Текст книги "Клан – моё государство 3."

Автор книги: Алексей Китлинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 48 страниц)

– Что я вам говорил!– Сашка обернулся к Савчуку.– С кем тут договариваться? У него вода в жопе не держится, не то что слово. Стоит обеими ногами в могиле, а туда же; сдавать, закладывать, жаловаться,– Сашка посмотрел в глаза представителю президента и сказал:– Индюк ты, а не полномочный представитель президента. Нет, ты не индюк, этот, как его, павлин. Когда ты себя последний раз в зеркало видел? Жаловаться он будет!! Иди, беги, позвони: "Борис Николаевич! Выручи, убить хотят, четвертовать",– поддразнил Сашка.– Кто ты есть такой в этом мире? Какашка! Заварзин пальцем пошевелит и всех представителей президента в гроб положат. А таким как ты президент руки не подаст.

– А вы, а вы кто та…,– затараторил представитель, но его резко оборвал Савчук.

– Да заткнись ты, Кондратьевич, ей богу! Молчи лучше. Сам в дерьме сидишь и меня в него втянул по самые уши.

– Ты язык не распускай! От меня ты звёзды имеешь. Я тебя к званию лично у президента рекомендовал.

– Иди ты со своим представлением в задницу,– сорвался Савчук на крик.– Паршивый козёл. Рекомендовал он, видите ли?! Могилу, что нам отрыли, тоже ты рекомендовал? Сунь свой язык в собственную жопу и смолкни наконец! Ты, сука, знаешь, куда мы вляпались? Это люди ГРУ тут хозяева. Им плевать с высокой колокольни на всех нас и на президента в том числе. Мудак ты и ещё какой!!?

– Да я…,– перешёл на крик представитель президента и это грозило перерасти в долгую дискуссию. Сашка прервал обоих.

– Вам час на сборы,– произнёс он.– Грузитесь и баста. Не сядете в вертолёт, дам команду расстрелять и трупы сжечь в вертолёте. До тла,– после чего отошёл к Патону и Вениамину.

– Всё поставил?– спросил он Патона.

– Да.

Они завели снегоходы и отъехали. Вертолёт взлетел и полетел в сторону моря с резким набором высоты. На борт сели все прилетевшие.

Сошлись в здание золотоскупки и когда пришла информация, что вертолёт упал в море в ста километрах от побережья первый вопрос задал Снегирь.

– Сань! А мирно разойтись было нельзя?

– А мне всё равно. Раньше бы мы это тихо уладили, потому что все сидели по своим нишам, а вот так собирался вместе только партийный крупняк. А теперь смотри кто в составе: мент, представитель президента, зам. министра лесной, вор в законе, два депутата краевого совета. Как такое может быть? Сейчас среди них нет ни одного представителя КГБ и военных. Но ведь пройдёт пару лет и они тоже в такие компании полезут. Сборище это четкое подтверждение того, кто в России ворует. Они вот совместно и воруют. Сообща. И вместе грохнулись на тот свет, что ж тут поделать, бывает. Справедливость, Андрей, это смерть. А что тебя, собственно, удивило?

– Нелепость бытия человека,– ответил Снегирь. У него был угрюмый вид.

– Всего-то?!– удивился Сашка.

– Ещё шум, который случится,– добавил Снегирь.

– Не будет шума. Даже сообщений в печати не будет. Военные поднимут со льда остатки вертолета и остатки тел, перекинут на материк. Там проведут опознание и проверку, почему летел ночью и почему упал. Дело на этом закроют. После всего сюда прилетать никого калачом сахарным не заманишь. Завтра пурга всё скроет, все следы их пребывания тут. Они сюда прилетали о чём-то важном для себя договориться. Не думаю, что цели у них были хорошие. Раз так, то повода скорбеть по их кончине нет.

– А остаться кому-то в живых шансов нет?– Снегирь посмотрел на Левко, но тот замотал головой, категорически отбрасывая такую возможность.

– Хорошо. Мог же кто-то в бумагах своих оставить запись о встрече с тобой и прошедшем инциденте,– настаивал Снегирь.

