Текст книги "Кот баюн и чудь белоглазая (СИ)"

Автор книги: Александр Ладейщиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 38 страниц)

– Гореть тебе в Геенне огненной! И твоему роду, и твоим нечестивым потомкам!

Небольшого роста, круглый, с жидкой бородкой, с длинными волосами, выпавшими сверху, и явившими небу круглую блестящую лысину, в чёрной сутане, человек брызгал слюнями, понося уже удалившуюся девку нелицеприятными словами.

– Кто ты, и зачем ругаешь эту греческую метрессу, прибывшую с купцами? – удивился Коттин, однако, сразу же понял, что христианский жрец явно ищет его поддержки в своём религиозном бдении.

– Я Сысой – ничтожный раб божий, сын мой, – сладко пропел жрец, отреагировав на интерес варвара. Явно не местного, откуда-то с севера, в богатой одежде, знающего местное наречие. – А ругаю я эту распутную дщерь, потому что она отреклась от своего божественного предназначения – сидеть дома и рожать детей, и пошла по пути греха – продаёт своё тело за деньги.

– Сысой… – начал было Коттин.

– Отец Сысой.

– Разве я тебе сын?

– Нет, брат мой…

– Ещё и брат? У меня нет братьев, отец Сысой.

– Все мы братья перед лицом нашего господа, Иисуса Христа.

– Кроме вас, вы – отец, – подколол жреца Коттин.

– Я принял священное таинство, и теперь на ступень ближе к Богу, сын мой.

– Но, тем не менее, ты раб?

– Раб Божий. Не путай эти понятия. Я прибыл с Эллады с торговым караваном русов. Даже эти люди согласились со мной – некоторые из них приняли христианство. Скоро вся русь будет стоять на коленях пред Богом.

– Русь? На коленях? – захохотал Коттин. – Кстати, у тебя, отец Сысой, на шее висит цепь – как у раба.

– Но на цепи крест господень.

– А не римская ли виселица?

– Да, господь наш окончил свой земной путь на римской виселице…

– Да как же он позволил с собой это сделать?

– Сознательно, сын мой.

– Назло бабушке отморожу уши?

– Христос взял на себя грехи всех людей.

– Зачем же ты тогда ругаешь эту прелестную метрессу?

– Так за прелесть и ругаю, сын мой. Всё телесное от Сатаны. Телесное – проклято, глину для тела Адама месил сам дьявол, Бог же вложил искру своего огня – бессмертную душу.

– Вот почему вы не моетесь, – прошептал Коттин в сторону, зажимая нос.

– Что ты там бормочешь? Ругаешь эту девку? Похвально. Лучше блюсти невинность за каменными стенами монастырей, чем грешить, и потом гореть в аду!

– А род людской не вымрет? – испуганно спросил Коттин.

– Для этого есть таинство брака. Несколько раз в жизни можно пойти на плотский грех с женщиной ради рождения детей – соблюдя пост, читая молитвы, вырезав в рубахах до пят специальные отверстия. И не дай Бог, если женщина вскрикнет от удовольствия, ты же сам понимаешь – что когда уды на воле – сам Сатана тянет к ней когтистые лапы. Такая женщина – ведьма, она достойна пыток, костра и вечного проклятия!

– Пытаете-то сами?

– Трудимся день и ночь, столько интересных методов разработали! Но не здесь, не в этой стране… Здесь всё ещё грязное, поганое, развратное сатанинское язычество!

– Святой Отец, а мне один купец рассказал, что храмовая проститутка, Магдалина, пошла за Христом и стала его женой, даже апостолом – самому императору Нерону подала в Риме крашеное яйцо, как символ Новой веры. Хотя почему новой? Мы тут сидим в нашем лесу сто тысяч лет – и всегда по весне яйца красим…

– Варвар! Где вы только собираете грязные сплетни про святую Магдалину? Как она могла быть женой Христа, если он был непорочен?

– Непорочен? Но ведь по вашему учению все люди рождаются грешными. И в Писании сказано, что Магдалина была грешницей.

– Ты читал святое Евангелие? – изумился Сысой.

