Текст книги "Хранители равновесия. Дилогия"

Автор книги: Александр Мазин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 46 страниц)

– Заткнись,– сказал Хокусай.– И слушай.

– Вы любите свою страну, майор? – спросил доктор Сунь.

– Разумеется. Как можно не любить родину?

– Можно, майор. Уверяю вас: даже в вашей прекрасной стране найдется множество граждан, которые родину не любят. А лет сто назад таких граждан было в десятки раз больше. А еще через сто лет, вполне возможно, их снова станет больше. И это, скорее всего, будет совсем не та страна, в которой вы родились. Мир меняется, майор, и меняется очень быстро. Пройдет сто лет – и ваша родина изменится радикально. Вот увидите!

– Это вряд ли,– заметил я.– Сто лет я не проживу.

– Проживете,– сказал доктор Сунь.– Если, конечно, не умрете насильственной смертью. Вы имеете все основания на это рассчитывать. Так же, как я. Да, майор. И я – тоже. Потому что двенадцать лет назад мне тоже сделали аналогичную операцию. Правда, в отличие от вас, я не испытал никаких негативных ощущений, и, признаться, очень этому рад. Мой организм не так крепок, как ваш. А теперь скажите мне, майор, как вы думаете, почему мы, управляющий совет, решили подарить вам бессмертие?

– «Трехглазый пессимист»? – предположил я.

– Отчасти. Мы, майор, готовим эксперимент, ключевой эксперимент. Если нам удастся его осуществить, то, вполне возможно, мы докопается до причин и «ифрита», и всех прочих феноменов, направленных против человечества. И вы, майор, будете одним из главных действующих лиц этого эксперимента.

Не скажу, что я запрыгал от восторга.

– И в чем он состоит, этот эксперимент? – спросил я.

– Вы узнаете в свое время,– с хитрой улыбочкой заявил доктор Сунь.– Этот листик еще не проклюнулся из почки. Но вы очень важны для нас, майор. Не думайте, что мы вам не доверяем. В доказательство сказанного я готов санкционировать ваш допуск к любой другой информации, какую вы пожелаете получить.

В этом крылась какая-то хитрость. Какая?

– Я желаю получить допуск к «пессимисту»,– сказал я.

– Вы его получите,– кивнул доктор Сунь.– Все материалы, какие…

– Не только материалы. Я хочу получить допуск к самому «пессимисту». К его телу.

Ага, кажется я сумел слегка вывести доктора из равновесия.

– Вы уверены, что вам необходимо увидеть тело? – спросил он после паузы.– Это было бы крайне нежелательно.

– Почему? – осведомился я.

– Потому что мы в настоящий момент свернули все исследования «пессимиста» и прекратили всякий непосредственный контакт с его телом.

– «Ифрит»? – предположил я.

– Не совсем. Примерно тридцать процентов тех, кто имел непосредственный контакт с телом, были поражены феноменом немотивированной агрессии.

– Ах вот оно что…– пробормотал я.

А я-то голову ломал: почему именно на меня набросились мирные лас-вегасские афроамериканцы?

Сяо Сунь угадал мои мысли и покачал головой.

– Не так, как с вами, майор. Контактеры не подвергаются агрессии. Они сами являются агрессорами. Причем индуцируют это состояние у других людей. По той же схеме, какую наблюдали у вас в России. Мы склонны предположить, что они сами точно так же заразились от «пессимиста».

– Но Он же мертв!

– Теперь мы в этом не уверены,– сказал доктор Сунь.

– А остальные семьдесят процентов контактеров?

– Возможно, у них иммунитет. Или в них.

Тут я понял, что должен Его увидеть.

Наверное, эта решимость как-то отразилась на моей физиономии, потому что доктор Сунь переглянулся с Хокусаем, тот пожал плечами, и доктор кивнул:

– Вы его увидите, майор. Но только после того, как пройдете обследование у наших медиков.

Гриву обследовали. Вплоть до клеточного уровня.