– Мог не мог. Что теперь гадать! Во-первых, они пошли с полными баками. Во-вторых, лопасти отлетели на высоте километр, значит они падали как бочка. Если лёд выдержал удар, то все сгорели вместе со своими записными книжками. Могли и под лёд провалиться,– ответил Левко.– Пойду пошарю по посёлку,– и он вышел из помещения.

– Так что ты, Андрей, про нелепость бытия человеческого говорил? Или без умысла? Само собой сказалось?– Сашка лёг на лавку спиной, закинув руки за голову.

– Чёрт его знает,– Снегирь подпер рукой подбородок.– Вот ты ни с того, ни с сего, решил судьбу почти тридцати человек. Ну не все же они были плохие. Среди них могли оказаться и честные. Хотя б пилоты.

– Вон ты о чём!– Сашка пускал дым колечками.– Доля правды в твоих размышлениях есть. Что тут спорить!? Был у меня когда-то долгий диалог с отцом как раз по этому вопросу. Оправдана ли смерть безвинного человека, пусть не случайная, но необходимая по обстоятельствам. Я с самого начала знал, что всем им придётся сдохнуть, потому ссылаться на что-то не буду. Поступил я преднамеренно. Факт. Грех за их смерть лежит на мне, безусловно и окончательно. И не только за возможную безвинную душу, за все их жизни он на мне. Кто тебе сказал, что одна безвинная душа, если положить на весы, тянет против многих грешных?

– Я этого не говорил,– возразил Снегирь.

– Ну не сказал, но подумал. Это в тебе оттого, что пришлось тебе часто видеть только последствия преступлений, а как это всё делается, совершается, было за кадром. Наверное, ты сейчас считаешь меня последним уродом. Ведь и ты косвенно был участником данного события. Не возлагай вину на себя. Ты тут с боку припёку. Тянет только душа убиенного дитя. Только. А наша власть в этом преступлении потворствует и всячески на него подталкивает. Но в данном убийстве, другое важно. Толком не смогу тебе объяснить. Тут важен психологический позыв внутри себя, твоя готовность убить, некий настрой. Нет его в тебе, не сможешь ни кролика, ни курицу зарезать. Многие считают убийство человеком человека противоестественным и я себе сразу задаю вопрос: "А почему собственно?" И отвечаю: "Это не правда". Это, Андрей, попытка выдать желаемое за действительность. Почему они так говорят? Да потому, что хотят выглядеть в глазах общественности цивилизованными. Убийство человека человеком не есть ненормальность. Это не отклонение в психике, хоть о наличии патологических маньяков спорить не стану, они есть в любой стране мира, но, в общем, все мы в какой-то степени храним в себе, правда, в законсервированном виде, желание убить. Не надо выяснять, откуда оно в нас взялось. Я точно знаю, что мы все по природе своей убийцы. Жутко звучит, но так было во времени и пути, которое человеческий род проделал на исторической арене, на своей дороге развития. Наши предки столько черепов раскололи, что, кстати, умели делать профессионально, что сосчитать невозможно. Так что желание убить в нас от момента создания. В природе все убивают друг друга. И наш предок не брезговал, убивал себе подобных без угрызений совести. Какая разница, что жрать?! Мы зверюги в нашем прошлом. Многие теперь удивляются тому, что древняя медицина была на высоте, особенно хирургия. Чего, скажи, удивляться, если у древнего человека, знахаря, был опыт по разделке человеческих тел. Он его изучил досконально, от и до, да ко всему на вкус и зуб пробовал. Кто из нынешних эскулапов может с древним потягаться?

– Ну, ты, Саня, загнёшь?!!– буркнул Патон.– Что ж по-твоему, будущему врачу надо парочку человек убить и, изучая, их съесть?

– Так ведь должен же он кушать что-то, пока изучает!– со смехом сказал Сашка.– А скоро так и будет. У врачей самая низкая заработная плата. Когда исчезнут медикаменты и платить совсем перестанут, выйдут врачи на большую дорогу. Не на мясной рынок заметь себе, Патон, а на тропу добычи провианта.

– Представь, Андрей, сколько мы мяса упустили?– Патон затрясся от смеха.– Ты, Санька, не философ, ты Бармалей.

– Страшно мне мужики!– признался Снегирь.– У вас ещё есть силы смеяться. У меня мурашки по спине бегают, и на душе кошки скребут. Жуть!!

