Текст книги "Кот баюн и чудь белоглазая (СИ)"

Автор книги: Александр Ладейщиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 38 страниц)

Сундук второй Доска шестнадцатая

Коттин лежал на лавке, отвернувшись к стене, и перебирал в уме события, произошедшие за последнее время. Вечером того памятного дня, когда народ пришёл в себя от неслыханных решений Великого вече, удалось организовать неплохой пир, а на следующий день сыграть свадьбу молодого князя. Всего торжества длились пять дней, правда участвовала в них исключительно городская знать – народ уже на второй день принялся за обыденный труд. Так получилось, что на третий день торжеств, кто-то высказал мысль, что освободилось место в боярской Думе – ведь Стефан стал князем, и что следовало бы поискать достойного претендента на высокое место. Опять же, само собой вышло, что кроме Коттина, сидевшего за главным столом справа от князя, то есть формально занимавшего боярское место, занять его уже и по закону было более некому. Тут же созвали захмелевших бояр, под радостные крики памов и дружинников, весьма скоро забывших былые сомнения, объявили о назначении. А почему бы и нет? Происхождения герой наверняка высокого – вон, небесный меч как сияет! На том и порешили.

Вечером первого дня удалось сделать и кое-какие государственные дела. Во-первых, дружине выдали новое оружие и латы – стальные шлемы с рогами, кольчуги. Несколько часов служивые прилаживали шлемы, точили мечи, подгоняли латы из стальных полос. Затем всё было сдано в оружейную комнату, закрыто на огромный хитроумный замок и передано под охрану. Новая служба Коттина начинала наводить порядок.

Потом новое оружие выдали ополченцам, уже под неусыпным взором дружины. Бывшим каторжникам дали немного погулять, налили по большой чаше мёда – затем князь Стефан кое-как организовал проводы войска в поход. Под надзором Коттина и воеводы, отряд лихих вояк, сменивших разбойничьи платки на рогатый металл, сетки-намордники и стальные латы, был с трудом построен на майдане, облагодетельствован серебряными ногатами, и отправлен восвояси через западные ворота на саамов и карел. Все были страшно довольны друг другом – каторга оттого, что уносит ноги из страшного места, где, не моргнув глазом, повесили часть их шайки за невинные шалости, обычные на войне, горожане – оттого, что совершенно ненужное ополчение уходит прочь. Дай боги – навсегда. Радость и искренность горожанок, махавших платками воякам, была, несомненно, сильнее, чем радость разбойников – все видели, как наскоро обручили и спровадили из города новоявленную семью – девчонку с прощёным насильником. Девица плакала и смеялась одновременно – позор и примирение образуют в женщинах чудную смесь. Одно радовало молодую – в ритуале свадьбы волхвов было так же много, как на княжеской свадьбе, что случилась днём позже. Будет что внукам рассказать!

Коттин решил также, немедленно, как только всё закончится, отправиться в Чудово – кое-что выяснить о Стине. Так как угроза нашествий и переворотов пока миновала, то лучше всего было бы такое путешествие совершить вместе с воеводой – народу придётся рассказать, что бояре отправились по городам и весям, выяснить, как живёт он, народ, нет ли у его, народа, каких просьб и жалоб? Заодно необходимо было узнать, жив ли старый пам Папай. А Чудесу надо сказать, чтобы не проговорился случайно о нём, Коттине, ведь никто в Чудове не видел Кота Баюна в человеческом обличье.

Коттин встал, потянулся, посмотрел на свой мешок, сиротливо висевший на оленьем рожке, прибитом к стене, хотел было поискать старую войлочную шляпу-пирожок, но, улыбнулся, взял новую – парчовую, прошитую серебряными нитями, с опушкой из чёрнобурки. Это уже не старый войлок – тулья шапки была богато изукрашена рубинами. Прицепив меч, лежавший на лавке (первое, что изменил в жизни двора Коттин – вход в княжьи палаты с оружием был запрещён всем, кроме воеводы, а так же особых доверенных дружинников, вооружённых секирами – рынд), бывший Кот направился на малый ужин – свадьба закончилась, памы разъехались, знать приступила к службе новому князю.