– Что ты! Что ты! Мне рассказывали!

– Это хорошо, что слух о Благой Вести распространяется и в столь отдалённых землях, – смягчился жрец. – Если ты любишь слушать письмена апостолов, не пройдёшь ли со мной на собрание нашей общины? Может быть, если тебе повезёт, ты услышишь нашу святую матушку. Она, кстати из местных. Не удивлён?

– Нет, я уже встречал христиан и в наших землях. Встречал даже последователей пророка Мухаммеда – мусульман.

– Они еретики! Хуже того – язычники! – вдруг окрысился отец Сысой, – Сарацины приняли учение Мухаммеда и завоевали огромные, невообразимые пространства! Их Халифат простирается от неведомых земель Китая до Королевства франков! Мухаммед отменил многие заповеди господа нашего Иисуса Христа и создал ересь, близкую к морали иудеев!

– То есть к первоисточнику, – хрюкнул Коттин.

– А сколько надежд возлагалось на мальчика из знатного рода, воспитанного в христианском монастыре! – вздохнул отец Сысой, не заметив подколки бывшего Кота. – Пойдём, сын мой, я проведу тебя в наш ковчег – там мы совершаем молебны и собрания. Пока нас немного – но мы вместе!

Коттин, несмотря на невыносимую жару, достал из мешка серую накидку, одел поверх рубахи. Накинув на голову капюшон, низко опустил его на лицо. Отец Сысой, заметив это, благосклонно кивнул:

– Это правильно. Лицо надо прятать. Несмотря на веротерпимость местного населения – лучше скрываться. Пока нас не станет много.

«Хорошо, что мои мотивы не противоречат твоей осторожности», – подумал Коттин, – «Ведь я прячусь не от людей, а от совсем других существ».

Сысой постучал в дверь условленным сигналом, за дверями завозились, что-то спросили. Священник тихо ответил, внутри стукнул запор, загремела щеколда, дверь со скрипом приоткрылась. Сысой шепнул заросшему волосами бородачу – дескать, этот со мной. Привратник оглядел Коттина на наличие меча, пробурчал тихо – сдать оружие. Бывший Кот развёл руки, показал ладони – нет, дескать, не притрагивался даже. Про драгоценный кинжал в сапоге не спросили – Коттин и не упомянул.

С порога нос бывшего Кота ударила чудовищная смесь аромата немытых тел, грязной одежды, кислятины и отхожего места. Узкий коридор вёл мимо коморок, отделённых друг от друга серыми кусками льняных полотен, кое-где рваных, кое-где прожженных углями.

– Сгореть не боитесь? – тихо спросил Коттин отца Сысоя.

– На всё воля Божья. Сгорим – прямо в рай попадём. В Божьих храмах свечи завсегда горят, и ничего – Господь спасает, – сообщил словоохотливый пастырь.

Коттин шёл, с любопытством поглядывая по сторонам. Сысой заметив это, стал пояснять:

– Здесь у нас блаженный Таисий – во имя Христа не стрижёт волосы и ногти, не моется, прикрыт лишь вервием – считает, что грех прикасаться к телу, созданным Богом, ножницами, грех носить одежды. Адам был гол, его таким Господь создал, а одежду после совращения богопротивной Евы дал Сатана (Сысой плюнул на пол и истово перекрестился при имени врага рода человеческого).

– Женщин ненавидит, никогда к ним не прикасался? Если все по такому пути пойдут – род человеческий вымрет, – странно посмотрев на Сысоя, повторно заметил Коттин.

– Это не для всех, сын мой, это путь для избранных! А здесь подвижник Гегемоний – стоит на одной ноге уже три года, в веригах и власянице, один крест чугунный пуд весит! Уж так он угоден Богу, так угоден!

– Спит стоя? – деловито осведомился Коттин.

– Подпираем жердями, как же. Святой человек! Даже за амбар на одной ноге скачет, опираясь лишь на костыль! – умилился пастырь.

– Нога болит?

– Ради славы Господней!

– А это кто тут орёт?

– Отец Моргоний деток грамоте учит! Видишь – четверо учеников у него. Греческие буквицы зубрят – святое Писание читать будут.

