Текст книги "Повелитель моря (СИ)"
Автор книги: Агния Миллерова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 36 страниц)
Глава 12
Пройдя анфиладой комнат, Анри и Себастьян вслед за слугой вышли на площадку с двумя разбегающимися в стороны плавными дугами лестницами, ведущими в небольшой дворик, окружённый высоким каменным забором. Это и был сад. Вдоль забора располагались ещё несколько лет назад высажены разные виды местных пальм, ныне сильно выросших. По стволам некоторых вились цветущие большими фиолетовыми цветами лианы. Выложенные каменной мозаикой узкие дорожки прорезали низкорослую ярко-зелёную траву. Вдоль центральной дорожки на расстоянии десяти шагов друг от друга были воткнуты в землю кованные прутья с крюками, на которых поскрипывали фонари, раскачиваемые вечерним бризом. Между ними росли, чередуясь, кусты с крупными тёмно-зелёными листьями и мелколистые, усеянные довольно крупными, источающими усиливающийся к ночи сладковатый аромат ярко-красными цветами. Пространство между лестницами занимала деревянная скамья с удобной спинкой, украшенная резьбой. По её бокам в небольших бочонках росли апельсиновые деревья, ублажающие взгляд одновременно и белыми нежно пахнувшими цветами, и ярко-оранжевыми ароматными плодами. А в самом центре сада, одетый в хлопковые штаны и рубаху садовник что-приделывал к ветке молодого и ещё невысокого дерева, названного первыми колонистами за форму своей кроны «Жезлом Марии». Подойдя ближе, Анри увидел в руках пожилого согбенного человека кустик орхидеи с крупными розово-фиолетовыми цветами, похожими на распустившую пышный хвост летящую птицу. Даже подошедший вслед за Анри дон Себастьян не сдержал возглас восхищения.
– Как же велика фантазия Господа, сотворившего такую красоту! – вторил ему не менее поражённый увиденным Анри.
– Прошу прощения у ваших милостей что не сразу заметил их, – скрипучим старческим голосом произнёс садовник, низко кланяясь.
– Где ты нашёл это чудо? – поинтересовался дон Себастьян.
– Вот эту, – старик указал на уже приделанную жгутом из пальмовых листьев к другой ветке орхидею с мелкими, но весьма многочисленными жёлтыми цветами-мотыльками, – я нашёл сам в лесу всего в лиге от города, а вот эту, – он ласково погладил ещё не закреплённое на ветке чудо природы, – я сегодня получил от одного знакомого индейца.
– Как долго ты в Белизе… – Анри сделал паузу, дав возможность старику назвать себя.
– Меня зовут Хосе Гальего, благороднейший сеньор. Его милость сеньор Фернандо – да продлит Господь его дни – привёз меня сюда дней десять назад.
Анри задумался. За несколько дней до его ухода на Сахарный островок из очередного патрулирования вод Гондурасского залива вернулся Фернандо. Из его доклада Анри знал, что Птичья армада встретила тогда двух приватиров. После боя их корабли вряд ли бы выдержали путь в Белиз, поэтому коммодор приказал забрать с них всё и всех и отправил пиратские пинк и барк на вечный рейд на дне залива. Вспомнил Анри и то, что, кроме пиратов были доставлены в город и спасённые из пиратского пленения испанские крестьяне, отправившиеся из Севильи искать счастье в колониях Нового Света.
– Ты был в плену у пиратов? – решил уточнить свою догадку Анри.
