Текст книги "Сталинские коммандос. Украинские партизанские формирования, 1941-1944"
Автор книги: Александр Гогун
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 43 страниц)
Объясняя свое бессилие противостоять рейдам базовых украинских отрядов на территорию Украины, командующий полевой полицией в тыловой зоне группы армий «Б» летом 1942 г. ссылался на информированность советских диверсантов: «Разведывательная служба партизан в в[ыше]н[азванных] областях функционирует превосходно. Вместе с. разведывательными частями они используют обширную сеть доверенных лиц, особенно в деревнях, лежащих вдоль путей их следования. Во время рейдов они посылают перед собой соответствующих местных людей, которые входят в контакт с агентами, узнают о силах украинской полиции, расквартировании войск, и одновременно производят рекогносцировку, свободен ли путь»[704]. Указывалось на наличие у партизан тщательно охраняемой и хорошо налаженной радиосвязи.
Перенимая позитивный опыт федоровцев, сабуровцами летом 1942 г. в партизанских отрядах были созданы специальные разведгруппы. Кроме того, при штабе соединения был организован отдельный взвод разведчиков[705]. К концу 1942 г. уровень разведывательной работы соединения Сабурова вырос еще больше. Во время Сталинского рейда на Житомирщину в ноябре 1942 г. разведгруппы соединения высылались вперед, отдельные разведчики были даже снабжены рацией. Подобная практика с весны 1943 г. стала общепринятой для основных соединений украинских партизан, т. к. в отрядах УШПД было на январь 1943 г. 25 радиостанций, а на 1 августа 1943 г. – уже 120 [706].
Разведка в основных украинских отрядах, которую они проводили в свою пользу, была поставлена на должной высоте.
Общие принципы агентурной и войсковой разведки на примере соединения Сабурова в сентябре 1942 г. описал представитель политуправления Юго-Западного фронта Крюков: «Дальняя разведка – фронтовым путем посылки разведгрупп и отдельных разведчиков. В зависимости от объема разведки и места его нахождения подбираются люди, больше всего используются для этой работы подростки, женщины и старики – партизаны. С другой стороны, отряды имеют своих людей в соответствующих учреждениях и предприятиях противника, в результате связи с ними отряды имеют возможность получить соответствующие разведданные. Посылаются люди под видом беженцев, крестьян, едущих на базар с какими-либо вещами и продуктами, железнодорожных рабочих, рабочих различных специальностей, наконец, танцоров, плясунов, гармонистов и т. д. по заранее разработанной легенде. Также используются документы, захваченные у немцев. Ближняя разведка ведется разведчиками отрядов, иногда разведка боем, используется немецкая и мадьярская одежда, очень много данных отряды получают от местного населения и особенно от детей. Контролируется правильность разведданных посылкой вторых лиц с этой же задачей»[707]. При этом Крюков отмечал, что разведкой в должном объеме занимаются далеко не все партизанские отряды, и давал понять, что разведуправления штабов фронтов получают сведения от партизан в недостаточном количестве и с явным запозданием.
Разведка партизан в пользу Красной армии к исходу первого года войны оставляла желать много лучшего.
В итоговом докладе 4-го управления НКГБ УССР значилось, что в 1941 г. получение сведений от партизан наткнулось на непреодолимое препятствие – «отсутствие достаточной технической связи (раций) и регулярной живой связи»[708].
Только в начале 1942 г. в основные партизанские отряды НКВД УССР было доставлено 6 радиопередатчиков, позволивших наладить посылку сведений за линию фронта – как в НКВД УССР, так и в раз-вед– и политуправления фронтов.
Несмотря на это, общий объем информации, поступавшей от партизан, был скромным. С 5 августа 1941 г. по 8 января 1942 г. от НКВД УССР на адрес ЦК КП(б)У и СНК УССР, фронтового командования Красной армии пришло 123 сообщения и тематических справки, составленных на основе данных, собранных партизанскими отрядами и агентурой[709]. При этом роль первых и далее оставалась скромной. В частности, датированная февралем 1942 г. разведсводка разведывательного отдела штаба Юго-Западного фронта была составлена преимущественно на основании сведений, полученных от агентов-одиночек[710]. Из 13 страниц разведсводки 4-го управления НКВД УССР от 5 мая 1942 г. о концентрации и передвижении войск противника и политико-экономическом режиме на оккупированной территории, только 2 страницы (15 %) были составлены на основании донесений партизанских отрядов. Остальные сведения были почерпнуты из донесений самостоятельно действующей агентуры, опроса военнопленных и перебежчиков, а также радиоперехвата[711].
