Текст книги "Fly (СИ)"

Автор книги: Александр Шуваев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 33 страниц)

Только это он врал, гнусавый от подлости голос, потому что никакого аэродрома он Дубтаху не указывал, а стрельбу зато уже открыл, только никого не сумел обмануть гнусавый голос, потому что был Дубтах готов. Ко всему был готов с того самого мгновения, когда увидел в этом месте совершенно постороннюю оперативную группу. Готовность к противоракетному маневру (Таких они, мля, еще не видели. Теперь, мля, увидят.), – и, одновременно, по условной частоте:

– "Бумеранг" вызывает Трехсторонний Комитет. Находясь в створе, атакован группой перехватчиков, без предупреждения. Автоповтор. Прием.

– Да вы с ума…

– Эй, ведь предупредили же не трогать! Он в коридоре, в каком нужно!

– Вали его, вали, потом будешь разбираться! Десятник Сохач, я приказываю вам!

– Трехсторонний Комитет – "Бумерангу". Что там у вас, черт возьми происходит?

– "Бумеранг" – Трехстороннему Комитету, – предоставьте код!

В этот момент две "Балк – 11" большого радиуса действия преодолели сто шестьдесят километров, разделявших машины к моменту пуска, и оказались на расстоянии, уже требующем Надлежащих Мер.

– Держись! – Вспомнил о пассажире Дубтах и честно предупредил. – Сейчас начнется…

В отличие от прошлого раза, в этом эпизоде динамическое торможение с козлиным скачком назад – вверх было проведено в точно рассчитанный момент и оказалось весьма эффективным. "Балк – 11" по праву считался чудом техники, но, правду говоря, не только " Утренний Ветер" но и любой мало-мальски современный истребитель были для этих ракет малоподходящей дичью. Зато рвались они эффектно. Здорово рвались. Даже глядеть было страшно, как буквально испарился клочок несчастного, попавшего под раздачу облака, но "Утреннего Ветра" в этом месте уже не было, он был далеко в стороне, а кошмарное эфирное безобразие тем временем продолжалось по нарастающей, пока не раздалось довольно– таки перепуганное:

– "Бумеранг", примите код Трехстороннего Комитета: код…

– "Бумеранг" код доступа Трехстороннего Комитета подтверждает, прием…

И в наушниках, разом прорезав всю неразбериху, раздался железный, чуть брезгливый голос человека, который даже не допускает возможности, что его могут ослушаться:

– Послушайте, Подкидыш, это не мы, это чья-то самодеятельность… У вас там отмахнуться есть чем?

– Найдется.

– Так сбивайте их всех к чертовой матери! Слышите? Не вздумайте жалеть, бейте в кровь, бейте в душу. Это не наши люди, это оборотни, которым нет пощады. Продержитесь, сколько сможете, а я сейчас спущу на них всю свору. И вот еще что… Как бы там ни кончилось, – примите мои извинения. Слышите? Великий Князь приносит извинения и клянется неукоснительно разобраться со всеми. Вы слышите меня, воры?

– Делайте свое дело, делайте! Это не Его Высочество, это провокация!

Тут в многоголосый хор вплелся спокойный голос пассажира:

– Хозяин, "пятнадцатая" повернула к нам, на таких скоростях уже минут через пять здесь будет.

– Пять минут! – Тихонько взвыл Дубтах. – Это целая вечность! Будем расходиться на встречных. Держись!

– Всеми конечностями. Очень надеюсь, что ты знаешь, что делаешь. Впрочем – одобряю.