– Да, сеньор! Эти нечестивые англичане напали на корабль, который вёз моего сына, его жену, детей и меня вместе с другими испанцами из Веракрус в Гольфо-Дульсе. В день, когда мы впервые после долгого плавания в море увидели берег и уже готовы были возблагодарить Господа, корабль этих нелюдей вышел нам навстречу, и не успел наш капитан прочесть «Отче наш», как на нас посыпались эти слуги Преисподней! – скрипучий голос старика задрожал. Помолчав, он, испросив у сеньоров разрешение завершить работу, ловко привязал орхидею к ветке и, низко опустив голову, поинтересовался:
– Ваши милости желают слышать продолжения моего рассказа? – получив утвердительный ответ, откашлялся, прочищая горло, и начал:
– Я не видел сам бой, ваши милости. Я прятался со снохой и её детьми в темноте корабельного чрева, тогда как мой сын решил храбро погибнуть в битве с этим еретическим отродьем! – голос старика снова предательски задрожал. Утерев рукавом навернувшиеся слёзы, садовник продолжил: – когда эти чудовища стали выволакивать нас наверх, там уже никого не было в живых. Всё вокруг было усеяно трупами. Думаю, они добили раненых, потому что никто не стонал, – садовник вновь замолчал, шмыгнул носом и, утёршись рукавом, продолжил: – сначала они заставили нас под присмотром нескольких… – старик запнулся, потом сплюнул себе под ноги и, перекрестившись, проскрипел: – Не могу называть их людьми, прости меня Господи и Пресвятая Дева! Они хуже зверей! Пока под пинки и побои некоторых из них мы выбрасывали в море мертвецов, другие развлекались с женщинами. Потом нас согнали на заднюю часть корабля и их главный вспорол живот моей бедной снохе, которая была на сносях. Смеясь, он обмазал её плачущую малышку Марию кровью матери и приказал привязать к ноге моей единственной маленькой внучки верёвку и бросить её в море. А нас, кто всё ещё был жив, заставили смотреть на то, как эти проклятые еретики, продавшие души врагу рода человеческого, дёргая за верёвку, окунают ребёнка в воды, кишащие огромными чудовищными тварями, пока одна из них не схватила своей жуткой пастью голову бедной девочки…
Вытиравший дрожащими руками льющиеся слёзы и шмыгавший носом, старик вдруг показался внимательно слушавшим его двум мужчинам восставшим из могилы мертвецом. Сердце Анри поочерёдно заполняли то жалость к бедолаге, ставшему свидетелем жуткой смерти всех его родных, то гнев к негодяям, совершившим эти гнусные преступления. Вместе с доном Себастьяном он терпеливо ожидал продолжения, глядя на беззвучно плакавшего старого садовника. Вскоре тот взял себя в руки и вновь заговорил:
– Эти нечестивцы сделали из убийства забаву, ваши милости! Они убивали нас одного за другим, выбирая наугад того, кому пришла очередь принять мученическую смерть. Когда один из них остановился передо мной, я уже даже не молил бога о быстрой смерти. Здесь её не получил никто. Но почему-то Господь пощадил меня. Когда этот позор рода человеческого указал на меня пальцем, откуда-то сверху раздался крик. Все повернулись туда, куда повернулся и этот вероотступник. И я тоже. И, да прославлен будет Спаситель наш Иисус и мать его Пресвятая Дева, я увидел корабли. Много кораблей. Потому, как забегало это отродье, забыв о горстке оставшихся несчатныых, это могли быть лишь испанские корабли! И так и было, ваши милости! – старик снова вытер слёзы, но его скрипучий голос стал торжествующим: – это был мой спаситель его милость сеньор Фернандо! Всё время, пока бравые солдаты его милости кромсали на куски проклятых английских нелюдей, мы, забившись в щели, как крысы, молили бога о отмщении наших погибших родных. И Господь, наконец-то, услышал нас!
Похмурневшие, как грозовое небо, мужчины молча смотрели на человека, прошедшего Ад. Повисшую тишину нарушало лишь едва слышимое постукивание друг о друга тёмно-зелёных плотных, кожистых, размером с мужскую ладонь, листьев «Жезла Марии» и поскрипывание раскачиваемых вечерним бризом фонарей.
– Как же ты оказался на службе у идальго Фернандеса? – нарушил тишину тихий голос дона Себастьяна.
– Нас доставили сюда, в этот город, – послушно продолжил свой рассказ садовник. – Кто помоложе – ушли искать себе работу, а я слишком стар, чтобы тешить себя надеждой. Вот я и отправился в лес, отдав себя в руки Господа и полагая, что не имею права жить, когда мой сын, его жена и дети мертвы. Но Господь не хотел забирать мою жизнь. Ни одна дикая тварь не тронула меня. Более того, милость божья позволила мне увидеть вот это чудо на одном из деревьев, – старик повернулся к дереву и направил трясущуюся руку в сторону указанной им ранее жёлтой орхидеи. – Я смотрел на неё и плакал – своей красотой она напомнила мне мою сноху Мануэлу и её малышку Марию. И тут я услышал его: «Почему ты плачешь, старик?». Он говорил на испанском, но как-то особенно.
