Текст книги "Кот баюн и чудь белоглазая (СИ)"

Автор книги: Александр Ладейщиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 38 страниц)

Сундук второй Доска девятнадцатая

В корчме сидели недолго – словенские дружинники разбились на компании, на Коттина сначала смотрели, как на диковину, затем, по мере усугубления пирушки, начали посматривать искоса. Коттин уловил этот момент и покинул заведение, по-тихому, не прощаясь, но всё-таки успев поговорить с новыми знакомцами. В голове слегка шумело от медовухи, но этот шум стоил двух серебряных ногат. В общем-то, прояснившаяся картина поразила Коттина, в его голове мозаика разрозненных фактов сложилась окончательно в картинку.

Оказалось, что дружинники уже три дня не видели своего воеводу. Ушёл в царский терем, наверх, и не выходит – пропал. Царский шут – наоборот, сделал ноги из царских палат и бродит по торжкам – скоморошничает. Но молчит, ничего не рассказывает. Ну, дурак и есть дурак – что с него возьмёшь? А самое подозрительное – во дворец всё прибывают и прибывают бояре. Даже те, кто по три года отсиживался в своих наделах. С ними слуги, дружинники – все поднимаются к царю, и пропадают. Иногда и лютые враги заходят вместе – в одну гридницу! А где сам царь Горох? А кто ж его знает? Его уж с месяц никто не видел. Старику-то лет сто. Спит да кашку манную ест. Вот и страшно – а вдруг царь помер, а бояре начнут власть делить – и польётся кровь. Гридни – и те все поразбежались…

От этих вестей бывший Кот впал в столбняк. Кое-как уболтав подвыпивших дружинников, что он верит в истинность их рассказов, заранее выразив соболезнование по поводу возможной смерти престарелого правителя Словенска, Коттин побежал к себе. Там он быстро собрал вещи, кинул корчмарю ещё одну ромейскую монету – дескать, постоялец ушёл неизвестно когда и в неизвестном направлении, вскочил на коня, взяв за узду остальных, и выдвинулся через сады к дому старого бондаря.

Коттин ехал по тропинке меж огородов, вспоминал прошедший день – рассвет, солнце, рыбаки, бабы на грядках. Вдруг он подскочил в седле – перед его глазами промелькнул охотник, бредущий по закоулкам утреннего сада со стаей серых собак. И практически тот же человек был встречен на торжке днём, ещё только собирающийся за куропатками. Неужели проклятый Граабр умеет оборачиваться своей жертвой? Коттин закричал, ударил коня пятками и помчался галопом.

Летя по слободе, Коттин заметил отсутствие детей, обычно играющих на улице, да и взрослых было немного. Мелькали плотно закрытые двери, испуганные люди наблюдали за ним сквозь щели ставен. Ворота хозяйского дома были распахнуты настежь, маленькая калитка, находившаяся сбоку, была выбита страшным ударом. Хозяина дома убили гуманно – он лежал с проломленной головой у плетня.

Стина лежала в амбаре. Коттин побежал к ней, но в полутьме споткнулся о тело ребёнка. Ариант лежал на спине, лицо его было синее, с прикрытыми глазами, на шее с двух сторон сочились кровью укусы волколаков. Коттин наклонился, пальцем прикоснулся к сонной артерии, но рядом раздался стон. Древний странник повернулся к любовнице – и отпрянул. Руки и ноги Стины, вывернутые под немыслимыми углами, кровавили солому, кое-где торчали осколки костей, грудь, щёки были растерзаны когтями зверей, из порванной брюшины пузырились синие кишки, один глаз красавицы висел на тонкой жилке. И, тем не менее, ведьма была ещё жива. Вздохнув пару раз и подавив приступ рвоты, Коттин склонился над Стиной, спросил тихо:

– Тебе чем-нибудь помочь?

– Нет… волшбы… совсем – прохрипела ведьма. – Не смогу… умираю.

– А вдруг? Оборотни ведь перекидываются? Значит, в Мидгарде пока есть Сила!

– У них… старая магия… злая, с нижнего мира…

– Во всём этом есть и хорошее – сейчас Ариант воскреснет. Может быть, нам удастся его вылечить у волхвов…

– Никогда не воскреснет… я его… достала… серебряной спицей.