Кроме того, качество разведсообщений с мест и даже сводок НКВД УССР в первой половине 1942 г. было не самым высоким. Например, хронически преуменьшался боевой дух войск Вермахта и связанных с ним вассальных государств. Например, на основании сведений, полученных из донесений партизан Сабурова, Ковпака и Воронцова весной 1942 г., можно было сделать вывод, что противник разлагается: «Из вновь поступивших данных видно, что моральное состояние фашистской армии, особенно солдат и командного состава подвассальных Германии государств, продолжает резко падать. Отмечен ряд случаев дезертирства целых подразделений и частей. Особенно наглядно это проявляется при столкновении специально выделенных воинских отрядов для борьбы с партизанами. (…) В целях борьбы с растущим дезертирством и разложением в армии, германское командование применяет жестокие репрессивные меры в отношении солдат (имеются в виду венгры. – А. Г.), отказывающихся воевать против СССР»[712]. Репрессий немцы к своим венгерским союзникам не применяли, а случаи массового перехода сателлитов Вермахта на сторону партизан стали отмечаться с начала 1943 г., т. е. после Сталинграда.
Как только начала налаживаться система поставки данных от партизан в НКВД УССР, был создан УШПД, в ведение которого были переданы отряды, но не агентура, что оторвало «лесных солдат» от значительного количества информаторов в селах и городах. Кроме того, из-за отступления Красной армии летом 1942 г. и переездов УШПД радиосвязь периодически прерывалась.
В этой обстановке был создан разведывательный, второй отдел УШПД, укомплектованный бывшими сотрудниками 4-го управления НКВД УССР, где они и занимались до этого организацией партизанских отрядов. На протяжении всей войны отдел возглавляли, последовательно, И. Уралов, Ф. Коваленко, О. Мартынов, В. Храпко.
При этом на лето 1942 г. внутри действующих партизанских отрядов, за небольшим исключением, не было квалифицированных работников службы разведки и контрразведки[713]. О подобном явлении говорил Сабуров на совещании с участием П. Пономаренко 31 августа 1942 г.: «Недостаточно у нас направлена разведка. Я вот слушал товарищей и считаю, что это недостаток как будто бы общий для всех отрядов. Но, во всяком случае, у нас в этой части плохо обстоит и особенно плохо с агентурой. У нас, правда, была агентура в Почепе, в Клинцах, но погибла. Немцы не разбираются, а отсчитывают 100 человек и сразу расстреливают, и вот в этом числе и они попали»[714].
Перед вторым отделом УШПД были поставлены задачи упорядочить разведывательную службу в отрядах, наладить контрразведку (в большинстве отрядов ее как структурного подразделения на тот момент не было) для предотвращения попадания в ряды партизан немецких разведчиков и «ликвидации» сомнительных с точки зрения особистов партизан. Главной же целью являлось увеличение объема сведений, собираемых партизанами и пересылаемых за линию фронта – для оперативных нужд УШПД, а также Красной армии и других силовых структур.
При этом штаты разведотдела УШПД все время его существования были существенно ограничены – 5–8 человек вместе с техническим персоналом. Однако даже в условиях постоянных переездов, с июня по сентябрь 1942 г. РО УШПД было подобрано, обучено и переброшено в партизанские соединения и отряды 11 заместителей командиров соединений и отрядов по разведке (преимущественно в небольшие отряды). Кроме того, до 1 октября 1942 г. в немецкий тыл было направлено 3 отдельные разведывательно-диверсионные группы общей численностью 28 человек, а также 28 разведчиков и курьеров для налаживания связи с партизанскими отрядами и выполнения разведывательных заданий.
Принимаемые меры не приносили желаемого результата. 29 октября 1942 г. разведотдел ЦШПД упрекал своих украинских коллег в том, что, несмотря на сделанные ранее замечания и указания, поступающие из Украинского штаба сведения страдали существенными недочетами. Как следует из критики, ошибки совершали не только партизаны, но и аналитики разведотдела УШПД. Поэтому использование этой информации было затруднительным, а то и невозможным:
«В Ваших разведсводках нередко помещаются непроверенные данные о противнике; повторяются сведения, помещенные в предыдущих сводках; при сообщении данных о противнике часто не выполняются элементарные требования: не указывается время, к которому относятся данные, не указывается источник получения сведений, расположение выявленных объектов диверсий (базы снабжения, аэродромы и проч.), не ориентируется от крупных населенных пунктов по сторонам света»[715].
