Текст книги "Кот баюн и чудь белоглазая (СИ)"

Автор книги: Александр Ладейщиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 38 страниц)

– Что, не расточился?

Старик застыл, несколько секунд смотрел в серые глаза гостя, потом усмехнулся.

Приступили к пиршеству. Ари намазал на кусок оленины такой толстый слой ядрёного тёртого хрена, что не смог прожевать, сидел, утирая рукавом катящиеся слёзы.

– Кушайте, путники, вот кулебяка с грибами, жареная печёнка, шанежки с творогом, – суетилась добрая старушка, подкладывая на миски новые порции. Её глаза светились добротой, по загорелому лицу пролегали симпатичные морщинки к седым вискам, как у человека, душевно уравновешенного. Что-то, забыв, Блатида, присевшая на скамеечку возле своего мужа, вскочила, всплеснув руками, смешно переваливаясь, посеменила в дом. Вскоре она появилась, неся ухватом, котелок с овсяной кашей, поставила его на стол.

– Никон, угощай гостей, видишь, путники с дороги. Вон – мальчик исхудал в пути, положи ему добавки, пусть отъедается. Голод – не тётка, киселём не напоит.

Строгий хозяин посмотрел на жену, но смолчал, улыбнулся краешком губ. Баюну всё больше нравилась эта пара. Беспокоили только детки – если спросить, почему за стол не позвали, хозяин ответит – дескать, уже отобедали. Надо быть предельно внимательным – лесные люди шутить не любят, и, при всём гостеприимстве, понимают, что гости из леса могут явиться разные.

Несмотря на все уверения Ари, что они не голодали, что в лесу полно дичи, а из ручьёв рыба выпрыгивает на берег – его накормили до отвала.

Когда уже не лезло, все отодвинулись от стола, громко рыгнули, выражая удовольствие от пира, тщательно вытерли о скатерть засаленные руки.

– Я – Баюн, свободный ратник, иду до Белозерского князя, – промолвил путник смело, глядя на старика.

– Сынок твой похож на тебя, – перебил Баюна старик, разглядывал Ари. – Одной масти. А где же ваша мамка, зачем ты тащишь ребёнка в Белозерск?

Баюн на секунду задержался с ответом, подбирая правдоподобную версию.

– Мамка осталась дома, она на сносях, мы же с дядькой Баюном, который был Котом… – простодушно начал Ариант, и подавился последним словом, будто Адам, что не смог проглотить яблоко, предложенное Евой.

– И где же ваш Кот? Ась? Не ты ли и есть тот Кот, а, дядька Баюн? Или ты думаешь, что я не слышал байки про Кота-оборотня? – грозно спросил старик, отходя на шаг от пришельцев, сидящих на лавке.

Рука Баюна медленно скользнула вниз, к кинжалу на поясе, и застыла, когда старик крикнул:

– Не шевелиться! Молчать! Кто скажет слово или пошевелится, того пронзят стрелы! – рука его поднялась, пальцы сложились в двоеперстие.

– Не трудись, – криво усмехнувшись, промолвил Баюн. – А новый бог ревнив. Но я порождение бога древнего.

– Демона!

Баюн повёл глазами – к столу с двух сторон шли молодые парни, от волнения их походка была неровной, глаза заливал пот. Стрелы, наложенные на тетиву, гуляли, постоянно отклоняясь от цели. Один парень был уже взрослым, очень похожим на отца, с пробивающимися усами. Второй – мальчишка, больше смахивал на мать. Казалось, что он сейчас бросит оружие, улыбнётся и скажет, смешно вытянув губы: «Угощайтесь шанежкой с творогом, гости дорогие». Древний странник понял, что подростки никогда не поднимали оружие на человека, это их первое боевое столкновение.