Коттин отпрянул от ведьмы, схватился за старинный багдадский кинжал, украшенный драгоценными камнями.

– Как? Почему? Моего Арианта?

– Твоего? – кровавый рот Стины расплылся в мучительной беззубой улыбке. – Это был… мой… сын.

Судорога выгнула истерзанное тело ведуньи, она вытянулась и застыла.

Что-то зашуршало, скрипнуло, бывший Кот резко обернулся – тело Арианта исчезло. Коттин, схватив меч, вихрем промчался по двору, заглянул в огород, выскочил на улицу. Вокруг стояла мёртвая тишина.

Зачем им тело мальчика? Значит, Стина промахнулась?

Вернувшись в амбар, в непонятной для него печали, над телом ведьмы долго и печально стоял Коттин Страж, древний странник, Кот-оборотень, известный как Баюн.

* * *

В шатер Бабая-аги вошёл человек в сером плаще с капюшоном, почти полностью скрывающем лицо. Под плащом угадывался кафтан, на подбородок наползала плетёная из железных колец кольчуга. Бабай, восседавший на низком диване с чашей холодного морса, подивился на одежду Коттина, а это был, конечно, бывший Кот – стояла страшная жара, столь редко посещающая эти места.

– Салам, боярин Коттин! Ты пришёл слишком рано – я ещё не выполнил твой заказ!

– Салам и тебе, Бабай-ага! – Коттин откинул накидку, купец поразился его бледности, кругам под глазами.

– Что-то случилось, дорогой?

– Случилось, – коротко ответил странный посетитель. – Началась охота.

– Охота? Твои враги показали зубы?

– Мои враги больно укусили меня! Отзови всех своих людей с того берега, купец. И сам не ходи туда. Сегодня ночью будет веселье!

– Береги себя, боярин! Кем бы ты ни был на самом деле – ты хороший… человек. И передай своим людям – я желаю им победы!

– Моим людям? – изумился Коттин. – Я иду веселиться один!

Взглянув на Бабая, белобрысый человек с ледяными глазами захохотал. И смех его очень не понравился булгарскому купцу – в нём звучало отчаяние.

– Возьми один кувшин, – Бабай-ага подал древнему страннику мешок с сосудом. – В составе не хватает половины алхимических ингредиентов, но при сильном ударе он может вспыхнуть. Правда, я не проверял.

– Прощай, купец, желаю тебе пережить грядущие дни. Чую я, мои времена заканчиваются, впрочем, как и вся варварская эпоха. Боги молчат, старые народы гибнут. Прощай!

– Прощай, боярин. Только помни – когда старые боги уходят – приходит Творец, Аллах. Так же и на место одних народов приходят другие. Такова воля небес.

– Да, это так. Сегодня будет жаркая ночь.

Коттин накинул капюшон, вышел в ласковые сумерки. Под его плащом вырисовывался меч.

* * *

Мишна восседала на троне, изукрашенном львом и грифоном чудной резьбы – на троне Белозерского княжества. По бокам стояли красавцы в белом. День только начинался, в зале готовились к раннему завтраку – было около одиннадцати часов пополудни. Вокруг молодой княгини суетились дворовые девушки, подавали, кто чашу с яблоками, кто кувшин с квасом. На диване, как-то незаметно заменившем боярскую лавку, сидела Хава в неизменном чёрном платье, в чёрном же платке, только пальцы её украсились многочисленным серебром – под цвет серебряных волос. Сегодня Хава со своим протеже Мардухом, явившемся неведомо откуда с тайным письмом от Хазарского кагана, решила изменить расписание дня.

