Текст книги "Клан – моё государство 3."

Автор книги: Алексей Китлинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 48 страниц)

– Ты, Ефимович, только не бутылись. Я перебрал факты по их системе и получилось, что на железной дороге в 1987 году именно Александр нас подсидел. Другой такой силы в мире нет. Сам ли он там был или другие, не знаю. Все сто дать, правда, не могу, но девяносто девять точно. Расквитаться за товарищей, может быть целью поездки Потапова и Апонко на Дальний Восток. В них жажда мести сильна,– Евстефеев выматерился.– Могла быть тому и обычная причина. Они ведь любители бродяжничать.

– Они поехали не сами,– сказал Гунько.– С ними поехал Снегирёв, которому Проня на хуторе Ходорки подарил два ТТ.

– Снегирёв года уж три как уволился,– уточнил Евстефеев.– Оружие сдал. Он приходил ко мне за подписью. Где он это время обитал можно выяснить.

– Я это уже сделал. Он землю пахал в родном городке. Он из Протвы родом. Там родители у него жили, там и схоронены. Дом на него записан, но самого его нет. За домом присматривает соседка, которая сказала, что приезжали двое и через день хозяин уехал. Куда ей не сказал.

– Чего они его с собой потащили? Странно!– Панфилов был удивлён.

– Что об том голову ломать,– произнёс Гунько.– Взяли да и всё.

– Не скажи,– опротестовал Евстефеев.– Два или три разница существенная в бою. Давайте подождём или вон Тимофея спросим.

– Он спать пошёл. Не надо человека будить,– дал рекомендацию Сундук.– Третьи сутки на ногах. Мы с ним идею одну обкатывали. Не к спеху ведь.

– И то верно, отложим,– согласился Панфилов.– Значит, ты, Василий, за то, чтобы с ними поделиться, если они собираются строить своё?

– Мне с Потаповым не хочется плохо расставаться. Опять же, его ведь ребята на дороге погибли. Мы вот уже год средства имеем, могли бы родителям и вдовам выделить на пенсии и пособия, а не сделали этого. Не обидно? Обидно. Может им потому своего хочется, что всем на них срать, о них никто не думает, и мы как-то забыли. Тех, кто тут осел, заработком солидным наделили, а им ни копейки,– Евстефеев был в раздумье.

– Почему ты раньше об этом не сказал?– в голосе Панфилова звучало раздражение.

– А ты недогадливый,– коротко бросил Евстефеев.

– Не цапайтесь, мужики,– охладил их Гунько.– Промах существенный. Но и они тоже, чай, не дети. Хоть я думаю, что из гордости Потапов не пришёл с таким вопросом. Сколько его знаю, он никогда ничего не просил. Такой человек. И люди там у него собрались большей частью молчуны, лишнего слова не вытянешь. Наша вина, что упустили этот вопрос.

– Дерьмовая ситуация безусловно. Мне большой минус. Ефимович, надо на будущее составить в памятку схему, чтобы такого не повторилось. Ей-богу стыдно,– признался Панфилов в сердцах.– Мордой в гавно сунули.

– На это памятки не надо,– сказал Иштым.– В их программе есть всё, что касается финансирования. Если мне не изменяет память, я мельком просматривал, на каждого ребёнка-сироту платят по тысяче долларов, жёнам по пятьсот в месяц. Кроме этого единовременное пособие в размере двадцатипяти тысяч долларов. Там всё расписано: жильё, образование детям, опека престарелых родителей и так далее. Программа эта у них числится за номером один, всё остальное потом.

– Тогда ещё больнее,– определил Панфилов.– Финансами ведь я ведаю. Программу эту я просматривал, но мимо она как-то прошла,– он полез в шкафчик, достал бутылку коньяка, стопки. Спросил:– Кто будет?– Согласно кивнули Гунько и Сундук.– Хоть бери да профсоюз организовывай,– наливая, произнёс Панфилов.

– Об этом мне в их программах не встречалось ничего,– отметил Иштым.– Видно, без него обходятся.

– Так с такой головой, как у этого Александра, конечно, обходятся. Он же всё помнит до количества атомов в молекуле воды, а меня такому не учили,– стал оправдываться Панфилов.– Да и годы уже не те. Ну, хоть бери сам себе рожу набей.

– В подвал сходи,– опрокидывая стопку в рот, язвительно сказал Гунько.– Там евстефеевские архаровцы отрабатывают схему обороны от нападения спецгрупп извне. Им нужны нападающие. Они мигом начистят.