– Розгами вколачивает? Грамота – это хорошо!

– Ну что ты! Только ремнём! Без ремня не научатся и ничего не запомнят! Ленивые дети!

– Отец Сысой! Если не секрет – ты эллин?

– Господь наш сказал – нет ни эллина, ни иудея. Здесь я отец Сысой, в королевстве франков – патер Генрих, в Восточной Римской империи – протоиерей Иоанн…

– Единая Европа? Шире всяческих империй?

– А ты умён! – запнулся Сысой. – Как тебя зовут, говоришь? Нам нужны такие люди! Рим уже объединял когда-то весь мир. Но сейчас цивилизованный мир стал шире, чем бывший Pax Romana. Даже шире Европы.

– На весь мир замахнулись? Это же война…

– А мы к крестовым походам готовы. На сарацин, конечно. Разбили же их франки…

– Но Испания пала.

– И что? Мавры сели эмирами… но простой народ тайно исповедует веру Христа. Вот мы и пришли!

Квадратный зал был уставлен скамьями, на стенах висели иконы с ликами святых – Коттин узнал святого Николая – в прошлом свирепого пирата, раскаявшегося в конце жизни. Николай принял христианство, тайком раздавал нищим и детям ранее награбленное добро, проповедовал новую веру. Рядом висела икона апостола Павла. Коттин знал, (три года он потратил на изучении новой доктрины в свои прошлые «жизни») что этот ученик Христа никогда не видел Иисуса при жизни. Будучи гонителем евреев-христиан (тогда других и не было), а проще говоря, убийцей, грабителем и насильником Савлом, он встретил на дороге Бога в виде Духа святого, воссиявшего перед ним, упал… и восстал, как апостол Павел. Правда, адаптировавший Церковь, созданную Петром, к нуждам мира людей, а не мира ангелов. Коттин так и не понял, почему новую религию назвали христианством, а не павликианством…

Коттин сел в уголок, отосланный дланью отца Сысоя, натянул на глаза капюшон, притих, делая вид, что смиренно молится. Священник сел рядом, явно ожидая кого-то. Постепенно зал заполнялся – бородатые мужчины в простых одеждах, подростки – тихие и благообразные, женщины в платках по самые глаза, в чёрных платьях до земли…

Сидели тихо, молились, перешёптывались – Коттин заметил на многих устах радостные улыбки, глаза у христиан были добрые, почти блаженные… не от мира сего. Странно, но ему стало хорошо и спокойно.

Наконец, дверь, находившаяся в передней стене, заскрипела, оттуда вышла женщина в окружении нескольких бородачей с восторженными глазами – Коттин при виде дамы вжался в уголок, пониже натянул капюшон на глаза – его разбирал смех. Отец Сысой принялся бубнить Коттину на ухо историю местной святой – как она пришла из неведомых лесов в славный город Словенск, как встретила его, отца Сысоя, как изложила ему своими словами Символ веры и основы христианского учения. Это было воспринято, как чудо. Коттин, слушая поначалу святую вполуха, навострил слух – в последнюю их встречу, эта женщина не имела никакого представления о христианстве. Никак, и тут влияние старика Никона (и почему он не пожелал переселиться в Белозерск?), скорее всего, она встретилась на своём пути с Радимом… Чудеса, да и только. Поверить, что ли, и самому, в нового бога? Старые-то молчат…

Когда пастырь стал описывать чудеса святой – явление с торжка в ослепительно белой драгоценной одежде: «Аки Христос на горе Фавор. А ведь явилась в рванине», Коттин отмахнулся от назойливого пастыря, пробубнил ему на ухо, – «Дай послушать – я ж не слышал ещё!»

И вовремя – представление вступало в завершающую стадию. Люди во все глаза смотрели на женщину, воздевшую руки к небесам, и ожидающую чего-то. Наконец, у одной девушки брызнули слёзы восторга, тело её передёрнула судорога, она повалилась на руки соседей в религиозном экстазе, выкрикивая:

– Матушка! Святая матушка! Расскажи, как ты победила демона!

