Текст книги "Сталинские коммандос. Украинские партизанские формирования, 1941-1944"

Автор книги: Александр Гогун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 43 страниц)

Советские партизанские командиры и комиссары, а также их за-фронтовые руководители знали, что ордена и медали, чины и звания, должности в послевоенном госаппарате и номенклатурные пенсии они получат не за лояльное отношение к мирным жителям, а за взорванные партизанами поезда и мосты, убитых немцев. В том числе поэтому командиры партизан попустительствовали разбою среди своих подчиненных, да и сами в нем нередко принимали участие. Бандеровцы же, напротив, ставили перед собой прежде всего не военные, а политические цели, стремились пропагандой и собственным поведением влиять на сознание людей, чтобы способствовать национальной революции. УПА зависела от местного населения, а не от поставок и руководства Центра, поэтому повстанческие командиры вынуждены были не допускать разбоя со стороны своих подчиненных. Армия Крайова, столкнувшись с конкуренцией за влияние на народ со стороны других польских партизанских организаций, стремилась борьбой с криминалом не только в собственных рядах, но и среди населения легитимизировать себя в глазах поляков.

Помимо разбоя, для советских партизанских формирований было присуще распространение других дисциплинарных нарушений – пьянства, половой распущенности и сексуального насилия. В АК проблема потребления алкоголя в целом находилась под контролем, в ОУН-УПА пьянства не было на уровне явления, хотя встречались отдельные факты. Бандеровцы, помимо того, что не допускали злоупотребления алкоголем в собственных рядах, боролись с самогоноварением и пьянством среди мирных граждан. В отношении полового поведения партизан и повстанцев различия также заметны. В УПА и АК тоже встречались факты, описанные в данной книге в главе «Половая распущенность». В частности, определенной активностью, в том числе в отношении собственных связных, отличался главком УПА Роман Шухевич. Но это скорее были исключения. В «Организационных указаниях» СБ ОУН отдельно подчеркивалась необходимость для националистов и повстанцев быть сдержанным: «Мужчина-подпольщик не должен ходить к женщинам по личным делам. Если он идет к женщинам по организационным делам, то должен брать с собой свидетеля… Мужчина, которого деморализует женщина, будет наказан понижением в должности»^[1436]. У красных же командиров наличие любовниц («ППЖ»), иногда сразу нескольких, было общепринятой нормой. Сексуального насилия против украинского населения в УПА, в отличие от советских отрядов, вообще не было. Ко всем уже названным причинам различий можно добавить еще одну небольшую деталь – в АК и УПА служили христиане, а не атеисты, как в советских отрядах. И традиционная и официальная христианская этика допускает убийство в качестве крайней меры; к пьянству же и разврату в христианских церквях выработано однозначно негативное отношение. Любопытно отметить, что курение было столь распространено в среде красных, что табак входил в перечень поставок УШПД. У бандеровцев же существовал тотальный запрет на курение.

Помимо названных внешних дисциплинарных нарушений, в советских партизанских отрядах было большое количество внутренних конфликтов. Михаил Наумов считал «отсталость руководства» важной причиной неудач борьбы в тылу Вермахта: «Все партизанские соединения и отряды Украины сосредоточены вместе, а действуют порознь. Склочничают, никакого взаимодействия, ни дисциплины, ни согласованности, бесконтрольность, безответственность»^[1437]. Это было следствием одной из существенных особенностей советских партизан – их безыдейности, что вело к отсутствию спаянности. Если личные усилия не подчинены общей цели, то на поверхность выходит себялюбие, эгоизм и другие черты характера, провоцирующие ссоры в коллективе. Сталинские партизаны клялись в любви к «вождю народов», но не были убежденными сталинистами и марксистами. Этого совершенно не могли понять нацисты. Они ошибочно принимали царившую среди партизан вполне закономерную ненависть к наглым, злым и надменным захватчикам, сочетавшуюся с лояльностью к советской сверхдержаве, за проявление исступленного большевизма.

