Текст книги "Fly (СИ)"

Автор книги: Александр Шуваев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 33 страниц)

Толстяк, гневно брызгая слюной, что– то орал, чем– то – возмущался, и чего– то, похоже, требовал. Морпехи, которым, вообще говоря, сам черт был не брат, мялись, явно недоумевая, что делать. А Силуян Ворон спросил его с необыкновенной мрачностью, присущей ему во всех случаях, когда он не принимал непосредственного участия в боевых действиях, допросах, экзекуциях или просто драках:

– Ну? И чего мы будем делать с этим старым козлом?

– Щетар! И это меня спрашиваете вы, не вылезающий из портупеи двадцать лет? Зачем нам думать о чем– то, относительно чего есть прямой приказ? Вызываем катер с призовой группой, оставляем троих на стреме, козлика – в околоток, остальных – под замок. Сказано – всех помеченных, значит всех. Да! Может быть, конечно, я и напрасно об этом говорю, но бабу – ни– ни…

– Эту!? – На тигрином лице Силуяна отразилось такое отвращение, что Дубтах растерял последние опасения. – Если б вы были хоть сколько-нибудь нашим, я решил бы, что вы намеренно пытаетесь оскорбить и нарываетесь на драку…

– Не-не! Ей-богу ничего такого, – Силуян, услыхав его, только мрачно кивнул, подтверждая, что верит, – у всех могут быть свои обычаи. Тут они у нас, кстати, совпадают…

Пленник и на берегу продолжал орать, пока ни слова не понимающие чужаки с некоторой даже корректностью волокли его во вновь образованный «дополнительный» участок.

– Как вы с-смеете? – Голосил он не токмо на машшарат– маллам, но и на леи– лои, местном диалекте, которого во внешнем мире не знал и вообще никто. – Длинноносые уроды! Варвары! Я филлим-муфтар Его Величества Пангар-султана!

Его проволокли мимо двух бравых усатых солдат в светлой форме, включающей шорты, и в тюрбанах цвета яичной скорлупы, а он все продолжал орать и грозить жуткими карами. Не заткнулся и тогда, когда его впихнули в гостиную свежесобранного домика, наскоро превращенную в кабинет следственной коллегии. Задержанный, сгоряча не обративший внимания на двух незнакомцев в белоснежных тюрбанах, увидел зато перекошенную от ужаса рожу дрожащего, в гранулеобразном состоянии пребывающего полицейского из местных, своего знакомца, который в нормальные времена и посмотреть-то на него не посмел бы, набрал в грудь побольше воздуха и начал снова:

– Я филлим-муфтар Его Величества Пангар-султана!

Один из державшихся на заднем плане людей в белых тюрбанах поднял сухощавое лицо с седыми, загнутыми кверху усами, и, поглядев в его глаза, глаза чиновника с тридцатилетним стажем и в четвертом поколении, пленник замолк сам.

– Это по ту сторону двери ты филлим-муфтар. Это там ты – почтенный чиновник и глава семьи. Здесь ты – тухлая свинья. Провонявшая падаль и смердящий труп…

Чулхан Медовый получил свое прозвище за склонность к цветистой риторике, что, впрочем, ни в коем случае не делало его менее опасным.

– Да! Ты именно все, вышеперечисленное и много еще столь же непотребных предметов, если только, на горе себе и в язву себе, попытаешься нас обмануть или же вздумаешь утаить хоть крупицу из того, о чем мы будем тебя спрашивать. Но! С другой стороны, – растянув в стороны тонкие губы, Медовый попытался изобразить ободряющую улыбку, – участь твоя может оказаться и легкой, если ты уподобишься маленькому, нежному козленку, когда он припадает к теплому боку матери и ее сосцам…

Бедняга филлим-муфтар сам был достаточно опытным и чем дольше слушал, тем в больший ужас приходил. Это не болван-варвар и не бездельник из местных. Чиновник из столичного округа казался опасным, как гремучая змея при всем его пристрастии к традиционному красноречию.