И обнаружили, что хитрый вирус, которому было положено модернизировать органы внутренней секреции Артема, в его организме не прижился. Тем не менее потребовать неустойку у китайских триад было нельзя. Вирус не прижился, а вот все положенные «инфицированному» тесты организм Гривы выполнял. Что в свою очередь ставило в тупик «алладиновских» медиков. Они бубнили что-то невнятное насчет «генетической формулы», но Артем в их гипотезы не вникал. Умники и есть умники, а вирус – он вирус и есть. Здоровый организм давит любую инфекцию. А у Гривы организм – здоровый. Он даже и не помнил, когда в последний раз болел гриппом. Может, и никогда. У него в роду у всех было замечательное здоровье. Дед вон в свои семьдесят четыре – как огурчик. Кое-какие внутренности у него заменены, но сердце – свое. И стучит – дай Бог сорокалетнему. В общем, пусть умники умничают, а пришло время доктору Сяню выполнить обещанное.

Артем Грива

Он оказался немного выше ростом, чем я думал. И больше похож на человека сейчас, когда два глаза его были закрыты, а лоб прикрыт фиксирующей повязкой. Он лежал на стандартной лежанке для коматозных больных, правда, не в больничной палате, а в камере, где воздух был заменен гелием. Я смотрел на него и пытался понять, на что я надеялся, когда добивался возможности его увидеть. Может, как говорил в свое время Хокусай, мне нужно было просто убедиться, что это не виртуальный муляж и не галлюцинация. Убедиться, что Он действительно существует во плоти.

Ну вот, я убедился. Что теперь?

«Что теперь, ''пессимист''? – спросил я мысленно.– Ты звал меня – я пришел. Подскажи, что мне делать?»

Естественно, он ничего не ответил.

Ни мысленно, ни вслух. Единственный звук – шелест насоса, нагнетающего кислород под мою маску.

Повинуясь некоему невнятному импульсу, я стянул с руки перчатку. И положил ладонь на расслабленную кисть с нечеловечески длинными пальцами. Кожа его не была ни теплой, ни холодной. На ощупь – как замша.

Чего я ожидал? Что после моего прикосновения он откроет глаза? Или ответит на мое пожатие?

И тут я осознал. Господи! Вот передо мной лежит Существо, которого не может быть. Но которое – есть. Ангел или демон? Инопланетянин? Существо из другого Мира. Мира ли…

Я проглотил слюну, вздохнул и понял, что все это время простоял, затаив дыхание. Вздохнул, отпустил Его руку и снова натянул перчатку. Моим кураторам незачем знать, что я Его трогал. Они и не узнают. Камеры наблюдения отключены. Браслет-коммуникатор остался снаружи. Это тоже было моим условием.

Я натянул перчатку, повернулся и вышел из камеры.

Снаружи меня ждал доктор Сунь с полудюжиной умников.

В ответ на его вопросительный взгляд я лишь пожал плечами.

Доктор Сунь был разочарован. Наверное, он тоже ожидал чего-нибудь… этакого. Но я не взлетел к потолку и не раскрыл все тайны мироздания. Ничего не произошло.

После этого визита меня обследовали еще раз. Ни мой организм, ни моя психика никаких изменений не претерпели. По всем показаниям майор Грива был готов к дальнейшему несению службы.

Но меня снова отправили в отпуск. В этом году я провел в отпуске больше, чем за пять предыдущих лет.

Глава тридцатая
СВЕТСКАЯ ЖИЗНЬ РОССИЙСКОЙ СТОЛИЦЫ

Артем Грива

Дома была осень. Слякоть, серое небо – климат-контроль лишь по выходным и праздникам, в остальное время погода – как заблагорассудится матушке-природе. Родители, естественно, на раскопках. А дед… Дед позвонил через час после того, как я переступил порог отчего дома. Не через секретаря. Сам.

– Здорово, Темка! Как жив-здоров? Хотелось бы увидеть тебя сегодня после обеда. Вертушку прислать?

– Не надо, я сам.

– Добро.

Дедов дом в Петергофе – это нечто.

Площадь в основании – сто двадцать квадратных метров, площадь последнего, четвертого этажа – триста восемьдесят. Помесь минарета и водонапорной башни. Для пущего сходства на верхнем уровне – крытый пластиковым, проницаемым для ультрафиолета «пузырем» зимний садик с плавательным бассейном, формой повторяющим контуры нашей славной державы. С площадью основания все понятно. Хитрый старикан таким образом почти в десять раз уменьшил налог с земли. Но бассейн – это перебор. Лучше бы посадочную площадку для вертушки сделал. Впрочем, дед – это дед. Он всегда был с причудами. И всегда они ему сходили с рук. Потому что – глыба. Причем краеугольная.

