Текст книги "Битва на Калке. Пока летит стрела"

Автор книги: Александр Филимонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 32 страниц)

Глава 15

Русское войско двигалось медленно вместе со всем своим хозяйством, и даже скот, захваченный Мстиславом Удалым у монголов, гнали с собой, только в стороне, чтобы не мешал проходу.

Тележный скрип от множества обозов, ржание и топот коней, железный лязг далеко, наверное, разносились по степи. Но монголы не беспокоили войско. Даже не показались ни разу. Не было видно ни отрядов, ни одиноких всадников, выехавших на разведку. Даже коренные степные жители, половцы, умеющие своим острым зрением разглядеть за версту, как в траве кузнечик прыгает, и те, сколько ни зыркали по сторонам, ничего подозрительного не увидели. Степь была пуста, куда ни посмотри.

Вечерами, останавливаясь для привала, войско по приказу Мстислава Мстиславича окружало себя сотнями дозорных. Стал осторожным князь Удалой, несмотря на легко одержанную победу, и чем дальше, тем становился осторожнее. Боялся, что монголы перехитрят его: днём искусно скрываются, а ночью, дождавшись, когда все охвачены будут сном, как раз и налетят из степи.

Но дозоры спокойно разъезжали вокруг стана, углублялись и в степь, но возвращались всегда с одним и тем же известием: всё вокруг чисто, никого не видели.

Закончился четвёртый день такого похода. Наступил пятый.

Утром отряд Мстислава Мстиславича, как обычно вышедший вперёд, обнаружил, наконец, противника.

Сотни три монголов, построившись как для боя, стояли вдалеке, на берегу небольшой речки. Словно предлагали себя в жертву: давайте, мол, русские, нападайте!

Мстислав Мстиславич, одним из первых заметивший врага, не успел ещё обдумать, что значит такое поведение, как Даниил Романович с сотней своих дружинников устремился на врага.

За ним с громким боевым кличем бросился весь полк.

Пришлось и Мстиславу Мстиславичу догонять зятя – он считал, что в бою они должны находиться рядом. В случае чего, можно будет уберечь Даниила от неосторожных и необдуманных поступков.

Монголы, как и в том, первом столкновении с ними Даниила, выпустили разом стрелы навстречу наступающим русским и начали уходить вдоль берега речушки. Непрерывно отстреливаясь, не давая приблизиться к себе.

Мстислав Мстиславич видел, что движется монгольский отряд гораздо медленнее, чем может двигаться. Это означало только одно: передовому отряду противника дана задача заманить русских подальше в степь.

И заманивали монголы искусно! Как только Мстислав Мстиславич, надрывая глотку, приказал Даниилу Романовичу и всему полку остановиться, убегающий отряд тоже замедлил движение и стал ловко разворачиваться, словно начиная новое нападение. Опять на русских, как дождь, посыпались тонкие злые стрелы, раня людей и коней.

Монголы будто дразнили: вот же мы, совсем близко, возьмите нас! И как ни остерегал Удалой зятя, как ни убеждал его во вражеской хитрости – Даниил Романович, горящий обидой и желанием немедленной схватки, не выдержал такого позорного стояния под дождём стрел. Он снова кинулся вперёд. И снова за ним пошёл весь полк!

А монголы, одновременно прекратив тратить стрелы, снова побежали прочь, оставаясь при этом в дразнящей близости.

Так повторилось ещё два или три раза. Наконец – то ли им надоело бегать, то ли стрелы кончились, то ли они уже заманили русских куда нужно – монголы вдруг разом повернули к речке, вошли в неё, через несколько мгновений оказались на том берегу, метнули напоследок стрелы в остановившийся в замешательстве русский полк и скрылись за холмом.

Опытный Мстислав Мстиславич, уже отчасти знакомый с таким чисто степным ведением боя, давно уже понял, что большая монгольская сила где-то неподалёку. Он сам подъехал к тому месту, где перебрался через реку монгольский отряд, – точно, здесь был брод, заранее ими разведанный. Через эту мель переехал речушку, осторожно поднялся по крутому взгорку. Глянул. Ничего, только уходящий вдаль отряд противника. Монголы шли спокойно, без суеты, словно уже успели забыть о русских, с которыми только что играли в догонялки.

Озадаченный, Мстислав Мстиславич спустился к реке и вернулся к своему полку.