– … точно так же припав к бесконечному источнику милосердия Его Императорского Величества, бесконечной благодати служения Ему… Кстати, – проговорил он трезвым и сухим тоном, – отныне и навек в Машшарат, на всех Семи Тысячах Островов есть только одно Его Величество, – мой Господин. А всех остальных, когда и если будет установлена их лояльность моему и их Господину и непричастность их к злодеяниям, – в лучшем случае будут именовать "Ваша Светлость" как то надлежит по отношению к владетельным князьям…

Чиновник успел перебрать все свои грехи, но не нашел ничего такого, что выдавалось бы за пределы совершенно уж обычного и оттого еще больше обливался холодным потом от ожидания страшного. Внезапно он даже поймал себя на том, что мимолетно пожалел о том, что тут нет заморских дьяволов: те хотя бы стесняются в открытую пытать, а свои… Свои запросто прикажут заголить, привязать, и приготовить все необходимое. Он вспомнил о милом обычае старинных столичных палачей забивать под ногти – зазубренные гвоздики, а в яички – бамбуковые щепки, с новой, доселе неиспытанной живостью представил себе все это и снова, в очередной раз покрылся холодной испариной.

– Итак, Бадан Кну Ваваумеха, приравниваемый на настоящий момент к третьему рангу местной администрации так называемого Султаната Сагадха, – согласен ли ты по доброй воле признаться и вспомнить всех, у кого ты, падла, вымогал или же покупал по дешевке горючее в последние три месяца?

Тем временем, спустя тридцать минут после возвращения на "Адмирал Джаннах" раздалось:

– "Летучка-четвертая" вызывает "парус-второй"… Обнаружил меченое судно, как слышите, прием?

А по возвращение из этой экспедиции, также – успешной и проведенной при полном и неукоснительном выполнении приказов и инструкций, еще через час последовал и еще вызов, в который Дубтах отправился без "дублера", оставив того отсыпаться. А в следующую операцию, еще через сорок пять минут, отправился этот самый дублер, и ничего – справился. А под утро они были вынуждены "разорваться пополам", подняв почти одновременно две машины с двумя десантно-абордажными группами. На остальных "парусах" творилось приблизительно то же самое. А еще, не покладая рук, трудились на вертолетоносцах, причем как– то само сложилось, что винтокрылые машины занимались отловом кораблей побольше, либо уж совсем маленьких, на которых нельзя было разместить даже "слик-драйвер". Нашлась какая– то умная голова, и отправила на расконсервированных вертолетоносцах помимо военных машин еще и малые полицейские вертолеты "патрульного" класса, и они крепко пригодились. Количество арестованных судов и автомобилей оказалось неожиданно– большим. Тем более многочисленными оказались арестованные или задержанные "до выяснения обстоятельств". Разумеется, они никоим образом не вмещались в переполненные камеры тюрем, их сажали на гладких, утоптанных участках земли и наскоро окружали колючей проволокой, порой – забывая сделать ворота. Потом, уже внутри колючего периметра, начинали строить навесы под волнистым пластиком. Столичные полицейские чиновники, присланные на места "для помощи местным силам правопорядка вкупе с предупреждением проявлений коррупции, семейственности и трайбаллизма" были выбраны по большей части самим Владыкой и Покровителем, и теперь работали круглосуточно, днем и ночью, сменяя друг друга и падая от недосыпания. Наряду с функционерами Его Величество был вынужден призвать почтенных отставников, служивших еще его родителю, и они, донельзя польщенные и преисполнившиеся воодушевления, развернулись неожиданно– широко. И, что самое страшное, приезжих никоим образом нельзя было каким– нибудь способом напугать или зарезать, поскольку они ничего не боялись, опираясь на стихийную, тупую, а оттого неодолимую силу заморских варваров. С другой стороны, за счет своей въедливости, знания нравов и местных обстоятельств они неизмеримо увеличивали эффективность деяний Трехсторонней Комиссии. Поначалу местные султаны пробовали грозить, но это кончалось настолько печально, что скоро угрозы прекратились, а сами властительные господа забились по своим норам, дожидаясь, когда минует лихолетье и вернутся вожделенные обыденные времена. Уступив резонным просьбам местных властей, пораженное о отчасти даже испуганное невиданным размахом "горюче– смазочных" репрессий, руководство Контингентом решило выделить в помощь местной полиции часть своих военно-полицейских формирований.