Я вылез из вертушки, поздоровался с охранниками, которые пропустили меня без стандартной проверки. В другое время я устроил бы им выволочку за столь грубое нарушение устава охраны государственных объектов и персон, но сегодня – не стал, потому что сгорал от любопытства. Еще бы! Вечно занятый, вечно в каких-то глобальных прожектах, дед сам позвонил внуку и пригласил в гости. Пригласил, а не велел явиться в приказном порядке. Я, пока летел в Петергоф, всю дорогу гадал, что еще такое дед затеял. Перебрал множество вариантов, но все – мимо.

Дед учудил так учудил.

Решил жениться. В семьдесят четыре года. Ну да для своего возраста дед – орел. Диета, теннис, верховая езда. Прикрепленный личный врач из правительственной клиники. Дед у меня не человек, а особо ценное национальное достояние. Его здоровье – дело государственное. Все сбалансировано: гормоны, физкультура, имплантированные регуляторы-стимуляторы. Еще лет тридцать полноценной жизни старику гарантировано. Тем более что в нашем роду все мужчины – долгожители. Словом, орел. Но жениться…

– Дед? Ты это… Хорошо подумал? – осторожно поинтересовался я.

Действительный тайный советник Грива выпрямился во весь рост, пригладил совершенно седой, зато почти не поредевший «ежик», посмотрел сверху вниз на нахального внука.

– А что прикажешь делать, если, кроме меня, род продолжить некому? Хочешь, тебе невесту уступлю?

– А я думал, у вас романтическая любовь,– усмехнулся я.

– Это у нее романтическая,– проворчал дед.– А я – практик. Ну что, берешь?

– Де-едушка! Да я же ее в глаза не видел!

– Видел, видел. Она по шестому каналу росгало передачу ведет. «Россия и будущий мир».

– Делать мне больше нечего, как гало смотреть! – фыркнул я. И попробовал зайти с другой стороны.– Слушай, дед, я-то – ладно, а ты… Уверен, что она тебе – пара? С государственной точки зрения.

– Уверен. Она из хорошей семьи. Сергея Ивановича Караваева дочка.

– Это который – контр-адмирал?

– Вице-адмирал. Командующий нашим Средиземноморским флотом. Я его лично рекомендовал Генштабу.

– Ну тогда все понятно…

– Ничего тебе не понятно! – рассердился дед.– Или ты намекаешь, что я не интересен молодой женщине?

– Да что ты, дед…– я на всякий случай отодвинулся.– В тебя половина российских женщин заочно влюблена. Но ты уверен, что такая женитьба положительно скажется на твоем политическом имидже?

– Уверен. Валентина – умница, красавица, не какая-нибудь вертихвостка. И рейтинг у ее передачи – будь здоров. Чудесная женщина. И мы с ней друг другу подходим. Вполне. Но тебе – отдам.

– Спасибо, не надо,– быстро сказал я.

– Значит, она тебе не нравится? – строго спросил Грива-самый-старший.

– Говорю же, я ее в глаза не видел! Ладно, дед, хочешь жениться, женись. Ты у нас в клане – старший. Только мне ее не подсовывай, ладно?

Дед насупился. Интересно, что я такое сказал? Все-таки дед на меня отвратительно влияет: я себя сразу каким-то юнцом ощущаю. И вести себя начинаю соответственно.

– А я, Артем, на тебя рассчитывал,– наконец огорченно изрекает дед.

– В каком смысле? – насторожился я.

– В том самом. Род продолжить.

– А сам что, уже не… ?

Дед покачал головой.

– Может, тогда тебе и жениться не стоит, а, дед? Женщины, они, знаешь ли…– я запнулся, думая, как бы так сформулировать потактичней.– Им это дело нужно…

– Много ты в женщинах понимаешь! – фыркнул дед.– Ты хоть с одной жил больше месяца? Кроме того, с этим делом у меня нормально,– дед самодовольно выпятил челюсть. И тут же вдвинул обратно.– А вот с маленькими хвостатыми – проблема,– грустно сообщил он.– Ленивые, понимаешь. Не хотят внедряться куда положено. Я уж целый консилиум собирал…

Дед совсем пригорюнился. Я тоже. Мне совсем не улыбалось тащиться куда-то, сдавать… генетический материал. И вообще это противоестественно как-то.