И всё же эта стычка показалась ему не просто монгольской забавой. Хотя и напоминала таковую. В самом деле, монголы будто забавлялись с русскими, даже нанесли существенные потери (когда, проводив монголов взглядом, подсчитали, так просто опешили. Не потеряв ни одного человека, монголы вывели из строя человек тридцать ранеными, да убито было несколько, да из коней повыдёргивали множество стрел) и, натешившись, спокойно ушли к себе в степь. Но так они могли играть с русскими уже давно. Отчего же именно сегодня отважились? Похоже было на то, что час главной битвы всё-таки приближается.

Мстислав Мстиславич приказал полку возвращаться. Далеко, впрочем, ехать не пришлось, потому что войско уже подтягивалось к этому проклятому месту.

За долгие дни бесцельного хождения по степи большое войско расслабилось, потеряло боевой дух. Это Мстислав Удалой давно уже чувствовал, а теперь увидел со всей ясностью.

Многие из ратников стали думать, что никакой монгольской силы вообще больше не существует. Среди людей по этому поводу ходили всякие разговоры – ведь не заткнёшь же всем рты. Одна-единственная встреча Мстиславова отряда с монгольским становищем эти догадки только подтверждала. Почему избиваемым никто не пришёл на помощь? Ведь знали же монголы, что русские идут на них, должны были держаться кучно. Почему же за много дней пути степь пустая и даже следов не видно? Вот нынче встретил отряд Удалого и Даниила Романовича ещё одну горстку монголов, погонялся за ней – и упустил. Что же теперь – снова мотаться по степи в поисках следующей горстки? Не много ли чести?

Мстислав Мстиславич понял, что надо приготовить людей к сражению. Взбодрить князей и их сомневающееся воинство. Для этого ещё раз он велел разбить стан и собрать общий совет.

К вечеру этого дня совет княжеский собрался в большом шатре Мстислава Удалого. Кроме него никто не выступал, потому что сказать было нечего. Поэтому его слушали с большим вниманием, хоть и кривились некоторые недоверчиво, а Мстислав Романович даже и не глядел в сторону Удалого.

Тот предложил остановиться здесь, на берегах речушки. И не просто встать, а укрепиться в ожидании врага. Кстати, от половцев стало известно, что речка эта называется Калка. Так вот, Мстислав Мстиславич был убеждён, что за рекою Калкой, без всякого на этот раз сомнения, находится вся монгольская сила. Та, которую они давно ищут. И выход может быть один – всем становиться здесь уже окончательно. Именно вблизи этого места и произойдёт решающее сражение. Пока общее войско станет здесь обустраиваться, Мстислав Мстиславич с отрядом перейдёт речку и углубится в степь, искать вражескую силу. Как только она будет обнаружена – даст знать немедленно.

Это решение одобрено было без возражений. С Удалым в передовой отряд напросились молодые князья, каждый со своей отборной дружиной: и князь Курский Олег, и Мстислав Немой, и другие.

Отдельно высказался лишь киевский князь Мстислав Романович. Он объявил, что намерен устраиваться отдельно от общего войска. То есть встать неподалёку, над обрывистым берегом Калки, укрепить свой стан и внутри этой крепости ждать противника. Эта мысль настолько шла вразрез с общими устремлениями и в то же время была высказана так бесповоротно, что с Мстиславом Романовичем никто и спорить не стал. После чего, сочтя совет для себя законченным, киевский князь распрощался с остальными и покинул шатёр. На Мстислава Мстиславича он даже не взглянул.

После его ухода неожиданно возник ещё один весьма существенный вопрос: куда девать половцев? Сажать их здесь, рядом со своими станами, никому не хотелось. И без того уже много ссор с ними было. Из опыта этого похода многие узнали, что половцы, находясь бок о бок с русскими, быстро теряют прежнюю почтительность, наглеют и просто тащат всё, что попадётся им на глаза. Понятно, что народ дикий и к воровству привычный, но люди уже много раз жаловались, кое-где и до драк доходило. Нельзя, чтобы в войске междоусобицы начинались.

Оба хана, Котян и Бастый, присутствовавшие на совете, обиженно вскинулись и подняли настоящий лай. Им, оказывается, раньше и в голову не приходило, что их люди могут своим поведением кого-то задевать. А если что-то и взяли у русских, так ведь для надобности.

   – Ты сам вор! – кричал Котян Ингварю Луцкому, потому что тот сидел от хана подальше, чем другие. – Покажи, что я у тебя украл! Всё врёшь!

   – Русский всегда нас не любил! – кричал Бастый. – Погаными называит! – и перешёл затем на скороговорку своего родного языка. Ругался, наверное.

