Они ещё не спят. Здесь теплее, чем в наших родных краях, они кемарить только зачали.

– Сказки мне рассказывать будешь ещё,– засмеялся Сашка, стукнув Патона в грудь кулаком.– Как вы тут?

– Сапоги не жмут,– парировал Патон.– Рукавицы тоже.

– Ясно, раз жизнь прекрасна,– пошутил и Сашка.– А если серьёзно?

– Моё дело, Сань, плёвое. Я мотогон – грузи, кати. Матвеич тут с япошкой не сошёлся. Спорят каждый день. Все старики на стороне Матвеевича, а Кокша, Проня, Дормидонт те за японца. Такие баталии, что спасу нет. Хоть бери их всех скопом и в прорубь голыми задницами посади, чтобы малость остыли. Ты мне команду дай, я это мигом организую.

– Японца как величать?– спросил Сашка.

– Мика Ваносику.

– Писика Засирику,– передразнил его Сашка.

– Дылда ты, Сань, неотёсанная,– Патон махнул рукой и пошёл в сторону бани. Он шёл со смены.

– Обиделся, что ль?– крикнул вдогонку Сашка.

– Ещё чего,– отозвался Патон.– Жрать хочу.

Сашка вошёл в домик. Было тихо. Домиков было построено два, на восемь человек каждый. На шахте же работало десять, но время от времени заявлялись стрелки, чтобы потолковать о житье-бытье, помыться в баньке. Приходили с охранного кордона парами. Иногда заезжали и местные оленеводы-промысловики. Приезжали по нужде. Кому-то надо было оружие, кому-то боеприпасы, кому-то харчи, но чаще всего для того, чтобы узнать последние новости и сделать кое-что по механической части. На нарах лежали двое и Сашка определил, что последнее время гостей не было. Оба отдыхавших были старые добытчики. Они спали. Сашка занял свободные нары и снял с себя дорожную тяжёлую амуницию. Подкинул в печь дров, сдвинул на середину кастрюли, предварительно проверив, что в них и стал доставать из своего рюкзака вещи. В этом домике жили только добытчики, а руководство, хоть оно и работало как все – норма одна, жило в другом. Сашка поселившись в этом, решил дать понять всем, что он ближе к трудягам, с которыми имел взаимное проверенное уважение, и что не намерен слушать споры, которых не в силах был запретить. Тут Патон был прав: слушать на смене это одно, но в домике уже невыносимо.

– Ты, Санька, что ли?– привстал с нар один из мужиков.

– Я, Борисович. Ты спи, отдыхай.

– По-малому схожу и лягу,– пробурчал он и, надев опорки, выскочил наружу. Вернувшись, хлебнул из банки морс, крякнул и спросил, снова укладываясь:– Добрался нормально?

– Нормально.

– А что долго так? Мы тебя раньше неделей ждали.

– Метель утюжила по той стороне.

– Фу, её, нелёгкую,– отмахнулся Борисович.– Не помёрз?

– Не. Успел с перевала сползти вниз.

– А у нас, хоть шаром покати, как в начале октября посыпало так больше ни гу-гу. Следов не кроет. Хреново.

– Видел,– ответил Сашка.

– Может она за тобой окаянная притащится?

– Пять дней до метели.

– Дай Бог,– Борисович улёгся.– Сань, с прибытием тебя и шуруди, не бойся. Мне не помешает, а Панфутия, так его чёрт, пока он спит, уносит.

– Годится,– Сашка стал натягивать свои лёгкие, на войлочном ходу унты, шитые из тонкой выделки оленьих лапок с внутренними из беличьего меха носками-торбами. В них он бегал зимой на лыжах. Накинул куртку, натянул плотной вязки шерстяную шапочку и, сдвинув кастрюли обратно на край печи, вышел. Было два часа дня, но солнце висело низко над горизонтом, маленьким красным пятном, совсем не грело и на него можно было смотреть без боязни испортить глаза. Оно напоминало одиноко висящий уличный фонарь, и только полоска светлого горизонта говорила о том, что это солнце, хотя тени ночи лежали основательно, а на другой стороне небосклона давно властвовали звёзды. Такую картину можно увидеть только в этих северо-восточных широтах и только в горах. По основательно утоптанной тропинке он пошёл к шахте.