Компенсаторы – на максимум, форсированная тяга! И вот вам, в соответствии с августейшими пожеланиями, – две "Дану" в рожу! На таких скоростях он разминулся с перехватчиками быстрее, чем ошалевшие от такой наглости, разогнавшиеся гончие что-либо успели предпринять. И неожиданно, как это обычно и бывает в подобных невразумительных ситуациях, нападающие дружно развернулись и направились в каком-то абсолютно неинформативном направлении. Впрочем, так поступили не все: один из перехватчиков явно отставал, хромал и вообще чувствовал себя, судя по всему, плохо. Кажется – все, и на сем это небольшое недоразумение, кажется, следует считать исчерпанным… И железный голос в наушнике сказал:

– По– моему – уже все. Рекомендую далее следовать по исходному варианту. И лучше поскорее, потому что четыре часа утра – не лучшее время для шуток…

– Здравствуйте, господин десятский, – проговорил после минутной паузы, во время которой он пристально вглядывался в стоящего перед ним человека со шрамом, высокий, худощавый человек в идеально пошитом жемчужно– сером костюме – тройке – и зевнул, деликатно прикрыв рот ладошкой, – вас, воистину, довольно-таки мудрено узнать.

– Так и было задумано, – поклонился названный десятским, – так что все правильно, Ваше Императорское Высочество.

– Я и сам-то до смерти хочу спать… Чер-рт, до чего ж я ненавижу бессонные ночи… Так что вполне могу себе представить, насколько устал ты, – но увы! – Он, встав во весь свой немалый рост, развел длиннопалыми, жилистыми руками. – Получилось так, что при данных обстоятельствах все наши дела являются исключительно только срочными, неотложными, экстренными… Так что прежде всего, разумеется, – кто? Это тот, о ком я думаю?

– Увы, Ваше Высочество… Кстати, – в отношении него у меня как раз не было доказательств. Так что, если бы не его безобразная выходка, я, скорее всего, никому бы и ничего не сказал.

– Да, это он, – по лицу великого князя мимолетно скользнула улыбка такого свойства, что даже Дубтаху, которому со стороны этого человека ничего не грозило, все равно стало неуютно, – немного погорячился. Не понимаю, – и чего, спрашивается, ему не хватало? Впрочем, – он и всегда был дураком, и у меня просто– напросто не доходили до него руки… К его, как это ни парадоксально, несчастью, потому что сейчас процесс дохождения рук будет выглядеть по– другому… Что, Ансельм, прямо сейчас поедем?

– Пусть еще малость поварится. Где тут?

– Что, не терпится?

– Нет, – устало покачал головой Анслам – Насла – граф Ансельм Мягкой, – просто-напросто это довольно-таки много, и я просто боюсь что-нибудь упустить.

– Тогда – прямо перед тобой. Исповедуйся, мой ключ уже введен… Слушай, Желан, – ты не организуешь кофе мне, господину графу и нашему многоуважаемому гостю? Можно? – Человек в сером комбинезоне молчаливо поклонился. – Благодарю, любезный мой…

То, что последовало за этим, вызывало нечто вроде мистического ужаса: вызвав на экран огромного дисплея карту, человек со шрамом попеременно то печатал на клавиатуре, то, отхлебывая кофе, негромко диктовал что– то в микрофончик, то растыкивал значки прямо на экране, услужливо увеличивавшем в подобных случаях масштаб. Сотни названий и имен. Тысячи цифр и кодов. Какие-то кошмарные комбинации того, другого и третьего. Два с половиной часа к ряду, ни разу не сбившись, без остановок, за исключением коротких, тихих консультаций со здешним грозным хозяином. Тот тоже потихонечку пил кофе и с чуть брезгливым видом, который, очевидно, и был для него самым обычным и ни к чему конкретному из окружающего его, как правило, не относящимся, искоса поглядывал на согнутую перед экраном могучую спину. Потом не выдержал и он:

– Послушай-ка, – у тебя и всю жизнь была такая память?

– Разумеется, Ваше Высочество. Как и у всех мало-мальски нормальных и сравнительно молодых людей. И так же, как все, я абсолютно не умел ей пользоваться. Другое дело, что теперь я просто не понимаю – как можно забыть то, что необходимо запомнить? Вот этого вот – не помню, как нельзя доподлинно вспомнить себя – трехлетним… Вас, надеюсь, именно это интересовало?

Работая, он машинально ковырял свой фирменный шрам, а потом, когда уже под завязку нафаршировал "Киклас – 6", и многострадальный агрегат приступил к формированию вариантов и педантичному представлению их на предмет критики, сказал:

– Вот интересно, – когда сидел на островах, то мне и в голову не приходило теребить эту гадость, а как вернулся – так впору пальцы поотрубать… Чер-рт… Простите, Ваше Высочество, – нельзя ли тут откуда– нибудь добыть лекаря?