– Жизнь и смерть всегда рядом. Как в это влезть я не знаю,– Сашка загасил папиросу прямо о стол.– Отец мне этот вопрос задавал многократно. Говорил про камень на сердце, про совесть, что потом мучает. Я, Андрей, если смотреть на меня прямо – не человек, гора. На мне грехов уйма и так меня этими камнями привалило, что Эверест – малехонькая кучка песка. Но я при всём сплю спокойно, покойники ко мне для мщения ночами не приходят, за рукав не дергают. Разве я это выдумал, иногда говорю сам себе – нет, не я. Вот и живи нормально до времени, когда и тебе будет суждено отойти из этого реального мира во тьму. Конечно слабое в том утешение, верно, мне так кажется, что придумывать себе в голове грехи и мучаться, не стоит. Будь то камни или крест, ну нет оправдания убийству, а без него, как без рук.

– От этого и страшно,– Снегирь почесал лоб.– Не надо больше об этом,– просит он.– Что мы делать будем? Тут ночевать или поедем?

– А ты как хочешь?– Сашка усаживается на лавку.

– Лучше ехать отсюда, чтобы думы не лезли в башку,– отвечает Снегирь.

– Веня! Ты с нами или как?– спрашивает Сашка смотрового.

– Я тут заночую. Мне ещё надо кое-что сделать. От вашего бугая кусок отрубил, мне на неделю хватит.

– Тогда снимаемся,– Сашка встаёт и направляется к дверям.– Бывай, Вениамин.

– Пока, мужики!– прощается смотровой.

Глава 4

Возвратившись в Москву, Потапов и Апонко не виделись. Почти полгода. Звонки Потапова попадали на жену Павла и та однозначно отвечала, что Пашка её весь в делах, где не знает, но копейку в дом приносит исправно. Апонки переехали в новую квартиру, как и семьи тех, кто вместе с Павлом полез в подземку. Все квартиры были в одном доме на трёх этажах подряд. С Павлом работало девять его коллег и трое взятых по рекомендации Александра со стороны. Работали на совесть и таскались по подземельям столицы до изнеможения, неделями не поднимаясь на поверхность. Пахали и в майские праздники, но восьмого Павел объявил, что основную часть сделали и теперь всем положен двухнедельный отпуск. Выдал народу деньги и премиальные, составил отчёт и, забрав с собой паренька, взятого на Ярославском вокзале, именем Митька, поехал к себе домой. Парню было двенадцать, пять последних лет скитался по необъятной стране и до встречи с Павлом два года проживал на Ярославском вокзале, где всё изучил до мелочей. Его отлавливали трое суток беспрерывным загоном. Он слыл в среде вокзальных бичей и проституток авторитетом, с его доли в заработке кормилось десятка два человек, ворюг и барыг. Парень умел поднять копейку, был смышленым до ужаса, но грамотой не владел. Не умел ни писать, ни читать. Павла это не удивило. Он притащил старые учебники дочерей и принудительно его стал учить. Ему помогали в этом все, кто был свободен. Держался Митька среди опытных мужиков на равных, ибо цену себе знал и позволить ущемить свою честь не мог позволить никому. В подземке он ориентировался великолепно, хоть брали его с собой в редких случаях и там, где надо было пролезть в узкие щели. Смекалка помогала Митьке быстро усваивать материал. Через два месяца он уже писал и читал самостоятельно. Всё время он проводил за экраном компьютера, причём не за играми, в это он наигрался от пуза, а за присланной Александром программой. Она ему нравилась и почему Апонко понять не мог. Жена, когда он впервые привёл парня к себе домой, приняла его как своего, не стала расспрашивать о житье-бытье, но когда все уснули, взревела на кухне белугой, измочив слезами халат. Павел, увидев её плачущую взахлёб, пытался успокоить ласковым словом, но супруга отбросила его руку с плеча со словами: «Оставь меня. Мне надо побыть одной». Павел ушёл и долго курил на балконе сигарету за сигаретой. У них было трое детей. И все девки. Так вышло, что четвертым должен был родиться мальчик, но…, дело было в общаге, где жена оступилась, будучи на седьмом месяце беременности, на покрытой льдом лестнице и понесла днём спустя, мёртвого. При появлении Митьки, она молча его обняла первой и поцеловала в голову. Во второй приход, жена сказала Павлу, что надо Митю усыновить, на что Павел ей ответил – нельзя, мол. Но разве женщину можно убедить? Если бабе втемяшилось в голову, она все мозги тебе проест, покоя не даст. И Павел обратился к человеку Александра с такой просьбой и тот несколько дней спустя дал добро при условии, что после выполненной работы и навсегда. Пообещал для этого сделать все бумаги. Павел рассказал об этом жене и сколько та потом ревела, сбился считать. Документы доставили в марте. Седьмого марта Митька стал полноправным членом семьи Апонко. Восьмого ему выделили собственную комнату, в которой была кровать, шкаф, стол, книжные полки, а на полу лежал настоящий ковер. Митька, входя в комнату, снимал тапочки и бродил по нему босиком. Девчонки не опустились до мелких проказ и козней творить не стали, восприняв его появление обычным порядком.

