Текст книги "Маяк И.Л. Рим первых царей. Генезис римского полиса (1983)"

Автор книги: Алекс Грин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)

Аналогичными римскому gens начала царской эпохи признаками обладают и первобытные соседские общины с той разницей, что в них входят семьи, не только родственные между собой, но и чужие, живу.щие на одной и той же территории". Гетерогенность соседских общин и отсутствие хозяйственной обшности между семьями в таких случаях -не препятствуют этнографам, считающим патриархальный род лишь надстроечным явлением, называть территориальные соседские объединения общиной. И это, на наш взгляд, вполне справедливо, потому что гомогенность не обязательна для общины, а гетерогенность не уничтожает ее. Община в докапиталистических формациях развивается, меняется, она не статична. Из простой производственной ячейки кровных родственников в раннем родовом обществе она, пройдя по большей части стадию гетерогенной патриархальной родовой, уступает место соседской сельской, которая вырастает в раннеклассовом строе в одних случаях в гаранта гражданского статуса для ее членов (на Древнем Востоке), а в других – остается общиной низшего порядка, сосуществующей с другими видами общин (т. е. родом и familia), общиной, связывающей воедино своих членов коллективными формами землевладения, некоторыми формами общего труда и взаимопомощи, а главное – общностью территории (в античности). Она, т. е. соседская сельская община античности, не становится условием членства в общине высшего порядка, в гражданской общине, или полисе. Здесь нет иерар-

'8 De Mar t i no F. Storia della costituzione romana, ч. I, р. 9; Fr a no i os i G. Clan gentilizio e strutture monogamiche, ч. !. Napoli, 1975, р. 105.

'9 Первобытное общество. М., 1975, с. 99 – 100, 104 – 107.

128

хии однотипных общин. Сельская община и гражданская в условиях античности разнохарактерны, они сосуществуют, имея различные функции и значение. В этих условиях gens теряет черты социально-экономического организма.

Прогресс производительных сил усложняет всю общественную структуру. В том числе в качестве производственных единиц в известных пределах функционируют сельские общины и завоевывающие все большее место частные хозяйства, с сельской общиной непосредственно не связанные. Однако гентильные связи полностью никогда не утрачиваются и продолжают играть роль в наследственном праве и делах культа. Внешним их выражением является nomen. Понятие gentiles обнаруживает тенденцию к сближению с cognati по линии отца. Но, как мы проследили по Дигестам, полного совпадения этих социальных групп никогда не наступает. Положение cognati, а не gens в Римском государстве примерно соответствует тому, которое описано М. В. Крюковым'о в китайском обществе чжоуской эпохи.

Принадлежность к .gentes долгое время являлась условием и гарантией полноправности гражданства, но постепенно уступила в этом смысле место римской familia. Римским гражданином в республиканское время мог быть человек, обладающий тремя главными состояниями: status libertatis, civitatis, familia", но уже не gentis. Эта формула отразила результат длительной эволюции римского общества от родового строя к гражданской общине, полису, или civitas.

Что же касается числа родов и времени их фиксации, то это требует специального рассмотрения данных традиции. Из известного сообщения Ливия (II, 1, 10) следует, что в начале Республики первый римский консул Л. Юний Брут пополнил (explevit) до 300 число сенаторов, убавившееся из-за их истребления Тарквинием Гордым (caedibus... primoribus). О пополнении сената до 300 членов консулом Валерием после изгнания царей говорится и у Феста (qui patres, qui conscripti). И поскольку число сенаторов, представителей родовых коллективов, принято считать соответствующим количеству родов, в историографии признано, что в конце царской эпохи было 300 родов. Однако в начале этой эпохи положение могло быть иным. Свидетельств этому у античных авторов достаточно. Обращает на себя внимание прежде всего то, что Дионисий (II, 7), рассказывая о социальной политике Ромула, говорит только, что он поделил всю массу римского народа на 3 части, т. е. трибы, и на 30 их подразделов, т. е. курий. О числе родов наш источник ничего не сказал. О нем можно догадываться, взяв за основу сведения о количестве сенаторов, соответствующем количеству gentes. Об установлении Ромулом 100 сенаторов упоминают тот же Дионисий (II, 12; 13), Ливий (I, 8, 7), Веллей Патеркул (I, 8, 5), Аврелий Виктор (vir. ill., I, 11), Фест (patres; senatores).