Что было дальше – Ари запомнил плохо, так как всё произошло настолько стремительно, что он не успел и глазом моргнуть. Баюн прыгнул вверх, оттолкнувшись ногами от массивной лавки, при этом мальчик завалился на спину, но почему-то не ударился головой об утоптанную землю, а перевернулся и вскочил, дико озираясь. Старик что-то орал, широко разинув рот, мальчику послышалось знакомое слово «демон», но что это такое, он не знал. Парни начали натягивать луки, чтобы выстрелить в странника. Баюн выбросил ногу вперёд, ударил старика в грудь, тот завалился, держа в руке стальной нож-хлеборез, неведомо откуда взявшийся в глуши. Приземлившись на стол, бывший Кот, оттолкнулся и прыгнул на младшего, тот оказался на шаг ближе. Схватив его за плечи, так что стрела оказалась подмышкой, Баюн упал вместе с неопытным бойцом, одновременно выворачивая его тело, прикрываясь им от второго стрелка. Старик пытался встать, продолжая кричать что-то старшему сыну, но его стрела уже сорвалась с тетивы и ударила в сцепившихся врагов.

Хрустнула разрываемая плоть, под ключицей младшего брата возникло оперение стрелы, серебряный наконечник, с которого капала алая кровь, торчал из спины. Старший брат уставился на упавших, бледные губы что-то пытались выговорить – молитву или заклятие, Баюн не расслышал. Он выронил колчан и лук, даже не пытаясь вынуть новую стрелу, чтобы пристрелить лесного демона. Затем стрелок рухнул на колени, закрыл ладонями глаза, из которых брызнули слёзы.

Ариант всё это время находился в оцепенении, он никак не мог понять, что ему делать – бежать в лес или оставаться с дядькой Баюном. Конечно, в данный момент древнее существо представляло собой слегка курносого блондина с белыми волосами и ледяными серыми глазами, но Ари знал, кто скрывается внутри – добродушный хитрый Кот, волшебный зверь, про которого рассказывали сказки. А человеческая внешность – это лишь оболочка, необходимая для пребывания среди людей.

Странник обломил стрелу, пробившую плечо юноши, потрогал наконечник руками – точно серебро. У старика округлились глаза – он встал, с ножом-хлеборезом стал медленно, без единого шороха, подкрадываться к демону, в руках которого был его младший сын. Бывший Кот держал юношу за предплечье, выдергивая обломок стрелы. Парень закричал, это подвигло отца ускорить шаг, прыгнуть сверху на злополучного гостя.

Баюн легко, по-кошачьи вывернулся – ведь известно, что кота бей хоть веслом, хоть лопатой – хорошо, если попадёшь один раз из десяти. В его руке блеснул кинжал, сияя драгоценными камнями на рукоятке – ещё секунда, и старик Никон с Баюном накинулись бы друг на друга, сцепились в кровавой схватке!

– На этом платке будет кровь! – рычание разъярённых мужчин, плач юноши, ранившего кровного брата, стоны младшего брата, зажимающего рану – всё перекрыл гневный женский вопль. Блатида, с горящими глазами, с седыми космами, развевающимися на ветру, бросила промеж мужчин белый платок. Потрясённые мужчины замерли, с их лиц капал пот, сердца бешено стучали. Древний скифский обычай, пришедший из бескрайних степей Матери-Азии, возродился вновь. А ведь о нём всё реже рассказывали сказки, только изредка, в самых древних легендах смутно упоминалось о женщинах, останавливающих войны и кровную месть белыми платками, брошенными меж воюющих. Когда скифы, дробясь на тонкие ручейки, расселились по всей северной и средней Евразии – обычай помнили только в самых глухих лесах.

Баюн, как живой хранитель традиций, покровитель Великой Перми – северной ветви великого скифского народа, не мог пойти против древнего закона. Он опустил кинжал, утёр лоб рукавом куртки. Затем скинул её, оставаясь по пояс голым, всадил кинжал в столешницу так глубоко, что потом не сразу смог выдернуть. Бывший Кот решил сделать ответный ход, используя уважение этими людьми Покона – закона предков, в незапамятные времена ушедших с Севера завоёвывать мир, и, в конце концов, вернувшихся на курганы своих царей. Ибо христианские заповеди – лишь тонкая позолота на твердыне древних народных обычаев.

Баюн стоял на коленях перед Блатидой, опустив голову. Белые волосы, спутавшись, упали на лицо, руки покорно висели вдоль туловища.