Великий Князь поперхнулся кофе:

– Разумеется! Сейчас– сейчас… Тебе плохо?

– Ваше Высочество, – укоризненно прогудел Ансельм, разводя своими жуткими жилистыми лапами, – вам часто приходилось видеть, чтобы офицерам лейб-гвардии становилось плохо даже после полутора литров? Уверен, что попросту никогда… Вот эта вот штука надоела за все эти годы, так надоела, что сил никаких нет…

– Шуточки у тебя, гляжу, – проворчал князь, бросив на собеседника обиженный взгляд и набирая номер на клавиатуре телефона, – и впрямь все те же остались…

– Увы! Попросите его, чтобы зажим приволок обязательно. С зубцами такой…

– Господин лекарь? – Ехидно проговорило Его Высочество. – Я вас не разбудил? Нет? Ну я рад… В таком случае будьте любезны незамедлительно пройти к моему личному терминалу… Да. Нет. И обязательно захватите такой зажим с зубчиками. Знаете? Как зачем? Пытаю тут одного. Пы-та-ю, говорю… Да, самолично, и просто-напросто не могу понять, что вас тут так удивляет? Ну и все, что к этой… зубчатке положено, тоже захватите…

Мягкой сидел перед экраном полуобернувшись, глядел на картинку – искоса, и только изредка, лениво тыкал толстым указательным пальцем в клавишу "Указ", когда в зале показался невысокий, плотненький военлекарь с до крайности взволнованным лицом.

– А– а, принесли? Вот спасибо, давайте сюда…

И, подойдя к зеркалу, висящему над раковиной (Дубтаха просто поражала сугубо имперская манера растыкивать рукомойники в самых немыслимых местах), он страдальчески сморщился и зверски подковырнул толстый, бугристый край шрама.

– Да вы что, с ума сошли? Давайте я!

– Не-ет, господин военный лекарь, у меня с ним свои счеты… Кроме того – я знаю, как эта пакость лежит… Ваше Высочество, – вы, может, отвернетесь все– таки?

– Почему же? – Холодным голосом осведомился тот, поднимая фирменные Костиничевские брови. – Мне очень интересно. Вдруг пригодится. Кроме того, – я ведь тоже некоторым образом гвардейский офицер. Так что не стесняйтесь.

Аристократ, не оборачиваясь, кивнул и заново начал терзать верхний, не раздвоенный край своего украшения, потом раздалось довольное: "Есть!", – и каким– то одним, по– звериному плавным движением выдрал весь свой жуткий шрам целиком. На его месте осталась только обширное, причудливой формы пятно тонкой, розовой, депегментированной кожи, усеянное редкими кровавыми точками, а сам Ансельм выпрямился с торжествующим видом подняв над головой зажатый в инструменте бугристый, серо-желтый кривой клок омертвелой плоти. Лекарь глядел на редкостный образец с явным интересом:

– Не позволите ли полюбопытствовать?

– Да отчего ж? – Он протянул зажим собеседнику. – Пожалуйста!

– М– м– м… Может быть, – заодно поделитесь, как сотворили этакое? Что– то вот так, сразу, не соображу…

– А-а, производит все-таки впечатление? Не знаю, как бы это проделал истинный специалист, но я первым делом вырастил по книжке культуру собственных фибробластов. Потом – дождался, пока не появятся признаки асинхронных митозов и атипичного роста…

– О, атипичный а-плант? Очень, надо сказать, рискованная выходка!