– Святая Кикония! Расскажи добрым христианам про демона! – потребовал снисходительно и отец Сысой.

Коттин медленно сползал со скамьи на пол – он не хотел оказаться в роли демона на костре добрых христиан. В его памяти отложились следующие пламенные слова святой Киконии:

– И приступал тот демон ко мне каждую ночь. Был он страшен видом – с раздвоенным копытом и острыми рогами! Разжигал он во мне греховные страсти – но я молилась христовой молитвой, которую услышала во сне. Сам архангел Гавриил нашептал мне святые слова! И каждый раз отступал адский демон!

Все селяне деревни, где стояла моя скромная хижина, поддались демону – пили с ним богопротивное вино, греховно совокуплялись – как женщины, так и мужчины. Такова была у него сила, и нечего было противопоставить грешникам демону – они не знали Христа.

И тогда, в последнюю ночь, демон приступил ко мне с сильными притязаниями – насылал греховные видения, словно ночной дракон, разжигал кровь и предлагал чашу чёрного вина. Почти что сдалась я силам ада – и навалился на меня сын сатаны, и почти что овладел он моей девственностью, потому как молитвы спутались в моей голове. И разорвал он мои одежды, и, насмехаясь, стал хулить и Бога нашего, и Церковь святую.

Взмолилась я перед лицом неизбежной смерти – духовной, не телесной, и услышал меня Бог. Явился ангел божий – высокий и голубоглазый – и ударил огненным мечом демона, и отослал его в самые дальние ямы ада. Мне же велел идти в славный город Словенск – найти там верных сынов Христовых.

Дети мои – отсюда мораль! Вступайте в брак только через святую Церковь! Храните чистоту перед Богом до совершения таинства брака, что совершит пастырь! Иначе, придут к вам демоны, соблазнят вас и утащат в ад!

«Жёстко! – подумал Коттин, почти лёжа на полу – слава небесам, народу было много, никто не обратил на него внимание. – Нашли-таки, ключевую точку человеческих взаимоотношений. Поделят теперь детей на законных и на незаконных – добрачных, внебрачных. И побегут девки топиться».

– И когда пришла я в город Словенск, то узрела через отца Сысоя всю полноту и сладость учения господа нашего Христа! И в тот же миг, прямо на майдане воссияла одежда моя и превратилась в хитон, наподобие ангельского! Потому как бесплатно даётся верующим и любовь Христова и платье драгоценное!

– А как же мой сапфир? – вскочил Коттин, забыв про свою анонимность. – Не на него ли ты купила ромейское платье?

Несколько секунд стояла мёртвая тишина, затем раздался оглушительный визг Кики, – «Дьявол! Держите демона! Рубите его железом!»

Коттин, разочарованный таким вероломством – ведь отпустил бабу, пожалел когда-то! – сначала нехотя дал кулаком в одну бородатую рожу, потом в другую, разохотился, полез на толпу. Вдруг кто-то ударил бывшего Кота лавкой по спине, так что вокруг всё загудело, замельтешило, погасли почти все свечи. Коттин повернулся, вытаскивая кинжал из сапога – и вовремя. Отец Сысой приготовился ловить оборотня толстой сетью, за ним маячили бородачи с лопатами и топорами. Коттин наморщил лоб – как жаль, вступление в беглую христианскую секту не состоялось – а ведь грамоте учат… любви друг к другу…

С другой стороны, все блаженные и юродивые, а проще – психически ненормальные люди так и прут, так и прут поближе к христианству… Ничего не поделаешь – сожгут ведь Кота Баюна на костре, и не воплотишься потом вновь из пепла-то. Лет пятьсот, небось.

Кинжал сверкнул жёлтой молнией, Коттин ударил отца Сысоя слева в бок, не смертельно, придержав руку. Все шарахнулись. Затем бывший Кот побежал по телам на выход – от него бежали, крестились.