Самое главное отличие между УПА и советскими партизанскими формированиями заключалось в принципе организации этих военнополитических структур.

Советская партизанская борьба не была ни широким движением народных масс, поднявшим восстание в ответ на действия ненавистного режима, ни инициативой сплоченной группы политических единомышленников. Коммунистические партизанские структуры создавались по приказу сверху, функционировали по приказу начальства, и по приказу «ответственных товарищей» были распущены. Административно-командная система являлась сутью советского партизанского аппарата, начиная от Сталина и вплоть до командира отделения. Поэтому деятельность советских партизан (да и саму совокупность партизанских формирований) не совсем корректно называть «партизанским движением». Не называется же «движением» комплектование очередной дивизии Красной армии, массовое создание колхозов или учреждение какого-либо наркомата – несмотря на то, что при этом огромное количество людей активно перемещалось по территории СССР.

В связи с этим ловкой пропагандистской находкой сталинских функционеров являлось название штабов, руководивших партизанскими формированиями: «штаб партизанского движения». Хотя в названии заключен аксюморон, при использовании этих устоявшихся аббревиатур – УШПД, ЦШПД и т. д. – возникает иллюзия того, что эти учреждения были созданы в качестве надстройки широкой инициативы населения, находившегося в тылу немцев. В действительности же ЦШПД и УШПД были органами руководства советских спецподразделений.

Не совсем корректно называть советскую партизанскую борьбу и сопротивлением: отряды были сформированы еще до прихода немцев, т. е. тогда, когда сопротивляться было еще некому.

Люди в большинстве своем шли в партизанские отряды не добровольно, а либо по мобилизации, либо под давлением угрожающих жизни обстоятельств. Реальных добровольцев в советских партизанах было меньшинство. Важнее всего было то, что, в отличие от УПА, командный состав партизанских соединений также комплектовался по принудительному принципу. Рядовой состав советских отрядов вообще набирался как попало и из кого попало.

Системообразующим звеном в УПА, напротив, были добровольцы, конкретнее – члены ОУН, тоталитарной партии радикальных сторонников украинской самостоятельности. Эти люди еще в мирное время ушли в подполье, занимались терроризмом, шпионажем и другими опасными для жизни и здоровья занятиями. За независимую Украину националисты изначально готовы были умирать, и тем более убивать. Их идеологическая мотивация и сознательный выбор участия в вооруженной борьбе не подлежат сомнению. Испытав давление «снизу», почувствовав резкий рост протестных настроений населения, бандеровцы вышли из подполья. Как писал Петр Вершигора Тимофею Строкачу 27 февраля 1944 г., «на протяжении почти всего 1943 г. Волынь охвачена антинемецким движением, восстанием народа против немцев. Националисты возглавили его.»^[1438] Практически весь командный состав УПА составляли члены ОУН^[1439], большинство будущих офицеров УПА вступило в партию еще в довоенное время. Рядовые шли в УПА в основном по принудительной мобилизации. Более того, процент насильственно уведенных в лес был в УПА, возможно, даже выше, чем у советских партизан. Здравомыслящие селяне не особо желали поднимать руку на красного тоталитарного гиганта-победителя. Однако поиск и отбор призывников у националистов был далеко не формальным, а проводился через низовые структуры ОУН – партячейки в селах. Поэтому сотрудники или консультанты бандеровских «военкоматов» лично знали призывников многие годы. Это было хоть какой-то страховкой от проникновения в ряды повстанцев случайных людей. Попадая в отряд, молодые крестьяне оказывались под бдительным и неусыпным руководством своих фанатичных командиров. При этом постоянную идеологическую обработку рядового состава вели националистические политре-ференты, тоже зачастую активисты ОУН еще с довоенных времен. Дополнительному партийному контролю над Повстанческой армией содействовала состоящая из наиболее проверенных националистов бандеровская контрразведка – Служба безопасности (СБ ОУН), руководство которой комплектовалось из националистов с солидным партстажем. Целесообразно привести относящееся к 1945 г. высказывание одного из функционеров ОУН С. Янишевского. Хоть цитата и неточно передает факты, но зато отражает отношение функционеров ОУН и командиров УПА к собственным контрразведчикам: «Много пало у нас героев – как руководителей [ОУН], так и командиров и бойцов [УПА], но в пять раз больше передушили сами себя… Никто теперь из полещуков (жителей Полесья. – А. Г.) не хочет [независимой] Украины, так как у каждого полещука уже кто-нибудь задушен [СБ ОУН]. На что им теперь та Украина?»^[1440] Именно кровавая оуновская дисциплина не позволяла междоусобным конфликтам в УПА приобрести характер повсеместного явления.