" См.: К р ю к о в М. В. Формы социальной организации древних китайцев. М.,

1966, с. 6, 151, 152.

~' См.: М а ш к и н Н. А. Из истории римского гражданства.– Изв. АН СССР. Сер.

истории и философии, 1945, N б.

129

5 и. 7. Маяк

Словам античных историков и антикваров вторят поэты (Prop., IV, 1, 14; Ov., Fast. III, 127). Плутарх в биографии Ромула (ХШ, ХХ) говорит о выделении им из общей массы 100 патрициев, составивших сенат.

Но число сенаторов, представлявших в совете старейшин 100 родов, уже в то время не было окончательным. Вместе с удвоением населения благодаря римско-сабинскому синойкизму (Liv., I, 13, 5) при Ромуле – Тации число сенаторов удвоилось. Об этом единодушно говорят античные авторы Дионисий (II, 47, 57) и Плутарх (R., XX). Это означает, очевидно, что число родов, признанных в качестве составных частей формирующегося гражданства, дошло до 200. Содержащиеся в источниках данные об общей численности римлян в это время подтверждают достоверность увеличения числа gentes. Дионисий Галикарнасский, склонный к подсчетам людей, воинов, лет, отделяющих одно событие от другого, приводит следующие цифры: "Первое население, пришедшее с ним (Ромулом), было числом не более 3000 пеших и 300 лучших всадников" (II, 2; 16). Далее у Дионисия (там же) сообщается, что когда Ромул исчез, пеших было 46000, всадников же – немногим меньше 1000 человек – словом, всего 47 000. Такой результат" надо понимать, был достигнут путем принятия в среду римлян 400О камеритов (Dionys., II, 50), какого-то числа вейентов (Dionys., II, 55), иммигрантов-соседей, воспользовавшихся убежищем (Liv., I, 8, 6; Plut., R., IX), и вместе с тем путем выселения из Рима 300 колонистов в те общины, откуда происходили похищенные соратниками Ромула девушки (Dionys., II, 35), и 2500 – в Фидены. Поверить в точность этих цифр, равно как и проверить их, – крайне трудно. Отметим прежде всего, что у Дионисия речь идет только о мужчинах-воинах. Если учесть женщин и детей, то численность населения должна характеризоваться по меньшей мере в три или в четыре раза большим числом, т. е. составлять в конце правления Ромула как минимум 150 или 200 тысяч человек. Цифра кажется такой большой, что внушает необходимость посильной проверки упомянутых сообщений Дионисия.

Чтобы представить себе численность римского населения историки неоднократно обращались к численности римского воинства. Очень последовательно, применительно к эпохе ранней Римской республики реализовали этот принцип в своих исследованиях Ю. Белох ~' и Г. Дельбрюк~'. Ф. Де Мартино'4 справедливо указал на слабость их позиций, заключающуюся в том, что эти ученые основывались в своих подсчетах на данных, характеризующих центуриатный порядок..По его мнению, эти данные очень неопределенны. Не вдаваясь здесь в полемику по поводу народонаселения начала Римской республики, нам хотелось бы подчеркнуть, что сомнения о возможности использовать цифровой материал о войске на начало царской эпохи распространять-

'" В е 1 о сh 1. Romische Geschichte, 5. Auf1. Berlin, 1853, S. 219.

" См.: Д е л ь б р ю к Г. История военного искусства в рамках политической истории, т. 1. М.– Л., 1936.

~' D е М а r t i n о F. Territorio, popolazione ed ordinamento centuriato.– In: Diritto e societa пе1Гantica Котпа. Кота, 1979, р. 162 – 182.