– Мить,– сказала она.– Мы тебе брюки купили новые. Такие, как ты хотел и рубашку. Пошли мерять,– и утащила пацана в комнату, не став здороваться с мужем. Уже из комнаты донёсся её голос:– Паш, ты мой руки, ужин готов, мы тут быстро.

Ужинать сели за большой стол в зале. Митька в новых брюках и рубашке светился улыбкой. Ему в жизни никто ничего не дарил.

– Ну что, мать!– усевшись за стол, сказал Павел.– Плесни, что ль?

– Обязательно!– жена взяла графин и налила Павлу полную рюмку.

– Как вы тут без нас? Справляетесь?– спросил Павел, выпив.

– Вполне, но без мужиков тяжко,– ответила жена.– Кой-какая работа накопилась.

– Всё сделаем путём,– пообещал Павел.– Мы взяли две недели отпуска. Завтра пьём, потому как праздник, а потом обладим,– девки запищали и кинулись к отцу, повиснув на нём со всех сторон, стали предлагать варианты отдыха.– Цыц!– приструнил их Павел.– Ишь, визгухи, разошлись. Кто в школу ходить будет?

– Пап!– старшая надула губы.– Двадцать пятого школа заканчивается.

– Вот потеха, так потеха! Две недели заканчиваются как раз двадцать четвёртого,– Павел ткнул ей шутя в лоб пальцем, но, сжалившись, пообещал:– Так и быть уговорили, срежем от учёбы неделю. Сгоняем на ваше любимое место, но только без хвостов в школе,– девки снова повисли на его шее, точно зная, что отец никогда не обманет.

Любимым местом для семьи Апонко было небольшое озеро на границе между Псковской и Новгородской областями, через которое течёт река с удивительным названием Порусья. Они частенько там отдыхали все вместе, а приезжая туда, Павел жутко сожалел, что не дал одной из девах это потрясное на его мнение имя: ПОРУСЬЯ. Оно ему очень нравилось. Чудилось ему что-то в этом звучании от диких ритуальных языческих плясок у костров.

Утром девятого мая появился Потапов с женой. Его половина шла свободно, а он, напрягаясь, тащил коробку, большой букет роз и целлофановый пакет, в котором не двузначно звенело.

– Елки-моталки!– закричал он с порога, ввалившись в огромный коридор.– Это не квартира, а барские хоромы! Как, мать?– обратился он к своей жене.

– Это только предбанник, так сказать,– объявила супруга Павла.– Всю осмотришь, упадёшь в обморок.

– Здоров, Паша!– Потапов крепко пожал Апонко руку и, обняв, трижды расцеловал. Так же поступил с женой Павла, которой сказал:– Собирай на стол, кума, мы к вам допоздна.

– У нас места много,– ответила та.– Оставим ночевать.

– И на такой вариант мы вполне готовы,– Потапов передал Павлу пакет и подмигнул.– Сложи в холодильник. К нам мать приехала, есть кому за нашими приглянуть. Ну, пошли, Паш, показывай хоромы царские,– и они двинулись осматривать квартиру. Женщины удалились на кухню, как и положено по статусу, обе были с замужества домохозяйки и многодетные мамы, долгое время прожили в бараках, помогая друг другу, выручая чем возможно и им было о чём поговорить. Да ко всему они были кумушки. Мужики промчали галопом по комнатам и, прихватив пивко, уселись в просторной лоджии потолковать, покурить, погреться на тёплом весеннем солнышке.