Тропа змеилась по горе и исчезала в зёве портала. Рядом чернела порода, которую ссыпали по откосу, которой набралось много, и она лежала непокрытая снегом. "Хоть аппарат по искусственному производству снега сюда тащи,– с сарказмом подумал Сашка.– Смех да и только. Климат, что ль, меняется. Вон дед Павел говорит, что ещё не было такого года на его памяти, что бы к этому времени полметра снега насыпало. И это здесь, где за зиму среднегодовая норма – десять метров. Так куда тащить снеговую пушку? Сюда. На Север. А не притащишь, так придётся по всей округе с метёлками бегать и мешком, чтобы укрыть эту чёрную плешь. Её ведь сучку со спутника без лупы видно. Вот с орбиты космонавты усекут, они мужики глазастые, и власть мигом прикроет мою богадельню с хорошей затеей. Хоть бери водой её побрызгай, замаскируй под ледник, но обязательно спрячь". С этими невесёлыми думами Сашка вошёл в шахту, проследовал портальным коридором и, откинув брезент, вышел в просторную залу, которая была высотой четыре метра и шириной в десять. Длина составляла около сорока. Тут были установлены дробилки, сепараторы, дизель-электростанции, и тут же располагался механический цех, включавший станочный парк и кузню.

– Привет! Homo шахтёрикус,– заорал сквозь грохот работающего оборудования Сашка мужикам, стоящим возле вагонетки и внимательно рассматривающим очередную партию вытянутой из забоя породы. Он подошёл и, взяв камень, вгляделся.

– По что обижаешь, Александр?– спросил его Матвеич Бурмыка.

– На что обиделся,– Сашка бросил кусок породы обратно в вагонетку.– На шахтёрикуса, что ль?

– Конечно. Другого что, нормального обращения нет?

– Так я сам, Матвеич, такой же шахтёрикус, что ж тут обидного. На господ мы не тянем. Товарищи все разбежались. Остались только товарищи у министров да президентов, а нам с рождения волк друг закадычный или пёс лесной. Так что братва не дуйтесь,– обратился Сашка ко всем присутствующим.– А если кому-то обидно от слов моих стало, что ж, обратно я их не возьму. Я на выходе посмотрел, теперь тут, по образцам представленным вижу: дерьмо тянете исключительное. Коль нас тут "системка" застукает, даже определить не сможет, что мы извлекали, так вы лихо замаскировались.

– Так это, Сань,– стал оправдываться Матвеич.– Как тут доставать, если единого мнения нет, в какую сторону наклонную тянуть штольню. И под каким градусом. Мы переругались совсем. Тело-то рудное петляет. Прожилки есть, много, если карьер соорудить лучшего содержания не придумать, а как тут главную жилу отыскать, как её нащупать? Она ведь сучка-дрючка не в песках, в граните.

– Сань, ты это,– Проня потянул Сашку за рукав куртки.– Глянь. Мы с Ваносику составили прогнозную карту по образцам бурильных стержней, но Матвеич вот упёрся.

Сашка молча глянул на Проню, выдернул руку и, снимая на ходу куртку, пошёл к штреку. Вообще-то это был не штрек, это была крысиная нора, диаметром меньше метра, по которой можно было перемещаться только на карачках, и по которому катали вагонетку оснащённую колёсами с резиновыми ободьями. Тянули с помощью лебёдки. В качестве вагонеток использовали двухсотлитровые бочки из-под соляра. Сашка достал из кармана два брезентовых рукава, натянул их на колени и, включив фонарик, полез в дыру.

– Сейчас вылезет, по самые коки свечку вставит,– предупредил Проня Матвеевича Бурмыку.

– Тебе,– уточнил дотошный Матвеич.– Тебе, Проня, а заодно и япошке, другу твоему закадычному. Беги, предупреди, чтобы вазелинился.

– Свою не забудь смазать,– огрызнулся под дружный смех Проня.

– В моей "шахте", Саньке делать нечего,– смеясь, подзадоривал Проню Матвеич.– А вот тебе прочистит так, что до мозгов дойдёт. Слушай, Проня, я одного не могу понять. Ты кто? Стрелок? Вот и кати вагонетку, что ты в горное дело полез, кто тебя пустил распоряжаться? Ты хоть одну жилу в своей жизни нашёл? Нет. А ещё мне тут мозги пудришь словами хитрыми. "Этого быть не может, потому что это – архей",– передразнил Проню Матвеич.– И где ты только слов этих похабных нахватался? Где им тебя учили?

– А что, не архей?– спросил Проня, багровея.