– Господи! Да зачем мы берем всех этих пешек, – брался за голову Сулима, уже и сам по уши влипший в миллионы ежедневных забот, – ежели мечеными нефтепродуктами пользуются тут практически все? Кто только выдумал эту заранее провальную затею с меткой?

– Ну не скажите, – чуть свысока сказал адмирал Теннейре, который успел уже слегка попривыкнуть и освоиться, – сетевой метод, знаете ли… Их спрашивают только о том, откуда они брали меченый продукт, проверяют, закладывают в терминал "Интегратора" и добираются в конце концов до тех, кто горючее получал. Те, в свою очередь, выдают всех остальных. Железный Мозга – проводит надлежащий анализ, и таким образом мы добираемся до все более стержневых и, соответственно, все более теневых фигур. Частый невод, знаете ли…

– И что, – все выдают?

– Вы не поверите, – адмирал засмеялся тихим, счастливым смехом, – нашим представителям бывает достаточно только сделать вид, что они вот сейчас уйдут из допросной, – и любые хитрецы, любые упрямцы начинают петь, как соловьи… Создается впечатление, что здешние дознаватели, торопясь, не слишком-то стесняются в методах. Так что даже и не по модулю гуманность может быть полезной.

На столе Оперативного Командующего Контингента запел селектор:

– Господин адмирал, тут до вас начальник медико-санитарной службы, капитан первого ранга Иннгейре…

– И сильно добивается?

– О!

– Ну впустите, черт бы его…

В каюту буквально влетел красный и взъерошенный каперанг от медицины. С трудом доложившись по форме, он приступил, наконец, к делу:

– Ваше Высокопревосходительство, это ж черт знает что такое происходит! – Косьма Сулима развалился в кресле, с наслаждением наблюдая за происходящим. – Если мне немедленно не выделят дополнительно людей, я просто не могу отвечать за последствия!

– Да в чем, Череп Луга, дело!

– Необходимо срочно проинспектировать все портовые бардаки и притоны! Это же ужас какой-то! Истинный рассадник всего на свете! Только вчера госпитализировали троих с триппером, а сегодня, с утра пораньше, приперлось еще пятеро! А тут еще и просто сифилис, и фрамбезия, и… – Адмирал, взявшись за голову, мучительно застонал, – … гепатит Эвлинга, и мягкий шанкр, которого никто из нас до сих пор никогда не видел, и… И кто его знает что такое еще! Пара недель, – и мы с гарантией увезем по домам такой букет, что…

– Может, – безнадежным голосом вопросил Теннейре, – отменить пока все увольнительные на берег?

– Гос-сподин адмирал! От вас ли я это слышу? С тем же эффектом можно сразу же свернуть операцию и возвращаться домой…

Пообещав сначала "рассмотреть вопрос" а потом – "рассмотреть вашу проблему в первую очередь", вихреобразного флот-лекаря удалось вышибить из каюты в какие-то пятнадцать минут, после чего, дрожащими руками достав сигарету, Оперативный Командующий закурил. Мельком глянув на коллегу, он убедился, что тот только благодаря невиданной выдержке сохраняет на лице постное и ханжески-сочувствующее выражение.

– Между прочим, – ничего смешного!

– Господин адмирал! Да мне ли смеяться над подобными вещами? Сам с раннего утра то решаю вопрос о размещении арестованных судов, то выясняю обстоятельства вчерашней драки между морпехами и резервистами…

В глазах адмирала мелькнуло любопытство.

– И как?