Дед посмотрел на меня, мрачного, и решил приободрить.

– Ты не бойся, популярности у меня не убудет. Вот, кстати, мне тут наш спикер по теме историю рассказал. Про одного депутата от Национального демократического конгресса, тоже примерно моих лет. Женился на молоденькой фрейлине, год прошел, а она все никак не забеременеет. Он к одному профессору, а тот говорит: надо вам, ваше превосходительство, жену в морское путешествие отправить, скажем, в кругосветный круиз.

«Да я занят по самое некуда!» – отвечает камергер.

«Да кто говорит о вас? Вы жену отправьте».

«Одну? Нет уж. Испрошу отпуск у Государя, вместе на моей яхте и поплывем. Уверены, что поможет?»

«Надеюсь. Кстати, шансы существенно возрастут, если вы возьмете с собой молодого секретаря»,– говорит профессор.

«Это можно,– соглашается камергер.– Без работы не останется».

Через шесть месяцев звонит депутат профессору. «Спасибо,– говорит,– очень помогла ваша рекомендация – жена беременна».

– А что секретарь? – интересуется профессор.

« Вот тут – неувязка вышла,– смущенно говорит депутат.– Секретарь тоже беременна».

Дед захихикал. А вот мне было совсем не смешно.

– Может, и тебе, дед, тоже… того… в круиз? – промямлил я.

– Не мне, а тебе,– строго сказал дед.– Если захочешь, конечно. Яхту я тебе дам. Можешь и секретаря взять – профинансирую. А сейчас у тебя двадцать минут, чтобы переодеться и убрать с физиономии это кислое выражение. Через двадцать минут приезжает моя невеста, и мы втроем отправляется кутить. В Императорский клуб.

Я скривился еще больше. Императорский клуб – это жутко чопорное заведение для великосветских воротил. Как «лицо, приравненное к рангу младшего камергера» я имел право посещать эту забегаловку для министров и царедворцев, но никогда этим правом не пользовался. И сейчас тоже не имел ни малейшего желания.

– Там форма одежды – фрак или смокинг,– попытался отвертеться я.– Меня не пустят.

– Со мной тебя пустят даже в шотландской юбке! – самоуверенно заявил дед.– Но и смокинг для тебя найдется.

– Мы с тобой разного роста, дед,– заметил я.

– Это твой смокинг! – отрезал дед.– Сшит специально для тебя.

– И давно? – поинтересовался я.

– Доставили час назад. Все. Разговор окончен. Через двадцать, нет, через семнадцать минут я жду тебя экипированным и жизнерадостным. Прекратить разговорчики, майор, и исполнять приказ высшего по званию!

– Ты не из моего ведомства, генерал,– буркнул я. Но отправился «исполнять».

Дед имел над окружающими необъяснимую харизматическую власть. Надо мной – в том числе. Только батя был способен противостоять его сокрушительному напору.

– А я представляла вас совсем другим, Артем,– сказала моя будущая «приемная бабушка», сопровождая свои слова обворожительной улыбкой гало-дивы.

– Выше ростом?

– Нет. Загадочнее. Таинственнее. Вы ведь сотрудник самой могущественной организации Земли. Андрей много хорошего о вас говорил…

Ну надо же! Андрей! Это моего деда – Андреем. «Много хорошего…» Как бы не так! В первые два года после моего ухода в «Алладин» дед меня иначе как «этот предатель» не называл.

– Польщен! – холодно произнес я.– О вас, Валентина Сергеевна, он тоже много хорошего говорил.

– Правда? Надеюсь, Артем Алексеевич, вы не думаете, что я коварно соблазнила вашего деда, подчинила его своей воле и теперь вожу на поводке?

– Его подчинишь, как же! – фыркнул я.

На поводке! Африканского носорога легче на поводке водить.

– Тогда перестаньте смотреть на меня, как солдат на вошь! – решительно потребовала дочка вице-адмирала.– И улыбайтесь, черт возьми, потому что ваш дедушка через три минуты будет здесь, и он будет очень огорчен, если мы с вами не поладим. А я, черт возьми, очень не хочу его огорчать, потому что он, черт возьми, мне очень нравится, ясно?

