Текст книги "Хранители равновесия. Дилогия"

Автор книги: Александр Мазин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 46 страниц)

Глава двадцатая
ПЕТЕРГОФ. ЦАРСКАЯ РЕЗИДЕНЦИЯ

Артем Грива

Все три часа полета из Кейптауна я проспал. Проснулся, когда колеса «крыла» коснулись посадочной полосы. Глянул на экран и обнаружил, что сели мы не где-нибудь, а в Петергофе. На личном аэродроме Государя.

Пока обслуга пристыковала «рукав», я успел выпить кофе и убрать с физиономии щетину.

Посмотрев в зеркало на бодрую физиономию восемнадцатилетнего юнца, я подумал, что стоит отпустить бородку.

Аэровокзал в Петергофе крохотный, но роскошный. Для важных персон. Монархов, премьер-министров... Даже генерал-майоры крайне редко проходят через его арку. Наверное, я был первым просто майором, вошедшим в это здание не в роли охранника, а в качестве гостя.

А уж встречали меня...

Собственно, встречал меня только один человек. Зато какой! Лично начальник Главного Управления по связям Департамента внешней разведки.

– Здорово, Артем! – сказал он. – Ну ты помолодел!

– Здравия желаю, Ваше высоко...

– Без чинов, Артем! – перебил меня дядя Коля, дружески протягивая руку. – Поехали! Время дорого. Тебя ждут.

Однако! Если меня поторапливает тайный советник, то кто же тогда меня ждет? Неужели Государь?

Маленький «комнатный» электромобиль помчался по галерее, соединяющей дворец с аэропортом. Несколько минут – и мы на месте. Охрана дверца была усилена. Более того, великолепные мундиры лейб-гвардии сменили куда менее эффектные, но значительно более эффективные бронекомбинезоны.

Нельзя сказать, что мне это понравилось. Дядя Коля повел меня в императорское крыло, но до Государева кабинета мы не дошли. Свернули на одну из боковых галерей.

Здесь нас ждал целый взвод лейб-гвардейцев, возглавляемый аж поручиком. Неслабо, учитывая, что чин поручика лейб-гвардии соответствует полковничьим жандармским погонам. Останавливать нас не стали. Караул салютовал и расступился. Двери раздвинулись автоматически.

– Доставил, Андрей Алексеевич! – доложил дядя Коля.

Дед встал. На нем был парадный мундир действительного тайного советника. И смотрелся дед так, что сразу хотелось вытянуться по стойке смирно и рапортовать. Но это был мой дед, так что рапортовать я не стал. Мы обнялись. Потом дед отстранился и с полминуты изучал мою юную физиономию.

– М-да, – изрек он наконец. – Батька твой мне говорил, но как-то не верилось.

– Теперь верится? – спросил я, улыбаясь.

– Теперь верю. И завидую, Темка! Как так получилось?

– Есть пара идей, – сказал я. – Как только узнаю точно, непременно с тобой поделюсь.

– Не возражаю. Я тоже не против скинуть годков пятьдесят. Николай, ты можешь быть свободен. Эх, Темка! Как я рад, что все обошлось. Отец твой – просто кремень. Только позавчера я узнал, где ты был.

– Не злись на него, дед, – сказал я. – Батя дал мне слово.

– Ну и что? Ты у меня – единственный внук! Мог бы мне сказать!

– Дед, ну ладно! У тебя и так с сердцем проблемы!

– Уже нет. Оно у меня теперь механическое. Насос. Железяка! Представь: оно не стучит, а урчит! – Дед засмеялся, но тут же оборвал смех и добавил серьезно: – Никогда бы не согласился, но время такое – не до инфарктов. Эх, Темка, Темка! Знаешь, когда ты родился, мы все думали, что наш мир – незыблем. Даже когда началась вся эта дрянь с «ифритом», все равно мы верили, что Россия превзойдет любые катаклизмы. Если бы ты знал, Темка, из каких топей мы тогда вырвались!

– Дед, я все знаю. Забыл, где я учился?

Дед посмотрел на меня пристально, потом признал нехотя:

– Да. Ты должен знать. Это меня твоя нынешняя физиономия с толку сбила. Сущий юнец ты с виду, Артем Грива! – Дед захихикал. И вдруг как-то сразу весь подобрался, посерьезнел: – Все, лирики довольно. Артем, сейчас ты подробно и вдумчиво расскажешь все, что с тобой произошло. Всю эту безумную историю, в которую ты угодил.