На основании донесений, поступивших с мест от засланных в тыл Вермахта разведработников, а также критики ЦШПД был сделан вывод о том, что развед– и контрразведывательная деятельность на местах должна быть несколько реструктурирована.
Если в 1941–1942 гг. в большинстве украинских партизанских отрядов и соединений разведкой руководил начальник штаба, то с начала 1943 г. была введена должность заместителя командира по разведке. Он напрямую подчинялся командиру и комиссару соединения. В обязанности замкома по разведке входило руководство обоими видами разведки (агентурной и войсковой), а также контрразведки. Кроме того, заместители командиров по разведке подчинялись и начальнику разведывательного отдела УШПД и, негласно, напрямую Тимофею Строкачу. Отряды, подчиненные представительствам УШПД на фронтах, высылали свои разведданные начальникам разведотделений этих представительств[716].
С 14 октября 1942 г. по 23 марта 1943 г. в основные отряды и соединения УШПД было переправлено 10 заместителей командиров по разведке – в званиях от младшего лейтенанта ГБ до майора ГБ. Попытки Т. Строкача получить от руководства Красной армии армейских специалистов по разведке провалились.
Назначения новых людей на должность заместителя командира по разведке сочетались со структурными преобразованиями развед-работы соединений. Например, в Черниговском соединении в марте 1943 г. «в соответствии с полученными задачами [была проведена] реорганизация работы разведки, которая выразилась в следующем:
Введена должность зам. командира соединения партизанских отрядов – по разведке, подчиненного непосредственно командиру и комиссару соединения. На обязанности этого заместителя было возложено общее руководство работой войсковой разведки и контрразведки соединения.
Для непосредственного руководства работой войсковой разведки и контрразведки соединения введены должности:
А) Командира войсковой разведки, являющегося помощником заместителя командира соединения по войсковой разведке соединения;
Б) начальника особого отдела соединения, являющегося помощником заместителя командира соединения по внутренней разведке соединения.
Во всех партизанских отрядах и подразделениях, входящих в соединение партизанских отрядов, должности уполномоченных особого отдела с марта месяца 1943 года упразднены, и введены должности зам. командиров отрядов по разведке, подчиненные на местах командиру и комиссару отряда или подразделения с соподчинением по работе особому отделу по вопросам особого отдела»[717]. В каждом отряде был организован взвод войсковой разведки, который проводил войсковую разведку для своего отряда и выполнял отдельные поручения соединения.
Кроме того, в указанный период, т. е. с октября 1942 по март 1943 г. вместе с группами организаторов партизанского движения, т. е. своеобразными зародышами партизанских отрядов, УШПД было подготовлено 25 человек заместителей командиров партизанских отрядов по разведке, и все они были заброшены в немецкий тыл.
Помимо этого в тыл противника было направлено еще 5 отдельных разведывательно-диверсионных групп общей численностью 37 человек. В середине 1943 г. на оккупированную территорию было заброшено еще 13 РДГ общей численностью 56 человек. Выброска проводилась как в северные, так и в степные районы УССР, а также в Западную Украину.
Проводились и контрразведывательные мероприятия, причем германская агентура выявлялась не только на оккупированной территории. В числе прибывших из тыла лиц разведотделом УШПД с октября 1942 до апреля 1943 г. включительно были разоблачены как немецкие разведчики и переданы в НКВД 44 человека, среди них несколько выпускников школ СД.
В конце весны 1943 г., после упорядочения разведслужбы в основных соединениях, началась активизация разведдеятельности украинских партизан, расширение агентурной сети, в том числе в городах и на железнодорожных станциях. В частности, на встрече Строкача и Коротченко с командным составом семи основных украинских партизанских соединений было решено «обратить особое внимание на усиление разведки во всех соединениях. Для этого нужно количественно и качественно усилить разведподразделения отрядов, доукомплектовать их лучшими бойцами и командирами, снабдить лучшим оружием и лошадьми, создать привилегированные условия. Также особое внимание обратить на создание широкой сети агентурной разведки»[718].