– Так точно, сударыня! – я вытянулся по стойке смирно и даже слегка прищелкнул каблуками.– Разрешите вопрос?

– Разрешаю.

– Вы не могли бы, сударыня, меньше чертыхаться?

– Нет, майор. Этикет не позволяет мне употреблять более крепкие выражения.

– Тогда позвольте еще один вопрос?

– Да, майор?

– А я вам нравлюсь?

Я был одарен совершенно обольстительной улыбкой.

– Ваш смокинг вам очень идет, Артем Алексеевич. Очень идет, особенно если учесть, что его моделировали виртуально.

– Вы и это знаете, Валентина Сергеевна?

– Разумеется, Артем Алексеевич. Ведь это я его и моделировала. По голограмме из вашей медицинской карточки, полученной от вашего дедушки.

«Ну дед! Ну старый… Нет слов!»

– Должна признать,– продолжала между тем невеста Гривы-самого-старшего,– эта работа доставила мне большое удовольствие. У вас идеальное сложение для моделирования одежды.

– Неужели только для моделирования? – осведомился я.

– Не только. Наверное, для гимнастики – тоже.

– А еще я могу голыми руками шею свернуть,– проворчал я.

На этой оптимистической ноте процедура нашего знакомства закончилась, потому что появился дед, чмокнул невесту в щечку и громогласно осведомился: почему перед домом стоит вертушка, а не указанный им наземный экипаж.

Начальник дедовой охраны что-то попытался возразить, но его протест был безжалостно растоптан, и в клуб мы поехали на старинном бронированном лимузине. Дед шиковал. А вертушки охраны летели над нами на «обусловленной» высоте, составлявшей для Петергофа сто десять метров. Начальнику дедовой охраны я очень сочувствовал. Он сидел рядом с шофером, за переборкой, и время от времени бросал на меня через зеркало заднего вида воистину собачьи взгляды. В случае «внештатной ситуации» он мог рассчитывать только на себя и на меня. Болтавшиеся в небе вертушки были оборудованы по высшему уровню оборонительной техники, но, увы, для защиты тех, кто находился внутри, а не для патрульного сопровождения.

Впрочем, доехали мы благополучно. Россия – не Америка. У нас политиков «убивают» только фигурально.

Императорский клуб – на четвертом этаже. Встречали нас у входа. Не успел допотопный дедов броневик подкатить к воротам, как вдоль дорожки шпалерами выстроилась местная обслуга. Все гнулись и приплясывали, метя фольклорными бородищами алый ковер под нашими ногами. За обслугой, на положенном, впрочем, удалении, теснилась свора репортеров с камерами прямого включе-ния.

Дед не шел – шествовал. Вальяжно улыбался, приобнимал за обнаженные плечики сияющую Валентину, благосклонно кивал лебезящей обслуге. Меня от таких помпезностей тошнило – должно быть, я в батьку пошел. К счастью, в этой суете я успел смешаться с телохранителями и укрылся за их широкими спинами. Дед несколько раз величаво поводил головой – оглядывался, меня искал. Но не зря меня еще в Школе обучали искусству скрадывания и слежки. Я возник рядом с ним только тогда, когда позади закрылись роскошные двери, отсекая папарацци и прочую неблагородную публику. В сам клуб представителей СМИ не пускали. Разве что таких, как дочка вице-адмирала Караваева. Дедовых телохранителей, кстати, тоже оставили снаружи. Тут своя охрана. Сверхнадежная, сплошь офицеры ФСБ. По пути к лифту деда от его невесты оттерли. Директор клуба, вице-директор, еще какие-то шишки…

Валентина, впрочем, субординацию понимала, приотстала, взяла меня под руку:

– А вы, я вижу, не любите публичных мероприятий, Артем Алексеевич?

– Я их избегаю, Валентина Сергеевна.

Должен признать, девушка чертовски хороша. Шейка, плечи, грудь… Кожа упругая и гладкая, как у настоящей афро, и при этом абсолютно белая. Подобная иногда бывает у рыжих зеленоглазых девушек. У сестренки моего напарника, например… В наших великосветских кругах такая белизна в последнее время вошла в моду. Но поскольку моя будущая бабушка была кареглазой брюнеткой, то ей наверняка пришлось прибегнуть к услугам косметолога.