– Да, – кивнул головой бывший человек со шрамом, – вот и я решил, что слишком рискованная. На последнем этапе перед подсадкой я добавил в культуру дельта– псевдопорфирин, – разумеется, – по избытку. Вы бы видели, лекарь, какой до– вольный вид был у культуры: она была красная, как губы упыря, как… Как не знаю что. Потом, – скарифицировал кожу, потом – посадил себе эту пакость на рожу. И, знаете, – хор-рошо принялась! Пошла эдакими бульбочками и почечками красненькими… В общем, – выждал я это два приблизительно митоза по расчету, устроил себе восьмиминутную гипервентилляцию чистым кислородом а прямо по ходу ее шарахнул по импланту гелий– неоновым, с двадцатью пятью выходной и четвертью часа экспозиции. К счастью – изделие, как видите, сдохло все целиком. Потом осталось поверх всего одну там сеточку особую аккуратно наклеить – и все.

– Да. Очень, очень остроумно… Только вот не слишком ли того… Сложно?

– Уважаемый лекарь! Вы попросту не представляете себе, с какими людьми мне там приходилось иметь дело… По некоторым параметрам они будут поопаснее любых контрразведчиков, потому что, в отличие от этих последних, они ничего не проверяют, заподозрив, а всецело полагаются на свое звериное чутье. Потом, заподозрив, просто– напросто, не приводя никаких резонов, пришибают… В такого рода действиях не то чтобы вовсе не было логики, – просто эта самая логика совсем-совсем иная, для нормальных людей непредставимая. Как будто из другой вселенной с совсем другими законами физики. Там все должно быть не как настоящее, а попросту настоящим…

– И вы…

– И я, – кивнул головой Ансельм, – был самым настоящим пиратом. Весьма. С сертификатом качества. От подробностей, с вашего разрешения, воздержусь…

– Ладно, пират, – зато геля такого вот вы не знаете с гар-рантией… Извольте несколько повернуть рожу… Вот та– ак… К утру заживет, а потом настоятельно рекомендую крем для загара и сеанс УФО… Непривычно себя чувствуете?

– Ужасно. Даже кажется, что глаз полностью не раскрывается…

– А вы как хотели! Мышцы – ж того… – он издал звук, напоминающий таковой от пробки, вылетающей из бутылки, – атрофировались! Так что, ко всему прочему, – непременно нужен массаж лица…

– Непременно, – почти пропел, перебив его, Мягкой голосом манерной девицы из пригорода, – и еще подтяжку кожи сделаю! Чтобы уж совсем уж как старая шлюха из высокородных …

Лекарь обиженно надулся, а Его Высочество, уже несколько минут с наслаждением наблюдавшее за развитием событий совершенно змеиными глазами, вдруг став серьезным вмешалось совершенно змеиным, мертво шелестящим голосом:

– Между прочим – лекарь прав. И чем меньше физиономия вашего сиятельства будет напоминать того… с сертификатом – тем лучше. Считайте это моей настоятельной просьбой. Вы, надеюсь, еще не забыли, как следует интерпретировать просьбы начальства?

– Такое – не забывается, Ваше Высочество. Ответственно говорю. А что, – эта штуковина уже все усвоила?

– Увы. Как ни удивительно. Так что… Сколько времени вам нужно на бритье и переодевание? С учетом того, что гардероб вам заказан и уже находится здесь?

– Ежели чтобы уж совсем роскошно – десять минут. Насколько я понимаю, – мы направляемся с визитом к нашему общему знакомому? Прямо сейчас?

– А что? Ему, как исправному служаке, по всем правилам надлежит быть на службе…

– А не ударился ли знакомый в бега? Или, паче того, – не застрелился ли сдуру?

– А если я, – задумчиво проговорил Великий Князь, – возьму, – да и позвоню ему? Сурово, но все-таки не до смерти распеку за бардак и нераспорядительность? Как вы считаете?

– Подождите, сейчас вызову образ… – он замолчал и замер с полузакрытыми глазами, – ага… Так, исходя из психотипа следует предполагать, что он почувствует очень большое облегчение и расслабится. Очень может быть – что выпьет глоток чего-нибудь крепкого прямо из горлышка.