Несколько дней назад этот пришелец наделал немало шуму в окружении князя Стефана. Явившись к светлому князю, Мардух пал на колени и подал письмо с сорванной печатью – на свитке виднелся только след от красного воска. В ответ на грозные вопросы воеводы Чудеса, иудей плакал и клятвенно ссылался на некоего боярина Коттина, что на пути Мардуха в стольный град отобрал послание и прочитал его, сорвав печать и издеваясь над тайной частной переписки. Получив полное описание боярина и мальчика, бывшего при нём, все посмеялись, вспомнив бесцеремонные привычки бывшего Кота, и приняли послание, вручённое Мардухом. Ещё бы – если Коттин вернул свиток Мардуху – значит, древний странник удостоверился, что сведения, содержащиеся в пергаменте, подлинны. Отсюда следовало – Мишна не принцесса Каганата. Осмыслив это известие, Стефан на минуту опечалился, но потом понял свою выгоду – ведь он, как известно всему миру, не только потомок готских графов, с каплей крови древних королей в жилах, но и законный князь белозерский. А Мишна, его супруга – законная княгиня. И этого достаточно. Плевать на заморских принцесс. А кто против князя – тому голову с плеч. Благо, воевода рядом, вон, сидит, точит драгоценную саблю.

Стефан решил донести письмо до слуха княгини, явился с парой близких бояр на половину Мишны. К его изумлению, княгиня приняла известие равнодушно, почти радостно – дескать, на что мне далось это принцесство неведомой страны, я и так при делах. Стефан заметил, что Мишна тщеславна, и эта перемена в ней порадовала его – девушка взрослеет. На самом деле, причина была, конечно, иной, и весьма далёкой от интересов Стефана.

Дело в том, что ночью в город явился ещё один одинокий путник, пеший. Заплатил, однако, немалые подорожные, недавно введённые для поправки дел в княжестве – после известного разорения. Сказался путником, идущим до князя. На сообщение воеводы, к которому доставили восточного человека, что некоторое время назад один хазарин уже прибыл в город, путник был искренне обрадован и сказался слугой, отставшим в длительном путешествии от Мардуха, своего господина. Вызвали оного Мардуха. Тот действительно признал своего слугу, даже изволил пару раз хлестнуть его плёткой. После этого воевода пришлых отпустил, однако, велел своим людям присматривать за передвижениями хазар по городу. Как и положено, Мардух занял выделенные покои во дворце – ввиду своей родственности с хазарским домом, слугу же его, Берла, поселили в чулане. Для слуги и того много, мог бы спать у порога господина.

Вечером хазары явились к княгине Мишне. Воеводе донесли, что Мардух со слугой пришёл на приём без особых подарков, по неизвестному делу. Что было далее – неведомо.

Попав в тайную комнату, расположенную за троном, Мардух, накануне через Хаву сообщивший принцессе о своём прибытии и о ложном письме, поданном князю, пал на колени, поцеловав Берлу перстень. Берл, в свою очередь, признал в Мишне законную хазарскую принцессу. Порекомендовав ей, однако, играть роль простой княгини. Но, вести хитрую политику, постепенно отрывая от князя бояр, друзей, и если получится – воеводу. Чудес верен князю? Ну и пусть…

Вопрос необходимо решать комплексно. Например, скомпрометировать князя коварными женскими штучками – ну, это не мужские дела, тут пусть Хава посоветует пресветлой принцессе, что и как нужно сделать. А там – ссора и разрыв. Срок три дня. Как быть с проклятым оборотнем? В Словенске творятся тёмные дела. Есть мнение, что Коттин живым оттуда не выйдёт.

Обычно все молодые бояре в свободное от думских забот время, приходили в палаты Стефана пополудни – откушать с князем, обсудить важные дела насчёт собак, охоты.

Однако сегодня бояре не явились – выяснилось, что княгиня зазвала их на свою половину, на завтрак. Это было ещё ничего – но гридень шепнул воеводе, что общение проходит в тронном зале – притом, что Стефана не позвали. Вот это уже плохо. Князь поначалу вспылил, но его успокоили – дескать, стало тесно, вот и перешли в тронный зал, а князя не позвали – думали, что Стефан на охоте. Это было похоже не правду – на охоту действительно собирались накануне, но полил дождь

– Приветствую дорогую супругу! – совершенно успокоенный, в сопровождении двух бояр и воеводы, промолвил Стефан, входя в тронный зал.

– Князю слава! – вскочили растерянные бояре, при своих жёнах сидевшие возле Мишны, которая почему-то промолчала.