– Ты уж прости меня, дед, но все я рассказать не могу.

– Это еще почему? Боишься, что ли, контракт нарушить? Так ты не бойся. Пусть они себе твой контракт знаешь куда засунут!

– Дед, есть кое-что посерьезнее контракта.

– Если у тебя блок, это не страшно, – заявил дед. – Лучшие наши спецы будут здесь не позже сегодняшнего вечера.

– У меня нет блока, – сказал я. – Это вопрос совести, а не психиатрии. Я дал клятву. И нарушить ее только потому, что внутри Комитета нашлись бесчестные люди, я не могу.

– Кому ты клятву дал? Комитету своему? Так они едва тебя не ухлопали! – проворчал дед.

– Дед, ты не понял. С «Алладином» я подписал контракт. Сейчас этот контракт можно считать разорванным, но не разглашать внутренние секреты «Алладина» я клялся на Писании. А это, как ты понимаешь, совсем другое.

Дед выругался. Нелитературно.

– Да, дед, – сказал я. – У них тоже есть психологи. И они, поверь, не зря свой хлеб кушают.

– Выходит, клятва эта тебе дороже, чем Родина? – спросил дед.

Я пожал плечами. Некорректно поставленный вопрос.

– И все-таки ты расскажешь, – сурово произнес дед. – Причем не мне.

– А кому? – насторожился я.

– Мне, – раздалось за моей спиной.

Я обернулся, как ужаленный. И вытянулся стрункой. Государь.

– Ваше Величество!

– Андрей Алексеич, можно тебя попросить оставить нас вдвоем? – произнес Государь.

– Да, Ваше Величество. – Дед слегка поклонился и вышел, успев шепнуть мне на прощание: – Чуть не забыл. Красавица твоя у меня живет. Уже по-русски болтает.

Государь дедово кресло занимать не стал. Сел на диванчик у окна, показал на стул напротив, садись, мол.

Я сел. Своеобразное ощущение – сидеть в присутствии Государя.

– А ты действительно помолодел, Артем Грива, – сказал он.

– Ваше Величество, я не знаю, как так получилось.

Если бы знал...

– Есть такое слово – чудо, – сказал Государь.

– Ну не то чтобы чудо. Есть одна фирма в Гонконге...

– Знаю, – перебил меня Государь. – Мне предлагали.

– И – вы?!..

– Я отказался. Мне довольно того, что Богом отпущено.

– Меня-то не спрашивали, Ваше Величество, – смущенно проговорил я. – К сожалению, я не имею права об этом рассказывать. Я поклялся...

– Можешь. Мне – можешь, – Государь улыбнулся.

Эту улыбку я помнил с детства. Именно так он улыбался на гало-портрете в моей детской. В углу – маленький иконостас, на стене напротив окна – Государь. Правда, на том портрете волосы Государя еще не были седыми.

– Мне – можешь, – сказал Государь. И добавил торжественно: – Именем Господа нашего освобождаю тебя от всех клятв, кроме дворянской присяги!

Я склонил голову. Государь – глава нашей Православной церкви. Выше него – только Господь. Его именем Государь всея Руси Александр Четвертый мог это сделать.

– Теперь честь твоя не потерпит урона, если ты захочешь поделиться со мной тем, что знаешь, – уже обычным голосом продолжал Государь. – Если захочешь, – повторил он. – Я тебя не неволю, Артем.

Я чувствовал, что Государь говорит искренне. И еще я знал: Государь предоставил мне выбор, потому что был уверен во мне. В том, что я, принимая решение, буду руководствоваться не собственной выгодой, а интересами моей страны. Так же, впрочем, как любой русский дворянин. Это был высочайший уровень доверия. Я могу промолчать. И никто меня не упрекнет. Никто не скажет: ты должен! Скорее всего, никто, кроме нас двоих, об этом даже не узнает.

Но я-то буду знать. И Государь. За мной останется долг, который мне, скорее всего, никогда не удастся вернуть.

И все-таки я колебался... Слишком много было в моей истории такого, во что очень трудно поверить. Поверит ли мне мой Государь?

Я встал и поклонился. И сказал честно:

– Благодарю, Ваше Величество! Я готов рассказать все, но не знаю, поверите ли вы мне...

