Текст книги "Кот баюн и чудь белоглазая (СИ)"

Автор книги: Александр Ладейщиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 38 страниц)

Сундук первый Доска седьмая

Кухня темнела закопчённым потолком, отсвечивала ярко пылающей печью, гремела посудой, шуршала шорохом берестяных коробов с припасами, стуком ножей о деревянные доски. Метались поварята, подгоняемые криками и подзатыльниками поваров, исполняющих обычный наказ – княжеский ужин. Все поглядывали на Грубера, старшего повара – в настроении ли, трезвый ли сегодня? Словом, жизнь шла своим чередом.

– Тащите тура, что утром привезли, – заорал Грубер, огромный мужик, с животом, вываливающимся из широкого пояса, застёгнутого на последнюю дырку. Чёрные усы свирепо топорщились в стороны, скоблёный подбородок синел пробивающейся щетиной. Белый колпак свисал набок – волосы прибирались, чтоб в княжескую еду не насыпались насекомые. Мясник, сидевший на колоде, бросился к дверям, распахнул их ногой, тихо ругаясь в бороду: «Разорался, прусс проклятый…». Однако скорости не сбавил, схватил за шкирку двух поварят, собирающих на дворе щепу для растопки, потащил в сарай, где на крюках висели окорока и филей дикой коровы, а в корытах мёрзла требуха и лохматая шкура животного. Поварята сняли огромный кусок мяса, пыхтя и сгибаясь в коленках, потащили его на кухню. В жарком дымном помещении работать было намного приятнее, чем на морозе. Невзирая на подзатыльники. И лишний кусок иногда перепадал – бедным городским семьям жилось несладко, пристроить мальчика в поварню считалось большой удачей.

Повара хватали куски мяса, обрезали мякоть, присыпали сушёными зёрнами тмина и аниса, кидали на сковороду, в желтеющий лук. Сало шипело, стреляло раскалёнными брызгами, громко скворчало.

Грубер неспешно подошёл, схватил голой рукой кусок недожаренного мяса, сморщился, подкинул пару раз на ладони, начал рвать белыми здоровыми зубами – во все стороны брызнула кровь. Для улучшения вкуса поварята уже крошили морковь, кинули укроп, листья хрена. Грубер достал из шкафчика мешочек соли, насыпал горсть в кипящий соус, помешал деревянной ложкой. Повернулся, заорал, чтобы в закипающий котёл опускали осетра – его надрезали, вынули потроха, плёнки, горькую печень, чёрную икру в прозрачной кишке засунули назад, в котёл рыбу опустили целиком.

Дверь заскрипела, в тёмное помещение просунулась лысая голова, внимательные глазки цепко осмотрели работающих людей – не отлынивает ли кто, не ворует ли княжеское добро путём наглого пожирания оного? Грубер неспешно поклонился, утёр рукавом капающую с толстых губ мясную кровь – его досмотр не касался.

– Здравие господину Долгодубу! – гаркнул он так, что поварята, переворачивающие на сковороде жаркое, подскочили, а стряпуха, месящая тесто, взвизгнула. В голосе старого прусса слышался отчётливый акцент – так говорили люди за дальними берегами Чудского озера, чужие, немцы.

– Сейчас принесут посуду, подавай первую смену! Закуски, мясо тащи! Я вас! – тонко закричал лысый Долгодуб, грозя усатому повару худым кулаком.

– Всё будет гут, хорошо! – захохотал Грубер, нисколько не боясь дворецкого, или кастеляна, как он называл его на свой лад. Причиной смелости было частое совместное распитие пива, которое Грубер умел варить совсем неплохо. А вот пить его было не с кем – только что с Долгодубом, человеком пришлым, как и Грубер. Местные мужики пили медовуху. Сладкую. Тьфу!

– Только быстрее, дружина гуляет! – повторил дворецкий. – Потом неси рыбную перемену!

– Давайте ендовы под мясо, братину под бульон! Караваи вынимайте из печи! Пироги с грибами ставьте на огонь! – подзатыльники посыпались во все стороны, кухонные люди забегали с утроенной энергией.

– Сейчас гридни придут, с блюдами! – с этими словами Долгодуб исчез в облаках пара.