– Ну, тебя!– отмахнулся Панфилов.– То ты, как фонтан радостный, то грустный и кислый. В тебе сколько лиц? Это и твоя промашка, не особенно улыбайся.

– Разве я в кусты лезу?– Гунько бросил в рот дольку лимона.– Моей вины может больше, чем твоей. Надо исправить немедленно. Вот пойду и сейчас займусь. Расходимся, что ль?

– Пора,– Евстефеев встал первым.– Определимся. Вы, мужики, тоже не сидите, тоже свои рекомендации подавайте,– обратился он к Сундуку и Иштыму.– Конечно, вам технарям легче и проще.

– Да уж куда нам, Господь, до твоих забот,– ответил ему, шутя, Сундук. Евстефеева за глаза называли "Господом" и он про это знал. Сейчас впервые его так поименовали вслух и прямо в глаза. Он улыбнулся и, ничего не сказав в ответ, пошёл из кабинета по своим делам.

Глава 3

Северо-восток озарился, но на юго-западе всё ещё ярко сверкали звёзды. Снегирь и Сашка давно уже передали смену, однако, задержались, чтобы помочь Яносику загрузить породу в сепараторы. Патон стал их изгонять, но не смог. Когда оборудование прогнало породу в половину цикла, Сашка, осмотрев полученный концентрат, крикнул Снегирю сквозь грохот, что пора топать, ибо интересного уже ничего не будет. И вот они стояли у входа в шахту и смотрели на окрестности.

– Мамочка родимая!– только и вымолвил Снегирь.

– Вот те и мама,– передразнил его Сашка.– Ещё какая мама. Ты в неё вглядись внимательно. Места чистейшие. Бесценные и не тронутые.

– Ого!– крякнул Снегирь, взглянув на часы.– Времечко-то, того?

– Кушать хочется?– спросил Сашка.

– Нет, я не про это. Однако, мы рядом с тем местом, где нас встретил Жух. За количество километров не поручусь, но не больше ста. Правильно?

– По прямой восемьдесят. Только тут прямых дорог нет. Расстояние измеряют временем необходимым для преодоления от пункта до пункта. А ты, я вижу, лихо определяешься.

– Так я ведь штурман. Все таблицы, поправки, звёзды знаю наизусть. Удивительного в этом ничего нет.

– А я всё размышлял: для чего они тебя с собой потащили, оказывается ты в деле ориентирования специалист. Почему в твоём личном досье про это не сказано ни словом?

– Основы давали в училище, как положено по программе, но на полевых сборах выбросили нас группой в лес, в пасмурную погоду. Один псина всё у нас перед десантированием изъял, кроме карты. Плутали мы на свежем воздухе, весной дело было, грязь сплошная, мокрые, как последние суки. Выбрались в какую-то деревеньку и оказалось, что совсем в другой стороне от необходимого объекта. Матерились все, но что толку. Мы по ситуации север с югом перепутали и вместо востока топали на запад. Когда шли, у меня даже тени сомнений не появилось. Уже на базе нам растолковал один мужик, что это хитрый лес. Зональный по климатическим условиям, там холодные ветры дуют только с юга. Вот после этого случая, я и засел за все эти талмуды, чтобы меня никто больше не наебал. Сам учил. С тех пор в такие игры со мной играть бесполезно.

– Где находимся можешь определить?– спросил Снегиря Сашка.

– Могу,– Снегирь повертел головой, что-то выставил на своих часах и промолвил:– 136,7 на, где-то между 55,9 и 56,1.

– 136,7 точно,– подтвердил Сашка.– А вот дальше…

– Широту тоже точно определю, но времени необходимо с полчаса. Однако, холодновато,– Снегирь затопал ногами.

– Минус сорок семь,– сказал Сашка.– Арктика выдавила из нашей зоны циклон. Вообще-то морозец не ахти какой, но есть. До следующего циклона будет держаться в пределах между сорока и пятьюдесятью.

– Ничего себе морозец,– бормотал Снегирь, идя за Сашкой след в след, чтобы не лезть в глубокий снег.– А циклон, когда следующий накатит?

– Через пять дней,– ответил Сашка.– Вот мы и должны за эти дни решить все наши проблемы. Уладить с твоими бывшими командирами вопросы, да и с тобой, чтобы успели убраться. Второй заход может протянуться до самой весны. Так, что ты давай, думай, остаться или нет.