– Светлый князь, княгиня пригласила нас откушать и представить своих земляков, – растерянный боярин Скальд кивнул на Мардуха, сияющего золотыми перстнями, в полосатом платке на плечах. Позади, на диване, в компании Хавы, скромно, в простой одежде, притулился Берл.

– Хазарский гость был мне представлен, – ответил Стефан. – И выяснилось, что он вовсе не земляк Мишны. Поэтому – он просто гость. Гостям мы рады… Кушайте, господа!

– Распогодилось! – вдруг встрепенулся воевода Чудес. – Стефан, вели готовить коней и свору! Поскачем по лугам! А то скоро полевые учения – будет недосуг!

– Готовьтесь к охоте! – крикнул князь гридням, предвкушая веселье, те бросились передавать приказ конюхам и псарям. После чего Стефан покинул Мишну, не задумавшись ни на минуту, что его, князя Белозерского, не только не пригласили за стол, но даже присутствующие на пиру бояре не покинули тронный зал вслед за ним.

Вечером Стефан в сопровождении боярина Матана направился на половину Мишны. Боярин, как было заведено издревле, шёл со свечой до самых дверей, потом, впустив князя к супруге, оставался спать на лавке возле дверей. Служба постельничего считалась почётной – к ней допускались самые доверенные бояре. Если князь изволил почивать на своей половине – постельничий помогал господину раздеться, следил, чтоб девушки постелили чистое бельё, сам же почивал сбоку на лавке. При этом наличие дворовой девушки в постели господина считалось хорошим признаком – князь здоров.

В эту ночь боярину Матану даже не удалось прилечь – сначала за дверями произошёл разговор на повышенных тонах, затем дверь распахнулась, и Стефан выскочил в коридор.

– Князь, пойдёшь спать на свою половину? Княгиня не в духе? – спросил Матан. Ввиду особого положения и почти одинакового с князем возраста, он имел привилегию говорить со светлым на «ты» и по имени.

– Пойдём к себе, у неё голова болит, – пожаловался Стефан молодому боярину, впрочем, не искушённому в семейной жизни.

Матан подхватил с лавки тёплый тулуп, взял подсвечник и направился с князем на мужскую половину. Мишна повелела снова заколотить двери на втором этаже – дескать, гридни ночью бегают к девкам. Теперь все ходили через первый этаж – мимо стражника. Человека Коттина. Спустившись вниз, князь с боярином наткнулись на бородатых мужиков с лопатами и кирками, впрочем, в сопровождении дружинника, одного из самых старых. Воин приказал работникам встать вдоль стены, сам выпрямился, выпятил грудь вперёд, распушил усы.

Стефан недоумённо уставился на бородатых землекопов, потом подозвал боярина, что-то спросил его на ухо. Боярин, в свою очередь, принялся допрашивать ветерана про странные ночные работы. Выяснилось, что воевода Чудес приказал денно и нощно, но тайно, восстанавливать обрушившийся прошлым летом подземный ход. Земля слабая, серозём, сыпется на голову – надо бы подпорками всё укрепить. А воеводе приказал сам боярин Коттин. Услышав это, Стефан успокоился – Коттин впустую приказывать не станет, видимо, дело и впрямь нужное.

Ни Стефан, ни Матан не догадывались, что и назавтра, и на третий день скандал с княгиней повторится. Днём же, Мишна, как ни в чём не бывало, говорила со Стефаном ласково, не грубила, однако, на вопросы о больной голове отвечала уклончиво.

Вечером четвёртого дня молодой князь, стосковавшийся по любви, вновь отправился к Мишне. Оставив боярина за дверями, Стефан вошёл в покои княгини. Однако, к его удивлению, Мишна была не одна – там присутствовала посторонняя женщина, конечно, помимо Хавы и служанок. Стефан присмотрелся и узнал городскую распутницу Мину, которую собирался изгнать из стольного града в слободы. Без права входить в городские ворота. Но как-то всё руки не доходили.

Увидев князя, Мина рухнула на колени, подползла к ногам Стефана. Молодой человек, ещё не выработавший княжеской твёрдости, обычно смущался при подобных выходках, особенно когда баба начинала выть, вместо того, чтобы излагать просьбу нормальным человеческим языком. Мишна, видя, что из нечленораздельных воплей Мины смысла не проистекает, решила перевести:

– Она пришла попросить за себя, князь.