«А мяса маловато будет», – угрюмо почесал нос Грубер. – «Уж больно много развелось княжеской родни и приживал, запасов не наберёшься! А сегодня и дружина пирует…»

Повар сел на колоду, смахнув огромной ладонью мясные крошки, задумался. Хотелось пива и бабу, да хоть Мину, бывшую придворную девку. Она давеча мигала на лестнице, надо бы посвистеть ей вечером, может, выйдет ночью во двор.

* * *

Пир в избушке продолжался до полуночи – Коттин рассказывал свою историю от прихода в Чудово до сегодняшнего дня, умолчав про судьбу мальчика. Он периодически подмигивал Стефану, чтобы тот ненароком не ляпнул чего лишнего. Яга же не стала расспрашивать, что случилось с его спутником, посчитав, что раз Коттин сигналит своему человеку, значит, мальчика нет в живых, и странник не желает говорить об этом.

– Выходит, ты встретил Стефана в лесу, во время похода, и позвал в свою дружину?

– В какую такую дружину? – удивился бывший Кот. – Мы идём тихо, кушаем ягодки с кустиков, зайчиков ловим.

– Знаю я тебя! Неужели, ты за прошедшие века переменился? Да никогда не поверю! Вот скажи мне – ты девушку из деревушки, зачем прихватил? Пожалел сироту?

– Так и есть, Славуня, – сказал, поёжившись и опустив глазки, Коттин. – Жалко её, погибнет в лесу.

– Нет, всё-таки изменился, – брови ведьмы полезли на лоб. – Или нет? Ты говоришь, поселяне отравились волшебным вином Фавна? – саркастическая усмешка пробежала по губам лесной ведьмы.

– А то ж, матушка, – по древней привычке согласился с ведьмой странник. – Много выпили колдовского зелья, вот и померли все.

– Я чуяла, как их души с погребальным огнём взлетели. Обычаи соблюдаешь? Веришь, что они возродятся?

– Ты ведёшь себя, как римский прокуратор. С чего бы это? – удивился Коттин. – Ты думаешь, я их убил? Или тебя заела моя волшебная безделушка, это колечко? Я не знаю не только заклинания, но и предназначения этой вещицы. Пойду-ка я, выйду на двор…

– Иди, иди. А перстенёк, подаренный русалкой, никогда не будет лишним. Сегодня зря карман тяготит, через пару веков, глядь, и пригодился.

– Самому нужен, – Коттин растопырил руки, всем телом загородил мешок, потом закинул его на плечо, чтобы случайно ничего не потерялось. – А то вороны тут шастают, женщины…

На дворе стояла тьма, небо спряталось за тучами, Луна упала за край леса. Коттин постоял на крыльце, осторожно спустился по ступеням, снежок тихо хрустел под красными сапогами. «Надо купить нормальные сапоги, без этих прорезей, когда всё закончится».

Эта незатейливая мысль пробудила древнего странника к действию – настало время взглянуть, как устроена магическая защита избушки лесной ведьмы, то бишь, Славуни, узнать, что находится в сарае, спрятанном в зарослях малинника. Коттин вздохнул, потрогал фляжку на ремне, прикинул, через какое время Баба Яга почует колдовство, задумался, как она себя поведёт. Но действовать надо немедленно – ведь произошло важнейшее за тысячи лет событие – Коттин встретил ещё одного человека, помнящего эпоху Хайрата и благополучно пережившего рассеяние людского рода по Мидгарду. То, что рассказал Коттин за столом – то была лишь кроха его долгой биографии, выхолощенный вариант событий после последнего пробуждения. Как Славуня приобрела дар столь чудовищного долгожительства – вот что необходимо выяснить. Коттин вынул пробку из сушёной дыньки, сделал маленький глоток вина. Его затрясло, он скрылся за углом избушки.

Через минуту из-за угла выглянул Кот, он ухмылялся и тихонько мурчал, глаза его светились зелёным пламенем. Баюн принюхался, подняв хитрую морду, и улыбнулся, показав полсотни острых зубов. Избушка светилась синеватым облаком – так Баюн видел защитные заклинания Бабы Яги, наложенные против незваных гостей. Кот мягкой походкой, почти на цыпочках, втянув острые когти в прорези сапог, побежал к сараю. Приоткрыв скрипучие ворота, заглянул внутрь.