– Кормёжка нормальная, свежий воздух,– Снегирь потянул воздух через ноздри, в которых сразу защипало.– Почему не остаться. Ещё бы платили и совсем другой коленкор.

– А сколько бы ты хотел иметь?– спросил Сашка.

– Хрен его знает. Но только за харчи – нет. Угрюмо это. Мне ведь домой надо будет возвращаться. Я с ними полетел, денег с собой не брал, да и не было у меня ни копейки. Всё, что оставалось, соседке оставил, она за домом присматривает.

– Хороши места на Протве?

– По части рыбы?

– Вообще.

– Кому как. Я на Протве родился и мне лучше не надо. Малую Родину не выбирают, а любовь к ней тем более.

– Так есть рыба или всю извели?

– Была когда-то, но мало осталось. Что смогли отравить – отравили, что не смогли, тоже отравили,– определил Снегирь.

– Слушай!– Сашка остановился, Снегирь наступил ему на ногу. Они замерли и, мгновение спустя, Снегирь произнёс:

– Тихо, вроде.

– Слон ты, однако. Я просто остановился. Спросить хотел, а не прислушиваться,– Сашка двинулся.– Боровской Панфутьев монастырь где-то недалеко от вас?

– А-а-а!!– протяжно ответил Снегирь.– Это под Боровском. Выше по реке. А что?

– Он есть ещё или нет?

– Стоит в развалинах, как и все культовые сооружения в нашей стране. Он менее известен, чем Введенский под Козельском.

– Оптина Пустынь?

– Ага. Из Боровска мои предки, бабки, дедки. Я к ним каждое лето приезжал. Умерли они странно как-то в течении одного года, пока я в училище учился, но родни в округе уйма. Это мои мать с отцом переселились в Протву. Батя учительствовал, ну а мама с ним. Она библиотекарем работала. В Боровском монастыре у нас был штаб. Со всех окрестных деревень сходились лупиться пацаны. Я был там три года назад, ездил проведать могилы. С кладбища шёл, завернул. Пять монахов там поселилось. Убирали завалы, мусор. А этим летом дядя Петя приезжал. Это старший брат отца. Просил, чтобы я его внука в училище помог пристроить. Бредит парень десантом, придурок,– Снегирь матюгнулся.– Так он рассказал, что стали восстанавливать всерьёз. Братия собралась приличная, да и мирские ходят помогать ежедневно. Особенно мужики в летах. У нас ведь там все мастеровые: кто столяр, кто каменщик, кто бондарь, кто кузнец. Всем миром поднимут, я думаю.

– Вокруг монастыря не сеяли?

– Не-а. Сенокос был. А сам монастырь в сплошном буреломе стоял.

– Бурьяне,– поправил его Сашка.

– Какая разница, как запустение назвать. Там были заросли крапивы огромные. Мы пытки устраивали. Разденем пленного и бросаем в них кувырком. Вылезает, орёт. Меня тоже дважды кидали. Тоже орал и пускал слезу. Лет семь мне было.

– Менее известен это как?

– Наш хоть и старше на сотню лет, но Введенский известен событиями и соседством с Козельском. Городок этот прославился своей героической обороной во времена нашествия Орды под руководством Батыя. И Введенский монастырь стоит на перекрестке дорог. Стоял когда-то. В нём останавливались знаменитые люди, чтобы поговорить со старцами о бытие. Вокруг множество скитов, в коих мудрые отшельники обитали. Говорят, что отец Сергий писан Львом Николаевичем Толстым именно оттуда. А наш тихо существовал без громогласия и суеты, почётных посетителей не имел. Так что в историческом плане – менее.

– Ясно. Что, в баню идём или жрать?

– Жрать,– сказал Снегирь.– Кишки слиплись.

– Внука-то помог определить?

– Что его определять, у него школа с золотой медалью, аэроклуб с парашютной секцией, тысяча прыжков. Я его взял в охапку да и свёз в Рязань, где его сразу и зачислили без экзаменов. Он бы и сам поступил, но привыкли у нас в народе к протекции, она в поры въелась. В училище, кстати, я с мужиками потолковал. Недобор в этом году. Нет, по количеству приняли норму, но если раньше все здоровые были, без ограничений так сказать, то нынче брали с недостатками, а это значит, что выпуск будет не полным, не все смогут добраться до последнего курса. Процентов сорок хлюпиков, которым вообще в армии не место, не то, что в десантных войсках.

– В штабах отсидятся.

– Ну, если только так. Такие раньше в политучилища валили, а теперь их все закрыли, идти некуда, Священный Синод не создаёт своих заведений, вот и полезли. Саш, а ты с парашютом прыгал?