– Вам не нравится мой парфюм, Артем Алексеевич?

– Почему вы так решили?

– Потому что вы от меня все время отодвигаетесь.

Тут, к счастью, мы вошли в лифт, и разговор естественным образом прервался.

Стол нам накрыли в Красном зале, втором по значению в здешней табели о рангах. Выше – только Белый, для августейших особ.

Меня усадили справа от деда, между ним и Валентиной. Как будто это не он, а я – жених.

За одним столом с нами оказались еще пятеро: двое мужчин и три женщины. Мужчин я знал: одного – лично: тайный советник дядя Коля; другого – заочно: лидер Монархической партии Польши и Украины Грищенко-Жолотовский. Толстый, усатый, похожий на немецкого бюргера-пиволюба средней руки. Оба были с супругами, донельзя светскими многократно омоложенными дамами, а Грищенко в придачу к супруге имел еще и племянницу: розовощекую девушку с пухлыми губками шестнадцатилетней и наивно-порочными глазищами искушенной фрейлины. Девушку звали пани Галиной, и она с ходу нацелилась на меня. Возможно, ее именно для этого и привели. Терпеть не могу таких вот девушек из высших слоев, фальшивых, как отпечатанные в Гонконге иранские акции. Впрочем, после пары моих ответов, односложных, по меркам этикета крайне невежливых, девушка надула губки и полностью сосредоточилась на еде.

– А вы не очень добрый человек, Артем Алексеевич,– сказала моя соседка справа.

Я повернулся и посмотрел на нее. Сказано было по-испански, причем с характерным бразильским акцентом.

– Почему вы так решили, Валентина Сергеевна?

– Обидели девочку.

– Я грубый солдат, сударыня. Светским манерам не обучен.

Валентина засмеялась:

– А я думала, в Высшей Императорской школе есть курс этикета.

– Есть,– согласился я.– Но я его прогуливал.

– Танцы – тоже?

– Танцы солдата – кулачный бой.

– Очень мужественно. Но обидно. Я как раз хотела предложить вам потанцевать.

Я покосился на деда.

Дед вещал.

Дядя Коля и Грищенко-Жолотовский – внимали. Последний, правда, отвлекся на мгновение: недовольно покосился на племянницу.

«Тебя что сюда – жрать привели?» – читалось во взоре польско-украинского монархиста.

– Идемте, Артем Алексеевич,– Валентина коснулась моей руки ухоженными пальчиками.– Офицеру не к лицу отказывать даме…

– …И его будущей бабушке,– подхватил я с широкой улыбкой, заимствованной у губернатора Невады.

Ух как ей захотелось ответить мне какой-нибудь колкостью. Но она сдержалась. Встала (лакей отодвинул стул), оперлась на мою руку.

Три дамы за столом проводили нас завистливо-неодобрительными взглядами.

– Самбу-капону вы, конечно, не умеете? – спросила Валентина.

– Угадали.

– А что умеете?

– Вальс,– буркнул я.

Вальс – наименее эротичный из известных мне танцев. Не считая менуэта.

– Пусть будет вальс,– она сделала знак музыкантам.

Те заиграли что-то грибоедовское. Я бы предпочел Штрауса, но в Императорском клубе играли только отечественных композиторов. Интересно, как бы они выкрутились с этой… самбо-капоной.

Вести ее было легко.

– Я вам настолько не нравлюсь, Артем? – спросила Валентина.

– Не настолько.

Она некоторое время молчала, потом произнесла ровным голосом:

– Он вам сказал, да?

Вот тут я ее зауважал.

– Да.

– А он сказал, что нам придется сделать это до свадьбы?

Ну да. Дед же у нас – истовый православный. После венчания – никаких внебрачных связей.

– Я не уверен, что вообще намерен делать это.

Черт! Теперь я ее обидел по-настоящему. Сказал – и сразу раскаялся.

– Валюша, простите меня,– проговорил я мягко.– Поймите, дело не в вас. Мой дед, он – тиран.

– Ваш дед, Артем Алексеевич, очень несчастный человек! – перебила она меня сердито.– Вы даже представить себе не можете, как его гнетет отсутствие правнука. Вы же последний в роду, Артем! Последний Грива! Как вы можете так говорить?