– Я постараюсь, – со всей серьезностью произнес Государь.

Я говорил несколько часов. С самого начала. С того дня, когда заглянул в выжженное в бронированной двери отверстие и увидел существо, возникшее ниоткуда.

Это был долгий рассказ. Я рассказывал подробно, особо останавливаясь на том, что считал более важным. Собственные выводы старался свести к минимуму. Только факты. Государь прерывал меня крайне редко. Один раз – распорядившись, чтобы нам принесли поесть, второй – когда я рассказал о нашем разговоре с дядей Колей, случившемся в позапрошлом июле. Когда тайный советник сказал мне: «Государя здесь представляю я». Рассказывая об этом эпизоде, я попросил Государя снисходительно отнестись к словам начальника Управления по связям и не использовать сказанное мной во вред его карьере.

– Не беспокойся, Артем, – ответил Государь. – Я уже освободил его от обязанностей руководителя Управления. Он прекрасно справлялся со своей работой в спокойные времена. Сейчас это ему не под силу. Кроме того, я объединил все структуры, которые занимаются «ифритом» и взаимодействуют с Международным координационным Центром по исследованию «ифрита», в единую систему и попросил твоего деда ее возглавить. Он согласился.

Теперь мне стало понятно, почему дед теперь обитает здесь, во дворце, а не в своем уютном доме. И почему меня встречал дядя Коля. Дед снова взял его к себе. Впрочем, это было не важно.

Я продолжил свой рассказ. Когда я дошел до моего путешествия в прошлое, Государь прервал меня в третий раз.

– Ты уверен, что это было на самом деле? – спросил он.

Я кивнул.

– Продолжай, – разрешил Государь, и я продолжил.

Кое о чем я умолчал. О том, что, по-моему, касалось только меня и Даши.

И о том, кто помог мне бежать с базы «Алладина». Не то чтобы я не доверял Государю... Но я слишком хорошо знал технические возможности моих бывших коллег. И помнил, как мой алладиновский браслет-коммуникатор игнорировал самые продвинутые русские «глушилки». Вот почему я умолчал об Ирландце и Хокусае. Я сказал, что бежал сам. Повинуясь некоему мистическому импульсу. Зато причину появления «открытого коридора» скрывать не стал. И разговор специального координатора Лю и доктора Сяня передал полностью. Заодно упомянув о своем чудесном умении понимать чужие языки.

Китайские происки Императора не удивили. Надо полагать, его удивило бы их отсутствие. А вот то, что я стал универсальным полиглотом, его заинтересовало. Он даже устроил мне маленькую проверку. Вызвал одного из своих лейб-гвардейцев, хакаса по происхождению, и попросил меня поговорить с ним на его языке. Как и раньше, мой дар заработал не сразу. Сначала я выслушал довольно длинный монолог по-хакасски, а потом – старинную воинскую песню, примерно на середине которой и «включился» мой переводчик.

Государь ушел, когда за окнами уже светало. «До завтра, Артем», – сказал он на прощание. «До завтра. Ваше Величество», – ответил я.

Но завтрашняя встреча не состоялась. В мире произошли события, которые оказались важнее нашей встречи.

Об этом я узнал позже. А тогда принял сообщение о том, что Государь занят и не может дать мне аудиенцию, совершенно спокойно. И решил использовать это время, чтобы дать себе маленькую передышку. Выспаться, побыть в кругу семьи...

Глава двадцать первая
ВЕЧЕР В КРУГУ СЕМЬИ

Они сидели втроем в дедовых палатах и мирно беседовали. Вернее, беседовали дед с внуком, а Даша тихонько сидела на диванчике, поджав ноги. Она так и не привыкла к современной мебели.

– Чудесно поет твоя жена, – сказал дед. – Надо ее записать и пустить по гало. Это будет фурор. Поверь мне. Я в этом разбираюсь.

– Ты во всем разбираешься, дед, – с легким раздражением произнес Артем. – Мне не нравится эта идея.

Даша смотрела на них с удовольствием. Они оба были настоящие, дед и внук. Такие разные внешне – и такие похожие внутри. И оба светились.

Даша переменила позу, потянулась, вытянула ногу, растопырила пальчики...