– Как тебе, Валера, обзор?

– Годится! Смотрится. Плохо, что у нас всю зелень при строительстве уничтожают,– выразил свою оценку Потапов.– А в общем прелесть. Метро рядом. Магазин за углом, мы в него забежали. Всё есть, но цены, Паш!!?– Потапов приложил руку к голове и закачал ею.– Жуть!!

– Деревья посадим. Лет через пятнадцать тут будет бор. А вы подземкой ехали?

– Так это ты всю жизнь с колёсами, а я пешеход,– отшутился Потапов и уже серьёзно добавил:– На метро, на метро. Я своей сразу сказал, чтобы на такси не рассчитывала, лучше пару бутылок коньяка купить. Машина есть служебная, а сегодня праздник и завтра, чего гонять? Сам за руль не сядешь, пить надо. Я в половине скоблевской пакуюсь. У него там был гараж в подвале организован. Обустраивался он солидно, есть ямы и подъемники для ремонта. Так что если тебе будет нужно, милости просим. Рассчитывал он, видно, там осесть надолго, но что-то его свело в сторону.

– А где он?

– Сейчас обосновался в центре. Третьего дня я мимо ехал. Там у него три особняка, между ними внутренний дворик, который накрыли куполом. Здания отреконструированы и что там они внутри нагородили – иди посмотри. Ворота автоматические. Есть даже толкач.

– Что, что?

– Они оставили к проспекту большой тротуар, выложили его камнем, брусчаткой. Красиво так. Мне Федя Скрыпчак рассказывал, мы вместе ехали. Водители стали соваться через их заезд, через бровки не полезешь – высокие, и ставят свои авто прямо на тротуаре. И он оборудовал пятитонник автопогрузчик. Выезжает из-за ворот и выталкивает на проезжую часть, если там есть место, а если нет, там у них восемь тумб рядом со стеной здания, ставит на тумбы. Потом иди выкупай. Культурно.

– Конечно! Скоблева в Москве блатные авторитеты стороной обходят, ну если только какой-то ушлак из новых сунется.

– Так и дерьма, Паш, развелось сколько?! И ведь не все они доходчивые. Федя мне сказал, что они официально штрафуют, выписывают красивую квитанцию, а выручку передают в две школы, что рядом. На завтраки первоклашкам.

– Что говорить! Скоблев мужик хозяйский,– Павел открыл себе бутылку пива, хлебали с горла.– Он мне был по душе. Нас в его команду включали девять лет назад. В усиление. Харчи таскали из комитетовской столовки. С посудой вместе. Приезжали две девицы, официантки. Мы на квартире сидели в резерве неделю. Так в карты тогда нарезались, что голова моя чуть не лопнула.

– Кого ловили?

– А чёрт его знает. Уже не помню. Две квартиры нам в центре брать пришлось штурмом. Какие-то не то валютчики, не то контрабандисты. Дело по магазинам "Берёзка" раскручивалось.

– Стреляли?

– Да нет, не очень. Это какой же год-то был? Никак восемьдесят третий! Ну, точно же! Андропов был генеральным уже секретарём. На одной квартире в драку полезли, но быстро спеклись. Стволы у них при обыске были изъяты. Если бы теперь так случилось, думаю, что встретили бы очереди крупнокалиберного пулемёта, не меньше. Смотри, как народ озверел?!

– Молодые это шустрят. Старики им уступить не желают и на договоры не идут, вот и пошла гулять война за территории.

– Ну их к чёрту! Не будем о них. Как ты?

– Знаешь, Паша, ничего,– Потапов улыбнулся.– Нормально. Александр с нашими генералами переговорил, видно, сидим теперь, учимся потихоньку. За мной два направления сохранили в общем деле. С жильём пока не очень устроены, но к осени все получат. Вон в том доме,– Потапов показал на дом, который строился невдалеке. Коробка была выведена.– Там наши паи. Ордера Панфилов уже всем на руки выдал.