130

ся не должны. Ведь здесь мы оперируем не нестабильным числом людей, в центуриях, а общей цифрой, обозначающей все войско с определенным соотношением между пехотой и кавалерией. Важно при этом выяснить, кто же из античных авторов сообщает более достоверные сведения. В связи с этим заметим, что, помимо упомянутых в традиции имеются еще некоторые данные, касающиеся римского населения. Так Варрон (11, V, 89), объясняя происхождение слова milites, говорит: «...потому что первоначально легион составлялся из 3000, а по отдельности каждая из триб Тициев, Рамнов и Луцеров посылала (в него) по 1000 воинов». Аналогичные сведения исходят и от Дионисия: «хилиарх – от филы» (II, 14), или, если можно так выразиться, тысяцкий – от каждой трибы. С этим вполне согласуются данные о том, что после объединения с сабинами, -когда площадь и население города удвоились (Liv., I, 13, 5; geminata urbs; Plut., R., ХХ), в легионе стало 6000 пехотинцев и 600 всадников (Plut., R., ХХ), т. е. также вдвое больше, чем прежде.

Сведения, касающиеся первого воинского набора (legio), представляются нам заслуживающими внимания, поскольку включают сообщения об его структуре, не противоречащие традициям общества, связанного с первобытными устоями, а именно о принципе построения войска по возрастным группам, сохранявшемся, как известно, и в эпоху Ранней республики (гастаты, принцепсы, триарии – Varro, 11, V 89). Не вызывают сомнений и сведения относительно приданной легиону конницы из 300 всадников (Dionys., II, 13; Liv., I, 15, 8; 43, 9; Paul. celeres), потому что именно такое число кавалеристов сопровождало легион и в республиканское время. Приведенные цифры, касающиеся войска, вносят корректив в созданную Дионисием картину чрезвычайной многочисленности Рима в конце правления Ромула. При удвоении населения, таким образом, мужское боеспособное население насчитывало примерно 6600 человек. Применяя те же расчеты, т.. е. исходя из того, что эта часть народа составляла примерно треть всех римлян, можно сказать, что общее число римского населения достигало приблизительно 20 тыс. человек. Даже если считать военнообязанную часть римлян не за треть, а за четверть, то общая численность народонаселения Ромулова Рима могла бы оказаться в пределах 25 тыс. человек. Это в 6 – 8 раз меньше цифры, указанной Дионисием. Для проверки нашего вывода можно привлечь традицию о Сервиевой реформе в ее полном объеме и по крайней мере с вполне надежным числом центурий, вне зависимости от того, когда точно она проведена. Такое количество римлян при Ромуле, которое мы назвали выше, т. е. примерно 20 – 25 тыс. человек, кажется более правдоподобным, если учесть, что при Сервии.Туллии, согласно Ливию (I. 44, 2), по цензу граждан было 80 тыс. человек. Рост населения от Ромула до Сервия с 20 – 25 тыс. до 80 тыс., т. е. на 55 – 60 тыс., не удивителен. Ведь уже при Тулле Гостилии "число граждан", по выражению Ливия (I, 30, 1), удвоилось -за счет альбанцев, т. е. их стало 40 – 50 тыс. Анк Марций после взятия Политория, Теллен и Фиканы переселил много тысяч латинян в Рим в качестве граждан (Liv., I, 33, 1 – 5; Cic., г.р., II, 18, 33). Хотя эти

131

переселенцы расцениваются обычно исследователями" не как полноценные граждане, а как плебеи, они все-таки увеличили реальное население Рима, но если даже полагать, что из «многих тысяч» в гражданство была включена лишь часть, то и она повлияла на количественные показатели римского народа. К этому можно добавить и естественный прирост населения.

Надо, впрочем, заметить, что относительно 80 тыс. римлян существует ремарка Фабия Пиктора, о которой упоминает Ливий. Фабий говорит, что 80 тыс.,– это лишь те, кто был способен носить оружие. В таком случае все население должно было бы насчитывать 240– 320 тыс. человек.