Ариант сидел на скамейке за столом, постепенно приходя в себя, старший брат перевязывал младшего платком матери. Никон стоял, вертя в руках нож, не зная, что делать. Тишина звенела, как тетива.

– Во избежание возможного смертоубийства, – начал гулким голосом Баюн, – я скажу так.

Я, Коттин – Страж пещеры Индры, родившийся в незапамятные времена, ставший Баюном прихотью светлого Агни. А также древний странник, старинный покровитель племён Великой Перми, ныне известных как чудь белоглазая, прошу милости, в соответствии с Поконом предков, стать вашим названным сыном. Так как кровь пролилась.

Блатида охнула, сама повалилась на колени, уткнулась в лицо Коттина, обняла его за плечи, то ли пытаясь прижать, то ли оттолкнуть.

– Это честь непомерная. Признаю тебя с радостью, кровь моего сына прощена. Но мой муж, Никон – новой веры, что он скажет?

Никон подошёл тихо, творя молитву, встал рядом с парой, медленно опустился вниз.

– Кровь прощена, между нами войны более нет. Но названым сыном? Мать в этом деле главнее, она признала тебя, по закону ты наш сын. Однако, я тебя пока не признал – мне надо посоветоваться со Спасителем… знаки и чудеса сопутствуют Слову Божьему. Я буду внимательно искать эти знаки. И только потом, если…

Ночь, действительно, прошла спокойно. Ари ночевал в чулане, его затащили туда братья, которых звали Радим и Стефан, все трое долго шептались, лёжа на лежанках. Баюн расположился в стожке сена, ближе к лесу, спал чутко, в один глаз, ему снилась урывками его жена – лиса-оборотень Лиска, которую волхвы когда-то, давным-давно, выгнали из лесу за то, что она совершила страшное, невиданное преступление.

Утром, вылезши из стога, бывший Кот огляделся, помахал руками, разгоняя кровь, умылся ледяной водой из ближайшего ручейка. В саду он увидел Никона, который ручными ножницами срезал сухие ветви. Баюн причесал растопыренными пальцами волосы, тихо подошёл к старику.

– Изыди, демон, – проворчал Никон беззлобно, работая инструментом.

– Какой же я демон, если от твоей молитвы не рассыпаюсь? – вежливо поинтересовался странник.

– В Кота лесного оборачиваешься? Это против воли господней. Мерзкое колдовство.

– Никакого колдовства тут нет. Это моё свойство, я живу с ним, как рыба в воде. А колдовство – это просто короткий путь, творимый с помощью заклинаний сверхъестественных сил. Практически – молитва, только произносимая ведающими, а не верующими. Что ты делаешь, чтоб тебя услышал Спаситель?

Старик пожевал сухими губами, подумал, стоит ли древнего демона посвящать в христианские дела.

– Ведающие – это ведьмы! – наконец промолвил он. – Папский престол повелел всех ведьм, что вызывают духов и демонов, сжигать на кострах!

– Да тебе то, что до того престола? Ты же последователь Ария. Не вас ли гнали и резали в Антиохии и по всему Египту? Вон ты, в какую глушь забрался! И вообще – я чую, что слово «ведьма» уже ругательством стало…

– Придёт день, когда Церковь, созданная Павлом, падёт – так как Богу неугодно, чтобы люди общалась с ним через посредников, и восторжествуют общины истинно верующих последователей Ария! В Восточном Риме уже несколько веков христиане не признают Папу, как наместника божьего на земле! Восточная церковь намного человеколюбивей! Недалеко уже и до раскола!

– Да знаю я, человеколюбивей, – проворчал Баюн. – Христиане разграбили великолепные дворцы, разбили прекрасные статуи, сожгли библиотеки. Рухнула цивилизация.

– Новое всегда рождается в муках. Мне рассказывали, что Восточная Римская империя расцвела после принятия новой веры.

– Вера подпитывает, а не питает, – сжал рот бывший Кот. – Только магия, только знания – вот что даст пищу умам, поведёт человечество вперёд

– Знания без веры мертвы! – упрямо сказал Никон. – Пал даже вечный Рим. А вера жива. И проповедь любви пустила корни! Ты не представляешь, каким стал мир. Мне тут один купец рассказал про пророка арабов, чьи воины завоевали все южные земли, про человека по имени Карл, ставшим королём франков.