За столом сидели только свои – во главе Стефан в белой рубахе, шитой серебром, с длинными рукавами ниже пояса, с прорезями для рук, подпоясанный белым же поясом с кистями. На голове его красовалась мурмолка из бархата, с серебряным наконечником поверх высокой тульи с отворотом, украшенная лисьим хвостом. Позади княжьего стола красовались рынды – в белых кафтанах, в высоких белых шапках – люди Аминты. Коттин взглянул на них, те незаметно кивнули – всё в порядке.

Рядом с князем полулежал на подушках воевода Чудес – под его красной рубахой опытный взгляд Коттина приметил стальные пластины, нашитые на кольчугу. На немой вопрос бывшего Кота воевода мигнул – потом скажу, дескать. Поверх бедра воеводы драгоценными камушками блестела сабля, синим и красным. Теми же цветами сияла коротко стриженая рыжая голова Чудеса – на ней красовалась маленькая тюбетейка – сафьяновая тафья, украшенная камнями, жемчугом, золотой нитью. Воевода бросал быстрые взгляды на трёх бояр, сидевших напротив, чувствовалось, что достаточно одного мгновения, и вся драгоценная мишура полетит прочь – в случае опасности перед врагом вырастет воин, украшенный лишь сталью и кровью.

Бояре, молодые парни из знатных семей, только что выбранные на служение, держались вместе, Коттин их сразу же вычислил, как бояр Мишны. Они всегда сидели рядом, разговаривали промеж собой отдельной кучкой, советовались друг с другом в узком кругу. Вот и сейчас – сидели напряжённо, посматривая на князя и воеводу, одеты были по полному параду, хотя ужин был малым, для своих. Горлатые шапки нелепо торчали в потолок – даже за княжеским ужином бояре имели привилегию не снимать их – берегли честь. Впрочем, тяжелые ферязи они тоже не сняли, несмотря на летнюю жару. Одно место возле них пустовало – княгиня Мишна вышла, может быть, подать распоряжение о блюдах, может быть, по личным делам.

В конце стола полулежали два загулявших пама – в белых атласных колпаках, украшенных околышами – ожерельями из жемчуга, переплетёнными золотом. Впрочем, их кони стояли в упряжи – значит, с восходом солнца они уедут.

Коттин присел рядом с воеводой, вытянул под стол ноги в старинных красных сапогах с прорезями (дети ходили за ним стайками, кивая на сапоги и рассказывая друг другу страшные сказки), краем глаза уловил, как молодые бояре на волосок отодвинулись, увидев рукоять его меча. «О чём они говорят, оставаясь одни? – подумал Коттин. – Или ими уже полностью руководит Мишна? Не рановато ли?»

Вошла Мишна, в окружении девушек, осторожно несущих серебряную ендову с чем-то ароматным. Коттин уловил запах мясного бульона, горьких трав, укропа. Начали обносить гостей, открыв крышку. Хава, шедшая позади княгини, с поклоном подала ей серебряную лопатку, гости восторженно забормотали хозяйке ласковые слова за её заботу. «Это что, какой-то ритуал?» – поразился Коттин, оглядывая застолье. В конце свадебного марафона, когда было выпито немало вин и медов, никто не обратил особого внимания на происходящее – мало ли их, свадебных ритуалов? Одних только крайне необходимых для свадьбы песен было спето несколько десятков, а посыпанье просом, а переступание порожка…

Мишна осторожно вытаскивала лопаточкой исходящие паром куски молодой телятины, с тмином, укропом – переносила их на серебряные блюда бояр и памов. Вот она приблизилась к воеводе – синие глаза блестят, губы в перламутровой заморской помаде – положила в золотое блюдо закуску. Вот, положила ему, Коттину – золото её волос обдало лицо бывшего Кота. Положила себе – и велела уносить ендову. Коттин встрепенулся, на золотом блюде князя лежали лишь обглоданные куриные кости, хребёт рыбы.

Молодые бояре смотрели – и всё видели. Воевода пил мёд из пиалы. Коттин отметил, что бояре заметили его реакцию. Князь тупо посмотрел на уходящую княгиню, поморгал белёсыми ресницами. Потом схватил куриную ногу, принялся обгладывать. «Ищет оправдание жене, – подумал Коттин. – Не верит своим глазам – думает, что она сочла его блюдо ещё наполненным».