– А своё клепаешь?

– Нет пока. Пять месяцев как мы от Александра вернулись. Многое я за это время передумал. Сейчас мне кажется, что он был во всём прав. Ну, не человек, а сверхробот какой-то. Скажи мне, Паш, как такое может быть? И почему ему такой дар природа вручила.

– А ты считаешь несправедливо?

– Не знаю я, Паша, где теперь она, справедливость, поселилась. Куда она изошла из мира этого. Или она от нас отвернулась за наше паскудство, или просто её выкинули, как презерватив после полового акта. Но ты мне не ответил. Почему ему?

– Страшного я в этом ничего не вижу. Их программы есть и у меня. Тоже в свободное время изучаем. Что делаем, знаешь?

– Я в курсе. Шарите по подземной Москве.

– Вот-вот. Меня мужики по первости доняли вопросами. Потом пришёл их человек, стрелок. Молоденький. Лет восемнадцать. Месяц с нами лазил и между делом на вопросы наши отвечал. Теперь мои ребята сами лезут, если что в компьютер за информацией. Я это к тому, что у меня раньше сложилось мнение, что все эти стрелки, ну мощные, ясное дело, но как бы психологически на одно лицо. Одинаковые они в чём-то. Но вот этот с нами пожил и я увидел, что все они разные, абсолютно. У каждого своя душа, своё собственное видение, а объединяет их общий багаж, способности великолепные, так они, Валера, в них воспитаны. Сделано хитро, без всяких там идей. И стало мне страшно оттого, что совсем хорошо увидел я, какую серость мы готовили. Какую тупость наша система обучения давала. Мало того, что знания куцые, но ещё и в душу каждому влезла, беззастенчиво там поковырялась сколь хотела, насрала. Мы все как автомашины с потока. Одна модель. Ну, есть там модификации, только не особо существенные. На первую получку я купил своим девкам компьютер. Не хочу, чтобы они выросли как мы – инкубаторными. А вот почему ему бог-создатель дар вручил, я не знаю. И какое это имеет значение теперь?

– Теперь, конечно, никакого. Обидно, что такой талант и в преступной среде возник.

– А он мог появиться в нашей системе ценностей?

– Нет, наверное. Думаю, что она бы его задавила.

– Вот!– Павел отогнул один палец от бутылки, как бы фиксируя этим движением истину.– С этого и надо начинать. Я про него, знаешь, что думаю?

– Что?

– Он либо мутант…, да, кстати, то, что писали о крысах в подземельях Москвы, что они там мутируют и стали метровыми, ложь. Байкам таким не верь. Попадаются кое-где крупные экземпляры, но отожравшиеся весьма. Это я к слову. Так вот, он либо мутант, мозговой причём, либо он пришелец из космоса. Только ты не смейся.

– Куда уж дальше смеяться! Вещи достаточно серьёзные, чтобы рассматривать все крайности. Я относительно его в страшных сомнениях. Зашёл как-то к Евстефееву и разговор вдруг перешёл на Александра. Выложил я ему свои подозрения. Он от души рассмеялся и говорит: "Ты, Валера, не ищи там, где пусто". Как же не искать, я ему отвечаю, если чувствую, что всё это лежит на поверхности. А он снова смеётся и говорит: "Знаешь, почему Александра назвали Несси?" Нет, отвечаю ему. Потому, говорит, что его нет в природе, как, впрочем, нет и самого Лох-Несского чудовища. Так что получается, не ты один его в пришельцы записал. Многие записали.

– Поручик Киже!– воскликнул Павел.

– Подходит,– согласился Потапов.– Ты сыном, говорят, обзавёлся?

– Придут скоро. Пошли гулять оравой. Увидишь.

– Родители у него есть где-то?

– В Вятке. Мать – побирушка, отец неизвестен.

– Как у него со здоровьем?

– Отклонения имеешь в виду?

– Ну да!

– Врачи смотрели, сказали, что физически здоров полностью, а психологически, Валера, есть конечно. Только лучше такое как у него, чем общее инкубаторское. Пацан хороший, общительный. Посмотрел бы я, как ты за ним бегал. Трое суток мы с Ромой его гнали. Если б на помощь стрелок не пришёл, убёг бы он.