Баюн задумался, почему лесному отшельнику известны дела, а паму деревни нет?

– Новый пророк, говоришь? Тоже нашёл меч бога? Только герой может построить империю…

– Мой народ тоже создал великую империю!

– На фундаменте Рима, – усмехнулся странник. – Это я знаю. Потом, вечером, у огонька расскажешь мне, что знаешь из истории готов, после того, как они ушли из Италии.

– А почему ты думаешь, что я всё в уме держу? – хитро усмехнулся Никон. – Я грамотный, умею читать! У меня есть две книги, от деда достались, убежавшего от древлян.

– Как готы попали к древлянам? – удивился Баюн, – Вы же от корня Германариха? Пришли, вернее, сбежали с Севера?

– Мы сбежали? – возмутился старик. – Мои предки пошли завоёвывать умирающий Римский Мир!

– Ну да, ну да, – примирительно заверил бывший Кот.

– Так вот, когда проклятый император Устин ограбил и сжёг Верону, столицу великого королевства восточных готов…

– Слышал я про Юстиниана, что написал свод законов, известных под его именем – Юстиция, – хмыкнул Баюн. Старик только зло стрельнул глазами. – А до того Аттила воевал с вашими королями, – продолжил древний странник.

– Слушать будем? Или, если ты умеешь шастать с того света на этот, то перебивать старших можно?

– Хм, – подавился Баюн, – извините, дражайший, но я вроде как немного старше. Да и на «тот свет» мне ходу нет. Я только…

Тут подпрыгнул старик, в горячке беседы упустивший из виду истинный возраст молодого собеседника. Они несколько секунд смотрели друг на друга, затем старик вновь заговорил:

– Глаза верят тому, что видят. Так вот – часть готов ушла в Паннонию, часть в Тавриду – это наши единоверцы, ариане. Я думаю, и сейчас общины наших людей живут и процветают в городах у Понта, но нам туда не пробраться – на пути возникло враждебное государство – Хазария. А часть готов, под предводительством князей Амалов, ушла на север к древлянам, в самую глушь, и построили там неприступную крепость. Мой отец бежал оттуда, после столкновения с язычниками… с людьми, поклоняющимися Велесу, – старик надолго задумался. – В старинной книге на готском языке, что вместе с Благовещением хранится у меня в сундуке, написана история готских родов. Потом покажу, – старик выставил, руки, словно защищаясь.

– Давно я живу, – вдруг грустно сказал Баюн. – Много раз создавались великие государства, и уходили в песок. Я сам видел это.

Кот задумался, потом стал рассказывать:

– В последние годы существования Рима императоры были ставленниками западных готов, вытеснивших из Италии своих восточных собратьев. Рим так и не смог подняться после разрушительного набега Алариха. Патриций Орест возвел на императорский престол юного Ромула Августула. Он стал последним императором Римской Империи. Готы не поделили землю, которую подарил им император. Их руководитель, не гот, кстати, а руг по имени Одоакр, убил патриция Ореста, сослал Ромула Августула в провинцию, а затем провозгласил себя королем Италии, отправив на хранение в Константинополь знаки императорского достоинства за их ненадобностью. Король Одоакр раздал треть земель дружине, сохранив при этом все римские законы. Римские патриции, переехав на жительство в Восточную империю, продолжали получать ренту со своих земельных участков. Император Зенон решил ослабить западных готов, натравив на них их единокровных братьев – готов восточных. Остготы после погрома, учинённого гуннами Аттилы, жили на территории Восточной Империи, но затем подняли мятеж и выторговали себе Македонию, но осели в Паннонии. Затем всем племенем – с женами, детьми, стариками, а это сотни тысяч людей, остготы направились в Италию. Король восточных готов Теодорих получил от восточного императора титул консула, патриция и высшего военачальника. В трех битвах остготы одержали победу над воинами Одоакра, которые заперлись в Равенне. После штурма Теодорих убил Одоакра и был провозглашен королем готов и италиков. Вот так.

– Ты знаешь историю моего народа лучше, чем это написано в книге, – в суеверном ужасе сказал старик. – И что же было далее?