Мишна оглянулась, увидела, что Коттин всё понял, высокомерно улыбнулась.

«Это не заговор, – расслабился древний странник, – это бабская стервозность. Показывает своим последователям, кто в доме хозяин. Бедный Стефан! А, впрочем, он у нас христианин – пусть терпит и молится».

Впрочем, вскоре Мишна возвратилась, мстительно посмотрела на Стефана, присела на маленькую кушетку, поджав ноги. Подали квасы, морсы, сбитни и патоки. На столе появились маленькие, с корочкой, пирожки – с грибами, рыбой, вареньем, капустой, мясом, яйцом с луком. Все принялись закусывать, распустив пояса, скинув тяжёлые ферязи. Наконец, насытившись до предела, откланялись памы, им, дескать, уезжать ни свет, ни заря. Затем потянулись на выход молодые бояре, с ними их слуги, до того сидевшие возле стен на корточках, или вовсе на полу, на мягком месте. Наконец, остались только Стефан с княгиней, Коттин, воевода и старая Хава, давшая сигнал девушкам покинуть палату, и присевшая на краешек скамьи в самом тёмном углу помещения.

– Коттин, братец, ты уже давно обещал рассказать ещё одну байку про давние времена, – Стефан смотрел на древнего странника умоляюще.

– Расскажи, а мы послушаем, – с какой-то грустью промолвил Чудес. – Про какой-нибудь великий поход.

– Хорошо, расскажу, – вдруг согласился бывший Кот. – Только не про войну. В сказаниях о великих войнах всё происходит одинаково. Тиран, чудовищно жестокий и злой, нападает на своего соседа, жжёт его города, грабит закрома и кладовые, уводит в полон женщин. Справедливый и доблестный народ восстаёт, громит захватчика, вторгается в его земли… и делает, то, же самое. Но, так как он победил в войне – его все славят и чествуют…

– Это, смотря какие войны, – недовольно проворчал воевода. – Бывает, что захватчик идёт с единственной целью – истребить соседа полностью, освободить земли для своего народа…

– И такое бывает. Причём, часто случается так, что оба народа произошли от одного корня – недавно, пару тысяч лет тому назад. Эх, брат на брата…

– Коттин, расскажите лучше что-нибудь про любовь, – вдруг подала голос княгиня Мишна доброжелательным, как в недавние времена, тоном.

– Про любовь, так про любовь, – вздохнул бывший Кот. – Только все любови для меня, как правило, плохо заканчиваются.

– Всё равно, расскажите.

– А почему ты ко мне вдруг на «вы»? На войну со мной собираешься? Или простить не можешь расправу с Чухраем? Я видел, как ты в обморок повалилась.

Воевода завертел круглой головой, поглядывая то на Коттина, то на княгиню. В его глазах горел злой огонёк, не сулящий ничего хорошего тому, кто посягнёт на зарождающееся государство. Даже и княгине, если что. Рынды стояли за креслом Стефана с каменными лицами, молча сжимая рукояти секир – условного знака никто из трёх присутствующих мужчин не подавал. Коттин заметил реакцию Чудеса, промолвил доброжелательно:

– Всё хорошо, воевода. Молоденькая хазарская принцесса, что не доказано, тогда не была княгиней белозерской, а Стефан, отдалённый потомок восточных готских графов – князем. Заговор Мишны против верховного волхва принёс неоценимую пользу, расчистив дорогу новой династии. Только, вот, зачем это был сделано? Волхв был наслышан про исчезнувшую девочку из Хазарии? Искал, собирал слухи и новости?

– Собирал, батюшка, – ответила за Мишну старуха, пересевшая во время речи Коттина за спину молодой княгини. – Ходили тут люди, расспрашивали осторожно. Лет пять тому…

– Умеешь слушать? – хитро посмотрел на Хаву глава тайной службы.

– Не только слушать, – ухмыльнулась старуха в чёрной накидке, – но и думать. Когда нечем торговать, в смысле – всё и так отберут, остаётся только то, что содержится в голове.