– Кого «его»? – взволновано спросил Анри, вдруг вспомнив странный голос в голове во время сегодняшнего богослужения.
– Индейца, – удивлённый нетерпеливостью сеньора ответил старик.
– Индейца? – переспросил Анри, всё ещё сомневаясь, что отпущенные на сегодняшний день чудеса уже закончились.
– Ну да, ваша милость. Это был настоящий индеец – краснокожий, с большим носом, длинными и чёрными, как древесный уголь, волосами. Он подкрался ко мне сзади, как тень. Но я не испугался. Я был готов к смерти. Но этот индеец не собирался меня убивать. Он просто снова спросил меня, почему я плачу. И я ответил. Я рассказал ему всё то же, что и вашим милостям. Он слушал меня, сидя на земле, скрестив ноги. Когда я закончил, я спросил его: «Ты христианин?». Он сказал, что его крестили ещё младенцем. Тогда я попросил его помолиться за души невинно убиенных на «Святом Диего». Он пообещал, а потом вдруг залез на дерево, бережно снял с него это воистину божественное растение и отдал его мне со словами: «Привяжи его к дереву, под которым ты будешь чтить память своей семьи» и вывел меня из леса на дорогу обратно в этот благословенный город. И ещё он сказал, что через пару дней, если я снова приду в лес, он принесёт мне ещё один цветок, ещё красивее. И что, если я не найду себе пропитания в городе, он возьмёт меня в свою деревню, где они все выращивают дары этой богатой земли и что у них всегда найдётся маисовая лепёшка для одинокого старика.
– И что было потом? – решил ускорить долгое повествование дон Себастьян.
– Я вернулся в город, ваша милость, и первый, кого я встретил, был его милость сеньор Фернандо. Я сразу узнал его! Он увидел в моих руках этот дар божий и спросил, не хочу ли я его продать. Я ответил, что такому достойному сеньору, как их милость, я готов отдать это живое чудо даром, в благодарность за спасение и за месть за моих бедных детей и внуков. Тогда милосердный сеньор спросил, знаю ли я, как заботиться о саде, и я ответил, что да. Тогда он и предложил мне стать его садовником. С тех пор я не перестаю…
Дальше Анри не услышал, так как слова старика утонули в радостном громогласном голосе главы семейства:
– Друзья мои, как я рад снова видеть вас в своём доме!
Подойдя к гостям, Фернандо обнял Анри, а после подал руку дону Себастьяну.
Закатившееся за горизонт солнце последними лучами ласкало побагровевшее небо, медленно затягивавшееся тучами. Быстро темнело. Пришедший с хозяином дома слуга с длинной лучиной, переходя от фонаря к фонарю, зажигал в них толстые сальные свечи. Их колеблющийся тусклый свет притягивал летающих насекомых, которые кружили вокруг бронзовых светильников и бились в стекло. Невольно залюбовавшегося этой картиной Анри отвлёк радостный голос коммодора:
– Вижу, вы любуетесь моим садом? – довольно рокотал Фернандо.
Анри кивнул и тут за широкой спиной друга разглядел скромно стоявшую возле скамейки сеньору Селию, удерживавшую рвавшегося к ним пятилетнего сына, и за ней служанку, державшую на руках трёхлетнюю Аурору.
Анри указал на Андреса и спросил главу семейства:
– Ты позволишь мне поприветствовать моего крестника?
– Ну конечно! – улыбнулся коммодор и, повернувшись к жене, рявкнул:
– Селия! Отпусти мальчишку!
Сеньора Селия тотчас же подняла руки, и маленький Андрес рванул к присевшему на корточки Анри. Добежав, мальчик прижался к нему всем телом и ручонками обхватил шею крёстного. Фернандо с улыбкой умиления молча наблюдал за этой сценой.
– Я очень рад вас видеть, сеньор Андрес! – серьёзным тоном сказал Анри, крепко обнимая прильнувшего к нему ребёнка.