– Да нам до задницы, что это. Архей, рифей или кайнозой с протерозоем. Хоть Гришка кудесник. Тут элементарный математический расчёт и всё. Вот ты другое скажи: как Сашка на сто метров это тело увидел, а ведь он не шпурил, как твой япошка со своими колбами не мастырился. И я тебе так скажу, Проня, ему, Александру, было наплевать, в какую эру геологическую образовалось это рудное тело.

– Что ты, Матвеич, понимаешь. У Ваносику оборудование, которое в мире никому не снилось, аппаратура высшей категории, способная в мгновение определить химический состав любой породы,– взвился Проня.

– Не породы, а дерьма,– Матвеич был скептиком в отношении всех этих спектрометров и химических анализаторов.– Этим оборудованием, тобой расхваливаемым, какашки можно проверять на наличие яйце-глист, а не эры.

– Ладно,– вдруг перестал спорить Проня.– Осталось не долго ждать. Вылезет, рассудит кто из нас прав,– и пошёл в угол, где стояли дисплеи мониторов.

– Давай, давай,– крикнул ему вдогонку Матвеич.

Длина канала составляла сто шестнадцать метров и выходила прямо в рудное тело, где и был основной забой. Сашка полз по проходу, внимательно осматривая оставленные специальным карандашом записи, которые наносил Ваносику. В середине канала Сашка почувствовал толчок, который был довольно приличным по силе, достал из кармана портативный слуховой аппарат и, приложив его к стенке, стал слушать. Шипение длилось секунд сорок. «Однако, местное стучится»,– подумал он и продолжил путь.

Вскоре он достиг забоя, где находился проходчик.

– Здравствуй, Поликарп Семёнович,– приветствовал мужика Сашка.

– Здоров, Санька,– ответил тот, перехватив ртом провода и подавая освободившуюся руку для пожатия, которую Сашка крепко стиснул.– Это ты полз проходом, а я сижу и думаю: кто так вкрадчиво да с остановками подбирается к моей норе? А это ты, стало быть, осматривал.

– Да. А остальные не смотрят?

– Кто как. Проня как метеор проходит, не могу, говорит, отсутствие пространства давит. Если устроить по лазу этому соревнование на время, ему равных не будет. Даст фору любому.

– Ты взрывчатку закладываешь?– спросил, осматривая потолок, Сашка.– Что-то мне тут не нравится.

– Только готовлю связку, но в отверстия уже посадил.

– Толчок подземный ощутил?

– Да. Бывает разной силы. Такие, что без сейсмологической аппаратуры, чувствуются, бывают раза три в неделю. Где-то рядом дышит. И не так глубоко. Местное напряжение. Японец сказал, что это палеорезонансное, старое. Остаточные явления сдвига в отдалённом прошлом.

– Не фонтан,– определил Сашка после осмотра.

– Рвать?

– Сади,– ответил Сашка.– Сколько даёшь времени?

– Десять минут.

– Тогда я в предверке ещё посмотрю,– Сашка полез в отверстие выхода.

– Я приползу,– сказал Семёнович, сунув голову в отверстие.

– Понял,– донеслось из прохода.

– Годится,– Семёнович стал запаковывать отверстия раствором.– Чичас шарахнем на полметра и поглядим.

Минут через двадцать Семёнович приполз к месту, где расположился Сашка, метрах в двадцати от забоя, осматривая потолок.

– Сань, тут переждём или полезем дальше?

– А вы как поступаете?

– Кто как,– уклончиво ответил Семёнович, хотя из прохода наружу никто при взрыве не вылезал, а только отползал метров на двадцать. Сашка это понял и сказал:

– Ладно уж, сидим,– и чуть погодя добавил:– Нарушаете технику безопасности, однако.

– А ну её к чертям собачьим. Это же не подрыв, а так – хлопушка. Давешний толчок был сильнее в несколько раз. В проходе не привалит, ну если разве что блок сдвинет по трещине, той, что впереди, так там в любую минуту может это случиться и без толчка. Что ты тут углядел? Прошли мимо, что ли?

– Похоже что так,– ответил Сашка.– Надо было метрах в пятнадцати отсюда брать влево и вверх.

– Много промахнулись?

– Сантиметров по пятнадцать с каждого метра и метров на десять вверх.

– Теперь что быстрее: новую пробить или выемку сделать из забоя?– Семёнович посмотрел на секундомер.– Готовься, сейчас бахнет.

Где-то впереди в забое раздался сухой треск взрыва и следом шум падающей породы. Мгновение спустя стало слышно шипение и по проходу потянуло свежим воздухом. Это из забоя вентиляционным каналом откачивали пыль и гарь.