Для проверки цифрового материала, предоставленного разными версиями традиции, полезно обратиться к статистическим сводкам, составленным римлянами. Данные о более поздних цензах позволяют говорить о 20 тыс. населения при первых царях. В наше время убедительно аргументирована достоверность цензов II в. до н. э. При этом Я. Ю. Заборовский", специально занимавшийся этим вопросом, привел резонные соображения, уточняющие действительную характеристику численности римского гражданства. Принимая во внимание большое число римлян, оторванных от Италии главным образом из-за военных действий, а также по торговым делам и потому не прошедших ценза, он доказал, что число граждан в 131 г. до н. э., например" должно превышать число, указанное в цензовом списке, примерно на 60 тыс. человек и составлять не 318 – 319 тыс., а 378 – 379 тыс. Это вдвое больше, чем число людей в раннем царском Риме, определенное, исходя из предпосылки Фабия Пиктора.

Но в такой незначительный прирост с VI или с 1Ъ в. до н. э., если так именно датировать реформу Сервия, по II в. до н. э. невозможно поверить, даже имея в виду человеческие потери во время войн и эпидемий и сокращение рядов гражданства за счет обезземеливания римского крестьянства. Ведь наряду с этими явлениями действовали и противоположные факторы: значительный рост земельных владений римлян; редукция минимального ценза; деятельность гракханскои аграрной комиссии; принятие в гражданство жителей ряда латинских и сабинских городов и, наконец, широкая волна колонизации. Только во II в., до 131 г. до н. э., на территорию Италии была выведена 21 колония", из них в качестве колоний полноправных римских граждан – по крайней мере 15, в то время как 3 получили права латинского гражданства, а статут 3 не ясен. Все это должно было содействовать улучшению жизни и росту народонаселения. Указанные об-

~' См.: Х а н И. Плебеи и родовое общество. – Iп: Studia Historica, va. 94. Budapest,

1975, с. 22.

~6 См.: 3 а б о р о в с к и й Я. Ю. К вопросу о достоверности цензовых списков

II в. до н. э.– ВДИ, 1'962', N 2, с. 118; О н ж е. Римские цензы периода Республики: механизм действия, проблема достоверности (111 – I I вв. до н. э.) .– ВДИ, 1979~, N 4, с. 37 – 58.

–"' См.: Ма як И. Л. Взаимоотношения Рима и италийцев в III – II вв. до н. э. М.,

1971, с. 112 – 116.

132

стоятельства склоняют нас к признанию сведений, сообщаемых Ливием, как более верных, по сравнению с Фабием Пиктором. Ливий вообще внимательно относился к цензам. Именно он сохранил в своем труде этот цифровой материал. Применительно к 80 тыс. он определенно употребил термин «ценз» (censa dicuntur). Конечно, не списки, но копии их или воспоминания о списках Сервия Туллия должны были сохраняться в традиции именно потому, что они относились к первому римскому цензу, почему Ливий и мог привести содержавшиеся в них данные.

Хорошо известно, что в республиканское время ценз учитывал не только мужчин, но также женщин и детей-"8. Никаких сведений о том, что в царское время дело обстояло иначе, нет. Вместе с тем центуриатная конституция Сервия Туллия может дать нам схематическое представление о численности боеспособного населения в его время, а точнее, в то, когда она была проведена, что поможет проверить данные Ливия относительно начала царского периода. Хотя не все центурии включали в себя обязательно 100 человек и колебания в численности центурий 1-го класса и пролетарской были весьма значитель. ными, все же общее число центурий равнялось 193, что соответствуе~ максимум 19300 людям, и если это воинство составляло 1/4 всего гражданства, то в целом оно может быть охарактеризовано в таком случае цифрой в 77200 человек, округленно 80 тыс. Если же его принять, как обычно делается, за 1/3, то число граждан не достигает 60 тыс. человек. Приведенные соображения служат дополнительным аргументом в пользу рассматриваемого здесь сообщения Ливия (I, 44, 2) о количестве римлян в правление шестого царя или даже в еще более позднее время. Если считать, что цензовая реформа в полном объеме была проведена за пределами царской эпохи, не ранее начала IV в. до н. э., те же цифры одновременно свидетельствуют против аналогичных данных, касающихся времени первого царя или периода "двоевластия", основанных на сообщениях Дионисия (II, 16).