Пробегая мимо келий, Коттин схватил чью-то чёрную сутану, вылетел из дверей, осмотрелся. Рядом с ним лежала куча хвороста, принесённая на растопку. Бывший Кот выбрал основательную палку, подпёр дверь – и вовремя. Изнутри застучали кулаками и ногами, закричали. Сунув в мешок серый плащ, Коттин напялил одеяние монаха и быстрым шагом прошёл в толпу на майдане – ему никто не удивился, в Словенск стекались служители самых разных богов. Пройдя торжок, Коттин осторожно оглянулся – по майдану растекались христиане, озирали народ, искали его, демона из леса. Бывший Кот затерялся в толпе желающих перейти на другой берег Волхова, в старый город, и исчез из поля зрения преследователей.

В корчме хозяин огорошил Коттина, что его спрашивал человек – странный, неместный – никогда ранее не заходил в заведение. Но вроде бы вышел из княжеского терема – странно! И что он, хозяин, ответил, что господин боярин в городе, по торговым делам. Человек долго кланялся, благодарил, поведал, что ещё непременно зайдёт. Дескать – важное торговое дело. Коттин полез в мешок, всунул в ладонь корчмаря пять серебряных монет. Доходчиво объяснил, кто бы его ни спрашивал – он съехал, из города убыл, вместе с чадами и домочадцами, а куда – то никому неведомо. Потом велел хозяину подать обед наверх, после того, как он вернётся. Быстро поднялся, схватил меч (никогда, никогда больше не выйду без него), велел Стине с мальчиком спуститься в корчму через пять минут.

Заведение покинули через кухню, вышли на задний двор, прошли огородами, садами, наконец, очутились на окраине города. Здесь Коттин договорился со старым бондарем о ночёвке своей жены с сыном в его, бондаревом чулане. Ногата сподвигла старика немедленно увести Стину и Ари с глаз долой, распорядиться насчёт обеда, приготовить подушки с одеялом на ночь. Естественно, бывший Кот велел никому не казать носа в город…

Покинув двор бондаря, Коттин долго всматривался в окрестности – вроде бы всё спокойно. Вот мужик тащит с реки решето с рыбой, на плече сети. Вот баба склонилась над грядкой с луком. Далеко-далеко охотник, погоняя стаю собак, бродит по густому саду – не иначе, вышел, пострелять перепелов… Солнце светит в вышине, переплавляя бледно-голубое небо в белое, слепит глаза, плавит плоть. В небесах звенит жаворонок, вокруг жужжат шмели, стрекочут кузнечики, квакают лягушки в болотце. Но, пора бежать в корчму, перекусить, начать поиски таинственного посетителя. Пора. Что-то в этой идиллии не так…

* * *

Успокоившись, и умяв сочный кусок мяса с луком, Коттин решил осторожно прогуляться по главному майдану, пройтись до княжеского дворца, послушать, что говорят.

Рынок, вдесятеро больший, чем в Белозёрске, шумел и галдел многоречьем языков, поражал блеском заморских тканей, роскошью драгоценных мехов, рядами, ломящимися от дичи и солений.

Кричат зазывалы, толкаются сбитенщики и торговцы пирогами с лотками, бродят с корзинами солидные матроны-домохозяйки, важно прогуливаются южные и восточные гости. Вот какая-то чернявая женщина в золоте, немолодых лет, сладко улыбается и играет бровями перед богатым ромеем – «Отдохнуть с девочкой не хочешь, дорогой? Заходи сюда, деньги вперёд. Да, давай их мне. Две ногаты серебром».

Впереди раздался крик – торговка кафтанами и епанечками, шапками да ширинками, ругалась с варягом. Коттин подошёл поближе, прислушался:

– Ты, баба, поставь цены на тканые полотенца выше. Что ты мне торговлю перебиваешь? – волновался варяжский купец, озираясь в поисках своих.

– Ты мне не указ! Понаехали тут! Мне какое дело, что ты рус?

– Слушай, что ты несёшь? Я русич, у меня мать словенка, местная!

– Тогда не лезь в мою торговлю!

Наконец, появился варяжский дружинник, в полном вооружении, подмигнул товарищу – дескать, остынь, это мелочи.