Мальчик отстранился, разомкнув руки, сделал шаг назад и церемонно поклонился.
– Я тоже очень рад, сеньор Андрэ, – так же совершенно серьёзно ответил он и потом снова кинулся на шею своего крёстного.
Анри опять обнял ребёнка и улыбнулся.
– Матушка уже угостила вас сладостями, Андрес?
– Ещё нет, падрино[84]84
Падрино – испанское обращение к крестному отцу.
[Закрыть], – прошептал мальчик, прижавшись к Анри ещё крепче.
– Наверное, она была очень занята, но, думаю, сейчас у неё уже есть время это сделать, – тоже шёпотом ответил ему крёстный.
Андрес оглянулся на мать, но не ушёл к ней.
– Падрино, вы расскажете мне сегодня вечером после ужина, про бой с пиратами?
– Если мне позволит ваша мать и отпустит ваш отец, – с важным видом пообещал Анри.
Андрес покосился на отца и тяжело вздохнул:
– Он не будет хотеть отпустить вас, падрино. А завтра утром, после завтрака, когда отца не будет дома?
Анри грустно улыбнулся:
– Увы, айхадо[85]85
Айхадо – испанское обращение к крестнику.
[Закрыть], я покину ваш дом так рано, что вы будете ещё спать.
– Почему? – не менее грустно спросил ребёнок.
– Так же, как и у вашего отца, у меня есть неотложные дела. Но когда я вернусь, обещаю, что отец приведёт вас ко мне на корабль и я расскажу вам про индейцев.
– И позволите мне позвонить в колокол?
Анри кивнул:
– Даю слово!
Мальчик отпустил Анри и восхищённо посмотрел ему в глаза:
– Вы будете убивать индейцев, падрино?
Анри поднялся.
– Нет, айхадо. Убивать надо врагов, а индейцы нам не враги.
Мальчишка хотел ещё что-то сказать, но тут вмешался его отец:
– Ты уже замучил своими вопросами сеньора Анри! Иди к своей матери, Андрес.
Обиженный мальчишка исподлобья глянул на отца, но ослушаться не посмел. Взяв Анри за руку, он с почтением сына поцеловал её и, уже уходя, обернулся и задал ещё один вопрос, косясь на Фернандо:
– А вы сумеете убедить моего отца снова взять меня к вам на корабль, падрино?
– Мне не придётся его убеждать, айхадо, я прикажу ему, – с важным видом ответил Анри и посмотрел на Фернандо.
Мальчик удовлетворённо кивнул и, не взглянув на отца, вернулся к не сдвинувшейся с места матери.
Дождавшись, когда жена с сыном и служанкой поднимется по лестнице и скроется в доме, Фернандо повернулся к гостям и с явной гордостью в голосе произнёс:
– Сорванец! Далеко пойдёт! С его умением находить себе покровителей уже в этом юном возрасте он сумел бы сделать карьеру и в Реаль Алькасар де Мадрид[86]86
Реаль Алькасар де Мадрид (дословный перевод с испанского – Королевский Алькасар в Мадриде) – несохранившееся здание, в котором с 1537 года по 1734 год находилась резиденция испанских монархов. Полностью сгорело в 1734 году при подозрительных обстоятельствах.
[Закрыть]!
– Надеюсь, мне не придётся тебе приказывать взять сына с собой на «Победоносец»? – Анри пристально посмотрел на друга.
– Считаю, что ты уже приказал. И я исполню твоё желание, хотя, честно говоря, не понимаю, зачем тебе это нужно. Мало ли какая блажь придёт в голову мальчишке? – пожав плечами, ответил коммодор без особого энтузиазма.
– А мне не понять, почему ты сам не разговариваешь с ним. Андрес очень любознательный и умный ребёнок.
Фернандо удивлённо посмотрел на друга:
– Детьми должна заниматься женщина и учитель. Моя же обязанность обеспечить семье достойную жизнь, и мне кажется, я неплохо с этим справляюсь. Кстати, я уже ищу ему воспитателя, который научит его всему, что должен знать дворянин.
Анри покачал головой:
– Разве может его научить воспитатель тому, что знаешь ты?
– А зачем ему то, что знаю я? Чему я могу его научить? – голос Фернандо стал непривычно тихим и грустным.