В АК же вообще не было массовых принудительных мобилизаций – и командный состав, которому в 1939–1942 гг. при вербовке никто не угрожал расстрелом, и рядовые шли сражаться в польские националистические формирования в целом добровольно.

Оказываясь же волей начальства и судеб во вражеском тылу, красные командиры пытались по возможности обеспечить для себя «комфортные» условия выполнения поставленных задач, сквозь пальцы смотря на такие же устремления своих подчиненных. В книге, опубликованной от имени генерала ГРУ Виталия Никольского, утверждается: «Различного состава, и количественного, и качественного, были группы [партизан], выходившие из тыла, но при всех условиях в лучшую сторону по дисциплине и организованности выделялись подразделения и даже целые партизанские части, которыми командовали офицеры разведки»^[1441]. Дело обстояло как раз наоборот. Даже из общего числа советских партизан наиболее «веселой» жизнью, оборачивавшейся слезами для местного населения, отличались разросшиеся до размеров партизанских отрядов группы ГРУ (с весны 1943 г. – РУ ГШ КА) и 4-го управления НКВД-НКГБ^[1442]. Связано это было не с какой-то по-особому злой волей начальников этих ведомств – И. Ильичева, Ф. Кузнецова и П. Судоплатова. Дело было в задачах этих отрядов, т. е. приоритетной концентрации на агентурной разведке и индивидуальном терроре, а львиную долю подготовительных мероприятий к теракту составляет все та же агентурная разведка. Как отмечали по итогам войны представители разведывательного отдела УШПД, «практика показала, что наиболее ценные разведданные могут дать отряды, имеющие своей непосредственной задачей только ведение разведки»^[1443]. Это означало, что, если подчиненные штабов партизанского движения по долгу службы обязаны были постоянно что-то поджигать, взрывать, в кого-то стрелять, то их коллегам из двух других ведомств, наоборот, боевая и диверсионная активность была противопоказана. Она отнимала силы от выполнения основной задачи и, главное, привлекала недоброжелательное внимание оккупантов. Очевидно, не значилась в числе главных заданий этих групп и пропаганда. Все это провоцировало безделье, ведущее к «бытовому разложению». Кроме того, если ядро этих спецгрупп представляли собой люди, отобранные за линией фронта и приученные к порядку, то принятые в отряды добровольцы не всегда последовательно проявляли желание быть образцовыми партизанами. Безвестный бан-деровский подпольщик охарактеризовал их нелестно: «Местные отряды – это сброд, заданием которого является обеспечивать отряды едой, заниматься разведкой и безопасностью. Именно эти последние жгут села, грабят и убивают»^[1444]. Но, подчеркнем, что все советские партизанские отряды – в том числе и диверсанты УПШД – по уровню бандитизма существенно превосходили УПА.