– Ничего себе!– удивился Потапов.

– Вот тебе и ничего себе! Мы в подземке без него в некоторых местах, как без рук. Он что ласка, кругом пролезает.

– А школа?

– Что, Валера, школа!?– Павел махнул рукой.– Ты иди посмотри, кто их в школах учит?! Он больше любой училки о жизни знает, а по части выживания сравнить даже не с чем. Он обретался на Ярославском вокзале. Знаешь, сколько в день имел?

– Скажи!

– Директору школы государство платит в месяц в десять раз меньше, чем он имел в день.

– Подпольный миллионер, что ль?

– Последний нищий он, Валера. Ментам отстегни, крутым тоже, свои под боком сидят, им тоже надо дать на бухло и пайку. Всё у него расходилось. Мы его привезли, отмыли, и я его спрашиваю, что ты, мол, хочешь в жизни? А он взъерошенный такой, нахохлился, как воробей, и отвечает как в сказке. Три желания у него: пожрать, поспать, и если выйдет – в люди добраться. Так вот и сказал: "Добраться". Накормили, спать уложили, теперь топаем в люди.

– Сам его искал?

– Какой из меня психолог?! Нет, конечно. Человек Александра мне его показал.

– Значит без школы!

– Составили ему программу обучения на этот год. Он же ни одного дня в школе не учился. Читать не умел, писать не умел. Жизнь его научила только деньги считать и всё. Баста!

– И научила, видно, хорошо, в отличие от наших экономистов,– Потапов поставил пустую бутылку на столик.

– Наших тоже жизнь научит считать,– смеясь и качая головой, ответил Павел.– Жизнь всему учит через не могу и заставляет делать не как у всех, а так как надо. Разницу чувствуешь?

– Ещё как!– подтверждает Потапов.– Своей шкурой чувствую. Я чертовски рад, что ты обосновался.

– В подземке?

– Тут, Паша, тут. Квартира будь здоров, всё путём, а подземка – ерунда. Не вечно же ты там собираешься торчать.

– Ещё месяцев семь надо. Чтобы всё досконально обследовать. Я бы там ей богу остался, чтобы дерьма, которое по земле ходит не видеть, хоть там и не ахти чисто, но под землёй чище, Валера, много чище.

– А цель в исследовании есть?

– Я целью не интересовался. Какой-то смысл имеется. Мне, Валера, за выполненную работу идёт деньга, а для чего им подземка мне до одного места. Мы все с неё имеем хаты, мебель. Заработок дают приличный и в остальное не суюсь. Одно знаю точно. Не для того исследуют, чтобы взрывать или отравить. Криминального в том нет ничего. Мы, кстати, там не просто бродим. Где кабель подцепим упавший, где контакты подожмем и изолируем, где трубу заклепаем, чтобы вода не текла. Уже стали посмеиваться, что пора Лужкову послать чек для оплаты.

– Тяжело?

– Очень!– признался Павел.– Первые дни всё тело болело невыносимо. Так что шахта, в которой мы у Александра долбили – цветочки. Тут: где на карачках, где вплавь, где как скалолаз. И всё без времени десятками километров. Теперь вот набрали опыта, взяли хороший ритм. Обмундирование, вот что тебя бы удивило. Боты, Валера, ну нет таких в нашей доблестной армии, а обувь самое главное.

– Оружие носите?

– Обязательно. Они нам дали штучного производства. Было у нас две стычки.

– С кем?

– Да хрен их знает! Там лазят все кому ни лень. При первой стычке в нас бросили "черемуху", мы им в ответ долбанули шашку-пугач, имитатор, и они по узкому проходу дали ноги, как стайеры. Во второй стычке выстрелили по нас картечью из обрезов. Мы в броне были, но сильно бьёт сучка. Тогда мы уже озлились не на шутку, зажали их с двух сторон, обстреляли, мы там с глушителями работаем, слышно было только как пули щёлкают в рикошетах.

– Убили?

– Что ты! Там закоулки такие, что огнестрельным не достанешь.

– А трубы, кабели?

– Это было в чистом колодце, без навесов. Навесы – это всякое кабельное и трубное хозяйство. Мы их так прижали, что им был путь только наверх. Выскочили они прямо на проезжую часть по Новослободской. Там их менты сразу же и повязали. Сталкеры.