– Ты не прав! Я знаю тебя слишком долго, чтобы знать, что ты умеешь и не сомневаюсь, что ты можешь очень многое дать своему сыну, – разгорячился Анри.
– Отчего ты так разошёлся, адмирал? – примирительно спросил Фернандо, и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Я дам ему всё, что должен, не сомневайся!
– Ему нужен ты, его отец! Твоя любовь и внимание для него сейчас важнее, чем забота! Или ты уже забыл себя в эго возрасте?
Фернандо удивлённо посмотрел на Анри и перевёл взгляд на дона Себастьяна.
– Разве любовь отца к сыну не показывает забота о нём? – восприняв взгляд коммодора, как призыв вмешаться, дон Себастьян решил вступить в разговор.
– Меня не воспитывал дворянин, наверное, поэтому я не могу объяснить вам, благородным, что любовь проявляется не только делами. Без родительской ласки и участия одна забота – это как отличный боевой корабль с опытной командой и полный штиль.
– Думаю, тебе пора жениться! – подвёл итог дискуссии Фернандо и весело рассмеялся.
Анри огорчённо махнул рукой и понял, что пора сменить тему беседы:
– Ладно, оставим это. Думаю, пришло время поговорить о моём визите к губернатору.
– Ещё как пришло! – обрадовался такому повороту хозяин дома и, ухватив друга за локоть, потащил его на одну из дорожек, дав свободной рукой знак садовнику удалиться.
Ведомый великаном по узкой дорожке, Анри вкратце рассказал о письме дона Педро, реакции на него и последовавшим за этим предложением сеньора Альвареса. Коммодор очень внимательно выслушал рассказ и, продолжая тянуть Анри в новый круг по садовой дорожке, обдумывал сложившуюся ситуацию. Шедший за ними на шаг позади дон Себастьян, не пропустивший ни единого слова, тоже задумался.
– Если вернувшийся на трон своего отца Карл II не глуп, то англичане не оставят попыток захватить Ямайку, – первым нарушил молчание дон Себастьян, – ибо это даст им возможность наносить ощутимый вред испанскому влиянию в Новом Свете. Приватирские атаки с Ямайки были бы намного эффективнее, чем с Антигуа. Да и возможностей для экспансии на материк отсюда у них будет больше, тем более, если они будут продолжать привлекать на свою сторону пиратское отребье. Если вам действительно не безразлична судьба Испании, сеньор Анри, вам придётся смириться с надменностью дона Педро и подписать предлагаемый им фрахтовый договор.
– Должен признать, Анри, что дон Себастьян прав. Мы – испанцы, значит, как люди чести, мы не можем оставаться в стороне, когда речь идёт о благе Испании.
– Разве я мало сделал для своей страны? Я не ждал почестей, но и угроз тоже! – голос Анри выдал засевшую в душе обиду.
– Друг мой, – снова заговорил дон Себастьян, – сильные мира сего не любят тех, кому чем-то обязаны, так что воспримите то, что дон Педро проигнорировал ваши былые заслуги, как проявление защищающей вас руки божьей. А для того, чтобы общаться на равных с такими людьми, как дон Педро, у вас нет ни достойного титула, ни прославленного родового имени. Ни ваше богатство, ни ум, ни умения не являются для этого достаточными. Я абсолютно уверен, что по уразумению нового генерал-капитана Ямайки вы должны проявлять неуёмную радость от того, что его превосходительство снизошёл до вас своим предложением. Увы, если вы судите о всех аристократах по мне или сеньору Фернандо, то поверьте мне на слово – мы исключения из правил. У каждого на то была своя причина, но, уверяю вас, учитывая ваше происхождение, такой гранд, как дон Педро, был с вами предельно великодушен. Другое дело граф Альменара – его послания проигнорировали, и он вправе чувствовать себя оскорблённым, но он умён и прекрасно понимает, что не такая уж он значимая фигура, чтобы раздуть этот инцидент. Кроме того, он явно умнее дона Педро, так что, если вы показали ему своё неудовольствие тоном письма герцога, он тут же нашёл способ получить сатисфакцию без дуэли, заставив обидчика пусть невольно, но исполнить его рекомендацию и предоставить вам хотя бы деньгами награду за верную службу. Похоже, губернатор симпатизирует вам намного сильнее, чем мне казалось ранее.