Внутренние отношения в красных партизанских соединениях – свары, драки, матерщина, мордобой, своеволие, доходящее до самодурства, многих командиров и комиссаров еще больше усиливают определенные параллели. Ассоциации возникают не с отрядами до одержимости пламенных герильеро и не со скрепленными уставщиной и корпоративными понятиями (обычаями) военными частями. На ум приходит другой тип вооруженной организации – уголовные банды, перед которыми в тот момент сообразно требованию ситуации вышестоящие главари поставили диверсионные или разведывательные задания. Причем речь идет не об общем эмоциональном восприятии, не о ярлыке, а именно о сущностной, психологической характеристике этих структур. На низовом уровне сталинской государственной машины в экстремальных условиях воссоздавались те же поведенческие нормы и правила, которые существовали на самом верху выстроенной «кремлевским горцем» пирамиды и в мирное время.

Новейшие исследования убедительно демонстрируют, что между Лениным и Гитлером, с одной стороны, и Сталиным – с другой, были принципиальные различия. В свое время английский писатель Герберт Уэллс метко назвал Ленина «кремлевским мечтателем». Таким же фантазером из рейхсканцелярии был и Адольф Гитлер. А вот для «вождя народов» и его аппарата идеология, напротив, не играла внутренней роли^[1445]. Сталинское политбюро представляло собой бригаду циничных функционеров, ориентированных только на сохранение, укрепление и безграничное распространение собственной власти^[1446], которая была для них самоцелью. Этим они отличались от ленинской или гитлеровской правящей верхушки, являвшихся сообществами махровых, в чем-то даже самоотверженных экстремистов, неадекватно оценивающих окружающую реальность. Сталин же воспринимал действительность в целом здраво, только преломлял ее сквозь призму своей специфической личности. Показательно, что уже находясь во главе огромной страны, «лучший друг физкультурников» использовал в публичных выступлениях лексику, порожденную миром романтики ножа и пистолета^[1447]. Об Иосифе Джугашвили оставил свидетельство президент США Франклин Рузвельт, который заметил, что, хотя он ожидал увидеть во главе советского государства джентльмена, на конференциях он встретился с «бывшим кавказским бандитом»^[1448].

Еще один немаловажный вопрос о партизанских организациях: насколько советское руководство ценило жизни своих подчиненных, исполнителей? На первый взгляд, сталинская партизанская война являлась в этом случае чем-то выдающимся. В 1941–1942 гг. люди, не имевшие представления о зафронтовой борьбе, в массовом порядке выкидывали в немецкий тыл (обычно неизвестно куда) или оставляли при отступлении неподготовленных и безобразно вооруженных партизан, не понимавших собственных задач и путей их выполнения. В 1943–1944 гг. действия УШПД стали более профессиональными, но выброски партизан в голую степь, на управляемую румынами территорию, в контролируемую бандеровцами Галицию – т. е. почти на верную смерть – продолжались. Такого обращения с собственными подчиненными даже обладавшие высоким уровнем жертвенности бандеровские командиры себе обычно не позволяли.

Но если мы берем более широкую историческую перспективу, то получается, что в целом и польские умеренные националисты и праворадикалы-бандеровцы столь же мало ценили жизни своих партизан, как и сталинские организаторы зафронтовой борьбы.

В 1945 г., невзирая на бесперспективность военного противостояния с СССР, усугублявшуюся довольно слабым сопротивлением коммунизму в большинстве стран Центральной и Восточной Европы, руководство ОУН-УПА приказало повстанцам и подпольщикам продолжить вооруженную борьбу с Советами, окончившуюся поражением. Пропагандистский эффект от действий УПА в 1945–1949 гг. также не был решающим в позднейшем крушении системы.