За торговыми рядами стоят лавки, далее, у реки, за забором – амбары. В лавках торгуют оружием – сюда пускают только солидных купцов, старшин, памов, атаманов. Стальной путь предлагает за огромные деньги мечи и ножи, кольчуги, клевцы, копья и пики, секиры, топоры и наконечники стрел – орудия войны. За лавки, к амбарам пропускают только известных гостей – там заключаются сделки на партии мёда, соли, живицы, мехов, там можно приобрести неплохой сосновый лес для ремонта драккаров и лодок, готовые вёсла, якоря.

А вот птичий рынок – в клетках скачут по жёрдочкам птички – чижи, щеглы, чечётки. В редком доме Словенска нет клетки с певчей птичкой. Рядом продают кошек, собак разных пород. Вот какой-то словен с выводком охотничьих псов кричит знакомому собрату, – «Пойду под вечер в сады пострелять перепелов! Их там знатно развелось!»

Справа предлагаются телята, ягнята, далее – в особом месте, кони. Под навесом у самой реки стоят рабы – взятые с боя, уведённые из городов Европы викингами, изредка – местные, низведённые до рабского состояния по провинностям или долгам. Мужчины будут проданы на вёсла русам, женщины – в прислугу по домам …

У самого берега причалены два драккара в полной оснастке. Вокруг стоят русы. Коттин сделал морду ящиком, задрал курносый нос, махнул перед глазами одного стражника золотой вышивкой кафтана, второму показал меч – те поклонились, пропустили иноземного боярина. Или атамана – кто его знает? Лучше не связываться, простонародье так не одевается, мечи за спиной не приторачивает.

Отряд русов стоял в полном вооружении – не менее полусотни дружинников при мечах, в сияющих латах. Ждали конунга Аскольда. Воевода Дир ходил меж бойцов, хлопал по плечам, что-то спрашивал – все смеялись. Поход у этих людей вызывал радость, тем более, в Кыеве законная власть, похоже, пресеклась – иди и бери.

Коттин обошёл русов по широкому полукругу, делая вид, что присматривает коня. Его заметил Иггельд, сотник, кивнул страннику, пили в одной корчме – уже знакомцы. Бывший Кот поклонился, знак внимания местного начальства позволил ему остановиться – поглазеть на сборы русов в поход легально. Вдруг по толпе прошёл звон металла – все одновременно повернулись в сторону торжка – через ворота шла большая толпа варягов. Во главе русов шёл высокий воин, его лицо пересекал старый шрам, шлем сиял серебром, не смотря на жару, он надел кольчугу – длинную, тяжёлую. «Это конунг Аскольд», – догадался Коттин, но тут, же призадумался: за Аскольдом шло человек сорок бойцов, но центром внимания был не старый командир, в толпе шёл кто-то ещё, притягивающий внимание людей. Это заметили и отплывающие. Звон металла и шум голосов вдруг перешёл в приветственные крики, в удары мечами по щитам. Аскольд сделал шаг в сторону, за его спиной Коттин увидел молодого витязя в сияющем доспехе. Из-под золотого шлема от речного ветерка трепетали светлые кудри, синие глаза смотрели дерзко. Рядом с витязем шла девушка необыкновенной красоты, в словенском платье, восточных украшениях, тонкая и гибкая, ростом почти с молодого князя. То, что это князь, Коттин догадался сразу же – от молодого человека исходила аура власти.

– Рарог! Рарог! – закричали дружинники Дира.

– Это Рюрик, Великий конунг русов, – сказал какой-то раб на словенском диалекте, стоящий в цепях позади Коттина.

Коттин оглянулся – под навесом появился бородатый торговец с плетью в руке, он поднял рабов на ноги, видимо, готовясь к торгу – русам нужны люди на вёсла.

– Аскольд, драккары к походу готовы? – тихо спросил Рюрик старого воина.

– Готовы, господин! Всё погружено, твой драккар тоже приготовлен. Только…

– Говори!

– Мы покидаем город насовсем? Терять такой доход…

– Здесь пока торговать не будем. На торжке постоянные стычки. Власти в городе нет. Бояре… – тут Рюрик наклонился к уху Аскольда и Коттин не смог услышать последних слов молодого витязя.

– А царь Горох? – спросил старый конунг.