– Действуя дружно и организованно, гвардейцам всыпали по первое число… А еще давеча мне пришлось решать вопрос с толчками на постах берегового базирования. Вам– то еще что, у вас народ все-таки поинициативнее, а мои остолопы, кажется, вообще разучились решать самостоятельно хоть что-то…

– Но ведь решают же?

– Это уж само собой! Только перед этим, – вот как вам только что, – мне надо изобразить озабоченность всей этой х-хреновной и, вроде как, одобрение их действий…

Дня два «солярочные рейды» протекали сравнительно гладко. А потом один из слик-драйверов с десантом на борту был обстрелян из ручных пулеметов. Раненый пилот не сумел толком «притереть машину» и она сильнее, чем хотелось бы, въехала в надстройки. При этом конструкция из прочного, но все-таки тонюсенького композита смялась, как бумажная, мимоходом расплющив одного из стрелков. В десантной группе при этом осталось всего шестеро не задетых пулями и не слишком помятых при ударе. Они – сцепились со всей пиратской шайкой, продемонстрировав как высокую подготовку, так и истинный воинский дух: когда «летучка-восемь» высадила на борт болтающейся по воле волн посудины группу одетых в защитные костюмы коммандос из Рифат, там оказались только трупы. Двадцать четыре немолодых пирата, набившихся в суденышко, как сельди в бочку, искромсанные очередями, холодным оружием и боевыми приемами, и шестерых десантников, порезанных мало что не на куски. Изувеченный слик-глайдер, понятное дело, опрокинули за борт первым делом, он точно так же болтался по некрупным волнам и там даже удалось кого– то спасти. А еще какие-то стамесконосы (Это не были люди Силуяна: те, казалось, даже ночью не расставались с оружием, свихнувшись на боеготовности.), высадившись с вертолета, просто-напросто попали в засаду, потеряли троих, отступили к вертолету, поднялись на борт, поливая все шевелящееся огнем из «роллера», – это была боевая машина, – после чего кто– то, высунувшись из люка на палубе, вбил в геликоптер аж две кумулятивные гранаты. Кружившая неподалеку «летучка» одной «острогой» потопила суденышко. Капитан-лейтенант, командовавшей ею, утверждал, будто убедился в том, что из команды никто не уцелел, а расследовать подробнее – не стали. Число вылавливаемых по всем Островам, достигнув некоего пика, пошло на убыль, наметилось какое– то подобие затишья, и кто-то сильно умный рискнул попробовать прорваться за пределы оцепления на каком-то крупном подводном судне, доселе таившемся в совсем уж потаенном укрытии. Субмарина двигалась на «скорости подкрадывания», но ее все равно услышали. Мало того: за истекшие дни на судах и стационарных постах разместили металлоиндикаторы новейших систем, Индикаторы Возмущений Среды – и бог весть еще что. А кроме того выяснилось, что объединение всех средств наблюдения в единую систему дает новое качество: «Интегратор» высветил на экранах коллект-поста псевдоголографическую картинку судна, указав все параметры, включая точные координаты, вектор и скорость. Вся эта благодать была передана на патрульный экраноплан, больше известный под именем «летучка– шесть», и тот уже вполне зряче спустил на субмарину толково настроенную торпеду «Факт – 66».

Гладкий, пологий бугор на миг вспух на этом сравнительно– неглубоком месте, с громовым гулом лопнули исполинские воздушные пузыри, и по воде, враз подернувшейся радужным поплыла масса разнообразнейших вещиц и обломков. Больше попыток прорваться как-нибудь под водой не было, как явно и совершенно самоубийственных. Поверху еще можно было надеяться проскочить.