– А далее Теодорих стал жить, как римлянин. Оставил в силе римское право, римские развлечения. Конечно, жизнь изменилась – готы к тому времени уже сто лет, как приняли учение Христа, поставили во главе римских администраций своих графов, изменили налоги. После смерти Теодориха пришёл восточный император Устин, как ты его называешь. И выгнал твоих предков из Рима. После жестокой войны, конечно. Рим пять раз переходил из рук в руки, но из Африки через Сицилию ромеям шла непрерывная помощь, и они победили. Вся страна была в развалинах, в живых остался каждый десятый житель, в Колизее неграмотные варвары пасли коз. А потом пришли рыжие лангобарды и всех ромеев перерезали, – бывший Кот зловеще улыбнулся. – Кстати, Никон – можно я буду тебя называть по имени?

Сундук первый Доска четвёртая

Белозерский князь Чурило сидел в высоком детинце с видом на Белое озеро, попивал из серебряного кубка квас с хреном и брусникой. Ноги в мягких юфтевых сапогах князь водрузил на плетёный стул, устали ноги-то – всё дела, дела. Слуги нерадивы, всё приходится контролировать: как идёт заготовка дров, освобождены ли амбары для осенней подати, не воруют ли повара мясо. Дворецкий Долгодуб хитёр и суетлив. Княгиня притащила этого бастарда из Северска, а зачем? Своих слуг что ли, мало?

Старшая жена, капризная Людмила, дочь северского князя, была на сносях, и окружённая мамками и бабками, сидела в светлице, скучала и дулась. Надо бы сходить сегодня к Рогнеде или Светлане, провести вечер.

Под тяжёлыми сапогами заскрипели ступени, показалась рыжая, стриженая голова, в детинец взобрался дородный, с рыжими усами и всегда изумлёнными глазами воевода Чудес. Он прокашлялся, князь милостиво махнул рукой, мол – говори.

– По делу о Коте, – промолвил воевода и замолчал.

– Давай, давай, – встрепенулся Чурило, – что там с Котом? Не верю я в эти сказки. Бред какой-то.

Князь был человеком прогрессивным, из детского возраста вышедшим, к предрассудкам тёмного неграмотного народа относящийся соответственно. Сам он, под влиянием благородной жены, понимал всю смехотворность сказочных Котов. Пусть волхвы (князь поморщился) держат народ в узде своими россказнями, это дело полезное, и, для управления племенами необходимое. Не князю же, что лично прочитал написанную резами длинную летопись о предках, слушать эти сказки! Там, кстати, летописец подробнейше живописал историю со времён легендарного готского царя Буса, а тут какой-то Кот. Смешно.

– Гонец, прибежавший от пама Папая, из деревни Чудово, доложил, – забубнил воевода, – что Кот, назвавшийся Баюном, в самом деле, вышел из лесу в месяц червень, дрался с мужиками, покалечил охотника Скилура, ночью провёл с детьми древнее игрище, забрал мальчика в лес…

– С какими детьми? Что тебе наплели эти чудские краснобаи?

Чудес, старый воин, ещё при старом князе ходивший на вятичей – воевать заливной луг и двух украденных коров, поперхнулся, закашлялся. У него потекли слёзы, покраснело лицо, он замахал руками. Князюшка милостиво сунул ему кубок с квасом, стукнул кулаком по горбине. Воевода задрал голову, по рыжим усам потекла светлая жидкость, запрыгали мочёные брусничины, кадык заходил вверх-вниз. «Пусть охладится, он когда-то великую битву пережил – только наших привезли две телеги, а вятичей порубили – тьму», – подумал Чурило, сочувственно глядя на воеводу. Чудес выпил всё до капли, поморгал серыми глазами, продолжил:

– Забрал мальца, наградил пама красными рубинами, большими, в количестве шести… нет, пяти штук (князь встрепенулся), ушёл в лес. Куда пошёл – неведомо, когда вернётся – неизвестно, но может быть, в стольном граде объявится. А может, пропадёт вовсе, – воевода замолчал, уставился на озеро.