В подтверждение наших расчетов, понимая, разумеется, их приблизительность, можно привести еще рассуждения Ф. Де Мартино о народонаселении Рима '9. Они касаются эпохи Ранней республики. Де Мартино исходит из недоверия к цифровому материалу, переданному традицией, поэтому предлагает за основу подсчета взять площадь ager Rornanus и количество потребляемого зерна на душу. Он принимает предложенную Ю. Белохом цифру (около 820 км'), характеризующую протяженность римских владений ко времени Ллександра Македонского, которую, с его точки зрения, можно проецировать и в более ранний период. Де Мартино отмечает далее, что, согласно Теофрасту, Лаций тогда был влажен и лесист. К, тому же часть пригодной для пашни площади была занята огородом и часть отдыхала под паром, будучи отданной под пастбище для скота. Все это, по мысли ученого, должно было сокращать действующую ежегодно пашню внут-

" N o m m s e n Th. St – R, Bd I I, Abt. 1, S. 362.

~' De Mar tino F. Territorio..., р. 170 – 172.

ри общей площади ager Romanus до 13650 га, или 54 600 югеров. Среднесуточное потребление зерна на душу, учитывая сч ариков, женщин и детей, Де Мартино предположительно определяет в 500 г. Поскольку в то время хлеб в Рим не импортировался, максимальное число людей, способных прокормиться в Риме, по мнению Де Мартино, могло быть 50 тыс. человек. Заметим, что это меньше, чем, согласно Ливию, при Сервии. Следует обратить внимание на то, что эта цифра относится к населению на площади ager Romanus, значительно превышающей римские земли во времена Ромула. Ведь римская территория возросла за счет завоеваний при последующих царях, что отразилось в образовании сельских триб, число которых к началу Республики дошло, как минимум, до 16. Значит, в интересующее нас время число римских (в широком смысле этого слова) жителей должно было быть соответственно значительно меньше. Принимая в расчет наблюдения Де Мартино относительно лесистости Лация, следует сказать, что в начале царской эпохи площадь, занятая лесом, была еще больше, как это видно даже на примере собственно римских холмов и высот на них. Достаточно вспомнить названия Фагутала, Виминала, Лаурета. Давшие им наименование рощи лишь постепенно отступали перед возникающими деревнями с их угодьями, расширявшими понемногу возможности увеличения средств существования. Таким образом, разница в 30 – 25 тыс. человек между численностью населения Ромулова Рима и Рима раннереспубликанского времени естественна и способна подтвердить в известной мере сложившиеся у нас представления по рассматриваемому здесь вопросу, несмотря на разницу исходных позиций в нашем исследовании и в труде ф. Де Мартино.

Против многочисленности населения первоначального Рима говорят и его скромные размеры. Плутарх (R., IX) замечает, например, что сначала в нем было не больше 1000 домов. "Город Ромула", согласно традиции, развивался от "Квадратного Рима" на Палатине до Септимонтия, включавшего кроме Палатина с Велией еще Целий и Эсквилин (Varro., 11, V, 41; VI, 24; Fest., Septimontium dies; Paul., Septimontium), а затем, учитывая убежище – азиль (Liv., I, 8, 5), и Капитолий с частью Квиринала и Виминала (Uarro, 11, V, 41; Lyd., mens, IV, 155) . Это пространство охватывает не более 10 – 12 га. Конечно, как будет показано дальше, римляне по мере завоеваний уже при Ромуле жили не только в черте города, но и на приобретенных землях невдалеке от него. Однако разместиться даже на всей совокупности принадлежавшей им земли, если– иметь в виду отсутствие многоэтажных строений и господство домов-хижин, а также тогдашний тип поселений, включавших не только жилища, но и хозяйственные угодья (о чем подробнее речь пойдет ниже в другой главе), римляне могли лишь при том условии, что их было не очень много.

Итак, принимая за более достоверные данные Ливия, можно констатировать увеличение численности населения за период от Ромула до Сервия Туллия, а точнее, до времени окончательного утверждения центуриатного порядка, на несколько десятков тысяч человек, примерно на 25 – 30 тыс.