– Так я – звоню, а ты – собирайся. Сразу подходи к выходу, там будет ждать машина. И вы, – словно вспомнив о его существовании, князь поворотил свое, враз ставшее холодным, лицо к Дубтаху, – тоже поезжайте с нами. Хоть удовольствие получите…

Глянув в отблескивающие тусклым, змеиным блеском глаза Его Высочества, глаза, в которых только изредка вспыхивали искорки адского огня, Дубтах усомнился в том, что предстоящее доставит ему удовольствие, но спорить все-таки не стал. Ансельм – исчез, хозяин лениво взял со стола аппарат и своими длинными пальцами буквально выколол на клавиатуре какой– то номер.

– Соедините меня с воеводой… А это кто? Теперь понял. А беспокоит вас, уважаемый старшина, некто Адриан Кавич, слыхали о таком? И воеводу тут же стало можно? Замечательно! Господин воевода? Что у вас там творится, откуда здесь взялась "Одиннадцатая"? Что – "ни сном, ни духом"? Как – "абсолютно не причем"? Да? А тех, кто причем, – я на эти места ставил? Я держу на ответственнейших постах олухов, не способных расстегнуть ширинку на штанах? Уж конечно – разберетесь! Да? А я сегодня, по вашей милости, имел пренеприятнейшее объяснение, – знаете, с кем? Сказать, или сам догадаешься? Вот вы не поверите, воевода, – я ведь вас и до этого случая неоднократно хотел выгнать! Ничего подобного. Просто не нравились – и все. Чутье такое на людей, вот и сейчас не ошибся. В общем так, – жду с докладом у себя в канцелярии ровно в два. Если успеете до этого времени высосать из пальца что– нибудь приемлемое, напечатать красивым и разборчивым шрифтом, положить в красивую папку и перевязать розовой ленточкой, – я не выступлю с инициативой относительно вашей отставки. Исключительно в память о вашем родителе. Но и защищать вас, если что, тоже, разумеется не буду… И вот еще что, господин воевода… Вы позволите пару слов в неофициальном порядке? Спасибо. Весьма тронут. Так слушайте: твое счастье, старая с– свинья, что все кончилось более– менее благополучно!

А. правду говоря, – и прилично же у них Великих Князей готовят. Пожалуй, на месте того воеводы он бы после такого разговора тоже усиленно сосал бы палец… Нет, все– таки – не сосал бы. Пожалуй, – все– таки застрелился бы, пока не поздно…

Уже в бронированном лимузине глянув на Ансельма Мягкого, Дубтах не поверил своим глазам: пират исчез бесследно, одетый, как последний щеголь, в коричневом с искрой костюме– тройке, в ослепительной рубашке цвета яичной скорлупы, при галстуке в тон, в туфлях, отливающих благородным приглушенным блеском, чисто выбритый, – только орхидеи в петлице не хватает, – в машину сел несомненнейший аристократ, – разве что несколько больше, чем то велит мода, загоревший в имении. Аккуратно причесанные волосы выглядели чуть влажными. Замазанное чудодейственным гелем господина военлекаря, обширное розовое пятно тоже почти не бросалось в глаза. Ну и, разумеется, тут были, помимо князя, графа, шофера и его, грешного, еще две личности. Лимузин, – по всему видно, – был не дорогостоящей игрушкой, а, напротив, рабочим инструментом: под его непробиваемым панцирем они, все шестеро, размещались не только свободно, но и, можно сказать, вольготно, хотя последних двоих смело, с полным основанием можно было считать за четверых. Если не за пятерых: плечи – как лежачие холодильники, лапы – как у экскаваторов, морды – как плиты с мегалитической гробницы Гурхана Жестокосердного. Они точь-в-точь напоминали бы другую парочку, тех самых двух с экспресса, но, – как бы это поточнее выразиться? – не по Принципам Равенства, а, скорее, по Принципу Подобия геометрических фигур: тех, – тоже очень здоровых, – можно было бы совершенно спокойно вставить в этих, причем остался бы еще приличный зазор, во всех местах одинаковый. Такое ощущение, что такого рода устройства ( ну не людьми же их назвать, на самом-то деле?) делались где-то по одному чертежу, хотя и разного размера. Чтобы по чину, значит. И зря Империя не экспортирует их, меряя непременно на кубометры, в качестве уникального полезного ископаемого, нигде более не … Он не закончил этот мысленный пассаж, вспомнив, к примеру, телохранителей Пернатого Змия, а также множество им подобных, и – устыдился своей непатриотичности. Растет этот овощ и под другими небесами, и хорошо растет! А порода – та же самая, рядом поставить – так и не отличишь… Он вдруг вспомнил, что в Империи такого рода типы в просторечии называются "идолами", глянул на парочку еще раз и восхитился исключительной меткости термина.