И все это время мы кружились в танце по сверкающему паркету, и она была так же послушна мне, как минуту назад. Только рука чуть-чуть напряглась.

– Вы его действительно любите? – задал я бестактный вопрос.

– Люблю. И безмерно уважаю,– ответила Валентина.– Ваш дед – великий человек. Я ведь общалась со многими власть предержащими, Артем Алексеевич, моя программа как раз о тех, у кого власть. И почти все эти люди… Они другие. Когда ореол могущества рассеивается, они становятся обычными людьми. А ваш дед… Величие у него в крови.

«Да уж,– подумал я.– Полвека на вершине. Тут хочешь не хочешь, а привыкаешь не смотреть, а взирать».

– Вы этого не чувствуете, потому что в вас – та же кровь. Вы на него очень похожи, Артем Алексеевич…

– Только ростом поменьше,– усмехнулся я.– Валя, не называйте меня больше Алексеевичем. Артема вполне достаточно.

Музыка смолкла. Я вежливо наклонил голову.

Валентина сделала реверанс.

– Спасибо. Вы танцуете лучше, чем я ожидала, Артем,– она улыбнулась,– но давайте вернемся за стол. Что-то я проголодалась…

«Врешь,– подумал я.– Второй танец – за дедом».

Точно. Поесть ей не удалось.

Я неплохо танцую, но дед – это мастер. Когда-то он брал уроки у лучшего танцмейстера Санкт-Петербурга. Сначала – чтобы улучшить осанку, потом увлекся. Дед сам мне об этом рассказывал. Не знаю, какая пара получится из деда с Валентиной в жизни, но в танце они друг другу подходили идеально. Я невольно залюбовался… Даже прослушал вопрос, заданный мне дядей Колей, и ему пришлось повторить.

– Ты не знаешь, Артем, как продвигается тема, из-за которой мы встречались в последний раз?

Увидев, как Грищенко-Жолотовский навострил мясистые шляхетские уши, я улыбнулся:

– Не знаю, дядя Коля. Мне не докладывали, я ведь простой майор.

– Ладно, ладно, не прибедняйся. По нашим сведениям, Главный Консультант Сунь от тебя не отходит.

– Он просто никак не может поверить в наличие коры головного мозга у офицера-«полевика».

– Значит, не знаешь…

– Не знаю, дядя Коля. Могу только предположить, что положительных результатов нет. Иначе вам непременно сообщили бы.

– Жаль,– искренне произнес тайный советник.– Очень жаль.

– Что, дела обстоят так скверно? – спросил я.

– Очень. Ситуация ухудшается буквально с каждым месяцем. Будет время, заезжай ко мне в управу – расскажу.

– А что это ухудшается? – с кокетливой улыбой поинтересовалась племянница главного украинского монархиста.– Это вы о чем, господа? Ой!

Вероятно, кто-то из родственников пнул девицу под столом. Зря. Она лишь озвучила мысли присутствующих.

– Погода,– невозмутимо ответил дядя Коля.– Глобальное потепление, сударыня. Мы попросили Международный координационный Центр по исследованию проявлений феномена спонтанной деструкции проанализировать перспективы. У них ведь лучший в мире мегакомпьютер.

– Потепление! Ой как интересно! – прощебетала девица.

Ее дядя криво улыбнулся. Погода, как же. Небось сделал зарубку в памяти: узнать, когда, где и по какому поводу мы с дядей Колей встречались. Перебьется. Ни польскому сейму, ни украинской раде совершенно ни к чему знать о глобальных проблемах империи. Их известят, если потребуется пошуметь. Это они могут.

Я посмотрел на деда, танцующего со своей невестой, и мне вдруг остро захотелось напиться.

Я перевел взгляд на Грищенко-Жолотовского, и тот мгновенно отреагировал на мое невысказанное желание, откашлялся (чуткий лакей мигом наполнил его бокал), поднялся, провел левой рукой по розовой лысине.

– Во здравие Государя! – провозгласил он.

Мы с дядей Колей встали. Я отобрал графинчик с водкой у лакея, вознамерившегося плеснуть мне в стопку, и наполнил до краев фужер для шампанского.