134

Приведя эти расчеты, мы еще раз оговариваем их приблизительность. Однако в связи с поднятым вопросом важно установить не столько точность абсолютных цифр, сколько тенденцию их к увеличению, показывающую безусловный рост римского народонаселения. Знаменательно, что эта тенденция улавливается всеми античными авторами, оперирующими цифровыми данными, вне зависимости от того, в каком абсолютном выражении находится их числовой материал.

Новые поселенцы, как правило, прибывали в Рим либо целыми родами, либо частью их, но в любом случае пополняли число римских родов, включаясь в существующие трибы и курии. Цифровые показатели роста числа родов подтверждаются в известных пределах сообщениями античных авторов относительно конкретных gentes, их имен и их происхождения.

Можно выявить ряд исконных римских, даже доримских родов, по-видимому аборигинского корня, связанных с культом Геркулеса, относящихся к доромуловой эпохе, начиная от времени установления культа на месте будущего Рима, – это Потиции и Пинарии (Liv., I, 7, 12 – 13; Dionys., I, 40; Масг. Sat., I, 12; III, 6), предание о которых несомненно содержит зерно исторической истины. Наличие курии Pinaria'0 также указывает на древность Пинариев. Присутствие греков в районе будущего Рима позволяет оспорить мнение Г. Виссовы и В. Гельбига" о заимствовании римлянами культа Геркулеса из Тибура, а вместе с тем и тибуртинское происхождение Пинариев.

Несомненно к древнейшим в Риме относится и gens Namilia (Paul., Namilia turris), во всяком случае ветвь Mamilii Turrini, получившая, как справедливо заметил П. Де Франчиши ", когномен по башне (turris), на которой укреплялась голова принесенной в жертву лошади. Поскольку борьба за лошадь велась между жителями Субуры и Священной дороги (Fest., Mamiliorum familia; Paul. October equus), можно считать, что Мамилии обосновались в Риме в незапамятные времена, когда в Субуре и на Священной дороге существовали обособленные поселки, т. е. до синойкизма Ромула, в котором объединились бывшие до того разобщенными селения (Fest., VI, 24). Свое происхождение род Мамилиев ведет от легендарного Телегона, сына Одиссея и Цирцеи, или Кирки (Hesiod., Theogon, 1014; Apollod., Ep., ЧП, 16; 36; Paul., Namilia turris). Судя по сообщению Павла Диакона, а также по традиции о женитьбе Октавия Мамилия Тускуланца на дочери Тарквиния Гордого (Liv., I, 49, 9), Мамилии издревле обитали в Тускуле. По версии Ливия, Октавий Мамилий был сыном Одиссея и Кирки. Из всего этого, однако, вряд ли следует, как порой думают, что Мамилии были этрусками. Сам факт возведения рода к Одиссею относит Мамилиев к такой древности, в которой этрускам еще не было места.

Есть в традиции данные, говорящие о древности в Риме ' Квинктилиев. Овидий в "Фастах" (II, 377 – 378) и Аврелий Виктор (Origo

з' M o m m s e n Th. St – R, Bd Ш, Abt. 1, S. 94.

3' Н е 1 Ь i g W. Die Castores als Schutzgotter des romischen Equitatus.– Hermes,

1905, V. 40, S. 111; W is s i w a G. Religion und Kultus der Romer. Miinch., 1912,

S. 272, 275.

з~ De Fr ancisci P. Primordia civitatis. Roma, 1959, р. 165.

gent Rom., 22) по

) у оминают их как участников Л пе м лом To me можно cxaza Ф мом Л пе калиях Эти ж~г~иш~

ти сведения содержатся также у Овидия (Fast. ские обязанности Фабиев упомянуты Пропе цием 1

р утствие а иев к Геркулесу, который возлежал во рву с их прародительницей, а другие связывают имя Фабиев с рвами-ловушками для медведей и волков. Это относит их существование к древней. Бсф шим охотникам.