Посреди сарая, в абсолютной темноте, которая для Кота представлялась серым маревом с чёрными пятнами предметов, стояла небольшая печь, мазанная из глины. На земле лежали меха, рядом находилась наковальня. У наковальни стояли разнокалиберные молоты, на полках валялись инструменты. Баюн подскочил к печи, откинул заслонку, заглянул во тьму. Ничего не было видно, из отверстия тянуло сыростью и холодом. Кот Баюн нащупал камешек, бросил – очень долго ничего не было слышно – затем раздался далёкий всплеск. Кот бросился из сарая на двор.

Славуня поправила скатерть, выглянула в окно – уже стемнелось, мать-Луна ушла спать. Ведьма прислушалась к своим ощущениям, посмотрела на мир внутренним зрением. Всё было тихо, вокруг избушки блестели ниточки заклинаний, древние черепа на кольях внимательно наблюдали за сторонами света. Одно пятнышко перемещалось – Коттин шёл по двору, волшебное колечко мирно почивало в его мешке. У молодых людей ничего магического не оказалось, Баба Яга взглянула на Стефана, решила попытать его ещё раз.

– Вы что же – в Гранёнки пришли, когда Фавн уже всех напоил?

– Так это… все были пьяные… – сказал юноша, сглатывая слюни.

«Волнуется», – холодно подумала Славуня, – «Что-то там произошло. Коттин мой ровесник, он мыслит, примерно, так же, как и я. Он играет не людьми, а народами, считает не дни, а столетия».

– Почему это все? – громко сказала девушка. – Я не пила, например. Значит не все. Зачем же меня причислять?

– Ну и славно! Значит, ты всё видела! Будет хорошо, если старая Славуня узнает правду.

– А зачем Славуне подвергать сомнению слова своего единокровного родича, господина Коттина? Ты меня оскорбила! Как он поведал, пусть так и будет!

«Агни великий», – ошеломлённо подумала Яга, – «Что за кровь течёт в ней? Точно не холодная кровь севера. Предки по отцу у неё были асами, из племени Одина, а вот женщины…»

– Значит, слово, сказанное вслух – это одна правда, а утаённое слово – другая? – начала ведьма. – Почему…

Вдруг яркая вспышка пронзила сознание ведьмы – рядом, во дворе, внутри сетки из защитных заклинаний, кто-то применил сильнейшее волшебство. «Коттин!», – мысленно закричала Славуня, призывая ступу. Глаза её ярко вспыхнули, волосы взлетели вверх от могучей энергии, бившей из сердца, из крови и жил. Вокруг ведьмы зародился вихрь, от его порывов затрепетала скатерть и одежда испуганных молодых людей. Ведьма протянула руку, в неё прыгнул меч, до поры схороненный за печью. Пол ушёл из-под ног Славуни, ступе осталось только подхватить грозную колдунью. Рванувшись через дверной проём, Баба Яга вылетела на двор, над её головой сиял клинок, таинственные знаки пробегали по нему торопливыми чёрными жуками.

Стефан схватил Мишну за руку, но не удержал, девушка потащила его на крыльцо, словно бы его не существовало. Так они вместе и вывалились в темноту, слабо освещённую мерцающими сполохами волшебного огня, исходящего от лесной ведьмы и её ступы.

Когда Славуня вылетела со света в ночные сумерки, она на мгновение ослепла. Небо было закутано тяжёлыми облаками, Баба Яга зажмурила глаза, потом широко раскрыла их, пытаясь разглядеть древнего странника. Вокруг ступы полыхал бледный огонь, по мечу бежали сполохи, в этом призрачном свете проступили очертания избушки, зубчатые кроны ельника, близлежащие прозрачные заросли малинника.

Внезапно тёмная фигура выскочила из сарая. Славуня закричала и направила ступу на Коттина, но существо явно не походило на белокурого мужчину среднего роста, широкого в плечах. У тёмной фигуры, еле видимой на фоне ещё более тёмного сарая, вспыхнули большие зелёные глазищи. «Оборотень!», – на мгновение обомлела Славуня, чуть не выронив меч. – «Прокрался в сарай и сожрал его!». Ступа нырнула вниз, днищем стукнулась о мёрзлую землю, эта встряска вывела Ягу из ступора. «Светлый Агни, да это, же и есть Коттин!».