Анри хотел было возразить и припомнить друзьям, в какой уважительной манере с ним говорили сеньор Ранхель и дон Исаси, но вдруг осознал, что в своей обиде он похож на мальчишку и промолчал.
– Ты хочешь, чтобы Птичья армада сопровождала тебя на Ямайку, Анри? – заговорил наконец и Фернандо.
– Я не могу лишить боеспособности все свои корабли, загрузив их по ватерлинию лесом и камнем, так что мне понадобятся и твоя армада.
Фернандо кивнул.
– Когда ты планируешь выйти в море? – деловито спросил он.
– Если Господь не вмешается в мои планы, то через неделю, двадцать третьего.
– Я передам завтра же распоряжения капитанам быть готовыми к этому дню. Полагаю, ты будешь иметь для меня более подробные указания перед выходом в море, и потому я должен был явиться на «Победоносец»?
– Да. Думаю, к тому моменту уже будет ответ на рапорт сеньора Альвареса из форта Кагуэй, так что дальнейшие действия определятся его содержанием. Возможно, у Птичьей армады будет свой фарватер.
– Если я правильно понял вас, сеньор Анри, вы ещё не приняли окончательного решения по поводу предложения дона Педро?
– Вы всё поняли правильно, дон Себастьян. Единственное, в чём я уверен, так это то, что Победоносная армада пойдёт в форт Кагуэй, но всё остальное решится во время разговора с генерал-капитаном Ямайки.
– Я не сомневался в вашей мудрости, сеньор Анри, но вы снова убедили меня в ней.
Анри грустно улыбнулся:
– Полагаю, что это называется дипломатией. Ваш отец предоставил вам воистину превосходных учителей, дон Себастьян!
Фернандо положил руку на плечо Анри:
– Боюсь, что этому нельзя научить, друг мой, с этим надо родиться! Если бы мой учитель смог научить меня этакой дипломатии, то я бы сейчас был не Фернандо, а Франсиско Фернандес де Кордова и делал карьеру в Мадриде!
Взглянув на дона Себастьяна, Анри заметил промелькнувшее на его лице смущение. Взгляды мужчин встретились, и Эль Альмиранте вдруг почувствовал боль, причинённую его словами. Дон Себастьян не был дипломатом. Он всегда говорил, что думал, если надумал говорить. Анри стал подыскивать слова извинения, но в этот момент на верхней площадке появился слуга и доложил своему сеньору, что прибыли ещё два гостя.
– Веди их в гостиную, – распорядился Фернандо и, призвав Анри и дона Себастьяна следовать за ним, направился к лестнице.
Аристократ развернулся за хозяином дома, но Анри остановил его, положив руку на плечо:
– Я хочу принести вам свои извинения, Себастьян. В похвалах я привык видеть лесть, – Анри запнулся, подбирая слова.
– Я принимаю ваши извинения, Анри, – не дожидаясь продолжения, решил окончить этот неприятный для обоих момент аристократ. – Пойдёмте, не будем невежливы, заставляя себя ждать, – добавил он и быстрым шагом направился за успевшим уже подняться по лестнице Фернандо.
Войдя вслед за коммодором в комнату для приёма гостей, Анри увидел Энрике и Густафа. В руках Энрике был винный кувшин точно такого же вида, как и тот, что с отличным французским белым стоял в буфете ратс-камеры. Густаф держал в руках не менее знакомую мисочку со сладостями. После того, как хозяин дома приветил новоприбывших, гости обменялись приветствиями между собой, и все дружно отправились за идальго Фернандесом по анфиладе комнат в трапезную.
«Да, не умеет Фернандо быть бережливым», – думал Анри, проходя залитыми светом свечей комнатами. Мелькнула и мысль о том, не начнут ли его в скором времени выискивать кредиторы, требуя оплатить долги коммодора. Но размышления торговца, привыкшего считать деньги – и свои, и чужие – прервал рокочущий голос радушного гостителя:
– Прошу вас, друзья, присаживайтесь к столу!