– А что, с просьбами уже ходят мимо меня? – подозрительно огляделся Стефан.

– Ну что ты, дорогой, что ты, лада! – Мишна встала, тонко улыбнувшись. – Тут дело сугубо женское, вот и…

– Всё равно, надо идти сначала ко мне, – проворчал, Стефан, несколько смягчившись.

– Да она стесняется! – начала уговаривать Стефана молодая княгиня. – Она пришла рассказать о том, что её считают…

– Она стесняется? – саркастически рассмеялся князь, припоминая слухи о любвеобильной девушке. – О, у тебя тут вино? – вдруг Стефан заметил на столе изящный кувшин. – Ромейское или из Колхиды?

– Франкское, говорят. Откуда-то с Бургундии. Есть такая земля?

– Есть, а как же! Там мои родичи графами сидели. Давно, правда… – Стефан уже наливал в серебряную чашу красную терпкую жидкость. – Дамы, по чарочке не желаете?

Желающих не нашлось, кроме Хавы, вынувшей откуда-то из внутренних одеяний и накидок маленькую серебряную чарку.

– Ты что же, чарочку всегда с собой носишь? – пошутил Стефан, наполняя её.

– Всегда, светлый князь – воды попить, или квасу… нужда заставляет – горло сохнет, да и голова идёт кругом. Стара, я стала.

Стефан чокнулся с Хавой – выпили…

Потом Стефан пил ещё, и ещё, прогнал Хаву и постельничих девок, ругал Мину за её распутство, потом простил её, лил слёзы… Мишна сидела, молча, внимательно поглядывая на князя. Один раз заглянула Хава, кивнула Мишне – дескать, с ней всё нормально, противоядие сработало. Мишна кивнула – всё идёт по плану. Когда княгиня исчезла, Стефан не помнил. Коттин гулял где-то в Словенске, воевода увёл дружину в поле – стрелять из луков, учить молодых воинов уму-разуму, Аминта убыл по государственным делам. Он, Стефан, в одиночку правит княжеством. А Мишна дурочку валяет, голова у неё вечно болит …

После очередной чаши князь обнял Мину, полез под юбку. Потом сообразил – схватил за руку, повёл женщину на свою половину. Боярин Скальд, перевербованный Аминтой из людей Мишны, помог добраться до палат, затем прилёг у дверей князя – бежать к воеводе Чудесу повода не было. Потом решил всё-таки сообщить воеводе – но утром, утром…

Утро выдалось невразумительным. То есть, за окном сияло солнышко и пели птички, но в голове у Стефана бухали молоты, сердце готово было выпрыгнуть, во рту ночевали дворовые коты…

Еле-еле приподняв голову, князь обнаружил рядом с собой голую женщину, вольготно раскинувшуюся на широком ложе. Прикрыв её покрывалом, Стефан хотел было встать, но рядом мелькнула тень. Это Хава, неведомо как проникшая в княжеские покои мимо постельничего, наполняла красным вином большую чашу. Молодой человек хотел было отказаться, но немного подумал – и взял серебряный сосуд. Когда последняя капля вина провалились в горящий желудок – Стефан рухнул на подушки и опять провалился во тьму.

* * *

Поздно вечером, по подземному ходу, обливаясь от страха потом, шёл человек. Бояться было чего – крепь скрипела, на голову сыпался песок, капала вода, кое-где текли подземные ручейки. Но Мардух, а это был он, готов был погибнуть – речь шла о выживании народа избранного. Наконец, старый иудей уперся в стену, огляделся, полез по лестнице. Со стоном приподнял тяжёлый щит, сбитый из досок, вылез внутри стога соломы. Далее тропинка вела за город – мимо слобод, по логу, заросшему густым кустарником. Ручеёк, сильно петляя, наконец, вывел Мардуха к речке со странным для хазарского уха названием – Ковжа. На том берегу находился старинный погост, называемый Киснемский. За погостом стоял лагерем небольшой варяжский отряд, в ожидании торгового каравана. Мардух вызнал, что последний караван варяжских гостей был зимой, и доложил левиту Берлу свои догадки – наличие под городом вооружённых русов для сопровождения своих товаров – всего лишь предлог. Русы, уже давно превратили временный лагерь в настоящий Варяжский городок, и было ясно, что они не собираются покидать это место – проникновение купцов-варягов на белозерский торг на постоянной основе был лишь вопросом времени.