Все больший процент развединформации шел в пользу Красной армии и иных заинтересованных ведомств. Соответствующие заявки на ту или иную информацию как по общим проблемам (политический режим, экономическая ситуация и т. д.), так и по вполне конкретным вопросам (дислокация той или иной дивизии, интенсивность перевозок по определенной железнодорожной ветке и т. п.) Разведуправ-ление ГШ КА или ГРУ посылали в Разведотдел УШПД, а тот, в свою очередь, в партизанские отряды. «Перед партизанами ставили также задания по линии Разведывательного управления Главного морского штаба ВМФ СССР по изучению положения на реках Днепр, Припять, Запдный Буг; по линии штаба железнодорожных войск, Главного управления военно-восстановительных работ Наркомата обороны СССР – о работе железных дорог, организации и структуре железнодорожных войск фашистов»[719]. Просьбы поступали и из 4-го управления НКВД СССР, однако выполнялись УШПД не всегда и оказывали куда меньшее влияние на оперативные планы разведотдела УШПД.
Сведения пересылалась партизанами за линию фронта как с помощью радиопередатчиков, так и в письменном виде самолетами (обширные сообщения и доклады), в отдельных случаях с помощью курьеров.
Однако даже в период, когда в основных отрядах и соединениях уже находились заместители командиров соединений по разведке, далеко не всегда «сообщения с мест» учитывали азы оформления подачи разведсведений:
«Разведотдел [УШПД] проделал большую работу в части повышения культуры командира по обработке разведма-териалов. Разведотдел ставил перед командованием отрядов задачу своевременного сбора развединформации и своевременной передачи ее в УШПД, так как иначе самое ценное разведдонесение, не будучи доставленным вовремя, теряет свою ценность.
Но даже тогда, когда такое донесение поступало в УШПД, перед каждым командиром [отдел] ставил задачу – указывать источник донесения, степень достоверности, а также точно ориентировать объект разведки»[720].
В апреле-июле 1943 г. разведотдел УШПД направил в крупные соединения и создающиеся отряды еще 13 человек заместителей командира по разведке, а также 4 разведгруппы общей численностью 17 человек. Таким образом, к середине 1943 г. все соединения партизанских отрядов получили заместителя командира по разведке. Кроме этого, разведывательными отделами представительств УШПД на Воронежском, Юго-Западном и Южном фронтах было направлено в тыл противника 15 заместителей командиров отряда по разведке, 12 разведывательных и разведывательно-диверсионных групп общей численностью 56 человек, а также 5 разведывательно-организаторских групп по 12 человек каждая, 4 агента-связника для разведработы и связи с партизанскими отрядами. Всего в 1942–1944 гг. УШПД направил в украинские формирования 68 заместителей командиров по разведке.
Ведение агентурной разведки на местах контролировалось и направлялось с помощью руководящих указаний по радио, вызова отдельных работников службы партизанской разведки в РО УШПД, инспектированием состояния агентурной работы посредством систематических вылетов в тыл Вермахта сотрудников РО УШПД.
Заместителям командира соединений по разведке подчинялась оперативная часть, состоявшая из нескольких резидентов, на связи с каждым из которых состояло от 3 до 12 агентов. Резидент подбирал лиц, которых можно было завербовать, поддерживал связь с агентурой, ставил ей задачи.
Кроме того, оперчасть состояла из отдельных агентов, которые подчинялись непосредственно командиру по разведке и выполняли его указания. Как правило, состав этих лиц вербовался из числа партизан, преимущественно женщин.
Помимо этого в партизанском отряде каждый командир роты или диверсионной группы состоял в контакте с рядом лиц из местного населения, которые помогали ему в выполнении боевых задач, снабжали разведывательной информацией. Они не были связаны с агентурными работниками, т. е. не подчинялись заместителю командира соединения по разведке и как агенты не оформлялись, хотя фактически ими являлись. У них в таких случаях не бралась подписка о сотрудничестве, но давались определенные задания разведывательного характера. Агенты использовались и в качестве агитаторов – распространителей печатных материалов (газет, листовок) или для ведения «пропаганды шепотом».
Вербовку агентуры партизаны проводили, исходя не из идейных качеств того или иного человека, а из его индивидуальной или семейной причастности к системе.