– Знания, – задумчиво протянул Коттин. – Вы, иудейки, самый опасный народ.

– Это ещё почему? – вспыхнула Мишна.

– Да потому, что я давно живу и много видел, – невозмутимо улыбнулся странник. – Стоит появиться в стране двум еврейкам – как одна из них сразу же становится женой кагана, царя, князя, султана, императора, пророка Мухаммеда, а вторая её советницей.

Челюсть Стефана, отпавшая далеко вниз, встала на место не скоро,

– Ну да, – улыбнулась Мишна, – мы всегда во всём виноваты. Как будто Стефан стал князем сам, благодаря своим ратным или иным заслугам. И некий хитроумный человек не сделал всё, чтобы это произошло.

– Достойный ответ, – пожевал губу Коттин. – Не знаю, что ты сотворишь в будущем, но ты станешь великой княгиней.

Мишна умудрилась сделать поклон с пируэтом, не вставая с диванчика.

– Воевода, – вдруг резко сменил тему бывший Кот, – привлеки вместе с Аминтой к тайной службе этих бездельников из храма, коль у них имеется своя сложившаяся разведка.

– Будет сделано, – расплылся в улыбке воевода. – Значок, значит, нацепят под рясу…

* * *

– Вдали виднелась тёмная полоса, отделяющая цветущую степь от голубых небес, от края земли и до края – Великий Лес, – начал рассказ древний странник, вспоминая недавно приснившийся сон про старинные времена.

– Расскажи нам про любовь, Коттин, – опять попросила Мишна, наконец-то отослав Хаву.

– Расскажи, братец, – промолвил Стефан, покинув стол, и расположившись на кушетке напротив молодой княгини.

– Давно уже обещал, – сурово рыкнул воевода Чудес, растянувшись на широкой лавке и завернувшись в медвежью шкуру, покрывавшую деревянную поверхность.

– В перелёте стрелы до леса степь заканчивалась – вместо буйных ковылей и цветущего разнотравья поверхность земли покрывала, словно ковёр, зелёная мурава. Лужайка была расцвечена плоскими листьями подорожника и мать-и-мачехи, уже выкинувшей жёлтые цветочки, напоминавшие маленькие солнышки. Само Солнце стояло высоко в небе, поэтому граница Степь-Лес не имела тени, переход был резким, чёрно-белым, без полутонов. Огромные дубы стояли так плотно, что пролезть между ними было непросто, их зелёные кроны сплелись на огромной высоте, меж стволами чернело – во тьме леса мелькали жёлтые огоньки глаз, раздавались шаги, шорохи, слышался чей-то вой, треск разгрызаемых костей.

Я спрыгнул с коня, погладил его по шее, снял узду, и шлёпнул по крупу. Конь, чуя расставание, заржал, потом встал на дыбы, поиграв передними ногами, поскакал в степь – искать свою судьбу. Я долго смотрел, как он уменьшается, растворяется в травах. Затем я вынул из мешка меч, приладил его вместе с луком за спину, посмотрел на Солнце (быть может, в последний раз) и шагнул в сторону дубравы. Меня окатил незнакомый запах Леса, словно влажное и тёплое дыхание неведомого существа. Я шагнул во тьму и долго стоял, пока не привыкли глаза. В двух шагах позади меня сияла Степь, так ярко, что, если б я выскочил наружу – наверняка бы ослеп. Я вздохнул, и пошёл во влажную зелёную полутьму – надо было узнать, что за дивы и лешие населяют это небывалое место, и куда подевались наши конники.

Я отошёл от края Степи совсем недалеко, но всё изменилось самым невероятным образом – дубы расступились, и я понял, что только на границе своего мира они росли так сплочённо – обороняли свои владения от светлых созданий плоского степного пространства. Сначала меня подавляло отсутствие голубого неба, Солнышка и облаков над головой – вверху зеленело переплетение ветвей, оттуда сыпалась какая-то шелуха и увядшие листья, там стрекотало и шуршало, пищало и щёлкало – птички, и мелкие зверьки постоянно жили наверху, редко спускаясь вниз, на землю. Меж стволов земля была тёмная, влажная, в ней копошились черви и личинки жуков, бегали многоножки и пауки. На корнях, тут и там лежащих толстыми змеями, сидели важные лягушки, редкие белёсые травинки тщетно пытались уловить живительный свет. Затем, деревья ещё больше отодвинулись друг от друга, и оказалось, что солнечный свет заглядывает и во тьму леса. Более того, выяснилось, что лес полон различных оттенков зелёного, что пятнами света радуют глаз полянки, заросшие крапивой и молодой порослью рябинок, кустами малины.