Посреди большой залы, освещённой четырьмя бронзовыми напольными четырёхсвечными канделябрами, стоял огромный прямоугольный стол из местного розового палисандра, покрытый шёлковой узорчатой скатертью, а вокруг него было расставлено двенадцать стульев – по одному с торцов и по пяти с боков. Стол украшали четыре фигурных канделябра для двух свечей каждый. На сервированных небольших серебряных тарелках и приборах, высоких кубках желтоватого испанского стекла и маленьких прозрачных рюмках итальянских мастеров колеблющееся пламя множества свечей размножалось бликами в стекле и отблесками в серебре, придавая обстановке ещё большую торжественность.
Когда хозяин занял место во главе стола, а хозяйка села супротив, слуги стали рассаживать гостей. Тогда же, справа от сеньоры Селии, сели Андрес и няня с маленькой Ауророй. Несмотря на то, что все приглашённые уже не раз ужинали в доме коммодора и каждый прекрасно знал, где ему предстоит сидеть, все гости терпеливо ждали, когда подойдёт слуга и церемониально отведёт на предназначенное место. И, как всегда, не смотря на плебейское происхождение, нарушая общепринятый этикет, первым отвели Анри, усадив его на почётное место справа от хозяина дома. В тот момент, когда один слуга усаживал дона Себастьяна напротив Анри, тому уже подавали лимонную воду для омовения рук перед трапезой.
Когда все сотрапезники уселись на свои места и умыли руки, хозяин дома вознёс благодарственную молитву и слуги стали подавать густатио[87]87
Густатио – (от латинского «пробовать») – традиция аристократии, сохранившаяся ещё со времён, когда на Пиренейском полуострове хозяйничали римляне, подавать перед началом застолья вызывающие аппетит алкогольные напитки и лёгкие закуски. С середины XVIII века традиция перед главным, а особенно перед торжественным приёмом пиши подавать возбуждающие аппетит алкогольные напитки расширилась не только по всему миру, но и среди всех слоёв населения под названием аперитив.
[Закрыть]. Стеклянные рюмки наполнили крепким орухо из местных фруктов, а на тарелки разложили жареные кирпичики из картофеля и баклажанов, обильно политые соусом айоли. Детям же принесли высокие серебряные кубки с орчатой.
Под лёгкую беседу о новостях городской жизни тарелки опустели, и слуги стали споро уносить рюмки, опустевшие блюда и ловко меняли маленькие закусочные тарелки на большие. Под обсуждение новостей культурной жизни метрополии подали главное блюдо – фламенкин с соусом агристадо и разлили лёгкое кордовское белое вино. Постепенно разговор перешёл от светских новостей к весёлым историям из жизни нидерландских шкиперов, а затем к вознесению хвалы хозяйке за изумительный вкус и сочность мяса. Про себя же Анри подумал о том, что, возможно, не так уж и плохо иметь свой дом с хорошим поваром и умелыми слугами, и что, возможно, пришло и его время найти свою надёжную пристань.
После того, как слуги в очередной раз убрали со стола лишнее, вновь заменили большие тарелки на малые и подали гостям лимонную воду для мытья рук, в трапезную залу вошли два гитариста. Под чарующие звуки испанских гитар внесли огромный кордовский пирог.
Когда Анри, наслаждаясь музыкой, с нескрываемым удовольствием доедал начинённый сваренной в сахаре и мёде тыквой и апельсинами пирог, один из слуг подошёл к хозяину дома и что-то прошептал. Анри видел, как нахмурился Фернандо, и нехорошее предчувствие холодным ручейком пробежало по сознанию. Однако вечер продолжался прежним темпом и в той же приятной дружеской атмосфере. В завершение ужина гостям подали сладкий с приятной кислинкой ликёр из гуайявы – местный вариант знаменитого наваррского тернового ликёра пачаран. Когда была допита последняя капля и умолкли последние аккорды, хозяин дома встал со своего места и поблагодарил гостей за визит, давая понять, что ужин окончен и гостям пора домой.
Приняв прощальные поклоны от Густафа и Энрике, Фернандо подошёл к Анри, прощавшемуся с доном Себастьяном и, попросив обоих мужчин следовать за ним, вышел из трапезной залы в соседнюю небольшую комнату, освещаемую несколькими свечами, стоявшими на пристеночном столике. Прикрыв за собой дверь в залу, Фернандо повернулся к Анри и, не скрывая тревогу, сказал:
– Губернатор прислал за тобой гонца, адмирал. Он уже почти час ждёт в гостевой комнате.