Дед и внук посмотрели на нее одинаковыми взглядами. В этих взглядах было мужское желание и восхищение... У деда – больше желания. У внука – восхищения. Но от его взгляда у Даши сладко заныло внизу живота.

– Что такое – гало? – спросила Даша.

Дед успел первым. Он всегда успевал первым, если это касалось разговора.

– Гало – это великая сила, повелевающая желаниями и чувствами людей! – с пафосом произнес он. Но глаза его при этом косили на Дашину голую ножку. – Ты говоришь с миллионами. И они отвечают тебе, если ты умеешь их слышать.

– А я умею? – спросила Даша.

– Научишься!

– Дед, не дури ей голову! – вмешался Артем. – Гало – это просто объемная картинка, размноженная на много-много экранов. С технической точки зрения...

– Ага! С технической стороны флейта – это палка с дырками! – перебил его дед. – Ты слышал, как Даша играет на флейте?

– Слышал. Замечательно играет. Ну и что? Она взяла ее в руки три дня назад. Да ее никто слушать не будет! А профессионалы просто зашугают. Это же клан, дед! Туда не пускают чужих!

– Я им зашугаю! – Грива-самый-старший грозно нахмурил брови. – Да как только они узнают, что это моя невестка, они ее в елее утопят!

– Этого еще не хватало! Дед! Зачем это нам? Мне и ей?

– Дурак! – сказал действительный тайный советник. – Ты не знаешь, что такое слава. А я знаю: Если она станет великой певицей, а она ею станет, ты уж мне поверь, ее твои алладиновские дружки пальцем тронуть не посмеют. Да их народ на части порвет.

– Господи! – пробормотал Грива. – Почти премьер-министр – и романтический идеалист.

– Ты у нас реалист! – рявкнул дед. – Знаешь, что Государь про тебя сказал?

– Ну? – Грива даже привстал.

– Он сказал: «У твоего внука, Андрей Алексеич, глаза святого и руки убийцы. Я думаю: уж не карающая ли Десница Господа явилась к нам в облике твоего внука?»

Дед фыркнул.

– Уж не знаю, что ты там наплел... Виноват, наговорил Государю, но уж точно не о законах физики вы беседовали.

– Почему ты мне раньше это не сказал о словах Государя? – воскликнул Артем.

– Потому! – Грива-самый-старший нахмурил брови. – Вот что, «карающая десница», завтра я вызову сюда съемочную бригаду с первого канала. И Даша споет. И завтра же ее покажут по росгало. В новостях. В самое лучшее время. И я тебе чем угодно клянусь: наш народ ее примет! Да он в нее влюбится с первого взгляда. Дашенька, ты согласна?

Даша посмотрела на Артема.

Тот молчал. И не подал ей никакого знака: предоставил решать самой.

Артем чувствовал: дед прав. Даша действительно произведет фурор. Но Артему было страшно. Ему казалось: сейчас не время для всего этого. Сейчас, когда планета – на грани мировой войны. А народ... Чихать хотел Червь-Дракон, господин Ю на мнение народа. Даже своего собственного, не то что – мировой общественности.

«Он чего-то боится, – подумала Даша. – Но не знает – чего... или – кого?»

Даша перевела взгляд с Артема на деда. Глаза деда горели. Он больше не испытывал желания, глядя на Дашу. Он был уже в «завтра». Он был – как юный охотник, чье копье сейчас воткнется в полосатый бок зебры. Он – весь в этом броске, в этом копье. Зебра еще бежит, но для охотника она уже мертва. Она уже с гордостью брошена к ногам женщин...

– Я согласна, – сказала Даша.

Глава двадцать вторая
«ТЕ, КОГО ЗАВТРА СМЕТУТ...»

Артем Грива

– Мне нужна не просто хорошая песня, а очень хорошая песня... – вещал дед. – Конечно, новая, зачем нам чужие объедки?.. Слушай, ты министр – или кто?.. Ну так распорядись!.. Через три часа!.. Да потому что в четыре у меня – запись... Что значит, не успеет? Мой исполнитель – успеет... Это мои проблемы. А твои – чтоб песня была. Ты меня понял, Василий? Найди, отними, любые поощрения! Кормим, понимаешь, целую свору дармоедов! А когда нужна одна-единственная песня... Даже слушать не хочу! Это у вас так не делается, а у нас – делается! Все, Василий. Срок я назвал. Чтоб была. Ты меня знаешь!