Князь Ингварь какое-то время с изумлением смотрел на разбушевавшегося Котяна, потом медленно начал подниматься на ноги, вытаскивая нож из сапога. В него сразу вцепилось несколько рук, усадили обратно. Мстислав Мстиславич увидел, что сейчас здесь может начаться резня, и чем это может обернуться для войска – лучше себе и не представлять. Он подскочил к Бастыю, со всего размаха залепил ему рот ладонью и, крепко тряхнув, усадил на место. Затем грозно придвинулся к оторопевшему тестю. Котян сразу заткнулся сам и уселся, словно ничего и не было.

– Я, пожалуй, вот как решу, – сказал, отдышавшись после приступа ярости, Мстислав Мстиславич. – Обоих вас, ханы, с начальства снимаю. И ставлю над вами своего человека. Кого – позже скажу. Но чтоб его слушались, иначе!.. Забыли, зачем мы здесь?

Он сжал кулак и погрозил притихшим половцам. Оба хана, хоть и без большой охоты, но согласились, понимая, что продолжать ссору с русскими сейчас было бы неразумно.

На этом совет был закончен.

Неожиданная эта свара не на шутку обеспокоила Мстислава Мстиславича. Она грозила подорвать остатки доверия, которое в таком большом войске было необходимо. Но мысль о том, что над половцами нужно поставить своего человека, высказанная Мстиславом Мстиславичем в запальчивости, нравилась ему всё больше. Теперь главное было – выбрать такого человека, чтобы его начальство было принято половецким полком безоговорочно. Своего близкого человека, мечника Никиту, можно было бы поставить на это место, и он справился бы, но уж очень не хотелось отпускать его от себя. Привык в бою полагаться на верного Никиту, который защищает спину.

Чем больше думал Удалой, тем прочнее он утверждался в убеждении: сотник Олёшка Микулич – вот тот человек, что сможет взять расхлябанную толпу половцев в свои крепкие руки. Олёшка был огромного роста, необычайной силы и нрав имел крутой. Он был смоленский, из дружины Владимира Рюриковича, и с князем предстоял большой разговор: Мстислав Мстиславич не был уверен, что князь Владимир отдаст лучшего своего воина, когда решающая битва уже близко. Не говоря о том, что сам Олёшка мог заартачиться и отказаться покидать свою сотню. Князь Удалой, хоть и был главным в войске, но приказывать сотнику всё же не мог.

Тем же вечером с князем Владимиром Рюриковичем состоялся разговор. Как и ожидал Мстислав Мстиславич, князь Владимир без восторга отнёсся к такому предложению. Его всё же удалось убедить, что это нужно для общего дела, посулив притом добрую часть половецкой добычи. Позвали в шатёр самого Микулича. Тот пришёл, отвесил князьям поклон и встал возле полстницы, слегка пригибаясь – шатёр для его роста был слишком низок.

   – А чего же? – сказал он после небольшого раздумья. – Возьму. Они, княже, у меня не забалуются. Я их знаю, собачьих детей. Ты меня только сведи к ним да огласи, князь Мстислав, а дальше я уж сам.

Видно было, что для Микулича такое предложение, сделанное самим Мстиславом Удалым, было лестно. Смоленский-то князь уж сколько лет держал его в сотниках, никак не повышая. А тут – сразу в воеводы, что ли? Правда, начальствовать предстояло над ненадёжными половцами. Но это Олёшка вообще не считал за трудность.

После этого разговора на душе у Мстислава Мстиславича стало полегче. Он тут же сходил с Микуличем в половецкий стан и представил половцам нового начальника, при всех назвав его воеводой. Олёшке назначение было по сердцу, и он сразу принялся наводить свой железный порядок. И первым делом заставил новых подчинённых разом укладываться спать, чтобы хорошенько отдохнули перед завтрашним днём.

Постепенно над степью разливались сумерки. Затихал шум в обширном русском стане, всё явственнее можно было различить мирный стрекот ночных кузнечиков, даже соловей, непонятно как здесь оказавшийся, выводил свои коленца где-то в кустарнике над речкой. Завтрашний день, последний день мая, обещал быть тихим и знойным, как и полагается перед наступлением лета.

И прошла ночь, и наступило утро.

Выполняя свою задумку, Мстислав Мстиславич сам поднялся чуть свет и сразу поднял свою дружину. Нужно было выходить в степь, начинать поиск.

Ратники были почти все готовы, и сборы не заняли много времени. Вскоре полк, возглавляемый, как обычно, Мстиславом Мстиславичем и молодыми князьями, направился вниз по течению Калки, вдоль берега, к тому самому месту, где располагался брод. Здесь монгольский отряд легко ушёл от преследования.