– Почему же ты не сказал мне этого сразу? – недовольно проворчал Анри.
– Не может быть дела, более важного, чем ужин, тем более званый! Или ты думаешь, что губернатор принял бы тебя сразу же, покинув стол? Дело важное, наверное, раз он посылает за тобой в это время, но не думаю, что его нельзя отложить до окончания трапезы! – голос Фернандо выдавал его искреннее возмущение замечанием друга.
– Идальго прав – прервав ужин из-за гонца сеньора Альвареса, он бы оскорбил этим своих гостей, проявив к ним неуважение, – заступился за хозяина дома дон Себастьян. – Я уверен, что, если бы мы выслушали гонца сразу, это не ускорило бы вашу встречу с губернатором. Его семейство с наибольшей правдоподобностью не завершит свой ужин ранее полуночи.
– Мы? – переспросил Анри, всё ещё удивлённый отношением обоих дворян к традициям и нарушавшим их приказам. Он никогда не мог понять испанское отношение к традициям, связанным с приёмом, пиши, наиболее точно выражаемое фразой: «Война – войной, а еда – едой!». «Наверное, мне не понять этого потому, что я лишь наполовину испанец», – решил Анри и посмотрел на Себастьяна, ожидая ответ.
– Полагаю, что губернатор получил тревожные вести, потому и хочет вас видеть, дабы заручиться вашей помощью. Стало быть, это коснётся и меня. Да и недостойно для такого уважаемого человека, как вы, сеньор Анри, ходить без эскорта, так что я обязан сопроводить вас, – проявил железную логику капитан-лейтенант.
– И ты тоже будешь сопровождать меня во дворец? – поинтересовался Анри у коммодора.
Фернандо развёл руками:
– Если ты этого желаешь, то да, но, думаю, вначале надо бы всё же выслушать человека губернатора.
– Весьма разумное предложение, – буркнул Анри и уже серьёзно добавил: – Ну что же, веди нас, коммодор.
В гостевой комнате, в которой всего лишь чуть более четырёх часов назад сеньора Селия принимала Анри и дона Себастьяна, немолодой худощавый слуга губернатора терпеливо сидел в кресле, ожидая своего часа. Увидев вошедших в помещение мужчин, гонец вскочил и отвесил сеньорам низкий поклон.
Первым, на правах хозяина дома, с посыльным заговорил Фернандо:
– Чего угодно его превосходительству от моего гостя?
– Его светлость граф Альменара самолично приказал мне разыскать благороднейшего сеньора Андрэ Верна и не позже полуночи сопроводить его во дворец.
– Что тебе велено передать мне на словах? – поинтересовался Анри.
– Ничего, сеньор. Я просто должен известить вас, что его светлость желает немедленно говорить с вами, – не смея поднять голову в присутствии дворян, слуга ответил, не глядя на вопрошавшего.
– Похоже, какова причина для столь позднего визита мы сейчас не узнаем, – подвёл итог расспросам дон Себастьян.
– Ну что же, Господь учит нас быть терпеливыми, – с этими словами Анри повернулся к Фернандо, но тот уже тянулся к бронзовому колокольчику.
Явившемуся на звонок слуге было велено подать перевязи, плащи и шляпы уходящим гостям.
– Я не уйду спать, пока ты не вернёшься, адмирал, – тоном, не терпящим возражений, заявил Фернандо. – А для вас, – это уже было сказано к дону Себастьяну, – я прикажу приготовить комнату, чтобы вам не пришлось в темноте прокладывать курс к трактиру «У Сандро», вы ведь там остановились, не так ли?
– Именно так, – кивнул дон Себастьян, в голосе которого Анри уловил лёгкое удивление проявленной коммодором заботе.
Одевшись, трое мужчин вышли в непроглядную тропическую ночь. Лунная долька едва пробивалась сквозь затянутое облаками небо. К счастью, идти было недалеко, да и горевшие на Пласо де Монтехо фонари отлично справлялись с ролью маяков.