Между тем – они подъехали, хитрый водитель остановился сначала чуть поодаль, чтобы пассажиры могли по стеночке, не привлекая излишнего внимания, пройти к входу в Управление. Так принцу, видите ли, показалось удобней. Его высочество предъявил часовому пропуск с такой зверской рожей, что тот почел за благо побыстрее пропустить его. Офицер, сидевший внизу, на вахте, увидев вошедшего, с грохотом вскочил, вставая по стойке "смирно", но Великий Князь, пролетая мимо, только сделал отстраняющий жест в его сторону, но все– таки, подойдя к лифту, обернулся, причем весьма вовремя, – офицер как раз потянулся к телефону с явным намерением донести по начальству. Его Высочество, похоже, было взвинчено как следует, поскольку вместо того, чтобы приказать, повернулся и через считанные мгновения навис над столом и над перепуганным офицериком:

– Я тебе позвоню, – прошипел он с выразительностью целой стаи королевских кобр, – ты у меня до отставки на заполярных островах прослужишь! Это в лучшем случае. А то и вообще в сообщниках будешь пребывать… Ну? – Рявкнул он прямо в перекошенное от страха лицо вахтенного. – Бросишь глупости, или предпочитаешь, чтобы за тобой приглядел кто– нибудь из моих мальчиков?

Офицер, похоже, напрочь лишился последнего соображения и ничего не говорил, а только все время кивал часто-часто, – очевидно, в знак согласия. Великий Князь постоял еще секунду молча, только свистя бешено носом и сверкая глазами. Потом он быстро повернулся к офицеру спиной и прошел в лифт. Точно так же одним-единственным взглядом буквально парализовал секретаря и в сопровождении всех прибывших с ним вошел прямо в кабинет воеводы. Тот оказался пожилым, полным человеком с коротким ежиком седых волос и роскошными белыми усами и, услыхав, что кто– то вошел прямо без доклада и даже без стука, поднял к двери лицо с крайне недовольным видом, но, увидав, кто вошел, замер с открытым ртом.

– Ваше Высочество?

– Да, друг мой. Это я. И я за тобой.

Воевода поглядел на "идолов" словно только что увидал их в первый раз и по его красному, налитому привычным самодовольством лицу разлилась желтоватая бледность:

– Ваше Высочество! Но вы же сказали, что раз все кончилось благополучно, я могу, вы можете… Вы же сами мне говори-или!

– Это я из абстрактного гуманизма. Чтобы продлить твою драгоценную жизнь еще месяца на три. Другое дело, что это будут не самые лучшие месяцы в твоей жизни, но это уже, – согласись, – и впрямь совсем другое дело.

– Ваше Высочество! Ваше Высочество! Ваше Вы…

– Хотя бы не унижайся, Савостьян, – брезгливость на лице князя была еще более отчетливой, нежели обычно, – пойми, наконец, что – все уже. Совсем все. И не ори, побереги ор для Управы… Проводите бывшего воеводу и сдайте за караул…