Берл решил подтолкнуть медленно идущий процесс, при этом извлечь максимальную выгоду для хазарского дела. Необходим повод, который вынудит две вооружённые группы людей – варягов и дружину князя, пролить кровь. Возникнет неразбериха, в которой, даст Б-г, удастся решить некоторые деликатные проблемы. Момент был крайне удачный – из весомых людей в городе остался лишь воевода Чудес, проклятый Баюн уже, по всей видимости, сложил голову – из Словенска вестей о боярине не поступало.

Варяжский городок, как и предполагал Мардух, оказался лагерем, обнесённым высоким частоколом. Несмотря на позднее время, ворота не были заперты, но стража присутствовала, бдила зорко. Мардух смиренно подошёл к варягам, беспрестанно кланяясь, и когда на него обратили внимание, бухнулся в ноги ближайшему русу, чуть ли не целуя ему сапоги. Кое-как объяснив, что он послан молодой княгиней к местному конунгу (которого в отряде не было, был воевода) Глебу по важному делу.

Варяжский воевода Глеб принял иудея в шатре. Мардух в очередной раз бухнулся в ноги, попросил личной аудиенции, но Глеб не разрешил покидать шатёр своим соратникам (было их там человек пять – шёл какой-то разговор), дескать, у меня нет секретов. Мардух изобразил на лице гримасу неудовольствия, однако в душе ликовал – план предусматривал именно такое развитие событий.

– Конунг, взываю к тебе, как к последней надежде!

– Что стряслось в славном Белозерске? – Глеб растянулся на лежанке, перед приходом иудея знатному русу растирали спину медвежьим жиром – от ревматизма.

– Меня прислала до твоей милости Великая княгиня Мишна – наша милая, нежная, добрая княгиня!

– Княгине более не к кому обратиться за помощью? – не поверил Глеб иудею.

– Вспомни, дорогой – ты же в курсе событий, насколько я понимаю. Когда пала династия прежнего князя, в городе началась резня. Пришли войска усольцев, с ними воевода Чудес, богатырь Аминта, волхвы и это исчадие ада Коттин. Говорят – он древний оборотень, – Мардух наклонился к уху Глеба, однако, говорил так, чтобы слышали все присутствующие в шатре. – Коттин, ведь правитель Белозерска именно он, посадил в думу своих людей, выбрал князя – этого недоумка Стефана, – голос иудея стал заговорщическим.

– Почему недоумка? – удивился варяг. – Да, он молод, но у него есть неплохие советники. Вроде бы ничего плохого не происходит…

– А вот тут ты ошибаешься! Князь обижает молодую жену – великую княгиню, и скажу тебе по секрету – принцессу по крови. (Брови Глеба полезли на лоб). Он пьянствует, раздаёт драгоценности княгини городским девкам, перед свадьбой велел казнить страшной казнью её слугу – сжёг его в клетке…

– И что я могу сделать? Зачем ты прибежал ко мне?

– Если ты не веришь моим словам – поверь своим глазам. В город пускают только тебя? – в голосе Мардуха мелькнула нотка иронического сочувствия. – Княгиня Мишна, в случае получения единоличной власти, торжественно обещает допустить вашу дружину и ваш караван с товарами на белозерский торг…

Ну что – придёшь? Значит так, сегодня вечером, перед заходом солнца… стражники западных ворот предупреждены… пропустят…

Двери распахнулись, словно по ним ударил снежный великан – ручки стукнулись о стены, с потолка посыпалась побелка. В покои князя Стефана ворвалась целая процессия во главе с разгневанной Мишной. А может быть, и не разгневанной – женщины во все времена были великолепными актрисами. Присутствовали бояре, из старинных родов, несколько пожилых дружинников, помнящих прежние времена, Хава с боярскими жёнами и дворовыми девушками – для массовки, среди толпы выделялся рослый рыжий варяг.