На одной из таких полянок я остановился, скинув мешок возле древнего валуна, и сел, прислонившись спиной к серому камню. Солнечные лучи достигали зелёной травы, освещая оранжевые, в чёрную крапинку, цветы лилий, было тихо, только по кронам деревьев шумел ветер, и где-то стучал дятел. Вдруг в лесу затрещало, захрюкало, я лёг на землю, заглянул под полог мелколесья, машинально вытаскивая из колчана стрелу с тяжёлым наконечником. Небольшое стадо диких свиней рыло землю в поисках вкусных корешков, подбирало зелёные жёлуди, огромный секач посматривал маленькими глазками по сторонам, но меня пока не чуял. Я медленно приподнялся, снял с плеча лук, нацепил тетиву, и выстрелил в молодую свинку. Животное завизжало, покатилось по траве. Старый кабан, увидев меня, грозно заворчал, но затем повернулся и стремительно побежал в лес, уводя стадо. Я прикончил кабанчика ножом, и только тут до меня дошло, что вожак, видимо, знаком с двуногими созданиями. Я долго стоял, прислушиваясь, отгоняя проникающий в душу страх – но было тихо, жужжали шмели, стрекотали кузнечики – и я успокоился.

Собрав сушняк, я приступил к добыче огня, стараясь не поминать недобрым словом Агни, наконец, его искра, живущая в двух камнях – чёрном кремне, и белом кварце, упала на сухой мох, показался огонёк. Вскоре огонь весело пылал, пожирая сухие веточки, облизывая изъеденную короедами корягу, покрывая её квадратиками светящихся в темноте углей. Кабанья нога, насаженная на меч, медленно прожаривалась, в темноте леса бродил какой-то мелкий хищник, привлечённый одуряющим запахом жареного мяса. Во тьме прошёл кто-то большой, чёрный – мелькнули его жёлтые глаза. Вокруг шуршало, топало – из тьмы высунулась рука с когтями – потом убралась, не дотянувшись до мяса. Нечисть боялась огня, да и стальной меч был ей не по нутру.

Я снял с огня поджаренную свинину, с аппетитом вонзил в неё зубы, прислушиваясь к звукам леса. Стало светлее, взошла Луна, известная как Вайрашура, и я уставился на её лицо, покрытое тёмными пятнами, но вдруг понял, что большее не могу держать меч с насаженным куском мяса. Оружие упало в траву, меня пронзила боль – тело ломало и корёжило, поднеся руку, я увидел, как из пальцев пробиваются чёрные когти, как рука превращается в покрытую шерстью лапу. Застонав от боли, я расстегнул ремень, чувствуя, что становлюсь выше – уже не надо было выглядывать из-за валуна, чтоб увидеть ночное светило – камень стал мне по грудь. Куртка и штаны, шитые из кусков кожи, выдержали, хотя и стали коротковатыми, сзади на волю выскочил длинный пушистый хвост, наконец, затрещали красные сапоги – острые когти прорезали их, торча наружу устрашающими кинжалами.

– Спасибо тебе, Агни, удружил! – сказал я вслух, и к своему изумлению, понял, что способен по-прежнему говорить человеческим голосом, только он стал высоким, тягучим и мяукающим. Я попытался взять меч – лапа была большой, мягкой, с розовой подушечкой посередине, когти мешали сжать кулак, большой палец, у человека отстоящий отдельно, улез куда-то вверх, и не способствовал хватательным способностям. «И как я буду теперь жить?» – испугался я, вообразив погибель от врагов или от голодной смерти. Кое-как зажав меч меж угловатых колен, я содрал мясо, заодно выяснив, что обладаю довольной большой пастью, с четырьмя огромными клыками, и полусотней поменьше. Это меня приободрило – кто сунется – укушу. Насытившись, я привалился к камню, весь дрожа от пережитого превращения, затем попытался успокоиться. Сделав это, я начал изучать новое тело, выискивая его преимущества, и, одновременно размышляя – есть ли ещё на белом свете такие, как я, или это прихоть коварного бога.