Рука сразу окрепла, перед мысленным взором мелькнуло оружие странника, мирно стоящее в углу избушки. «Надо бы его скрутить, да поговорить с ним по-иному! Давно я наслышана про кота-оборотня, что изредка приходит к народам нашего древнего корня! Чтобы выжить в последние времена – надо обладать всеми знаниями!». Взмахнув мечом, Славуня бросила ступу на оборотня, собираясь, как следует огреть его плашмя промеж ушей, но вдруг что-то завибрировало, парализовало волю, швырнуло лицом в мёрзлую траву. Краем глаза Яга увидела открытую пасть Кота с многочисленными загнутыми внутрь белыми клыками, увидела молодых, зажавших уши и падающих с крыльца, и только потом услышала трель, льющуюся из Котовьей глотки. От этого звука цепенела душа, и руки безвольно падали вниз.

Кот подбежал лёгкой походкой, перед носом ведьмы возникли сапоги, из них торчали страшные когти. Один сапог наступил на меч, другой – отъехал из поля зрения Славуни вглубь – Кот встал на колено. Женщина застонала, в очередной раз за этот сумасшедший день попыталась приподняться с земли. Кот галантно подал когтявую лапу, подхватил Ягу под ручку. Та встала, пошатываясь, потёрла уши, отряхнулась.

– Мыр! Соизвольте опереться на мою лапку, пройдёмте во дворец! Позвольте представиться – Кот Баюн, просто Кот, – странное существо помахало рыжим хвостом, торчащим из-под кожаной куртки.

– Ох! Я же знала, что тут не всё чисто, – проворчала Славуня. – Ну ладно, пойдём, пора по-настоящему поговорить, – ведьма забросила меч в ступу, опёрлась на лапу Кота.

Парочка подошла к избушке, Баюн оставил женщину, бросился, мурлыча, поднимать и отряхивать от снега парня и девушку.

– Всё в порядке? Кровь ушами не пошла? – беспокойно спросил высоким журчащим голосом Кот.

– Не пошла, не пошла, – проворчал Стефан, – однако, предупреждать надо. А то останемся глухими, как старые вороны.

– Кстати, хорошо, что вороны улетели куда-то, – Кот оглядел окрестности.

– Ну да, вороны господину милее, – проворчала Мишна. Независимо задрав нос, девушка взошла в избушку. За ней потянулись остальные.

* * *

Радим долго смотрел, как Кика – так звали женщину, которой он всю ночь проповедовал учение Христа, уходит в лес. Рядом стоял младший, Ариант, он видимо не понимал, что женщина непременно погибнет. Месяц в зимнем лесу, страшные оборотни не давали ей никаких шансов. Даже и не оборотень, пусть он провалится в Геенну! Обычная пара голодный волков, рысь, медведь-шатун, что по какой-то медвежьей причине не полез в логово, спать до весны, а принялся шалить. Такой и человека сомнёт и съест, после того, как труп недельку полежит в буреломе.

Кика повернулась, помахала рукой. Потом запахнула шаль, поправила верёвку, которой подпоясала плащ, и скрылась за густой мрачной елью. Подростки постояли, Радим покачал головой, как делал в таких случаях старый Никон, велел вытаскивать санки – пора идти, рассвет уже освещал серебристые ветки плакучих берёзок, стайку красногрудых снегирей.

Под вечер лес стал реже, наконец, показались просветы, они всё увеличивались, местность пошла под уклон. Радим сказал с гордостью:

– Дошли по зарубкам, которыми отец когда-то путь пометил!

– А Кика идёт без дороги, без меток, – грустно ответил Ари.

– Ты уж молчи там, а то получится, как тогда, с Котом, – озабоченно промолвил Радим.

– Что, я маленький? С тех пор, сколько воды утекло? Ни скажу ничего! А почему нельзя говорить?

– Она господина Коттина видела, да и Стефана тоже! Вот когда встретимся с ними, и если они позволят – тогда всё другим и поведаем!

Ариант важно кивнул, доводы брата были солидными и справедливыми. А, значит – сомнению не подлежали.

Наконец, подростки вышли к берегу замёрзшей речки, на холме чернели заострённые брёвна, над частоколом струился белый дымок – печь протопили. Братья потянули поклажу в горку, их заметили, некоторое время рассматривали, затем ворота приоткрылись, как раз, чтобы протиснулись санки.