В Армии Крайовой «аккуратность» действий в 1942–1943 гг. была перечеркнута очень кровопролитной для поляков операцией «Буря» – восстаниями против Вермахта непосредственно перед приходом Красной армии. В отношении противодействия коммунистам тактика и стратегия АК была не просто провальной, но и контрпродуктивной. Согласно замыслам планировавших «Бурю» политиков и генералов, восставшие должны были встретить большевиков не пассивными освобождаемыми, а хозяевами Польши. В результате антисоветское националистическое польское подполье в ходе «Бури» понесло большие потери от немцев и раскрыло себя для НКВД и НКГБ, не преминувших воспользоваться удачным моментом и быстро разгромивших АК и связанные с ней структуры. Представители польских ультраправых из Народовых Сил Збройных в ходе переговоров с АК в 1943–1944 гг. выражали мнение, что готовящаяся акция абсурдна и авантюристична. Однако эмигрантское правительство отдало приказ о начале «Бури», генералы АК передали его «по инстанции», а командиры на местах за редким исключением выполнили. Неслучайно самая известная составляющая «Бури», приведшая к уничтожению польской столицы, в августе 1944 г. получила резкую оценку командующего одной из польских дивизий на западном фронте генерала Владислава Андерса: «Провозглашение восстания в Варшаве… было не только глупостью, но и однозначным преступлением»^[1449]. По мысли находившихся в Лондоне организаторов, «Буря» должна была предотвратить установление власти Сталина в Речи Посполитой, однако, наоборот, она существенно облегчила инсталляцию в Польше системы реального (конкретного) социализма.

Вместе с тем в сравнении с войной националистов, коммунистические партизанские действия были относительно успешными с точки зрения борьбы с захватчиками, прежде всего, диверсиями на коммуникациях, но также и уничтожением хозяйственных объектов, битвами с полицией и сотрудничеством с наступающей Красной армией. Украинские партизаны причинили нацистам больший материальный ущерб, нежели УПА и АК, вместе взятые.

Вызвано это было не только общей концепцией советской партизанской войны – причинение максимального урона противнику с помощью диверсий и невзирая ни на какие обстоятельства – но и тем фактом, что красные партизаны в 1942–1944 гг. обладали налаженной системой получения помощи из-за линии фронта: оружия, боеприпасов, медикаментов, техники и кадров.

Кроме этого, нельзя не учитывать моральную поддержку, которую красным партизанам оказывал советский режим с его гигантской Красной армией. АК получала помощь извне в незначительных масштабах, а УПА не получала вовсе. Вести же о победах Красной армии польские, и тем более украинские националисты, воспринимали не с воодушевлением, а с настороженностью – как информацию о грядущем приходе следующего врага. Однако несмотря на эти обстоятельства, и АК, и УПА развивались в борьбе с нацистами. АК эффективно вела разведдеятельность и готовила восстание перед приходом Красной армии. УПА проявила себя в борьбе против нацистской оккупационной администрации и местной полиции. 5 июня 1943 г. генеральный комиссар округа Волынь-Подолье Шене заявил об этом на экстренном совещании с участием А. Розенберга: «Украинские националисты причиняют нам больше сложностей, нежели большевистские банды»^[1450]. И это несмотря на то, что антинацистская борьба в 1943 г. не была приоритетом бандеровцев.

При этом, как было показано выше, украинские партизаны, в сравнении с партизанами Белоруссии и отчасти России, были более мобильными, а диверсионная деятельность подчиненных УПШД отличалась большей рациональностью и успешностью. В июне 1943 г. украинских партизан было в 6 раз меньше, чем русских и белорусских, вместе взятых. При этом за участие в партизанской войне в СССР звания Героя Советского Союза были удостоены 172 человека, из них 55 (т. е. 32 %!) – за борьбу на территории Украины^[1451], т. е. украинские партизаны награждались в три раза чаще белорусских и российских.