Тотчас же выяснилось, что, несмотря на ночную тьму, я очень хорошо вижу – намного лучше, чем в человеческом обличье. Темнота распалась на десятки оттенков от светло-серого, до угольно-чёрного. Зрение было по-прежнему объёмным, так как большие глаза смотрели вперёд. Нос чуял сотни запахов, недоступных Коттину, уши слышали, как в траве шныряли мышки, как сова сидела на ветке, переминаясь жёлтыми когтистыми лапами, как попискивали летучие мыши, носясь во тьме и умудряясь не задевать хитросплетение ветвей. Это меня обрадовало, и через полчаса я с изумлением понял, что мне нравится быть этим существом, и что Коттин – это всё более бледнеющее отражение, а я – Кот Баюн, волшебное существо, игрушка богов.

Вдруг ко мне пришла мысль – если я волшебное существо, то не могу ли я обладать какими-нибудь сверхъестественными способностями? Помнится, Агни сказал мне, что я отныне бессмертный. Значит, я, будучи Котом, должен иметь некое оружие, скорее всего волшебное. Ведь меч, нож и лук для меня теперь так неудобны!

Я принялся повторять известные мне заклинания, Слова, даже поговорки и ругательства – мало ли как мог пошутить ревнивый Агни. Ничего не происходило, и я снова начал бояться за своё будущее. Наконец, мне пришло в голову просто сосредоточиться и попытаться сделать, что-либо волшебное – например, увидеть проявления магии или опознать присутствие существ из других миров, остающихся скрытыми для обычного человеческого зрения. И вот случилось чудо – всё вокруг засветилось призрачным зеленоватым светом, я увидел стволы деревьев, сплетение ветвей. Зелёными искрами светились угли костра, а в темноте леса сияло яркое зелёное пятно – кто-то наблюдал за мной, более того – подкрадывался! Я пригляделся, и в голове само собой всплыло – див, существо из иного мира, способное проникать в Мидгард! Лесной человек, созданный Велесом для потехи, в подражание Роду, слепившему человека из глины, и вложившему в него свою искру – бессмертную сущность. Существо медленно приближалось, прячась за стволами деревьев, и я не придумал ничего лучшего, как залечь за валун – меч и лук были бесполезны, а тело Кота я ещё полностью не освоил.

Див зелёным пятном отделился от ближайшего дуба, перебежал поляну и наклонился над костром. Я усилием воли прервал магическое зрение, включил ночное зрение Кота – передо мной стояло высокое, покрытое тёмной шерстью существо, при свете Луны блестели белые клыки, красные глазки уставились на угли костра, лапа с чёрными когтями тянулась к мечу. Этого ещё не хватало! Страх придал мне отчаянную храбрость, подбросил тело в воздух, я открыл пасть и заорал. Эффект ошеломил меня самого – высокий, тонкий, вибрирующий вопль всё не кончался, с дубов полетели зелёные жёлуди, что-то шлёпнулось в траву – это сова не выдержала атаки. Белки сиганули прочь от ужасного звука, див зажал лапами уши, зашатался и рухнул на землю. Я выскочил, словно лев, пролетел по воздуху, как птица, и рухнул на тело шипящего, зажимающего уши дива.

– Порву на портянки! Лежать, не двигаться! Ты зачем сюда прокрался? – промурлыкал я своим необычным, котовьим голосом.

– Насилуют! Убивают! – заверещал вдруг див, отталкивая меня с груди.

– Ась? Кого насилуют? Где? – не понял я.

– Слезь уже с меня, несчастный! – див открыл один глаз, посмотрел на меня, – О, Велес! Кот-оборотень! – существо снова приготовилось верещать.

– Тихо, тихо! Ты что, меня боишься?

– Да слезь же! Ничего я не боясь! Разлёгся на даме, как на родной жене! Я просто учуяла запах жареного кабанчика! А тут ты выскочил!