– Нет. Не доводилось. Но подпрыгивать высоко случалось.

– Это как?

– Расскажу, если будет свободное время.

Они пролезли к домику. Окон не было видно. Их замело снегом.

– Вот присыпало, так присыпало,– удивлённо произнёс Снегирь, осматривая.

– До весны совсем скроет. Откапывать сейчас не будем. Поедим, потом перед баней лопатами помашем малость,– Сашка отбросил от входных дверей снег ногой и вошёл в дом. Потапов сидел за столом и что-то писал. Апонко лежал с открытыми глазами.– Полуночники не спят. Здоров, мужики!

– Долго вы что-то?– спросил Потапов.

– На жилу вышли,– ответил Снегирь.– Ваносику пустил свою бандуру, и мы остались посмотреть, как она фурычит. А вышли, метель кончилась, звёзды. Вот-вот солнышко выглянет.

Апонко подхватился с нар и стал натягивать унты.

– Хочу небо видеть,– снимая с гвоздя куртку, сказал он.– А то метель эта все нервы измотала,– и он выскочил наружу.

– Я тоже сбегаю,– стал одеваться и Потапов.

– Полезное с приятным совместите,– сказал ему Сашка вдогонку. Тот задержался в дверях.

– А что надо?

– Снег отбрасывайте, но влево. Только влево. Старайтесь за угол дома. Минут двадцать, максимум полчаса, а то мороз под пятьдесят давит. И воздух открытыми ртами не хватайте, дышите носом. Работайте без авральных усилий. Спокойно. Лучше меньше, но здоровым, чем много, но в гробу.

– Понято,– ответил Потапов, исчезая.

– Чичас надорвутся,– произнёс Снегирь.

– Пока мы едим пройдёт полчаса,– Сашка стал накладывать в тарелку.– Чего ты расселся? Иди.

– Да вот дума пришла. Саш, сколько Жуху лет?

– Двадцать два в этом году исполнилось.

– Всего!

– А ты думал?

– Ничего не думал. Пива хочу.

– А бабу?

– Тоже хочу, но терпимо. Не столько трахаться, сколько просто, чтобы рядом лежала и щупать, гладить.

– Озорник!– отозвался с нар Панфутий.– Однако.

Стали хохотать.

– Дед Панфутий,– обратился к нему Снегирь.– Ты свою молодость вспомни. Небось сам озорничал?

– Ящо как!– сползая с нар и кряхтя, ответил Панфутий.– Юность оно знамо нетерпелива в порывах своих. Пока свою красавицу не встретил, царство ей небесное, ох, грешен был по этой части. Страсть.

– А женился, не гулял?– спросил Снегирь.

– Нет. Она у меня колдунья была. Зелья мне подсыпала и с той поры отворотило меня от баб. Совсем.

– Брехун!– сказал Сашка.– Ты его, Андрей, не слушай. Я его по детству помню. Шальной он был и при Клавдии Петровне, как кот мартовский. Набедокурит и сразу в тайгу с глаз её долой. Крутая она была на сей счёт и на руку хватка. Стреляла даже в козла, но промахнулась. Только и это не помогло. А вот красоты была и впрямь неописуемой. По ней мужики пачками сохли, в тайне её любили, но она, в отличии от этого плешивого мерина, рогов не наставляла ему. Вот ты скажи, Панфутий, за что она тебя любила?

– Ты, Сань, обидеть меня не смогёшь,– подсаживаясь к столу, сказал Панфутий.– У меня нос по ветру. Секёшь о чём речь?

– Вот Снегирь, что значит природный нюх. Я думаю, чего он не спит, ворочается, постанывает, может женку во сне видит, а он, сукин сын, хочет сто грамм за жилу.

– Дак это. Не я хочу. Закон требует. Коль дошли, ставь не жмись. А нет, то спать лягу. Может и точно ко мне моя царевна во сне придёт.

– Что ж,– Сашка встал и исчез в каптерке. Принёс бутылку коньяка, поставил перед Панфутием на стол.– Получи. Но на вопрос сначала ответь.

– Я один не буду,– откупоривая бутылку, сказал Панфутий.– Компания нужна.

– Мы после бани примем,– заверил его Сашка.

– Тогда я с вашего согласия причащусь,– и Панфутий плеснул себе в кружку грамм сто.

– Я те причащусь, в качель душу мать,– крикнул с нар Борисович.– Меня погодь.