– Оно, конечно, так, – пробормотал Чурило. – Может и не объявится. А если придёт – что он у нас спросит? А мы ему что ответим? Как он это всё проделывает – не оборачивается же? Народ наш его поддержит…. Любит наш народ всяких болтунов и авантюристов. Бараны.

Впервые князь осознал, что основа его власти лежит на памах-колдунах, что выдвигаются волхвами Тотьмы, а им, князем – лишь утверждаются. Не на старостах, не на сельских головах – на памах. Князь стал думать – откуда взялся этот порядок, и ничего припомнить не смог. Всегда так было. Даже на заре времён, когда предки чуди пришли в эти леса откуда-то с полудня. Но ведь кто-то завёл этот порядок? У соседских словен, вон, всё не так, как у нас, там князья назначают старост лично – умный народ. Торговый. Порядки славные! Город большой! Не то, что у нас в лесу – мхи, да коряги. Темнота.

Мысли князя перетекли на рубины. Украли ведь пару штук? Наверняка украли. А вот поглядим – у кого коней прибавится. Надо бы ожерелье заказать Людмиле – давно просит. И волхвам один камешек отвалить – на украшение чего-то там. Пусть! Народ любит глазеть на такие штуки. Остальные камни поменять бы на свитки – да куда там. Вон, стоит Чудес, воевода, глазами шлёпает. Булат ему подавай. Вояки. Да кто на нас нападёт? Кому мы нужны? Тут от деревни до деревни на коне не проехать! Дорог нет, одни звериные тропы. Хорошо, хоть зимой по рекам ездим – торгуем мёдом, мехами. А как придёт лето – топнем в болотах. И-эх!

Чурило встал, пожевал губами, воевода вытянулся, развернул плечи. Князь промолвил:

– Значит, так. Пама Папая допросить. Вежливо, с почётом, без этих ваших… (Чудес усмехнулся глазами). Расспросить подробно про Кота этого… как его. Людей посылай своих, с дружины, коней не жалей – время дорого. А то и сам съезди… Что-то да будет…

– А эти как? – воевода Чудес кивнул подбородком на восток, на Тотьму.

– А святым волхвам, небось, всё и так ведомо, – раздражённо молвил князюшка. – У них своих наушников хватает.

* * *

– Вот это дерево я посадил пять лет тому назад, – сказал Никон, любовно поглаживая ветви яблони, усыпанные наливными яблочками. Баюн слушал, удивлялся, с садоводством он никогда дел не имел.

– Потом нужно ухаживать за яблоней, поливать её в летнюю жару, собирать зловредных гусениц, снимать больные листики, охаживать огнём по весне. А сухие ветви – срезать и сжигать.

– Значит, сухие ветви резать и жечь, – промолвил Баюн. – Значит, ты улучшаешь творение Господа? Не прогневается ли твой бог, если узнает, что ты играешь роль творца?

– Каждый человек – творец, ибо создан по образу и подобию Божию. И творит он по воле Небес, – строго промолвил Никон.

– Да и то! Ведь откуда-то берутся тонкорунные овцы, молочные коровы, овчарки? Проснёшься – опять новые породы! Их творят люди, словно боги-творцы! – согласился Баюн.

– Я думаю, Создатель властен и над плотью живою, а не только над душами. Человеку только кажется, что он что-то меняет, улучшает, отбирает – однако, всё происходит по воле Высшей силы. Творящий человек – инструмент Господа.

Ночи становились длиннее, но дни стояли жаркие, ветерок доносил с лугов сладкий аромат цветущих трав. Утром братья собрались в лес, взяли луки и ножи, с ними увязался Ариант – юноши обещали подстрелить на жаркое молодого оленёнка.

Вечером развели костёр. Часть мяса опустили в погреб, один окорок натёрли чесноком и травами, насадили на вертел. Жарили, медленно поворачивая над углями. Блатида суетилась возле костра, сыпала на мясо пряные травы, брызгала какими-то настоями, окорок истекал соком, капающим на угли, порождая язычки синего пламени. Вскоре Баюн почувствовал, как от заманчивого запаха потекли слюни, в животе заурчало.