" Идолы", словно только и ждали этих слов, совершенно синхронно двинулись к затравленно озирающемуся воеводе, на ходу примериваясь к нему своими захватами (ну не руками же это назвать, на самом-то деле?), когда он вдруг с совершенно неожиданной, окатистой резвостью, порой проявляемой даже довольно-таки упитанными свиньями, рванулся назад, нелепо прыгнул вбок и шмыгнул между громил с такой быстротой, что их лапы попросту с него соскочили, не успев вцепиться мертвой хваткой. При всей тренированности "идолов" они не поспели, поскольку такое поведение полного, немолодого, важного воеводы оказалось для них полнейшей неожиданностью. Да что там – неожиданностью! Так попросту никогда и нигде не было, столь вопиющее поведение жертвы из "чистых" являлось совершенно поразительным, обескураживающим нарушением всех и всяческих неписаных Правил Поведения Употребляемых, главное из которых, судя по поведению "идолов", утверждало что– то вроде: "Подлежащий Употреблению да будет к вышеозначенному Употреблению готов.". Ситуация осложнялась тем, что на пути к выходу у воеводы стояли совершенно замерший от неожиданности Великий Князь, Дубтах и, – несколько позади и левее его, – Ансельм Мягкой. Воевода попытался на полном газу обогнуть препятствие, учуял (сообразить просто-напросто не успел бы, – если в этот страшный миг он вообще был способен – соображать) что не успевает, и гигантской мышью юркнул в сторону вдоль стены, с грохотом и лязгом врубился в неизбежный, как смерть, умывальник с такой силой, что основательные стальные крепления жалобно крякнули, а массивную раковину – перекосило, налетел на стул, умудрившись сокрушить и его, – в общем успел поразительно много, когда опомнившиеся профессионалы приступили к действиям в сложившейся нестандартной ситуации. Один из них с неизбежным, как умывальник и совершенно интернациональным визгом: "Стоять, сука!!!" – с поразительной для такой туши резвостью метнулся к жертве, но перемещения того в пространстве кабинета были уже совершенно непредсказуемыми: в совершеннейшем ошалении он рванулся к столу, где встретился с выдвинувшимся к месту ведения боевых действий Дубтахом, который попросту, без изысков, подставил ему ногу и – сам чуть не повалился от силы рывка. Воевода стремительно, рыбкой нырнул с размаху под стол, а Дубтах еще успел подумать о зряшности своего вмешательства: второй из "идолов" уже хватал воеводу за щиколотку, метнувшись через половину кабинета в совершенно фантастическом прыжке. Как вратарь – на летящий в нижний угол ворот мяч. Как удав – на добычу особенно шустрого сорта. Дело, похоже, начало входить в нормальную колею: два ожесточенно сопящих "идола" пытались извлечь за ноги из-под стола бешено брыкающегося, намертво вцепившегося в ножки громадного стола воеводу в парадном мундире с золотым шитьем где только можно, Дубтах вернулся на исходную позицию и с интересом наблюдал за развитием событий, а Его Императорское Высочество, наморщив горбатый нос, изволило проявить беспокойство:

– Вы аккуратнее там, не испачкайтесь: сдается мне, что тут чем– то пованивает…

Возвращаясь после проведенной акции к своему автомобилю, был Великий Князь молчалив, и только усевшись сказал:

– Подумать только! И такое – командовало ПВО целого округа! – И снова по– грузился в мрачное молчание. Чуть успокоившись он осведомился еще:

– Э– э– э… Ансельм, – остальных воров ты в "Интегратор" уже заложил?

– Уже.

– А интересно бы знать, – зачем?

– Потому что о наличии агентуры контрагента я был сообщить обязан, а "Интегратор" прямым текстом потребовал имена, связь, все такое прочее. Для выработки, говорит, совершенно согласованной тактики и стратегии…

– Да какая там с изменниками стратегия?

– Значит. Есть. Какая-то. Ей-богу, мой повелитель, – я убедился, что эта самая Малоусловная в предстоящей Акции уже соображает побольше нас. Заметно побольше. Так что давайте не будем поддаваться эмоциям, а, напротив, давайте ради разнообразия придерживаться однажды принятого плана…

И Великий Князь едва заметно кивнул в знак согласия.