Панфутий налил столько же ещё в одну кружку и стал говорить:

– То Санька верно сказал – пёс я, за что сам себя костерю. И красива была Клавдия несказанно. Как прикоснёшься – весь дрожью изойдёшь, коль не оттолкнёт, насмерть. За что меня любила, не ведаю. Это вопрос к ней. Так нас жисть свела. Ну, что ты там возишься, иди скоро, иль поднести,– обернулся Панфутий в сторону нар.

– Да иду уже,– ответил Борисович.

– Вот леший. Надо это в момент делать, успел бы потом порты надеть. Кого тут стыдиться, свои все. Это Александр ставит вне плана за наш доблестный горбатый труд. Коньяк. Беги, а то щас с горла садану, слюнями потом изойдешь весь.

– Погодь, погодь,– Борисович подбежал к столу в одном шерстяном носке, вторая нога была боса.– Козёл ты, Панфутий и только,– он поднял свою кружку, и они, чокнувшись, выпили.

– А ты поспевай вовремя. На халяву, чай, дают. И не моргай слезой, а то больше тебе не налью. В тайге живёшь, а пить не научился. Пускаш слезу, как малолетка.

– Да ладно те, умеха,– Борисович извлёк из кармана второй носок, натянул, присев на лавку.– Ещё посмотреть надо кто из нас сосунок.

– Хорошо, вижу, проснулся,– отреагировал Панфутий и плеснул снова в обе кружки.– И вот что странно, из трёх дочерей, только одна от матери красоту унаследовала. Лицом и статью, как две капли воды, а другие две корявые вышли. Только Любаша в мать. Почему так, Сань?

– Я со свечкой не стоял, откуда мне знать. Лет-то ей теперь сколько?– спросил Сашка, вставая из-за стола.

– Ну, сколько,– Панфутий стал что-то считать на пальцах.– Думаю, где-то двадцать два или три.

– У него,– пояснил Сашка Снегирю,– восемнадцать детей, из которых три девки. На будущий год ей в августе двадцать стукнет. Последняя она, Люба, у них в семье. Клавдии Петровне уж сорок пять было, а Гришке, что перед Любой родился – одиннадцать. Выходит, что семьдесят третьего она у тебя, Панфутий.

– Как помнишь-то?– поднимая кружку, спросил Панфутий.

– Я в тот год вышел на пешеходку грузовым "ишаком" штраф отрабатывать. Свалился со скалы и забегал в больничку, чтобы спину зашили. Клавдия Петровна как раз и родила,– ответил Сашка уже на пути к дверям.

– У меня их столько, что я всех даже по именам не помню,– признался Панфутий.

– Ага, особенно на стороне,– подколол его Сашка.

На дворе Снегирь и Сашка сменили на расчистке снега Потапова и Апонко. Гребли полчаса. Вскоре выглянуло солнце и осветило окружающее пространство розовым светом, заискрило в снегу. Они бросили лопаты и помчались к бане, задирая ноги, вязнущие в снегу, как сохатые. В бане после парной, Снегирь спросил:

– Саш, а так может быть, чтобы женщина родила восемнадцать детей и осталась красивой и в теле? Ну, не раздалась?

– У нас всё может быть. За супругу Панфутия ручаюсь. Доводилось знавать. Когда-то я со старшей их дочерью знался. Это дед врал, что они корявые. И Альбина, и Светлана симпатичные и телом в норме, есть на что взглянуть и за что подержаться. Обе давно замужем и у обеих куча детей. А вот Любаша, та в мать. Природа так сотворила. Симпатяшка я тебе скажу потрясная. Когда я с Альбиной вечерялся меня Клавдия Петровна гоняла от неё. "Чтобы тебя бесы взяли",– так кричала всё время. Не любила она меня люто. Я ей, предварительно за забор схоронясь, ору, почто, мол, Клавдия Петровна вы меня обижаете, она с карабином выходила, пуляла, но в воздух, для страха.

– А она что?

– Ничего. Смеялась. Ох, Андрей, как красиво смеялась. Она до сих пор у меня перед глазами. В руках винтовка, голова чуть запрокинута назад… Нет, не смогу описать. Это видеть надо.

– Не любила почему?

– На то ответа не имею. Мыслишка есть одна.

– Скажи?

– Система плюсов и минусов. Два одинаковых отталкиваются. Тут Панфутий правду сказал – ведьма она была. К ней бабы гадать ходили. И знаешь, она никогда не ошибалась. Мне тоже смерть нагадала.