Как отмечала немецкая аналитическая записка об опыте в борьбе с партизанами на Черниговщине в 1942 г., советский агентурный резерв составляли родственники «лесных солдат»:
«При нападениях на отдельные населенные пункты, партизаны, которые родом из этой деревни, появляются в своих семьях и получают осведомление о силе полиции, немецкого вермахта, вооружения и т. д. Эти показания в большинстве случаев услужливо предоставляются родственниками. Чем больше партизанских семей живет в деревне, тем чаще совершаются атаки. С момента вывоза этих семей количество нападений снижается»[721].
О похожей целевой группе свидетельствовал и заместитель командира по разведке отряда им. Кармелюка Каменец-Подольского соединения им. Михайлова Алексей Артамонов: «Особенно [часто мы вербовали] семьи людей, у которых дети были взяты в Красную армию. Вот из них мы и делали агентурщиков. (…) Можно было запросто идти, можно было говорить откровенно, они всегда были на стороне нашей. Сыновья, дети»[722]. По словам Артамонова, в ряде случаев таким агентам, в том числе женщинам, т. е. женам, матерям и сестрам красноармейцев, партизанами выдавалось продовольствие. «Кровнородственные» и «приятельские» аргументы влияли даже на полицейских:
«У одного брат был в армии, в нашей, в Красной армии был призван, служил в Красной армии, он волей-неволей тянулся как-то к нам. А в полицию его мобилизовали. А второй – с ним был, тоже друг, такой хороший парень. Он его где-то “подработал” тоже. Вот когда я почувствовал, что с ними можно иметь дело, и когда они пару заданий выполнили, я тогда поверил. Был такой Клин, такой был, это такой лесной участок, это не лесничество, а там был участок полицейский. И нам о нем сказали вот эти ребята двое. Что там вот будет свадьба такого-то [полицейского] такого-то числа, и там будут все полицейские на этой свадьбе… Ну, мы их “женили” там, тоже… Подобрались туда к этому зданию, как раз началась там эта свадьба, собрались полицейские, ну, человек двадцать на этой свадьбе. Ну, мы обложили весь этот дом, забросали гранатами, там некоторые из них успели выйти, а многие остались там подорванные, эти полицаи. Вот это была такая первая испытательная штука, мы поверили, что им (двум завербованным полицейским. – А. Г.) можно было верить»[723].
Вторую категорию потенциальных партизанских осведомителей составлял бывший партийно-советский актив, находившийся на легальном положении, но скрывший от оккупационных властей свое прошлое: «Они уже забрались где-то в подполье, [себя] не выдавали. Нам [другие агенты] говорили: “Вот тот в партии был, тот – в комсомоле был”». Алексей Артамонов, шутя, рассказал, как бы он вербовал собеседника:
«Я пришел бы, сказал, так, осторожненько скажу: “Дорогой Саша, есть сведения, что Вы были комсомольцем”. А ты так с перепугу: “Нет.”. [А я: ] “У меня есть сведения – в такое-то время ты был в комсомоле, был даже очень активным комсомольцем!” Все. И пошел “вешать”. И Саша, смотрю, уже сдается. Ну, чуть припугнуть можно было… “Скажем, ты в комсомоле был, вот на тебя там цидульку (донос. – А. Г.) какую-нибудь сделаем и пустим на полицию или немцам”. Были любые методы. Насильственных методов не применяли, а путем уговора и таких, как говорят, облегающих данных, было достаточно для того, чтобы завербовать»[724].
О похожих методах убеждения вспоминал в своих мемуарах командир самого крупного украинского соединения Степан Маликов. Его оперативники узнали, что в Житомире проживет некая Мария Розен, уроженка Бердичева, которая потеряла обоих родителей и работала переводчицей в одной из немецких фирм. «Объект вербовки» скрывала свое еврейское происхождение, выдавая себя за фольксдойче: «Однажды на житомирском рынке к Марии подошел молодой человек и сообщил, что привез ей привет из Бердичева. После угрозы вызвать полицию сказал, что полиция для фрау не менее опасна, чем для него. Когда они отошли, молодой человек добавил: “Вы не должны забывать, кто замучил Ваших родителей. Мы боремся с оккупантами и нам нужна Ваша помощь. Одной, без друзей, Вам не обойтись. Трудно даже будет скрыть, что Вы – еврейка”. Мария стала с увлечением помогать подпольщикам и партизанам»[725].