– Слава Богу, что вообще на тело вышли,– Сашка посветил на потолок.– Вон, смотри, где раздел пошёл.

– Отчернение вот это,– Семёнович провёл черту своим заскорузлым пальцем по граниту.

– По этой кромке и надо было двигаться.

– Так оно могло в любую сторону вывести.

– Могло, но лучше бы по нему шли, а так выходит, что добрались до щупальца. Долго оно отсасывает?

– Уже можно ползти,– Семёнович, кряхтя и с упором развернулся в узком проходе, полез в сторону забоя.

Осмотрев свежий скол, Сашка, причмокнув, констатировал:

– Дерьмо.

– К тому же вонючее,– добавил Семёнович.– Значит, надо бить вон куда,– он ткнул рукой вверх.– Однако, уклон будет не малый, градусов семьдесят и ведь снесёт суку обязательно. Так вывалит – сто лет будем выкапывать. Так, что ль?

– Вот ты её и спроси,– коротко ответил Сашка.– Вызывай вагонетки, отгрузим.

– Замётано,– Семёнович дал сигнал и через минуту в проёме показалась бочка. Взрыв выбил три куба и пришлось потеть часа два. Бочки-вагонетки бегали быстро, почти не оставляя времени на передышки. Отгрузив, полезли на выход и задержались в отмеченном месте, чтобы ещё раз внимательно осмотреть. Поликарп Семёнович был опытный горняк, лучшего специалиста чем он по рудному золоту в округе не было.

– Сань,– когда лезли проходом, упрашивал Семёнович,– ты только на мужиков не дави. Дело новое, сам понимаешь. Нам по такой схеме ещё не приходилось работать.

– Я разве корю?

– Да ты порой молчишь когда, хуже чем ругаешься. Так бывает, глянешь, хоть под землю сам зарывайся. Давай сползём на тормозах.

– Болтать надо было меньше и лучше смотреть.

– Так-то оно так, но теперь что толку. А по болтовне оно верно – добра не бывает. Закон не писаный. Вот ты споры и пресеки на корню. Сильно они разгорелись. Есть грех такой. Есть.

– Хорошо, Семёнович, не буду. Но штрафов всажу по мелочам много.

– Это давай, выдюжим,– согласился Семёнович, он как никто знал, что нарушений хоть пруд пруди.

– Тогда мыльтесь все,– предупредил Сашка.– Мало не будет.

– Так они уже там давно намылились, а с меня капает с момента твоего появления. Лучше всем скопом за болтовню отвечать, чем двоим за дерьмо. Я так полагаю, списал бы их?

– Безусловно,– Сашка перестал ползти.– Ну, а как иначе? Старые заслуги не в счёт. Только слово дай, что между нами сей разговор. Остальным ни гу-гу.

– Могила,– поклялся Семёнович и, как бы оправдываясь, добавил:– Это, Сань, не со зла. Не в пику так сказать. Чем лучше хотели, но заспорка эта зенки закрыла. Ух, как я этого ненавижу. Ты долго будешь или исчезнешь?

– Здесь. Сепараторы как?

– Зверюга, Сань! Где ты их сыскал? Мне о таких и слышать не доводилось. Они миллиграммы с тонны извлекают. Мы испытывали. С такими можно любую жилу тащить. При извлечении золота можно обойтись без химических реагентов, а стало быть, без цианидних хвостов. Это бомба замедленного действия, а не хвосты. Смерть – притаившаяся до поры до времени. Я тебе так скажу: мне всю эту хвостовую мощь лицезреть воочию довелось,– стал отводить Сашку от темы хитрован Семёнович, переводя разговор в иную, попавшую под руку.– Хвосты эти опасны не только тем, что лежат и ждут своего часа, а тем, что выделяют в атмосферу вредный микроэлемент, который не видно. И поверь мне, он влияет на человека и его натуру сильнее радиации и алкоголя. Он рушит внутреннюю структуру. Да ты сам посуди, в нём весь букет ядов собрался: стронций, селен, уран и прочая гадость.

– При сжигании миллионов тонн углей и мазута, в небо и землю попадает больше и что вредней, никто не выяснял. Только ты мне, Семёнович, мозги не шлифуй, а то вижу, что ты вознамерился меня обхитрить.

– И то, правда. Есть такой момент. Хочу твою злость притупить, боюсь, не сдержишься.