Потом однажды ночью произошла попытка взорвать "Луг-ен-Бельх" силами трех боевых (по словам эксперта – не очень) пловцов. И не ведали глупые, что вокруг всего судна на глубину до ста пятидесяти метров спускается подтопленный трал из невидимых в воде, тончайших нитей сверхпрочного пластика. Что даже паутина эта, – помимо всего прочего, – соединена с сигнализацией, а подъем и спуск смертоносной снасти осуществляется исключительно капитаном первого ранга Т. Кьерфегером, – изнутри. Когда команда аквалангистов с корабля прибыла к месту разбоя, в живых там оставался только один, – тот, у кого хватило ума не дергаться, рискуя разрезать все на свете о бездефектные нити. Уцелевшего – взяли, узнав из его рассказа массу интересного, но еще более интересным оказалось устройство, при помощи которого собирались отправить на дно их посудину: это оказался "катализный" ядерный фугас мощностью в четверть килотонны всего-навсего. Ежели кто понимает – коллекционная вещь, ей в музее место. Неисправная – не без того, но, по утверждению одного бывшего специалиста, – исправить вполне можно. А впрочем все было спокойно.

Друг-приятель подошел к нему изображая на лице столько ехидства и яда, что Дубтах сразу почувствовал: очередной период его спокойной жизни в ходе боевых действий для него вот– вот закончится.

– Тут к тебе вечерком должен подойти один твой старый знакомый. Просьбишка у него до тебя будет. Так ты уж, будь добр, – не откажи. Не след обижать хорошего человека.

– Что за знакомый– то?

– Увидишь.

– А что за просьбишка, – тоскливым от предчувствий голосом спросил Дубтах, – будет у знакомого мне хорошего человека?

– Узнаешь.

– Шантажист вы, граф!

– Ну, разве что мелкий…

– И оттого еще более противный!

– … хотя терминологически более правильно было бы назвать меня мелким любителем безобидных розыгрышей. Знакомый с просьбишкой имеет быть в девятнадцать ноль-ноль ровно по местному времени: Роругское здесь, сам понимаешь, хоть и самое правильное в мире, но несколько несподручное.

Ровно в девятнадцать ноль-ноль в дверь каюты постучали, а после вежливого приглашения войти – вошли. Сначала, полностью перекрыв дверной проем и слегка пригибая голову, в каюту вошел Силуян Ворон в высокой парадной фуражке, в парадном мундире, при полном иконостасе и даже в белых перчатках. Раньше Дубтах как-то не задавался вопросом, – кем в точности являлся старый знакомый. Теперь это, по крайней мере стало ясно: в каюту при полном параде вошел щетар-кварт Сил Специального Назначения Его Императорского Величества. С одной стороны – унтер-офицер, с другой – кварт– щетаров во всех вооруженных силах Империи было существенно меньше, чем, скажем, воевод. Потому, наверное, что до этого звания – можно только дослужиться. Нету к нему иных путей. Набор знаков, нашивок и наград был такой, что понимающий человек постарался бы при встрече с обладателем перейти на другую сторону улицы. Особенно это касалось раздела "За…" – с соответствующими географическими названиями. О боевых действиях буквально во всех представленных на груди С. П. Ворона местах по странному совпадению ходили жуткие легенды. Следом за ним вошли и еще двое господ при полном параде, тоже – унтер офицеры и тоже, судя по каменным мордам с дубленой кожей – очень хорошие люди. Они молчали на протяжении всего рандеву и, судя по всему, присутствовали только согласно требованиям какого– то неизвестного Дубтаху протокола. Силуян первым делом с достоинством но и с полнейшим, в то же время, почтением поклонился.

– Господин Дьен-Дьеннах, – приступил он к делу после надлежащих приветствий, – содруга двух щет просит оказать нам честь. Я говорю от имени своего и от имени моего побратима, – один из немотствующих резко наклонил голову, – мел-щетара Знобыша при свидетельстве достойного господина Сохача. – Второй немотствующии мотнул головой в точно той же манере. – Всем нам предстоит завтра дело по взятию живым или же мертвым опаснейшего негодяя в самом его логове, и поставленные над нами думают вроде как, что после этого судьба компании будет в основном решена. Так мы просим покорно быть тем, кто доставит одну из щет к месту. Вторую машину любезно согласился пилотировать уважаемый нами и знакомый вам збан Мягкой. Было бы очень со стороны вашей милости хорошо и вежливо сообщить о своем решении к отбою.