Расположились вокруг костра, мужчины разлеглись на сене, на еловых ветках, старая Блатида расположилась на скамеечке, её руки были постоянно заняты – глядя на огонь, она вязала деревянными спицами из верчёной на веретене шерсти свитер. Нить свивалась в замысловатый, постоянно повторяющийся узор, вилась в руках, клубок шерсти катался по земле, привлекая внимание Баюна, который поймал себя на мысли, что ему хочется поиграть с ним, словно маленькому котёнку. Бывший Кот усмехнулся, подавил глупое желание.

– Дядь Баюн, расскажи про древние времена, ты уже давно обещал, – попросил Ари, разгрызая хрящ на мосле, уже полностью очищенном молодыми зубами от мяса.

– А сами-то вы помните что-нибудь? – спросил, загадочно улыбаясь, белобрысый странник, обращаясь к старикам.

– А как же, – подал голос Никон. – Я же говорил, что у меня есть свиток, сложенный в книгу. Там на старинном готском языке написаны родословные древних кланов, названы имена великих готских королей, герцогов и графов.

Старик встал, отряхнул рубаху, подпоясанную ремешком, пошёл в избу. Его не было несколько минут, в доме скрипнула крышка сундука, наконец, Никон появился на пороге. Он держал большую книгу в кожаной обложке, окантованную медной полосой. Старик сел поближе к костру, принялся медленно читать, водя по угловатым готическим буквам большим заскорузлым ногтем.

– Конунги готов в Германии, за северной границей Римского мира: Конунг Бериг, что взял власть при императоре Тите, разрушителе Иерусалима. Конунг Гардариг, конунг Филимер…

А вот предки Амалов, заключивших первый готский союз: конунг Гапт, принявший корону во времена императора Августа, конунги Хулмул, Острогот, Германарих, павший от меча проклятого Аттилы… – старик закашлялся, вытер лицо платком. Помолчал, потом продолжил чтение, – Фритигерн из рода Тервингов, несчастный Вандалар, просидевший на троне 25 лет, но так и не ставший королём, Теудимер. Затем его брат – Теодорих Великий, севший на трон Италии после Алариха. Здесь же потомки ост-готов Балтов, которых римляне звали Тервингами, от Ариариха до Алариха I, захватившего Рим и ставшего первым королём готской Италии.

– Это совпадает с реальной историей, – заметил Баюн.

Никон важно покачал головой.

– Далее перечислены короли готской Мезии, короли Равенны, Фракии, Тулузы, Барселоны, Галисии, короли Браги, что в Португалии, и Андалузии.

Дети и Блатида слушали медленное чтение Никона в полной тишине, с благоговением внимая именам из древней книги – только чуть слышно трещали поленья в костре, да зудели нудные комары.

– А кто автор сей рукописи? – спросил странник в изумлении перед таким чудом, сохранившемся в глухом углу северного леса, у гота, бежавшего на край света от свирепых народов, уничтоживших готский мир.

– Мне дед сказывал, что эта книга была написана на эллинском языке. А потом, после обретения нами истинной веры и грамоты, переведена на готский.

Огонь, древний, как мир, скупо освещал небольшой круг, вокруг метались пьяные тени, темнел лес, пронзая небеса макушками деревьев, чёрное небо сияло серебряными шляпками гвоздей – звёзд, вбитых для надёжности в небесную твердь. Закончился ещё один день. В кострище тускло светились угли, по ним бежали фиолетовые призрачные огоньки, вокруг стояла тишина.

Утром выпала холодная роса, подстыла на траве, резные листья и цветы полевых ромашек покрылись белой изморозью. У костра сидел старый Никон, напротив него развалился на хвое Коттин. Имечко «Баюн» не шло на язык лесному человеку, поклоннику учения епископа Ария.

– Никон, – неожиданно произнёс Баюн, – а что ты думаешь делать со Стефаном? Ему уже шестнадцать?

– Ему шестнадцать по осени будет, – ответил после некоторого молчания Никон, – Понял, ты про женитьбу. Но вот беда – за женой надо ехать в Белозерск. Девицы пошли капризные – не каждая пойдёт жить на выселки. И родители не уломают – сам знаешь, какие у нас женщины!