– А царя… – опять неразборчивый шёпот.

Аскольд резко повернулся к Рюрику, на его лице проступил ужас и изумление:

– Так вот почему… Я всё понял! Мог бы и сам догадаться!

– Мы сюда придём… позже, когда всё кончится. Придём с дружиной. А сейчас отдай приказ всем, кто не идёт на драккарах, уходить в Ладогу – под наши мечи. – Рюрик крепко обнял конунга, похлопал по плечу подбежавшего с докладом воеводу Дира:

– Приказываю отчалить! Берите Кыев, будете с конунгом княжить там, пока я жив! По пути соберите всех наших – будет флот бортов в двадцать. Горожан не обижайте – город берём навсегда. Хазарам платите дань – но, понемногу. Их ярлык не рвите – пусть пока думают, что они хозяева тех земель. Придёт время – и у этого чудовища срубим голову. Вперёд!

Рюрик стоял, окружённый приближёнными, наблюдая, как отряд погружается на драккар, сияя драгоценной сталью, серебром, золотом. Умила, любимая невеста Рюрика, стояла рядом, приобняв господина русов за талию, положив голову на его плечо.

– Господин! Позволь идти с Аскольдом и Диром! Отпусти в поход! – несколько русов из ближнего окружения выбежали вперёд, встали на колено перед Рюриком, опустив головы.

– Кровь кипит? – засмеялся молодой Великий конунг, оглядывая несчастные лица дружины. – Ладно, трое – идите. Только помните – это не простой набег. Мы берём под свой меч земли Кыева. То есть – часть пути в греки. Навсегда. Все холосты? Слава богам, не выслушивать вопли ваших жён…

Когда отчалил первый драккар, под удалые песни и крики варягов, выяснилось, что не хватает людей на второй – на вёсла. А путь морем – это не по рекам ходить. Пока Рюрик говорил с торговцем рабами, пока их осмотрели, сторговались, перевели на вёсла, расплатились – день перевалил к вечеру. Почти все русы взошли на борт, на берегу оставался только молодой витязь с Умилой.

Коттин, стоявший возле навеса и превратившийся в часть пейзажа, практически в мебель, посматривал на молодых. Бывший Кот загадал, когда же дочь хозяина словенского торга, богатого купца Гостомысла, весьма умного и дальнозоркого человека, решится взойти на драккар. Наконец, молодые обнялись, глядя друг другу в глаза, сделали движение в сторону трапа.

Как вдруг раздался шум – к драккару бежала толпа вооружённых людей во главе с самим Гостомыслом…

* * *

– Как ты смеешь забирать мою дочь? – кричал старшина словенских купцов юному витязю. – Молоко ещё не обсохло! А с тобой я дома поговорю! – это Умиле, потрясая плёткой из двух плетёных хвостов.

Рюрик медленно оглядел своих напрягшихся дружинников, отрицательно покачал головой, задвинул рукой девушку за себя:

– Молоко, говоришь, не обсохло? – витязь в золотой чешуе словно бы стал выше ростом, голос его загремел над причалом – словенцы попятились, многие данники и рабы под навесом, уже раскованные, попадали на колени. – Я Рарог Готландский, Великий конунг руси, прямой потомок императора Августа! – Рюрик указал на красный прапор с трезубцем, напоминающим падающего в атаке сокола. – Мой меч держит в мире торговлю от Константинополя до Ганзы – Стальной путь! Осталось одно препятствие – Кыев, и мы его скоро устраним! – Рюрик указал на готовые отплыть драккары. – А моя невеста едет со мной! Мы любим друг друга! Любовь – такая редкость в нашем жестоком мире!

– Ты умыкаешь неразумную девчонку! Умила, быстро домой! Исполнится шестнадцать лет – тогда будем о женихах думать!

– Так я вор? – витязь мгновенно выхватил меч, сверкнувший словно молния, – Умила, быстро на борт!

Девушка на мгновение остановилась, посмотрела на отца, подхватила корзину с вещами, в сопровождении воина быстро поднялась по трапу. Тотчас дружинники выхватили мечи, побежали к Рюрику. Позади, раздался могучий всплеск – конунг Аскольд прыгнул через борт, стремясь на помощь юному витязю.