Глядя в желтые, тигриные глаза щетара Ворона, вслушиваясь в его напряженные попытки говорить по возможности статски и без использования уставных терминов, Дубтах силился представить себе, как бы это он стал отказывать этому чудищу? Выходило плохо, и поэтому он изобразил мужественную улыбку:

– Ну что вы, господа. Какие могут быть разговоры. И вовсе даже незачем было устраивать из обыкновенного дела целую дипломатическую миссию… А какая, к примеру, машина?

– "SD– 3", это…

– О, не затрудняйте себя. Хорошо знаю. Теперь не подскажите ли, каким бы это побытом пройти инструктаж и узнать подробности?

– Вылет – в шесть-тридцать завтра поутру, штатный инструктаж перед полетом. Но было бы лучше, – понимаете? – Он заглянул в глаза Дубтаху, и тот – кивнул в знак того что все понимает. – Было бы лучше, если бы вы подошли до своего друга – збана графа. Он в курсе всех дел и подробностей.

– Тогда и порешим точно так. Если меня завтра не будет на штатном инструктаже, это будет значить, что я – умер, и вам пора заказывать заупокойную службу…

Распрощавшись, гости с явным, как ему показалось, облегчением отправились восвояси, а он вышел на поиски мелкого и противного шантажиста, думавшего, что он любитель безобидных розыгрышей. Изыскав же – молча врезал ему по затылку, – с тем, однако же, расчетом, чтобы не убить все– таки. Тот даже не стал уворачиваться и заржал.

– Я не убиваю тебя только потому что не хочу расстраивать твоего папу: очень он мне понравился. Что значит весь этот идиотский визит?

– Попытка в меру своего разумения разрешить весьма нестандартную задачу. Это вы там, с либерализмом со своим гнилым все решаете запросто, а ребята все утро головы ломали: как бы это так привлечь вроде бы как военного – но в непонятно каком звании при том, что тот – из вроде бы как союзников, но все-таки иностранец. Это ж для них – та-акая казуистика! В уставе, понимаешь, на этот случай ни словечка не написано, а ты им – позарез нужен. Для того, чтобы хоть как-нибудь себя вести, нужна хоть какая– то модель поведения, причем не только для того, чтобы ты вел себя надлежащим образом, но и для того, чтобы самому так себя вести… Силуян – в роли дипломата, ха! Обычная для него, в плоть и в кровь въевшаяся за двадцать лет манера речи представляет из себя равномерную смесь мата и жутких, циничных угроз с отдельными формулировками из устава. Чтобы отключить эту схему и со всей натугой говорить по-другому, ему просто необходимо напялить парадку и рубаху-жемчужку по первому сроку…

– И ничего другого, – фыркнул Дубтах, – им в голову не пришло? Они б еще оркестр пригласили. Совсем бы парад был. А почему это я им так уж до зарезу?

– Щета, – пожал плечами Ансельм, – скопище суеверий. Ты хорошо их возил, ни разу и ни с кем при тебе никаких дров не было. Талисман своего рода.

– Вот значит какое обо мне мнение, – задумчиво проговорил пилот, – а я-то думал что получил, в ознаменование заслуг, признание поклонников.

– Можешь не сомневаться, что это тоже присутствует. Щета, – повторил он с таким видом, будто слово это содержит ответ на все вопросы, – и люди отборные… Понимаешь, там не удержались бы ненадежные, недостаточно преданные, трусоватые или плохо подготовленные. Или такие, кто не может с первого взгляда распознать в человеке высокого профессионала и действовать соответственно. Тут уж либо в могилу, либо в какую-нибудь мирную обитель вроде Группы Дальней Штабной Разведки…

– Да-да, – ласковенько кивал Дубтах, безотрывно глядя в ясные глаза друга-приятеля, – тем более когда другой профессионал обеспечивает надлежащую рекламу… И, кстати, – что там за логово такое, потому что я, сказать откровенно, так до сих пор ни черта и не понял?

– Слушай, – чуть помедлив, сказал собеседник, – ты знаешь, что такое – кенотеф?