По ходу следования русским воинам приказано было молчать, чтобы не создавать лишнего шума, и поглядывать по сторонам, выискивая противника. Впрочем, настроения вести разговоры и так ни у кого не было. Ехали сосредоточенные.

Через час примерно такого неспешного продвижения достигли брода. Здесь Мстислав Мстиславич велел переходить на другой берег. Возможно, монголы уже поджидают там – с небольшим ли отрядом или со всем войском – а, может быть, там, в степи, и нет никого.

Взобрались вверх по отлогому берегу.

Да, степь была открыта, но пуста до самого окоёма. Хоть бы один монгол показался вдали! Даже и за таким одиночным всадником погнались бы – такое у всех было нетерпение. Даниил Романович, как самый горячий, настаивал: надо идти вперёд! За тылы можно не беспокоиться, ведь там целое войско стоит и, случись что, вскоре будет здесь. А надо идти искать противника! Должен же он где-то быть!

   – Или разделимся давай, князь Мстислав! Пойдём двумя отрядами, так мы их скорее отыщем, – предложил Даниил Романович тестю.

Поколебавшись немного, Удалой решил так: князь Даниил с товарищами двинется немного вперёд, а Мстислав Мстиславич пойдёт чуть сзади и в стороне. Это была необходимая мера против нападения монголов откуда-нибудь сбоку. Они ведь, пользуясь быстроходностью своих лошадок, могли всегда появиться неожиданно.

Разделились и тронулись.

Всё время держа зятя в виду, Удалой посматривал в его сторону – не заметил ли чего? Но время шло, а Даниил с другими князьями и дружиной всё так же спокойно двигались в отдалении. Можно даже было разглядеть, что они там о чём-то весело переговариваются, по-юношески забыв об осторожности. Смотрел Мстислав Мстиславич и по сторонам – и тоже, как и Даниил, не видел ничего подозрительного. И опять никакой степной живности сегодня по пути не приходилось видеть – ни лисиц, ни волков, никого.

Среди плоской степи радовала глаз только красивая гряда изумрудно-зелёных холмов вдали. Лёгкий ветерок колыхал траву, по ней катились ленивые волны, и, приближаясь к этим холмам, занятно было представлять себя плывущим по морю-океану на ладье к близкому и желанному берегу.

Наблюдая за травяными волнами, Мстислав Мстиславич чувствовал, как они словно убаюкивают его душу такими же ласковыми волнами тихой грусти. Уходит, утекает время, отпущенное Богом для жизни. Вот и голова стала уже седая, и сына единственного похоронил так давно, что уж и лицо-то его не сразу вспомнишь. Когда успела пролететь жизнь? Кажется, только вчера ещё был совсем молодым, радовался предстоящей женитьбе на красавице половчанке, без страха расхаживал под пение стрел по высоким стенам осаждаемого Всеволодом Чермным города, душевно пировал с молодой дружиной!

А теперь уж и внуки народились. Не верится, что стал дедом. Но вот оно, доказательство: молодой зять, князь Даниил Романович! Отец твоих внуков славный воин и умелый управитель своих владений!

Замечтавшись, Мстислав Мстиславич некоторое время глядел на Даниила, уже взобравшегося на дальний холм, и не сразу понял, отчего тот рвёт отчаянно меч из ножен и всё не может вырвать. Наверное, что-то там зацепилось, защёлку забыл отомкнуть.

Потом, охваченный тревожным предчувствием, Мстислав огрел своего коня плетью по крупу и бросил его вперёд. Конь вынес его на плоскую вершину невысокого холмика. Стало видно, что делается впереди.

Насколько хватало глаз – всё поле было покрыто монгольскими полками. Они стояли в боевых порядках, изготовившись к битве. Их было столько, что Удалому и в голову не пришло их считать – как, наверное, хлеборобу не приходит в голову считать колосья ржи на поле перед началом жатвы.

   – К оружию! К оружию! – изо всей силы закричал Мстислав Мстиславич.

Краем глаза, оборачиваясь к своему полку, он успел заметить, что отряд Даниила вместе с другими молодыми князьями уже устремился с холма на эти необозримые вражеские полчища. И сам бросился вперёд, одновременно сближаясь с отрядом зятя.

Словно гром грянул над степью – это всё монгольское войско разом издало боевой клич и потекло навстречу, осыпая русские ряды дождём стрел.

Через короткое время – сшиблись. Началась, закипела в степи битва. Пошла обычная ратная работа.