Дед отключился, почесал за ухом, там, где был вживлен микрофон.

– Министр культуры, – сказал он. – Дурак полный. Но – исполнительный. Как раз такой, какой и нужен, чтобы управлять культурной шатией.

– Управлять? – Я скептически поднял бровь. – Разве творчеством можно управлять?

– Нельзя, – неожиданно легко согласился дед. – Но можно создавать видимость. Однако песню он нам найдет. Он сам – из музыкантов. Плохонький, но – с чутьем. Это, кстати, и есть управление творчеством, Темка. Маленьких, но не амбициозных – в администрацию. Чтобы холили и лелеяли больших.

– «А судьи – кто?» – осведомился я.

– А судья у нас один, – строго сказал дед, поднимая палец.

Я подумал, что он скажет: «Государь». Но дед сказал:

– ... Народ! Народ рассудит!

Я засмеялся:

– Уже рассудил. «Хлеба и зрелищ!»

– Что б ты понимал, – буркнул дед. – Оценки твои: трояк – по музыке, трояк – по стихосложению... Камергер, называется!

Нет, ну надо же! Я сам не помню, что у меня там было – по культурным курсам. А дед не забыл.

– Так то когда было, – сказал я. И похвастался: – А я, между прочим, этой ночью стих сочинил! Кажется, неплохой.

– Стих? Ты? – удивился дед. – Ну-ка воспроизведи.

– Что, вот так прямо сейчас? – Я даже растерялся.

– А тебе что, аудитория нужна? – осведомился дед.

– Ну, я так не могу... – пробормотал я. – Давай я лучше запишу, а ты сам прочитаешь, а?

– Артем, прекрати кокетничать! – сурово сказал дед. – Читай! Или – забыл?

– Нет, не забыл.

Нет, ну вот что за человек мой дед. Я разозлился...

Потом мысленно произнес первые строчки – и как-то сразу успокоился.

Ворох потерянных душ

Гонит по улице ветер...

На деда я не смотрел. Я смотрел в высокое дворцовое окно, за которым плескались на ветру уже начавшие желтеть листья.

Из темноты в темноту.

Тех, кому страшно при свете.

Хлещут незримые плети.

Шорох – как смех. На мосту.

Между перил – в пустоту...

Это странно звучало сейчас, солнечным утром, но я продолжал:

Через барьер – в пустоту.

Те, кому душно на свете.

Те, кого сумерки метят.

Те, кого завтра сметут.

Канут, как пух в круговерти.

Дымом над кромкой огня

Души летят от бессмертья...

И обгоняют меня.

И замолчал.

Почувствовал, как все изменилось. Словно тень легла на все.

Дед тоже молчал некоторое время. Потом подошел, положил руку на плечо:

– Страшно, Темка, – сказал он незнакомым, каким-то «надорванным» голосом. – Мне тоже страшно. Но мы выдюжим, правда?

Я не ответил.

Мы еще немного помолчали, потом дед сказал, уже обычным голосом.

– Хорошие стихи. Молодец. А я думал: тебе не дано.

– Правильно думал, – кивнул я. И честно признался: – Они во сне сочинились. Я проснулся, а они – у меня в голове. Чудно, да?

Ответить дед не успел. Позвонил министр культуры. Он «нашел» песню.

– Сейчас композитора привезут, – сообщил мне дед. – Минут через двадцать. Вертушка уже в воздухе. Сходи, приведи Дашу.

И тут мне пришел вызов. В лице одного из дедовых секретарей, принесших мне пластинку видеофона.

Это был Ванька. Вернее, их высокоблагородие подполковник Иван Николаевич Сучков.

Я обрадовался.

– Здорово, Ванька! Чего не звонил?

– А откуда бы мне знать, что ты вернулся? – проворчал Сучков.

– Так тебе Буркин не говорил ничего? – удивился я.

– Нет. Ну и дела.

– Тогда как ты узнал...

– Узнал вот, – отрезал Иван. – Бери вертуху – и стрижом ко мне!

– Погоди, Ванька, не так все просто. Что случилось?

– Случилось. Может, прислать за тобой, ты где?

– В Петре... – начал я и остановился. Если Ванька не знал, что я прилетел, и не знает, где я сейчас нахожусь, то каким образом мне прошел вызов?