– Я вечером про дела говорить буду, – решительно сказал древний странник. – Детки в лес пошли?

– Пошли рыбу ловить. На зиму пора вялить.

– Соль по зиме завозят? Белкой расплачиваешься? Или куницей?

– Завозят, – коротко ответил Никон, – И просо с пшеницей завозят, и ножи бронзовые. Когда и отрез льна закинут – жена шьёт платье всей семье. Только не сюда завозят, – всё-таки схитрил старик.

– А что случилось с деревней Гранёнки?

Старик на глазах помрачнел, сгорбился. Долго тёр пальцами колючий подбородок, молчал. Наконец, промолвил, – В Гранёнки пришла беда. Силён Враг человеческий. Старый пам преставился уже лет десять назад. И завёлся там самый настоящий чёрт! (Старик окинул взглядом Баюна). Говорят, с рогами и хвостом! Поселяне его сначала хотели вязать, да в Белозерск тащить, но он их очаровал, опоил. С тех пор туда никто не суётся! Так что жену для сына придётся искать в городе.

Вечером бывший Кот пристроился в сенях на лежанке, покрытой ветхой одёжкой. Блатида вошла, запалила лучину, стала собирать ужин на старом столе, что ютился у плетёной стены. Сквозь дыры сочилась вода – на дворе шумел холодный дождь. Когда на лавках уселись все обитатели и гости жилища, разобрали с блюд куски курицы – древний странник отхлебнул патоки с имбирём, промолвил:

– Я, покровитель великой чуди благодарю вас за гостеприимство. Да будут забыты недоразумения, случившиеся между нами (Баюн посмотрел на Радима, тот с достоинством склонил голову).

– Твоя благодарность принимается, – ответил Никон. – Только у меня есть вопрос: жена рассказала старинные поверья про тебя, про те времена, когда ты являлся чуди. Так вот, известно, что твои помощники всегда пропадали. Что же случалось на этот раз? – ехидно спросил старик.

Баюн нахмурился, сказал, – Мир начинает быстро меняться. Молчать об этом не буду, так как искушённые люди и так видят – волшебство пропадает. Магические инструменты превращаются в ненужный хлам. Я не знаю, почему это происходит. Но, надеюсь выяснить.

– А отдельные искушённые люди больше не смогут обернуться в волшебного Кота? – старик подмигнул Коттину.

– Ты хочешь сказать, что я тоже превратился в хлам? – насторожился странник.

– Я хочу сказать, что ты застрял в человеческом облике. Это означает, что ты более не демон. Ты воин, стрелок, странник, слуга старых богов. Но не волшебный Кот.

– Значит, ты меня признал?

– Вот ты о чём… Мне достаточно, что моя Блатида признала тебя. Признала за господина и названного сына. И дети за тобой ходят, как хвосты. Дети – они острее взрослых чувствуют людей.

– В таком случае – вот что я повелеваю, – высоким торжественным голосом пропел Баюн. – Коль ты меня признаёшь за названного сына, то и я отныне считаю твоих детей за своих названных братьев.

Никон поклонился, держась сложенной ладонью за колючий подбородок, жена его всплеснула руками, радостно заулыбалась.

– В залог заключённого союза я предлагаю твоему старшему сыну, Стефану, оставить родительский дом, и пойти со мной поглядеть на мир – поискать славы, счастья и любви. Радим пусть залечивает рану и продолжает дело предков – в вашем саду, я верю, будут расти чудесные яблоки!

Старики молчали, как поражённые громом. Никон открыл, было, рот, но ничего не сказал.

– Чтобы задуманное мной дело свершилось, а рассказывать подробности я не буду, и чтобы успокоить вашу старость – я оставляю вам этого мальчика, Арианта. Пусть живёт у вас до той поры, пока не придёт за ним человек, знающий меня лично, и не отвезёт его в Чудово к семье. А то, что он жив и при полной памяти – так это такие времена. Были века тёмные и свирепые – и решения принимались соответствующие. Сейчас же искать в моих тайниках нечего – и мне парня обижать не стоит, да, и привык я к нему. Старею, наверно. Ну-ка, Ариант, Сокол Ариев, признавайся, ведь подглядывал за мной в пещере?