Таким образом, учитывая провалы коммунистических партизанских формирований в 1941–1942 гг., и те ресурсы, которые были затрачены советской стороной для организации зафронтовой борьбы в 1941–1944 гг., нельзя сделать вывод о том, что словосочетание «сталинская партизанская война» является синонимом словосочетания «эффективная партизанская война» – даже если иметь в виду чисто военный эффект действий партизан. Еще более полувека назад американский исследователь Джон Армстронг указал на несоответствие привлеченных советским руководством сил и средств военному результату действий советских иррегулярных формирований^[1452]. Если же не концентрироваться исключительно на оперативной составляющей деятельности красных партизан, то уместно заметить: современные украинские исследователи Сергей Лозицкий и Анатолий Кентий справедливо назвали действия сталинских коммандос в тылу Вермахта «войной без пощады и милосердия». И они не одиноки в своей оценке. Немецкий автор Александр Бракель, изучив войну советских партизан на локальном уровне, сделал вывод, с которым можно в целом согласиться: «Победа над немцами была целью, которой советское руководство подчиняло все, в том числе и выживание собственного населения»^[1453]. При этом российский исследователь Вячеслав Боярский, оценивая зафронтовую борьбу режима, обоснованно назвал историю советской партизанской войны «историей упущенных возможностей». Иными словами, с оккупантами можно было по-другому воевать и по-другому их побеждать. И вполне объяснимо, что советские партизанские отряды в Украине обладали теми особенностями, которые описаны в представленной работе – они являлись одним из проявлений воюющего сталинизма.

Схема руководства украинскими партизанскими формированиями в 1943 – 1944 гг.^[1454]

Стрелками показаны направления подчинения, линиями – направления обмена информацией и согласования планов руководящих структур.

СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ

АК – Армия Крайова, польские националистические партизанские формирования

БССР – Белорусская Советская Социалистическая Республика

ВВ – внутренние войска

ВГК – Верховное Главнокомандование

ВКП(б) – Всесоюзная коммунистическая партия (большевиков)

ВЛКСМ – Всесоюзный ленинский коммунистический союз молодежи (комсомол)

ВО – военный округ

ВС – Верховный Совет

ВС – Военный совет

ВС – вооруженные силы

ГВШ – Главный военный штаб

ГБ – государственная безопасность

ГГ – генерал-губернаторство, территориально-административное образование, созданное нацистами в 1939 г. на территории Польши

ГКО – Государственный комитет обороны СССР

ГЛ – Гвардия Людова, польские партизанские прокоммунистические формирования

ГО – генеральный округ

ГРУ – Главное разведывательное управление

ГШ – Генеральный штаб

ЗУНР – Западно-Украинская Народная Республика

КА – Красная армия

КГБ – Комитет государственной безопасности

КОНР – Комитет освобождения народов России

КП(б)У – Коммунистическая партия (большевиков) Украины

КР – контрразведка

МВД – Министерство внутренних дел

МГБ – Министерство государственной безопасности

МССР – Молдавская Советская Социалистическая Республика

НКВД – Народный комиссариат внутренних дел

НКГБ – Народный комиссариат государственной безопасности НКО – Народный комиссариат обороны

НСДАП (NSDAP – National-sozialistische deutsche Arbeiter Partei – нем.) – Национал-социалистическая немецкая рабочая партия (НСНРП)

НСЗ – Национальные вооруженные силы (Народовы Силы Збройне – польск.), радикально-националистические польские партизанские формирования, польский аналог УПА ОГ – Оперативная группа при наркоме ВД СССР по руководству

разведывательной и диверсионно-боевой деятельностью в тылу Вермахта

ОКВ (OKW – Oberkommando der Wehrmacht – нем.) – верховное командование Вермахта ОПГ – организованная преступная группировка

ОУН – Организация украинских националистов, ОУН(б) – бандеров-цев, ОУН(м) – мельниковцев ПНР – Польская Народная Республика

ПС – Полесская сечь, коллаборационистское, а позже повстанческое

формирование Т. Бульбы-Боровца РДГ – разведывательно-диверсионная группа РККА – Рабоче-крестьянская Красная армия РКУ – Рейхскомиссариат «Украина», административнотерриториальное образование, созданное немцами на большей части территории УССР и южных регионов БССР РО – районный отдел