Современником пер-

вого царя был Проку Ъ Т/ 1

ул Юлии, успокоивший римскую толпу рассказом об уходе из города и апофеозе Ромула (Liv., I, 15, 8 )

1 Ь З ° 1

8) . Юлии считались ла– ' 'Ъ' тинским родом из Альбы. Основателем рода считался Юл, сын или внук троянца Энея (Dionys., I, 70; Verg., Aen, passim). ,л:..: .ф Может быть, упомянутого "свидетеля" апофеоза Ромула следует признать символом реального существования двух ветвей Юлиев, одна из которых переселилась в Рим еще до разрушения Альбы Рис. 7.

Туллом Гостил ием. Это Фрагмент алтаря эпохи Августа

вытекает из переданного с изображением волчицы, и бли Павлом толкования Фестом когномена Proculus жившего на чужбине е По , если "рок л" же

как родившегося от отца у у ста~о rmrno~enoM, a He пр-

У я ветвь лиев, согласно т а и и

репосле аз шения Альбы (Liv I 24) .

ь ы ( iv., I, 30; Dionys., III, 29; Тас. Ann., XI,

По свидетельству Феста (Mutini Titini c й~) В р ц та Августа находился дом

на. огномен, вероятно, был получен ветвью рода

136

позже. Но это не препятствуют возможности обитания gens Domitia в Риме с начала царского времени.

Из легенды о предательстве Тарпеи выявляется род Тарпеев (Varro, 11, V, 41; Liv., I, 11; Plut., Я., 17; 18; Prop., 4, 4, 93). Но Э. Пайс идентифицирует Тарпеев с Тарквиниями. Это может, конечно, "омолодить" их. Поэтому их древность сомнительна.

В рассказе о римско-сабинской войне в качестве одного из римских принцепсов действует Гостий Гостилий (Liv., I, 12, 2 – 3). В связи с похищением сабинянок упоминается Таласий. Но является ли это имя родовым, сказать трудно. В эпизоде приглашения Нумы на царство фигурируют Прокул и Велес (Plut., N., 5). Неизвестный автор "De praenominibus" (гл. 6) сообщает: "Имена, бывшие ранее преноменами, теперь являются когноменами: как Постум, Агриппа, Прокул, Цезарь". Так что это когномены или, вернее, преномены, и родовые их имена не известны. Заметим, кстати, что сам факт наименования людей только по преномену указывает на их доэтрусский характер и относит их, таким образом, к самым ранним ступеням истории Рима.

В качестве интеррекса после смерти Ромула упомянут Спурий из рода Веттиев (Plut., N, 7). Преномен Спурий имеет явно этрусский характер", так же как и гентилиций, который В. Шульце сопоставил с этрусским vetu, vette, vete. Этрускизм имени, к тому же упоминаемого в связи с первым царем только Плутархом, ставит, конечно, под сомнение реальность самого персонажа. В правдивости его существования может не убедить и допущение, что появление его в Ромуловом Риме было одним из единичных возможных случаев проникновения этрусков через азиль. Здесь нам важно отметить, что это лицо фигурирует с обозначением родовой принадлежности.

При Тулле Гостилии действует род Горациев, чье появление в Риме вовсе не было в тот период внезапным, и поэтому их следует отнести к более раннему времени (Liv., I, 24; 25, 26; Dionys., III, 13; Flor., I, 3, 3 – 5) . С разрушением Туллом Альбы Лонги в Риме обосновываются Сервилии, Туллии, Квинкции, Клелии или Клуилии (Fest., Oratores), Гегании и Куриации. Дионисий Галикарнасский в своем списке заменяет Туллиев на Юлиев и добавляет еще Квинтилиев и Метилиев (Ш, 29). Заметим здесь, что Туллии – несомненно очень древний род, их древность удостоверяется Цицероном (Br., 16, 62), который не считает себя родственником патрицианских Туллиев Ранней Республики. Вероятно, этот род имел разные ветви в разных местах Лация (известно, в частности, что Цицерон происходил из Арпина).