– А кто же ты есть? Не вор? Никогда не прощу! Будет худо – не позову! – Гостомысл медленно достал из ножен короткий словенский меч, занёс его над головой.

– Худо? Хуже не будет! Ты что, не понимаешь, что здесь творится? Когда ты видел в последний раз старого царя Гороха? Куда подевались все бояре? Здесь измена!

– Измена? – Гостомысл ударил витязя мечом сверху, тот легко отбил удар. Сверкнули искры – бойцы начали смертельную схватку, выкрикивая обидные слова и похваляясь собственными подвигами.

– Измена! Даже хуже! Проспали нежить, умники? И ещё спрашиваешь – зачем я невесту увожу? Да я её спасаю! – Рюрик вполсилы ударил купеческого старшину. Гостомысл всхрапнул, отбил удар, ткнул варяга мечом в живот. Молодой витязь рассердился на такое недостойное, на его взгляд, поведение на поле боя, ударил по серому мечу купца драгоценным харалугом – отскочившая половинка меча воткнулась в утоптанную землю, Гостомысл застыл с открытым ртом, держа рукоять. Рюрик в бешенстве замахнулся на несостоявшегося тестя, меч его уже опускался на шлем старшины – как вдруг посыпались искры, рука Рюрика дёрнулась, он чуть не выпустил оружие. Путь мечу юного витязя преградил другой меч – светящийся, с буквами, струящимися, словно в тумане по серебряной поверхности. Рюрик медленно повернулся и уставился в наглые зелёные глаза белобрысого чудина в богатом кафтане. Все замерли.

– Не тот ли ты Коттин, древний странник и оборотень? – голос Рюрика был тих, но напряжён.

– Я ныне чудской боярин, витязь. У меня другая природа, я не раб чёрных колдунов, я игрушка богов.

– Почему влез? Хочешь войны?

Коттин на миг оторопел:

– Влез, великий конунг, влез. Не дал тебе будущего тестя порубить.

– Твоё счастье, что мы спешим.

– Спасибо за то, что на Вы позвал. Прощай, витязь.

– И ты прощай, странное существо. Помни – твоё время уходит навсегда! Не поминай…

Рюрик развернулся и взбежал на драккар. Рабы и наёмники, а также часть дружины по наряду, взмахнули вёслами, заорали и ударили по воде. Гребцов, что из рабов, не приковали – сплошные перекаты, длинные и короткие волоки, пороги, занимали бы слишком много времени на эти глупости. Да никто бы и не ушёл от стрелы варяга. К тому же случалось, что раба выкупали, освобождали по велению конунга за доблесть в бою, продавали…

Первый драккар вышел на течение, быстро пошёл вверх – на Ильмень, только слышались вскрики гребцов. Парус не поднимали – стояла тишь, нужды в нём не было. Второй драккар, с Рюриком и Умилой, сверзили на глубь шестами, наконец, тоже взмахнули вёслами – и пошли вниз по течению, в море Венедов, или Балтов, как его называли русы.

Дружинники славного города Словенска прибрали оружие по ножнам и петлям, окружили Гостомысла, о чём-то горячо говорили. Наконец, они заметили Коттина, нестройными голосами позвали его к своей толпе, энергично махая руками. Коттин подошёл к купеческому старшине, назвался, не кланяясь – не та сошка. Гостомысл стал настойчиво звать древнего странника в свой терем – возле торжка, отметить боестолкновение с отчаянными варягами, поговорить. Часть дружинников, наоборот, была настроена посетить старую корчму, выпить ромейского вина, познакомиться с боярином, что посмел скрестить меч с Великим конунгом русов. Коттин подумал, почесал затылок, с извинениями и обязательствами пренепременно посетить дом Гостомысла завтра, да хоть и с утра, решил поужинать с дружиной – вызнать, что происходит в княжьем тереме. И вообще – что за дела тут творятся? Что произошло со старым царём Горохом, куда поразбежалась боярская дума, кто реально правит в этом огромном и сложнейшем хозяйстве?