Глеб стоял отдельно, роль, отведённая ему, и забавляла его, и больно колола, но итог сего действа сулил огромную выгоду – полный контроль торговых путей от Словенска, где скоро всё решится в пользу варягов, до самого Усольска. А та глядишь – и до Булгара, с выходом в сказочные страны – Самарканд, Персию, Индию, в обход проклятой Восточной империи и коварного Каганата.

Ни Мардуха, ни тем более его «слуги» Берла в процессии не наблюдалось. Светиться в дворцовом перевороте они не желали, многовековой опыт народа избранного подразумевал – всегда может пойти что-то не так.

Стефан открыл глаза, приподнял голову – всё двоилось, стучало и кружилось. Ещё и какие-то люди в его палатах. Кто велел пускать? Он нашёл глазами доверенного боярина Матана – его припёрли в угол, держали за плечи, но оружия, ни у кого не было – видимо, надеялись договориться. Матан нашёл глазами бледное лицо князя, опустил веки – воевода Чудес в курсе княжеского загула. Но вот вопрос – с чего бы это? Ранее со Стефаном запоя не случалось.

Мишна проворно подбежала к ложу, неподобающе грубо стащила дорогое покрывало, бросила на пол, нисколько не заботясь о чести супруга. Стефан с трудом сел, положил подушку на колени, обнажённая Мина повернулась на бок, поджала ноги, руками спрятала груди, заговорщически взглянула на Мишну. Не успел Стефан подумать, «Какого лешего эта вдовушка не ушла ещё вчера? Что она тут делает?», как княгиня закричала:

– Не всё княжество разбазарил? И сколько девок будет в дальнейшем? Хватит ли нам золота? Только-только встали на ноги!

– Какого золота? – промычал Стефан.

Из синих глаз княгини брызнули слёзы, она закричала:

– Моя корона! Моё свадебное ожерелье! Всё отдал первой попавшейся блуднице!

Тотчас же дружинники набросили на Мину покрывало, прямо поверх его начали вязать её толстой верёвкой – у женщины от ужаса округлились глаза. В ту же минуту Хава вывернула юбки, брошенные на скамью, вытрясла из них что-то блестящее, сияющее драгоценными камнями – корону.

Стефан, успевший надеть длинную, почти до пят, белую рубаху, вскочил на ложе, закричал:

– Я ей ничего не давал!

– Не давал? – коварно улыбнулась княгиня. – Значит, она своровала? Повесить воровку на майдане!

Тут же несчастную Мину подхватили, словно куль с мукой, поволоки по лестнице.

– Что ты делаешь, Мишна! Князь здесь я! Это всё обман! Она не могла ничего своровать, потому что не выходила отсюда! Это твоя Хава имеет ключи от всех дверей!

– Значит, ты обвиняешь меня в самоуправстве?

– Обвиняю!

– А кто управлял делами, пока ты пил? Ты хоть знаешь, сколько дней ты пьянствовал? Нужен ли народу такой правитель? Ворующий у княгини корону? Обвиняющий её верных слуг?

– Ты мерзавка! Ты обманщица! Ты…

Стефан задумался, так как не мог подобрать женский эквивалент слову «подонок», наконец выкрикнул:

– Ты роковая женщина!

– Я более не в силах слышать оскорбления дамы! – Глеб схватился за меч, без проблем пронесённый в покои князя.

– А ты кто такой? Не тебе ли навалял в корчме господин Коттин?

– Я требую извинений! – лицо руса, покраснело, глаза налились кровью – казалось, ещё немного, и варяга хватит удар, или он начнёт грызть щит. Впрочем, щита у него не было – значит, просто изойдёт дурной пеной от бешенства.

– Выкиньте этого человека из палат! – взвизгнул потомок готских королей. В этот же момент Глеб выхватив меч, побежал к Стефану.

– Я научился у братца всегда иметь при себе кинжал! – выкрикнул Стефан замершей Мишне и выхватил из-под подушки сверкающую сталь. Быстрое движение рукой – и воевода русов остановился, захрипел, упал на спину. Из его глаза торчала рукоятка ножа.