За оградой народ занимался своими делами, на помосте у частокола сидел мужик, посматривал на ту сторону, но чаще пялился внутрь. Посреди двора стоял короб на полозьях, густая шкура медведя закрывала его от падающего снега.

– А в городке гости, – заметил Ари. – Может, это наши приехали?

– Тихо мне тут! – испугался Радим, – С чего бы это? Они пошли в другую сторону, в Белозерск! Молчи! Как договорились!

В набольшей избе распахнулась дверь, на крыльцо вышел дядька Яхха, в ярко-рыжей лисьей шапке, с хвостом, небрежно заброшенным за плечо. Увидев молодых людей, он прищурился, узнал сына отшельника, живущего с чудской женой в глубине леса. Как зовут парня? А, Радим, конечно! Странное имя, не то словенское, не то северское. Ну, да ладно, это мелочь, какие только люди не ходят в караванах по рекам, главное не племя, главное – выгодная торговля. Взгляд старшины остановился на санках, на притороченных мешках, на младшем парне. «А это ещё кто?» – удивился дядька, приветливо помахав рукой подросткам, – «Вроде, у Никона только двое парнишек было?»

– Давайте сюда, в дом! Замёрзли, по лесу гуляя?

– Всё хорошо, дядя Яхха, не замёрзли! Ночью оттепель была, – крикнул Радим.

В избе было тепло, на столе горела восковая свеча, от неё по стенам шевелились тени, у тёплой печки спала пёстрая кошка. Когда гости вошли в горницу, она проснулась, посмотрела бирюзовым глазом, потом потянулась и опять задремала. Стряпуха Ирма, родня дядьки Яххи, поманила ребят в закуток, на кухоньку, налила молока из крынки, отломила большой кусок мягкой шанежки. Она сидела на табуретке, подперев подбородок сдобной рукой, ласково смотрела, как парни кушают. Передник её был вышит красными оленями, что паслись под небесным деревом, птицами, рогатыми барашками. От её домашнего вида Ари захотелось спать, он отодвинул кружку, широко зевнул.

Кто-то зашёл в избу, отряхивая снег с валенок. Пол заскрипел, в избе старшины его положили прошлым летом, сейчас ровный кругляк сох от печного жара, трескался. Послышалась невнятно сказанная фраза, какие-то люди засмеялись. Спустя пару минут занавеска шелохнулась, появилось усатое лицо дядьки Яххи, он поманил подростков:

– Пойдём в горницу, там поговорим.

Радим и Ари вошли в комнату, развязали мешки с товаром, лежащие у дверей. Странно, в комнате никого, кроме дядьки не было. Старший брат достал короб с перловицами, собранных летом в ручье, расстелил на лавке соболей, черно-бурую лису, горностаев. Ариант выкатил туесок с густым, почти белым мёдом, определил его под стол.

Яхха открыл берестяной коробок, наклонил его, на ладонь сияющим потоком полились молочные шарики.

– Хороши, нечего сказать. Пойдут девкам на украшения, бабам на рогатые кички. Осталось только дырочки просверлить…

– Батя просил хлебца, болеет он. Стар стал, а у нас зерно закончилось – по сусекам наскребли на пару лепёшек. Ещё льна отрез. А за жемчуг нам бы ладана…

– Слышал я, что ваш бог любит воскурения и благовония. Старому Никону желаю выздоровления. И когда он успел этого одуванчика сделать? – дядька потрепал Ари по светлой головке.

Радим склонил голову, Ари молчал, следуя совету названого брата. Дядька был совсем не страшным, пушнину принял, дал, что просили, даже мешочек соли насыпал. Чужие люди в горницу не входили.

– Уже темно, сейчас тётка Ирма вам на лавке постелет, ложитесь спать. Домой завтра пойдёте?

– Завтра, дядя Яхха. Надо спешить, отец ждёт. Да и мамка будет беспокоиться.

– Да ладно тебе – ты уж взрослый парень! Скоро усы полезут. Приходи к нам, Радим, в городок свататься!

– У нас родитель должен сватать, коль других сватов нет.

– Ну да, ну да. Закон предков надо уважать. А ты что молчишь? Как тебя звать-то? – сказал старшина младшему, глядя в глаза.