Через несколько минут мы сидели у костра, в который я подкинул хвороста, и жадно уплетали окорока – только потом я сообразил, что забыл их пожарить.

– Ты встречала в этом мире таких, как я? – спросил я осторожно диву.

– Котов? – дива оглядела меня с головы до ног, подумала, почесала затылок. – Нет, котов-оборотней я не встречала!

– Да не котов-оборотней! Конников!

– Конников? – дива думала намного дольше, потом неохотно промолвила. – Это не мы их извели. Это лешие!

– Они все погибли? – не поверил я своим новым ушам. – Ведь это были лучшие конники!

– Я ж говорю – их утащили лешие. Потому как те конники рубили деревья, разводили огонь. Опять же, охотились на зверей, забыв принести жертву Велесу.

– Но, они, же не знали, что Лес принадлежит Велесу! – возмутился я. – И, вообще, этого Леса ещё недавно тут не было – а был Великий Лёд! Видишь валун? Его лёд притащил!

– Ты знаешь про Лёд? – удивилась дива. – Кто-то из людей-оборотней пережил в степи Потоп? Кстати, незнание не освобождает… Эх, не совались бы сюда твои конники всем своим огромным стадом!

Я открыл пасть и долго молчал. Потом подобрал челюсть, мягко промурлыкал:

– Мы сейчас про кого говорим? Про конников, не так ли?

Дива задумалась, потом выдала:

– Я думала, ты имеешь в виду кентавров! Они самые лучшие конники! Да и кони заодно!

– Ну, слава богам! Разобрались! Значит, ты говоришь, что людей в этом Лесу нет?

– Почему же нет?

– Не понял! – несмотря на гранитную выдержку, моё терпенье подходило к концу. – Ты сказала, что никогда не видела таких, как я!

– Котов не видела, – мило улыбнулась дива (мороз прошёл по моей шкуре от её клыков), – потому что местные в котов не оборачиваются.

– А в кого они оборачиваются? – на грани нервного срыва спросил я.

– Мужчины – в волков, а девушки – в лис.

– Ну, слава богам, – начал я, и замер с куском мяса в лапе. Мой транс продолжался недолго – несколько минут. – Постой, – простонал я, очнувшись.

– Я не стою, я лежу, – проворковала дива. – Мне встать?

– Нет, не надо, – испугался я.

– И это правильно – лежать на зелёных ветках, у тёплого костерка, в обществе прелестного котика… – продолжала нагнетать дама.

– Да я не о том!

– Как не о том? – обиделась дива. – Я тебе не нравлюсь? – мне показалось, что она надула губки.

– Вопрос у меня стоит! – простонал я в отчаянии. – Появился, в смысле! Ты удивилась, что люди в степи каким-то образом выжили в Потопе. Теперь включи мозг: лесные люди – это кто? Те, что живут в лесу? Почему…

– А с чего ты взял, что они люди? – перебила меня дива. – В общечеловеческом смысле?

– Опять не понял! А кто они?

– Ну, по отцу они, несомненно, люди. Дети Адама. Но по матери – нет.

– А кто у них мама?

– Лилит! Ты что, не знаешь её?

– Нет, – простонал я. – Она старая богиня?

– Можно и так назвать. Вот потому они спокойно пережили Потоп.

– Они просто ушли на время Потопа в мир Лилит! – наконец, догадался я.

– Конечно! В небесный мир фей, крылатых берегинь, волшебных лебедей!

– Но, сейчас-то они здесь?

– Да, их по воле самых древних богов послали сюда, в Мидгард!

– Значит, у них какая-то важная цель в этом мире, – прошептал я.

– Это великая тайна! – согласилась дива, придвигаясь ко мне. Обнимая меня. Будучи Котом Баюном, я не видел в этом ничего зазорного. Поэтому ночь прошла быстро.

Зная о существовании невров, детей Лилит, я стал намного осторожнее – дива мне рассказала, что они свирепы и прекрасные следопыты. Но сами же они следы оставляют, не так ли?