Но впервые в жизни вместо опьяняющего восторга битвы Мстислав Мстиславич, неистово орудуя своим топором, прорубаясь к отряду Даниила, чувствовал какую-то безнадёжность этой работы. Почему, ну почему не догадался поднять сегодня в поход хотя бы половину собравшегося у реки Калки войска, хотя бы треть, хотя бы четверть! Сейчас бы был совсем другой перевес в силах!

Бывалый воин, наделённый к тому же чутьём, уже по первым мгновениям боя может себе представить, что будет дальше – побежит ли противник или его упорства хватит надолго.

По тому, как напирали монголы, сразу было видно: эти не побегут, не за тем они тут оказались.

Любого ратника можно было хоть на миг да испугать – криком ли, замахом ли. Человек есть человек, он хочет жить, и даже самый храбрый, оберегая себя, отпрянет, закроется щитом, загородится конём. И даже мимолётный испуг порой оказывается заразителен для тех, кто сражается рядом. Увидев, что отпрянул один, другой тоже вспомнит, что надо беречься.

И кто первый об этом вспомнит, тот и проиграл: он уже не забудет о том, как дорога ему жизнь.

Ни один монгол, казалось, этого не помнил вовсе. Можно было убивать их, косить направо-налево, но чем больше их падало под ударами, тем сильнее становилась ярость других, тем отчаяннее они набрасывались на русских.

К тому же их было раз в десять больше.

Дружина Мстислава Мстиславича давно смешала свои ряды и постепенно расчленялась под монгольским натиском на небольшие отряды – так бурное половодье ломает лёд, и вода относит друг от друга обломки льдин. Каждый такой отделившийся отряд мгновенно окружался. И начиналось его истребление.

Уже многих дружинников Мстислава Мстиславича не стало. Ему самому в невиданной горячке сражения некогда было оглядываться по сторонам и не было возможности собрать оставшихся в единый кулак.

Всё труднее становилось заставлять себя бросаться на врагов и наносить им удары. Тело старого воина уже не так послушно служило ему, как в молодые годы. Всё ярче в душе вспыхивало отчаяние оттого, что врагам не будет конца, – как не кричи и не руби их.

Они давили всё мощнее, а русских становилось всё меньше. Погибли уже самые лучшие.

Вот Бакунец Власий, будто задумавшись о чём-то, со стрелой, торчащей из уха, склонился на конскую гриву, поливая её кровью изо рта.

Вот пожилой сотник Ларион, дёргаясь в седле, яростно заколотил мечом по тяжёлым копьям, пробившим его нагрудник, и тут же бросил меч, словно ему всё на свете надоело. Опустил руки, мягко соскользнул с седла вниз.

Вот весельчак Онисим, размахивая обрубком правой руки, из которого брызгала кровь, левой рукой попытался вцепиться в близкого монгола, но лишь схватился за перебитое горло и замотал головой, оседая.

Рядом с князем Мстиславом как всегда рубился Никита. Шлема на нём уже не было, лицо залито кровью, щит расколот на две половинки, и они болтались вразброд под частыми ударами сабель. Вид раненого мечника показался Мстиславу Мстиславичу невыносимым: Никита всегда оставался при нём цел, каким бы ни было сражение!

Погублю, всех погублю, в ужасе подумал князь. Надо уводить, скорее уводить тех, кто остался!

Мстислав Мстиславич посмотрел по сторонам. Оказывается, он уже снова был на том самом холме, с которого увидел недавно монгольское войско. Его отнесло сюда потоком боя, а он и не заметил! Недалеко в стороне, сбежав с холма, поспешно удалялось в степь несколько русских всадников. Одним из них был Даниил Романович.

   – Отходим! – крикнул князь. – Отходим, братья!

И прежде чем броситься в отступление, глянул на Никиту. Мечник услышал приказ, впервые в жизни услышал княжеский приказ об отходе. На его лице, залитом кровью, можно было прочитать мгновенно вспыхнувшую дикую радость. Наверное, он уже приготовился умирать. Но Мстислав Мстиславич своим приказом вернул ему надежду на жизнь.

Все, кто смог расслышать крик своего князя и последовать за ним, бросились прочь.

Вслед убегающим полетели стрелы, которые нашли ещё несколько жертв: упал всадник, покатился конь, ещё один. Но впереди была степь – свободная от врагов и неизбежной смерти!

Отъехав от места битвы на порядочное расстояние, Мстислав Мстиславич оглянулся. Никита догонял его, держась обеими руками за гриву своего коня. А с холмов катилась монгольская лава. Неумолимым, безжалостным потоком текла она, и ветер трепал над ней знамёна с конскими хвостами.