– М– м– м… Постой… Ложный склеп, кажется? Подходит?

– Не вполне, но близко. Сойдет. Так вот завтра будет, похоже, именно тот случай.

– Так ты знаешь, что ребята собираются пустышку тянуть, – и молчишь? Хор-рош гусь!

– Во-первых, – не знаю, а могу с некоторой уверенностью предполагать. Во-вторых, – пустышка это весьма относительная и там полным– полно всяких интересных вещей, а потому, – в-третьих, – рано или поздно этим местом заниматься все равно бы пришлось. Только вопрос очередности, знаешь ли, так что совесть у нас – чиста, а обвинения эти огульные мы все, как есть, гневно и решительно отметаем.

– С вами все ясно. Теперь изложи, а того лучше – покажи, что конкретно требуется от меня? Просто– напросто в техническом плане.

– Ты слыхал про такое иестечко – Лиу-Панджали?

– Да, конечно. И сверху в обзорном плане тоже глядел. С аэроплана. Так ведь там же…

– Во– во. Я тоже думал, что там совершенно негде посадить не то что планер либо же геликоптер, а даже и воробья. Выяснилось, что до некоторой степени все-таки ошибался. Вот, взгляни…

Впившись пристальным взглядом в предложенные ему снимки, – роскошные, с точнейшей передачей оттенков цветов и мельчайшими подробностями, он какое-то время молчал, а потом утробно вздохнул:

– Гаже места ты, понятно, найти не мог…

– Лучше – не мог. Во всех остальных местах негде воткнуть даже и лопату.

– Давность?

– Позавчерашние снимки. Будем надеяться, что промоину эту – промыло действительно до чистого песка и никакого бамбука в этом месте и за это время вырасти не успело… И какие будут соображения ?

– Класс! Полоса длиной двенадцать, шириной – шесть, наклонная и больше всего напоминающая кусок винтового пандуса, свернутого по оси и направлению. Сдается мне, граф, что там даже и просто так модель "SD-3" не разместить. Ни на том куске, ни на этом. Снесем концы плоскостей.

– Это нам простят. Нам вообще простят что угодно, если мы уцелеем, а если не уцелеем, то тогда нам как-то все равно будет.

– Мы, как всегда, – с "Джаннаха" вспархиваем?

– Ну.

– В шесть– тридцать, неукоснительно, там – до Лиу-Панджали минут сорок, потом – сам заход. Так? Так! А не скажете ли вы мне, граф, какова у нас роза ветров между семью и семью трицатью утра в это время года? Можете не отвечать, потому что ветер дует, – он провел по панорамному снимку жирую черту, – вот в та-аком направлении… Так что, ежели к нам и впрямь никто иска за порчу казенного имущества не предъявит, может и пройти. Покрутимся там лишних десять минут, и тогда Улиулиу наберет надлежащую силу… Так? Так! А у тебя, небось, и программка для навигатора уже написана? Категоричненькая такая? Чтобы, значит, от сих – и до сих, и никаких никуда фокусов?

– Ну…

– Так выбрось. Вручную слетаем, по спутнику, благо натыкано их у нас над головой – видимо– невидимо.