В Зал Мониторов Морского Департамента Национального Метеорологического бюро вошел невысокий, худощавый человек в черном костюмчике, кремовой рубашечке и при неизменном голубом галстуке в узкую серую полоску: галстук был не просто так, галстук говорил о том, что хозяин его некогда окончил престижнейшую частную школу Ческа-Рауф. Если не вдаваться в подробности, – обладатели голубых галстуков в полоску занимали ключевые позиции в экономике, юриспруденции, финансах, информационных службах республики Рифат, короче, – почти везде, кроме вооруженных сил. Лицо человека, довольно правильное, если не считать припухших от бессонной ночи глаз, было при этом на редкость не запоминающимся. Глаза худощавого смотрели жестко и проницательно. Он вошел

– и сел позади и чуть пообок от одного из принимающих диспетчеров, высокого худого человека с желтой кожей и жесткими черными волосами. Носитель голубенького галстука, некто Марк Каменски, начальник Отдела Информационного Режима, молча сидел, лениво откинувшись, в креслице за спиной диспетчера и искоса глядел на его согнутую спину. Не удивительно поэтому, что спустя сравнительно короткое время у диспетчера буквально все начало валиться из рук, а спина, подвергшаяся наиболее непосредственному действию губительного взгляда, – взмокла. Потом диспетчер, не выдержав, оглянулся. Каменски продолжал глядеть на него взглядом, исполненным глубочайшей скуки, – и молчал. Проработав все жизнь в Национальном, можно было совершенно запросто ни разу не столкнуться с деятельностью ОИР. Большинство работников просто-напросто и не знало, чем занимается отдел, возглавляемый Каменски, но уж если этот деятель вот так вот, ни с того, ни с сего возникал за спиной, – можно было поручиться, что это не просто так. Не случайное явление, вроде мора, глада и недорода, а нечто глубоко небеспричинное.

– Господин Квонг, – вы сейчас не слишком заняты? Дело в том, что у меня к вам есть довольно серьезный разговор, который удобнее всего было бы вести у меня в кабинете. И будьте добры подмениться, потому что разговор может быть долгим.

В кабинете Каменски сидело еще двое людей неопределенного возраста с ни– какими, будто бы стертыми лицами, и в самой что ни на есть незапоминающейся одежке.

– Квонг, от людей, которым я доверяю, и из источников, которые я считаю достаточно надежными, до меня дошли сведения, что вы… Излишне вольно обращаетесь с тем, что не принадлежит лично вам а является собственностью всего Бюро. Я имею в виду информацию, которой вам приходится оперировать по долгу службы…

Когда диспетчер услыхал эти слова, в голове его что– то тоненько зазвенело, как звенит перед обмороком, и он просто не услыхал нескольких следующих слов.

– … к сожалению, не можем возбудить судебное производство по факту присвоения Собственности и злоупотребления служебным положением, поскольку нет возможности вывести на судебное разбирательство свидетелей обвинения… Но, разумеется, работать у нас вы при таких обстоятельствах тоже не можете. Будьте добры сдать служебный пропуск и удостоверение на вахте. Ваш допуск у входного идентификатора уже отменен. В компьютерную сеть, как по линии полиции, так и по линии Бюро Трудовых Резервов по разделу "к сведению" введены данные о вашей неблагонадежности и нежелательности. Ваши счета в банке… Да– да, вы не ослышались, – именно счета, эти господа из Федерального Управления Финансов проделали огромную работу и отследили именно все ваши счета. Так вот, все ваши счета подвергнуты отчуждению, как имеющие сомнительное происхождение согласно пункта сто двадцать третьего Специального Приложения к Налоговому Кодексу. Должен также с прискорбием сообщить вам, что ваше жилище было нынешним утром ограблено какими-то уголовниками. Полностью. Зачем– то выгребли и все документы. Остались одни стены, и теперь там работает следственная группа полиции департамента Наптолеида. Сочувствую. Только знаете, что? Встретив меня случайно на улице, – не давайте себе труда здороваться. Лучше перейдите на другую сторону улицы, – целее будете. А теперь идите, у меня совершенно нет времени, а ваше общество не доставляет мне ни малейшего удовольствия…

Отлично понимая, что отныне он – скорее мертв, чем жив, не человек – а так, нечто, по недоразумению топчущее землю, чувствуя, что все нервы его как будто бы отмерзли, замороженные чрезмерностью разом свалившихся на него бед, несчастный двурушник деревянной походкой, на негнущихся ногах прошел к двери, зачем– то деревянно поклонился и вышел, и канул. Без следа.