– Ариантом кличут, – проглотив слюну, внезапно хриплым голосом ответил мальчик.

– Ишь, ты! Мамка имя тебе дала? Отец же у вас иных кровей! И как он согласился на чудское имя? Он же всё по святой книге делает!

– Не знаю, – испугался Ари. – может и меня по книге назвали!

– Ну да, ну да… по книге. Эх, белоголовый какой одуванчик! Родители то у тебя русые! – дядька Яхха вышел из горницы, оставив мальчика в растерянности и страхе.

Сидя в зимнем чулане, поглядывая на улицу в окошко, устроенное в бревенчатой стене, воевода Чудес барабанил пальцами по столешнице, сморщив лоб. Стриженные рыжие волосы отросли, торчали ёжиком. На столе стоял кубок с квасом – Чудес был трезв, спокоен, готов к решительным действиям. Настоящий воин. На противоположной стороне полулежал великан, подперев голову упёртыми в подбородок ладонями. Ледяные глаза богатыря странно выделялись на румяном лице, длинные белые волосы, слегка волнистые, были схвачены шнуром.

Служивые мужи прямо-таки чувствовали, как завязывается тугой узел событий, как в воздухе накапливается тревога, зреют интриги. А, значит, скоро понадобится оружие дружины. Узлы было принято разрубать мечом – ещё со времён легендарного царя Аль Искандера двурогого, о котором рассказывали булгарские гости.

– Аминта, а ведь сам леший дёрнул нас сегодня остаться. Чуть ведь не уехали! – подал голос начальник.

– А что случилось? Тишь, да гладь. Всё спокойно, караванов нет. Варяги не заглядывали.

– Да что нам эти русы, – поморщился Чудес. – Дорогостоящая охрана, не более. Я не о том. Кот этот не идёт у меня из головы. Сам-то, светлый князь, мне говорил – дескать, неизвестно, что он будет делать, Кот этот, если жив останется. А ну как в столицу явится? Напугает всех до икоты.

– Говорят, что он приходит с добром. Вроде как своё племя защищает…

– Ну да. Везде одни слухи, никто ничего толком не знает. Старые люди уже померли, нынешние старики его плохо знают. Помнишь ведьму с Чудово? Она в один голос с Папаем говорила, что лично видела этого оборотня, и что Кот увёл мальчика.

– Помню, воевода, помню. Мы ещё тогда подумали – не на жертвенник ли?

– Вот! А боги молчат, – прошептал Чудес. – Говорят, совсем отвернулись! Так, не кривде ли он служит? Ведь, не человек он! Оборотень, да и смерть его найти никак не может! Ох, страшно!

– Что же делать то? – волосы двухметрового Аминты встали дыбом, глаза тревожно засверкали. Он поднялся, некоторое время ходил туда-сюда.

– Да ты успокойся, – ехидно сказал воевода, опытный в самых разных житейских делах. – Сам подумай! Мне тут старшина шепнул – паренёк, что с дальнего леса пришёл с Радимом, никогда сюда раньше не являлся!

– Что? – глаза богатыря стали круглыми, ему представились покусанные волколаками люди, превратившиеся в слуг тьмы. Правда, тут Кот, а не волколак, но…

– Приходил сюда как-то старик Никон со старшим сыном, Стефаном. Тьфу, имена заморские! Потом он же приходил с младшим, Радимом. Потом братья сами приходили, вдвоём! И вдруг этот мальчик объявился!

– Значит, ни старик Никон, ни его дети про этого, малого, никогда не обмолвились?

– Чуешь? Скилур, которого Кот поломал, сказал мне, что его сын был светленьким. И по возрасту подходит.

– Надо его повязать, доставить ко двору.

– Ишь, развоевался! И так парню досталось на полную катушку! Может, он и не ведает, где тот Кот! Бросил его оборотень в лесу, а парнишка взял, да и вышел на заимку!

– Оставим его здесь? – засомневался Аминта.

– Может, он совсем не помнит никакого Кота, – продолжал говорить сам с собою воевода. – Но, ведь это тяжкое дело на мне висит! Князь грозился всех памов Великой Чуди собрать! Спрос-то с меня будет! Давай-ка, с первыми петухами, до зари, встанем, да парня разбудим. И тихо, без шуму и пыли, побежим до светлого князя Чурилы.