– Как! Ты же говоришь, что она тебя гнала.

– Её Альбина упросила и мне рассказала, что будет мне смерть от чужой руки, назвала год и месяц. Число не назвала только. Альбина мне говорит, это, мол, мать специально, чтобы меня от тебя отворотить испугом. Но вышло всё так, как она нагадала. Всё точно по её случилось, смерть от чужой руки пришла, схватила в назначенный ею срок, а взять не смогла. То ли потому что я свой, то ли ещё почему-то. Не дался я ей, одним словом.

– Брательники Альбины тебя не лупили?

– Мы жили нормально. Баловались, было дело, но не крапивой. У нас игры были страшные.

– Расскажи?

– Какой тебе в этом интерес. Ты думай: остаться тут или нет. Если останешься, весной сходим в посёлок поглазеем на деваху. Я-то видел, а тебе в интерес. Может, глянетесь друг другу, чем чёрт не шутит. Любаша сама живёт, и все молодые ребята по ней страдают. А она вся в мать, чуть что – за карабин хватается и смеётся.

– Мне ваши Жухи кости переломают за неё.

– Боишься, что ль?

– Не боюсь. Но не хотелось бы.

– У нас в посёлке старинное правило: гуляй сколь хочешь, а портить не моги. Сватайся, распишись и тогда вперёд.

– А к кому тогда Панфутий бегал?

– Это вопрос третий. Не пойман – не вор.

– Поймали бы, что тогда?

– Ничего. Укладывал не насильно, сама дала. Бабе и отвечать перед своим мужиком. Это их дело обоюдное.

– Значит, сосватать меня хочешь?– Снегирь хитро сощурился.

– За неё – нет. Сам боюсь её. Она языкастая уж больно. Мне с ней не совладать. Да и мне дело надо двигать, по миру мотаться, а тебе этого не придётся.

– А взял бы?

– В работу да, в дело нет.

– Работа это добыча?

– Да.

– В дело, почему нет?

– Много знать надо. Тебя учить поздно. Стар ты для этого. Ну, а тут осел бы, работы много, риска не очень, но тоже есть, конечно, в меру. И потом ты шалый и не испорченный, мне таких людей край как надо. Да и тебе самому в этом мире придётся не сахар. У нас не пропадёшь, не затеряешься. Наделаешь деток, дети это прекрасно. Только не думай, что я тебя агитирую, упаси меня от соблазна такого. Вот вернёшься ты к себе в Протву, станешь с козлами от власти скандалить за землю, на рожон полезешь и пропадёшь. Андрей, в этой стране один в поле не воин.

– А ты? И откуда ты знаешь, что я скандалил?

– Речь не обо мне, о тебе. Я посылал человека в Протву. Кстати, Гунько тоже посылал, чтобы узнать.

– Это мне до фени,– ответил Снегирь.

– Я этим занимаюсь с детских лет и не только тут. Мне этого мира мало. Зубы отросли будь здоров. Я американцев из Штатов в Европе придавил, теперь чухаются.

– А потом?

– Потом суп с котом,– засмеялся Сашка.– Ну что, сделаем ещё заход в парную или баста?

– У тебя, Саш, удивительная способность обходить необходимость ответа,– укорил Снегирь.

– Ты про янки?

– Да.

– Они нам ничего сделать не смогут. Нас ведь раз два и обчёлся. Бомбу ядерную на нас не кинешь, хвалёную военную машину не пошлёшь. А мы можем сварить суп из их же потрохов и заставим жрать. Они, что говорить, конечно, мощная держава, но и мы не жидко серем. Ещё лет пятнадцать и от их мощи останется только воспоминание.

– Стрелять будете?

– Стрельба в прошлом. На них у нас есть другие рычаги.

– А тут у нас?

– Давай о нашем дерьме поговорим потом, а то сейчас Потапов с вопросами полезет, у меня язык болит одно и то же ему талдычить. Согласен?

– Этот достанет. Где он только слова берёт. Пулемётчик. Он таким раньше не был.

– Жизнь его толкает и желание сделать хоть что-то в этой стране.

– "Я русский мужик!"– передразнил Снегирь Потапова, ударяя для убедительности себя в грудь.– А мы, стало быть, евреи. И я, и тот козёл, что землю мне давать не хотел, и ты. Величие собственного "я" и уверенность в своём предназначении, вот что его толкает, а не желание что-то изменить.

– Не съезжай в философию, идём мыться,– Сашка шагнул в мойку.