– Здравие Государя! – рявкнул я и в три глотка осушил фужер. В лучших традициях Школы. Закусил поданным на вилке рыжиком.

Хорошо пошло. Сразу полегчало.

Главный украинский монархист поглядел на меня с уважением.

Подали горячее.

Дед с Валентиной все кружились.

– Говорят, на вас пытались совершить покушение? – подала голос госпожа Грищенко-Жолотовская.– Там, в этой дикой Америке.

«Пытались совершить покушение». Ну надо же. Впрочем, в ее речи чувствовался польский акцент. Возможно, по-польски она говорит лучше, чем по-русски… Что ж, она достаточно привлекательна, чтобы не беспокоиться о правильной речи.

– Увы, мадам. Не пытались, а совершили,– скорбно ответил я, приняв еще водочки.

– Мы так переживали за вас и вашего друга, буквально не отходили от гало!

– Благодарю, мадам.

Можно не сомневаться, что наши СМИ сделали из инцидента отменное шоу.

– Вы, наверное, очень переживали, когда вас посадили в их тюрьму. У них такие отвратительные тюрьмы. Представляю, каковы их обитатели! – супруга лидера монархистов закатила глаза.

– И не говорите, мадам,– вздохнул я.– Меня там пытались изнасиловать.

– Ах! Но это же невозможно!

– Конечно, невозможно, мадам,– я проглотил еще одну порцию водки. Как-то слабо меня берет. Должно быть, от жирной стерлядки.

– Само собой – невозможно. Но попытка – была.

– И как же вы поступили, бедный?

– Я их всех убил.

– Вы, вероятно, шутите?

– Конечно, шучу, мадам. Я убил только троих.

Тут я поймал укоризненный взгляд дяди Коли и обнаружил, что графинчик опустел.

Я поглядел на ближайшего лакея. Тот сделал вид, что не понимает намека.

– Любезный,– сказал я ему,– ты ослеп? Или тебе наскучила твоя работа?

Лакей метнул жалобный взгляд в сторону дяди Коли. Тот чуть заметно кивнул. Ах вот как! Это заговор!

Я собирался вспылить, но тут появился полный графинчик, из которого немедленно наполнили мою стопку.

Я встал. Взял стопку.

Поглядел на танцевальную площадку. Дед с Валентиной самозабвенно вальсировали уже минут двадцать.

– За прекрасных дам! – провозгласил я, пристально глядя на госпожу Грищенко.

Потом посмотрел на стопку. Нет, это просто оскорбительно – пить за дам из подобной посуды. Я снова взялся за фужер.

– Помню, однажды пили мы водку с руководителем нашей резиндентуры в Сомали,– начал я слегка заплетающимся языком.– Представьте, сударыни, жара – под пятьдесят в тени, кондиционер – на последнем издыхании, нашу машину – она у нас для маскировки со свадебной символикой – остановили дикари с автоматами. Черт знает, зачем мы им понадобились, может, китайцы наняли, а может, у них провизия кончилась. Остановили, в общем. Шофер, он из местных, почти час их уговаривает, чтоб отпустили, а мы сидим на заднем сиденье машины, пьем теплую водку из таких же вот фужеров, закусываем какими-то сушеными гусеницами, прикидываемся молодоженами и думаем: живьем нас будут жрать или сначала пристрелят…– я сделал эффектную паузу, проглотил еще стопочку, заел рыжиком, с удовольствием наблюдая за слушателями.

Дамы были шокированы. Вернее, делали вид, что шокированы. Грищенко-Жолотовский взирал на меня со снисходительностью еще трезвого к уже пьяному. Дядя Коля косился настороженно-неодобрительно.

– Простите, Артем Алексеевич,– прорезался сквозь приятную алкогольную дымку голосок племянницы.– Я не поняла, вы сказали, что с этим, забыла, как его – руководителем изображали молодоженов. Неужели африканцы вам поверили?

– Они же дикари, сударыня,– улыбнулся я.– Белых людей различают только по цвету одежды.

– Но разве они не видели, что вы оба мужчины?

– Вообще-то тогда руководителем резидентуры в Сомали была женщина,– снисходительно пояснил я.– Но эти дикари, им вообще-то все равно. Вы не слыхали истории о том, как юаровские зулусы поймали китайца и североамериканца?