Отерев со лба хладный пот и только успев перевести дыхание после кошмарной посадки, куда как худшей, нежели незабвенные посадки позади надстроек у яхт, жесткой, дровяной, потому что по– другому не выходило вообще никак, но все– таки не катастрофической, он оглянулся на тихую, сосредоточенную братву позади. Там, слава богу, все были целы, хотя, иные – и не без бледности. Секундная пауза, и они горохом высыпались из машины и построились рядом все тридцать. На этот раз вся Силуянова свора была одета и экипирована по всем правилам. В бронежилетах, в бронештанах, в трехслойных шлемах, в сапогах с антибризантным протектированием, при оружии и массе каких-то сумок, навешенных на каждого, они совсем были бы похожи на каких– то жутких роботов, на пятнистые машины с гранеными башнями, если бы не поднятые в настоящий момент забрала. В отличие от всех прошлых моделей, тут даже противогаз не надевался, а на особый манер пристегивался к шлему вместо забрала, полностью изолируя дыхательные пути солдат от окружающей среды. Что бы там ни говорили о том, что главное не сила, а умение, среди этого контингента что-то не было видно малорослых астеников. Среди умелых и выносливых все-таки предпочтительны крупные и сильные. Такие, которые могут, как вот эти, – напялить на себя три пуда поклажи и рвануть с этими пудами через джунгли километров на двадцать. Откуда-то слева раздался едва слышный хруст, и к его щете добавились точно такие же пятнистые носороги из тех, которых привез Ансельм. Сам збан Мягкой был экипирован точно так же, как и десантники, разве что сумок на нем висело гораздо меньше, Дубтах глянул на свою легкую рубашечку и легкие экваториалевые брючки, защищающие только, разве что, от «крылатых и ползающих кровососущих насекомых, древесных пиявок и песчаных блох», и в душу его впервые закрались некоторые подозрения. Две щеты, полных шестьдесят два человека плюс Ансельм Мягкой, собрались между тем в кружок, затеяв почти вовсе безмолвный разговор при помощи необычайно сложной системы быстрых, прихотливых жестов. Больше всего расстраивало то, что проклятый друг– приятель-первый– предатель, похоже, разбирался в этой чертовщине ничуть не хуже щетников. Потом, все так же молча и согласованно, не мешая друг другу, доставленные повернулись и направились прочь. Недавние подозрения стремительно переходили в уверенность: народ уходил плавно, бесшумно и не оборачиваясь, с таким видом, будто уже давным-давно решили оставить его тут одного, и по-другому не мыслят, а ему не сказали единственно лишь по той причине, что он вроде бы на дурака не похож и сам понимать должон. Больше всего происходящее смахивало на кошмарный сон из разряда тоскливых, когда куда-то надо успеть, а ты не успеваешь, куда-то надо попасть, – а все время что– то непременно мешает, лезешь изо всех сил на гору, а все получается так, будто еле-еле перебираешь ногами. Грузные, громоздкие, тяжело навьюченные фигуры, уже все – безликие и безглазые, потому что он видит только спины, с неторопливой раскачкой, не оступаясь, с фантастической легкостью удаляются от него, причем так быстро, что и по родному асфальту ему пришлось бы догонять бегом, и как будто бы тают в пятнистых тенях от пятнистых деревьев, в камнях, покрытых зелено-серыми космами лишайников. Только что ты видел кого-то, чью-то неотличимую от всех прочих необъятную спину, а потом поднадзорный делает какое-нибудь вовсе не нарочитое движение, – и вдруг пропадает, вдруг становится неразличим. Выждав, Дубтах, мучимый любопытством, решил продвинуться во-он до тех камешков, дабы на них влезть и поглядеть еще сверху. Он продвинулся немножко. И еще чуть-чуть, потом еще капельку, и тогда колоссальная ладонь закрыла ему рот чуть ли ни со всем лицом заодно, вторая – хорошо подогнанным обручем обхватила правое запястье, он почувствовал, как его вздымают в воздух, а полузнакомый голос негромко посетовал:

– Збан граф ровно сквозь стеколушко глядел, когда сказал, что збан пилот не иначе как сноровит нас по следу скрасть… Только того никак нельзя, говорил збан Мягкой, потому как у пилота ни сноровки, ни снасти никакой для того разу нет вовсе. И если будет он противиться, сказано мне того збана пилота на ручных кандалах ко крылану приделать, штоп спокойно нас дожидался, у места сидючи… Ей-ей, господин мой, – то не дело вы затеяли. Не норовите ж вы в боевые пловцы альбо в саперы, а я того дела для при вашем месте на сегодняшней посадке всех бы до одного положил, потому – не умею! – Олекса Сохач облизнул пересохшие губы и тогда только, поколебавшись, продолжил. – Так скажет господин мой свое слово вслед за нами гона не затевать, аль достать кандалы все ж таки?