В. Шульце'4 относит Tullus к иллиро-венетским именам. Ф. Лохнер-Хюттенбах" обратил внимание на семантическую близость слов с корнями Taul и Tul; он заметил также, что, по Аппиану (Ill., 2), Taulus – сын эпонимного героя Иллирия, а Т~Хаолам (т. е. название

з~ S c h u 1 z e W. Geschichte lateinischer Eigennamen. Berlin, 1904, S. 95, 101;

Rix Н. Das etruskische Cognomen. Wiesbaden, 1963, $. 225.

З4 $ сh ul ze W. Op. cit., $. 50, N 5.

з' L ocher-Hut te nb ac h F, Die Namen Taulus und Tullus. – In: Beitrage zur

Namenforschung, Bd ХШ, Hf. 3 Berlin, 1962, S. 234 – 238.

иллирийского племени), понимается А. Майером в связи со значением слова tullii. Оно объяснено Фестом как текущая жидкость или брызнувшая кровь. Исследователь принимает также в расчет доказанную А. Блументалем принадлежность имен 'Ете"'тЫо~, Т~Хар~о~ и Tukog иллирийским Tavk~v~ioi и таким образом, показывает иллирийский характер имен Tullus)Tullius. Учитывая это, можно видеть в римских Туллах и Туллиях след иллирийских проникновений в Лаций, относящихся к началу 1 тыс. до н. э., т. е. к очень глубокой древности.

В царствование Анка Марция Рим испытал новый приток латинских поселенцев из Теллен, Фиканы и Политория (Liv., I, ЗЗ; Cic., г.р., II, 18, 33), что подтверждается анализом лингвистического материала ~'

В античной традиции прочно укрепился тезис о притоке в Рим при Ромуле людей "из соседних народов" (ех finitimis populis., Liv., I, 8, 6). В связи с похищением девушек Рим пополнился за счет сабинянценинцев, антемнатов, крустумерийцев, (Liv., I, 9, 8; 13, 2 – 4; Dionys., II, 32). Это жители сабинских "городов", которые во времена Стра– бона (V, 3, 2), если судить по Антемнам, считались городками Лация. Что касается конкретных родов пришельцев, то традиция позволяет выявить следующее. Если иметь в виду Тита Тация, то, очевидно,– род Тациев. Вероятно – Герсилиев. Ведь именно так звали похищенную, которая стала женой Ромула (Plut., Б, 14; Liv., I, 11; Macr., Sat., I, 6). Хотя она и была замужней, но известна по имени отца, так как мужем ее был Гостилий (Pluit., К., 18). Достаточно определенно раннее появление в Риме этрусского или, скорее, сабинского рода Валериев (Dionys., II, 46; IV, 67; V, 12). Оно относится традицией ко времени Тита Тация.

Глава этого рода Волез остался якобы в Риме с соправителем Ромула в числе других знатных сабинян, представителей родов ТалловТураниев и Меттиев – Курциев (Dionys., II, 46). Сабинская принадлежность последних сомнений не вызывает. Таллов – Туранниев же быть может позволительно сопоставить с таким ономастическим материалом, как Talenus, умбрское Talenate, Talonius, встречающимся в Лации, в области венетов и умбров как Talanius в Луцерии и Tallius, которые В. Шульцез' возводит к сабинскому преномену Talus. Это дает основание относить оба рода к первым римлянам сабинского происхождения.

Иное дело Валерии. Согласно Ливию (I, 58, 6), Валерий Попликола был сыном Волузия. Это имя нередко в Этрурии. Velusna, Velusina часто встречаются в этрусских надписях (TLE, 401, 393); Volusius, Volusenus, Volusinius признаны еще В. Шульцез' этрусскими именами. Однако найденная в 1977 г. в Сатрике надпись с именем Валерия, содержащая посвящение Мамарсу, т. е. италийскому Марсу, подтверждает, по мнению М. Паллотино, сабинский характер этого родаз~.

з' Per uzzi Е. Aspetti culturali del Lazio primitivo. Firenze, 1978, р. 140 – 153.

з' S c h u l z e W. Op. cit., S. 94.

зв S ch u 1 z e W. Op. cit., $. 104.