Прошло несколько дней – я углублялся в Лес всё дальше, обходил болота, купался в озёрах, оставшихся после таяния Великого Льда, охотился. Чем дальше, тем чаще стали попадаться участки светлого леса – ясеня, ольхи, берёзы. Я сделал вывод, что изначально древний лес, выросший на месте огромного болота, был дубравой, но по мере разрастания – дубы уходили всё дальше от центра – середину занимали другие деревья. Так, через несколько сотен веков лес превратится в Светлолесье, а затем и вовсе в кустарниковые пустоши. Или в степь. Интересно, я это увижу?

Редкие холмы, сглаженные чудовищной пятой Льда, поросли тёмными еловыми пятнами, один раз я нашёл прекрасный сосновый бор – деревья ровными красноватыми стрелами уходили в небо, в вершинах скакали белки, вниз сыпалась труха от шишек. Я обратил внимание на то, что сосны – прекрасный материал для строительства домов, и удесятерил внимание. Однако реальность оказалась совсем иной, я это понял, когда попал в селение невров.

Однажды, отдыхая после трудного дневного перехода, а путешествовал я в основном в облике Кота, по многим причинам – лучшее зрение, острый слух, быстрая охота – я заметил в сумраке леса что-то рыжее. Я осторожно поднялся с зелёной муравы и начал подкрадываться к ближайшему дереву. Выглянув из-за него, я увидел необычное, но смутно знакомое по сказкам существо – по полянке, вдоль кустов, на задних лапах шла Лиса. Подумав несколько мгновений, я понял, почему Лиса мне знакома – она была, несомненно, женщиной, обернувшейся лисой – голова была повязана, синим платком, юбка закрывала лапы до половины, длинный рыжий хвост свободно гулял пушистым помелом. В лапах у Лисы была корзина с ягодами. То есть мы были почти одной крови – игрушками богов. Только меня создал Агни, а её – кто-то другой. Велес? Да, к тому же, как сказала дива, у нас с неврами общий пращур – Адам.

Вдруг Лиса подняла рыжее ухо, остановилась, стала принюхиваться, поворачивая длинную мордочку. Я затаился, так как Лиса, несомненно, почуяла меня. Сбежит? Решать надо было быстро – и я с воплем выскочил на полянку, надеясь в три прыжка настичь и схватить существо. Не вышло. Лиса швырнула плетёную корзину, попав прямо в нос, юркнула под растопыренные лапы, извернулась, стремглав помчалась в заросли малины. Содрав с морды корзину, размазав ягоды, я бросился за стремительно убегавшей Лисой.

Гонка продолжалась до наступления темноты, причём, у дамочки было преимущество – это был её родной лес. Но я был упрямым, выносливым. Да, и соскучился по людям. Пусть даже таким – лесным оборотням.

Наконец, я настиг бегунью в последнем прыжке, лишившем меня почти всех сил, и мы покатились по мшистой почве – лес был тёмным, еловым. Я прислонил гордо молчавшую Лису к дереву, начал расстёгивать кожаный ремень.

Лиса, презрительно задрав нос, смотрела на месяц, мелькавший в еловых вершинах, потом проговорила человеческим голосом, на языке, который я понимал почти полностью:

– Лучше убей меня сразу, насильник!

Я замер, обалдев, держа одной лапой ремень, другой поддерживая штаны.

– Я только хотел…

– Убей меня сам, я всё равно убью себя, но смотри – и тебя прихвачу.

– Да я и не собираюсь…

– Только вот интересно – что ты за существо, кот-оборотень? В нашем племени таких нет, а других людей на свете не существует. Хотелось бы знать, кто меня убьёт!

– Давай лапы! Я только хотел тебя связать! – заорал я, стараясь прервать женские инсинуации.

– Связать? Так вяжи! – Лиса подозрительно быстро протянула лапы. На её рыжей морде блуждала очень хитрая улыбка. Что-то тут не так.

– Других людей на свете нет, говоришь? – проворчал я, связывая за спиной лапы хитрой дамочки. – А лешие вам разве не говорили…

– Крепче вяжи ноги, негодяй! – не унималась Лиса. – Насиловать будет неудобно… не поставишь, не положишь… хвост мешает, опять же… С лешими мы не дружим! – вдруг сказала она.

– Война? Что так?