– Дело говоришь, пусть князь решает.

– Если парень покажет перед князем, где тот Кот, с купцами отправим его домой.

– А если нет?

– Кот – зверь колдовской. Может и память человеческую забрать. Не скажет ничего парень – значит, ничего и не будем делать, ведь по части волшебства мы распоряжаться не можем, – сказал, как обрубил Чудес.

Аминта хотел уже, было спросить, как это – ничего, но прикусил язык, прилёг на лавку и задремал.

Кот Баюн протиснулся за печь, некоторое время там было тихо, потом послышался шум – шипение и ругательства, наконец, в горницу вышел господин Коттин. Лицом он был бледен, по лбу текли капли пота. Мишне стало жалко древнего странника, она подала ему рушник. Коттин принял полотенце, утёрся, бросил его на лежанку ведьмы. Походил по комнате, присел за стол, – все уже сидели по лавкам, лица были скудно освещены огоньком лучины. Коттин задумался, перебирая в воздухе руками, словно играя на призрачных гуслях, вздохнул и начал байку.

* * *

Славный царь ариев, благородный Брама, правил своим народом справедливо и строго. Голова его из золотой стала седой, глаза из синих выцвели в стальные. Люди осели на земле, постепенно привыкли к местной природе и новому звёздному небу. Время шло неторопливо, жизнь катилась по извечной замкнутой колее – женщины рожали детей и занимались хозяйством, мужчины охотились и разводили скот.

Аркаим строился и наполнялся детским криком, голосами пастухов и охотников, смехом женщин. Под присмотром учёных старейшин во главе с Жаром возводились дома из глины, согласно тайной астрологии строилась защитная стена, копались колодцы. Улицы шли от центрального майдана на все стороны света, вычисленные ведьмой по звёздному небу – Сварге – со всей тщательностью. Славуня часто смотрела на небо, указывая народу знаки богов, к ней приходили советоваться по поводу свадеб и рождения детей. Она часто уединялась и разговаривала с мудрым Жаром, умевшим читать знаки на клинке, подаренном светлым богом Индрой. Случилось это так:

В давние времена, когда Славуня только что родилась на белый Свет, была найдена странная пещера. Произошло это на священном острове Хайрате, на последнем кусочке затонувшей Арктиды. На острове, омываемом тёплыми течениями, на суровой потерянной Родине. В зелёных долинах Хайрата с ветхих времён жили арии, народ, привыкший к полярной ночи и сияющим снегам. За сотни веков глаза ариев стали голубыми, словно дневное небо, волосы белыми. Море одаривало людей рыбой и тюленями, на суше паслись огромные стада оленей, яков, туров. Возле высокой дымящейся горы с раздвоенной вершиной жили мохнатые слоны – мамонты. Зимней полугодовалой ночью в селение приходили белые медведи – охотиться на собак, сопровождающих человека.

Как-то Жар, молодой кузнец, взяв с собой юного парнишку Коттина, пошёл на гору, вечно курящуюся белым дымом – поискать самородное олово и медный пирит. Высоко забрались путники, и вдруг парень увидел чёрную нору, которой здесь раньше не было. Валуны, поросшие серым лишайником, надёжно заслоняли отверстие от взглядов снизу, из долины. Осторожный Жар приблизился к пещере, заглянул внутрь. Сначала ему показалось, что внутри горит костёр, но отсветы были ровными, серебристыми. Взяв заробевшего паренька за руку и достав из ножен бронзовый нож, кузнец вошёл внутрь. Посреди пещеры, на каменном столе, лежали таинственные предметы. Дальняя стена пещеры призрачно сияла – Жар понял, что там волшебная завеса, а вовсе не каменный тупик. Путники подошли к столу и стали внимательно рассматривать чудесные орудия. Слева отливал серебром двояковыпуклый диск. Посредине лежал клинок из светлого металла, по его лезвию бежали странные чёрные знаки, похожие на жуков. Справа темнела трубка, с одного края сияющая драгоценными камнями, с другого края тонкая, золотистая. Коттин присел, заглянул внутрь, но его взгляд сквозь трубу не проник – внутри была тьма. Жар оглянулся, вокруг стояла тишина, и только гора иногда вздрагивала и тяжко вздыхала. Кузнеца обуяло любопытство, он протянул руку, чтобы взять клинок – такой тонкой работы мужчина никогда не видел, он даже представить себе не мог, что на свете существуют такие вещи. Только его рука коснулась блестящего металла, как раздался голос, от которого у людей подогнулись колени и они рухнули на камни:

– Я бог небес, ваш покровитель!