Использовались и более суровые приемы по привлечению потенциальных информаторов к сотрудничеству. По свидетельству диверсанта и разведчика Леонида Бернштейна, при разработке коллаборационистов в райцентре Клетня партизанами Черниговско-Волынского соединения на задание была послана девушка, «которая сумела встретиться с начальником полиции и передать письмо от партизан. – “Если вы расстреляете нашу партизанку, мы расстреляем 16 твоих родственников, взятых нами в заложники”.
И начальник полиции передал все требуемые сведения. А если бы такого не случилось, уж поверьте, партизаны бы свое слово сдержали»[726].
Нередко агентам давали материальные ценности, в том числе украшения, или деньги. Делалось это либо для того, чтобы завербовать человека, либо чтобы облегчить агенту выполнение задания – например, откупиться от проверки документов, или дать взятку какому-либо должностному лицу с целью получения от него сведений, но при этом не вербуя его.
По словам секретаря подпольного Сумского обкома П. Куманька, были и другие способы получения услуг от представителей оккупационных властей: «Полезнее всего брать для этой работы красивых девушек. Вот мы знаем такой случай по Шостке, когда одна девушка связалась с бургомистром, получила право проезда в Киев и обратно, дважды побывала в Киеве и привезла нам очень ценные сведения. В Киеве она также заимела связь с большим начальством»[727].
Не брезговали «народные мстители» и помощью несовершеннолетних, легко увлекаемых романтикой войны и «взрослыми» заданиями. Бывший заместитель командира по разведке отряда им. Кармелюка Каменец-Подольского соединения им. Михайлова Алексей Артамонов свидетельствовал, что дети не вызывали подозрений противника: «Это были самые лучшие разведчики у нас. Потому что для того, чтобы переехать, например, железную дорогу, невозможно было, перейти ее тоже невозможно было, кругом везде организовывались, стояли немецкие посты, полицейские посты. А пацаны наши там садились на телегу, по паре человек, положим, садились там, пару человек накрывали сеном, и тоже туда. И эту подводу – на подводе сидят пару пацанов – по четырнадцать, там, двенадцать лет. И переезжают запросто переезд, стоят немцы, видят там – пацаны едут на лошади, ну, пропускают их, досмотра никакого. Таким порядком они передавали хорошие разведданные, которые нельзя было передать [иначе]»[728].
Операции на оккупированной территории облегчались наличием у партизан поддельных документов, либо изготавливавшихся кустарным способом на месте, что практиковалось даже в отрядах НКГБ СССР[729], либо высылаемых из-за линии фронта. Для этих целей РО УШПД создал отделение спецтехники. С декабря 1942 по конец 1944 г. им было изготовлено более 1000 различных бланков, паспортов, удостоверений, справок, пропусков, явочных карточек и т. д., а также 250 военных и гражданских печатей на немецком, русском и украинском языках. Услугами отделения спецтехники РО УШПД пользовались разведотделы фронтов и другие организации и учреждения, занимавшиеся зафронтовой борьбой.
К числу выдающихся агентов партизан УШПД относил Станислава Швалленберга – наполовину немца, наполовину поляка, по политическим убеждениям – национал-демократа. Он являлся военнослужащим Вермахта в чине фельдфебеля, и уже в 1941 г. дезертировал из армии, перешел к подпольщикам, а потом к партизанам соединения им. Михайлова. Как отмечалось в отчете разведотдела УШПД, «Швалленберг часто появлялся в окружении партизан, переодетых в немецкую форму, в селах, и наводил свои порядки. Предатели вылезали из своих нор и нашептывали “пану офицеру” через “переводчика” о партизанах, о беглых военнопленных и т. п. “Пан офицер” все выслушивал, а потом беспощадно расправлялся с предателями. Днем Швалленберг играл в футбол с немцами в Шепетовке, бывал на вокзале, беседовал за столиком с кружкой пива с приезжающими немецкими офицерами и солдатами, узнавал о направлении движения воинских частей, их численности и вооружении, настроении, потерях, положении в Германии, а на другой день командование партизанского отряда имело сводку разведданных для передачи их в УШПД»[730]. При этом нелегальное положение Швалленберга не позволило ему добыть действительно ценную информацию стратегического характера.