Я еще раз всмотрелся в лицо человека на экранчике видеофона. Это несомненно был Ванька Сучков. Но мне ли не знать, как просто подделать образ.

– Ванька, помнишь, как звали ту девчонку, которую ты у меня отбил на втором курсе? На новогоднем балу? – спросил я.

– Ту маленькую беленькую? – Ванька озадаченно поглядел на меня. – Нет, не помню. А зачем тебе... И вдруг сообразил: – Я это, я. Это вызов по розыскной линии. Сигнал пришел, а точка связи почему-то не высветилась.

Правильно не высветилась. Странно, что нас вообще соединили.

Сучков неверно истолковал мое молчание:

– Спроси еще что-нибудь! Только быстрее!

– Позже, – отрезал я. И отключился.

– Дед, на меня Сучков вышел, – сказал я. – Хочет, чтобы я немедленно летел к нему. Что-то случилось.

– Никуда не полетишь! – мгновенно отреагировал дед.

– Но...

– Никаких «но»!

– Дед, Даша прекрасно отснимется и без меня!

– Дурак! – рявкнул дед сердито. – Соображаловку включи! Никуда ты из дворца не полетишь. Прихлопнут, как муху! Если у Сучкова твоего – что-то важное, сейчас его сюда привезут. Заодно проверят, что там с ним стряслось. А ты иди за Дашей. Времени мало. Сейчас композитора доставят.

Композитор мне не понравился. Длинноволосый, длинноносый, неопрятный... Зато при галстуке с усеянной бриллиантами «скрепкой». Меня он вообще в упор не увидел, Дашу мазнул равнодушным взглядом, зато перед дедом буквально изогнулся. Скрипичным ключом. И залебезил: «Ах, Ваше сиятельство, Ваше сиятельство...»

– Цыть, – сказал ему дед. – Рояль – там.

Рояль оказался не нужен. Маэстро выудил из кармана блочок размером с патрон для ручной плазменной пушки, и блочок тут же воспроизвел искомую песню. Песня была глупая, но очень красивая. На мой взгляд. А голосок у той, что ее пела, был довольно знакомый.

На деда, впрочем, композиция впечатления не произвела. На Дашу – тоже.

Маэстро это понял и обиделся.

– Заказ для самой... – (Тут я вспомнил, чей это голосок.) – Двенадцать тысяч рублей предоплаты. Лично по просьбе господина министра вам отдаю! Безусловный хит, будьте уверены!

– А что слова такие глупые? – спросил дед.

– Слова – не мои! – тут же отреагировал композитор.

– Да и музыка не твоя, – сказал дед.

Маэстро смешался. Кажется, он не ожидал от деда такой музыкальной эрудиции.

– Дашенька, тебе понравилось? – спросил дед.

Даша сдвинула бровки... И вдруг очень чисто и звонко пропела несколько тактов из только что сыгранного опуса... Оказавшегося этакой вариацией на тему «На заре ты ее не буди». Да такой ловкой, что простому вояке вроде меня нипочем бы не догадаться.

– Надо бы тебя, братец, наказать, – задумчиво произнес дед. – За нарушение авторских прав...

– Так это же народная музыка! – воскликнул маэстро.

– Да ну? – Дед усмехнулся. – А по-моему, это господина Варламова романс.

– Так он же давно умер! – заспорил маэстро: – Тогда еще авторских прав не было! Значит – народное!

– Именно народное! – строго сказал дед. – Стало быть, достояние России, часть национальной культуры, которую ты, – указующий перст деда нацелился в бриллиантовую заколку маэстро, – исказил и присвоил в корыстных целях. В чем и признался! – с удовлетворением завершил дед.

Маэстро побледнел и затрясся.

– Однако я тебя прощаю, – милостиво произнес дед. – За то, что идею подал. Ни к чему нам эти глупые хиты, когда есть богатейшее культурное наследие. И сейчас мы в это наследие погрузимся и подыщем что-нибудь для Дашеньки. А ты... – взгляд деда снова обратился на композитора и посуровел.

– ... А у меня все наследие тут, – маэстро сунул деду под нос свой музыкальный пенал. – Богатейшая база. Ваше сиятельство! Чем только смогу...

Тут в комнату вошел давешний секретарь и что-то негромко сообщил деду.

– Артем, – сказал дед. – Доставили однокашников твоих. Иди, общайся.