– Кто ты, могучий? – спросил Жар дрожащим голосом.

– Я всемогущий Индра, ваш небесный отец.

– Что это за чудесные вещи? – Жар поднял глаза, но за сияющей завесой никого не было.

– Это подарки моему народу. Скоро вы уйдёте с этого острова навсегда. С помощью этого оружия Земля будет заселёна и людской род не прервётся.

– Можем ли мы забрать твои подарки сейчас? И в чём их суть?

– Чакра уничтожает тёмных существ. Сталь разрубает бронзовый клинок. Стрела Индры поражает, как молния, на расстоянии. Возьмёте подарки себе, когда будете готовы уйти. Пока же храните их в этой пещере.

– Почему мы должны уйти?

Но бог ничего не ответил – свечение завесы погасло, на её месте возникла каменная стена пещеры. Жар поднялся, взял за руку потрясённого Коттина, они пошли вниз, в селение – рассказать о грозном боге и его подарках.

Со временем Коттин стал стражем Пещеры, поначалу вместе с кузнецом, а по достижению возраста мужчины – поселился там один. Гору стали считать священной, дали ей имя – Хараити. Никто не прикасался к подаркам бога Папая, так прозвали арии Индру, Коттин же охранял волшебные предметы. Старейшины искали знаки, говорящие о необходимости покинуть Хайрат, но жизнь текла без потрясений, пока…

– Да, так и было! – прервала древнего странника Славуня. – Я видела своими глазами, как дрожала гора и огненная лава текла из вершины. Небеса были фиолетовыми, Солнце готовилось уйти на полгода спать. Мамонты трубили, подняв хоботы к небу, волки выли, сбившись в стаи. Им подвывали собаки, вспомнив древнюю кровную связь. Тогда Брама, вождь народа, велел строить плоскодонные лодки. Все понимали, что остров зальёт огнём, что пора бежать. На таких лодках можно было ходить по морю и скользить по зимним льдам, используя упряжку собак. Именно тогда Жар впервые прикоснулся к подаркам бога. Взяв в руки клинок, он неожиданно понял, что за колдовство наведено на его стальную поверхность. Со временем кузнец стал мудрецом, научившимся читать знаки богов, бежавшие по клинку.

– Да, всё так. Причём, оружием, которое было под моей охраной, я сегодня чуть не получил по голове, – заметил Коттин. – Значит, ты сохранила клинок Папая, небесного отца?

– Да, сохранила. Тот, первоначальный клинок. В древности боги часто вмешивались в жизнь людей, народы Мидгарда с их помощью делали копии чудесного оружия. Рам унёс стрелу Индры на юг. Я слышала, что было сделано множество таких стрел.

– Да, в Великой Битве царей стрелы Индры были использованы почти все. Последние хранятся в Гималайских убежищах, – скромно подтвердил бывший Кот.

– Кром с чакрой ушёл на запад. Ты же, Коттин пропал раньше. Когда-то мелькали слухи о таинственных дисках, убивающих чудовищ Нижнего мира. Один такой диск случайно не сохранился?

– В данный момент у меня в заплечном мешке ничего нет, – ответил Кот, честно и преданно глядя в карие глаза молодой ведьмы. Та внимательно всмотрелась, кивнула – Коттин не врал.

– Стальной же клинок ушёл на Восток, – неожиданно сказала Баба Яга. – Со мной. Там впоследствии появился грозный народ всадников – степные скифы.

– Тогда я продолжу свою байку, – заявил Коттин, отхлебнув из чаши терпкого лесного мёда, – Пока…

* * *

В темноте закричал петух – Аминта вздрогнул и сел, свесив ноги. В этот же момент прервался храп воеводы Чудеса, он откинул шкуру, озираясь, вскочил с лежанки. Темнота стояла густая, осязаемая – хоть глаз выколи. За окном было не менее темно, небо было укрыто сплошным ковром облаков.