РОА – Русская освободительная армия РОД – Русское освободительное движение

РСФСР – Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика

РУ – Разведывательное управление

СБ – Служба безопасности Организации украинских националистов

СД (SD – Sichercheit Dienst – нем.) – Служба безопасности – одна из спецслужб Третьего Рейха СМЕРШ – «Смерть фашизму», по другой версии Специальные мероприятия по раскрытию шпионажа, военная контрразведка Красной армии

СС (SS – Sturmstaffel – нем.) – штурмовой эшелон, вооруженные отряды Национал-социалистической рабочей партии Германии, со временем преобразованные в карательные и охранные части, военные гвардейские формирования и своеобразный иностранный легион ТВД – театр военных действий

УББ – Управление по борьбе с бандитизмом

УВВ (УОА) – Українське визвольне військо – Украинская освободительная армия

УВО – Украинская войсковая организация УГА – Украинская галицкая армия

УНДО – Украинское национальное демократическое объединение УНК – Украинский национальный комитет УНР – Украинская Народная Республика

УНС – Украинская народная самооборона, бандеровские формирования во второй половине 1943 г. в Галиции, с начала 1944 г. переименованные в УПА-Запад УПА – Украинская повстанческая армия, вооруженные формирования ОУН(б)

УПА-ПС – Украинская повстанческая армия – Полесская сечь Т. Бульбы-Боровца

УССР – Украинская Советская Социалистическая Республика УФ – Украинский фронт

УЦК – Украинский центральный комитет в Галиции

УШПД – Украинский штаб партизанского движения

ФСБ – Федеральная служба безопасности РФ

ЦК – Центральный комитет

ЦП – Центральный провод ОУН

ЦШПД – Центральный штаб партизанского движения

ИСПОЛЬЗОВАННЫЕ ИСТОЧНИКИ и ЛИТЕРАТУРА

Неопубликованные источники

Bundesarchiv, Berlin (BAB)

NS 19 – Persoenlicher Stab des Reichsfuehrers SS R 6 – Reichsministerium fuer die besetzten Ostgebiete R 19 – Hauptamt Ordnungspolizei

R 20 – Truppen und Schulen der Ordnungspolizei / Chef der Bandenkampfverbaende R 52 – Generalgouvernement R 58 – Reichssicherheitshauptamt R 94 – Reichskommissariat Ukraine

R 70 – Polizeidienststellen in den eingegliederten und besetzten Gebieten

Bundesarchiv-Militaerarchiv, Freiburg (BA-MA)

RH 2 – Chef des Truppenamtes / Generalstabes des Heeres

RH 4 – OKH / Chef des Transportwesens

RH 20 – Oberkommandos von Armeen und Armeeabteilungen

RH 22 – Befehlshaber der Rueckwaertigen Heersgebiete

RH 23 – Kommandanten der rueckwaertigen Armeegebiete

RH 26 – Infanteriedivisionen

RH 36 – Kommandanturen der Militaerverwaltung

RH 47 – Verbaende und Einheiten der Eisenbahntruppen

RH 48 – Dienststellen und Einheiten der Ordnungstruppen und Technischen Truppen, der Geheimen Feldpolizei, der Betreuungs – und Streifendienste; Feldstrafvollzugseinrichtungen RW 17 – Wehrmachtkommandanturen RW 31 – Wirtschaftstab Ost

Archiwum Akt Nowych, Warszawa (AAN)

Sygn. 192 – Armia Ludowa

Sygn. 202 – Delegatura Rz^du RP na Kraj

Sygn. 203 – Лгтіа Krajowa Sygn. 207 – Narodowe Sily Zbrojne

Sygn. 228 – Spoleczny Komitet Лntykommunistychny – «ЛМу^»

Российский государственный архив социально-политической истории России (РГАСПИ), Москва

Ф. 69 – Центральный штаб партизанского движения

Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ), Москва

Ф. 9478 – Главное управление по борьбе с бандитизмом НКВД-МВД СССР

Ф. 9414 – картотека кадров ГУЛАГа

Российский государственный военный архив (РГВА), Москва

Ф. 38 693 – Отдельная мотострелковая бригада особого назначения Также в работе использованы копии документов из фондов № 500, 1275 и 1303.