– Менты, стало быть, слышали стрельбу?

– Оттуда чёрта лысого услышишь. На проезжую вылезли. Их было четверо. Все вооружены. Я потом, через дней несколько, выяснил в отделении. Оружие у них забрали, поставили всех живчиков на учёт и отпустили. Дело не возбуждали, дали только штраф.

– Служащих вы там встречаете?

– Держи карман шире, полезут они туда! Их туда пряником медовым не заманишь.

– Ну, должен же кто-то следить за состоянием?

– Вот мы и следим. Нам стрелок оформил документы, удостоверения. Вообще-то существует на бумаге некое подразделение, но он сказал, что уже лет десять деньги кто-то получает, но людей в отряде нет. Принёс нам даже мандат от мэрии. Но меня, Валер, больше всего потрясло другое. Убогость. Там огромное количество старых, точнее древних, коммуникаций. Так они в лучшем состоянии, чем новые, но только те, которые до сих пор действуют. Те, что наши перекрыли, тоже обветшали. Умели предки строить быстро и качественно. Есть сливной канал идущий от центра до околицы. Выходит сразу за новостройками. Так его уложили на двадцать километров дальше, чем теперь занимает территория Москвы. В восемнадцатом веке. Столицы тогда было с гулькин хуй. По данным, его выложили после эпидемии чумы. Это при Екатерине. Отвели нечистоты далеко за пределы. Наши от этого канала сделали рукава и сбрасывают всё дерьмо в реки. Так от этого канала теперь работает только половина. Остальная часть не пашет. Там случилось обрушение во время второй мировой войны. Сделай тогда ремонт и всё было бы нормально. Мы его пронивелировали. Там от начала до выхода перепад высоты в сто восемьдесят метров.

– Где они столько высоты взяли?

– Искусственно. На выходе до поверхности больше ста метров. Там была смонтирована система подъёма. От неё нет даже фундамента. Растащили после войны с окрестных селений люди кирпич. Сохранился только колодец. Полузатопленный и перекрытый бетонными плитами.

– Там интересно лазить?

– В смысле?

– В прямом. Секретных мест много?

– Есть, в основном, в центре. Кое-где даже сохранились печати пятидесятилетней давности. Кое-где есть мониторы слежения. На подходе к Кремлю полно сигнализации, однако, мы с такой аппаратурой ходим, в любые места просачиваемся.

– Говорят, что где-то в подземелье библиотека Ивана Грозного схоронена. Может, сыщешь случаем.

– Мои ребята стрелка выпытывали про это,– ответил Павел, смеясь.– Так он им сказал, что там большей частью были книги религиозные. Пусть говорит, Синод уплатит, тогда поискать можно, в противном случае резона нет. Ну, если, мол, только случайно наткнетесь, тогда другое дело. Организуем аукцион, доход ваш.

– И тут во всём прав. Вот так выходит!– чертыхнулся Потапов.

– А ты над чем корпишь?

– Сейчас все над одним корпим. Сбросили нам проект под названием: "Российские вооружённые силы". Сидим и выискиваем ошибки. Проверяем данные, что в него заложены.

– И как?

– Любопытно?

– Конечно! Я ж не в ЮАР служил.

– Это проект построения армии. Я тебе всё рассказать не смогу. Объёмность уж больно огромна. У меня тут,– Потапов постукал по лбу,– не помещается. Цифры могу привести общие. Рассчитано на миллион человек по принципу, о котором тебе во век не догадаться. Главное в нём полное отсутствие рядового состава.

– Как!?– Апонко посмотрел не шутит ли Потапов.– Без солдат?

– Совсем. Самый низший чин – младший офицер. Корнет. Срок обучения на такую должность семь лет. Высший чин – начальник генштаба, он старший офицер. Срок обучения тоже семь лет. Программа обучения расписана по пунктикам. Сдал экзамен – получи должность, не смог – сиди там, где сидишь и не рыпайся. Мы по своим должностям проехали и все уписались. Никто выше младшего офицера подняться не смог. Так это без языков. А в программе младшему офицеру надо знать десять штук. Мы русским и то плохо владеем. Умора.