Стефан непонимающе оглядел замершую толпу, страшно закричал что-то дикое, непонятное, схватил увесистый подсвечник с горящими свечами – утром никто не приходил снять нагар, погасить, метнул в молодую княгиню. Потом вскочил на подоконник – окно было раскрыто настежь, затянуто льняной тканью от мошкары – и прыгнул:

– Измена! – улетел вместе с ним его вопль, – Ратуйте, люди, во дворце измена!

Мардух, один из лучших лучников каганата, подсматривающий в дырочку из чулана, со вздохом облегчения опустил стрелу. Глупый мальчишка не только сделал его, Мардуха, работу, но и выкопал себе могилу – сейчас примчится отряд варягов, сметёт этого жалкого князя, посадит Мишну единовластной Великой княгиней, и сбудутся чаяния народа избранного.

Иудей нырнул в потайную дверь, через минуту выскочил через чёрный ход, побежал к воротам – теперь можно не таиться.

Стража восточных ворот сначала увидела пыль над дорогой, затем к воротам подлетели конные варяги – они гневно кричали об убийстве, пели боевые песни, размахивая оружием. Пока стражники добежали до ворот, пока наложили тяжёлый брус, а он всё не попадал в нужное место – русы спешились, ударили в ворота вдесятером – и вышибли их. Стражу повалили на землю, но кто-то из дружинников вскочил – началась ругань, толкание плечами, потом взлетели кулаки и посыпались зубы, брызнула кровь, наконец, сверкнуло оружие…

* * *

Несколько десятков варягов сражалось посреди майдана с ветеранами княжеской дружины и с наиболее храбрыми гриднями, схватившими кухонные ножи и топоры, продвигаясь к красному крыльцу. Позади сражавшихся хрипели и стонали раненые, в лужах крови лежали убитые, причём выбывших варягов было меньше, чем белозерцев. Посреди хаоса на коленях, в белой рубахе до пят, покрытой пятнами крови, стоял князь Стефан. Лицо его было разбито, нога вывернута, из-под кровавой маски страшно белели глаза – никто не смел, подбежать к нему – помочь или убить. Вдруг сверху раздался страшный вопль – все, в том числе и потомок готских королей, обернулись и увидели, как среди горящих занавесей, в окне второго поверха промелькнула княгиня Мишна. Платье её пылало, золотая грива волос исчезла – щётка сгоревших волос уродовала голову, лицо розовело кровавыми язвами ожогов. За ней бежали люди с мокрыми полотенцами, но закричали и они – видимо, полыхнули внутренние покои. Все на несколько мгновений в ужасе замерли, затем с утроенной энергией принялись резать и колоть друг друга – бой затягивался, что неизменно приводило к большим жертвам.

Ото всех концов города бежала стража – все ворота раскрыли настежь, в ожидании воеводы. Постепенно чаша весов стала склоняться на сторону белозерцев. Посреди майдана, разбившись на кучки, бойцы вели яростные стычки, повсюду слышались вопли, брань, стоны и жалобы многочисленных раненых. Кто-то пел боевые песни, кто-то выкрикивал имена богов, большинство просто скрипело зубами и обходилось краткими междометьями. Дым от горящего дворца чёрным столбом поднимался высоко в небо – не заметить этот сигнал бедствия невозможно. Так и случилось – в город ворвался отряд княжеских всадников, сходу врезавшись в затихающую сечу.

– Руби варягов! – весело орал воевода Чудес, его сабля сверкала налево и направо. Вскоре рубить стало некого – Чудес спешился и направился к Стефану, стоявшему на коленях посреди кровавого месива. – Они что, взбесились? Что тут произошло? Предательство?

– Я убил их воеводу, – каким-то мёртвым голосом ответил князь. – Вот они и пришли. Отомстить. Ну и предательство, конечно, куда ж без него.

– А почему ты в рубахе? – поразился воевода, и, увидев пятна крови и разбитое лицо, закричал. – Ты что, ранен? Сюда, бегом, князь ранен!

Не успел Стефан открыть рот, чтобы ответить воеводе, что, дескать, он не ранен, что во дворце заговор, что, надо попытаться спасти Мишну, гибнущую в огне, что…