Центральный архив Министерства обороны РФ (ЦАМО), Подольск

Ф. 228 – Полевое управление Южного фронта РККА (1941–1942 гг.)

Также в работе использованы копии документов из фондов № 32, 208, 220, 229, 232, 251, 467.

Галузевий державний архів Служби безпеки України (ГДА СБУ), Київ

Ф. 3, 5, 13, 16, 60, 62.

Центральний державний архів громадських об’єднань України (ЦДАГО), Київ

Ф. 1 – Центральний комітет компартії України

Ф. 57 – колекція документів з історії комуністичної партії України

Ф. 62 – Український штаб партизанського руху (УШПР)

Ф. 63-1-ша українська партизанська дивізія ім. Двічі Героя Радянського Союзу С. Ковпака (Сумське партизанське з’єднання)

Ф. 64 – Чернігівсько-Волинське партизанське партизанське з’єднання

Ф. 65 – з’єднання партизанських загонів Житомирської області Ф. 66 – з’єднання українських кавалерійських партизанських загонів Ф. 67 – Житомирська партизанська дивізія ім. М. Щорса Ф. 68 – Рівненське партизанське з’єднання № 2 «За Батьківщину»

Ф. 69 – Рівненське партизанське з’єднання № 1 Ф. 70 – Рівненський обласний штаб партизанського руху Ф. 77 – Київське партизанське з’єднання ім. М. Хрущова Ф. 94 – Чернігівське партизанське з’єднання ім. Героя Радянського Союзу М. Попудренка Ф. 95 – Полтавське партизанське з’єднання ім. В. Молотова Ф. 97 – з’єднання партизанських загонів Кам’янець-Подільської області Ф. 105 – Тернопільське партизанське з’єднання ім. М. Хрущова Ф. 130 – партизанські загони Радянської України періоду Великої Вітчизняної війни 1941–1945 рр.

Ф. 166 – комісія з історії Великої Вітчизняної війни при Академії наук УРСР

Также в работе использованы копии документов из фондов № 240 и 326.

Центральний державний архів вищих органів влади і управління України (ЦДАВО), Київ

Ф. 3206 – Рейхскомісаріат України, м. Рівне (Кох)

Ф. 3676 – Штаб імперського керівника (рейхсляйтера) Розенберга для окупованої східної області, мм. Берлін (Німеччина), Київ Ф. 3833 – крайовий провід Організації українскьих націоналістів (ОУН) на Західноукраїнських землях Ф. 3836 – з’еднання західних груп Українскої повстанської армії «УПА-Захід»

Ф. 3837 – з’еднання південніх груп Українскої повстанської армії «УПА-Південь»

Ф. 3838 – з’еднання північних груп Української повстанської армії «УПА-Північ»

Ф. 3959 – Український центральний комітет, м. Львів, Польша Ф. 3967 – комендант військового району «Іскра» Українскьої повстанської армії (УПА)

Ф. 4628 – колекція трофейних документів про співробітництво українскьих націоналістів та керівництва УПА з німецько-фашистськими окупантами

Архів Центру досліджень визвольного руху (АЦДВР), Львів

Ф. 7 – звіти організаційних структур ОУН та УПА 508

Центральний державний ктофотофоноарх(в Украти I м.

Г. С. Пшеничного (ЦДКФФА), Кшв

Личный архив Александра Гогуна (ЛААГ)

Фамилии и имена информантов, их год рождения, место жительства, дата интервью, в случае, если беседу проводил не А. Гогун – фамилия интервьюера Петренко Мария (1930 г. р.), с. Рудня Корюковского р-на Черниговской области, 12 августа 2006 г.