Другим достижением оперативники разведотдела считали склонение к сотрудничеству агента «Ани», беспартийную дочь польского рабочего. Вербовку осуществили разведчики партизанского отряда им. Хрущева под командованием Шангина в мае 1944 г. «Аня» работала секретаршей в управлении дистрикта «Галиция» и, по ее словам, лично знала губернатора Отто Вехтера, генерал-губернатора Ганса Франка, а также руководителя ОУН(м) А. Мельника и главу УЦК В. Кубийовича. Несмотря на объявленный широкий круг общений, она передала в УШПД следующие данные: «О месте нахождения главной квартиры Гитлера в с. Дуньковицах (под Перемышлем в Дунько-вицах находилось два бункера, но они не являлись штаб-квартирой Гитлера. – А. Г.). 2. Место нахождения штаба генерал-фельдмаршала Маннштейна 3. Сведения о получении подразделениями УПА вооружения и боеприпасов от немцев. 4. Разведданные о подготовке немцами прорыва линии фронта в районе Владимир-Волынский»[731]. Крупным успехом агентурной работы добычу этих данных назвать сложно.
Таким образом по-настоящему глубокой агентурной разработки противника партизаны УШПД провести не смогли. Иными словами, положение (статус) первичных агентов был довольно низким. Подчиненные Строкача больше работали, если так можно выразиться, «вширь». Например, разведсеть сабуровского соединения, на основании данных которых составлялись разведсводки в УШПД, в той или иной степени освещала события, происходившие на территории семи областей Украины и Белоруссии[732]. Агентура этого отряда находилась на территории от Киева на востоке до Бреста на западе, от Минска на севере до Винницы на юге.
Агентура засылалась в генерал-комиссариаты, рейхскомиссариат «Украина», райуправы, на различные промышленные предприятия в городах, полицию и иные коллаборационистские формирования, а также ОУН-УПА, в том числе в командный состав районного уровня, и АК.
В общей сложности в годы войны отрядами и соединениями УШПД и его представительств на фронтах было завербовано 1296 агентов и 11 резидентов и связных[733]. (В это число не входит не поддающееся учету, но куда большее количество упоминавшихся партизанских «доверенных лиц», не оформлявшихся как агенты.) Еще 1978 человек были привлечены в качестве «внутренней агентуры», т. е. осведомителей в самих партизанских отрядах – людей, собиравших сведения относительно настроений и поведения партизан[734].
Получая данные войсковой и агентурной разведки основных диверсионно-боевых партизанских соединений, с марта 1944 г. разведотдел УШПД дополнительно приступил к созданию специальных разведывательных партизанских отрядов. Соответствующие указания были даны ряду партизанских командиров. Всего на базе уже существующих соединений было организовано шесть конных партизанских разведывательных отрядов, снабженных радиостанцией и находившихся в подчинении РО УШПД. Численность каждого отряда варьировалась от 25 до 150 человек, минимум 50 % личного состава было вооружено автоматическим оружием. Командование этих формирований было ориентировано на выполнение сугубо разведывательных задач, ведение как агентурной, так и войсковой разведки. Отряды действовали на территории и объектах Западной и Закарпатской Украины, Польши и Словакии, представляющих интерес для РО УШПД, и в целом оказались довольно эффективными.
В незначительных масштабах велась и техническая разведка путем применения прибора для прослушивания и записи телефонных разговоров и телеграфных передач. Для маскировки подключения и подслушивания использовались провода длиной 400–500 м, что давало возможность удаляться от места подключения и развернуть работу аппаратуры. Спецгруппа, снабженная этим устройством, была выброшена в тыл противника 5 июня 1943 г. Первая попытка прослушивания разговоров по телефонной линии связи Туров-Давидгородок не принесла сколько-нибудь ценных данных, но зато показала принципиальную выполнимость задания. В середине июня 1943 г. было организовано прослушивание на участке железной дороги Рокитно – Олевск, недалеко от станции Остки. До октября включительно были добыты сведения относительно работы железнодорожного транспорта, а также распоряжения гебитскомиссариата о проведении сельхозработ и распоряжения военных властей о проведении противопартизанских операций[735]. В указанный период спец-группа направила в УШПД 111 радиограмм. Найденный подземный кабель высокочастотной линии связи на шоссе Киев – Житомир – Ровно не был использован в оперативных целях, т. к. не была вовремя доставлена техника для его «вскрытия». Попытки организовать несколько подобных разведгрупп не удались из-за недостатка людей, в совершенстве владевших немецким языком, длительности подготовки специалистов по работе со сложной техникой, а также нехватки самой аппаратуры.
